Текст книги "Парижский антиквар. Сделаем это по-голландски"

Автор книги: Александр Другов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 37 страниц)

Насладившись зрелищем, птица вперевалку приближается и, вытянув шею, клювом пытается лишить меня шнурков. Собственно, шнурки – это ерунда, копеечное дело, их совсем не жалко, но пингвин легко может ими подавиться. Поэтому осторожно убираю ноги и в виде компенсации глажу его по голове. Пингвин готов к компромиссу – замерев на месте и поводя крыльями, позволяет провести ладонью еще по шее и спине.

Прервав рассказ о своем компьютере, Тьери всплескивает руками.

– Смотрите, Поль вас совсем по-другому встречает. Чувствует отношение. А вот… в общем, один мой знакомый его не любит. И Поль его тоже. Пытался укусить. Правда, Поль?

Отлаживание пингвина заставило Тьери растаять, и он принимается рассказывать нам о своей работе. Слова льются потоком, Вера слушает с профессиональной вежливостью, хотя взгляд ее серых глаз все больше становится прозрачноотсутствующим. Чтобы не заснуть, прогуливаюсь вдоль железных стеллажей с книгами и чертежами. Те, которыми хозяин пользуется реже, вертикально стоят в дальнем и более темном углу. Ближе к рабочему столу Тьери на стеллаже стопкой сложены несколько справочников и толстых папок. На корешке одной из них надпись: «Системы управления тяжелых носителей. Россия».

* * *

Сидя в своем кабинете, Гутманис еще и еще раз продумывал свои действия на ближайшие дни. Он полностью отдавал себе отчет в том, что вмешательство Соловьева в его космический бизнес, предложенный Ковальски, спасало ему жизнь. Но чувства благодарности у него не возникало. Гутма-нис прекрасно понимал, что они станут вынужденными союзниками, и помощь в устройстве на новом месте, которую обещал ему Соловьев, почти наверняка будет означать кабалу на долгие годы, если не на всю жизнь. Гутманис не строил на этот счет иллюзий, так как не верил в бескорыстное содействие спецслужб. Но для того, чтобы завершить расчеты в Париже и беспрепятственно перебраться в другую страну или даже на другої» континент, следовало быть весьма и весьма осмотрительным. Поэтому он хладнокровно просчитывал окончательный вариант своих действий.

Резко встав, Гутманис вышел из кабинета, дошел до кабинета бухгалтера и открыл дверь. Бухгалтер – крупный пожилой мужчина – посмотрел на шефа, никак не выразив удивления. За многие годы работы с финансами он привык к двум вещам: ни при каких обстоятельствах не обсуждать служебные дела с теми, к кому они прямо не относятся, и ничему не удивляться. В данном случае, если шеф не стал вызывать по телефону, а сам пришел в его кабинет, плотно притворил дверь и уселся на край стола, значит, у него были веские причины прийти именно самому и сесть на край стола.

Гутманис, не говоря ни слова, с порога внимательно оглядел кабинет одного из своих наиболее доверенных лиц. Эти сутки он напряженно думал, пытаясь решить, кому из сотрудников он пока может доверять. Бухгалтера он знал еще по своей работе в рижском порту, то есть больше двадцати лет. Но не это было главным. По роду своей работы бухгалтер не был склонен к авантюрам, и вряд ли Хелле стал бы вовлекать его в свои дела. Кроме того, судя по рассказанному Соловьевым, задуманная операция против проекта «Гермес» не требовала никаких махинаций с финансовыми документами изнутри компании Гутманиса. Схема взаимоотношений с российской стороной с точки зрения денежных расчетов, была достаточно прозрачной, и не предполагала участия бухгалтера.

Таким образом, со всех точек зрения, бухгалтер был чист. По крайней мере, должен был. По времени для проверок у Гутманиса не оставалось, а значит, следовало просто довериться интуиции. Побарабанив пальцами по краю стола, он начал:

– Вот о чем я хотел тебя просить. Мне будет нужна вся документация…

Он не успел закончить фразы, как дверь в кабинет без стука открылась, и вошел Хелде. Он был единственным, кто позволял себе не стучать в дверь, даже входя к Гутманису. Предполагалось, что от него секретов в этой конторе быть просто не может. Гутманис с досадой подумал о том, что фактически так оно и было.

Ни словом не выразив своего удивления, Хелле коротко кивнул бухгалтеру и повернулся к Гутманису:

– Занят? Я подожду у себя. Есть дело.

Но Гутманис, отрицательно покачав головой, уже вставал. В дверях он, не оборачиваясь, сказал бухгалтеру:

– Мне понадобятся все документы, касающиеся торгового дома Бортновского. Подготовь к завтрашнему утру.

Вернувшись в свой кабинет, он сел за стол и вопросительно посмотрел на Хелле.

– Чего ты хотел?

– Нужна проверка всех дел, связанных с алмазами. Похоже, та партия, которая якобы была арестована в России в прошлом году, на самом деле уведена нашими партнерами. Скорее всего, им помогает кто-то из наших.

Задумчиво кивая, Гутманис выравнивал ножницы и нож для разрезания бумаг по краю кожаного с золотым тиснением бювара. Выложив все предметы в строгий ряд, он поднял глаза на Хелле.

– Завтра расскажешь, что предлагаешь сделать, хорошо?

Не договорив, он понял, что сделал ошибку. Хелле только информировал его о возникших подозрениях в отношении сотрудников, и обычно в таких случаях Гутманис вопросов не задавал. Предполагалось само собой, что Хелле проведет комплекс мер по выявлению того, кто работал на другую сторону. Тем более, Гутманис ни при каких обстоятельствах не откладывал обсуждение таких серьезных вопросов как, например, пропавшая партия товара. Вырвавшаяся фраза могла означать только то, что в настоящий момент он серьезно озабочен другой, гораздо более важной проблемой, о которой по тем или иным причинам не стал сообщать своему помощнику.

Озлясь на себя за допущенный промах, Гутманис не стал дожидаться ответа:

– Короче говоря, действуй как обычно. И подготовь все бумаги по фирме Бортновского. Ворует он. И ворует много. Надо его чуть-чуть прижать. Бухгалтеру я уже дал распоряжение.

Кивнув, Хелле подождал еще мгновение, легко поднялся и вышел. Идя в свой кабинет и механически кивая сотрудникам, он думал о том, что Ковальски оказался прав. Гутманис был их самым слабым звеном. И сейчас, судя по его поведению, по оборванному разговору с бухгалтером, что-то в их хитрой схеме начало разлаживаться.

* * *

В небольшой однокомнатной квартире на Монмартре человек со скучным лицом, одетый в черные джинсы и серую рубашку, аккуратно укладывал в средних размеров пластико-, вый кейс разобранную снайперскую винтовку. Ствол и ложе мягко легли в предназначенные для них выемки. Цель должна была находиться на смешном расстоянии, не больше ста метров. При такой дистанции промахнуться было просто невозможно. Единственная сложность заключалась в том, что рядом с целью будут еще несколько человек, НИ один из которых не должен пострадать. Это практически исключало возможность дополнительных выстрелов. Но такой необходимости в его практике пока еще не было.

Снарядив пятью патронами магазин, человек положил его в тот же чемоданчик. Аккуратно вымыв руки, пошел на кухню, приготовил себе крепкий и сладкий чай. Выпив его и выкурив сигарету, сполоснул и вытер чашку, блюдце и ложку. Надел куртку, взял кейс с винтовкой и вышел из квартиры.

Машину он вел аккуратно и мягко, пропуская других водителей и осмотрительно перестраиваясь. Припарковавшись, он достал из багажника кейс. Пройдя два квартала, открыл ключом дверь, вошел в парадное и стал подниматься по лестнице. Два дня назад его ассистент снял квартиру в этом подъезде по чужим документам и сделал дубликаты ключей от пустующей студии.

Закрыв дверь, он подошел к окну и в просвет прозрачных тюлевых занавесок оглядел площадь внизу. На карнизах домов тесно сидели голуби. Мокрые от дождя пластиковые стулья уличного кафе были пусты. С высоты третьего этажа он видел зеркальце воды, набравшееся в пластмассовую черную пепельницу на круглом зеленом столе. Прошли несколько молодых людей с рюкзаками. Из ресторана напротив вышел пожилой мужчина в костюме и галстуке и с опаской посмотрел на небо – видимо, забыл дома зонт.

Взглянув на часы, снайпер неторопливо открыл чемодан и собрал винтовку. Вставив магазин, он сделал прикидку и удовлетворенно кивнул. Расстояние до входа в ресторан не превышало восьмидесяти метров. Положив винтовку, он закурил, стряхивая пепел в пустую сигаретную пачку. Патрон в патронник он никогда загодя не досылал – чувствовал дискомфорт, когда боевая пружина оружия долго находилась во взведенном состоянии. Еще раз посмотрев на часы, он загасил окурок и выглянул в окно.

Пустынная площадь еще не начала оживать людьми, возвращающимися с работы. Официант протирал столы и стулья. Выплеснув на камни мостовой воду из пепельницы, вытер ее и поставил на стол. Закинув полотенце на плечо, он посмотрел на небо и ушел в кафе.

Дверь ресторана через площадь распахнулась, и на пороге появилась группа из пятерых мужчин. Они вышли на улицу, тоже поглядывая на небо. Двое стали закуривать, остальные, переговориваясь, осматривали плошадь в ожидании машин. В спокойном предвечернем воздухе поднялись голубоватые струйки сигаретного дыма.

Снайпер с двойным щелчком отвел затвор и поднял винтовку. В прицеле был отчетливо виден стоящий впереди группы Гутманис. Рядом с ним стояли Хелле и бухгалтер. Перекрестье прицела переместилось с Хелле на Гутманиса, затем на бухгалтера, обошло двоих других мужчин и поплыло обратно. Снайпер сделал вдох и выдох. Как обычно, на втором выдохе он задержал дыхание и плавно потянул спусковой крючок.

Раздался тихий хлопок. Вонзившись под левый лобный бугор, пуля наискось прошила череп Гутманиса, вырвала часть затылка, срикошетила о булыжник площади и уже бесформенным кусочком свинца с коротким треском вошла в серый гладкий ствол платана у входа в ресторан.

* * *

Большой туристический автобус останавливается на набережной, из него горохом высыпаются туристы, по преимуществу пенсионного возраста. Едва ступив на тротуар, они начинают снимать все вокруг, и, передавая друг другу фотоаппараты, самих себя. Одна старушка торопливо повязывает голову от ветра легкой косынкой и принимается водить вокруг себя видеокамерой. Сделав полный оборот вокруг своей оси, она бросается слушать гида, который заученными жестами дирижирует головами туристов. Подчиняясь ему, члены группы дружно смотрят налево, направо, поворачиваются назад.

– Черт возьми, как это могло произойти? Ты что, не видел, что он может выйти из-под контроля? Что, надо учить тебя, как работают с агентами?

– Меня не надо учить, как работают с агентами. Было ясно как Божий день, что полностью контролировать его мы не смогли бы ни при каких обстоятельствах. Человек, который способен достичь оборотов в несколько миллионов долларов, не станет пешкой в один день.

Чтобы не накричать на меня снова, Горелов предпочитает, стиснув зубы, промолчать и только шумно переводит дыхание. На этот раз мы прогуливаемся по набережной неподалеку от Лувра. День ветреный, седые легкие волосы Горелова неожиданно вздыбливаются и падают то в одну, то в другую сторону, отчего его раздраженные тирады в мой адрес теряют значительную долю назидательности.

– Владимир Николаевич, пока ясно одно: Гутманис чем-то себя выдал. Где и как – сказать трудно. Почти наверняка его расколол Хелле. Это был неизбежный риск, на своей стороне мы имели непрофессиналыюго, не до конца завербованного агента, а против нас был профессионал, постоянно следящий за ним. Даже теоретически Хелле был обязан нас переиграть. Он и переиграл.

Задавив злость, Горелов устало произносит:

– Иди к черту со своей теорией. Давай думать, что делать дальше.

– Хорошо, давайте назовем вещи своими именами: с ликвидацией Гутманиса мы потеряли все, что наработали за это время. Он был единственным, кто мог нам помочь. Сейчас мы в тупике.

Крякнув от неудовольствия, Горелов прерывает меня:

– Без тебя знаю, где мы. Давай по существу. Что нам может дать этот твой ненормальный изобретатель? Если он – ключевая фигура, то в принципе все не так плохо.

– Это если он действительно ключевая фигура. В ближайшее время я с ним встречусь еще раз. Но нам надо одновременно отрабатывать этого Тьери и держать под контролем Ковальски и его людей. Пока мы не знаем, о чем конкретно идет речь, придется заниматься всем вместе.

– На все вместе у нас…

– Извините.

Звонок мобильного телефона прерывает наш разговор. Включив его, слышу фальшиво-возбужденный голос Бортновского. Очень странный человек. Он причитает, охает и стонет. В обшем, изо всех сил показывает, как огорчен тем, о чем рассказывает. На самом деле он сейчас подпрыгивает в кресле от радости и строит рожи своему отражению в полированной поверхности письменного стола. Бортновского можно понять – он ошибочно полагает, что ситуация разрешилась сама собой и я теперь от него отстану навсегда.

По завершении его сбивчивого монолога насколько возможно убедительно и весомо говорю:

– Не убивайся так. Это только кажется, что в большом городе легко спрятаться. Поверь мне, найдем его, никуда не денется. Через час я буду у тебя, а к вечеру у нас будут новые номера его телефонов. Да, и еще одно – не вздумай никуда деваться. Тогда тебя будем искать и я, и Хелле.

Выключаю телефон и убираю его в карман. Горелов подозрительно смотрит, ожидая сообщения о новой напасти. Третья плохая новость за день действительно пришла. Чтобы не заставлять начальника томиться в ожидании, сообщаю:

– Бортновский звонил. Помните, вы сказали, что все не так плохо? Так вот – установить контроль за офисом Гутманиса не удастся. Хелле перевел его в другое место. Вот теперь все действительно плохо.

* * *

Сложив газету с пространным отчетом о вчерашнем происшествии у ресторана и сделав глоток вина, Бортнов-ский говорит:

– Кто-то свел счеты с Гугманисом. Снайпер стрелял с крыши соседнего дома. Интересно, сколько ему заплатили за один выстрел?

И Бортновский глубоко задумывается. Кто не знает ситуации, подумает, что он прикидывает возможности перехода на новую стезю. На самом деле он переживает потрясение от вчерашнего события, участником или, по крайней мере, свидетелем которого он не стал по чистейшей случайности. Бортновский улетал на два дня в Лондон, вернулся этим утром и до сих пор не пришел в себя от полученных новостей.

Но его один из первых вопросов просто поражает. В который раз удивляешься тому, как, читая каждый день об одном и том же, люди не представляют реального содержания событий. Вытерев губы салфеткой, спрашиваю:

– Ты что, действительно думаешь, что здесь проблема одного удачного выстрела?

– А чего же еще? Сейчас ты опять начнешь говорить о «технических сложностях».

Бортновский говорит это, увлеченно пережевывая кусок мяса и пренебрежительно помахивая вилкой в мою сторону; Ну вот, так я и знал! Как ему объяснить, что именно технические детали решают все дело?

– Ты сам-то когда-нибудь стрелял из снайперской винтовки?

– Не приходилось.

– То-то и оно, что не приходилось. Нужно представить себе действия шаг за шагом, чтобы понять все проблемы, с которыми то или иное дело сопряжено.

– Ты, как всегда, преувеличиваешь.

– Я ничего не преувеличиваю. Представь себе, что такое выяснить маршруты цели, подготовить позицию для стрельбы, оставаться на ней так, чтобы тебя не заметили, и, наконец, попасть в темноте в мишень, которая появляется в поле зрения на несколько секунд.

Бортновский задумывается, потом упрямо говорит:

– Но этот, который стрелял вчера в Гутманиса, смог же все это сделать.

– Смог, потому что ему помогали до последнего момента. Более того, наверняка на месте был его ассистент, который указал цель.

Леонид от удивления откладывает вилку.

– Ты шутишь!

– Ничуть. О способах индивидуального террора я мог бы много тебе порассказать. Так что в данном случае все говорит о том, что я прав.

Теперь мой партнер проявляет интерес к поднятой теме.

– Что ты конкретно имеешь в виду?

– Очень просто. Гутманис вышел из дверей ресторана и должен был преодолеть всего несколько метров до машины. То, что они остановились – дело случая. Стреляли в него с относительно большого расстояния из винтовки с оптическим прицелом. Визир винтовки довольно сильно ограничивает поле зрения, и быстро отыскать мишень, то есть опознать в лицо человека, да еще в течение нескольких секунд очень сложно. Поэтому скорее всего рядом с Гутманисом был человек с легко опознаваемым знаком. Самое банальное – это хорошо различимая газета, которую этот человек держит в руках. Он должен появиться на выходе из ресторана, скажем, справа от жертвы, то есть Гутманиса. Такое целеуказание очень эффективно. Его вполне достаточно, чтобы снайпер мог быстро найти мишень и произвести выстрел.

Вот тут на Бортновского действительно находит задумчивость. После нескольких минут размышлений он соглашается:

– Ты прав, в каждом деле есть столько тонкостей!

– Именно так. Поэтому, как правило, обстоятельства покушения довольно много говорят о том, как оно готовилось, какая подготовка у исполнителя и сколько примерно человек было задействовано. В некоторых случаях совершенно очевидно, что терракт отрабатывался на макетах, что прорабатывались различные варианты. При такой проработке у жертвы остается очень немного шансов. Тем более, что за исполнителем почти всегда преимущество, которое дает фактор неожиданности. Ладно, давай оставим эту тему. Поговорим о чем-нибудь более жизнеутверждающем.

Но Леонид погружен в свои мысли. Очнувшись, он заглядывает в пустой бокал и очень серьезно говорит:

– Если все обстоит именно так, как ты говоришь, то наше дело плохо. Что же это должен быть за человек, если он способен встать под пулю? Суля по газетному отчету, рядом с шефом были только наши. Значит, наводил кто-то из них, верно?

– Верно.

И здесь Бортновский делает совершенно правильный вывод.

– Такое похоже только на Хелле. Тем более что сразу после этого фирма в полном составе исчезла. А команду на это мог дать только Отто – он был вторым человеком после Йозаса. И его будут слушаться беспрекословно.

– Он с тобой не связывался?

– Один раз звонил на мобильный. Сказал, что сам найдет.

– Скажи, Леонид, Гутманис недвижимость в Париже не покупал?

Подумав, Бортновский отрицательно качает головой.

– Никогда не слышал. Ты прикидываешь, куда мог переехать Хелле? Забудь об этом. Гутманис был не тот человек, чтобы оставлять следы.

Бортновский понял меня с полуслова, и с его выводами спорить не приходится. Горелов сказал, что постарается по своим каналам выяснить адреса всех квартир и особняков Гутманиса, куда могли перебраться на время Хелле и компания. Однако оба мы не особенно верили в успех этой попытки – учитывая характер бизнеса, который вел Гутманис, почти наверняка вся недвижимость покупалась на подставных лиц. Проще говоря, выяснять место новой лежки Хелле легальными путями – дело абсолютно гиблое.

* * *

Время стремительно уходит. Что делать? Время уходит. Делать нечего. Время уходит. Хелле исчез из нашего поля зрения. Это худшее из того, что можно было ожидать. Потеряв Гутманиса, мы утратили вполне реальный путь проведения ответной операции, но продолжали хотя бы видеть противника. Теперь же вместе с Хелле испарился последний шанс отработать другие варианты. Положение отчаянное. И уходит время. Что делать, абсолютно непонятно.

После часовой прогулки по городу в голове начинают брезжить некоторые идеи. Еще через полчаса сижу в квартире Андрея и в пятый раз выслушиваю его вопрос:

– Вы действительно не хотите больше кофе?

– Старик, какой кофе! Мне взбадриваться нет надобности. Тут впору успокоительное пить.

Андрей с сомнением смотрит на меня – насколько серьезно была произнесена последняя фраза и стоит ли предлагать что-нибудь из домашней аптечки.

Чтобы вывести его из этого состояния, размышляю вслух:

– Слушай, я что подумал. У нас ведь только одна зацепка – их выходы в Интернет. Ты ведь знаешь все сетевые реквизиты Гутманиса? Знаешь. Вряд ли Хелле стал их менять. Ну вот и все, надо через Интернет определить новый номер их телефона, а уж по номеру телефона новый адрес их конторы я выясню.

Андрей, как любой легко обучаемый человек, тоже начинает размышлять вслух:

– Трудно. Но можно. У некоторых провайдеров Интернета на входе есть специальные программы-определители телефонных номеров. Они так ловят несанкционированных пользователей. Мы войдем в сервер и запустим эту программу.

Все, парень выпал из общения. По мере развития мысли, Андрей уходит в себя, глаза сосредотачиваются на светильнике в углу комнаты. В конце тирады он начинает двигаться к компьютеру, ловко перебирая ногами и перекатываясь по диагонали комнаты на офисном стуле с роликами.

Ровный треск клавиш убаюкивает, и я чувствую, как закрываются глаза. Напряжение последних дней сказывается в самый неожиданный момент.

Очень скоро вздрагиваю от резкого возгласа:

– Алексей, у провайдера компании Гутманиса такой программы нет. Но я и сам могу написать и запустить ее.

– Валяй, пиши. И запускай. Разве я возражаю? Слушай, можно я прилягу на диван? Не волнуйся – ботинки сниму.

Добравшись до дивана, подпихиваю под голову небольшую круглую подушку и сразу же ухожу в сон. И, кажется, через мгновение слышится голос Андрея:

– Алексей, проснитесь! Программа сработала. Вот они, номера абонентов.

Еще не очнувшись, протираю глаза и спросонья недовольно спрашиваю:

– Почему «номера»? Каких «абонентов»? Мне нужен один абонент.

Андрей обиженно отвечает:

– У нескольких пользователей одинаковые имена и пароли.

Поднявшись с дивана, подхожу к столу и допиваю полчашки уже совсем холодного крепкого кофе. Остатки сна быстро рассеиваются.

– Извини, Андрей, это я спросонья не разобрался. Ты просто умница. Сколько их тут? Восемь? Ничего страшного, найти среди них контору Гутманиса, то есть Хелле, – дело техники. Спасибо, тебе нет цены.

* * *

Дождь гасит краски дня, размывает силуэты прохожих и очертания домов. Дворники широкими взмахами проявляют окружающий мир, на мгновение возвращают ему четкость линий, которые опять расплываются под струями воды. Хорошо сидеть в машине в дождь. Порывы ветра редко-редко качнут кузов. Капли барабанят по крыше. Едва слышно сопит напарник, неподвижно сидящий за рулем.

– Я чувствую, нам здесь еще сидеть и сидеть. Надо было поесть чего-нибудь взять.

– Бутерброды.

– Что «бутерброды»? Пойти купить бутерброды?

– У меня бутерброды. И чай. В термосе.

Замерший рядом со мной сотрудник на редкость неразговорчив. Его можно понять – он провел в таком вот наблюдении не часы и не дни, а недели и месяцы. За это время появится отвращение не только к разговорам, а ко всему роду человеческому. И разовьется способность сидеть абсолютно неподвижно, глядя в одну точку и изредка моргая. Интересно, он думает о чем-нибудь, когда ведет наблюдение, скажем, за подъездом, из которого должен выйти объект? Я перестал думать уже через час. Сиди я здесь один, давно заснул бы.

– Трудно было установить этот особняк?

– И трудней бывало. У нас свои каналы.

Нет, не стоит и пытаться разговорить этого молчальника. Машина стоит неподалеку от двухэтажного дома на севере Парижа. Серые оштукатуренные стены, белые переплеты окон, стриженый газон перед входом, потемневший от дождя кустарник вдоль низкой металлической ограды, фонари на въезде. Дем как дом. Сейчас в нем – новый офис конторы Гутманиса, которой теперь командует Хелле. Мы сидим здесь уже шесть часов, и пока ничего интересного не наблюдается. За это время приехали и уехали сумрачного вида мужчина лет сорока пяти и двое парней помоложе. Сейчас в доме должен быть один Хелле, планов которого мы не знаем.

Лезть внутрь бессмысленно, прослушивать линии бесполезно – по телефону он ничего даже сколько-нибудь важного говорить не станет. Поэтому здесь можно только зацепить самого Хелле и проследить его передвижения. Вдруг что полезное и выяснится.

Улица пустынна, редко-редко проедет машина, а прохожих почти нет вовсе. У дома стоит одинокий «лежо-406», на котором, как мы успели выяснить, ездит Хелле. Строго говоря, мне следует находиться именно здесь, так как этот дом на окраине Парижа – единственная наша зацепка. Сидящий рядом сотрудник не в курсе операции и в случае чего не сможет сразу сориентироваться. Вместе с тем, торчать на одном месте становится невыносимым. Сейчас стоило бы хорошенько проинструктировать Бортновского. Конечно, если Хелле решил залечь на дно по-настоящему, он и с Леонидом контактировать не будет. Но надо воспользоваться любой, самой малой возможностью зацепить Хелле.

– Слушай, давай сделаем так: я поеду, а ты в случае необходимости меня вызовешь. Номер моего мобильного телефона у тебя есть, я смогу до тебя добраться в течение получаса.

Сотрудник лениво пожимает плечами. Ему-то что – за операцию он не отвечает. На редкость невозмутимый тип. Собираюсь открыть дверцу и замираю: на пороге дома появляется Хелле. Заперев дверь и оглядев улицу, он поднимает воротник плаща, легко сбегает по ступенькам и быстро садится в свою машину.

– Поехали за ним.

Молчавший последний час сотрудник раскрывает рот:

– В одиночку этим не занимаются. Он нас заметит. Нужна хотя бы еще одна машина.

Заговорил наконец на мою голову! Захотел все по правилам!

– Какая тебе машина! План «Перехват» не нужен? Поехали, говорю!

Пожав плечами, сотрудник включает зажигание и, дождавшись, когда «пежо» Хелле скроется за углом, трогает машину с места. Улицы здесь пустынны, поэтому приходится отпускать Хелле довольно далеко, рискуя потерять. Ближе к центру города машин становится больше, и мы подтягиваемся к объекту наблюдения. Мой коллега ведет машину свободно, не выбиваясь из ритма общего движения, но в случае необходимости перестраиваясь в другой ряд мгновенным броском.

На перекрестке, не поворачивая головы, он спрашивает:

– Куда он едет?

– Кто ж знает. Не исключено, что придется пешком за ним таскаться. Ориентироваться будем на ходу. Учти только – объект квалифицированный, обученный.

Коллега недовольно косится в мою сторону. Попытка поставить под сомнение его профессиональные достоинства вызывает первое проявление эмоций. Тронув машину на зеленый свет, он ревниво бормочет себе под нос:

– Подумаешь, «обученный»! Мы тоже не из тундры. С разными клиентами работали, никто не жаловался.

– Похоже на рекламу похоронного бюро.

Сотрудник недовольно морщится и замолкает. Между тем, Хелле не проявляет нервозности, не пытается провериться, ведет машину плавно и аккуратно. Либо он не видит нас, либо готовится оторваться. Между нами постоянно находятся две-три машины.

– Ах, черт!

На очередном светофоре машина Хелле делает рывок, пролетает на красный свет и мы видим, как она сворачивает в первый же переулок. Очередная неудача. Я начинаю от них уставать.

– Все, ушел. «Никто не жаловался!»

К моему удивлению, сразу за светофором коллега прижимает машину к тротуару и, глядя перед собой, ровным голосом говорит:

– Не думаю, что он нас заметил. Такие вещи, как правило, чувствуешь по манере вождения объекта. Скорее всего, он перестраховаться решил. Куда он все-таки мог ехать?

– Да леший его знает! У нас одна привязка – его дом. Давай возвращаться. Надо действительно вызывать еще одну машину, а то и две.

Но мой собеседник решительно качает головой, отвергая предложение:

– Не торопись. Если он ехал на встречу, то надо проверить ближайшие рестораны. Я знаю этот район. Нас здесь тоже не зря держат.

Проехав три улицы, на четвертой мы облегченно вздыхаем и мой коллега останавливает машину. У входа в небольшой ресторан стоит знакомый «пежо». Теперь мы препираемся насчет того, кому идти в ресторан. Коллега приводит свои аргументы:

По-моему, я выиграл этот спор. Подводя итог, излагаю последний и главный аргумент:

– Самое важное заключается в том, что они меня знают. Как я туда полезу?

Рассерженно посапывая, сотрудник достает небольшой несессер и начинает копаться в нем, перебирая мелкие предметы и детали.

– Не люблю этих импровизаций. Как сейчас там работать? Попробуй, подбрось им технику, если не знаешь, где они и что они.

– Хочу напомнить, оперативный состав ты, а не я. И потом – я только сюда приехал. Если я погорю, меня ведь вышлют. А ты в командировке, тебе не страшно.

Чувствуя, что эти слова меня не пронимают, он начинает канючить, крутя у меня перед носом крошечным устройством на кусочке клейкой ленты:

– Слушай, я тебе все объясню, как и что делать. Очень просто, вот так и так. Отлепи только защитную пленку. Я знаю этот ресторан – сядешь у входа, из зала тебя не будет видно. Там колонны такие, знаешь, с плющом, очень удобно.

Молча беру у него микрофон, вылезаю из машины и шагаю к ресторану, гадая, с кем встречается Хелле. Главное, чтобы они сидели на своем месте – если Хелле, скажем, задержался в туалете и встретит меня сейчас на входе, очень удивится.

В пустом вестибюле ресторана меня никто не встречает. Зал ресторана действительно совпадает с описанием, полученным от коллеги. Два столика, стоящие у самого входа, практически не видны из остального зала.

Сев за один из столов, в просвет между колоннами и какой-то свисающей с них лианой просматриваю зал. В углу сидят Хелле и Ковальски. Они только что сделали заказ. Официант забирает меню, коротко кивает и уходит на кухню.

Ну хорошо, они сейчас будут есть и беседовать. А мне-то что делать? Не подойти, не подобраться. О чем они говорят? Я просто изнываю от любопытства.

Попросив официанта принести бокал портвейна, приглядываюсь к посетителям. Зал почти пуст. Несколько человек сидят у окна. В глубине, в углу негромко беседуют Ковальски и Хелле. Через столик от объектов сидит дама лет шестидесяти с чашкой кофе, тортом на тарелке и книгой в руках. У ее ног крутится маленькая черно-рыжая собачка с перетянутой резинкой игривой пальмочкой на голове. Как же называется эта порода? Неважно. Исследовав окрсстнос-ти своего стола, собачка решает расширить владения. Пока дама поглощена книгой, ее питомица семенит по залу, бесцеремонно обнюхивая ноги посетителей и ловко отскакивая от проходящих официантов.

В принципе для этих целей используются специально дрессированные животные, которых подсылают к объекту. Но настоящий профессионал тем и отличается, что в нестандартных ситуациях фантазия позволяет ему находить новые и неожиданные решения. Опустив руку, шевелю пальцами. Уловив движение, собачка замирает, потом доверчиво приближается. Постояв некоторое время у соседнего стола, животное подходит вплотную. Взяв собаку под живот, поднимаю к себе на колени.

На мгновение собачка замирает. Этого должно хватить, чтобы прикрепить ей микрофон на ошейник. Но, как это всегда бывает в подобных случаях, защитная пленка липнет к пальцам, а очнувшаяся от столбняка собака начинает бороться за свободу. Короткие взвизги привлекают внимание хозяйки собаки. Она вопросительно поднимает брови. Напряженно улыбаюсь, показывая, что без памяти люблю зверье, не могу пропустить мимо ни одну собаку. Еще несколько секунд и хозяйка направится сюда выяснять, что происходит.