Текст книги "Набат-3"
Автор книги: Александр Гера
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)
ч – Что и требовалось доказать, – удовлетворенно кивнул Тарас Акимович. – Ссуду rдеревянных брал?
– Разумеется. Какой вопрос?
– Простой. Поиграем в догонялки. Пусть большие люди играют восьмерики, нам и шестерной хватит. Мой шеф заказан швейцарскую визу, а комсомолец наш, тот вообше до Австралии разогнатся. ("мекаешь раскладку?
– Ежику понятно, – подтвердил Вавакин. – Перед дальней дорогой эшелон запасается продовольствием.
– Надо нам не отстать. Стоящий банк есть?
– «Российский кредит». В одном филиале мой старый приятель сидит управляющим. Подойдет?
– 11а первой стадии подойдет. По хорошему курсу миллионов десять обменяет?
– Думаю, не откажет, – заверил Вавакин. – Мы с ним такие штучки не раз обделывали, ("вой человек.
– Тогда на завтра готовность.
– Тарас Акимыч, ты хоть введи в курс действий, – попросил Вавакин. наливая но третьей.
Выпили под икорку.
– Тогда слушай. Перед осенними событиями коммунякам нужна встряска, чтобы расшевелить народ. А поскольку они везде, как прежде, и мы с тобой такие же, наши уши везде, где наши руки. Не кто иной, как марксисты, держат на крючке главу цебэ. Он не сорвется и выполнит их просьбу. На ситуацию р. стране им сугубо на– | плевать, а цебэ давно акционерное общество. Любой из j команды Дубинина давно обогатился, и лишение постов 1 их не пугает. Поэтому желание марксистов и возможное– • ти Дубинина совпали. Послезавтра загонит рубль повыше, народ в панике бросится спасать свои гроши, лихора– I дочно скупая доллары. Мы не в толпе, но чем хуже? Загодя покупаем валюту и на пике сбрасываем. Твой банк входной, а мой на выходе. Нормально? У тебя берем валюту, у ■ меня отдаем. Дело в том, что пе каждому такую сумму дадут, банки в трубу вылетят, а мой банкир проверен, как и твой. >
– Не возражаю, – одобрил Вавакин. – Мой шеф просится в долю. Полтинник зеленых дает. Возьмем?
– Можно, конечно, – без особой охоты ответил Тарас Акимович. – Давай на его полтиннике сами заработаем и ему чуть-чуть дадим. Если так, я согласен.
– Только так и думал, Тарас Акимыч! Давай за удачу!
Надежный план, надежный партнер, им обоим за звездами гоняться нечего, а скромное житье-бытье по вкусу обоим.
Налили, душевно выпили. Теплое товарищество было выше градусов водки.
Назавтра Вавакин превратил дерево в зелень, и, как *у обешал Тарас Акимович, послезавтра началась чехарда, когда Божий люд до гул и вал ^уи к, так сказать, энд. В этот день комсомольский вожак получил отлуп вместе с командой пионеров-тимуровцев. Черномырдин изобразил на лице горечь за страну и буром попер в премьеры. Раз попер, два попер. Каким царем-батюшкой пи изображал себя Ельцин, а импичмента испугался. А Черномырдин нет. Танк, а не человек. А Дума не пускает его обратно во власть. Достали пахана. Казалось, еще заход на трибуну – и пахана прорвет. Сделает пальчики врастопырку и рявкнет:_^Вы / на кого, шелупонь, мазу держите? На кормильца? Да я У салат за семьсот долларов ел!» Эх..." " '#
А рубль доскакал ло верхней отметки в 22 рубля, больно ударился о потолок и скис. Долларов нет. Тогла Тарас Акимович ноисс зеленую массу в свой банк и обменял на дерево. Его еще и благодарили. Бабки и магазинах ругаются: харчи с полок исчезают, соли нет. памперсы и эти самые, с крылышками, дороже исподников стали. Что делать? Народ просыпаться стал, бунт закипает крепкий, с перчиком и красным петухом на закуску, а Тарас Акимович с Андреем Андреевичем смотались на Кипр отдохнуть после трудов праведных маленько. А на пляжах, на пля– 1
жах-то, мать честная, одни свои! Вавакин даже в Москве не видел столько знакомых физиономий. Девочки, прав– '
да, незнакомые, одноразовые.
Через неделю, отдохнув, компаньоны вернулись, дол– (
дар упал до отметки в десять рубчиков, и Тарас Акимович с Андреем Андреевичем понесли свое дерево менять на >
доллары. Их опять встречали уважительно. А где, как и что – народ бередить нечего.
Вполне довольный собой, Вавакин приступил к обыденным делам. Шеф за отсутствие в горячее время не корил, получив свою долю, и Вавакин подкатился к нему иод эту марку, выпросил еше один отпуск. «Только помни, – покачал пальчиком шеф, – в октябре ты понадобишься, как никто другой». «Буду как штык», – заверил Вавакин и отбыл из Думы, чтобы заняться-таки собой.
У Толмачева, наоборот, шла полоса безденежья, и делать операцию было дня него крайне важно. Другого источника заиметь хорошие деньги он не знал, и этот-то появился случайно. Мучила одна загвоздка: пациент ви– повский, на как всегда не спишешь, и встреча намечалась ' щепетильная. Это ж надо тонко намекнуть шишке, чтобы помалкивал о секретности.
Прежде всего он велел заместителю сократить на время число санитаров, а Сичкиной – вкатить по две дозы аминазина, распихав пациентов по большим палатам. 'Тем самым высвобождалась территория для важной исрсопы.
Чтоб комар носу не подточил, чтоб красиво было. Санитары и медсестры трос суток мыли, скребли и драили, развешивали веселенькие занавески на окнах ради обещанных трех дней отпуска.
Под общий шум Судских вновь очутился в палате Забубённого.
Встретились сердечно и сразу обсудили причину переполоха в клинике. Сошлись на одном: ждут важное начальство.
– А что нам от этого? – спросил Забубённый.
– Поживем – увидим. – нейтрально ответил Судских. – Но порох надо сухим держать.
Жене Сичкиной три дня отпуска не выгорало, и она ходила злая, колола всех подряд без ласкового слова и только сейчас вдруг вспомнила, что так и не расспросила нового пациента о предмете ее тайной любви. А ведь почти месяц минул. Надо же, именно в суматохе пришла мысль о Луцеииче. С чего вдруг? •
А ведь именно Луцевич на лекциях по психоанализу поучал: неожиданность никогда пе случается вдруг, это планомерная работа многих органов и .мозга в одном направлении. Когда некоторые из них дают сбой, происшедшее и кажется неожиданным.
«Не сейчас же спрашивать о Луисвичс! – пыталась собрать вместе свои разбросанные мысли Сичкина, готовя очередную порцию уколов. – До вечера Толмачев меня промурыжит... Он уедет, а я задержусь на полчасика... Тогда я новенькою колоть не стану. Куда его перевели? А, к этому, к Забубённому. А этого надо усыпить получше...»
– Задирайте рубахи. – скомандовала Сичкина, входя в палату. – Кто первый?
.Забубённый покорно задрал рубаху.
– Чем нынче потчуют? – скосился на шприц Забубённый и не обнаружил противной янтарной жидкости. Женя перепутала шприцы. Менять их было поздно, стыдно, и Забубённый получил хлористый. Само собой, Судских тоже выпадал хлористый.
– Меньше знаешь, лучше спишь, – отрезала Сичкина. хмуро глянув в сторону Сулскнх.
Что за переполох; сестра? – невинно спросил он.
– Кое-кому собственное естество не по нраву. – пробурчала Женя, протерев место укола ваткой. – Следующий.
Судских задрал рубаху и улегся на живот.
– Пластическая операция? – робко спросил Судских.
– Да уж, – хмыкнула Сичкина. – Дым коромыслом, черт бы их подрал, санитаров отпустили, некому воды в кубовой накачать.
Едва Сичкина ускакала, Судских сказал Забубённому:
– А погодка-то сегодня за нас, Осип Семенович. ,
– Как понимать? -• не распознал мысли Забубённый.
Судских склонился к нему ближе и прошептал в ухо: i
– Санитаров нет, не рискнуть ли дать тягу?
– Обдумаем, генерал, – не колеблясь ответил Забубённый. } 1азывая Судских генералом, он и не подозревал, как близок к истине. Просто нравилось ему волевое лицо соседа.
Часам к трем дня шум и перебранка за дверьми стихли. Потом донеслись чужие голоса, и вскоре вообще все смолкло, будто наступил мертвый час.
А еще через час Толмачев провожал дорогого гостя. Дело сладилось, назавтра сговорились проводить операцию. Гость пожелал ее страстно, и частности его не удивили: почему клиника без специального оборудования и почему засекречена, почему главврач принюхивается и чем ого в самом деле пахнет?
Из-за нехватки персонала сегодня подгорела обеденная каша. Только и всего. Из-за такой мелочи договор не расстроился. Гостю сделали необходимые анализы и вежливо отпустили до завтра.
План Судских был таков: попроситься на прогулку и с внутреннего дворика дать тягу. Обычно для пациентов устраивали две прогулки, утром и после обеда, во внут– рением дворике. У кого не было противопоказаний, могли гулять когда угодно по коридору. Чаще других права гулять по коридору лишались Забубённый и Судских. Сегодня впопыхах Толмачев забыл распорядиться о прогулках, и задерганная Сичкина выпустила на прогулку всех, а всех остались Судских и Забубённый, остальные получили по две дозы аминазина и лежали пластом.
Как раз после ужина Сичкина решила поговорить с Судских. Так и сказана ему: зайти в ординаторскую и дожидаться там. Судских так и поступил, а Забубённый бродил по коридору, па этот раз внимательно оглядывая двери и тупички. Женя с дежурной санитаркой все еще возились в оперблоке. готовя его на завтра, и Судских бесцельно рад-ляды ват помещение ординаторской. Связка ключей, брошенная в суматохе на столе, не могла пе привлечь внимания Судских.
«Да это же ключи от всех бытовок! ахнул Судских. – Воистину, правое дело затеяно, провидение Всевышнего!» Хотя бы раз в жизни любой человек становится вором. Судских схватил связку и выглянул за дверь.
– Семенович! – громко зашептал он. – Вериге ключи, надо выяснить, где наша гражданская одежда: Лады?
– Шепчешь! – подпрыгнул от привалившей удачи Забубённый.
Судских вышел в коридор сам. с беспечным видом подергал дверь во внутренний дворик. Она поддалась.
«Дай мне этот шанс, вссмо!ущий Боже!» – молил Судских.
Всевышний, похоже, расщедрился. А когда пришла Сичкина, как-то очень быстро закончился их важный разговор. У Судских под рукой не оказалось колоды карт Таро, а усталая Сичкина спешила в институт. Потом она инструктировала дежурную, а Судских вышел в коридор к Забубённому.
– Порядок, генерал, – потирал руки Осип. – Ключик от бытовки я отстегнул, где паши одежки, сейчас его никто не хватится, а вот этот, – показал он от висячего замка, – ворота запирает во внутреннем дворике.
– А где санитары? – шептал Судских.
Один только, в кубовой дрыхнет, у Сичкипой спирта украл.
Прогулка закончилась, Судских и Забубённого заперли в палате.
– Не беда, – подбадривал Осип. – В туалет попросимся.
Выждали до полуночи, и Забубённый жалобно запросился по-большому. Дежурная отперла и, не потрудившись запереть дверь и дождаться пациента, как гласила инструкция, ушла в ординаторскую, с обычным для такого случая ворчанием: «Ходют тут всякие».
Вышли оба. Забубённый сразу пырнул в вешевую бытовку. Судских следом. Переодевались быстро в тесной каморке. Осип оделся первым, только наряд его похож был па снасти пережившего шторм корабля.
– Схудал весь, – сокрушенно молвил Забубённый, оглядывая себя недоуменно.
– Снимайте это, – попросил Судских. – Побег —• дело важное. Подберите что-нибудь чужое, но на вас.
– Правильно, •– облегченно согласился Осип. – Если из общего берется немножко, это не воровство, а дележка.
В сборном наряде он выглядел внушительнее Судских. И костюмчик впору, и галстук в тон, только из обуви нашлись кроссовки по размеру.
– Нормально! – слало весело Судских. – Новый русский собрался на банкет.
Едва вышли, лоб в лоб столкнулись с дежурной медсестрой.
– А ктой-то тут хозяйничает? – пе то возмутилась она, не то от испуга выпалила дежурную фразу.
– Сейчас все объясним, – не дрогнул Судских, увлекая медсестру в ординаторскую. Та сопротивлялась, говорила резким высоким'голосом. – Тихо, дражайшая...
– Я в милицию позвоню, немедленно в палату!
– В милицию? – разозлился Судских. – А вы не подумали, уважаемая, что работаете в преступном месте, где мучают ни в чем не повинных людей? Вы не подумали, что это не лечение, а превращение людей в скотов?
Медсестра опешила от горячей речи Судских. в которой он выплеснул всю накопившуюся горечь, а запас командных слов здесь помочь не мог. Ампулы аминазина в избытке лежали на столе, шприцы рядом в кювете. «Коли!» – услышан Судских Голос. Медсестра быстрее Забубённого сообразила, куда направлен взгляд Судских. и рванулась к двери. Забубённый едва успел схватить ее за халат и перегородил путь.
– Миленькие, не надо! – запричитала медсестра. – Что я вам плохого сделала? Отпустите ради Христа!
– Ради Христа? – переспросил Судских, – Я пе зверь. Но чтобы rвас опять не проснулось чувство долга, мы запрем вас в нашей палате. И сидите до утра тихо.
– Буду, миленький, буду, – соглашалась медсестра. – И санитара заприте, чтоб вместе...
Только что Судских сжигал праведный гнев. Он принял решение не делать укол, и куда девался его ныл, словно выпустили его из Судских, только в ушах гудело и где– то далеко за гудением прорывался к нему возмущенный Голос.
– А я бы всадил ей кубиков пять, – со злостью прошипел Забубённый. – Пусть почувствует, каково оно...
– Не стоит, Осип Семенович. Потом зачт ется. Не умею я быть злым, лучше уж и замахиваться не буду.
Гул в ушах прекратился.
– Пошли? – посмотрел на Забубённого Судских.
– Пошли, генерал. Может, ты и нрав. Л может, свою чашу беды, как я, еще не выпил до дна. Бог с тобой, пошли...
Открыли ворота, заперли, выйдя, ключик повесили на замок. Шум машин доносился из-за рощи, туда и направили стопы.
Через час осторожной ходьбы в темени вышли к трассе.
– Вроде бы Ярославка, – присматривался Забубённый.
•– Ленинградка, – поправил Судских. – Я знаю этот закрытый приют, Семеныч.
– Чтоб он сгорел! – плюнул в сердцах Забубённый. – Столько дет... Столько лет за правду!
Судских успокаивал, похлопывая товарища по плечу:
– Все позади, дружище. Больше лопухами не будем.
Па их вытянутые призывно руки остановилась «мусорка». Водитель без долгих разговоров пригласил в кабину. Он оказался молчуном, а пассажиры не заговаривали. Так и ехали каждый в своем мирке забот, без разговоров, но за компанию.
На «Войковской» водитель высадил их. Поблагодарили от души. Не долго думая Судских голоснул частнику, договорился.
– А куда едем? – недоумевал Забубённый. Они о маршруте дальнейшего пути не сговаривались.
– Сначала ко мне. Я рассчитаюсь с водителем, осмотримся, а там видно будет. До утра нас не хватятся. Садись, не переживай много. Доедем – картина прояснится полностью.
У Судских появилось какое-то интересное внутреннее чувство, будто он обсудил с кем-то свои дела и получил право действовать по собственному разумению. И никакой клиники не было, и Толмачева он не знал, и с Сички– ной не общался...
Едва машина тронулась, полил жуткий ливень. И опять «дворники» не успевали разгонять воду с лобового стекла. Их мелькание вызывало у Судских галлюциноз, он не мог сообразить, где они едут, который час и в каком времени они обретаются. Лишь скорость, на которой ехал водитель, путала. И будго не по шоссе мчались они, а летели по американским горкам.
Машина остановилась внезапно, водитель даже не повернул к сидящему рядом Судских своего лица. Приехали и приехали, куда просили довезти. Урчал двигатель на малых оборотах.
– Семеныч, посиди здесь. Я подымусь за деньгами и зонт принесу, – попросил Судских.
Знакомый лифт, та же надпись на внутренней стенке: «Дёра, я люблю тебя» – и три восклицательных знака.
Он позвонил в дверь своей квартиры. Она открылась через минуту. На пороге жена. Без возгласов удивления посторонилась, пропуская Судских в прихожую.
– Я долго отсутствовал? – спросил Судских. Смотрел на жену затаенно, чтобы не выдать своего недоумения.
– Я телевизор смотрела, – ответила она и ушла в гостиную.
«Пожалуй, деньги не понадобятся», – подумал Судских, заглядывая в гостиную. Закутавшись в шаль, жена смотрела «Вести». Приглядевшись, Судских узнал в говорящем Забубённого. Он доказывал на заседании парламента, что пе замечать отсутствия закона о монополии государства на алкогольные напитки по меньшей мере преступление. И утвердился в-мысли: «Да, деньги водителю не нужны. Нет водителя. И лечебницы нет».
Ничего нет. Все осталось как было. Прежний Ельцин и ворье прежнее. Судских задрал рукав. Истыканная иглами вена была.
Он набрал номер телефона дежурного в Ясеневе.
– Леонид? – узнан он, дежурил Смольников. – Посмотри в нашей картотеке, Забубённый Осип Семенович числится в депутатах Думы? Я подожду па телефоне.
Через пару минут пришел ответ:
– Игорь Петрович, есть такой депутат. Да вот он, по телевизору выступает. Сказал: «Мне с мерзавцами не по пути».
– Спасибо, Леонид. Ничего особенного пе случилось?
– Все нормально. Игорь Петрович, – несколько удивленно ответил Смольников.
Опуская рукав рубашки на прежнее место, Судских зацепил ногтем браслет часов. Его «Ролскс» был на месте.
Машинально, еще осмысливая затеплившуюся догадку, он взглянул на циферблат. Наручные часы показывали половину восьмого. Стрелки пасов на стене гостиной показывали пять минут девятого.
«Вот они, эти сатанинские полчаса...»
3-13
Сделав карандашом четыре небольших рисунка, Штирлиц разложил их перед собой и надолго задумался...
Думать было над чем. У Судских не случайно возникла такая ассоциация с вымышленным героем советского супербоевика. Да, придуманный разведчик, но как же он был схож с подлинным генералом Судских! То ли подлинный, то ли вымышленный, в какой ипостаси пребывает, одному Богу известно. Судских давно заглянул в будущее, как читатель в конец книжки, знает все наперед и вынужден размышлять, в какую сторону повернуть будущее.
Всего лишь одна, и существенная, разница была между Штирлицем и Судских. Вымышленный Максим Максимович боролся с врагами нереальными. Можно ли назвать врагом нынешнего президента, хотя зло, причиненное им стране, неизмеримо? Можно ли считать врагом отечества Зюганова, ратующего за справедливость, если его товарищи по партии наломали таких дров в пору своего владычества, сколько по всей России не найти?
И что же надо самой России, если выбирает она себе владыку, который запросто провалит вступительный экзамен в ПТУ, рассуждает об интегральном развитии экономики, а покажи ему значок интеграла, примет его за глисту...
Вот-вот. Как сказал один мудрый еврей: в одних людях живел Бог, в других дьявол, в третьих глисты.
«После Сталина, – вынужден был отметить Судских, – в наг г г их последующих правителях жили только глисты, а
если не глисты, то мелкие аскариды – это для страны не достижение».
Судских вздохнул и разложил перед собой четыре карандашных рисунка. Четыре главных претендента на власть.
Когда он размышлял, он любил делать наброски именно простым карандашом. Графитный, граненый, как штык вороненый... Графит – родственник алмаза, мягкий со– "брат его, ею штрихи простого карандаша лучше другого орудия формируют облик рисунка, изъяны натуры видны отчетливее.
Художником себя Судских не считал, однако правило главной детали портрета уловил. Получалось, каждый из претендентов имеет выпяченную уродливость на лице. Подмеченная карикатуристом, она превращает героя в персонаж анекдота. Но какого: длинный нос де Голля – это не остренький стручок Бурбулиса. Если из первого получился галльский петух, задиристый владыка, из второго, кроме шкодливого лисенка, ничего не вышло. Как ни ряди Костю Райкииа в одежды Гамлета, уши выдают, и даже ишачок Иа сто очков даст ему вперед но части трагедии.
Лицо – зеркало души. Именно по липам Судских выискивал основную причину, какая не дает претендентам стать подлинными властителями человеческих душ и поступков.
Он разложит свои рисунки по рейтингу популярности.
Лидер коммунистов завоевал авторитет ленинскими методами, как научил хитромудрый Карл Маркс: мутить народ против власти, чтобы потом опоит ь его этой мутью и править по пещерным законам: я начальник – ты дурак. Метод стар и действен до сих пор, потому что людям, замордованным сумятицей последних лет. куда проще передохнуть в казарме, где не каплет и накормят-таки, чем учить интегральную зависимость нехватки ума и денег, наглости и порядочности.
Шишковидный лоб последнего ленинца не отличался от оригинала – выпячивалась шишковидная железа. До
поры до времени с ее помощью владелец будет поражать работоспособностью и неординарным ходом мысли, но наступит пора Брестского мира, за который придется расплачиваться союзом с дьяволом.
Судских без сожалений убрал первый рисунок. Как осилить эту напасть, он прошел в своей первой жизни.
Вторым лежал столичный мэр. Популист в самом широком смысле этого слова. Ему и до Севастополя есть дело, и до евреев Израиля, он друг Кобзона и Спивакова, чукчи в чуме и Пугачевой. Он не отличит скрипки от альта, по проникновенную речь об искусстве скажет. Он —унывала в лавке, товаров 'в кот орой никогда не покупал. В Москве, где сконцентрирова-" но девяносто процентов всех средств, можно орать на всю Ивановскую, что паше дело правое и мы победим. Столич– ^ ? ный мэр – прибежище чиновного люда, бездарных мэнээсов } и аферистов всех мастей. Последнее прибежище.
Его лицо напоминало Судских увесистый бильярдный шар, который не соблюдает законов геометрии, в лузу то ли попадет, то ли за борг выскочит, но силой удара снаряжен – и горе стоящему к нему лицом. Храм Христа Спасителя не поможет. Но это познается позже, когда потоп покроет золотые маковки...
Третьим перед Судских был красноярский генерал-гу – бернатор.
Судских при всей симпатии к нему не забывал истину Гриши Лаптева: пока хохол в заместителях, ты царь, станет хохол царем, тебя и близко не окажется. Упрямый Овен, он сшибет ворота и первым подаст пример восстанавливать их. Только в какие времена доверяли овнам строительство? Им бы ворота крушить, несмотря на открытую калитку рядом, им Аустерлиц подавай, а солдатам – устав.
Беда генерал-губернатора заключалась в сержантском (/ разумении дистанции и диспозиции: я сержант, осталь– 7/ ные солдаты. Я. И остальные. Со столичным мэром они разнились в одном, если видеть обоих вождями: первый знал различие между обухом и гранатометом, второй —
лишь бы с ног налило. Валик надбровных луг первого так отличался от гладкой овальности второго претендента, как ступенчатость ракеты от всеядного ядра. И оба были раз– р у ш ш ел ы 1 ы м и сила м и.
«Не зря, выходит, Всевышний записал первого в любимчики. – пришел к выводу Судских. – Этот, при всей обманчивости натуры, до основанья, а затем – – рушить не будет. Творцу улей или муравейник дороже теории относительности».
Оставался четвертый портрет, вожак яблочников. Самый сметливый из всей четверки, он обладал лицом смешливым и уверенным. Эзопово лицо. Его сторонники видели в нем мудрою царя, очередь которого обязательно наступи г и начнется jpa мудрого правления, а на лице давно было написано: ребята, зачем? Умным шутом быть интереснее, мне яблоко дороже скипетра.
Не случайно шуга рисуют с яблоком. С погремушкой то бишь.
Ни один из вариантов России не подходил, за каждым стояли гражданская война и удельное княжение. Каков же выход?
Утро вечера мудренее. Судских скомкал листочки с портретами, сжег в пепельнице и отправился чистить зубы перед сном.
«Что же в моем лице, будь я добычей карикатуриста?» – разглядывал он себя в зеркале. Ничего выдающегося не нашел. Глаза, может быть, только их познать может пе хозяин глаз. Он никогда и никого не расспрашивал об этом, никто и не говорил, лишь институтских лег записка сокурсницы хранилась в памяти: «У тебя удивительные глаза, в них лик небес. Они могут быть осенними и холодными по-зимнему, летней щедрости и весенней веселости, в них скачут молнии и чертики фала, они слоистые, как перистые облака, и глубина в них байкальской воды. Кто ты, Судских? С такими глазами на земле не живут...»
Глупости, хмурился он на дифирамбы в его честь. Обычный мужик, обычные зенки... Зубная щетка придирчиво ша– рилась во рту. Ладно уж, пусть он необычный, только зубы чистить надо. Зубы у Судских оставались без единой щер– ✓ бинки, младенческой белизны. А здоровые зубы, как гово– у/ рил Радж Капур, основа нации, здоровье. В здоровом теле у' здоровый дух.
Спалось ему тревожно. Снился сон, будто к нему в каморку лезут четверо бравых ухарей, а у него в гостях молодайка. «Не открывай, – просит она. – Я к тебе принта, зачем туг они?» А самый шустрый из ухарей в окно рожи корчил, трое прочих ломали дверь. Судских никак не мог заставить себя дать отпор ухарям. Встала молодайка, дверь нараспашку, руки в боки: «Чего надо? Мотайте отсюда по-хорошему». Тогда и Судских засучил рукава. Защебетал будильник на тумбочке. Вот и хорошо, что без драки обошлось.
У себя в Ясеневе Судских с первыми замами провел оперативку и сразу отправился в лабораторию к Лаптеву.
– Гриша, ты перспективу президентства просчитывал?
– Еще по весне, – обыденно ответил Григорий, словно речь шла о видах на урожай, – Помните, я предрекал отсылку Лебедя в провинцию? Вы согласились с моими расчетами, тогда же мы заложили вариант отхода регионов от центра и появления вотчин.
– Помню, – кивнул Судских. – Только ты пообещал найти фактор, скрепляющий нынешнее положение вещей. Как ты считаешь, приход Примакова в правительство изменил ситуацию?
– В какой-то мерс нарушил расстановку сил. По непонятным мне причинам Черномырдин проиграл, и система разрушилась. Надо закладывать и обсчитывать новую программу: октябрь покажет, в каком направлении станет она развиваться.
– Гриша, а тебе не кажется, что мы делаем ^анализ
. – шестерных игр? Кропотливая и малопродуктивная работа. ■ ■ 1 * <
Ты вряд ли учел пси-фактор, – заметил Судских. – Поражение Черномырдина произошло из-за элементарной русской расхлябанности. Коммунисты и яблочники могут приписывать заслугу себе, на самом же деле он стал жертвой чиновничьего бездумья. Сбой Произошел внутри системы, а не снаружи. Я тебя предупреждал.
– Пси-фактор рассчитать невозможно, – упрямо сказал Лаптев.
– Но я-то закладывал его! – не согласился Судских. – Я учитывал даже казачество, и оно оказалось вне системы. Отжившее оживить невозможно. Нет личности. Сейчас нет ни одного атамана, способного воодушевить и сплотить казачество, каждый из них мнит себя личностью, а такой и пет. С казачеством поступили так же, расчленив его. как масонство поступило с исламом – суннизм и шиизм, с христианством – католики и православные, буддизм – хинаяна и махаяна. Разделяй и властвуй. Я просчитал ситуацию с одним национальным лидером – и опять фиаско. Мы не учитываем пси-фактора. Можешь принимать за фантазию, но скажу тебе, что у России есть несметные богатства, способные восстановить ее могущество очень быстро. Только будет ли прок от такой манны небесной? Глас разума не велит исгользовать их. Только с приходом выдающегося лидера, не убиенной десятерной, а не шестерной в пиках. Ни один из претендентов на роль лидера не способен вернуть Россию к разумности. Духа нет. его взращивают веками.
– Почему я должен принимать это за фантазию? – обиделся Григорий. – Я считаю вас разумным человеком, и вы не хуже меня разбираетесь в теории больших чисел. Я порой даже становлюсь в тупик от ваших познаний.
– Спасибо. Тогда, если ты не считаешь меня фантазером, мы должны смоделировать условия и приход того лидера, который нужен России.
Гриша изумленно уставился па Судских:
– Игорь Петрович, ото невозможно. Россия чересчур разборчивая невеста. Этот холодей, этот горяч, тот слишком добр, тот жесток. Мы хотели жесткой руки – получили ГУЛАГ, жаждали демократии – получили беспредел.
– Не согласен. Не мы его заимели, нам его навязали. Нам повылазило, что ли, когда подталкивали наверх Ельцина? Каждый из пас отчетливо сознавал, что не фигура это для большой политики, с массой проколов в биографии и в поступках. Пот на широком российском экране и увеличились его и наши проколы. Не могли россияне сами выбрать Ельцина, он подкидыш, ситуация смоделирована извне с учетом нашего пси-фактора. Дважды молния в холм
' не бьет, дважды подряд дураков не выбирают в вожди даже в племени дикарей. А парламент? В беднейшее для России время мы кормим паразитов, которые не собираются принимать нужнейшие для страны законы.
– А я разве спорю, Игорь Петрович? Вы помянули законы, необходимые России. Самый главный – закон о земле. В свое время дедушка Ленин посулил бедноте землю, и беднота сделала невозможное. Правильно: собственник будет зубами держаться за свое, и как раз собственности не дасг народу ни один правитель. Живет в нас дух крепостных, живет...
– И я о том же! Вот я и призываю тебя найти способного раскрепостить людей. Пусть он будет трижды коммунист, трижды еврей, но наш и дальновидный. Покопайся в программах, времени осталось год, по предупреждаю: ситуация может измениться к худшему в любой момент. Сильная Россия никому, кроме нас. не нужна, и не только в УСИ знают о грядущей катастрофе. На УСИ возлагается миссия вывести страну из тупика:
– Кто возложил? – не понял Лаптев.
– Я возложил. Нет сейчас силы, способной удержать страну от развала. Моя задача – удержать ее от потрясений, закрыть доро1 у к власти напористым, но слабым духовно.
– Игорь Петрович, – насмешливо заговорил Гриша, – такой человек – вы. Берите власть, и дело с концом.
– Не было такой команды. Своего лидера должна выдвинуть страна, а наше дело маленькое – помочь.
– Вот-вот, – насмешничал Григорий, – как возлагать – я, как делать – мы.
– Будет тебе, – не обиделся Судских. – Беру на себя не больше, чем доверил мне Всевышний.
– Что это вы, Игорь Петрович, в божбу ударились последнее время? Люди могут не понять... Может, вам в патриархи податься? – не стирал улыбки Григорий.
– Я же сказал: команды не было, – серьезно возразил Судских. – Твоя задача – профаммное обеспечение, моя – найти такого человека. Берись за дело, а я пока порешаю локальные задачи, – попрощался Судских и поднялся к себе. Вызвал Бехтеренко и велел создать мобильную группу из пятидесяти человек, проверенных в экстремальных ситуациях.
– Что это будет? – спросил Бехтеренко.
Судских пе обмолвился о задаче.
– Что будет? Там видно будет. Пока быть наготове. А мне сейчас выдели трех бойцов, кое-куда смотаюсь. Пора хвосты подчишать, Святослав Павлович.
Бехтеренко больше вопросов не задавал, но, как опытный оперативник и верный помощник, понял, что именно затеял шеф.
~ Правильно, Игорь Петрович, – в лад своим мыслям одобрил Бехтеренко. – Пора. С Воливачом согласовывали?
