Текст книги "Последний знаменный"

Автор книги: Алан Савадж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 28 страниц)

– Донесение? Ты мне приносишь одни только донесения.

– Нас информируют о том, что творится в империи, ваше величество. Это касается маршала Юань Шикая.

Цыси повернулась к нему, что означало внимание.

– Маршал посетил Шанхай, ваше величество. Находясь там, он провел много времени с Баррингтоном.

– Они дружат на протяжении многих лет.

– Маршал – честолюбивый человек, ваше величество.

– Я знаю это. Но он предан мне. Как и Баррингтон. Баррингтон... – произнесла она с нежностью в голосе. – Я должна его увидеть до того... – Она взглянула на своего министра. Цин судорожно сглотнул. Она чуть не произнесла страшное слово. – Что тебя беспокоит? – спросила Цыси.

Она ударила ладонью по подлокотнику кресла, и принц Цин задрожал. Как и все люди, когда-либо служившие Цыси, он научился бояться вспышек ее гнева.

– Эти люди – мои друзья! – прокричала Цыси. – И я не позволю возводить на них клевету. – Несмотря на толстый слой белого грима на лбу вздулись вены. – Не позволю, слышишь, я... – Вставая с кресла, она вдруг слабо захрипела и рухнула на сиденье с глухим ударом, от которого свалилось ее головное украшение.

Евнухи ринулись к ней, но остановились на полпути, боясь пошевелиться. Некоторое время принц Цин тоже не осмеливался сдвинуться с места, но затем увидел, как его тетя напряглась в кресле и начала сползать на землю.

– Помогите ее величеству! – закричал он.

Дамы и евнухи сгрудились вокруг Цыси, подняли ее и понесли в апартаменты. Там ее положили на кровать, но евнухи боялись предпринять что-либо еще. Цыси ничего не говорила, однако ее глаза были открыты и смотрели на них.

Принц Цин послал за врачами, в том числе и за англичанином, который состоял при представительстве. Врачам не дозволялось осматривать вдовствующую императрицу, разумеется, так же, как и императора. Они не могут пройти дальше приемной. Свое заключение им приходилось делать на основании симптомов, описанных Цином.

– С ее величеством случился удар, – сказал доктор Буррос. – Это очевидно.

– Кроме того... – Цин взглянул на него с особым выражением. – Очень неприятно...

– Да, – понял Буррос. – Она не сможет контролировать свои внутренности и будет страдать от расстройства желудка.

– Что же делать? – спросил Цин. – Она поправится?

– Надеюсь, поправится, если будет обеспечен полный покой. Остается ждать и молиться.

Цыси выздоравливала, медленно, но, казалось, полностью. Она пожелала сохранять в тайне случай с ее заболеванием, однако это было невозможно и слухи постепенно просачивались в провинции.

Роберт ждал весточки от Юаня, но от него пока ничего не было. Затем его внимание было отвлечено, к его же удовлетворению, неожиданным интересом Виктории к бизнесу.

– Итак, – объяснила она, – все идет к тому, что я останусь старой девой, и мне следует чем-то заняться в Доме. Ты не мог бы назначить меня управляющей каким-нибудь филиалом?

Роберт озадаченно почесал щеку.

– Ты, видимо, обеспокоен тем, как ко мне отнесутся варвары. Так я и не хочу иметь с ними дела. Позволь мне работать с китайцами. Может, я поеду в Ханькоу и стану управлять там филиалом? Дай мне шанс, Роберт. Я возьму с собой Мартина.

– Вики, Мартин получит причитающуюся ему долю в Доме. Я хочу, чтобы ты это поняла.

– Я и не сомневаюсь, – согласилась Виктория. – Однако хочу, чтобы мы вместе учились бизнесу.

Все оказалось до абсурда просто. Роберту очень хотелось помочь ей, поставить ее на ноги. Как ей показалось, это решение всецело поддержал и Адриан. Роберт ничего не подозревал и продолжал заказывать товары для Адриана. Ему и в голову не приходило, что в Шанхай под флагом Дома Баррингтонов прибыли оружие и боеприпасы. Виктория лично сопровождала первую партию оружия вверх по реке весной 1908 года. Адриан арендовал дом, и она с Мартином въехали в него, возбужденные путешествием по великому водному пути. Но Виктория с нетерпением ждала Тана. Он пришел в их дом поздно ночью через неделю после того, как они прибыли. Мартин уже спал.

– Винтовки здесь, – сообщила она ему. Надежно спрятаны на нашем складе. И я теперь здесь главная. Скажи, что мне делать.

– Теперь остается ждать. Старый дьявол умирает, жить теперь ей осталось недолго.

– Тогда, раз уж нам придется ждать...

Цыси оправилась от случившегося с ней удара, но ей никак не удавалось избавиться от рецидивных приступов диареи, протекавших особенно остро из-за отказа придерживаться диеты, более того, ее застольные пристрастия становились все более и более чудными. В течение 1908 года состояние ее здоровья неуклонно ухудшалось, и даже она сама поняла, что срок ее неминуемо приближается. Теперь в ней проснулось новое увлечение – фотография. О принципах фотографии она не имела ни малейшего представления, однако в непреодолимом желании обессмертить себя хотя бы на целлулоиде она фотографировалась снова и снова, при этом часто приглашала европейских дам на чай к себе в Запретный город, чтобы они запечатлелись с ней на групповой фотографии.

Император пристально следил за приближающейся кончиной женщины, которая сгубила его жизнь. Подтверждением этому стала записка, которую принес принц Цин, расстроившая Цыси. Считалось, что записка написана рукой Гуансюя. В ней говорилось: «Мы были вторым сыном принца Цюня, когда вдовствующая императрица избрала нас на трон. Она всегда нас ненавидела. В нашем прозябании на протяжении последних десяти лет повинны Юань Шикай и еще один человек. Когда придет время, я хочу, чтобы эти люди были тайно обезглавлены».

Цыси взглянула на принца:

– Какая наглость! А кто этот второй?

– Никто не знает, ваше величество. Возможно – Жунлу.

– Жунлу пять лет как мертв. – Тут Цыси догадалась: – Баррингтон! Он имеет в виду Баррингтона? Впрочем, не имеет значения. Император проявил себя во всей своей красе. Я назначу преемника. Принца Пуи.

Цин вытаращил глаза от изумления. Пуи было всего два года от роду, но он являлся внуком принца Цюня. Однако его отец был сыном не сестры Цыси, а наложницы, и таким образом, он не состоял в кровном родстве с вдовствующей императрицей. В любом случае...

– Ваше величество, – вмешался Цин. – Вы не можете назначить нового императора, пока жив Гуансюй.

– Что ж, принц Цин, – согласилась она, – ты абсолютно прав. Хотя это наша обязанность – быть всегда готовым к неожиданностям. Подготовьте декларацию. – Принца трясло, когда он исполнял коутоу перед ней.

Цыси послала за Ли Ляньлуном.

– Как здоровье императора? – спросила она его.

– Как вам будет угодно, ваше величество, – ответил Ли Ляньлун.

Евнухи Гуансюя все были ставленниками Цыси и лечили его так, как того требовала вдовствующая императрица.

– Я думаю, Небесная колесница ожидает его прибытия, – сказала Цыси. Ли Ляньлун сглотнул. Умертвить императора... и о том, кто дал приказ, будет знать только он один. – Ты должен действовать крайне осторожно, – предупредила Цыси. Ее губы скривились, когда она увидела, что евнуха трясет. – Не бойся. Такое случалось и раньше. Ты должен сделать то, что я сказала.

На следующий день, 14 ноября 1908 года, Цыси сообщили, что император умирает. Несмотря на свое оставлявшее желать лучшее самочувствие и невероятную тучность, она двинулась по коридорам в апартаменты Гуансюя в начале шестого утра, в час петуха. Императрица Лунъюй и Блистательная наложница находились возле своего мужа и хозяина, слезы катились по их щекам, когда они исполняли коутоу перед Цыси. Вдовствующая императрица перевела взгляд с одной на другую и подошла к кровати приемного сына. Гуансюй раскрыл рот, будто хотел что-то сказать. Но не сумел вымолвить ни одного звука, так и упал на подушки с раскрытым ртом. Его лицо потемнело, а руки задергались в Конвульсиях. Вскоре он затих.

«Как это мне знакомо», – подумала Цыси, входя на рассвете в зал Верховного совета и окидывая взором принцев и мандаринов, прежде чем сообщить им, во-первых, о кончине императора, а во-вторых, о своём выборе преемника. Она видела, как услужливо поклонились они ей, и почувствовала полную уверенность в их лояльности. Когда они встретились по такому же поводу тридцать три года назад, еще существовала какая-то оппозиция, десять членов совета тогда проголосовали за другие кандидатуры. Да, были люди в то время. Она вспомнила Гуна, Ли Хунчжана, Жунлу, даже ученого Вань Лицюня. Теперь никого из них не осталось, подумала она, взглянув на Цина и младшего Цюня, во всяком случае в совете. В империи были еще достойные люди. Юань Шикай и Баррингтон.

Неужели они что-то замышляли против нее? Составляли планы на дальнейшее после ее смерти? Но она их еще удивит. Например, возьмет и прикажет их казнить... то был бы подходящий шаг, думала она. Юань китаец и он никогда по-настоящему не любил маньчжуров да и ее. Баррингтон... Любил ли когда-нибудь ее Баррингтон искренне? Или просто использовал ее тело, ее желания как ступеньки для больших дел? Да, подумала она, садясь за полуденную трапезу, они заслуживают смерти.

Она окинула взглядом стол перед собой – мириады блюд.

– Что желает ваше величество? – спросил Ли Ляньлун. Он боялся отойти от нее даже на мгновение.

Цыси вздохнула. Она чувствовала себя нехорошо, и это продолжается уже давно. Но теперь, когда этот Гуансюй, этот ненавистный мальчишка, наконец покинул бренную землю, ей, несомненно, скоро станет лучше. А там...

– Не это ли мое любимое блюдо? – спросила она. – Дикие яблоки со сбитыми сливками?

Ли Ляньлун подал знак другому евнуху, и тарелка с обильной порцией была поставлена перед Цыси. Она ела медленно, наслаждаясь, тщательно пережевывала еду, в то время как ее евнухи и дамы ожидали. Она почти закончила, как вдруг поперхнулась и извергла всю пищу. Все ринулись к ней, когда вдовствующая императрица упала без сознания лицом в сливки. Ли Ляньлун дал необходимые распоряжения, и Цыси спешно перенесли в ее залу, вымыли и переодели в одежды вечности. И когда к ней вернулось сознание, Цыси знала: Небесная колесница ждет и ее.

Ли Ляньлуну она продиктовала прощальное послание. В нем она вспомнила свое детство в Уху, когда к ней сватался Джеймс Баррингтон и где она впервые увидела Жунлу. Как ей пришлось бежать от приближающихся тайпинов. Как ее избрали императорской наложницей. Как она родила императору Сяньфэну его единственного сына. Как она боролась за свои права в качестве матери императора, когда Сяньфэн умер. Как она и Нюхуру вместе правили страной. Как переживала она смерть Тунчжи, а затем и Нюхуру. Однако молочные пирожные она не упомянула.

Ее голос понемногу слабел. Она вспомнила о том, как пришлось отстранить от власти Гуансюя. О своих усилиях вернуть Китаю былое величие. Но забыла о «боксерах». Она говорила о молодом Баррингтоне и Юань Шикае, со слезами на глазах о Жунлу и Чжан Цзине. Затем, около трех часов пополудни в час козы, Цыси повернулась лицом на юг, вытянулась и умерла.

Она немного не дожила до своего семидесятитрехлетия.

Глава 14 МАРШАЛ

Цыси мертва! Этот слух просочился из Запретного города, распространился по Татарскому городу, а затем и за его пределами. Сообщение долетело вниз по течению реки до Тяньцзиня, заставив варваров чесать затылки. Почти со времени первого вторжения в Китай им в одиночку противостояла эта женщина. И теперь ее не стало. Ни одна живая душа не обратила внимания на смерть Гуансюя, которая так странно предшествовала кончине его приемной матери, ходили слухи, что его, возможно, убили. Однако всех беспокоила только смерть Цыси.

Известие достигло Шанхая спустя два дня после события благодаря телеграфу. Адриан получил сообщение и принес его брату.

– Ты был ее другом, – сказал Адриан. – Я же ее в глаза не видел.

– Да, – согласился Роберт. – Я был ее другом.

Никто теперь уже наверняка не узнает, что он был больше чем другом. Но он был самым последним ее паладином, ее истинным паладином, в то время как Юань Шикай – лишь инструментом в ее руках. Юань Шикай! Вот момент, которого он ждал.

– Грядут перемены, – предположил Адриан.

– Дом Баррингтонов существовал еще до того, как родилась Цыси, – напомнил ему Роберт. – И Дом Баррингтонов по-прежнему существует сейчас, когда она мертва. Ничего не изменится.

«Если только Юань Шикай не пожелает перемен», – подумал он. Теперь можно было ожидать, что маршал обратится к Баррингтонам.

Вверх по течению Янцзы известие шло медленно, прошел месяц, прежде чем оно достигло Ханькоу. Тан отлучился в горы, и Виктория очень волновалась. Однако по возвращении он был немногословен.

– Мы должны ждать указаний от доктора Суня, – сказал он.

Они ждали. Но это распоряжение так и осталось единственным. Цыси так долго и прочно занимала свое высокое положение, что никто уже, казалось, и мысли не допускал о ее возможной кончине. Кроме того, доктор Сунь находился за пределами Китая, и даже если он узнал о смерти императрицы достаточно скоро, ему пришлось бы долго организовывать свое возвращение. Но самое главное – у него не было реальных планов, как использовать обстановку в стране в свою пользу.

Виктория давно уже это поняла. Доктор Сунь и его люди – лишь теоретики, мечтатели. Они понятия не имели, как следует действовать в реальной жизни.

А сама она имела понятие? Она просто была счастлива, счастлива как никогда раньше в своей жизни. Когда она впервые прибыла в Ханькоу, местные управляющие и занимающиеся делами Дома клерки встретили ее настороженно и с живым любопытством; несмотря на то что всем Китаем непререкаемо правила именно женщина, в бизнесе женщинам, по их мнению, не было места. Однако ее знание законов бизнеса и деловая хватка вскоре снискали ей уважение, хотя все и понимали, что Мартин Баррингтон – вот будущий босс, и всерьез следует воспринимать именно его. Она тешила себя мыслью, что ей удалось улучшить состояние дел. Роберт, судя по письмам, был весьма ею доволен. И не меньше, видимо, доволен тем, что она уехала, потому что ни разу не поинтересовался, хочет ли она вернуться в Шанхай.

Без сомнения, в городе примерно знали о ее порочной связи. Но у нее не было мужа, и она считалась полной хозяйкой своей жизни. Ни одна душа не могла даже заподозрить связь между визитами Тана и оружием на одном из складов просто потому, что оно оставалось нетронутым. Только она знала, что. оружие ожидает распоряжения доктора Суня. Которого, думалось ей, может и не поступить.

Итак, она жила более свободно, чем прежде, с уверенностью в том, что Тан вернется в ее объятия хотя бы раз в месяц. Она принимала меры, чтобы избежать новой беременности, а также, чтобы Мартин ненароком не встретился со своим отцом; Тан не проявлял ни малейшего интереса к мальчику. Похоже, Мартин догадывался о ее грешке, но для него она была тетей, а не матерью. И она Баррингтон. Он даже гордился ее скандальной известностью. Как только первая эйфория сошла, она готова была согласиться, чтобы ничего никогда не менялось в ее нынешней жизни.

И хотела надеяться, что никогда больше не увидит Адриана.

Создавалось впечатление, будто все затаились в тягостном ожидании. И прежде всего приходилось ждать решения предсказателей, которые никак не могли определить самый благоприятный день для похорон вдовствующей императрицы и императора. До определения этой даты все дела в империи остановились. Насколько знал Роберт, принц Цюнь взял в свои руки контроль над правительством от имени своего сына, императора Пуи. Это, разумеется, противоречило всем догматам конфуцианства, но к этому времени по большей части догматы были попраны самой Цыси.

Жизнь в стране продолжалась по инерции. Прошел год, отмеченный лишь незначительными волнениями, наконец был назначен день похорон.

– Ты поедешь в Пекин? – спросила Моника.

– Думаю, я обязан быть там, – решил Роберт. Как бы то ни было, он хотел видеть собственными глазами, что происходит.

Моника не стала его отговаривать. Она никогда не пыталась выяснить подробности его отношений с императрицей, хотя знала, что он входил в число ее ближайших доверенных людей. Однако Моника была весьма сдержанным человеком. В двадцать четыре года она приобрела еще большую стать и очарование, а также заняла положение хозяйки Дома Баррингтонов. Своими гладкими золотисто-каштановыми волосами и белой кожей, на которой веснушки казались не более чем пыльцой, в своих парижских платьях она притягивала взгляды куда бы ни шла, а приглашение к ее столу очень высоко ценилось. Роберту нравилось думать, что она – воплощение его прабабушки, которая, как ему рассказывали, в свое время отличалась таким же цветом волос и белой кожи и не меньшим числом желающих побывать у нее в гостях.

Но Роберту иногда казалось, что ее увлечение светской жизнью показное, и она считает, что это он хочет видеть ее душой общества. В уединении своих личных апартаментов она была терпеливой и любящей матерью. У Джеймса была гувернантка – англичанка леди Гарриет Стрингер, вдова, приехавшая из Гонконга. Моника почти всегда присутствовала в классной комнате во время занятий и часто продолжала урок после того, как миссис Стрингер заканчивала. Молодая мать с готовностью приглашала молодых тренеров учить мальчика игре в футбол и крикет. Она хотела, чтобы он получил всестороннее развитие.

Самое ценное, по мнению Роберта, было то, что, став его женой, Моника осталась той же девочкой, за которой он ухаживал на берегу реки Ханьхэ, думал, что потерял ее навсегда, и вдруг по счастливому стечению обстоятельств связал с ней жизнь. Прошло восемь лет, а они любили друг друга со все поглощающей страстью.

– У тебя вечный медовый месяц, – насмехался над братом Адриан.

– Мог бы и сам попробовать, – парировал Роберт с обычным для него чувством юмора.

Адриан смотрел на Монику ленивыми глазами.

– Возможно, – говорил он, – если мне посчастливится встретить другую Монику.

Роберт спросил Монику, не хочет ли она поехать с ним в Пекин, но жена предпочла остаться дома.

– У меня с этим городом связаны только дурные воспоминания.

Итак, он отправился один, взяв с собой только слуг, на сампане торгового дома по Великому каналу. Стояло начало ноября 1908 года, почти год прошел со дня смерти Цыси. Когда он прибыл в столицу, там уже собрались вельможи из всех уголков империи.

В день, когда процессия должна была выступить из города в сторону маньчжурского кладбища, улицы оказались запружены. Народ удивленно взирал на несметное число солдат, кавалеристов с развевающимися на ветру вымпелами, принцев и принцесс династии в белых траурных одеждах, мандаринов и наместников, буддистских жрецов и лам, в том числе и Далай-ламу, в шафрановых робах, всех с гирляндами цветов и под парадными зонтами, на тысячи евнухов, домашний скот, верблюдов и коз, а также музыкантов, играющих скорбные мелодии.

Траурное шествие длилось четыре дня. По пути вдоль колонны располагались плакальщики, которые жгли бумажные деньги, бумажных слуг, бумажную еду и бумажную одежду, которые должны сопровождать Цыси в мире ином. Расходы шокировали. Роберту сообщили, что общая сумма составляла два миллиона таэлей, из которых лишь четверть ушла на похороны императора, остальное пошло на поминовение Цыси.

И наконец, в 7 часов утра 9 ноября 1908 года вдовствующую императрицу замуровали в склепе, где уже лежали Сяньфэн и Цыань.

Пришло время возвращаться домой, а также настал подходящий момент для встреч и дискуссий. По пути из Пекина на кладбище следовало скорбеть, и не более. Но после того как склеп замуровали и императорский двор повернул в Пекин, Роберта вызвали к принцу Цюню. Он никогда не был знаком с этим принцем и, естественно, в глаза не видел нового императора. Роберт исполнил ритуал коутоу в императорском шатре перед таращившим глазенки трехлетним правителем империи и был препровожден в отдельный кабинет принца.

– Роберт Баррингтон! – приветствовал Цюнь. – Бывшая императрица говорила, что на вас можно полностью положиться при любых обстоятельствах и возможных затруднениях, переживаемых династией.

– Моя семья всегда поддерживала династию, ваше превосходительство, – осторожно согласился Роберт.

– Наступили тревожные времена. Успокоение для меня только в том, что есть люди, которым я могу верить, – продолжил Цюнь. – При необходимости я за вами пришлю, Баррингтон.

Роберт учтиво поклонился.

Ему пришло на ум, что регент – трусливый человек, ищущий поддержки своему режиму и толком не знающий, как этой поддержкой воспользоваться. На следующий день Роберт предпочел двигаться несколько в стороне от остальных участников процессии, которая теперь утратила подобие какого-либо порядка и превратилась в произвольно бредущую толпу. Вскоре к нему присоединился Юань Шикай. Маршал был в форме, и его сопровождала на марше рота солдат – очень красиво выглядевших людей, как и маршал одетых в форму хаки и вооруженных винтовками со штыками, разительно отличавшихся от кое-как одетых знаменных.

Роберт, конечно же, видел Юаня на расстоянии во время их выхода из города, но не пытался подъехать к нему. Он считал, что Юань должен подойти к нему первым. Именно это он сейчас и сделал.

– Конец эры, – заметил Юань. – И, возможно, для тебя в большей степени, чем для кого бы то ни было. Ты не забыл нашу беседу два года назад, Баррингтон?

– Нет. Надеюсь, и ты тоже, Юань.

– Твои чувства тогда вызвали во мне уважение, – подтвердил Юань. – Итак... Насколько я понимаю, ты беседовал с регентом. Как он тебе?

– Он нащупывает свой путь. Как я себе представляю, нам всем придется заниматься тем же некоторое время.

– Кому-то в меньшей, а кому-то и в большей степени, – сказал Юань. – У меня тоже состоялась беседа с принцем Цюнем. – Он посмотрел на далекие многоярусные крыши пагод Пекина, только что появившиеся в поле зрения. – Я снят со всех постов.

Роберт в ужасе обернулся на него.

– Со всех постов, – подтвердил Юань. – Я больше не наместник и больше не маршал. Разумеется, мне приказано распустить личную армию.

– Но почему? – не мог прийти в себя Роберт.

– Это за пределами моего понимания.

– Что же ты намерен предпринять?

– Подчиниться, что же еще? – вопросом ответил Юань. – Особенно в свете нашей беседы. – Роберт бросил на него испытующий взгляд. Лицо Юаня выглядело вежливо спокойным. – Я собираюсь путешествовать.

– Ты собираешься покинуть Китай?

– Нет, я не имею желания покидать Китай. К тому же Китай – обширная страна. А я не знаю ее достаточно хорошо. Возможно, не знаю вообще. Всегда не хватало времени. Теперь, когда я в отставке, стоило бы открыть ее для себя. Ты не согласен?

Роберт не знал, что и сказать. Решение об отставке Юаня было просто абсурдным, и он догадывался, сколь глубоко оскорблен маршал, всю свою жизнь посвятивший служению династии и уволенный, даже не услышав слов благодарности.

Внезапно Роберт почувствовал себя совершенно одиноким. Не осталось ни одного сведущего человека, такого как Чжан Цзинь или Ли Хунчжан либо старый адмирал Дин, с кем бы он мог обсудить ситуацию. Вернувшись в Шанхай, он упомянул об отставке Юаня Адриану, но реакция младшего брата оказалась именно такой, как он и ожидал:

– Ну и скатертью дорога.

Роберт не стал возражать, однако мог с уверенностью сказать: если Юань Шикай беспрекословно принял отставку, значит, он заранее тщательно подготовился к этому.

– Госпожа, – обратился к хозяйке дворецкий Ло Ляньли. – Здесь Юань Шикай.

Виктория, нахмурившись, оторвалась от бухгалтерских книг.

– Здесь? Или ты имеешь в виду в Ханькоу?

– Он здесь, госпожа, – подтвердил Ло. – Хочет поговорить с вами.

Виктория резко выдохнула. Что же это ему взбрело в голову? Он должен знать, что она его недолюбливает. И сейчас, когда маршал утратил свои былые позиции в правительстве, она даже не боялась его. Почти все три года, прошедшие со дня похорон Цыси и отставки Юаня, о нем почти не было слышно. Считалось, что он стал вполне частным лицом, как и было приказано.

Эти три года прошли удивительно спокойно, особенно в верховьях Янцзы. Ходили, конечно же, слухи о растущих долгах правительства, о всплесках анархии в нескольких провинциях... Виктория не сомневалась, что в насаждении анархии активно участвует ее Тан, прежде всего на юге страны. Он теперь навещал ее реже, поскольку разъезжал по стране в поисках новых соратников там, где зрело недовольство. И за эти три года Виктория закупила еще три партии оружия, теперь хранящегося на ее складах. Все, что для этого требовалось, – посетить Шанхай, улыбнуться Роберту и Монике, похвалить маленького Джеймса... и побывать в объятиях Адриана к вечеру. Без сомнения, она попала в руки к дьяволу. Ей уже даже нравилась сексуальная деградация, произошедшая с ней, и она жила ожиданием этих встреч, поскольку отношения с братом разительно отличались от того небрежного обладания, которым время от времени удостаивал ее Тан. И все-таки это было ради Дела, которому она служила.

Если, конечно, это Дело когда-либо существовало. До сих пор не поступало никаких указаний от доктора Суня, о нем вообще никто ничего не слышал. По словам Тана, планы Суня предусматривали выжидание подходящего момента – наивысшей точки кипения недовольства глупостью пекинского режима. Но, по мнению Виктории, пекинский режим всегда был глупым, даже при Цыси. Люди привыкли к нему. Она не могла себе представить, с чего бы вдруг народ мог закипеть.

Она этого и не хотела. Виктория сейчас всем довольна. Ей тридцать семь, еще не утрачена былая красота – небольшая полнота лишь контрастней подчеркивает линию бедер и бюста. То, что грудь начала немного провисать, похоже, не беспокоила двух мужчин ее жизни. У нее есть муж, по крайней мере, в ее глазах; есть любовник, даже пусть это родной брат; и у нее есть сын, хоть он и зовет ее тетей. Она намеревалась открыть ему правду, когда он станет мужчиной; время придет осенью нынешнего 1911 года – Мартину должно было исполниться семнадцать лет. Она уже не жаждала революций или какого-то другого поворота в жизни. Визит же Юань Шикая мог означать именно такой поворот.

Однако беды не случится, если она его выслушает.

– Пусть войдет, – приказала она, закрыв книгу.

Ло поклонился, открыв дверь для Юаня. Виктория встала и подумала о том, каково оно, падшее величие. Юань был в цивильном костюме и выглядел довольно старым, очень толстым, седым китайцем с бородкой – представитель класса мандаринов. На это указывало только то, что халат был из шелка, а на ногах красовались дорогие ботинки.

– Здравствуйте, мисс Баррингтон, – поприветствовал он.

Виктория, девятью дюймами выше него, позволила взять свою руку.

– Господин Юань. Рада видеть вас. Не знала, что у вас есть дела в Ханькоу.

– У меня дела повсюду, мисс Баррингтон. Поскольку я уже не у дел.

Она указала ему на стул:

– Итак, если Дом Баррингтонов может чем-нибудь помочь вам...

– Я знаю. Ваш брат остается моим ближайшим другом. У нас много общих забот. Мисс Баррингтон, я снял дом в Ханькоу на неделю-другую, пока буду заниматься здесь делами. Был бы польщен, если вы пообедаете со мной.

– Ах... – Виктория судорожно искала какой-нибудь благовидный предлог, чтобы отказ не выглядел откровенно грубым.

– Завтра вечером, – продолжил Юань. – Меня попросил передать вам привет ваш брат. Я видел его на прошлой неделе в Шанхае.

«О каком брате идет речь?» – подумала она.

– Роберт также попросил меня передать привет его сыну, который с вами. Ведь он здесь?

– Да, Мартин изучает наш бизнес. Он всего лишь приемный сын Роберта. Вы знаете об этом?

Юань вяло улыбнулся:

– Конечно, знаю. Но приемных детей иногда любят не меньше, чем своих собственных. Был бы очень польщен, если вы возьмете с собой мальчика на обед завтра. Позвольте, ему сейчас...

– Мартину шестнадцать, господин Юань.

– В шестнадцать детство уже позади, и перед юношей простирается путь мужчины. С нетерпением жду знакомства с ним.

Виктория сочла присутствие Мартина на ее встрече с отставленные маршалом полезным. Определить бы, что у Юаня на уме. Она была в замешательстве. Ей бы хотелось связаться с Шанхаем, но между Ханькоу и Шанхаем не было телеграфной линии, а без нее на получение ответа от братьев потребуется несколько недель. До этого момента здешняя изоляция от внешнего мира казалась ей благом.

Ей также хотелось получить совет и от Тана. Но, как и обычно, она не имела понятия, где он и когда вернется. Оставалось полагаться только на себя.

Виктория настояла на том, чтобы они с сыном оба были одеты по-европейски, тем самым напоминая Юаню, что он имеет дело с Баррингтонами. Их рикшу сопровождали несколько слуг.

Дом Юаня располагался на берегу реки и выглядел роскошно. Он утверждал, будто арендовал его, но Виктория знала, что этот дом пустовал более года и несколько месяцев назад был неожиданно полностью отремонтирован и меблирован. Следовательно, Юань планировал этот визит заранее, вопрос заключался только в том, купил ли он этот дом для себя.

Непрестанно кланяющиеся слуги провели их через богато обставленный холл во внутренние покои, где маршал, одетый в малиновый халат и синие панталоны, но без военных регалий ожидал их. Виктория огляделась. Как она и подозревала, они оказались единственными гостями.

– Вы так красивы, Виктория, – сказал Юань. – Можно я буду вас называть по имени? Я так давно знаком с вашей семьей. А это Мартин? – Юань взял мальчика за руку. – Много слышал о тебе, молодой Баррингтон. – Услышав такое обращение, Мартин засветился. – Ты собираешься стать торговцем, когда вырастешь? Или знаменитым моряком, как твой отец? – Юань вяло улыбнулся. – Или, возможно, как я, знаменитым солдатом?

– Я хотел бы стать моряком или солдатом, господин Юань, – сказал Мартин. Виктория тщательно наставляла его, заставляя запомнить, что Юань теперь гражданский человек, а не маршал, министр или наместник, поэтому при обращении к нему никакие титулы не используются.

– Человек всегда может стать тем, кем хочет. При наличии достаточной решимости, – отозвался Юань. – Для вас подготовлены некоторые развлечения.

Их проводили в соседнюю комнату и усадили в удобные кресла; Юань расположился между Викторией и Мартином. Виктория никогда не позволяла Мартину пить веселящие напитки, но ей и не хотелось портить вечер игрой в строгую тетку, поэтому она молча наблюдала, как он потягивает спиртное, как розовеют его щеки и как они начали краснеть с началом «развлечений». К своему неудовольствию, она вскоре поняла, что это эротическая постановка, в которой чередовались весьма откровенные шутки и сцены, то и дело мелькали обнаженные части тел как мужчин, так и женщин – все актеры и актрисы были молоды и очень привлекательны.

Мартин был очарован, сам Юань взирал на все спокойно, с полусонным одобрением.

– Вы находите это очаровательным? – спросил он, когда актеры удалились.