Текст книги "Набат-3"
Автор книги: Александр Гера
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц)
– Or страха, – не задумываясь сказал Судских.
Прежде чем ответить. Буйнов переварил емкость ответа:
– Умный вы мужик, Игорь Петрович. Именно от страха. Чтобы хозяин не забывал волкодава кормить. Иначе волки и сучью псарню, и овчарню порежут.
– Я это осмысливал иначе, – возразил Судских.
– Иначе Гитлеру никто бы грошика не дал на весь его нацизм. Санитарная операция, Игорь Петрович. Выдумаете, я не понимаю, что национализм – явление скоротечное? Больше других, уверяю вас. Многие всерьез рассуждают о необходимости оздоровления нации, и никто не задумывается, что речь идет именно о медицинской стороне термина и меньше всего о духовной. О санитарии тела. Русская пословица не случайна: в здоровом теле – здоровый дух. Кажется, должно бы наоборот. Вам не кажется?
– Как-то не задумывался, – ответил Судских. Постановка вопроса сбивала с толку.
– А вот древние арии придавали этому огромное значение. Но опасайтесь, вы можете устремиться по ложному пути. Вы полагаете, будто стриженым мальчикам нечего раздумывать над бытием, за них думают командиры, от них требуется здоровое тело и курячьи мозги. Критики фашизма и национализма строили свои обвинения именно на этом ошибочном мнении. Оглупляли саму идею арийского возрождения. И вес верили.
– Признаться, я тоже, – согласился Судских.
– А я-то лумал, что для вас это прошедший этап, – смотрел на него разочарованно Буйнов, – а это ключевое решение русского вопроса.
«...и завет нашего прародителя Ория пребудет с нами первым, ибо здоровье духа покоится в здравом теле», – всплыли в памяти строчки из «Тишайшего свода». А тогда они прошли мимо сознания незаостренными.
– Почему ключевое? – стряхнул раздумья Судских.
– Отвечу. – охотно сказал Буйнов. – Как известно, евреи свой культ бога непознанного взяли от ариев. Скопировали их древние книги, взяли на вооружение заветы. Основным считается обрезание. А почему?
– Жаркий климат, я думаю. А вы как считаете?
– И да и нет. Жители экваториальных регионов этот культ не исповедуют. Тут нечто другое. Зря бы Господь Бог не подвергал возлюбленный народ мучительной операции. У древних ариев существовал обряд членения младенцев мужскою пола. Столкнувшись с этим, я предполо жил, что это – обрезание, однако нигде не нашел этому подтверждения, вообще усечение органов тела считалось у ариев кощунством. Вот я и задумался: чем-то Всевышний снабдил ариев для здоровья, а евреям, жившим тысячелетия позже, недодал. Интересная проблемка, точно?
Судских рассмеялся. Над этим он никогда не ломал голову. Мало ли бредового в мире?
– Так как, Игорь Петрович, – напомнил о себе Буйнов, – к казакам подадитесь или у нас приживетесь?
– Дайте сначала осмотрет ься, – ответил Судских, будто разговор шел о привале.
Судских вполне заметил перемены в Буйновс. К прежней натуре бунтаря прибавились знания. Наметились контуры деспота. Примерно так из башибузука Кобы произошел диктатор Сталин. Чем Сталин не добрый папаша, который заботится о здоровье нации? Друг спортсменов, друг молодежи, девочка на руках, и обнимку с колхозницей, отеческая улыбка в усах, но кто знал em близко, тот познал его взрывчатый характер. Бочка пороха, шаровая молния, мина непредсказуемого взрыва. Многие хотели походить на Сталина, и никому не удавалось. Если Хрущев был прирожденный кукурузник, он и в шахте оставался кукурузником, и в свинарнике, и на Ассамблее ООН. И Брежнев Сталину не ровняли последующ ие мало мерки. В чем секрет? Во внутренней озлобленности. Свой внутренний недуг Сталин скрывал тщательно, однако иссыхала рука, недуг выходил наружу. И крылся этот недуг совсем в другом месте, а медицинское заключение о паранойе вождя – сущая глупость, месть лисы за высоко висящий виноград. Не было паранойи, а болезнь называлась вождизм. Хрущеву, в силу его прирожденной ограниченности. болезнь не угрожала. Хотеть и быть вождем – разные вещи. Глупцы, как правило, меньше подвержены заболеваниям; у калек и недужных желчь разливается обширнее. Излишек они выплескивают на окружающих, и более других им хочется подняться на самый верх, где недуг отнесут к исключительности, к царской болезни. Какой именно дефект сжирал душу Буйнова, Судских не ведал, по чутье подсказывало: генерал ущербе настало быть, зол и мстителен, скрывает в душе рубленые гвозди и моток колючей проволоки. Не даст лихая година извергнуть такое наружу – и слава Богу, а выпадет неровный час, не дай Господь, – берегись, мечтающие о крепкой руке.
«Но с чего вдруг я окрысился на Буйнова? – доискивался причины Судских под его колючим взглядом. – Да глазки же! Еще ведь в самую нашу первую встречу прорезались...»
Вот он – скрытый дефект: усеченное строение долей мозга, откуда мания величия, подозрительность, озлобленность, выходящие наружу острым уколом глаз. Кафке или
Джойсу Творец не дал развернуться во всю ширь внутренней пружины, зато Петр Первый, Гитлер, Сталин, Трумэн выпустили дьявола наружу, потешили себя. Сумасбродство подобно ртути, оно дробится на капельки и собирается в студень, безвинно до поры, но в благодатной среде перемен и нестабильности становится детонатором гремучей смеси в бездумной голове.
Не случайно сказано – горе от ума.
Пещерный человек был куда счастливее Пифагора и Грибоедова. Пещерный уклад жизни особенно приятен вождям. Захламленный раздумьями мозг омрачается сомнениями, развивает нерешительность, и мудрых вождей не случается в природе. Вообще вожди бывают только у дикарей и долбоебов.
Разгул всеобщего ноглупления привел к власти бывшего прораба, пьяницу и бабника. Но это уже не болезнь, это напасть, безумство от долгого сидения в закрытом нростраи– стве, моровое поветрие в преддверии нашествия сатаны.
– Ладно, осматривайтесь, – после долгой паузы и взаимных разглядываний сказал Буйнов и вызвал дежурного. Тотчас появился запортупеенный мальчик. – Высокому гостю приготовить комнату в коттедже и приставить ординарца.
Судских поблагодарил и отправился за дежурным. < В заложники, выходит, попал, – уяснил для себя он. – Видать, напрочь сломались ходильники в небесной канцелярии».
Жилище для него в коттедже оказалось просторной комнатой, по-солдатски чистой. Ничего лишнего. Стол, стул, раздвижная тахта, шкаф. В прихожей холодильник, над холодильником полка, на ней кофеварка, приличный кофе в баночке, коробка с пакетиками чая, сахар. Туалет с душем. Вполне прилично. Даже мило, если бы не зуд от положения заложника... Почему заложника? Пленника... В коридоре у тумбочки расположился другой – молодой, безмолвный и строгий. Он не заговаривал с гостем, а Судских не знал о чем. Молодой человек держался отрешенно, а дежурный по нуги сказал ему. что ординарец для поручений. Вообще, кроме Буйноиа, Судских не встретил собеседников. Тс, кто попадался навстречу, не выражали любопытства, идущие попарно не говорили друг с другом – это буйновские, а рядовые воинской чаепт выглядели так уныло, что хотелось сначала сводить их в баню и столовую, прежде чем заговаривать.
Оставшись один, Судских вскипятил чай и присел на тахту.
О существовании баз чернорубашечников Судских знал давно. Центры реабилитации, спортивные лагеря молодежи. места отдыха. Властям они не докучали, в правительстве делали вид, что ничего особенного не происходит, никаких боевых отрядов не существует, а разговоры о нарождающемся фашизме оставались разговорами среди перестраховщиков. Кобзону, «большое русское сердце которою» волновалось больше всех, посоветовали вести себя тихо, как подобает всеобщему любимцу и певцу выше Паваротги. Кто посоветовал? Л Бог его знает. Нет проблемы – нет человека. Так, под дурика, маскируясь под ди– нозаврика, выросло Оно. Русское патриотическое движение. Уродливое общество и защищалось уродливо.
С год назад УСИ пришлось разбираться с делом подпольных партячеек. Руководил подпольным райкомом некто Бельпов, коммерческий директор крупного завода. Как коммерсант – прохвост был, каких мало: объегоривал даже комсомольцев типа Кириенки, как партийный вожак – говорил хорошие слова о Родине и Ленине подчиненным. Подчиненные плевать хотели на идеи Ленина и требовали зарплату, назревал бунт, да тут еще высветилась целая сеть подпольных райкомов. И по распоряжению Воливача Судских передал дело в прокуратуру. Там решили отдать Бель– цова под суд, как наглого воришку, а райкомы и не поминать. Тогда Бельцов предоставил документы, из которых следовало: его райком перечислял крупные суммы на счета центров реабилитации и молодежных спортивных баз, а страдалец за весь русский народ Кобзон из своего белого лимузина ничего не видит, так пусть и не слышит. По команде сверху дело развалили. В общем, и райкомов никаких не было.
Прожив двухтысячный год, Судских знал, какая участь ждет мальчиков и черных рубашках. Сейчас он сам не у дел. Не Кобзон, но знает много, Перетасовав колоду, его сдал президент.
Сидеть без дела Судских не умел. Приняв душ, решил прогуляться. Едва вышел и коридор, охранник встал навстречу с немым вопросом, отгородив собой выход наружу.
– Прогуляюсь.
– Извините, команды не было.
– Что значит не было команды?
– Дежурный распоряжений не давал. Вам надо оставаться на месте до ужина.
– Л ты знаешь, кто я? – решил пойти другим путем Судских.
– Мне знать не положено. – заученно повторял охранник, хотя по лицу его Судских видел, что парень не глуп и не прочь поговорить с ним.
– Если не секрет, как ты попал сюда? – опять сменил тактику Судских.
– А зачем вы спрашиваете? – Парень оказался умнее, чем предполагал Судских.
– Как зачем? – сохранял достоинство Судских. – Хотелось бы знать, кто меня охраняет, ради чего он отказался от многого и сменил дом на казарму. Ради чего?
– Ради отчизны, – ответил парень. – Чтобы всем не пропасть.
– А если история повторится? – усложнил вопрос Судских, но охранник по неопытности своей отвечал заученно:
– Не повторится. Вы на Германию намекаете?
Судских кивнул.
– У Гитлера не было стройной теории величия Германии. Она появилась недавно, а Россия была всегда, от самой звезды Рус, откуда прибыли арии.
Судских, как говорится, уши навострил:-
– Ты исповедуешь арийскую веру? Величество?
– Нет. Я православный и верую в Иисуса нашего Христа.
«Славная мешанина, – отметил Судских. – Неглупому хлопцу забили голову глупостями».
Дальше задавать вопросы не стоило. Нсли истинно верующий толком не разбирается в епархии Всевышнего, задуренный попами-недоучками, то что может знать несмышленыш?
На тумбочке стоял телефон без диска, и Судских попросил связаться с дежурным. Дежурный, видимо, говорил нелестные слова – его ординарец вытянулся в струнку и вскоре протянул трубку Судских; испуг, а не любопытство, застыл в его глазах.
– Игорь Петрович, – услышал Судских голос Буйно– ва, – вас никто не держи г на положении пленника. 11о территории части вы можете ходить где угодно, только обязательно с ординарцем. Скажем так: на первых порах вы даже не гость, а будущий хозяин. Мы вам доверяем и дорожим вами. Всего вам доброго и дайте трубочку ординарцу.
Судя по лицу ординарна, тот получил не втык, а четкий приказ и, положив трубку, ждал распоряжений по стойке «смирно»
– Вольно. – улыбнулся Судских. – Как звать моего Санчо Пансу?
– Павел.
– Пойдем, Паша, прогуляемся.
– Петь, – четко ответил ординарец.
– Только без этого, – мягко укорил Судских. – Не на плацу. Раскованней будь.
– Вы генерал, – с большой уважительностью произнес Павел.
– Меня зовут Игорь Петрович. И все на этом.
– Ясно. Игорь Петрович.
Юноша оттаял, и Судских вернулся к прежнему вопросу: как он попат в националы?
– Мы призваны спасать Россию от нечисти. Я за товарищем сюда пошел, его азики избили, пояснил он.
– Л форма ни о чем не говорит?
– В такой форме я себя уверенно чувствую и параллелей не провожу. В солдатской форме я бы такого не чувствовал.
– Нас мало, но мы и тельняшках. Так?
– Так, – согласился Павел. – В армии солдат в голодную скотинку превратили. То дедки мордуюг, то генералам дачи строят, а воинской подготовкой не занимаются, а у нас полная подготовка, не хуже десантуры. Только мы еще и идеологически сильны. Армия противника толком не знает, а мы знаем. Мои мать с огцом решили овощи с участка на базаре продать, чтобы на зимние вещи заработать, а их чурки близко к базару не подпустили. Огсц стал доказывать свою правоту, так его в милицию забрали на пятнадцать суток, избили там. Милицию я просто не уважаю, они сами голодные и продались, зато азиков бить буду нещадно, всех подряд.
– Тогда и невиновных?
Невиновные в Азербайджане, а в России им хватит наживаться. В лазят ползком, плачутся о бедности, а потом мечети по стране строят. Где это видано? Русские бились с Наполеоном на Бородинском ноле, костями русских вся земля застлана, а на Поклонной горе мечеть ставят и синагогу. Это справедливо? Что-то в войну еврейских дивизий не было, а нынче кино смотришь про войну, куда ни глянь, везде патриоты евреи спасают Родину. Вранье это, потому что режиссер еврей – своих и сюда всунул. Они же нашу историю перевирают!
– Крутовато берешь, Паша. Досталось всем. Дивизию, конечно, из одних евреев не составишь, но честные люди становились в солдатский строй без учета национальностей, обшая беда была после войны. Мало ли нерусских сидело в лагерях? Никого не минула горькая доля.
– lie спорю, – охотно согласился Павел. – Только моего дядьку, кавалера ордена Славы, увозили в Магадан из-под Твери, а жидов с Тверской увозили. Л дед мой четыре года в пехоте отпахал, после войны на весь район гремел как лучший животновод, а надо мной в Москве хихикали, навозником из-за спины называли, когда я в консерваторию поступать приехал, – пояснил он. – В комиссии сказали, тебе по стопам деда идти надо. Так вот... Ля, Игорь Петрович, все вальсы Шопена играю на слух и без нот. Меня отец к баяну приучил, после школы велел в Москву ехать поступать, а везде в комиссиях одни жиды сидят старые и принимают новых русских за взятки. Злой я стал. Мне учиться музыке не дали, моим детям не дадут, зачем же такая жизнь в своей стране? Так уж лучше я пугну их как следует, чтобы остальным нашим легче жилось. Думаете, не понимают наши ребята, какая нам доля выпала? Мы смертники, нам привили ненависть, и мы свой долг отдадим сполна.
Рассуждал Павел обстоятельно, будто мужик из-под Твери о видах на урожай, и все бы ничего, не говори он ужасные веши обыденным языком. Долг, месть, доля... А много ли раздумывали над этими словами гренадеры перед Бородинским сражением? Думали командиры, а вчерашние мужики гадали про себя, даст Бог вернуться и даст ли не калекой, а что умирать – так уж это повелось, кому– го надо. Такого переубедить сложно, понимал Судских, и будет ли толк? Убеждать надо командиров. А как, если сам он с трудом соображает, какой путь правильный. Делал все по совести, а оказался ненужным. Всевышнего разгневал, что не отдал Лебедю сокровищ. Видать, не тем командирам служил, не те ценности отстаивал. Не дано ему Павла переубедить, сам тростинка на ветру.
«Чего я разжалобился? – неожиданно разозлился Судских. – Как в индийском кино прямо, где слез и крови море...»
– Пойдем, Паша, назад, – предложил Судских. и ординарец кивнул. – Утро вечера мудренее.
По части уныло передвигались прыщавые солдатики с глазами голодных дворняжек. Парни в черных рубашках словно не замечали их. Прошли мимо плаца, где щёлкали шаг. ладно повинуясь командам. Красиво. Армейских этому не учат... А у Судских даже вопроса не возникло, почему на территории части нациопы чувствуют себя хозяевами, а подлинные – вроде разнорабочих при элитном соединении. Служить обязывают, прислуживать заставляют.
– Ты, Паша, прежде чем азикам морду бить, сначала разберись, почему русские хуже других живут. На своей, между прочим, земле, своему народу армия служит.
– Деньги жиды разворовали, солдат кормить нечем, – уверенно ответил Павел.
– Вранье, – недовольно отреагировав Судских. – Во-, ровать начинали свои, позже спрятались за чужих. Рассуждаешь ты грамотно, только по писаному. И ты сам, по сути деда, спрятался здесь, пусть другие мусор гребут?
– Зачем вы так, Игорь Петрович? – натурально обиделся юноша. – Меня сюда никто не тянул.
– А тут легче, Паша. Это не с помидорами пробиваться на базар. В командиры тебе надо – в смертники от глупости идут.
– От безысходности, – исподлобья глядел Павел.
– Вранье! – резко ответил Судских. – У меня в кабинете картинка висит: цапля почти заглотила лягушку, а она лапками ей горло сдавила. Внизу подпись: «Никогда не сдавайся». А для цапли лягушка – самый натуральный смертник. Ей тоже хочется жить, она лягушками питается. Понял? Только честно.
Павел не нашелся с ответом. Непонятный генерал.
Под барабанную дробь на плацу маршировали черно рубашечники. Красиво ходили, строй по ниточке.
– Если на стоянке крейсер обходится государству в один Чубайс, на ходу он стоит два Павла. – глядя на марширующих, задумчиво произнес Судских.
Непонятный генерал...
1-4
Сильный стук в дверь разбудил Судских. Включив ночник, он глянул на циферблат часов. Веего лишь без четверти двенадцать. Придя с прогулки, он обнаружил на столике поднос, накрытый салфеткой, а под ней съестное – холодный ужин. Поев без особого аппетита, завалился спать по принципу: утро вечера мудренее. Не думал, что разбудят.
– Не заперто!
– Это Павел. – Просунулась голова в щель двери. – Игорь Петрович, разрешите?
– Входи. Что стряслось?
– Не успел предупредить вас. Сегодня моя десятка дежурит.
– Л я при чем?
– Так пет, – засмущался Павел. – Будет другой ординарец. Чтоб, значит, не волновались.
– Ясно. И где дежурит твоя десятка? – Все едино сон пропал. Будете азиков уму-разуму учить?
– Зачем вы так? – смутился Павел. – Обычное дежурство в районе Вешняков. Гам шпана разборки устраивает, облюбовала парк, а мы препятствуем.
– Так, значит... – проявил интерес Судских. – Л шпана ходит на разборки небось с оружием?
– Мы тоже. Только до оружия пока не доходило. Драки случались. Они нас крепко побаиваются, «черной чумой» называют. Когда обычные внушения не помогают, мы гнезда их громим. Тут уж серьезно.
– Как понимать – обычные внушения?
– Первый раз предупреждаем, второй – разгоняем, третий убираем главарей и зачинщиков. Так и с бомжами.
– Физическим путем? – насторожился Судских.
– Об этом знает начальство. Я знаю, что налагают штраф крупный. Деньги идут на развитие нашей базы и помощь безвинно пострадавшим русским. Пенсионерам, ветеранам.
– Складно излагаешь, – сказал Судских, не решив для себя, верить Павлу или не верить. А впрочем, что он знал о национал-патриотических организациях? В оперативных сводках они проходили, но хлопот не доставляли. Живут себе и живут. Оказывается, добровольно порядок наводят, нашли себе применение. Коммерческие банки, к примеру, тоже живут себе и живут, жируют и жируют... Поверить Павлу?
– А мне с вами можно?
– Не знаю, Игорь Петрович. Это дело рядовых. А вы наш генерал.
– Это кто сказал? – удивился Судских.
– Командир согни. Вы всем нравитесь.
– Я не девочка, – бросил Судских, переключившись на другой интересный вопрос: – А что ты про бомжей говорил? Вы их тоже в три приема – раз. два, а на третий – нет человека, нет проблемы?
– Человек не имеет права опускаться, – насупился Павел. – Позвольте идти?
– Видишь как? – испытующе смотрел на пего Судских. – Несовершенна, выхолит, система. Опустился – значит, не человек. А если ему подняться не дают? Ты не подумал.'что я тоже в какой-то мере бомж?
Скажете! – вспыхнул его ординарец. Ему явно не хотелось развивать щепетильную тему. – Игорь Петрович, разрешите идти? Через пять минут построение.
– Давай уж, – отпустил Судских. – Не могу вмешиваться вдела воинства архангела Михаила...
«Что ему дадут мои убеждения? – сердился он. – Разворошу муравейник, а взамен? Мальчики, драться нехорошо, обижать ущербных нельзя, старших надо слушать. А что вообще можно, если выполнять моральные предписания? Ничего. Стал батькой Махно и верши закон по принципу сильнейшего. Сам себе Господь Бог, остальные шавки...»
Он неожиданно понял, что всегда был противоречив. Сейчас вот пытался воспитывать Павла «в чужом монастыре», а самому нравится песенка для иных буратино. Что-, то там: * ...гуляй и веселись, драться хочешь, так дерись». «Вот и вся мораль – индивидуальное развитие без идеологическою взрыда. А главное – подчинение слабых сильными». хмыкнул он и постарался отмести в сторону еще одну мыслишку, что у Творца с человеками всегда были подобные хлопоты: он предписывал одно, а челове– ки желали другого...
Уж не первый ли пещерный парламент разработал учение о Всевышнем, дабы было на кого ссылаться?..
Опасная мыслишка: ему-то известен гнев Творца...
Бесцельно послонявшись по комнате, Судских надел куртку и вышел в коридор. Новенький ординарец вскочил со стула и вытянулся перед ним.
– Вольно, – разрешил Судских. — Я прогуляюсь. И без сопровождения, – добавил он. полагая, что новенький полных инструкций не получил. Гак и было.
Территория части освещалась отменно галогенными лампами. Ровные, по линеечке дорожки посыпаны крупным песком, аккуратно подстриженный кустарник. Вдоль дорожек стенды с волевыми лицами воинов. В касках, в шлемах. «Воин, будь верен присяге!»
«А это что-то новенькое! Судских обратил внимание на стелу: коленопреклоненный солдат в камуфляже принимал меч от витязя в кольчуге. В идеале верно», – понравилась стела Судских. Не профан, знать, ваял, с чувством выполненная работа.
По гарнизонам всегда хватало талантов. И на дуде игроков, и монументы ваяли. Многие за срок службы создавали подлинные шедевры, чем вы козыри вались командиры частей друг перед другом, умоляли ваятелей остаться на сверхсрочную, а те рвались на свободу, где их талант мог осесть ненужной взвесью. На гражданке с талантами ой как трудно...
– Дядь. дай закурить, – услышал Судских из-за стриженых кустов. Повернул голову и нашел два настороженных глаза.
– Не курю, извините уж, – ответил он с пониманием. – А ларек где-нибудь есть? Покажи, куплю, – предложил он, начисто забыв про отсутствие наличности.
– Есть! – обрадовался незнакомец, выскочив из кустов. Им оказался тщедушный солдатик в застиранной робе. – По трассе в конце забора. Там автозаправка и рядом ларек круглосуточный. Купишь, дядь?
– А нас из ворот выпустят?
– Тю... На фиг ворота? >1 вам дырку покажу. Идет? Только вы по дорожке, а я за кустами. Меня уж точно прихватят.
– Подай знак, коли так, – засмеялся Судских.
И новое открытие посетило его: с возрастом человек, подымаясь по ступенькам бытия, забывает многие обход ные дороги, вернее, старается ходить указанными маршрутами, удивляется и даже злится, когда молодежь не желает ходить законными трассами. Это и есть сермяжная правда бытия. Старики всегда талдычат, как надо, а молодые, как лучше и проще. Как правило, простота заводит в тупик. Тогда избравшие путь проще заявляют: дядь, а ты ведь согласился. Кто виноват? Старый дурак, конечно, позволивший отойти от нормы. Страдают все.
«Тогда все новое вынуждено пробивать себе дорогу в муках. Где же истина? – размышлял Судских. – Человек развивается стремительно, делает массу ошибок, его не прельщают порядок и стабильность муравейника или пчелиного улья. Он улучшает свое существование, усложняя общее, и в конце концов разрушает весь мир – с муравейниками. атомными электростанциями, пароходами, самолетами, перебросом вод с севера на юг – одним словом, со всеми своими амбициями и незаконно взятым па себя правом идти избранной дорогой, не считаясь с при родой». Дядь, а ты ведь согласился?
Кто сказал? Творец такого разрешения не давал. Он – за порядок, и этом простота.
Выходит, сатана подсказывает обходные пути и ссылается в случае неудачи на Всевышнего. Дядь, разберись со своими, я только посоветовал, а эти дурни за халяву схватились...
Дорожка заканчивалась под тополями вдоль забора, где солдатик присоединился к Судских. Свег галогенных ламп не достигая этого .закутка, но сопровождающий ориентировался в темноте уверенно и вывел Судских прямо к цели. Отодвинул ш такетину и показал Судских лаз. Для солдатика он был вполне по размерам, удобный путь на свободу. Судских пришлось покряхтеть, выбираясь па ту сторону.
Он очутился сзади ларька на плотно утоптанной земле. Видать, не одно поколение призывников натаптываю дорожку, чтобы глотнуть желанной свободы. Судских обошел ларек.
Под навесом горел яркий свет. Внутри ларька сидел разбитной малый и, помогая себе выразительными жестами, что-то рассказывал девице напротив. Та увлеченно хохотала, из накрашенного рта вырывались визгливые междометия. Па подошедшего Судских они не обращали внимания, пока он молча разглядывал витрину.
Судских привычно полез в карман за деньгами и только тут вспомнил, что денег как таковых нет. А солдатик, поверив ему, ждал с той стороны забора... Л он-то хотел еще купить ему пару «сниксрсов». Съел и порядок. Л денег нет.
«Была не была! – решился он, снимая наручные часы. – Оставлю в залог, нельзя обманывать хлопца».
Дружок, – заговорил он, привлекая внимание продавца, – блок «Винстона» и пару «сникерсов».
– Айн момент! – сразу переключился на прозу жизни тот. – С вас семьдесят рублей.
Получай, дорогой. – Судских протянул часы в амбразуру. – Деньги забыл. Я-то некурящий, солдатику в части пообещал. Чтоб не возвращаться, возьми в залог, а утром занесу деньги. До скольких работаешь?
Продавец осекся с заготовленной по ходу дела шуткой, но часы взял. Они у Судских были фирменные, именной «Ролеке»: два года назад их подарил Воливач ко дню рождения и создания УСИ. С задней стороны надпись: «Генералами рождаются, солдатами становятся». Глаз у продавца сощурился.
– Я-то до десяти утра буду. А ты скажи лучше, с кого их сиял? – не воспринял он связной речи покупателя и решил действовать от понта, а там видно будет. Девица молча наблюдала за торгом.
– Часы мои, – спокойно объяснял Судских. – Я из этой части. Берешь в залог – отвечаешь головой.
– Лады! – уразумел продавец, что часы фирменные и брать их стоит, а дальше видно будет. На бомжа покупатель не похож, однако обладатели «Родексов» подъезжают на «мерсах» и солдатам сигарет не покупают.
Поблагодарив, Судских забрал сигареты и шоколадки.
– Держи, – протянул он ожидающему солдатику покупку. Вместо благодарности солдатик воскликнул: «Кайф!» – и умчался прочь.
Обескураженный Судских медленно полез в дыру. Было очень неудобно, никто не придерживал штакетину.
Где он теперь возьмет деньги? Не отдавать же за блок сигарет часы...
«Вот так со мной всегда, – корил себя Судских. – С первым позывом доброжелательности откликаюсь, а потом думаю: на кой оно было надо? Даже спасибо не сказал...»
И впервые он осознал, что отсутствие денег создает массу проблем и неудобств.
«Приходится поступаться принципами».
Глаза продавца не внушали ему увсрсности в порядочности, и Судских решил деньги раздобыть немедленно. Только – где? «Да что я голову ломаю! – осенило Судских. – Позволю Бехтеренко – и дело с концом».
Любопытно было одно: как Бехтеренко воспримет его звонок?
Прощались в будущем, связались в прошедшем.
«Л-а, будь что будет!» – решил Судских и ускорил шаг.
Он вполне быстро нашел здание, куда его привели на встречу с БуйновыМ– Дежурный вскочил, едва Судских перешагнул порог.
– Здравия желаю, товарищ генерал!
Ну нот... Здесь сю чтут по полной форме.
– Дружище, – обратился к нему Судских, не найдя звездочек на его форменной черной одежде, – не знаю вашего звания. Могу я позвонить от вас?
– Да, пользуйтесь сколько угодно! обеими руками указал дежурный на телефонный аппарат. – Кстати, я старший сотник, скосил он глаза па левый уголок рубашки, где Судских узрел кубик с полоской внизу.
«Как в эсэс и на славянский манер», – отметил Судских, присаживаясь к столику. Не мудрствуя лукаво он набрал домашний номер телефона Бехтеренко. Часы над дверью в дежурку показывали без десяти минут час. Вполне приемлемое время для холостяка Бехтеренко. Простится.
От голоса Бехтеренко в трубке пахнуло нормальной жизнью.
– Святослав Павлович, а это я тебе спать не даю.
– Игорь Петрович! – очень удивился Бехтеренко. – Вы от куда звоните?
– Из Балашихи, – невозмутимо ответил Судских.
– Как вы там очутились? Водитель говорит, что высадил вас у санатория в Старой Руссе. 11 уте шествуете?
Препираться не было смысла, много времени уйдет: Бехтеренко не подозревал о том, что знал Судских, – сдвиг во времени измени.;! события,
– Все в порядке, уверил он. – Отдыхаю.
– О событиях последнего дня в курсе?
– Нет.
– Тогда слушайте. УС И передают и МВД, меня отправляют в отставку, на мое место приходит Мастачный.
– Как Мастачный? – возмутился Судских, будто он оставался в прежней ипостаси. – С ума посходили наверху?
Так Мастачный. Старый знакомый министра. Нынче все дерьмо всплывает на поверхность.
Судских намеревался в запальчивости спросить, с чего вдруг переиодчинения, но разумно осекся: другое время, средина года сатаны, и Бехтеренко всего лишь его зам по оперативной работе. Спросил о другом:
– Я в розыске?
– Ну, Игорь Петрович, вы заотдыхались, – хохотнул Бехтеренко, и в таких случаях следует продолжение: белены объелись? – Как помнится, вы решили отдохнуть пару дней на нашей базе в Старой Руссе. Нужны, конечно, вы, но решили до сегодняшнего дня не беспокоить. Л тут выяснилось. что вас там нет. Президент Воливачу трепку дал. без вас передача невозможна. Вы надолго в Балашиху?
– Об этом потом, – не стал Судских бередить сознание Бехтеренко. Не по телефону выяснять, почему одни считают сю опальным, а другие не подозревают об этом. – Слушай, Святослав Павлович, организуй машину за мной и рубликов сто передай с водителем. Я тут в ларек задолжал.
– Сей момент, Игорь Петрович! – обрадовался Бехтеренко. – Жду с нетерпением! И сразу ко мне.
Довольный разговором, Судских положил трубку и повернулся к сотнику с таким видом, будто тот его убеждал в обратном, а он не в опате и через час-другой отбывает... И не надо ломать голову: хорошо это, национальное движение, или чревато бедой для страны?
Сотник стоял перед ним навытяжку, но смотрел мимо Судских. Посмотрев в ту же сторону, Судских увидел у входа Буйнова.
– Вы еше бдите? – удивился он.
Из-за вас, Игорь Петрович, – без особой радости ответил Буйнов. – В отличие от вашего зама я радости не проявляю. Поднимемся ко мне, я все вам объясню...
Недоумевающий Судских поднялся вслед за Буйновым на второй этаж. Не все, видать, складывается удачно, плетет сатана свои узелочки, развлекается...
– Присаживайтесь, – предложил Буйнов и подошел к своему столу, откуда взял лист бумаги. – Это копия приказа, и, прошу верить, подлинная: «Приказ JNfi 216/24.
