Текст книги "Рыцари комариного писка"
Автор книги: Александр Розов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 35 страниц)
*59. Хрен мы придем в Коста-Рика…
…Была следующая мысль Артуро, вполне естественная для человека, на которого вдруг оказались направлены стволы огнестрельного оружия с дистанции десять шагов.
– Куда путь держим, парни? – иронично полюбопытствовал лидер отряда партизан.
– В Коста-Рика идем, – убедительным тоном ответил Хиларио, – надоело нам воевать.
– И давно надоело-то? – последовал вопрос тем же ироничным тоном.
– Сегодня надоело, – вступил в разговор Артуро (успев пожалеть, что отмазка, вот, «не обкатана», а любой житель фавел знает: «не обкатанная отмазка – верная беда»).
– Сегодня… – задумчиво откликнулся лидер партизан, а затем отдал приказ, – …Айуку, Микоу, Иниру! Каждый берет по одному задержанному, изымает оружие, боеприпасы, спецтехнику, личные вещи и документы. Это экзамен. Кто хорошо сделает, тому приз.
Трое индейцев муи-муи (вроде бы некрупные, но внушительные парни, босые, и почти голые – на них только оружейная портупея, набедренная повязка, и камуфляжно-боевая раскраска), с рабочим энтузиазмом начали отбирать вещи у трех бразильских солдат. А двое партизан – не индейцев стали спокойно наблюдать за сортировкой этих вещей. Кстати: эти не-индейцы (молодой афро-американец, и европеец-северянин, несколько постарше), были одеты в камуфляжную униформу – отлично продуманную, легкую, и удобную. Нашивки на униформе какие-то незнакомые…
– Так, – произнес северянин, мгновенно заметив интерес к своим нашивкам, – в порядке интернационального протокола, сообщаю: я – Хокан Йерн, шеф-майор сил самообороны Автономии Пантанеро. А вы военнопленные, к вам должна быть применена Женевская конвенция 1929 года. Вы сможете пожаловаться на ее нарушение, когда встретитесь с комиссаром Международного Красного Креста. Сейчас наденьте башмаки, и шагом…
– Далеко шагать-то? – поинтересовался Артуро.
– Ближе, чем до Коста-Рика, – успокоил пантанеронский шеф-майор.
…
Прошагали два часа по Мертвой сельве и, незадолго до сумерек вышли к берегу некого водоема (то ли сеть мелких озер и проток, то ли ветвящаяся река). А там загрузились на «речную яхту». Снаружи «яхта» выглядела, как куча отходов лесозаготовки, но внутри нормально, уютно даже. Военнопленные были направлены в какое-то помещение вроде кубрика, и там ими занялся молодой афроамериканец.
– Так, парни! Меня зовут Фредди Билокс, я из Нью-Орлеана, Луизиана, США. Вообще, я бакалавр промышленной кибернетики и прикладной экономики, но полтора года назад копыто судьбы пнуло меня в финансовое рабство в Блуфилдс, Южное Никарагуа. После освобождения, я пошел стажером в разведку Автономии Пантанеро. Ну, поехали?
– Куда поехали? – спросил Хиларио.
– Начали работать, – пояснил Фредди, включил маленький ноутбук, и разложил на столе документы, изъятые у военнопленных, – это ты, Хиларио Мурило, 21 год, из Форталеза, в бразильской мотопехоте по обязательной службе. Так или нет?
– Так. И что?
– Просто, я спросил. А изъятый у тебя нож-самоделка с 7-дюймовым лезвием, это что?
– Что-что… – Хиларио пожал плечами, – …Взял с гражданки, вдруг пригодится.
– Похоже, пригодился, – заметил Фредди, – у рукоятки свежие следы крови. Чьей, а?
– Свои разборки, – сказал Хиларио, – вот тебе крест, я не резал никого из ваших.
И он размашисто перекрестился. Стажер-разведчик улыбнулся, как на рекламе студии психоанализа, пошлепал пальцами по клавиатуре ноутбука, и предложил:
– Как насчет того, чтобы поговорить об этом подробнее?
– ОК, – Хиларио кивнул, – но с глазу на глаз. Я не хочу впутывать ребят в свои дела.
– ОК, – согласился Фредди, – и я бы хотел услышать твои комментарии про несколько инцидентов в Форталеза. Там тоже ты, тоже ножик, и классный адвокат, на которого, я полагаю, у тебя не хватило бы своих денег.
– Там все просто, – ответил Хиларио, – это было участие в самозащите против силовых методов недобросовестной конкуренции на рынке услуг, сопутствующих туризму.
– Какой чудесный стиль! – восхитился стажер-разведчик.
– Ну, это адвокат моего босса сочинил. А я выучил для присяжных. Так было надо.
– Ладно, Хиларио. О недавнем инциденте с ножиком мы пообщаемся тет-а-тет. Теперь Артуро Риналдо, 20 лет, из Оризонти, тоже мотопехота по обязательной службе.
Артуро утвердительно кивнул.
– Да, это я.
– Отлично! – Фредди снова улыбнулся, и пошлепал по клавишам ноутбука, – Расскажи, пожалуйста, кто автор изящного метода автоматического фотографирования кредитных карточек клиентов автосалона «Audi» с дальнейшим использованием этих данных…
– …Ты что, – перебил Артуро, – крэкнул банк данных Федеральной Полиции Бразилии?
– Ага. Так проще работать. Ну, кто же был автор метода?
– Так, Фредди, если у тебя банк данных ФПБ, то там все сказано. Тот незаконный финт придумало неустановленное лицо японской национальности, и вовлекло меня, цинично пользуясь моей доверчивостью. Я словил два, через год вышел за хорошее поведение.
– Да? – недоверчиво переспросил стажер-разведчик, – А ты мог бы меня познакомить с неустановленным лицом японской национальности? Чисто неофициально.
– Тебе для бизнеса, или от нехер делать интересуешься? – спросил Артуро.
– Мне для бизнеса. Ну, как?
– Эх… – Артуро почесал в затылке, – …Слушай, Фредди, давай с глазу на глаз, а?
– Давай! – парень из Нью-Орлеана снова улыбнулся и кивнул.
17-летний Петроно глянул на Артуро, затем на Хиларио, и разочарованно проворчал:
– Я думал, вы разведчики, а вы…
– Они разведчики, – моментально отреагировал Фредди, – но они законспирированы. Я надеюсь, ты смотрел достаточно фильмов про разведчиков, и понимаешь, о чем я.
– Понимаю… Но ты ведь работаешь на противника, откуда же ты знаешь, про них?
– Тут есть варианты, – и Фредди снова побарабанил по клавиатуре ноутбука, – …Ты же знаешь из фильмов: бывает предательство в штабе, или перехват радио-шифровок, или слежка через подкупленных соседей. Такая у нас, у разведчиков жизнь. Но это долгий разговор, а сейчас поправь, если я ошибусь. Ты Петроно Терзо, 17 лет, из Жанейро, в мотопехотном корпусе по волонтерской программе.
– Да, – подтвердил Петроно.
– Отлично! – Фредди выдал очередную улыбку, – А можно ли узнать, с какой целью ты добровольно записался на войну сюда, в Пантанеро – Заозерье Южного Никарагуа?
– Так это… Не один же я. Это такое молодежное общественное движение.
– Какое молодежное общественное движение?
– Так это… ДЛХС. Движение латиноамериканской христианской солидарности.
– О! И что, Петроно, цель этого движения – ехать сюда и воевать?
– Нет, Фредди! Цель – это чтобы Латинская Америка была единой.
– О! В смысле, присоединить всю остальную Латинскую Америку к Бразилии?
– Нет! И почему ты у меня спрашиваешь? Глянь сайт ДЛХС, там все написано.
– Там я уже глянул, – сообщил стажер-разведчик, – но там как-то слишком формально. Поэтому я глянул твой персональный блог. Знаешь, Петроно, это было интересно.
– Ты заходил на мой блог? Правда, что ли?
Фредди Билокс утвердительно покивал головой.
– Да, правда. И на твоем блоге так увлекательно про полпотовские концлагеря у нас в Пантанеро. Даже жуткие фотографии есть. Скажи, где ты их взял?
– Так это… С блогов наших же ребят, которые фотографировали.
– О! Ваши ребята снимали фоторепортажи у нас в Заозерье?
– Да, я же говорю.
– Значит, Петроно, ты решил идти на войну, чтобы освободить узников концлагерей?
– Так это… Мы все вместе решили.
– О! Вы решили все вместе, в этой организации, в ДЛХС, да?
– Ну… Вроде того.
– Вроде того? – переспросил Фредди, – В смысле, у вас какое-то собрание было?
– Да! – Петроно кивнул, – Конечно, было. На войне надо все делать организованно. И в обществе тоже лучше бы все делать организованно. А то развелось всяких гомосеков и диссидентов, как в Европе и США. Катились бы они… Но это уже не про войну.
– На самом деле, – заметил Фредди, – это тоже про войну, только с другого ракурса.
Петроно явно был удивлен:
– Как это про войну с другого ракурса?
– Долгая история, – Фредди махнул рукой и еще раз улыбнулся, – а скажи, Петроно, ты знаешь что-нибудь о Лаголаргонском Межокеанском канале?
– Конечно, знаю! Это есть на сайте ДЛХС. И по TV тоже. С канала все и началось.
– Что началось? – переспросил Фредди, убедительно изобразив непонимание.
– Так это… Полпотовский режим. Евро-американцы специально его насадили, чтобы помешать строить независимый китайско-латиноамериканский канал.
– А! – стажер-разведчик покивал головой, – Значит, полпотовский режим это диверсия против Межокеанского канала, и поэтому ваша армия сначала занялась каналом?
– Ну, конечно! – подтвердил Петроно, – Если мы защитим строительство канала, то для полпотовского режима это будет поражение, и концлагеря, в общем, исчезнут.
– Ну, конечно! – отозвался стажер-разведчик, артистично изобразив эхо, – а затем, чуть понизив голос, спросил, – Остальные фото, которые у тебя на блоге – откуда?
– Так это… Я люблю фотографировать. Просто, всякое, что попадется.
– Значит, все, кроме концлагерей, ты сам фотографировал?
– Да. Я даже на городской конкурс кое-что отправлял. Но, не выиграл. Только получил поощрительный, приз. Вообще, при чем тут другие фото? Мы же про войну, так?
– Эти твои фото, – пояснил Фредди, – они тоже про войну, с еще одного ракурса. Ладно, короче: сейчас я пойду обдумывать все это, а вы, сеньоры военнопленные, отдыхайте.
– Подожди, Фредди, – окликнул Артуро, – а куда вы нас везете вообще?
– Куда везем? Ну, сначала, к Пол Поту, а затем в концлагерь.
– Пол Пот умер давно, – заметил Хиларио.
– Пол Пот бессмертен, – возразил стажер-разведчик, – короче: на вас хочет посмотреть Камрад Лео, про которого по CBR-TV говорят, что он – …
…
*60. … – Никарагуанский Пол Пот.
Лео и Леа Варгас полагали, что уже отлично знают Шошо – туземку муи-муи, которая играла при них роль то ли студентки, то ли телохранителя. Но, кое-что об этой юной и экзотической персоне они узнали только сегодня утром. Оказывается, Шошо сегодня впервые попала на берег настоящего моря (в данном случае – Карибского).
Морские волны привели Шошо в такой восторг, что она готова была плескаться в них часами. Только сильно замерзнув, она выбежала на песчаный берег и там, по-свойски, ввинтилась на широкую циновку между Лео и Леа. Они раньше вышли из воды, так что успели полностью согреться, а теперь…
– Ужас! – воскликнула Леа, – Ты холодная, как айсберг!
– Это волшебная ледяная гора из фильма «Титаник»? – спросила Шошо.
– Не волшебная, – поправил Лео, – на севере Атлантики много таких айсбергов.
– Что, настоящие горы льда? – Шошо была изумлена, – Значит, в тех странах на севере погода, как в морозильной камере? Но тогда почему там весь океан не замерзает?
– Это просто объяснить, – Леа улыбнулась, – представь себе коктейль со льдом. Даже в сильную жару лед довольно долго плавает в стакане, а не тает сразу…
…И последовала краткая лекция о прикладной теплофизике (на школьно-популярном уровне). А пока длится эта лекция, можно уточнить обстоятельства места и времени.
Восточный край болот Агбадо переходит в 100-километровый пологий участок берега Карибского моря. В другой климатической зоне это место могло бы стать прекрасным курортным пляжем. Но тут в болотистой сельве все иначе. Три реки: Маис, Индиго, и Великая Сан-Хуан ветвятся и формируют фантастически разветвленную общую дельту, загадочную микро-страну с переменной географией. Ежегодно, в зависимости от силы циклонов и интенсивности дождей, здесь меняются очертания берегов, конфигурация ветвления рек и ручьев. Одни русла заносятся илом, и зарастают. Но возникают другие русла, которые отрезают новые острова от массивов суши. Где-то морские волны при штормах пробивают бреши в песчаных косах, но в других точках разливающиеся реки приносят массы песка и формируют новые косы. Формально политически реки Маис и Индиго лежат в Южном Никарагуа, а дельта реки Сан-Хуан – в Коста-Рика. Благодаря близости к Коста-Рика, неплохо существовал на никарагуанской стороне миниатюрный одноэтажный городок Грейтаун, с почти игрушечным аэродромом для авиа-такси. Тут процветал первобытный сектор костариканской курортной индустрии. Туристы-янки с удовольствием приобретали микро-круизы «на дикие земли, населенные одичавшими афроюжноамериканцами»… Но, локальная война отправила этот бизнес в нокдаун.
Впрочем, толковый деятель латиноамериканского малого бизнеса умеет держать удары судьбы, и хозяин «Хоахино-Ресорт» – самого большого отеля в Грейтауне, немедленно переориентировал свой сервис на военную колею. Это вовсе не значило, что отель стал транзитной казармой для партизан (т.е. Сил Самообороны Автономии Пантанеро), или терминалом для приема военных грузов, подвозимых на кораблях, черт знает откуда, и наверняка в обход закона. Нет! Эти рискованные темы шли параллельно (в прямом и в переносном смысле), а сеньор Хоахино занимался гуманитарным аспектом войны. Как известно, около любой войны трется много гражданских миссий, чиновники которых с изумительной легкостью сорят командировочными деньгами.
Несмотря на войну, сюда еще заезжали и обычные туристы. Или, люди ПОХОЖИЕ на обычных туристов. И Хоахино не желал знать кто они на самом деле (лишние знания множат печали). Вот, к примеру, семейка туристов креолов (якобы) из Панамы. Некий сеньор Гусман, с женой и с дочкой. Если приглядеться, то видно: дочка другой расы, и слишком взрослая для родителей, которые лишь немного старше 30 лет. Но Хоакино не приглядывался. Будь они хоть Аль-Капоне – главное, они платят долларами!
На самом деле, под псевдонимом «сеньор Гусман» скрывался Лео Варгас. Жена была настоящая (в смысле – Леа), а под дочку маскировалась Шошо, одетая под типичного городского подростка из семьи среднего класса. Юная охотница сельвы лишь недавно освоила фокусы с переодеванием в стиле «девушки из цивилизованного мира», и у нее начинало получаться. Но, одно дело – изображать цивилизованность несколько минут перед сотрудниками частного отеля (специально не замечающих «ошибки артиста»), и совсем другое – выступить перед маленькой компанией канадских туристов (вероятно – студентов), которые расположились здесь же на пляже, и затеяли круговой волейбол.
Да-да, благодаря раскрутке «межокеанского круиза Round North America», и благодаря уловкам ведущих североамериканских СМИ (которые старательно не называли войну – войной), возник некоторый (хотя слабый) поток малобюджетных туристов из Канады и северных штатов США. В данном случае – на весь пляж Грейтауна нашлась лишь одна маленькая группа канадцев. И, Шошо (уже согревшись) решила проверить силу своей «артистически-имитированной цивилизованности» на этих ребятах. Лео и Леа не стали возражать – ведь, при неудаче риска нет никакого, а если удача, то это будет…
… – Классно! – громким шепотом объявила Леа через четверть часа и, от переизбытка эмоций, побарабанила ладонями по спине Лео.
– Классно, – согласился он, глядя на игроков в волейбол. Лео видел, что Шошо, все же, отличается от остальных (по рисунку движений, например). Но, средний посторонний наблюдатель вряд ли угадал бы «кто тут чужой». Канадские студенты были «расовым винегретом», так что по внешности не угадать, а остальное почти одинаково. И Шошо выглядела просто одной из канадок с монголоидными корнями. Знаковое событие.
– Что ты сейчас проворчал? – полюбопытствовала Леа.
– Я говорил в уме, но получилось вслух, – пояснил Лео, – у меня мелькнула мысль, что практически мгновенная адаптация в молодежной группе, это знаковое событие.
– О! У меня тоже такая идея. А что нарисовано на знаке, который видишь ты?
– Олимпийские кольца, – не задумываясь, ответил он.
Леа улыбнулась и покивала головой.
– Ну, конечно! Ода Кубертена. О спорт, ты – мир! Ты устанавливаешь хорошие, добрые, дружественные отношения между народами. Ты учишь разноязыкую, разноплеменную молодежь уважать друг друга. Ты собираешь молодость, наше будущее, нашу надежду, под свои мирные знамена… Кажется, в оде Кубертена было что-то еще, в том же духе.
– Кажется, – отозвался Лео, – я уловил в твоем цитировании невеселый скептицизм.
– Да, – Леа снова кивнула, – ты удивишься, но позавчера, сразу после разговора с тремя бразильскими мальчишками, я посмотрела в Лексопедии статью по истории Олимпиад нового времени. Там оба творения Пьера Кубертена: пять колец и ода о спорте.
– Конечно, Кубертен был идеалистом, – сказал Лео.
– Хуже, – ответила Леа, – мне даже слов подходящих не найти.
– Похоже, – предположил Лео, – что я чего-то не знаю о Кубертене. Чего именно?
– Ты, похоже, не знаешь, что Пьер Кубертен в 30 лет основал и возглавил Олимпийское движение, в 49 лет сочинил «Оду спорту», а в 53 года пошел волонтером на войну. Это случилось в 1916-м, когда только безмозглый зомби мог представлять войну иначе, чем жертвоприношением божествам Финансовой Олигархии. После войны Кубертен снова избрался лидером Мирового Олимпийского Комитета. А позже, он передал дела Байе-Латуру, который отличился организацией Олимпиады 1936-го для Гитлера.
Лео покачал головой, затем нарисовал пальцем на песке пять сплетенных олимпийских колец, и еще одним движением решительно перечеркнул их, прокомментировав:
– Мой знак был неудачным. А твой какой?
– Нарисовать не берусь, – ответила Леа, – лучше расскажу. На моем знаке одно кольцо, красное, с перечеркнутым телевизором в середине. И предупреждающая надпись внизу, крупными черными буквами. «TV kills!». Телевидение убивает.
– Это, – спросил Лео, – снова о трех пленных бразильских мальчишках?
– Да. И не только о них. Или вообще не о них, а о почти четырех тысячах бразильских мальчишек, которые погибли на трассе между озером Кокиболка и Мертвой сельвой. Я понимаю аргументы команданте Йерро, комбрига Бернара, и доктора Хоффа. Логикой понимаю. Но как убедить себя, что нет другого решения. Я смотрю на цифры прогноза потерь бразильской армии, это 15 тысяч к концу года. Просто таких вот мальчишек…
– Я тоже об этом думал, – признался Лео, – убивать нормальных людей – плохая идея. В этическом плане было бы легче, если бы термин «зомби», которым принято обозначать жертв ураганной лживой TV-пропаганды, сам не был бы лживой пропагандой.
Леа энергично покрутила кончик своего носа, чтобы сосредоточиться.
– Извини, любимый, но ты выразился так закручено, что я не успела поймать мысль.
– Это ты извини, – Лео обнял ее за плечи, – на меня иногда нападает синдром эстетства стилистики, причем именно тогда, когда надо выражаться проще. Есть модный штамп «зомби», он ставится на любого, кто поверил TV-пропаганде вопреки здравому смыслу. Дальше, как в голливудском зомби-триллере. Мы объявляем: «эти парни мертвы, они ходячие трупы, носители зомби-инфекции, так что давайте просто похороним их». И я вспоминаю сейчас Майское сражение за Мертвую сельву, когда «HK-Canal» бросило в прорыв несколько тысяч нацгвардейцев из ОЮПА. Эти субъекты действительно были похожи на голливудских зомби. Их уничтожение выглядело этически нормально.
– Они, – заметила Леа, – были такими из-за таблеток каптагона.
Лео утвердительно кивнул.
– Да. Эликсир бесстрашия, как его называли. Я понял, к чему ты клонишь: если бы мы увидели нацгвардейцев, когда они не под наркотиком, то, возможно, с этикой было бы несколько сложнее. Но, в ОЮПА все равно не было людей, которых жаль убивать. А бразильские солдатики – это другое. Они обычные мальчишки. Двое из них вообще не доверяют TV, но записались на войну ради заработка, чтоб выбраться из нищеты. А 17-летний Петроно, который, кажется, доверяет TV, он как бы… Э… Подскажи термин.
– Ролевой игрок, – предложила Леа.
– Ты гений! – объявил он, – Я обалдеваю! Моя жена гений!
– Ты только сейчас заметил? – спросила она, в шутку изобразив амбициозную обиду.
– Нет, я знал это еще до рождения. Теперь слушай: решить по-человечески проблему с войной за трассу Великого канала, можно – если найти точную линию удара, чтобы…
…
*61. …Испортить фабулу этой ролевой игры.
Комиссар Красного Креста, австриец Йозеф Эргвалд был скромным дядькой на фоне большинства «гуманитарных миссионеров», и все-таки приносил сеньору Хоахино в среднем полтораста баксов в день. Нынешний визави Эргвалда, некий Фредди Билокс лейтенант-разведчик Автономии Пантанеро, приносил совсем мало – заходил в отель только на переговоры, и заодно обедал. Тем не менее, это тоже деньги. Кроме того, от дружеских отношений с партизанами Пантанеро зависел весь бизнес в Грейтауне. И в частности – бизнес отеля «Хоахино-Ресорт», поэтому сеньор Хоахино лично притащил поднос со всякой всячиной туда – на галерею второго этажа, где устроились Эргвалд и Билокс, и даже рассказал им свежий анекдот – для настроения. Это важная компонента бизнеса – чтобы у покупателей твоего сервиса было хорошее настроение за обедом.
Анекдот был такой. Бразильского министра судят за хищение из бюджета. Он заявляет: «Меня надо не обвинять, а наградить. Если бы я не украл, то генералы взяли бы это на дурную войну за призрак Межокеанского канала, и тысячи бразильцев погибли бы».
Фредди Билокс поржал, а Йозеф Эргвалд лишь улыбнулся из вежливости. Но, Хоахино остался доволен: Эргвалд скоро уедет, а пантанериец останется. Его реакция важнее. Похвалив себя за выбор анекдота, хозяин отеля вернулся к себе в кабинет...
…Комиссар Эргвалд проводил его взглядом, вздохнул, и произнес:
– За три недели конфликта с участием Бразилии, более двух тысяч убитых и семи тысяч раненых. Мистер Билокс, я должен передать вам неформальное предложение главного офиса Красного Креста для вашего правительства.
– Передавайте, мистер Эргвалд, я слушаю.
– Мистер Билокс, очевидно, что вмешательство Бразилии изменило расклад сил. Пока Корпорация Канала использовала только местных солдат и некоторое число внешних наемников, у вашего движения был шанс. Но теперь шансов нет. Власти Бразилии так раскрутили эту войну, что не остановятся. У вас несколько тысяч бойцов, а у властей Бразилии есть возможность бросить сюда 80-тысячную армию. Это вдвое больше, чем реальное население Заозерья, после того, как полмиллиона людей бежали из страны. Я свидетельствую, что Центральный офис Красного Креста уважает ваше стремление к национальной независимости, но продолжение этой войны приведет только к десяткам тысяч потерянных человеческих жизней, и к эскалации производства нового оружия, в частности – крайне антигуманного оружия, которое уже проявилось тут на поле боя.
Фредди Билокс прожевал вторую мидию с беконом, запил глотком вина, и ответил:
– Отлично, мистер Эргвалд. Я услышал аргументы. Но я не услышал предложение.
– Предложение, – сказал комиссар Красного Креста, – таково. Центральный офис может выступить посредником на мирных переговорах, и согласовать автономию Пантанеро в границах «Треугольника тени» кроме буферной зоны по обе стороны Межокеанского Канала. Это территория, которую вы контролировали до Апрельского обострения.
– Проще говоря, – прокомментировал разведчик, – предлагается мир, если мы отползем в болото, и не будем высовывать нос. Это можно было бы теоретически рассматривать в период до бразильского вторжения, когда у «HK-Canal» не было ни сил, ни средств для военной зачистки болот. Но у бразильского экспедиционного корпуса эти силы есть. По существу, вы предлагаете нам отползти в болото, и сдохнуть. Простите, так не пойдет.
– Минутку! – Йозеф Эргвалд поднял правую руку, – Я же сказал: будет мирный договор. Автономия Пантанеро будет признана и властями Лаголарго, и властями Бразилии.
– Мистер Эргвалд, ну зачем эта чепуха? Договор-договор. Клочок бумаги с буквами не способен остановить агрессора. У нас договор уже подписан: о признании Автономии Пантанеро на землях всего Заозерья. Как он соблюдается, вы видите.
Комиссар Эргвалд снова вздохнул и спросил:
– А какие альтернативы? Мы уже выяснили, что у вас нет шансов выиграть войну.
– А нам не надо выигрывать, – откликнулся Билокс, – нам достаточно не проиграть.
– Гм… Простите, я не совсем понял.
– Это самурайская народная мудрость, – тут разведчик улыбнулся, – на самом деле, вы прекрасно все объяснили, когда излагали свои аргументы, мистер Эргвалд.
– Я объяснил? – искренне удивился комиссар.
– Ага. Вы объяснили. Цитирую: «продолжение этой войны приведет только к десяткам тысяч потерянных человеческих жизней, и к эскалации производства нового оружия, в частности – крайне антигуманного оружия, которое уже проявилось тут на поле боя».
– Э… Но что из этого следует, мистер Билокс?
– Из этого следует, – сказал разведчик, – что динамика потерь живой силы бразильского контингента будет иметь не минусовой, а плюсовой коэффициент в экспоненте.
– Простите, – произнес Йозеф Эргвалд, – но у меня гуманитарное образование.
Фредди Билокс дружески улыбнулся, прожевал еще одну мидию, и сообщил:
– Как правило, потери живой силы агрессора в ходе успешной оккупации, моделирует экспонента с минусовым коэффициентом при параметре времени. Это значит: сначала потери большие, поскольку у защитников территории есть силы, а население способно партизанить. В дальнейшем, силы защитников тают, а население, устав от войны, уже согласно принять любую более-менее разумную власть, чтоб навела порядок. Так что сопротивление асимптотически стремиться к нулю, и агрессор уже не несет потерь.
– Это звучит правдоподобно, – согласился Эргвалд.
– …Эта модель, – продолжил разведчик, – применима к оккупации обычной территории, население которой ведет оседлую жизнь, и стационарное хозяйство. В Пантанеро такое население было, около полмиллиона, но оно, в основном, сбежало в соседние страны, и обживает лагеря для беженцев. Другое дело – племена туземцев-охотников, которых не интересуют конкретные участки земли во владении. Зачем им? Их поле деятельности – большая территория, где нет городов и современных поселков, но много зверья и рыбы. Такие племена превосходно приспособлены к эскалации войны против оккупационной армии, и примеры известны. Война на Борнео, где туземцы-охотники сотню лет делали бизнес на продаже одной стороне отрезанных голов солдат другой стороны. Стороны менялись, но охота за головами была рентабельна до середины прошлого века.
– Э… Мистер Билокс, надеюсь, рассказ об отрезанных головах – только исторический экскурс, и ваши вооруженные силы не намерены внедрить эту практику в Заозерье?
– Разумеется, мистер Эргвалд, мы не намерены. Здесь в Пантанеро, или Заозерье, тема гораздо страшнее, чем архаичная, в чем-то трогательная, охота за черепами врагов.
Комиссар Эргвалд изумленно посмотрел на собеседника.
– Э… Как это гораздо страшнее?
– Вы сами сказали, – напомнил разведчик, – «эскалация производства нового оружия, в частности – крайне антигуманного оружия». В глобальной рыночной экономике, сама физическая голова индивидуального солдата никому не интересна. Интересны цифры, индексы эффективности, и удельная производительность машины: количество бойцов, выведенных из строя, в расчете на доллар инвестиций в то или иное оружие. Каждый батальон, брошенный сюда правительством Бразилии, становится сырьем для тестов оружия. Чем больше будет сырья, тем сильнее будет разгораться война. Этот процесс моделируется экспонентой с плюсовым коэффициентом при параметре времени.
– Но это же безумие! – не смог сдержаться комиссар Красного Креста.
– Да, мистер Эргвалд, это безумие. И глобальные финансы, это безумие. Мы не можем выключить глобальное безумие, но можем применить его в вашем гуманном бизнесе.
– В моем бизнесе? – переспросил совершенно изумленный комиссар.
Фредди Билокс снова улыбнулся и кивнул.
– Да, мистер Эргвалд. Вы, конечно, понимаете, что Международный Красный Крест это транснациональный бизнес с годовым оборотом около двух миллиардов долларов. Так сообщается на вашем официальном сайте.
– Простите, мистер Билокс, но вы извращенно понимаете принципы МКК. Наш бюджет действительно таков, но это не значит, что МКК является бизнесом.
– Мистер Эргвалд, у нас в Луизиане говорят: если что-то живет в болоте, выглядит, как лягушка, квакает как лягушка, то это лягушка. Аналогично: если какая-то организация оперирует миллиардными ресурсами, оплачивает сеть офисов по всему миру, проводит тематические проекты, и рекламирует себя в СМИ, то это транснациональный бизнес. Очевидно, что это – гуманный бизнес на войне, и что он находится в диалектическом единстве противоположностей с нашим антигуманным бизнесом на той же войне. Мое предложение такое: давайте признаем правоту Гегеля, и будем работать вместе.
Комиссар МКК всплеснул руками.
– Послушайте, это же немыслимо! Это абсурд!
– Конечно, это абсурд! – Фредди снова улыбнулся, – Современный мир полон абсурдов, поскольку он безумен, и мы это уже отметили. Я, злой ниггер из Нью-Орлеана, за 1000 долларов в месяц, превращаю Заозерье в кошмар. И только благодаря этому вы, добрый австриец из Зальцбурга, получаете ежемесячно 8000 долларов за свою работу в МКК. Я считаю: эта пропорция один к восьми – справедливая. Добрый человек должен получать значительно больше денег, чем злой человек. Вы согласны, мистер Эргвалд?
– Черт побери! – взорвался Эргвалд, – Зачем вы изображаете опереточного злодея? Я не понимаю смысл ваших действий! Вы разрешили мне поговорить с тремя бразильскими солдатами, которых вы перед этим допрашивали, и они, конечно, рассказали о вас. Мне доводилось видеть настоящих военных преступников, и вы на них не похожи. Почему в апреле, когда комбриг Бернар Монкадо взял Блуфилдс, вы не уехали домой в США, как другие контрактники «HK-Canal», а вступили в партизанскую армию?
– Вы хотите поговорить об этом подробнее? – тоном психоаналитика спросил Фредди.
– Да, – комиссар МКК кивнул, – мне хотелось бы понять, что вы за человек.
– ОК, – разведчик улыбнулся, – тогда короткая история про…
…
