Текст книги "Набат-3"

Вавакин, прожл<.енный думский мерзавец, сразу уяснил, что этот господин никогда ни п какой комиссии не числился, никакие продукты ему не нужны, но какая стать, какая речь! – почему же не продать ему прошлогодний снег? Виду не по дат, но оплату выяснил походя. Оба остались довольны.

– Слушайте, – обратился к нему гость после официальной части визита, – я вижу, вас мучает предстательная железа. Поскольку так чудесно поладили, хочу вам порекомендовать прекрасного специалиста-хирурга, который делает уникальные по значимости операции...

И слово в слово пересказал легенду Нинелии Мот о знаменитом профессоре Христоумове.

Любому человеку скажи: не иначе у вас печенка пошаливает. Человек прислушается и ответит: пошативает. Хогя до этого к печен и не прислушивался. Скажут: поджелудочная барахлит – ясное дело, вон она, отзывается. Потому что абсолютно здоровых людей нет, а мнительные почти все. Вавакин ни сном ни духом не ведал о своей предстательной железе, но рассказ гостя так близко улегся к сокровенному желанию Вавакипа, что он внимал ему, затаив дыхание, и записан телефон профессора Христоумова.

Расставались они как старые приятели, будто сыграли по мизеру в пульку и обвели вокруг пальца партнеров.

Гость ушел, и Вавакин набрал указанный телефон.

– Кабинет профессора Христоумова. – ответил мелодичный девичий голос.

– А с самим профессором можно поговорить?

– Пожалуйста, перезвоните через полчаса. Владимир Викторович в опсрблоке. Как вас представить?

– Сергей Алексеевич Вавакин, депутат Госдумы. – на этот раз очень скромно представился Вавакин.

Акции Вовчика Христоумова росли быстро, но Вавакин едва высидел эти полчаса, он впервые очень переживал, что случится из ряда вон выходяшее и профессор не примет его. Адовы муки...

Через положенные полчаса он услышал наконец густой и бархатный голос профессора.

– Да, – отвечал он, – мы делаем такие операции со стопроцентным успехом, по для этого необходимо предварительное знакомство, так ли нужна вам операция.

– Нужна, нужна! – чуть не выл Вавакин. – Тогда необходимы соответствующие анализы и пробы.

– Я на все согласен! – выдохнул муку Вавакин. – Скажите, а это дорого стоит?

– Очень дорого. Тридцать тысяч условных единиц.

Вавакин чуть из штанов не выпрыгнул. Эта сучка Мот-

вийчучка пыталась выжать из пето столько баксов, а тут всего тридцатка! Вот что значит прямой выход!

Договорились встретиться в среду, и остаток дня Вавакин провел в чудесном расположении духа. Будто не ему выкладывать тридцатку, а он нагрел шарлатанку на целую сотню. Случаются же чудеса в этом бренном мире!..

Где-то в шестерки завивалось чужое стремление выбиться наверх, где-то вили петли нули, а Вавакин жил в другом мире, где сплошь единички управляют нулями.

Закончив день, он повстречал в коридоре сынка Мот– вийчучки и с улыбкой приветствовал его:

– Ну как, долбоеб, скоро депутатом станешь?

– Всякое бывает, – хитро улыбнулся в ответ Шурик.

Планета крутилась дальше.

2-8

Вавакина, когда его душа пела и ноги рвались к именитому профессору, неожиданно остановил вызов к шефу. Обычно они обсуждали задание по телефону, могли не видеться и три дня, и педелю, только в экстраординарных случаях шеф желал лицезреть его у себя в кабинете. Вполне логично, что именно такой случай нагрянул в самое неподходящее время для Вавакина.

Случилось страшное. Но в России. А это существенная разница но сравнению с остальными странами. В России если кто и.крикнет «Бомба!», менталитет, что в переводе означает обычный люд, сначала постарается убедит ься – где бомба? Голосовать и усаживать себе па голову юродивых – это запросто, а бомба... надо посмотреть, не обманывают ли?..

Случилось следующее, отчего Дума пришла и негодование: пока менталитет и иже с ним отдыхали в выходные, президент очнулся от дремы и отправил весь кабинет министров в отставку, закатилось солнышко на плеши мальчика Сирожи Кириенки. Мало кто верил в возможности этого шустрого комсомольского говоруна, мало кто верил и возможность этого яблочка вызреть в суровом климате конца века. Уж больно кислый фрукт среди березок средней полосы. Пахана Черномырдина смололи в муку, а гут какой-то С и рожа, плешивый мальчик...

Вавакин, как думающий человек, выбор президента не одобрял, когда тот мытьем и катаньем, но поставил к рулю своего нахимовца. В штормовом-то море? Со скрипящими и рвущимися снастями, когда палуба готова провалиться в трюм? Воистине пал уду рок – оценила поступок Ельцина Россия. И когда? Когда страну лихорадит, а коммуняки полны решимости из осеннего народного протеста устроить бунт, а там и переворот! 11олудурок – ого не звание, это состояние серого вещества мозга при общей серости особи: что ни сделает такая особь, все плохо. А Вавакину позарез надо быть у профессора Христоумова!

– Шеф, если нашу встречу сместить на пару часов позже? – упрашивал по телефону Вавакин.

– О чем ты, Андрей Андреевич? – возмутился шеф. – Страна стоит на ушах, а ты в делишках закопался? Кончай это! Нас кормят для постоянной готовности, чтобы в нужный момент мы были в нужном месте. Уяснил?

– Иду, – со вздохом разочарования ответил Вавакин. Когда он появился пред очами шефа, тот еще хранил возмущение.

– Садись, – хмуро велел он. – Вот какое дело. Сегодня президент будет предлагать Черномырдина па пост премьера. Надо пробить его во что бы то ни стало.

– Это сверхзадача, – отрицательно покачал головой Вавакин.

– Знаю, – хмуро пожевал шеф губастым ртом, выдерживая паузу для весомости. – Надо. Приказ не обсуждают.

– О хо-хо. – вздохнул Вавакин. – Как? Допустим, жириновцы не против, эти станцуют что скажут. Поторгуются и согласятся. Всех марксистов можно уговорить пополам напополам, в душе они все жириновцы, халяву обожают. Независимых откупим поодиночке, но как быть с яблочниками? В их партийной кассе деньги есть, сейчас они независимы и выступят против единым строем. Гришу не купить, достать нечем.

– Постой, – останови;! шеф. – С первого захода, знаю, ничего не получится, но готовь второй тур сразу.

– А третий заход будет?

– Сомневаюсь. Наш полудурок стал трусоват. Сдает. Всех сдал, союзников не осталось. Не пробьет Черномырдина – хана всей его семейке вместе с прихлебаями.

– Да и хрен с ними! Кому не ясно, шеф, что не продержится он до выборов? Баба с возу, кобыле легче. Проще пропихнуть Черномырдина в президенты, чем затевать тяжбу с его премьерством и утопить до выборов.

– Думаешь, ты один такой умный? Пробить Черномырдина надо.

– А вам-то что о г этих хлопот? Ну, марксисты придут. Не семнадцатый год, красного террора не случится. Мне лично что красные, что белые, на спокойную старость хватает.

Не скажи. – хмыкнул шеф. – Хоть и собратья по партии, а долго они при власти не удержатся. Подожмут их националы, а это нежелательно при нынешних временах и достат ках.

– Какая разница? У националов сплошь бывшие коммуняки.

– И обиженные прежними властями, – поднял указательный палец шеф. – Какая разница, говоришь? Большая. Один пердит, другой дразнит. Тебя, может, обойдет чаша сия, а мне, еврею, испить ее придется.

– Какие глупости! – нее свое Вавакин. – Везде бывшие русские и бывшие коммуняки, кому вы нужны?

– Еще как и еще кому, – закивал шеф часто.. – У националов одна красная тряпка вместо знамени, где начертано: «Бей жидов, спасай Россию!» На них они отыграются всласть. Фашизм в окно стучится, и другого способа сплотить народ в стадо нет, а уж моя фамилия в черный списочек занесена. Тебе – да, что красные, что белые, а я на своих не надеюсь. Ни на тех, ни на этих.

Те не примут, эти сдадут. Поэтому, пока я тебя кормлю, надо пробивать Черномырдина. И зря не думай, что это мои проблемы, а ты в стороне. Ошибаешься: мы_мо– жсм состоять в любой команде, но питаемся из одного котла, и твоя ложка не меньше моей.

Шеф посмотрел на Вавакина со значением, потом взял со стола пакет и протянул Вавакину, говоря:

– Лети во Франиию с этими бумагами. Самолет сегодня вечером. В Ле-Бурже тебя встретят-. На словах передай: ситуация выходит из-под контроля, резервы исчерпаны, ни Лебедя, ни националов нам самостоятельно не остановить. Возвращаешься ночью и с утра окунайся в дело по водочной монополии. Гам сотоварищи крепко наследили, так будет повод держать их на крючке. Мне, сам пойми, туда соваться нечего, а тебе и самое дело, и прибыток...

«Прекрасно, – подумал Вавакин. – До рейса вполне успею к Христоумову. Глядишь, окрыленный полечу».

У себя он сразу распорядился:

– Эля, забери в департаменте билет на мое имя в Париж, завези ко мне домой, а я пока кой-куда отъеду.

– Опять в Париж... А меня не берете, – надула губки Эльвира. – Тоська с вами каталась и в Брюссель, и в Лондон, а я только в Испанию. Нечестно, Андрей Андреевич.

– В следующий раз полетишь. Я к утру назад буду.

– Всегда вы так говорите, – выговаривала Эльвира с обидой. – А у меня фигура получше, чем у Тоськи.

– Лучше-лучше, – спешил Вавакин. – Вернусь, в Штаты лечу, обещаю взять. Плесни-ка горячего чайку...

Обрадованная секретарша ушла, и Вавакин тотчас взялся за телефон. Здесь грело больше всех войн и революций.

– Господин профессор Христоумов? Это Вавакин.

– Где вы там запропастились? – услышал он раздраженный голос. – Я вас битый час жду!

– Извините, дела задержали, немедленно еду. Это клиника?

– Пет. Сначала мы поговорим у меня в домашней обстановке. Разговор серьезный, зачем торопиться?

«Еше лучше, – устроило предложение Вавакина. – Спокойно обсудим все дела...»

Лаже названный адрес не смутил его. Ехать пришлось на шоссе Энтузиастов. Дорога долгая, хотя времени было с запасом, но машина неслась по осевой, взблескивая маячками. Вавакин благодушествовал на заднем сиденье: все складывалось как надо и с надежным запасом. Он успел сделать копию с документов из пакета шефа, копии завез на явочную квартиру, вру1!ил связному фэбээровцу и получил причитающееся вознафаждспис. Неплохо, очень неплохо в смутную пору... И вот уже стоял у домофона по названному адресу:

– Это я.

Дверь в квартиру на девятом этаже ему открыл плечистый качок со стриженым затылком. Удивительное дело, точно такой встречал его когда-то на квартире Мотвийчук. Вавакин улыбнулся: красиво он обвел вокруг пальца алчную сучку.

– Я к господину Хрисгоумову.

– Пожалуйста, проходите, – пригласил охранник. – Налево.

Вавакин вошел в комнату и увидел нечто, насторожившее его.

В кресле и на диване сидела троица парней, коротко стриженных и с ехидными улыбками.

– Простите, а где профессор?

– А мы все профессора, – сказал из-за спины охранник. – Садись, дядя, потолкуем.

– О чем? – похолодел Вавакин. Он сразу понял: ему устроили вульгарную ловушку. Но по какому поводу?

– Сам понимаешь, за жизнь говорить будем. Жить хочешь? – спросил сидящий в кресле.

«Ясно, – понял и это Вавакин. – Раз беседа, тогда дело в цене. А торговаться, мальчики, я умею».

– Жить хотят все, – держал себя в руках Вавакин. – Какую плату вы возьмете за мою жизнь?

– За паши хлопоты выкатишь нам сто штук в баксах и дашь расписку, что будешь снабжать информацией закрытого типа, какую мы назовем.

– У меня нет таких денег, – без робости ответил Вавакин.

– У тебя-то? – заржали все в комнате. – Бедных избранников не бывает, а ты устроился у самой кормушки. Впрочем, это твои хлопоты. Послезавтра приготовишь всю сумму, а расписку дашь прямо сейчас. Садись пиши...

«Я сегодня улетаю в Париж», – чуть не ляпнул Вавакин. Язык прикусил. С того дня, когда он свалился в разрытую траншею, жизнь его научила многому и главному – говорить маю, чтобы веревочка не вилась.

– Хорошо, – смиренно произнес Вавакин.

– Только пе темни, – напомнил сидяший в кресле. – Пулька отлита, а пуля дырочку найдет. Пиши: я такой-то сякой-то...

Вавакин покорно написал расписку иод диктовку. Пока писал, раздумывал, кто мог так грубо подставить его. Без сомнений, в первую очередь гот засранец с благородной сединой. Л он и не удосужился узнать, с кем имеет дело! Тот направил его к профессору.,.

– Распишись.

Вавакин четко расписался.

– Послезавтра по звонку тебе скажут, куда привезти деньги. Свободен. Пока...

Вавакина поколачивал озноб злости, а это плохой советчик.

«Уймись, – твердил он себе. – Пока ты жив и свободен». Вторично о методе лечения он узнат от засранца с седыми висками. Потом по телефону беседовал с якобь профессором. Его осенило: ведь первый раз он говорил оС этом с Мотвийчучкой! Та нашла якобы врача. Тут он выгнал ее балбеса, и она решила ему отомстить. Пу, сучк; квадратная, держись...

Теперь настала пора мысленно вернуться в .квартиру выжималами. Только неискушенного могли напугать и

грозный вид и слова. При ближайшем рассмотрении они были обычными шипачами. Какая именно информация им нужна? Искушенный человек просил бы у нею конкретные секреты, стало быть, ребятишки мелко плавают, бумажку с него взяли на всякий случай. И потом, этот, который встречал его, – знакомая рожа, он видел се в Центре сучопки Нинки! «Плохо подготовились, госпожа Мот, на хапок, а я вам устрою спектакль с настоящими артистами. И профессора найду, и сыночку вашему яички поджарить попрошу...»

Время поджимало, и Вавакин не стал предпринимать спешных шагов в угоду своей обиде. Завтра он вернется и ;успеет к сроку приготовить достойный ответ вымогателям.

Надутая Эльвира уже дожидалась Вавакина в его квартире.

– Вот удовольствие рассиживать гут! Как на панели... '{Сейчас еше приставать начнете...

Хчечка, летка, когда я к тебе приставал? – смеялся Фавакип, переодеваясь при пей без стеснения.

– Ну, намекали.

– Из намеков шубу не сошьешь. > – Возьмете в Париж, подумаю.

– И я подумаю, если ты надумаешь. Кстати, как там поживает твой красавец, который тебя ко мне устроил?

Генчик Крокодил? Л зачем вы спросили? Я с ним не спала.

– Господи, Эля, разве вся жизнь состоит из проблемы спать или не спать? Не про это спрашиваю – как он поживает?

– Уже не поживает, – успокоилась Эльвира. – Глупо погиб. теперь я иод Палачом хожу, он вам привет передавал.

– Л от меня передашь? – допытывался Вавакин.

– Запросто, – уверенно отвечала она. – >1 вчера ви– {сла его в «Джаз-клубе», он с какими-то крутыми обнимался, от Гепчика все к нему перешло.

321

– Золотце мое, – было неинтересно слушать, с кем Снимается знакомый Эльвиры, – найди его для очень ажпого разговора. Очень! – подчеркнул Вавакин.

I Ззк КИЯ

– А что я буду иметь? – не поленилась торговаться Эльвира. – Духи из Парижа будут?

– Деточка, я лам тебе тысячу долларов, купи любые сама. Пока весь Париж гостюет в Москве.

– Да? – обрадовалась Эльвира. – Хоть сейчас найду. Он на меня сразу глаз положил.

– Ну вот, – сморщился Вавакин. – Опять постельные марьяжи. – И сказал наставительно: – Завтра в 16.00 я жду его.

Оглядев себя в зеркало, Вавакин вышел из квартиры. Счастливая Эльвира предложила проводить его до аэропорта и даже по пути «поприжиматься к любимому боссу», но Вавакин остался непреклонным и ответил прохладно:

– Еще наприжимасмся. Когда скажу. – И отбыл в Париж.

В I !ариже, куда он наведывался часто по просьбе шефа, его встречал старый знакомый. Обычно он забирал корреспонденцию, вручал Вавакину обратный билет и нафад– ные, чтобы Вавакин сутки отдыхал в Париже. На этот раз отдыхать Вавакин отказался, и встречающий сделал вывод: газеты пишут правильно, в России наступает нечто страшное. Если русский отказывается от халявы, быть всемирным потрясениям,

В прежние разы Вавакин возвращался домой изрядно потрепанным от ночных посещений злачных мест на ilwc Пигаль, сейчас он ощущал прилив сил. На кой теперь ему Париж, что он там имел? Изжогу, неудовлетворенность. И угрызения совести. Хватит.

Едва он открыл дверь своей квартиры, сразу напоролся на телефонный звонок. Это в пять-то часов утра? Беспокоила Эльвира: встреча состоится, Палач будет ровно в шестнадцать.

– А я могу хоть сейчас приехать, – игриво намекнула она.

– Элечка, детка, побойся Бога, все нимфы еще спят! – ужаснулся Вавакин.

– А я всегда готовая.

– Будет тебе тыща, как только появлюсь.

– А я и без тыщи готовая.

– Спать, Элечка, спать, – отказался Вавакин.

Так, решила своим скудным умишком Эльвира, босс отказался от такой халявы, явно дело связано с крупными деньгами. надо изловчиться, но шефа заарканить, уехать с ним в одном поезде. Тогда обилечивают. когда ом и н спивают.

«Еще наверстаем, – сладостно засыпал Вавакин. – Я вам, потаскушкам, покажу картинки с выставки».

Появившись к обеду на службе, он немедленно вручил Эльвире обещанную"тысячу долларов и сразу отправится к шефу, а тот соответственно велел приниматься за обработку оппозиции в аварийном порядке: надвинулись грозные времена.

«Сейчас, разбежался, – про себя решил Вавакин. – У меня дела поважнее. Свое – не вам, перебора пе дам».

– Разумеется, шеф. – ответил он идо четырех часов дня гонял на компьютере «Марио» то в подземелья, то в заоблачные высоты, пока самому игра не надоела.

В 16.00 Эльвира впустила визитера:

– К вам Борис Михайлович.

– Рад-рад, – поднялся навстречу Вавакин. – Чай, кофе, коньяк, шампанское? – Гость ничего не выбрал, и Вавакин распорядился: – Элечка, нас не беспокоить.

Гость держался уверенно, ничем не отличаясь от прочих гостей, посещающих Думу. И галстук умело повязан, и туфли без следов хождения по тротуарам, и стрижен явно в салоне Саши Тодчука. Может быть, разнился он со многими только уверенным взглядом человека, у которого .все есть, да пробивалось еще в походке и осанке тоже нечто шельмоватое, что, как клеймо, ставится в местах отдаленных и вытравить невозможно; где ужимка, где нырок плечом или отчужденность во взгляде. Возможно, и светское вступление к деловой части гость принял с затаенной в уголках туб усмешкой человека, привыкшего за сутки увязывать массу «стрелок» и разборок. Давай, фраер, не тяни резину.

Вавакин взгляд уяснил и тему изложил доходчиво и кратко.

– Разумеется, – заключил он, – все расходы я готов оплатить.

Гость пе оказался таким холодным в беседе, как его глаза.

– Я думаю, расходы оплатят тс, кто втянул вас в эту историю. Они требовали сто? – Вавакин подтвердил кивком. – Им это в сто и обойдется. Такова моя ставка. Вы человек уважаемый, с вас денег не беру. Случится – сам приду за помощью.

– У вас есть план? – поинтересовался Вавакин.

– Я пока согласия не давал, – одними уголками губ улыбнулся гость с прежней холодностью глаз. Вавакин вспомнил его кличку: Палач. – Вечсрочком созвонимся, определимся. Моральные издержки станете компенсировать?

– Пусть мамаша компенсирует, сумму определите сами. А сынка наказать на всю оставшуюся жизнь.

– Попятно, – кивнул гость. – Моральный ущерб оценивается в половину просимой суммы, с сынком разбирайтесь сами. Я дам-людей, решайте.

«Вот как дела делают, – похвалил разумность и лаконичность гостя Вавакин. – Нашим бы лоботрясам думским поучиться». Гость цен не заламывал, вообще ничего не просил с него, только у Вавакина сложилось впечатление, будто проплыла мимо него крупная рыбина, холодно глянула в его сторону: мал еще, карасик, расти, время покажет, как тебя употребить.

Распрощавшись с гостем, Вавакин до ломоты в костях не хотел заниматься прямыми обязанностями. Ходить но этажам, кого-то уламывать, натужно улыбаться и, проще говоря, заниматься глупостями, играть в глупые игры, от которых ни уму ни сердцу радости, одному карману прибыток и то под вопросом: здесь дали, там забрали, туг сам отдал – это, выходит, и есть человеческое существование. А Вавакину приходилось играть в эти игры, дабы перехитрить партеров втемную, сорвать куш и, полеживая где– нибудь на экзотическом пляже, посмеиваться над остальными, которые у станков и в иоле гнут спины за честный рубль. Ведь он-то не остальной, он хитрее... Поэтому на все звонки шефа Вавакины секретарши отвечали кратко: на этажах. Хотя сам Вавакин уехал досыпать домой сразу после визита Палача.

Другие не спали. Особенно хитроумный экс-премьер. По спал Вавакин. развинтившийся маленький винтик в громоздкой машине. Схема обесточилась. Машина, между прочим, государственная.

Долгожданный звонок раздался в десять часов вечера, когда Вавакин уже бодрствовал. Дневной гость сообшил, что сам он в деле не участвует, занимаются им молодые люди. Он так и сказал: пусть молодежь тренируется. Промашки не случится. Завтра к обеду Андрей Андреевич получит удовлетворение.

К десяти Вавакин был в Думе и делал вид, что лихорадочно занимается бумагами. Минут пять спустя позвонил шеф, справился, как подвигается обработка депутатов. Вавакин ответил, придав голосу сосредоточенность: туго идет. Кое-кого он убедил поддержать Черномырдина, но это мало, ничтожно мало, пока только процентов тридцать «за», и то в случае тайного голосования. А в случае открытого? В случае открытого нужна хорошая подпитка, пусть Газпром раскошеливается, как на новое пианино.

– Я туч в мыле по самые уши! – плакался шефу Вавакин, прикрывая трубку, когда хотелось зевнуть с хрустом.

Взбодрившись крепким чаем, Вавакин погонял «Ма– рио» в шестом уровне, ухмыляясь про себя: насильники– то не звонят, сто штук пе требуют! Лохи несчастные...

Зато в полдень позвонил сам Палач:

– Как вы смотри те, Андрей Андреевич, пообедать вместе?

«Подвижка!» – потер руки Вавакин, ответив согласием, и тотчас перезвонил шефу, дескать, срочно отправляется в некий ресторан «Крутояр», где за кормежкой будет убеждать двоих независимых депутатов поддержать кандидатуру экс-премьера. И готчас поехал на Таганку в этот самый «Крутояр».

Внешне здание напоминало крутой купеческий лабаз. Вез окон, без фонарей, и вряд ли простой смертный станет нажимать кнопку звонка у входа. Лабаз и лабаз. Зато внутри «Крутояр» смотрелся настолько респектабельно, что простой смертный подумает: и правильно, что пе звонил, тут круто... Зеркала на степах, дубовые панели, уютные нефы, посуда с вензелями и предупредительно-вежливые .официанты. Правильно, без денег гул делать нечего, стакан сока – тысяча рублей, за углом, пожалуйста, пакет пятерка.

Встречал Вавакина молодой тренированный парень, плавающей походкой проводил его в отдельный кабинет к Борису Михайловичу. Лицо хозяина было непроницаемым, и Вавакин приготовился к худшему. Поздоровались они сдержанно.

– Что пожелаете? – спросил он Вавакина. Официант стоял с блокнотом наготове.

– Тут вы хозяин, – дипломатично отстранился от ненужных забот Вавакин. – Гость – раб своего хозяина.

Борис Михайлович только спросил: мясо или рыбу . предпочитает гость? Андрей Андреевич избрал рыбу. Официант поклонился и исчез. Проводив его взглядом, Борис Михайлович молвил:

– А дело, Андрей Андреевич, оказалось гнилым. К вам претензий нет, обижать вас никто не станет, а с мальцом этим поступайте по собственному желанию. Мое обещание в силе.

Спорить Вавакин не стал. Боевики – не бес и редел ь– шики, до последней рубашки не раздевают, голову не морочат. Что есть, то выкладывают, решают дела без посторонних. И без заказчика.

– Что ж, – вздохнул Вавакин. – Слава Богу, отвязались.

– Эх, Андрей Андреевич, быстро вы остываете, я бы никогда обиду не простил, – тоном сожаления сказал Палач.

– Не мое ноле, – возразил Вавакин. – Подскажите как? Плачу.

– Оставьте, – отмахнулся Палач. – За Нииелиеи Мот стоит Таня-Имиджмсйкерша, к зиме вернемся к нашему разговору, поможем, а вот сынок – килька,.плавает сам по себе и по глупости. Команда дешевая, из шпаны, от наезда сразу отказались, отступного дали.

– А с Шуриком можно рассчитаться? – спросил Вавакин.

– Тогда вам расплачиваться, таковы правила.

– Согласен. Сколько?

– Давайте так договоримся: вам позвонят, обсудите с ребятами сами. Без меня, – без натуги ответил Палач.

– Согласен, – с легким сердцем принял предложение Вавакин. Обида на юного нахаленка вспомнилась.

И еще вспомнилась крупная рыба, которая вновь скосилась на него оцениваюше: на вырост карасика, па вырост. А не мог пе понять Вавакин, что Палач свое дело сделал красиво и без следов. И с мелюзги Шурика получил сполна, и с пего еще получит.

2-9

Обещание заплатить Христоумову Мотвийчук не выполнила. Дело, мол, пе сделано, платить не за что.

– Но я ведь свою миссию выполнил! – сокрушенно возмущался Христоумов. – Выполнил ведь!

– А я тебя кормила, поила, а дело не сделано, – стояла на своем она. – Скажи спасибо, костюмчик оставила.

Ладно, скрипел зубами Христоумов, в который раз обманутый и кинутый прежней супружницей. Он и первую отставку свою получил из-за очередной увлеченности Мотвийчук: его поменяли на другого, а там на пятого, шестою... Время от времени они встречались, вели теплые разговоры по прихоти Мипуськи, ни па что другое Хрис– тоумов был не способен: спиртное иссушило его потенции. Тем он и перебивался, тая rдуше обиду на неверную подругу. На этот раз обман был очень обидным, в заначке не оставалось пи рубля. Обиженный и злой Христоумов отсиживался в конуре щеки некого общежития, которая досталась ему от счастливого приятеля, переехавшего к богатой вдове. Сидел он и перебирал возможности разжиться деньгами. Ничего путного на ум не шло, увы, питие иссушило мыслительный центр Христоумова, ас чистенькой квартиры, где предполагался охмуреж клиента Мотвийчук. сто выгнали сразу. В момент беседы он отсиживался на кухне, куда его определили на всякий случай, и умудрился подглядеть, кого это такого щедрого нашла Нинуська, готового отвалить сто тысяч баксов. Явно сумчатый, банкир или фирмач, другого не дано. А как увидел этого сумчатого, изумился – забыл категорию еще одного вида сумчатых. Работать и думать Христоумов отвык, но зрение пока не подводило. Думский! Видел он его пухлую харю по яшику! Думский мерзавец!