Текст книги "Рыцари комариного писка"
Автор книги: Александр Розов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 35 страниц)
– Гм… Это почему?
– Это потому, что ты принял 14-ю роту. Сегодня твоя победа, и тут теперь твоя земля.
– Вообще-то, Хокан, я считал, что это не совсем моя война.
– Поступки сильнее слов, – философски заметил доктор.
– Это точно, – поддержал его команданте, – кстати, что ты теперь, после такого сильно-натурного теста скажешь о ПП «Кетцалькоатль»?
– Скажу, что машинка замечательная. Хотел бы я познакомиться с разработчиком. Это какой-то парень в СП «Килиманджаро», как я слышал.
– Да. Ты познакомишься. Я обещаю как-нибудь устроить тебе командировку туда.
…
*32. Проект «Килиманджаро» не имел никакого…
…Отношения к танзанийскому вулкану Килиманджаро – самой высокой горе Африки. Местом размещения для главной площадки проекта были окрестности совсем другого вулкана: 800-метрового Косигуина, находящегося на самом северо-западе Никарагуа. Подножие Косигуина – это полуостров в заливе Фонсека, где сходятся территории трех малых стран: Никарагуа – на юге, Сальвадора – на севере, и Гондураса – в середине. На протяжении столетия, трем странам так и не удалось поделить акваторию залива, и это позволяло некоторым фирмам создавать на заливе Фонсека полутеневые предприятия, относящиеся непонятно к какой национальной территории, т.е. лежащие вне чьей-либо ответственности. Таким был и проект «Килиманджаро». Это совсем новое совместное предприятие разместилось в одной из плавучих тюрем (уже жутко – правда?).
Плавучие тюрьмы, как концепт, заслуживают отдельного абзаца.
Исторически, первыми плавучими тюрьмами были древние галеры (заключенных там использовали, как гребцов). Но, промышленная революция сделала гребцов лишними, поэтому тюрьмы, в основном, переместились на берег. Вскоре стало очевидным, что содержать заключенных на корабле – дешевле (даже если они не служат движителем). Эпоха мировых войн и революций породила своего рода индустрию переделки барж и паромов в тюрьмы и лагеря для пленных. Для Никарагуа, где часто случались путчи, с последующими гражданскими войнами между кровавой хунтой и кровавым народно-освободительным движением, плавучие тюрьмы были палочкой-выручалочкой для полицейской системы. Если (в ходе политической чехарды) оказывалось, что полиция сажала НЕ ТЕХ, то достаточно было оттащить плавучую тюрьму подальше в море – и открыть кингстоны. Концы в воду (во всех смыслах). Слава свободному Никарагуа!
Картина изменилась с приходом к власти команды Хуанито Акантиладо. Прагматично-циничный Умберто Тахо, генерал «Seguri» реформировал режим плавучей тюрьмы для политзаключенных в районе Косигуина. Все «клиенты» были перемещены на берег, в заброшенный аграрный пуэбло Тезоатега. А все корабли были переделаны в плавучие фабрики по пиратскому отверточному производству бытовой техники, пиратскому же пошиву модных фасонов одежды, и серийной пиратской записи оптических дисков. В бюджете Никарагуа сократились расходы на «содержание тюрем особого режима». А теневой бюджет команды Акантиладо получил новый источник доходов. Доказать, что власти Никарагуа причастны к промышленному пиратству было невозможно. Чьи там плавучие объекты в море – черт знает (см. выше – о демаркации залива Фонсека).
…
Юджин Сполдинг, комиссар ООН, прибывший из Нью-Йорка в спец-командировку на полуостров Косигуина, не знал этой кухни. В файле сообщалось, что пуэбло Тезоатега –концлагерь, где охрана принуждает политзаключенных трудиться на плантациях, и на производстве пистолет-пулеметов «Quetzalcoatl» (прилагались фото данного оружия). Оставалось найти оружейный цех, и эта задача выглядела несложной. Вся территория концлагеря – как на ладони. Вот плантации, а вот ряд цехов-ангаров. Сопровождающий младший офицер «seguri», по имени Санчо, простой парень, был готов отвезти на своем джипе куда угодно, и показать каждый объект в Тезоатега. Но все ангары оказались или складами, или базами ремонта агротехники. Ничего похожего на производство оружия.
Вообще, концлагерь Тезоатега выглядел не так, как следовало (согласно файлу ООН).
Комиссар отметил про себя, что если бы не смотрел файл, то подумал бы, что здесь – обычное для Никарагуа полунищее, отчасти – социалистическое аграрное хозяйство.
Правда, есть некоторые отличия:
Дома фермеров здесь не такие грязные сараи из ржавой жести, битых шлакоблоков, и потрескавшегося шифера, как (например) в окрестностях Манагуа. Здешние фермеры обитают тоже в сараях, но в более качественных и унифицированных. Сполдинг сразу сообразил, что это. Пенопластовые быстро-сборные времянки для беженцев. 20 тысяч комплектов таких времянок были направлены в Никарагуа из Флориды по программе гуманитарной помощи после извержения вулкана Кристобаль, при прошлом режиме. Беженцы (как водится в странах Третьего мира) ничего этого не получили. Кто-то из верхних чиновников прибрал к рукам… А теперь оно всплыло в Тезоатега. Все очень аккуратно смонтировано. И временные домики. И временный водопровод из ярких пластиковых труб, с водонапорными башенками, похожими на марсианские боевые треножники из фильма по Уэллсу. И даже полевые станции экстренной помощи. Как (опять-таки) водится в Третьем мире, времянки стало постоянным жильем для…
…Для политзаключенных, но если не знать, кто они, то на вид – обыкновенные семьи фермеров-пеонов. Даже маленькие дети есть. Дети в тюрьме – это обычная картина в отсталых странах, перенявших «Боливийскую систему» хозрасчетных тюрем, которую придумал тамошний президент Эво Моралес в 2005 году.
В общем (думал Сполдинг) все понятно, но где же чертов оружейный завод?
Тупик. Лишь гений эрудиции мог бы сообразить, что вся «полутень» (включая завод по производству инновационных пистолет-пулеметов и боеприпасов к ним) размещена на кораблях, которые вот – на заливе в двух милях от берега, чтоб было непонятно, чье это. Юджин Сполдинг не был гением эрудиции, поэтому он перешел от «плана-А» (поиска методом досмотра) к «плану-Б» (поиску методом опроса). Он предъявил офицеру фото искомого пистолет-пулемета и фото боеприпаса, и поинтересовался:
«Скажите, Санчо, вы видели здесь такое изделие?»…
…Казалось бы, шансы получить от сотрудника спецслужбы ответ на подобный вопрос равнялись нулю, но жизнь полна чудес… Никарагуанский офицер убрал правую руку с рулевого колеса, расстегнул кобуру подмышкой, вытащил оружие, и уточнил:
«Мистер Сполдинг, вы про такую машинку спрашиваете, что ли?».
Машинка была та самая. Габариты меньше, чем «Uzi». Калибр 4.37 мм. Дизайн-стиль: бионика мягких линий. Тип автоматики – редкий в современном оружии: кранкшафт, известный по пистолету Люгера 1900 года, и радикально улучшенный в более поздних моделях (особенно в этой)...
– Откуда у вас такое оружие? – удивленно спросил Сполдинг.
– А мы купили партию сотню единиц в порядке эксперимента. Поставщик их привез на терминал, а покупатель – охотничий клуб какой-то – не забрал. И наше начальство нам разрешило купить. Мы же на хозрасчете. Хорошая машинка. К ней подходят и родные боеприпасы ЮАР «Mamba.17», и послабее – «Hornady.17» made in USA, что у янки для отстрела крыс-хомяков. Родные – дешевле. В Сальвадоре все дешевле, чем в USA.
– Минуту, офицер, при чем тут Сальвадор?
– Так мистер Сполдинг, эти машинки и патроны делаются в Усулутане, в Сальвадоре, а дальше океанским путем сюда. Мы тут, на нашем терминале уже неделю получаем эти машинки из Усулутана, и делаем перевалку мелкооптовым покупателям.
– Вы так бесконтрольно передаете оружие? – строго спросил комиссар ООН.
– Так, мистер Сполдинг, у нас тут хозрасчетный морской порт. Нам передается груз, мы переваливаем. Такой бизнес. Я вам сейчас покажу сканы их транзитных коносаментов.
Никарагуанский офицер остановил джип, вытащил планшетник из кармана, потыкал в монитор, и передал комиссару ООН. Картина была ясна. Некая компания «Хантрекс» в криминальной провинции Усулутан, штампует пистолет-пулеметы «Quetzalcoatl» и патроны к ним, по документации костариканско-намибийского СП «Килиманджаро», оформляет это, как оружие для варминтинга (отстрела грызунов), и продает мелкими партиями через никарагуанский порт Тезоатега, неким подставным охотничьим клубам, зарегистрированным в Панаме. Фактически, оружие попадет, к любым экстремистам. Сполдинг вернул планшетник никарагуанскому офицеру. Картина была понятная, и, оставалось только составить отчет. Более эрудированный человек подумал бы «как-то слишком складно, может, никарагуанская спецслужба подсунула мне эту версию?».
Но, (см. выше) комиссар Сполдинг не был гением эрудиции. Поэтому, он мысленно отметил задачу «поиск источника оружия», как выполненную, и перешел ко второй (и последней) задаче, поставленной ему как «программа-максимум». Встретиться с Хуго Редондо – оппозиционным памфлетистом. У Хуго Редондо была яркая биография. Еще студентом, он сел в тюрьму за буржуазную агитацию. Затем (побыв на свободе) сел за сепаратизм. А два года назад он сел при нынешнем северо-никарагуанском режиме, за экстремизм. Ценность Хуго Редондо для ООН была в его неформальном знакомстве с Антонио Кэлво, спикером парламента Лаголарго, и с Лео Варгасом, идейным лидером Фронта Ре-Интеграции. Аналитики «Комитета по Проблемам Южно-Никарагуанского Конфликта» (КПЮНК) считали, что Хуго Редондо – лучший посредник в переговорах властей Лаголарго с мятежниками. Оставалось лишь уговорить Редондо участвовать в посреднической миссии, и уговорить здешнюю власть выпустить его из концлагеря.
Программа-максимум для Сполдинга включала только первый пункт. Сейчас, не очень надеясь на успех, комиссар ООН спросил у своего сопровождающего:
– Санчо, а вы знаете, где находится один из заключенных, мистер Хуго Редондо?
– Конечно, я знаю! – ответил офицер «seguri», и махнул рукой в направлении красивого вулканического конуса Косигуина, над которым курился дымок, – Он там, в кратере.
– В кратере вулкана?! О, черт!
– Там хорошо, – пояснил Санчо, – в кратере красивое озеро. Мистер Редондо с семьей и друзьями работает там над проектом дальнейшего повышения качества жизни нашего рабоче-крестьянского контингента. Сегодня поздно ехать, солнце скоро сядет. Если вы хотите, то я отвезу вас туда завтра после полудня, во время сиесты.
…
*33. Ацтекские боги требуют…
…Уважения к себе, – сообщил Хуго Редондо, и сам себя поправил, – хотя, они ничего не требуют, просто: кто проявляет к ним неуважение, тот уходит из жизни в виде фарша.
– Спасибо что сказал, – ответил Мефо Грач, – перспектива с фаршем мне не нравится. Я лучше придумаю для диких шахмат оригинальные правила, и другое название. Тогда ацтекские боги сочтут это достаточно уважительным отношением к себе, или как?
– Я думаю, что достаточно… – авторитетно подтвердил Редондо, бросил взгляд на край плавучего пирса, и рявкнул, – …Марта! Осторожнее с пузом!
Означенная Марта (латино-негритянка лет 20) в компании двух своих ровесниц, лихо прыгнула «рыбкой» в воду. Ровесницы – типичная межрасовая никарагуанка Саби, и метиска-индианка по имени Нелли, могли нырять без опасений, хоть с вышки. Но у Марты было пузо, указывающее примерно на 6-й месяц беременности. На этом этапе жизни девушке не рекомендуется куда-то прыгать.
Именно об этом обстоятельстве тактично напомнила молодая женщина лет 30 с редкой внешностью для здешних мест: круглолицая, с волосами цвета кукурузы, глазами цвета шоколада. Подождав, пока три девушки вынырнут, она громко произнесла:
– Марта! Я, как твой наблюдающий ветеринар, рекомендую тебе включить мозги.
– Ой-ой-ой, – затараторила негритянка, – извини-извини, Рокси. Все прыгнули, и я тоже прыгнула. Я подумала, но позже. Мой мозг иногда чуть-чуть опаздывает. Вот.
– Марта, – спокойно сказала «наблюдающий ветеринар», – просто, давай, ты будешь перемещать свой организм в пространстве чуть-чуть мягче.
– Да-да, Рокси, конечно! – согласилась Марта, и перевернулась на спину, так что пузо появилось над водой, как гладкий коричневый мячик.
– Рокси! – окликнула Нелли, – Вода классная! Бери киндеров и иди сюда!
– Неплохая идея, – оценила Рокси, быстро соскользнула с пирса в воду, и крикнула – Э! Рагнар! Пожалуйста, подай мне корзину с киндерами!
– ОК! – лаконично отозвался белокурый сероглазый дядька, отлично сложенный, очень похожий на «истинного арийца» (с) из агиток Третьего Рейха. Затем он взял надувную корзину, в которой дремали три смуглых малыша (немного старше года), и предельно аккуратно передал эту корзину вниз, в руки «наблюдающего ветеринара».
Между тем, Мефо Грач успел сделать несколько фото на свой палмтоп, и это событие привлекло внимание Хуго Редондо.
– Алло, Рагнар! Ты рискуешь стать 3D-моделью для этого хитрюги из Флориды.
– Вот как? – заинтересовался сероглазый дядька, – Ради какой же композиции цинично похищена копия моего образа?
– Геростратура, – лаконично ответил Мефо.
– Хм… Это что за зверь такой?
– Это полезный зверь, – Мефо улыбнулся и потер руки, – ты ведь архитектор.
– Вообще-то нет, – Рагнар покачал головой, – я просто инженер-строитель.
– Не вижу большой разницы. Скажи: тебе когда-нибудь хотелось что-нибудь снести, взорвать, сжечь к чертям, как Герострат сжег знаменитый храм в Древней Греции?
– Ха! Еще как хотелось! Конечно, я не стал бы сжигать храм симпатичной богини, но с удовольствием взорвал бы все небоскребы-аквариумы – гнезда офисного планктона.
Мефо хлопнул в ладоши.
– …Банзай!!! Я так и думал! Объясняю смысл. Великий Микеланджело говорил, что принцип скульптуры – взять глыбу и отсечь все лишнее. Геростратура – это принцип Микеланджело, применяемый ко всему. К скульптуре, архитектуре, литературе... Или вообще к культуре. К нашей цивилизации, разросшейся в огромную глыбу. Точнее – в уродливый комок ненужных вещей, ненужных отношений, ненужных людей…
– Алло, – перебил Хуго, – ты рискуешь прослыть трубадуром терроризма.
– Wow! – обрадовался 3D-художник, – Тоже классное название: Трубадур Терроризма. Осталось только придумать к нему визуальный образ.
– Алло, Мефо, – произнес Хуго, – ты еще не разгреб большую кучу банановых шкурок, которыми тебя закидала либеральная общественность за композицию «Freedom-free».
– Это что за композиция такая? – спросил Рагнар.
– Сейчас я покажу, – и Мефо, подвигав пальцем по экрану палмтопу, развернул его к «истинному арийцу».
В композиции были две фигуры: несколько условный человек и фараонова пирамида, включающая в себя сферу под верхушкой. Точнее, не сферу, а круглый глаз, который смотрит жуткими черными зрачками на четыре стороны. Справа и слева от человека расположены два столба, между которыми натянута колючая проволока, отделяющая человека от этой пирамиды. Видно, что проволока была порвана посредине, но теперь человек старательно завязывает ее, чтобы отгородится от пирамиды с жутким глазом.
– Хм… – Рагнар задумчиво почесал в затылке, – …Вроде бы символ пирамиды с глазом нарисован на однодолларовой бумажке слева на реверсе.
– Этот символ, – ответил Мефо, – гораздо древнее. В Древнем Египте он обозначал, как говорят, всевидящее и контролирующее око бога. Кстати в фильме «Властелин колец» похожая штука – багровое око торчит в пирамиде Саурона – бога вселенского зла.
– И все же, – сказал Хуго, – большинство критиков поняли эту глазастую пирамиду, как намек на доллар, а название «Freedom-free» с ремонтом колючей ограды, как призыв к освобождению от той свободы, которую навязывает Вашингтон, и глобализация.
– Я имел в виду не это! – возразил Мефо, – Вообще, «Freedom-free» мне навеяла система тотальной слежки и контроля в Брито-Гранада. Я специально перечитал на сайте «Film-Political-Horror» аннотации всей рубрики «Ужасы антиутопии», посмотрел экранизации
Оруэлла «1984», Бредбери «451 по Фаренгейту», Хаксли «Дивный Новый мир»…
– А ты не пробовал читать первоисточники, в смысле, сами книги?
– Нет, Хуго. Точнее, я пробовал, но… Там для меня слишком много букв. Для меня есть предел жадного чтения, примерно 20 страниц. Вот, твой памфлет «Общество зомби» я проглотил, не отрываясь, потому что там лаконично, хлестко, понятным языком.
Хуго Редондо сделал предельно заинтересованное лицо.
– Надо же… И какой твой вывод, Мефо?
– Вывод? Ну, извини, я не политолог.
– Я знаю, что ты не политолог, потому и спрашиваю.
– Ну… – Мефо Грач задумался, – …Наверное, такой вывод, что великая Холодная война Свободного мира капитализма против Тоталитарной орды коммунизма была… Как бы выразиться?... Всемирной Мастурбацией, что ли?
– Всемирной Мастурбацией? – переспросил Рагнар, – Это еще что за штука?
– Я только что придумал такой образ, – с заметной ноткой профессиональной гордости пояснил 3D-художник, – вот представь: Капиталистическое Общество Благоденствия в прямом эфире встало перед зеркалом, и дрочит на собственное отражение. Так вот: это отражение как раз Коммунистический Тоталитаризм. Потому что только жесточайший тоталитаризм с коммунистическим методом превращения общества в тупое стадо овец может заставить людей потреблять всю ту гору ненужного дерьма, которая неизбежно производится современными технологиями на фирмах с 40-часовой рабочей неделей!
– Хм… А почему бы тогда не сократить рабочую неделю, этак раза в три?
Тут Мефо Грач схватился за голову в притворном ужасе.
– Ни в коем случае! Это разрушит великую Пирамиду с Всевидящим Оком! 13-часовая рабочая неделя не требует от человека тех моральных усилий, ради внушения которых устроено общество с мега-армией офисного планктона от клерков до президентов…
– Алло, – окликнул Хуго, – ты осторожнее выражайся про президентов. Никарагуа – это президентская республика. Я, например, выражался, и видишь: сижу в концлагере.
– Так, я же не про Акантиладо, а в общем смысле, – на всякий случай уточнил Мефо.
– Хуго шутит, – сообщил Рагнар, – на самом деле, за высказывания про Акантиладо его посадили в прошлый раз. А в этот раз мы все пятеро сидим за аборты.
…
*34. Как инженер-строитель может сесть за аборты?..
…Удивился Мефо Грач.
– Тут надо последовательно, – произнес «истинный ариец».
– Давай, излагай, пока девчонки не вернулись, – подбодрил Хуго Редондо, посмотрев в сторону берега. Отплывшие туда три молодые «клиентки» концлагеря, судя по всему, решили посекретничать с примкнувшей к ним Саби. А заодно устроить основательные водные процедуры трем своим детям.
– Тогда излагаю, – приступил Рагнар, – Чуть более двух лет назад, я жил в своем доме в северном пригороде Манагуа. Дом добротный, колониальной постройки, его мой дед – гестаповец купил, когда сбежал из Европы в 1945-м. А на другой стороне улицы была домашняя ветеринарная клиника Рокси Карпентеро. Иногда мы с Рокси пили кофе, по-дружески. Близких отношений у нас тогда не было. Но, как-то вечером я слышу шум и разъяренные крики «Детоубийца! Побить ее камнями!». Смотрю в окно – и вижу, что ветеринарная клиника блокирована толпой, стекла выбиты. В общем, у Рокси – беда. Я органически не люблю таких вещей. Так что, я снял со стены дедову секиру – подарок рейхсмаршала Геринга – и пошел разбираться. Толпа – это скоты по сути. Они сперва не сообразили, что творится, а потом разбежались. Я успел зарубить полтора десятка. Не худший результат. Дед бы одобрил. Мы с Рокси запросто смылись бы, но среди толпы, оказывается, было несколько полицейских, и они вызвали по рации подкрепление. Не полудурков, как они сами, а ребят из «seguri». Предлог был такой, что мы террористы. Короче: под прицелами штурмовых винтовок мы сдались, и были упакованы сюда.
– А при чем тут аборты и крики «детоубийца»? – спросил Мефо.
– При том, – пояснил Рагнар, – что сделать безопасный вакуумный аборт человеку даже проще, чем кошке. Так Рокси говорит. У нее не было ни одного случая осложнений. Я говорю о биологических осложнениях. А юридически все плохо. Ведь в Никарагуа, и в соседних странах, аборт человеку однозначно считается криминалом. Хотя, коррупция решает проблему, за исключением случаев самодеятельности религиозных фанатиков «prolife». Так мы влипли. Полтора десятка пролайфистов попали в морг, а Рокси и я – в концлагерь. Сюда же попали Нелли и Марта, две пациентки Рокси. Следом – Хуго. Его упаковали за интернет-эссе под названием: «Убил пролайфиста – спас женщину».
Хуго Редондо улыбнулся и лениво махнул рукой.
– Тезоатега – это разве концлагерь? Нет, друг Рагнар! Это – коммерческое предприятие всенародно избранной хунты. Тут сидят только достойные люди: квалифицированные рабочие и фермеры, грамотные инженеры, менеджеры, медики, обаятельные девушки, и креативные интеллектуалы широкого профиля – вроде меня. Но никаких гопников. Для гопников есть концлагерь Микайба: плантации сахарного тростника. Я сидел там при старом режиме – еле сберег здоровье. Поверь, Рагнар, нам повезло, что у этой хунты нет лишних политических амбиций. Прошлая хунта Геркадеса хотела превратить Никарагуа в Великий Центральноамериканский Мухосранск. А нынешняя хунта Акантиладо просто набивает карманы деньгами. Это так человечно, что иногда я даже симпатизирую им. У Акантиладо есть чувство юмора, проявившееся в эпопее с нашим полутораженством.
– С чем – с чем? – не понял Мефо Грач.
– Элементарная лексическая форма, – пояснил Хуго, – если у мужчины две жены, то это двоеженство, а если полторы жены, то это полутораженство.
– Полторы жены?... Э-э… Это как?
– Ну, два мужа и три жены, – сказал Рагнар, – вот Хуго и я, плюс Рокси, Нелли и Марта.
– Э-э… – Мефо покрутил головой, – …А разве такие браки тут регистрируют?
В ответ Рагнар похлопал его по плечу.
– Ты не знаешь истории Северного Никарагуа. Когда из-за интриг Корпорации Канала,
страна была разбита надвое, старая хунта вылетела из кресел. Но парламент остался и, стараясь убедить новую хунту в своей ценности, начал сочинять изумительные законы: против пьянства, против курения, против богохульства, против двоеженства....
– Ага! – перебил Мефо, – Но ведь не против полутораженства.
– Ты смотришь в корень, – похвалил «истинный ариец», – слушай: в то самое время, мы впятером поселились в одном домике в этом концлагере и познакомились поближе. У Нелли и Марты возникла тревога от пролайфистской пропаганды, будто аборт влечет бездетность. Рокси пробовала переубедить их логикой и книжками, но ни хрена. Тогда Рокси предложила эксперимент. Она сама собиралась завести потомство, полагая, что возраст 30 лет – самое то. А юниорок она… Взяла в компанию, что ли.
– Рокси сказала: три пуза веселее, – добавил Хуго.
– Да, – подтвердил Хуго, – и эксперимент блестяще удался. Дальше ситуация: три наши подруги обретают заметные пуза, а тут в концлагерь как раз, приезжает прокурорская комиссия по реализации новых изумительных законов. Ведь реализовывать законы на заключенных проще, чем на ком-то другом. И комиссия втыкает Хуго и мне по полгода усиленного режима за то самое двоеженство, против которого принят закон!
– Подожди, но у вас же по полторы, а не по две жены.
– Четко мыслишь, Мефо, – сказал Рагнар, – поэтому Хуго решил подать протест прямо президенту Акантиладо. С шефом концлагеря отношения хорошие, так что передали.
Тут Рагнар и Хуго переглянулись и подмигнули друг другу.
– И что? – спросил Мефо.
– По слухам, – произнес Хуго, – президент, прочитав протест, впервые задумался, какой долбанный бред он, не глядя, подписывает с подачи парламента. Президент раньше не воспринимал это, как законы, влияющие на жизнь людей. Просто бумажки… Этот мой протест развеял иллюзию, и стал приговором парламенту и прокуратуре.
– Э-э… – удивился Мефо, – …Как это, приговором?
– А так. Президент посмотрел, какой кусок бюджета пожирает эта толпа долбогребов, и подписал указ: парламент и прокуратуру – разогнать, а функции прокуратуры передать спецслужбе «Seguri». Вместо парламента создать Народный Форум, чисто для красоты демократического механизма. А все, что напринимал парламент – вычеркнуть и забыть.
– Так, – заключил Рагнар, – мы сэкономили для Его грабительского превосходительства несколько миллионов долларов.
– А Марта, – добавил Хуго, – решила провести второй, частный эксперимент, чтоб уже окончательно опрокинуть ложь пролайфистов о бесплодии после аборта. Хотя, Рокси советовала ей подождать со вторым ребенком. Но, Марта чертовски упрямая. И у нее свойство: легко проходить беременность и роды. Рокси обмолвилась. Так, Рагнар?
Рагнар кивнул в знак подтверждения, после чего спросил:
– Что за штука с ацтекскими богами и дикими шахматами, о чем вы говорили?
– Нет, не шахматами, – поправил Мефо, – я дам этой игре другое имя, в знак уважения к ацтекским богам. А если по существу, то началось с того, что военный министр Бонито Зэферс предложил мне интересный заказ: разработать для армейской академии дизайн стратегической игры, более продвинутой, чем шахматы, и такой увлекательной, чтобы стимулировать курсантов к развитию интеллекта. Сначала я хотел взять одну из версий необычных шахмат, и стилизовать игровые фигуры под ацтекских богов, вот и все. Но, Хуго говорит, что к ацтекским богами лучше проявить уважение. Хотя бы придумать оригинальные правила игры, а не просто взять правила из книжки.
– А ты когда-нибудь придумывал игры? – поинтересовался Рагнар.
– Нет. Но, все когда-то делаешь впервые. Почему бы не попробовать?
– Действительно, – согласился с ним Хуго, – и вот о чем я подумал. Поговори с Нелли.
– С Нелли? – тут Мефо бросил взгляд на девушку-индианку в компании на берегу.
– Да. Она из тольтеков. Кое-что знает, хотя отрывочно.
– Тольтеки? Wow! Я читал про Икстлан у Карлоса Кастанеды!
– Икстлан или не Икстлан, – произнес Хуго, – но с Нелли поговори. Это интересно.
– Дельная мысль, – поддержал «истинный ариец», тоже бросил взгляд на берег, сперва (естественно) на компанию девушек с детьми, а затем на участок грунтовки, ведущей к берегу, – смотри-ка, Хуго! Наш бравый лейтенант Санчо прикатил, и привез кого-то.
Между тем, джип с эмблемой «seguri» остановился на площадке немного в стороне от плавучего пирса, и лейтенант, спрыгнув на песок, помахал рукой.
– Доброго дня всем! Сеньор Редондо! Подойдите, пожалуйста! Тут один человек хочет поговорить с вами на важную тему.
– Ладно… – тихо проворчал Хуго, поднимаясь на ноги, – …Пойду, гляну, какой такой человек, и…
…
