Текст книги "Письма из Ламбарене"

Автор книги: Альберт Швейцер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 33 страниц)

Вести работорговлю в широких масштабах можно было только с помощью самих африканцев, натравливая одних «королей» на других и таким образом сталкивая между собой племена. Именно в это время на побережье Гвинейского залива возникают новые политические объединения и ранне-государственные образования, другие исчезают, словом, происходят глубокие этно-социальные изменения. Нескончаемые войны а набеги привели к тому, что население многих районов уходило в глубь страны, спасаясь от своих предприимчивых соседей – помощников работорговцев. К сожалению, именно эти процессы часто ускользают от специалистов, занимающихся историей народов Африки.

Главными пунктами работорговли были эстуарий Габона, где охотой за рабами занимались мпонгве, области вдоль побережья у Сангатанга, где действовали орунгу, и около Фернан Ваза в районе Аньямбе, где подобной охотой занимались нкоми. В XIX в. работорговлей занимались главным образом капитаны английских и североамериканских кораблей, поставлявших рабов в Новую Англию.

В это время возникают настоящие рабовладельческие государства, в которых рабы не используются в хозяйстве, но служат всего лишь товаром. Подобные «государства», а по существу предприятия для поставки рабов капитанам невольничьих кораблей, – как их называли, negriers, – возникали в центрах работорговли не только на Невольничьем Берегу, который недаром получил это название, увековеченное на географических картах, но и в дельте Нигера; нечто подобное было также и в Габоне. Уже было сказано, что эстуарий Габона представляет собой одну из лучших естественных гаваней на всем побережье Нижней Гвинеи. Здесь обосновались работорговцы и при пособничестве местных «королей» вели охоту за рабами. Отряды этих «королей», снабженные огнестрельным оружием, получили название мбира, т.е. «хищные птицы», – так называли на одном из местных языков породу орлов. Эти мбира разоряли страну, уводили в плен рабов и продавали их на вывоз в Америку. Жившие на берегу племена ивеа вынуждены были покинуть свои земли у мыса Лопес и уйти в глубь страны.[151]151
  Walker A., Reynard R. Anglais, Espagnols et Nord-America ins an Gabon an XIX siecle. – Bull. Inst. d’Etudes Centreafricaines, 1956, N. S., N 12, p. 253 – 279. – Об истории Габона преимущественно по местным источникам см.: Reynard R. 1) Recherches sur la presence des Portugais an Gabon XV – XIX siecles. – Bull. Inst. d’Etudes Centreafricaines, 1955, N. S., N 9, p. 15 – 66; 2) Notes sur l’activite economique des cotes du Gabon an debut du XVII siecle. – Ibid., 1957, N. S. N 13-14, p. 49 – 54.


[Закрыть]

Напротив, племена орунгу – обитатели дельты реки Огове и мыса Лопес – вошли в контакт с капитанами испанских кораблей и поставляли им рабов. Испанцы поддержали вождя их Омбаго Рогомбе, прозванного Паскалем, который удерживал власть в стране вплоть до фактического прекращения работорговли, т.е. примерно до 40-х гг. прошлого века. К концу XVIII в., по мере того как труд рабов переставал приносить достаточно эффективные выгоды, появились сомнения в его целесообразности и началось движение в пользу прекращения работорговли. Одна за другой страны принимали постановления о запрещении торговли людьми. История отмены работорговли довольно противоречива и сложна. В конечном счете сущность ее состоит в том, что вместо захвата и вывоза из Африки рабочей силы казалось выгоднее переходить к освоению богатств всего Африканского материка, к развитию там торговли и поискам рынка для сбыта товаров. Об этом мечтал также один из великих путешественников того времени, Давид Ливингстон, представляя себе, как в глубь материка будут проложены дороги и путем свободной торговли вся Африка приобщится к мировой культуре.

Уже в первом десятилетии XIX в. правительства разных стран начали запрещать работорговлю: в 1807 г. – Англия, к 1808 г. – Соединенные Штаты Северной Америки, несколько позднее – Франция, и т.д. Начинался новый период в истории народов Африки – подготовка будущего колониального раздела Африканского материка, эпоха географических открытий, а по существу – исследования внутренней части материка, его богатств и возможностей для развития торговли.

Все это носило вполне благопристойный характер и велось под прикрытием благородных призывов к освобождению рабов. Начало этому было положено основанием в конце XVIII в. в пределах нынешней Республики Сьерра-Леоне «свободного города» Фритауна, где в 1787 г. на землях, находившихся под контролем Англии, были поселены освобожденные рабы. Вслед за тем в 1816 г. при содействии правительства Соединенных Штатов было основано Американское Колонизационное Общество, ставившее своею целью поселить американских негров в Западной Африке. После нескольких попыток в 1820 и 1821 гг. под покровительством североамериканских Соединенных Штатов было создано свободное государство Либерия, главный город которого получил название Монровия по имени пятого президента Джемса Монро.

В этом же духе действовало и французское правительство в Габоне.

Первые поселения были основаны французами на южном низком берегу эстуария. Однако, по-видимому, место оказалось неудобным, и в 1843 г. на высоком северном берегу был заложен форт, а через несколько лет, в 1849 г., здесь были поселены снятые с невольничьего корабля «Элиза» 46 человек и создана «деревня свободы», ставшая впоследствии городом Либревиль. Этот «свободный Город», так же как и Фритаун в Сьерра-Леоне, стал позднее опорным пунктом колонизации Габона. Именно из Либревиля началось завоевание французами Западной Экваториальной Африки.

В изменившихся условиях прибрежные племена вынуждены были прекращать свои набеги на соседние племена – рабы уже не требовались – и переходить на роль торговых посредников между европейскими купцами и народами, жившими в глубине страны. К этому времени на берегах Гвинейского залива, в устьях рек по преимуществу, начинали создаваться торговые фактории.

Торговля велась поэтапно. Прибрежные племена были посредниками между белыми и племенами, жившими в глубине страны. Те в свою очередь не пропускали их дальше: складывалась как бы цепочка взаимных связей, которая нередко прерывалась из-за разных непредвиденных причин, что осложняло доставку на далекие расстояния. В Габоне не существовало еще достаточно развитых общественных отношений, позволявших снаряжать караваны, как это было в странах Западного Судана или в Восточной Африке.

Еще в 1874 г., т.е. всего лишь сто лет назад, в Бюллетене Парижского географического общества один из его членов-сотрудников, М. Гедд, писал, что географы не располагают почти никакими сведениями о Габоне.[152]152
  Hedde M. Notes sur les populations du Gabon et de l’Ogoway. – Bull, de la Soc. de Geographic, Paris, 1874, VI Ser., vol. VII, p. 193 – 198.


[Закрыть] На побережье обитают разнообразные племена, желающие вести торговлю с европейцами; они соперничают между собой, задерживают путешественников, пытающихся проникнуть в глубь страны, и сообщают заведомо ложные сведения. Попытки пройти на баржах, чтобы миновать их, не удались из-за множества водоскатов и отмелей.

Нельзя сказать, что французские власти были очень заинтересованы в освоении и изучении страны. После основания форта в эстуарии Габона прошло почти десять лет, пока лейтенант Мекэ установил, что источником его является река Комо, длиной всего лишь около 100 км. Наиболее значительные и широкоизвестные путешествия Дю Шайю в районе Рио Муни и прилегающих районах Габона велись им самостоятельно на его частные средства. Лишь в 1863 г. лейтенант Серваль совершил первое путешествие по реке Огове на французском военном корабле, а в следующем году его исследования продолжили Аллиго и Тушар. В 1867 г. лейтенант Эме, поднявшись по Огове, заключил договоры с «королями» различных племен – Мгумби и Ндумбале Ракенга и другими – и, получив их согласие на протекторат, тем самым открыл возможности для проникновения в глубь страны. Начавшаяся вскоре франко-прусская война прервала все начинания. Поражение 1870 г. вызвало желание правительственных кругов Франции вообще отказаться от каких бы то ни было попыток колонизации Габона, так как климатические условия были неблагоприятны, исследование страны сулило мало выгод в будущем, а стоило немалых затрат. По распоряжению французских властей были сокращены расходы на содержание постов в Габоне, и предполагалось полное прекращение всяких связей с Экваториальной Африкой. Этим воспользовались английские и немецкие торговые фирмы, фактории которых застали А. Марш и маркиз де Компьен. Поездка была организована на частные средства, однако именно их исследования положили начало научному изучению Габона, и Огове в частности. Оба путешественника, поднявшись вверх на 300 км, принуждены были остановиться при впадении в Огове реки Ивиндо и возвратиться назад.[153]153
  Compiegne V. de, Marche A. Voyage dans le Haut Ogooue et la pointe Fetiche a la riviere Ivindo. – Bull, de la Soc. de Geographic, Paris, 1874, VI Ser., vol. VIII, p. 225 – 239; Le marqyis de Compiegne. Gabonais, Pahouins-Gallois. Paris, 1875. – Книга была переведена на русский язык: Компъенъ В. де. Экваториальная Африка. Габонцы, Пагуины, Галлуасы. СПб., 1879. – В следующем году появился перевод второй книги маркиза де Компьеня; Экваториальная Африка. Оканда, Бангуэны, Озиэба. СПб., 1880.


[Закрыть]

Их работы продолжил Саворньян де Бразза, итальянец по происхождению и фактический основатель колонии Габон, впоследствии – Французской Экваториальной Африки. Встретившись с Маршем и Компьенем и ознакомившись с результатами их изысканий, он решил добиться поставленной ими цели – проникнуть в центр Африки к великим озерам, которые, по рассказам местных жителей, находились где-то на востоке. Существование озер оказалось фантазией, но ему удалось после долгих странствий пройти до реки Алима, затем он основывает форт Франсвиль и на берегу Конго учреждает военный пост. Со временем этот пост разросся в селение, ставшее впоследствии крупным городом – ныне столицей Народной Республики Конго – Браззавилем. С 1886 г. Саворньян де Бразза – Генеральный комиссар Габона и Французского Конго, ставших колониальными владениями Франции.[154]154
  История постепенного проникновения французов в Габон очень подробно на основании официальных документов освещена в кн.: Mariol H. La Chronologie Coloniale. Paris, 1921, p. 68 – 74. См. также: Buell R.F. The Native Problem in Africa, vol. II. New York, 1928, p. 265 и след.


[Закрыть] Одно время Габон имел статус самостоятельной колонии, затем включался в состав Французской Экваториальной Африки, изменялись и его границы, в частности по договору с Германией в 1911 г. Нет необходимости излагать здесь историю всех реорганизаций, так как это не имеет прямого отношения к деятельности А. Швейцера в Ламбарене. Надо сказать лишь, что доктору Альберту Швейцеру, впервые попавшему в страну в 1913 г., довелось дожить до освобождения Габона от колониальной зависимости: 17 августа 1960 г. Габон стал независимым государством в пределах границ, установленных после Версальского мира в 1918 г.

* * *

В той части страны, где доктор Альберт Швейцер основал впоследствии свою больницу, во второй половине XIX в. действовали по преимуществу английские и немецкие торговые дома. Главными из них были ливерпульская компания Хаттон и Куксон и торговый дом Карла Вермана из Гамбурга. Кроме них было немало других, расположенных на берегу и на мысе Лопес, в Сетте Кама и Фернан Вазе, но они не имели большого значения. Представителем ливерпульской компании был Брюс Уокер, который обосновался сначала в Либревиле в 1859 г., а затем первым проник вверх по течению Огове, где во владениях вождя племени галуа Нкомбе около 1866 г. основал факторию. На месте этой фактории много лет спустя и была оборудована больница Альберта Швейцера.

Первоначально Уокер остановил свой выбор на местности, называемой Адолинанго, название которой в переводе означает «тот, кто наблюдает за племенами». Значение этого названия заключается как раз в том, что Нкомбе разрешал прибрежным племенам орунгу и нкоми доходить только до этого места и не давал им возможности подыматься дальше по реке и вести торговлю с племенами, живущими за пределами его владений.

Однако вскоре Уокер заметил, что избранное им место для фактории неудобно, так как песчаные отмели не дают возможности паровым судам его компании подходить к берегу во время сухого сезона. Тогда он перенес свои склады на островок посередине реки, находившийся во владениях другого «короля» – Реноке. Островок этот назывался Агума, т.е. «деревья», а теперь известен под именем Ламбарене. Местные жители объясняют происхождение этого названия следующим образом. Когда Нкомбе узнал, что Уокер хочет покинуть его владения, то будто бы сказал ему с насмешкой «ламбарени» – «ну, попробуй». Так было положено начало нынешнему городу Ламбарене.[155]155
  Walker A., Reynard R. Anglais, Espagnols et Nord-Americains an Gabon an XIX siecle, p. 263. – Это, очевидно, всего лишь «народная этимология». В работах конца XIX в. встречаются различные написания: Lambarene, Lambareni и др. Посетивший эти места Оскар Ленц называет селение царька Реноке «Elimbareni», см.: Lent О. Skizzen aus Westafrika. Berlin, 1848, S. 65. – Такие же разночтения встречаются и в отношении названия Адалинанго: Adanlinanlango, Adalinango, Adolinango и др. Ввиду неизученности языков и отсутствия словарей установить точное название невозможно. На картах встречаются различные формы написания: Ламбарене, Адалинанго, Адолинанго.


[Закрыть] В условиях Габона теперь – это относительно крупный центр, связанный с Либревилем и Браззавилем автотрассами и имеющий даже свой, хотя и небольшой, аэродром.

* * *

Вся деятельность доктора Альберта Швейцера связана с больницей. Он был всецело поглощен работой по устройству помещений, оборудованию их, уходом за своими пациентами, стремился облегчить их участь. При оказании врачебной помощи ему приходилось в первую очередь учитывать расовую принадлежность обращавшихся к нему больных: белые или черные. Именно этим объясняется то, что он постоянно называет местное население неграми, т.е. применяет чисто специальный научный термин, принятый в антропологии. В настоящее время в советской литературе местное коренное население Африканского материка обычно называют африканцами, считая, что название негр – обидно. Между тем это не совсем точно. Во-первых, среди коренного населения Африканского материка, то есть именно африканцев, различается несколько расовых типов. Весь север Африки населен народами индо-средиземноморской расы, к которой принадлежат и народы Южной Европы – представители белой расы. Затем среди населения, обитающего в тропической Африке южнее Сахары, различают два основных расовых типа – негрский и эфиопский. Сходные до некоторой степени по темной окраске кожи, они тем не менее различны во многих отношениях. Наконец, на юге материка аборигенное население – бушмены и готтентоты. Поэтому обобщить все коренное население Африки одним наименованием – африканцы – с точки зрения антропологии нельзя. А между тем для врачей различие в антропологическом типе, точнее расовой принадлежности, весьма существенно, так как каждая раса имеет свои унаследованные от далеких предков предрасположения к одним и иммунитет к другим заболеваниям. Так, европейцы страдают от различных видов тропических лихорадок, особенно желтой лихорадки, нередко кончающейся для них смертью, тогда как негры этим заболеваниям либо не подвержены, либо переносят их гораздо легче. Обо всем этом пишет сам Альберт Швейцер. Поэтому он, как врач, прежде всего привык называть чернокожее население Африки неграми, что и сохранено в переводе. Надо заметить, что сами африканцы, обитатели так называемой черной Африки, где был принят французский язык, не считают для себя обидными выражения «культура негров», «искусство негров» и т.д. Несколько иначе обстоит дело в англоязычных странах, бывших прежде колониями Англии, где вошли в употребление обидные прозвища вроде «ниггер» и слово «негр» приобрело оттенок уничижительности. Но Габон – страна, где был принят французский язык. Швейцер в это наименование никогда не вкладывал пренебрежительного значения, потому что смотрел на своих пациентов с точки зрения врача, а в антропологии термин «негрская раса» общепринят. Более того, он не только не считается уничижительным, но теперь нередко чернокожие африканцы гордятся своей принадлежностью к черной расе, отмечая этим порою свое превосходство над белыми. В частности, это сказалось на «теории негритюда», создатель и пропагандист которой не кто иной, как президент Республики Сенегал Леопольд Седар Сенгор. Его взгляды на «негритюд», призванный омолодить старую, погрязшую в индивидуализме и эгоизме культуру Западной Европы и Северной Америки, как раз исходят из сознаваемого черными африканцами своего превосходства над белыми. Не углубляясь в эти вопросы, сами по себе весьма интересные и важные для этнографов, социологов и психологов, отмечу, что Швейцер был прежде всего врач и ему необходимо было учитывать расовое различие своих пациентов.

Предрасположенность и соответственно невосприимчивость к тем или иным заболеваниям определяется приспособленностью каждого из расовых типов к окружающим его условиям: во-первых, к климату, т.е. влажности, температуре и т.п., и, во-вторых, к режиму питания.

До появления португальцев на берегах Западной Африки режим питания местного населения существенно отличался от нынешнего. Свои дневники и записки Швейцер составлял, когда история народов Африки была почти неизвестна. Поэтому в них иногда встречаются неточности. Так, например, он пишет: «Весь ужас Экваториальной Африки заключается в том, что там не растет и никогда не росло ни плодовых растений, ни фруктовых деревьев. Банановые кусты, маниок, ямс (диоскорея), бататы и масличная пальма не произрастали здесь искони, а были завезены сюда португальцами с Вест-Индских островов. <...> В местностях, куда эти полезные растения еще не проникли или где они как следует не привились, царит постоянный голод»[156]156
  Швейцер А. Между водой и девственным лесом, с. 49. (Далее все ссылки на публикуемые в настоящем издании сочинения А. Швейцера даются в тексте с указанием страниц).


[Закрыть] и т.д. В другом месте читаем: «Бататы..., сладкий картофель, как и бананы, да и почти все полезные растения, не являются в Экваториальной Африке исконными, а завезены сюда португальцами» (с. 208).

В этих словах отразилось представление об истории культуры народов Африки, распространенное в начале нашего века. Из перечисленных здесь культурных растений лишь маниок появился в Африке после XV в. и ввезен был португальцами. Масличная пальма – напротив, исконно африканское растение, введенное в культуру в странах Западной Африки, где она растет в диком состоянии и распространена в полосе тропических лесов Экваториальной Африки. Так же обстоит дело и с некоторыми видами ямса, многие из которых африканского происхождения и издавна составляли основу питания многих народов Гвинейского побережья. Что касается бататов и бананов, то они были завезены в Африку из Азии задолго до появления европейцев в экваториальной ее части, во всяком случае за много веков до португальских мореплавателей XV в.

Чем же питались африканцы до того, как португальцы завезли туда в XV в. маниок и кукурузу? Изучая условия питания населения Бразилии, один из крупнейших диетологов, Жозуэ де Кастро, в своей книге «География голода» пишет об этом следующее: «Сильное и облагораживающее влияние на режим питания области оказали, несомненно, негры-рабы, вывезенные из Африки. У себя на родине, разводя различные продовольственные культуры, они создали один из наиболее здоровых режимов питания, который позволил развиться великолепному антропологическому типу атлетического сложения, неоднократно изображавшемуся на бесчисленных рисунках того времени. Об огромной физической выносливости можно судить по стойкому сопротивлению организма таким губительным факторам, как чудовищные условия их перевозки на невольничьих кораблях, зверское обращение с ними торговцев, изнурительная работа на плантациях сахарного тростника и действия патогенных агентов фауны чужой для них области. Насекомые, паразиты и болезнетворные простейшие без устали атаковали этих черных гигантов, прибывших с берегов Гвинейского залива».

Вигауд и Тролли доказали, что «до начала европейской колонизации негры Бельгийского Конго прекрасно питались, используя природные ресурсы своей области, и что товарная экономика европейских колонистов оказалась губительной для местного населения»[157]157
  Кастро Ж. де. География голода. Пер. с португ. М., 1950, с. 105 – 100.


[Закрыть].

Влияние колониализма изменило прежние условия существования коренного населения Экваториальной Африки; появление огнестрельного оружия и бесконтрольное уничтожение африканской фауны европейскими охотниками привело к сокращению охоты, дававшей прежде дополнительные источники пищи и улучшавшей растительную диету.

Разрушительное влияние европейской колонизации отмечает и сам Швейцер. Так, он пишет, что распространение сонной болезни было вызвано массовым передвижением населения. Он сурово осуждает систему принудительного труда: «Невозможно примириться с тем, что нередко имеет место: колония процветает, а туземное население вымирает из года в год» (с. 78).

Надо заметить, что именно в Габоне, – впрочем, как и во всей Французской Экваториальной Африке, – проведение железной дороги, связавшей побережье океана с течением реки Конго выше порогов Ливингстона, велось жестокими мерами и стоило многих жертв, что вызвало в свое время даже отражение в печати. Запросы депутатов, статьи во французских газетах и книги разоблачили неприглядную роль «цивилизации», принесенной европейцами в страны Африки. Об этом Швейцер почти не упоминает, но тем не менее он не мог не видеть и не знать этого. «Сколь бы ни были осторожны и справедливы действия правительства, туземцы все равно воспринимают их как тяжелое бремя и стараются переселиться в отдаленные районы, где их оставят в покое», – пишет он (с. 78). Но его оценка носит, на наш взгляд, довольно наивный характер: «Главной целью здравой колониальной политики должна быть забота о том, чтобы поддержать туземное население» (с. 78). Альберт Швейцер, будучи врачом, старался делать все, что было в его силах, чтобы облегчить страдания местного африканского населения: не мог он также не признавать нужность многих распоряжений, в конечном счете необходимых для развития экономического положения колонии, – как например улучшения средств сообщения, прокладки дорог, устройства системы связи и т.п., – но сущность всех этих мер оставалась ему не ясна. Он не задавался вопросом, в чьих интересах велось развитие колонии: коренного населения или метрополии и разного рода колониальных компаний, заинтересованных в наиболее эффективных мерах для вывоза ценных пород дерева, пальмового масла и других видов колониальных товаров, что делалось исключительно для получения прибылей, но не для развития туземного населения. Действительность, однако, противоречива. Несомненно, что развитие капиталистических отношений в колонии имело и другую сторону. Климат не допускал завоза рабочих из Европы, и младший персонал – железнодорожники, телеграфисты, команда на пароходах, рабочие в портах и на предприятиях – подбирался среди местного населения, проходил хотя и элементарную, но все же известную подготовку: обучался читать и писать, знакомился с начатками арифметики и т.п. Школьное обучение и совместная работа на предприятиях и плантациях неизбежно разрушали племенную изолированность, и понемногу создавалось то новое этническое единство, которое мы теперь называем габонцами. Многие габонцы из зажиточных семей проходили обучение во Франции и становились впоследствии чиновниками колониальной администрации. Словом, колониализм волей-неволей вынужден был создавать для себя кадры рабочих и служащих. Это особенно характерно для таких стран, как Габон, где нездоровый климат не давал возможности массового заселения земель белыми.

Всецело занятый заботами о своей больнице, Швейцер не имел времени изучать особенности быта местного населения. Он не занимался специально ни этнографическими, ни лингвистическими наблюдениями. Тем не менее необходимость заставляла его постоянно общаться с пациентами, приходившими к нему отовсюду, и он не мог не отметить многое из того, что поражало его в местных обычаях. Суждения его показывают удивительно верное понимание им особенностей быта и психологии африканцев. Так, он указывает, что полигамия, столь возмущавшая нравственность миссионеров, «глубочайшим образом связана с существующим экономическим и социальным укладом» (с. 81). Заключение совершенно справедливое и подтвержденное впоследствии исследованиями этнографов.

«Многоженство, – пишет Швейцер, – в том виде, в котором я столкнулся с ним, работая в больнице, проявило себя отнюдь не с плохой стороны», – и рассказывает дальше о больном вожде, за которым ухаживали его жены под наблюдением старшей, первой и главной его супруги: «Обе младшие жены были с нею почтительны, исполняли каждое ее приказание и готовили для всех еду» (с. 82). Этнографы, долго работавшие среди народов Африки, хорошо изучившие их быт и общественное устройство, указывали, что принципы брака у них имеют существенно иной характер по сравнению с европейскими нормами, основанными на традициях христианского понятия о греховности половых отношений. В Африке, если можно так сказать, существует не только право каждого члена рода на труд, т.е. землю предков, помощь сородичей и их защиту, но также и на брак. Обязанность каждого члена рода – продолжить жизнь своего племени, своей группы сородичей. Чем больше детей, тем сильнее родовая группа. Оставаться холостяком означает быть неполноценным членом общества. Поэтому там нет ни старых дев, ни холостых мужчин. Идеалом считается иметь как можно больше детей и соответственно нескольких жен. Отец обязан предоставить возможность своему сыну внести выкуп за первую жену, но следующих жен сын должен приобретать сам. Отношения между супругами строго регламентируются. Среди жен всегда выделяется главная – обычно первая из жен, все остальные подчиняются ей. Муж и жена не должны сожительствовать во все время кормления ребенка, что продолжается обычно года два-три. При отсутствии детей брак расторгается, и в этом случае жену возвращают ее родителям, требуя замены. Более того, даже при соблюдении всех полагающихся обрядов и выплате ритуальных даров, требующихся обычаями, новобрачных не называют мужем и женой до появления первого ребенка. Лишь после его рождения в общественном мнении супруги становятся брачной парой: мужа называют тогда «отцом», жену его – «матерью такого-то». Обязанности женщины многообразны и тяжелы. Она должна готовить пищу (для чего ей необходимо на всю семью натолочь зерна, растереть маниок), наблюдать за огородом, выполнять тяжелые работы по возделыванию и охране полей, немало сил берет постоянная прополка земельного участка, собирание хвороста и доставка воды. Поэтому нередки случаи, когда сама жена требует, чтобы муж позаботился обзавестись в помощь ей второй женой. Нередко внесение выкупа за жену представляют себе в виде покупки. Это глубочайшее заблуждение.

Экономическая ценность выкупа за жену первоначально не имела значения: несколько ножей или мотыг особой формы, определенное число орехов кола, тканей и т. п. носило скорее символический характер. Однако с появлением товарно-денежных отношений положение изменилось, и выкуп за жену стал понемногу приобретать характер покупки, чего не было в доколониальное время, когда на браки смотрели как на укрепление связей между родственными группами. Миссионеры со свойственной большинству из них религиозной нетерпимостью испытывали немало затруднений в борьбе с установившимися в традиционном африканском обществе взглядами на многоженство. Они сами оказывались в затруднении, когда их питомцы, изучавшие историю церкви, указывали им на образ жизни ветхозаветных патриархов, имевших, подобно Аврааму и Иакову, нескольких жен. Поэтому проповедь ислама, допускавшего полигамию, имела несравненно больший успех среди африканцев, так как он лучше соответствовал их привычным взглядам на брак. Католическая церковь поэтому уже в первой половине XX в. разрешала не настаивать на соблюдении единобрачия своих прихожан африканцев, принявших христианство.

Многие правительства освободившихся от колониализма стран Африки пытались внести в законодательство разделы, запрещающие многоженство, но вынуждены были потом отказаться от этого. Другие же вообще не пытались менять установившиеся порядки, связанные теснейшим образом с существованием во всех странах Экваториальной Африки большой полигамной семьи. Швейцер отмечает положительные стороны этого института, присущие самим основам древнего общественного строя (обычно называемого «традиционным») африканских народов, обычаев, сложившихся задолго до появления европейцев[158]158
  Об основных принципах брачных отношений у народов Африки см.: Torday E. The principles of Bantu Merriage. – Africa, 1929, II, N 3, p. 255 – 290; Seitz Th. Die Grundlagen der Ehe bei den Bantu. – Africa, 1930, III, N 1, p. 82 – 89 («Vielwei-berei lur die Auffassung der Eingeborenen etwas ganz selbstverstandliches war»); Binet j. Le manage en Afrique Noire. Paris, 1959, p. 63 et suiv.: см. и многочисленные специальные исследования.


[Закрыть].

Долгое общение с местным населением показало А. Швейцеру необходимость поддержания своего авторитета, для того чтобы быть в состоянии производить все работы по сооружению построек и поддержанию порядка в больнице. Большинство европейских предпринимателей и путешественников для укрепления своего авторитета прибегало к силе, угрозам и даже побоям, чтобы заставить выполнять необходимые работы, утверждая, что негр слушается лишь тогда, когда его бьют, или опасаясь наказания. Так постепенно в кругах колониалистов рождалась легенда о прирожденной лености негров. Нет ничего более неверного, чем эти утверждения. Надо знать, сколько труда приходится затрачивать африканцам, чтобы под палящими лучами тропического солнца обрабатывать в чаще тропического леса свой участок.

Для традиционного уклада жизни народов, живущих в тропическом лесу, характерно так называемое подсечно-переложное земледелие, связанное с постоянной сменой мест поселения. Как только истощается плодородие земли вблизи деревни, обитателям ее приходится переходить на новые места и вновь вырубать лесные участки или подымать заново залежи, остававшиеся невозделанными в течение восьми-десяти, а то и более лет. Необходимо выкорчевать кустарник, вырубить мелкие деревья, обрубить сучья крупных деревьев, вскапывать почву после выжигания, сажать растения, а затем ухаживать за ними, охранять их от птиц и животных. Достаточно вспомнить, какого труда стоит приготовление муки из маниока: надо прежде всего вымачивать клубни, чтобы удалить из корней синильную кислоту, затем сушить и растирать их в муку. Работа на зернотерках или толчение в ступках берет очень много труда и сил. Швейцер совершенно справедливо говорит, что негры – а он, как было уже сказано, пользуется именно этим антропологическим термином – работают хорошо тогда, когда им ясна цель работы. Как только речь идет о незнакомой или неясной для них цели, они стараются избегать излишних усилий, и поэтому постоянно требуется за ними присмотр. Но, что важнее всего, – необходимо понять их психологию и действовать всегда в соответствии с их обычаями. Множество случаев такого рода описано им в чрезвычайно интересных «Африканских охотничьих рассказах» (с. 287). В них повествуется, например, как Швейцеру приходилось выступать в роли судьи при разборе палавры, когда в своих решениях он руководился не установлениями белых, а решал дело в полном соответствии с местными обычаями и действовал в духе привычных для африканцев Габона нравов. Во всех этих случаях он не должен был терять своего авторитета, не должен был позволять себе вступать в какие-либо пререкания или споры, иначе его решения не уважались бы. Он был в глазах населения Нганга – так называют на языках банту лиц, пользующихся безусловным авторитетом: колдунов, знахарей, ведунов, а прежде и кузнецов, которых признавали тайноведами. Вообще не следует думать, что Швейцер в обращении со своими пациентами был излишне мягок, доверчив, нерешителен. Ему постоянно приходилось поддерживать порядок на территории больницы, следить за выполнением своих распоряжений и терпеливо и неуклонно требовать их выполнения. При этом ему необходимо было считаться с местными нравами. Так, при рождении ребенка он позволял намазывать родильницу и новорожденного белой глиной: обычай этот настолько укоренился среди местного населения, что воспретить этот обряд было бы неразумно, тем более что само по себе намазывание не грозило никакими вредными последствиями. Словом, работа доктора требовала постоянного напряжения и большого такта. Это видно, между прочим, из того, как вел себя Швейцер во время войны. Надо сказать, что авторитет колониальных властей и не только всего белого административного чиновничьего аппарата, но и всей миссионерской деятельности со времени первой мировой войны сильно пошатнулся. До того в массе своей африканцы думали, что белые все в целом составляют единое племя, в чем убеждала их проповедь миссионеров, вещавших о любви и мире между всеми во имя Христа. Между, тем военные действия разразились и на территории Африки, и коренное население узнало, что белые враждуют между собой и слова их расходятся с делами. Колониальные власти набирали войска среди африканцев: англичане отдавали предпочтение народу хауса, из которого составляли полки для отправки их в Южную Азию; французы среди народов манде формировали полки сенегальских стрелков; немцы в Восточной Африке набирали солдат аскари из местного населения. В этих условиях доктору Альберту Швейцеру не оставалось ничего иного, как ввести своеобразную цензуру, не давая своим пациентам читать газеты и смотреть картинки с изображениями военных действий на полях Европы.