Текст книги "Набат-3"
Автор книги: Александр Гера
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)
– Вы не одолжите мне денег? – кое-как продавил гигантской сложности фразу Христоумов.
– Конечно, – сунул руку в карман пиджака Вавакин и достал приготовленные деньги. – Как-нибудь отдадите, – мягко сказал он и, не прощаясь, сел в машину.
Вололя Христоумов целую минуту после отъезда Вавакина стоял с вытянутой рукой, напоминая статую русской литературы посткоммупистического периода. В руке лежала тридцатка.
—' Сука, сволочь! – чуть не заплакал Христоумов, глаза туманила горькая печать. Он дошел до ближайшего ларька, купил бутылку водки явно осетинского ропива и прямо у стойки отпил половину из горлышка. Сунул початую бутылку в карман плаща, вытер губы и старческим шагом, одеревенелыми ногами пошел в сквер искать компанию, чтобы завить горе суровой веревочкой. Обида жгла сильнее прободной язвы.
Угрызений совести Вавакин не чувствовал. Было бы правильнее сдать Христоумова в милицию, как соучастника вымогательства, но ото такая тягомотина, так истреплют нервы следователи, пока созреет что-либо. А если привлекут за соучастие? Мало ли что надумают в отделе! Им тоже надо выживать, на скудную зарплату не разживешься. Одним словом, тридцатка – самое правильное решение, иудам больше не подают.
Больше Христоумов не звонил, и Вавакин вовсе успокоился. Зато позвонили от Бориса Михайловича и предложили'встречу. Говоривший был вежлив и настойчив, предлагая встретиться немедленно, а тут шеф Вавакина торопил, Вавакин изворачивался как мог и ехать сейчас па «стрелку» – так выразился звонивший – времени совсем не было. Переведя дух, Вавакин предложил подъехать к нему, но звонивший отказался и велел подъезжать прямо сейчас к метро «Аэропорт». Прямо-таки и велел.
«Ввязался!» – попенял себе Вавакин и поехал па встречу. Разговор состоялся в синем «БМВ», па котором приехал звонивший. Он сидел за рулем, сзади расположилась троица парней с застывшими лицами. Как думает Андрей Андреевич наказать обидчика? Как думает?..
– Чтоб неповадно было, отколошматить как следует, с него достаточно, – предложил Вавакин.
– У нас так не делается, – отверг предложение сидящий за рулем. – Зачем потом разборки? Надо гак, чтоб чисто было. Замочить, значит, чтоб дело с концом.
Такою Вавакин делать не собирался. Пока он никою не убивал и убивать не желал.
– Это уж чересчур, – возразил он..
– На иглу посадить, – предложили сзади.
Вавакин сразу не ответил – стоит ли пацана подвергать такой казни? – но время поджимало, и он не слал противиться.
– Согласен.
– Это будет стоить десять штук баксов, – дополнил сидевший за рулем. – Но чисто.
Вавакин молча кивнул и сразу полез из «БМВ». Свою «а уд и» он предусмотри jел ьно оставил в переулке. Вслед ему скептически улыбалась вся компания.
Как будет выглядеть его месть, Вавакин не представлял и не хотел думать об этом. Нечто мерзостное, к чему он пе хотел прикасаться. Его устраивала простота решения и честность исполнения. Дело и расчет. «Всегда бы так, – думал он по пути в Думу. – Где бы мы были теперь!»
Он не вернулся в Думу, пусть шеф считает его матросом, пыошим водку, ради поставленной цели зарабатывают им цирроз, и велел везти его домой. Поел, поспал, потом включил телевизор и лежа уставился в экран. Показывали «Возвращение броненосца». Имелся в виду революционный броненосец «Потемкин», через кисею времени. Вавакин не вникал в суть названия и с первых кадров убедился, что фильм делала бездарная команда, играли посредственные актеры и, кроме жалкого шаржа, ничего не могли вымучить: поставили и сыграли очередной «Броне– темкин Поносец».
Щелк на другой канал – поют. Поют и прыгают. Телка ноет, козлы прыгают. Классика прямо, пастораль под африканский бит. У девицы оголенные ягодицы, зато сапоги по самую репицу. Почти нет платьица, голоса совсем нет. Гонят безвкусицу по самую репицу под цветомузыку и прожекторы. Ца-на.
Раздраженно перещелкав остальные каналы, Вавакин оставил телевизор в покое и поправил здоровье бутербродом с севрюгой холодного копчения. Даванул пару апельсинов и запил трапезу экологически чистым соком. Ну, креветку сьсл. Королевскую, ну, конфетку сжевал. Шоколадную. Тоска...
Чем еще заниматься? Врача пока не нашел, друзей пет, с врагами разбираются другие. Что ж теперь, доллары пересчитывать? Вернулся к телевизору и с безразличной тупостью смотрел, как ехидничают и шестерят под умных болваны из «Белого попугая».
. Хоть вешайся от тоски.
Зато совсем небезразлично было Толмачеву, когда к нему обратились с просьбой поместить в клинику наркомана.
– У нас другой профиль! – резко возражай Толмачев, так и не поняв, кто домогается с просьбой.
– А если подумать? – со смешком спросили его. – Знаем мы про ваш профиль. F-сть бабки, будут и профиля.
– Какое хулиганство! – возмутился он, бросая трубку. – А вы говорите, у нас законность возможна.
У него сидел Судских, с которым захотелось познакомиться ближе. В стране один хаос собирался сменить другой, и осторожный Толмачев пе хотел попадать из огня в полымя. Что, если этого пациента поместили одни, а спрашивать будут другие?
– Ваше лечение, – продолжал он прерванный разговор, – зависит от вас. Хотелось бы знать, что именно повлияло на вашу психику, что сгато причиной заболевания?
– Повторяю, доктор, я абсолютно .здоров, – здраво, но устало ответил Судских.
– Все так говорят, – не принял довода Толмачев. – А данные обследования показывают, что у вас вялотекущая шизофрения.
– Она присутствует у всех людей, как остаточные явления стрессовых ситуаций, и я пока не видел документа, где указано, что вялотекущую шизофрению лечат принудительно.
~ Вы берете на себя слишком много, – язвительно произнес Толмачев. – Я обязан выполнить предписание следственных органов. Если вас удастся излечить, вас ожидает суд, если нет – лечение перепрофилируем.
– Простите, но в чем меня обвиняют? – попытался вызнать хоть что-то Судских. – Мне никаких обвинений пе предъявляли. Задержали на улице и доставили сюда.
– Это не мое дело. Мне дали предписание.
– Позвольте хотя бы взглянуть на него.
– Этого я позволить не могу, – тоном превосходства ответил Толмачев, – Это составляет этику и тайну производства.
Судских понял, что в лоб этого кондового медика не взять. Он сошлется на документы, прервет разговор чуть что, здесь требуется другой подход, надо вынудить его смягчить терапию, иначе превратят в развалину. неспособную в дальнейшем и мыслить нормально.
– Послушайте, доктор, я буду с вами откровенен, если именно этой откровенности вы добиваетесь от меня. Я стал жертвой правительственных интриг, по нынешний режим долго не протянет. А когда Бремя вернется на круги своя, с вас могут спросить за мое принудительное содержание здесь.
– Что вы говорите? – игриво всплеснул руками Толмачев. – Здесь не ищу г, здесь я парь и бог.
– У вас синдром Аллы Пугачевой, – рискнул противиться Судских, повел разговор на грани фола.
– Как вы сказали?
– Чтобы царствовать середнячку с амбициями, надо окружить себя бездарями и подстраивать пол них таланты. Независимая Долина уже царит без оглядки на Пугачеву. Точно так, – не обращая внимания на побагровевшего Толмачева, продолжат Судских, – правит наш Ельцин. Умных он прогнал от себя, избрал рвачей и бездарей, строя из себя всенародною батюшку-царя.
– И вы утверждаете, что не страдаете шизофренией? Как язык повернулся хулить непогрешимую Пугачеву? Я уж не говорю о президенте, которого только ленивый не поносит! Придется вам добавить аминазина. И запомните одно, – внушительно заговорил Толмачев. – здесь не лечат, здесь прививают покорность. Л вы – у|роза обществу. Я па стороне общества, – подчеркнул Толмачев.
– Вы хуже, – почернел Судских. – Вы ржа. разъедающая его. Я генерал УСИ и смею вас уверить, что с рук вам не сойдут глумления над людьми, как Ельцину не сой– дуг сто выкрутасы. Не сейчас, так на том свете!
– Какая поза! – подбоченился Толмачев на тираду Судских. – Хорошо, вы генерал. У нас уже есть Наполеон и два апостола, и оба Павлы. Хорошо! Хотите стать маршалом? – не боясь угроз Судских, насмехался Толмачев. – Только скажите, я проведу по документам. Я ведь говорил: здесь я царь и бог.
– Не поминайте Бога всуе! – сам собой резанул язык Судских. – Кар небесных не боитесь?
– Ой-е-ей! И этот туда же, – поморщился Толмачев. – Женя! – крикнул он в ординаторскую. – Нашему гэбисту двойную дозу прямо сейчас! И неделю без прогулок!
«Что ж ты нс возмутился? – мысленно спрашивал Всевышнего Судских. – Какая-то безродная дрянь измывается, а ты молчишь?»
Небо оставалось немо.
«Видать, совеем отказался от России Творец-...»
Небо над Россией оставалось немытым.
– Отправляйтесь к себе, господин генерал, – сказал напоследок пакость Толмачев.
И все же прорвавшаяся очарованность Судских возымела действие. У Толмачева частенько случались пациенты, привозимые органами, только чаще это было во времена устойчивые, когда сам он находился под зашитой органов, а сейчас начальство менялось чаше, чем носки чистюли, и в какую сторону будет мести метла, неизвестно. И не сигнал ли это, что последнее время очень редко к нему присылали подобных пациентов? Этот был исключением, за пару недель сто пребывания здесь никто не спросил о нем, и кому это надо, если вся страна дурдом?
– Сергей Алексеевич! – запыхавшись, влетела Сичкина. – К нам рэкет-шмскст пожаловал!
– Ты откуда примчалась? – выпучил глаза Толмачев. – Какой рэкет, какой шмекет?
– Велели быстро вас позвать, они у входа! – облизнула губы Сичкина. Ребят со стрижеными затылками она панически боялась.
– Велели, – передразнил Толмачев. – Не велики начальники... Сейчас выйду, чтоб их...
Прямо бампером на крыльцо стоял синий «БМВ», у бампера двое парней в спортивных штанах и кожаных коротких куртках. Глаза жесткие. В машине Толмачев разглядел еше троих – средний вроде как изрядно перепил, клонился на соседа.
– К чему я вам понадобился? – грубовато спросил Толмачев.
– Это я вам звонил, – ответил один из стоящих у бампера. – Примите у нас пациента.
– С какой это стати? Откуда вы?
– Из Красной Армии, – с усмешкой сказал л рутой. – Привет иам от Гены Крокодила с того света.
Толмачев похолодел. Пе хотелось бы ему сейчас, и ио– обше никогда, слышать это имя.
Уж и забылось, когда он влачил жалкое существование в районной больнице, и сто дежурство привезли под утро парня с огнестрельным ранением. Толмачев заартачился, потребовал сообщить в милицию, тогда один из сопровождавших, молодой, спортивного кроя мужчина, достал из-за снины пистолет и властно сказал: «Я Гена Крокодил, а ты врач, твое дело людей спасать. Угробишь товарища – пристрелю, спасешь – отблагодарю». «Но я не хирург!» – пробовал выкрутиться из щекотливого положения Толмачев. «Начхать, – ответил тот. – Меньше слов, больше дела. Мы вас от черномазых спасаем, отплати добром за это». Две пули – одна в левом плече, другая у самого позвоночника – сидели плотно. Особенно вторая: малейшая ошибка, и раненый останется паралитиком на всю жизнь. Звать кого-то под утро па помощь бесполезно, ситуация сложная, времени не оставалось, молодой мальчишка истекал кровыо. Толмачев воззвал к небу и взялся за скальпель. Бывают чудеса – операция удалась. Прямо с операционного стола сопровождающие увезли раненого, да и сама операция проходила в их присутствии.
Через неделю он возвращался с дежурства в постылом настроении и безденежье. У самых дверей квартиры путь ему преградили двое парней.
– Вам привет от Гены Крокодила, – сказал один и передал пакет. – Это подарок.
Оба тотчас ушли, оставив Толмачева в недоумении. Развернул сверчок и нашел внутри пятьдесят тысяч рублей. Деньги, которых ему не заработать и за пять напряженных лет, упали прямо с неба. Ну да, конечно, за исполненный долг. И тогда в нем еще теплился огонек веры в справедливость... .
Неуверенными шажками Толмачей вошел в квартиру, ; дотелепался до кухни, пе зная, радоваться деньгам или отказаться от данайского дара. Зазвонил телефон, и Толмачев машинально снял трубку.
– Сергей Алексеевич, спасибо за товарища. Это Геннадий. Вилите, как просто зарабатывать?
Толмачев не нашелся с ответом и только слушал.
– Я думаю, наше сотрудничество будет долгим и плодотворным. Хотите перебраться в клинику поприличнее?
– Я как-то не думал об этом. К тому же я дантист. Это ■•.' не так просто, – пробормотал Толмачев.
– Просто дня людей большого роста. Я беру на себя f решение этого вопроса, – услышал Толмачев властные
нотки.
V – Но кто вы такой? – заикаясь от робости, спросил Толмачев.
Г . – Начальник Красной Армии. – Смех в ответ. И уже серьезно: – Нам нужен лазарет, и мы хотим закрепить его ... за вами. Платить будем в валюте, оборудование поставим.
– Но вы, надеюсь, представляете государственную Г структуру? – пытался развеять сомнения Толмачев.
j• – Сергей Алексеевич, сейчас ни одна госструктура не защищает своих граждан от чужеродных, позволяет делать ^ из нас рабов. Вот мы сами и защищаемся от насилия. Случаются раненые, их выхаживать надо. Достаточно ответов? Так что готовьтесь принять небольшую, но милень– .V кую клинику.
« у И трудно было судить Толмачеву, кто именно помог xj ему получить назначение в этот диспансер, шутил ли Гена ^.Крокодил или сделал как обещал. Через месяц, к зависти ( профессорского сынка, Толмачев получил новое назначе– ; нис – сюда. Официально клиника проходила как диспан– сер для душевнобольных, однако через полгода здесь обо– ^ рудо вал и прекрасный онербдок, изменилось к лучшему Ьфинансирование. Толмачев не доискивался причин, он во-
I
f 337 обще не любил задавать вопросов, которые могут принять за глупые, будто на партийном собрании, а когда стадо меньше поступать пациентов с пулевыми ранениями, а тех, кого настоятельно просили излечить от перекосов психики, больше, он и тут не удивлялся: если появляются сумасшедшие – значит, это кому-то надо. Он продолжал соблюдать молчаливое согласие, из клиники выписывались кроткие и законопослушные граждане. У себя под лопатками Толмачев драконьих выростов не находил.
Больше он никогда не слышал о Гене Крокодиле вплоть до одного злого дня. Стал забывать нечаянного благодетеля, как вдруг случилась с ним пренеприятная история. Приехали однажды двое пожилых азербайджанцев и упросили взять на излечение племянницу. Толмачев долго отнекивался, но предложили крупную взятку, а у Толмачева «омеле к» требовал ремонта или замены, и он согласился. Племянница оказалась бойкой девчушкой не старше пятнадцати. Толмачев опять не удивился, тем более что она проявляла несговорчивость но всякому поводу, кричала о высоких покровителях и даже исцарапала ему в кровь лицо. Назначение одно: двойная доза психотропов, пока не уймется. Через неделю она уже не вставала с постели, только глаза ярились, когда он входил в палату. Подумаешь... Толмачев давно заматерел.
– Сломаю, милочка, сломаю, – ласково увещевал он. – За неделю сломаю, шелковая станешь на благо родины.
А в конце недели опять же у дверей квартиры его жестоко избили двое крепышей, он едва вполз в квартиру, и опять звонок от Гены Крокодила:
– Мудак, если разучился отличать русских от черножопых. С таким зрением долго не протянешь. Понял, Сергей Алексеевич? Завтра к тебе приедут люди и заберут несчастную девчушку.
– Какую? – едва прошамкал разбитыми губами Толмачев.
– Ту самую, которую привезли двое нелюдей. Перестань забываться, Сергей Алексеевич, тебе контору русские создали, и только с ними обязан иметь дело. Понял?
Неделю, отведенную дня усмирения девчушки. Толмачев сам провалялся в постели и обе недели носил отметины для лучшей памяти. И вот привет от благодетеля с того света...
– Слушаю вас, – покорно сказал Толмачев.
– Совсем тупой. – усмехнулись посланцы. – Определи пациента, законченный нарком. Так ты его продолжай держать на игле, помогает вроде...
Парни захохотали.
– Мы сами разберемся, – буркнул забывчивый Толмачев.
– Нет,,ляля, – отрезал старший и достал сверток. – Вот тебе шира, каждый лень утром и вечером делай укол. Через педелю заберем. Чтобы мама его на лекарства работала.
• – А вам пе жалко его? – глядя исподлобья, робко спросил Толмачев.
– Себя пожалей, – из-за плеча сказал старший и открыл заднюю дверцу. – Первый случай, что ли? Куда его волочь?
Опустив голову, Толмачев возглавил процессию.
2-10
Вавакин совсем забыл в суете про обещание встретиться с Тарасом Акимовичем. Его товарищ из Белого дома напрасно не приглашал на встречу, напрасно не тревожил и не напоминал о раз сказанном. Вспомнив, Вавакин схватился за голову и тотчас за трубку. Со всеми извинениями и заверениями, обозвав себя последним мудаком, Вавакин сослался на страшную круговерть в делах и собственное непосредственное участие в круговерти.
– Понимаешь ли, Тарас Лкимыч, шеф велел подготовить благоприятный климат для пахана, вот и кручусь как белка в колесе, поесть забываю...
– Это для кого климат, для Черномырдина, что ль? —■ весело спросил Тарас Акимович.
– Ну да, – подтвердил Вавакин. – Г.го прочат в прынцы.
– Зря, Андрей Андреевич, у нас тут другие раскладки. Я почему и хотел с тобой встретиться.
– Хоть сегодня, Тарас Лкимыч.
– Ничего, перенесем на дспь-друтой, а просьбишка есть отнюдь не пустячная...
– Почту за честь, – приготовился Вавакин. – Слушаю.
– А не смог бы ты пособить мне со ссудой? Скажем, на месячишко-другой?
– Никак строиться собрался?
– Конечно, – хехекнул Тарас Акимович. – Капитал. Который не Маркса. И себе возьми заодно. Есть верное дельце.
Вавакин раздумывал недолго. Тарас Акимович был тертый калач среди чиновничьей братии.
– Есть место, Тарас Акимыч. Сегодня же утрясу и перезвоню. Не прощаюсь.
Вавакин доверял Тарасу Акимовичу как самому себе. Его информация была тщательно просеяна и придавала устойчивость Вавакину. В изначальную нору знакомства Вавакина с чиновничьим миром именно он помогал ему советами, подсказывал нужные ходы, поэтому Вавакин все наскоки шефа и поторапливания отражал убедительными доводами, что число сторонников Черномырдина растет, а сам он света Божьего пе видит, лишь бы пособить Виктору Степановичу. Отбил и эту атаку шефа, соображая, как лучше исполнить просьбу Тараса Акимовича.
Было два банка, где Вавакину не могли отказать. Просьбу каждого он выполнил, пробил их и сам не остался внакладе, но время не стоит на месте, банки эти потеряли прочность и с просьбами давно не обращались. А просто так ссуду ему не дадут. Ради зондажа он созвонился с одним и другим управляющими и получил адекватные ответы: работу сворачиваем, в России ловить нечего.
грядут поганые деньки, и лучше загодя унести ноги. Оба управляющих участливо спросили, какие проблемы привели к ним.
– Да вот ссуду хотел выклянчить на месячишко. Пару «лимонов».
– Ой, что вы! Таких денег нет, – ответили ему.
Был еше один банк, нотам пасся его шеф. и Вавакин пе единожды выезжал туда спсцкурьером по просьбе шефа. Стабильный банк, только выше начальства прыгать опасно.
оА если мне от имени шефа просить? – прикидывал Вавакин. – Если очень аккуратно обсказать просьбу, может пройти...»
А если вскроется обман?
Будет плохо, понимал Вавакин. Дума еше год протянет, и ради ссуды не стоит портить свою репутацию. Как поучат Тарас Акимович в пору сто незрелости: начальство приходит и уходит, а чиновники – соль земли. Так и просьба товарища неспроста, грех отмахиваться, себе дороже...
Был еще одни путь. Ступать на него Вавакин хотел и пе хотел. Еше прежняя Дума собиралась принимать закон о монополии государства на алкогольную продукцию, и всякими правдами и неправдами его прохождение сдерживалось. Всс о нем знали, знали, какие деньги теряются в чужих карманах, и никто не торопился принимать закон. Механика была проста. Группа делыюв-бутлегеров подкармливала депутатов, от которых зависело прохождение закона, и после очередной подкормки закон тормозился. Вавакин покопался на свой страх и риск в механизме противодействия и выяснил, что зубчатый агрегат отлажен надолго и основные рычаги в руках его шефа. Это бы ладно, так Вавакин, к своему изумлению, нашел, что сам он играет роль даже не нужной шестерки, а червячной передачи.
«Ах ты, морда губастая! – клял он шефа последними словами. – Я на пето пашу, a он мне корочки отломить не собирается!»
В своем негодовании Вавакин был прав: будучи доверенным липом, он контролировал документы, связанные с прохождением закона, и возвращал их на доработку. Это ладно. Шеф баловал его, в долгу не оставался, но ведь смешно, что Вавакин контролирован прохождение и банковских платежек за эти услуги бутлсгерам и ничего с этого не имел! Случат ось, он лично выезжал к президенту' банка, через который расплачивались дельцы, общался с ним сухо и приписывал своим личным качествам повышенное внимание к нему главы банка. Вот, мол, он какой, сам президент подносит ему чашечку кофе... Нще и посмеивался Вавакин, называя про себя главу паханом «Криминал-банка».
Платежки платежками, но есть и другой канал, по которому к шефу текуг наличные на содержание двух любовниц и прочие утехи. Раскапывать их Вавакин не пытался прежде, а сегодня выпадало пошевелить шефа.
Вавакин поискал в компьютере таблицу платежей и обнаружил, что этот самый «Криминал-банк» затянул последнюю выплату. Это являлось его прямой обязанностью – следить за прохождением платежей, святая святых подпольного фундамента Думы. Связался с шефом и пожаловался: задерживают, хапучи, расчет...
– Не до них сейчас, разберись сам, – отвечал шеф загорможенно. Видно, схватили за горло другие неотложные дела. – Да! – вдруг оживился он. – Езжай обязательно, разберись и забери у них кейс для меня. Я и забыл, что приготовили...
«Ага! – смекнул Вавакин. – Заездили шефа, напрочь забыл о конспирации».
Все решалось лучшим образом. До кейса ему дела ист, а вот просьбишку свою присупонит рядышком.
Беседуя с президентом банка, Вавакин понял сразу, что прижало банк не хуже других. Он оправдывался, обещал погасить задолженность в трехдневный срок, держался виновато.
«Мне этого мало», – решил брать быка за рога Папа– кии и просьбу о ссуде витиевато, по изложил.
– Не проблема! – обрадовался глава банка. – Жду вас к трем часам, все будет готово! Для вас – и не постараться?
Коротая время до встречи, Вавакин велел не беспокоить его и к половине третьего загнал «Марио» в седьмой уровень. Пока он не добивался таких успехов, раньше Марио забивали гуси в пятом.
11осчитав удачу добрым знаком, Вавакин отложил мышь с сожалением и отправился оформлять ссуду.
Его встретили еще любезнее прежнего. Такой ароматный кофе Вавакин пил только в этом самом «Криминал-банке».
– У нас секрет, – пояснял тучный еврей с живыми глазами одесского менялы. Кейс уже принесли, ожидали юриста с бумагами на ссуду. – У вас ведь гоже есть свои секреты? К примеру, как оно там у вас крутится... Хотелось бы знать... К примеру, как там с законом о двойном гражданстве?
Вошел юрист, и сметливый Вавакин пожалел, что просил мало, а глава банка будто бы собирается за услугу просить услугу...
– Ну, это для вас тайна, – отбросил сожаления Вавакин. – Так я могу получить ссуду в пять миллионов? Так вроде решили?
Умный глава банка виду не подал на то, как сменились цифры.
– Разумеется, разумеется! Ознакомьтесь с условиями ссуды, а сумму впишем после. Это для нас не важно, другое дело – ваши трудности с законом, о котором я говори.!..'.
«Это трудности моего шефа», – мысленно отмахнулся от встречного предложения Вавакин, по изобразил из себя сведущего посыльного и особу, приближенную к императору. Проглядел документы на ссуду и ответил:
– Как только будет готовность но вашим предложениям, сразу запустим в дело. Кесарю – кесарево, а слесарю – слесаре во.
– Рал слышать, – поиграл живыми глазами глава банка. – Подъезжайте завтра в это время, документы будут оформлены вчистую. Вам, конечно, понадобятся наличные? – Вавакин кивнул. – К моменту вашего приезда мы подготовим встречные предложения. А на словах передайте шефу о моей просьбе.
«Даром сыр только в мышеловке». – спохватился Вавакин, но огорчения пе ощутил. Ссуду он пробил, а дальше видно будет, чьи медовые коврижки вкуснее.
Следующий день он мастерски уклонялся от шефа и от Тараса Акимовича, а в три часа пополудни был в прежнем кабинете главы «Криминал-банка». Сообщил о разговоре с шефом, о его готовности помочь, потом подписал договор ссуды без процентов и выплате сс через три месяца, забрал кейс и пакет с предложениями для шефа, получил наличными пять миллионов рублей и отбыл в Думу, не прельстив]иись на этот раз чашечкой ароматного кофе. Не до излишеств.
Вот теперь он мастерски вытянул шефа с заседания и прямо под нос сунул ему пакет с предложениями.
– По-моему, нам садятся на голову. – Такими словами Вавакин сопроводил вручение пакета.
Шеф пробежал глазами первый лист, чертыхнулся, вернул пакет Вавакину, зашептал громко и заговорщически:
– Охренсли мои собратья! Сделай так, чтоб ни сегодня, ни завтра, пи послезавтра ты мне ничего не вручал. Придумай сам, не до того, голова идет кругом.
Шеф тотчас вернулся в зал заседаний, где шел дележ возможных портфелей и Черномырдин щедро их раздавал. Жаль только, брали их не всс. Вавакину эти портфели были пи к чему, сто удовлетворял кейс с начинкой, и он веселой походкой отправился звонить Тарасу Акимычу.
– Все на месте, – игриво сказал он в трубку, надеясь на похвалу, будто и не притемнялся он вчера.
– Вы большая умница, Андрей Андреевич, – не заставил ждать себя товарищ из Белого дома. – Завт ра встретимся в ЦДЛ, время подоспело.
Условились. Вавакин нечаянно прибил Марио камнями в седьмом уровне, огорчаться не стал и выключил компьютер, намереваясь отбыть на отдых. Остановила Эльвира:
– Андрей Андреевич, вас какая-то Мотвийчук спрашивает. Возьмете трубочку?
– А, интересно, интересно! – живо отреагировал Вавакин и, погасивши улыбку, сказал: – Соедини.
Сведений о иахалепке у него пока пе было, и послушать мамашу хотелось, как она станет обсказывать свое кровное.
– Где мой сын? – плачущим голосом спросила Мотвийчук.
– Милейшая госпожа Мот, – подчеркнуто отвечал Вавакин. – Он у меня не служит, поищите в другом месте.
– Обождите, не кладите трубку! – взмолилась на крик она. – Мой бывший муж сказал, что вы с ним говорили о сыне. Вы!
– Ах, с бывшим мужем? – издевался Вавакин. – Это с профессором Христоумовым?
– Он не профессор. – рыдала всемогулпая гадалка. – Верните– моего сына, или я обращусь в милицию.
– Какую чушь вы несете! Какой муж, какой сын, какой профессор? Ко мне подкатился алкоголик, и я дал ему тридцать рублей. Понимаете? Тридцать сребреников! А где пропадает ваш сын. извините, не хватало мне сопли вытирать великовозрастному .шалопаю. Оставьте меня в покое.
– 11рокляну, порчу наведу!
– Да-да, мощный огьорог-при ворот, от ворот поворот. Ты уже лечила меня за сто двадцать штук баксов. Пошла ты...
Вавакин бросил трубку и ощутил блаженное злорадство во всем теле. С ним, с Вавакиным, тягаться...
Он не сомневался, что Мотвийчук перезвонит.
– Андрей Андреевич, – лрожашим голосом говорила она, – я не права, я оплачу вам материальный ущерб, я оплачу моральный, только скажите, где мой мальчик?
– Не знаю я, – по слогам произнес Вавакин, но тон смягчил: – Скорее всего вашего сына послали в командировку.
– Какие могут быть командировки? Он же такой глупый!
– Всякие. Спросите его начальника, – отбоярился он.
Больше Мотвийчук не перезванивала.
Вавакин задумался. Мотвийчук, того гляди, поднимет хай. Обратиться за помошыо к своим постоянным клиентам ей груда не составит, а ниточка к нему все же ведет...
Черт возьми! Как же это он забыл взять у Мотвийчук адресок настоящего профессора! Поразмыслив, он позвонил в Центр Нинелии Мог, и ему сказали, что ее нет на месте. Что передать?
– Скажите, ее искал Андрей Андреевич.
Сработало. Мотвийчук быстро нашлась.
– Не хотел вас травмировать, но кое-что мне известно.
– Рдли Бога, говорите!
– В обмен на телефон настоящего профессора.
Мотвийчук заученно выпалила номер телефона и назвала имя: Толмачев Сергей Алексеевич. •
– Знаете, я видел вашего сына в компании гнилых ребят у Думы. Знаете, они были все пьяны.
– Мой сын не пьет, – храбро ответила Мотвийчук. – Что-что, только не алкоголь.
– Боюсь, тогда именно что-что. Они усаживались в машину на парковке у Думы. Не волнуйтесь. Через пару дней объявится. Кончатся деньги, и объявится, – намек– пул Вавакин. Пусть дергается.
Имея адрес профессора, Вавакин вообще перестал думать о злополучном Шурике.
– Андрей Андреевич, – вошла Дина, – шеф просил составить рапортичку по его заданию.
– Когда?
– Прямо сейчас. Не мог дозвониться, телефон был занят.
– Сейчас и сделаем, – кивнул Вавакин и связался с шефом но прямому телефону. Цифры взял с потолка, но свежие. – Значит, так. У марксистов половина за Черномырдина, у яблочников обработал пятерых, огородники все за, независимые требуют льгот. Какие будут дальнейшие указания?
– Торгуйся, Андрей Лидрсич, создавай видимость.
«Еще бы – усмехнулся Вавакин. – Так и делаем, на
том стоим!»
Куда приятнее было звонить настоящему профессору. Неужели опять проходимей?..
Кнопки па мобильном телефоне Вавакин нажимал не торопясь, раздумывая после всех успешных дел: а надо ли ввергать себя в неизвестность? Жид себе и жил с чем Бот дал., потомство завел, достаток есть и на светлые, и на черные денечки – надо ему это?
Последняя цифра номера пришлась на конец раздумий Вавакина: надо, чтобы всем в жизни насладиться, – и на той стороне ответил спокойный мужской голос, настоя щи й, 1 1 рофессорск и й:
– Слушаю иас .
– Сергей Алексеевич, вас беспокоит Вавакин Андрей Андреевич но поводу уникальной операции, которую вы освоили. Я от госпожи Мот, – добавил Вавакин. Толмачев не ответил сразу, и Вавакин выжидал. – Я вполне платежеспособный человек, – добавил он.
– Дело не в платежи ости, – ответил наконец Толмачев. – Моторика этого явления еще изучена слабо. Есть опыт, и вполне удачный, по стоит повременить. Давайте договоримся, что вы свяжетесь со мной через неделю, и я дам точный ответ.
– Можно подумать, у меня есть выбор. Согласен подождать.
На обоих концах связи трубки вернулись на рычаги, и оба собеседника подумали о себе с большой буквы. «Надо же, – думал один, – могу без сожаления выбросить на операцию большие деньги». А второй: «Надо же, могу заработать большие деньги». Первый вызвал Эльвиру, второй Евгению.
– Элечка, детка, – игриво сказал Вавакин, – а тебе не слабо угодить шефу и отдаться ему?
– Чего ото вы, Андрей Андреевич? Раньше вы не замечали меня. Приспичило?
– Это мое дело, – покачивался Вавакин на пружинистой спинке кресла, отталкиваясь. – Да или нет?
