Текст книги "Случайные люди (СИ)"

Автор книги: Агния Кузнецова (Маркова)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)

И снова стало тихо, по здешним дорогам никто не ходил, да и дороги по большей части заросли. Есть стало нечего, погреба дома маркграфа стремительно опустели. Но орков не было тоже, место так и стояло спокойное и пустое, словно заговоренное.

А потом Марх Мэлор заметил, что не чувствует голода и может не есть две недели подряд. А потом кто-то из его братии в пылу спора ткнул другого ножом, как это заведено у разбойников, чтобы предъявить свой аргумент: кровь пошла и перестала, а брат так и ходил два дня с ножом из пуза, пока не вынули, потому что цеплялся за предметы. Марх Мэлор тут же провел несколько опытов, и взрезанные жилы и свернутые шеи братьев-душегубцев подтвердили: умереть не получается. Если зверя, которого убили на охоте, не разделывать и не жарить сразу, он тоже не умирает, а если разрубить на куски и так оставить – долго не портится. Вкус остался тот же, правда, поэтому братия ела дичь, хотя есть было больше не нужно, и пила вино, хотя в голову било теперь слабее. Вино у маркграфа было отличное, что ни говори.

Марх Мэлор подливал мне в кубок, а я делала вид, что опустошаю. Кислятина какая-то…

Вот так и жили, мазель, говорил главарь братии, хорошо жили, пока не поняли, что уйти отсюда не получится. Десяток верст в любую сторону – и кончается чудо, которым нас одарили Четверо, пара шагов за невидимую границу – и падаем замертво, и не оживаем, даже если втащить обратно крюком с веревкой. Жнец проверял. Смелый был, безголовый, его боялись, а теперь его кости растащили волки.

– А на дуде у вас никто не играет? – пробормотала я.

Марх Мэлор осекся на полуслове, поскреб бородку.

– Мазели музыки захотелось? Будет музыка, если вы мне понравитесь. А пока тихо, я не окончил.

Я кивнула и улыбнулась, что было сил. Швец есть, Жнец был… без игреца на дуде никакой завершенности.

Он продолжал, повесть его стремилась к завершению. Больше разбойники никуда не отлучались, кроме некоторых отчаянных, которые на себе желали проверить, не ослабли ли чары, что не пускали их от гнезда. Проверяли – и падали, и не поднимались. Смелых с каждым годом становилось все меньше, и братия жила, варилась в своем бульоне, развлекалась, как умела, то есть резалась в карты, жрала, когда попадалась в силки дичь, травила одни и те же байки и грызлась по любому поводу. Марха Мэлора два или три раза сместили с поста главаря, но он всегда возвращался, потому что не так просто оставить его в стороне, о нет, мазель! Он был капитаном пехоты, разве эти простецы ему соперники? К тому же, за ними нужен пригляд, потому что без сильной командирской руки никакого порядку, а порядок нужен, иначе поотрубают друг другу руки и ноги, и коротать вечность станет значительно горестнее. Так что он не собственной власти ради, а спокойствия своих людей для. Он проявлял милость, когда возвращался на место главы, и не очень мучил тех, кто лез его смещать. Одного я вам как-нибудь покажу, мазель, он у нас висит вместо окорока в погребе.

Я снова улыбалась и говорила, что непременно хочу посмотреть, а сама думала, что даже такой дар, как вечная, или хотя бы долгая жизнь порождает удивительные уродства, если попадет не в те руки. А руки всегда не те, потому что всегда найдется такой хитрый и бессовестный капитан пехоты.

Братия шалела от безделья и скуки. Люди тут появлялись редко, места все еще пользовались дурной славой. Бывали орки, но от них мало веселья. Скоро пропали и они, и только недавно появились вновь.

– Судя по тому, что болтал ваш сторожевой пес, мазель, война все еще идет, – сказал Марх Мэлор, поправил что-то под штаниной. Он снова сидел на кровати, качал пустой кубок между пальцами. Глаза его блестели.

– Именно так, милостивый государь, – ответила я. – Мы как раз бежали от ее разрушительного продвижения.

– И ведь не убьешь заразу! – воскликнул главарь, зашвырнул кубок в угол, между двумя сундуками. – Что ты с ними ни делай. Хоть всю жизнь и всех своих людей положи. Поэтому, – он выпрямился, – очевидно, что Четверо вознаградили меня за то, что понял тщету войны и отказался от нее.

– Ваших… братьев вознаградили за это же?

Марх Мэлор нахмурился.

– Не могу знать, за что наградили их, но не за мудрость и не за понимание высшей воли. – Он встал, прошелся, скрипя ногой. – Невежды! Вы не представляете, мазель, как мне уныло с ними, вот честное слово – башка усыхает. До всей этой потусторонней дребедени хотя бы было дело, мне было, зачем командовать, а сейчас? Подай, принеси. Не режьте друг друга. Смеют не слушаться. Вино стало кончаться, запретил пить помногу – стали друг друга дубасить, разогнать кровь. Мозги последние поотшибали, всех разговоров – о прежних временах да о том, кто больше народу перерезал и награбил добра. – Он сжал кулаки, сердясь. – И никто ничего не умеет. Ни историй рассказывать, ни петь, ни плясать. Видите, как я говорю с ними, и как – с вами? Совсем испортили, черти. Песен не знают тоже. Я обещал вам музыку, мазель. Ха! Одна музыка – если Квинту в задницу вставить свисток и дать пинка, чтоб побегал. – Он встал, подошел ко мне, навис. От него дурно пахло, и прибавился кислый запашок вина. – Вы знаете, что с добрым человеком делает скука?

– Это самая страшная пытка, – сказала я, отодвинувшись от него вместе с креслом.

– Именно, – сказал Марх Мэлор, уперев руки в бока. – Именно, мазель. Скука, злоба и осточертевшие рожи. Но теперь все переменится. – Он ухмыльнулся, взял меня за плечо, дернул к себе, поднял на ноги. – Теперь вы будете меня развлекать. Будете рассказывать новое и согревать мне постель. У маршалов были слуги, омывали телеса этих старых лизоблюдов… и вы станете омывать меня. Отблагодарите гостеприимного хозяина в моем лице, ведь так? Никто вас не тронет, вы будете неплохо жить.

Видимо, я недостаточно быстро и восторженно согласилась, потому что он меня отпихнул, проговорил зло:

– Что, мазель, не по вам? Ну так не думайте, что вы можете торговаться. Я щедрый старший брат, я могу и поделиться с младшими тем, чем владею. Не кривитесь, мазель, ужели вы думаете, что замужем за каким-нибудь виконтом вам было бы лучше? То же самое. Женщина должна ходить за мужчиной, в этом ее назначение. Вы свое исполните так или иначе. Так что оставьте неудовольствие и благодарите судьбу.

Он сел обратно на кровать, а я осталась стоять, сжимая кубок. Тяжеленький. Вломить по темечку… но ведь не умрет и даже, может, не отключится.

– Я вам сочувствую, – сказала я. – Это, должно быть, ужасно – быть привязанным к одному месту и одним и тем же людям столько лет, не иметь дела и развлечений. Я бы не пожелала такой доли и врагу.

– Какие у вас там враги, не поделили с сестрой гребень самое большее, – пробормотал Марх Мэлор. Он успокоился, сидел теперь, жмуря попеременно глаза.

Я продолжила:

– Как это тяжко – быть лишенным человечьего тепла и ласки. У вас была возлюбленная?

Марх Мэлор хмыкнул.

– Была одна… хотел жениться. Хорошего роду и при деньгах, маршал обещал сам пойти свататься, так что не отказала бы. Был бы у меня титул, лен… а, что теперь! – он махнул рукой.

– Бедный вы, – сказала я жалостливо. – Теперь я буду заботиться о вас.

Марх Мэлор посмотрел подозрительно. Я сочувственно изломила брови, прижала руки к груди. Главарь усмехнулся.

– Верно говорят, женское сердце мягче женской же груди. Хорошо. Это стоит награды. Только сначала придется доказать, мазель.

Он поднялся, открыл дверь, крикнул во все горло, принялся распоряжаться. Я тем временем быстро осматривалась. Сундуки, посуда на столе, одежда тут и там, и пыль, пыль какая! Я, стараясь ничего не касаться, обошла бадью, заглянула. Ну хоть ее чистили.

На улице смеркалось, окно потемнело.

– Милостивый государь, темно.

Марх Мэлор кивнул, крикнул в коридор еще пару слов.

– И верно. Масло экономим, не жжем почти. Сейчас все будет, мазель, в лучшем виде.

Я благочинно сложила руки, склонила голову, исподтишка оглядывая его. Сначала он показался мне немолодым и совершенно таким же, как остальные из его шайки, но теперь было видно, что он из другого теста, по крайней мере, старается это показать. Даже выражаться стал по-другому. Теперь я бы приняла его за благородного разбойника, каких описывают в книжках. Которые грабят только богатых, щадят дам и детей, грамотны и знают обхождение. А не типичного бандита с большой дороги, как показалось сначала.

Капитан пехоты, значит.

– Вы получили увечье на войне? – спросила я со всем сочувствием.

Марх Мэлор стянул куцую, заплата на заплате, куртку, швырнул на кресло, где я недавно сидела. Буркнул:

– На войне б я получил пикой в брюхо и похороны за свой счет. Нет, мазель, это уж потом. Вижу, в вас много любопытства, так вот придержите его.

Надо же, соригинальничал. Обычно мужчины обожают, чтобы их расспрашивали и слушали.

Но надо держать в уме, что мужчины тут не обычные, а на всю голову стукнутые, и мир здешний такой же.

Бадью Марху Мэлору наполняли ведрами, в несколько заходов: холодная вода, горячая, так, что валил пар. Мыла не было, зато была щетка, которой мне его предстояло скрести.

– А теперь разденьте меня, как это у приличных людей бывает.

Сомневаюсь, что приличные люди под угрозой расправы заставляют женщин себе прислуживать… хотя, судя по тому, что жен бьют и рабочие, и профессора, "приличные люди" – не исключение не из каких правил. Марх Мэлор наверняка считает себя приличным человеком, думала я, стягивая с него сорочку. Не меняли ее уже оч-чень давно, и тут уж нужно не стирать, а сразу сжечь. И штаны такие же. Я преклонила колени у кровати и принялась распутывать ремни, сложно обвивавшие вокруг колена. Отстегнула, наконец, протез. Оказалось, что женский сапог снимается, а внутри – небольшая ступня, не просто так приколоченная, а на шарнире и с пружинками.

– Ставлю бессмертную душу Жнеца, вы никогда таких не видали, мазель.

– Не видала, – призналась я, отставила протез подальше. Ноги у Марха Мэлора не было сразу ниже колена, а культя выглядела так, словно даже не зашивали, а наскоро слепили кожу вместе и перемотали веревкой: уродливые толстые рубцы.

Марх Мэлор взял меня за волосы, дернул, сказал не пялиться. Оперся на мою руку, когда я встала, и с моей помощью залез в бадью.

– Не заставляйте меня ждать, мазель, я уже наждался, почитай, десятки лет.

Вода была мутная и подозрительно пахла болотом. Я разделась и, содрогаясь, влезла в бадью. Длинный кинжал Марх Мэлор уложил на ее край и то и дело водил по нему пальцем. Поэтому я и терла, и не сломала ему пальцы, когда он положил ладонь мне на грудь и сжал. Рука была мозолистая и жадная, я, вся сжавшись, старалась думать, что это все сон, и скоро я проснусь в своей квартире, и надо будет на работу – какое счастье! И все это забудется. Лес, поход не пойми куда, странные люди и особенно Марх Мэлор.

Он щупал, но и только. Я глянула и сквозь воду увидела, что тело его, кажется, реагирует на обнаженную женщину рядом совсем не так, как должно. Да что ж они мне попадаются-то один за другим… хотя сейчас это больше плюс. Марх Мэлор тискал меня за бедро и стонал – когда я терла его щеткой по тощей спине. Он гладил мою коленку и требовал рассказать еще историю. В голове снова было пусто, я терла и перебирала в мыслях кино. Наконец, выбрала подходящее: про драконов и их всадников. Книга там тоже была, но я ее не читала, зато в кино сходила и не пожалела денег на билет.

Хочу снова в кино. Хочу прочь отсюда, прочь, прочь.

Я все еще рассказывала, когда Марх Мэлор пожелал выбраться. Чуть не поскользнулся на приступке, схватился за край бадьи, уронил кинжал в воду. Я нашарила на дне, подобрала. Марх Мэлор весь изогнулся, быстрым движением схватил меня за запястье. Стиснул так, словно хотел раздробить кости.

– Не вздумай, шалава.

Я разжала ладонь, держала теперь кинжал двумя пальцами. Главарь его у меня забрал, отпустил руку. Я растерла запястье.

– Чем я заслужила эти слова, милостивый государь? Всего лишь подала вам то, что вы уронили.

Марх Мэлор долго, пока не покрылся мурашками, пялился мне в лицо, словно пытался прочесть. У меня на глазах стояли слезы: схватил он больно, да и… все остальное…

– Я не давала вам повода для таких слов, – всхлипнула я. – Я стараюсь вам понравиться.

Марх Мэлор нахмурился, потом позволил мне вылезти, вытереть его и себя и сопроводить к кровати. Он сел, показал мне кинжал, чуть не ткнув между глаз:

– Я чую коварство за милю, мазель, не пытайтесь меня обмануть. Я до сих пор жив потому, что не верю ни одной суке.

– Как, должно быть, утомительно жить подобным образом.

– Не ваше дело, – буркнул он. – Подайте мне ногу.

Ремни он застегнул сам. Одеваться, однако, не стал, и мне не позволил, только ботинки, потому что я пожаловалась, что мерзнут ноги.

– Теперь порадуйте меня, мазель. И не болтайте, что вы еще девица. Стражу-то своему показывали, небось, потайной грот, да не раз. Охочи до орочиьих причиндалов?

Дались ему орочьи части тела, то шипастая елда, то еще что. Я постаралась покраснеть.

– Не понимаю, о чем вы говорите. Но… но я знаю, как угодить мужчине вашего положения.

Марх Мэлор заинтересовался и подвинулся дальше на кровать, неловко путаясь протезом в нечистых простынях. Я села рядом, взяла его руку, сжала в ладонях. Принялась разминать. Марх Мэлор издал довольный звук.

– Говорите что-нибудь, – повелел он. – Давно я не слыхал приятного, мать его ети, голоса.

Я начала рассказывать про массаж: про то, как он улучшает кровоток и расслабляет, про нервные окончания на ладонях, активные точки, внимание к которым может улучшить здоровье. Я не знаток, а просто нахваталась, как каждый современный человек, но для Марха Мэлора сошло, он млел и даже застонал, когда я дошла до плеч.

– Сплошное напряжение, – сказала я сокрушенно. – Ничего, если делать каждый день, то все узелки разойдутся, милостивый государь. У вас есть какое-нибудь ароматическое масло?

Марх Мэлор слабо махнул рукой в сторону одного из сундуков.

– Там. Всякое такое дерьмо, что было у дочки хозяина.

Я подошла, хотела открыть, но главарь рявкнул на меня: не этот, другой! Я быстро откинула крышку второго. И впрямь похоже, что сюда свалили все девичье, что нашли. Фарфоровые баночки, корзиночки, какие-то комки… я взяла лампу, посветила. Отложила в сторону мотки разноцветной пряжи, вышитые платочки, ленты. Достала граненый сосуд, с трудом вытащила пробку. В нос ударил резкий запах. Что бы это ни было, оно уже испортилось. Я искала дальше, а Марх Мэлор нетерпеливо подгонял. Наконец, я обнаружила сосуд с жирной ароматной субстанцией. Главарь забеспокоился, что будет пахнуть как девка, но я рассказала ему о вельможах из восточных стран, которые только тем и занимаются, что подставляют свои тела наложницам для умащивания. А что такого ужасного в том, чтобы быть похожим на богатого, праздного и довольного жизнью владельца гарема?

– Праздность не ведет к… а-а-а, да, да, вот здесь!.. к великими делам.

Да, да, все вы созданы для величия и дел, которые потрясут самые основы мироздания. И даже если вышел из вас только офисный сиделец, нельзя и думать о том, чтобы сказать это вслух. Великие дела – и все. Всем хочется что-то значить.

К нам пару раз заглядывали, привлеченные, очевидно, стонами главаря, а может, чтобы убедиться, что я его не прирезала. Ухмылялись и не хотели уходить, а Марх Мэлор разморенно поднимал голову и гаркал, чтобы убирались.

Я перебралась к ногам. Масла я лила много, оно не хотела впитываться и блестело на поджаром теле.

– Снять? – я коснулась над протезом. – Вы, наверное, устаете ходить так.

Марх Мэлор что-то неопределенно простонал, я подождала, принялась распутывать ремни снова. Второй раз пошло быстрее, я сняла протез, отставила, налила на кожу масла, растерла.

– Милостивый государь, холодно. Позвольте, я хоть что-нибудь накину.

Марх Мэлор пробормотал так же невнятно. Я натянула платье. Он не возражал, потому, наверное, что я старательно оглаживала вокруг рубцов.

– Я сейчас найду, чем немного вытереть, а то простыни измараются.

– Плевать, – сказал Марх Мэлор расслабленно.

– Не плевать, – возразила я. – Если вы желаете, чтобы я была здесь хозяйкой, то рачительность – самое нужное качество. Вы хотите спать на чистых простынях?

Марх Мэлор выругался грязно и радостно и подтвердил: хочет, уже сотню лет как хочет, последний раз чистую постель он видал в шатре короля, когда приходил к нему на доклад.

– Вот видите, – сказала я, встала, подошла к сундуку снова. Оглянулась на раскинувшего руки главаря. Много масла, блестит, как рыбий бок, и на простыню я тоже накапало. Я достала из сундука платочек, смяла, старательно отвернувшись, сделала вид, что что-то разглядываю у лампы, а сама вылила на платок масла, смяла снова, чтобы пропитался. Проговорила, загораживаясь спиной:

– Вы не пожалеете, что оставили мне жизнь и сохранили честь.

Лампа, наконец, открылась. Край платка занялся лениво, а потом чадно вспыхнуло масло, я едва не выронила, обернулась.

– Про честь мы еще по… – Марх Мэлор замолк на полуслове, распахнул глаза, начал подниматься, подхватив кинжал. Я швырнула скомканный платок ему на грудь, пригибаясь, как от пуль, кинулась в сторону.

Платок комком огня скатился с Марха Мэлора – и в тот же миг вспыхнуло от него масло на простыне, и долей мгновения позже – главарь. Я схватила протез, все еще пригибаясь, метнулась вон. Кинжал свистнул и врезался в панель у двери. Марх Мэлор кричал, послышался стук, я обернулась и увидела только пламя и черный дым. Я дернула кинжал, выскочила за дверь, захлопнула ее, привалилась спиной. Кашляя, огляделась, бросила на пол нож и протез, схватила скамью, потащила к двери. Створка начала отворяться, я захлопнула ее ногой под вопли и проклятия, подперла скамьей. Дыхание застревало в горле, я успокоила его, прислушалась. Что-то стучало, и крики перешли в вой.

Как хорошо, что мама в детстве позволяла помогать на кухне. До сих пор помню, как вспыхнуло масло на сковороде. Картошки мы тогда не поели, и от дыма проветривали до ночи, но я навсегда запомнила, как было страшно и красиво. Хотя мама и ругала.

Я зашнуровала ботинки, сунула кинжал за голенище, и пошагала по коридору, прислушиваясь. Отсюда не было слышно воя, двери тут толстые. Я то переходила на бег, то снова на шаг, думала уже, что пронесло, все разбойники внизу после того, как главарь выслал их подальше от покоев, но на галерейке столкнулась нос к носу с рыжим бородачом.

Он отступил на шаг, подозрительно насупился. Я, переводя дыхание, пролепетала:

– Я все избегалась, но никого не нашла. Как хорошо, что я повстречала вас. Вот! – Я сунула ему протез. Бородач озадаченно принял. – Сломалось, и милостивый государь Мэлор послал меня за кем-нибудь, чтобы починил, поскольку сам… уф-ф… как вы понимаете, ходить затрудняется.

Бородач оглядел меня с ног до головы. Я выпрямилась, поправила волосы, сдержала жадное дыхание. Разбойник, наконец, стал разглядывать протез, облокотился на перила галерейки. Я сделала шажок вбок. Потом еще. Еще.

Оттолкнулась и со всей силы пихнула его в плечо. Он грузно перевалился через перила и, как мешок картошки, шлепнулся внизу. Гулко стукнул об пол протез. Я, чувствуя, что надорвалась от этих упражнений, поковыляла дальше. Сердце прыгало и застревало в горле, я чувствовала, что выкашливаю вместе с дымом и его. Глянула через перила один раз, убедилась, что бородач не двигается. Физика. Центр тяжести у мужчин выше, вывести из равновесия проще. Ничего личного, просто физика, подумала я и нервно захихикала.

Насилу вспомнила, как мы с главарем шли, и решила не сворачивать в тронный зал, а обойти. Сэра Эвина вели куда-то вот туда… я, торопливо шагая, добралась до открытой двери, заглянула. Кажется, кухня: два стола, горящий очаг, котел над огнем, рядом ведра, пустые мешки и корзины по углам. На один из столов облокотился разбойник, которого я раньше не видела. Я перевела дыхание, вытянула кинжал из ботинка, спрятала за спиной. Вышла в дверной проем, заголосила:

– Какой ужас! Какой ужасный кошмар!

Разбойник дернулся, схватился за нож (без ножей тут никто не ходит, как видно), а я замахала руками:

– Там! Там! В холле! Они повздорили, и милостивый государь Мэлор его… прямо сверху… на пол…

Разбойник пихнул меня с дороги, сунулся в дверь напротив очага, крикнул что-то, и оттуда выскочило четверо. Разбойник рыкнул "Пригляди за девкой!" непонятно кому, все повернулись ко мне на секунду, но никто не остался, все вымелись из кухни. Я скользнула за ними, заперла дверь, кряхтя от напряжения, подтащила к ней стол. Выглянула в столовую. На столе среди серебряных канделябров валялись рубашками вверх карты. Я обошла опрокинутый резной стул, отодвинула занавесь. Так, тут мы с Мархом Мэлором не проходили. Я припустила по коридору, чувствуя, что все тело дрожит, а в боку начинает колоть. Под ноги прыгнули ступеньки, я чуть не покатилась по ним, устояла, спустилась, прижимаясь к стене. Толкнула дверь. В нос ударил запах плесени и испражнений. Я с омерзением обошла ведро, благопристойно прикрытое дощечкой (узнаю почерк Марха Мэлора), пустые ящики. Остановилась у столба, на котором на крючках висели лысеющие пучки трав, прислушалась. Разговаривали, кажется, двое, но ведь их может быть и больше, просто остальные молчат. Я сжала зубы. Вот будет смешно, если сэра Эвина поволокли не сюда.

С другой стороны, где и запирать, если не в погребе.

Я вытерла ладони о платье, перехватила кинжал за спиной, зашагала, громко стуча каблуками, чтобы не решили, что я подкрадываюсь.