Текст книги "Случайные люди (СИ)"
Автор книги: Агния Кузнецова (Маркова)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)
Глава 16
Они остались такими, какими я их запомнила: в свежей яркой крови, с беспокойными лицами.
Распогодилось, на доспехах и траве вокруг тел блестела роса. Я потопталась на плеши, где королева сожгла знамя, попросила Лес: освободите их, пожалуйста. Травы колыхнулись, сбрасывая росу, зашуршали, ближайшее ко мне тело перевернулось, когда вьюны потянули свои плети из ран. Склоны холма шевелились теперь, и я, утирая рот, где стало разом кисло и нехорошо, отошла к деревьям, высоко поднимая ноги. Под ногами копошились мертвые еще – или все же живые. Не настолько живые, чтобы орать, когда из раны вон с чавканьем лезет вросшее лезвие травы.
– Вы любите кровь, а? – пробормотала я, привалившись к коре. – Сразу туда суетесь.
Лес не отвечал, зато ответил Мастер:
– Проливаемая кровь значит обыкновенно рождение или умирание. Либо… гкхм… – он покосился на меня и отвел глаза, – способность к зачатию. Этой вмещенной в кровь значимостью питаются заклятья, которые влияют на жизнь или умирание. А также сущности, рожденные из этих заклятий.
– Супер, – сказал я по-русски. То-то у всех убитых, на которых мы натыкались в Лесу, то березки из распоротого живота, то местные анютины глазки в проломе черепа.
Было опасно засыпать в Лесу в эти самые дни, пучок травы так и норовил обнаружиться в одном месте.
Дама подняла руки, и роса снялась с листов и цветов, сплотилась в дрожащие шары. Марх Мэлор прекратил мародерствовать у кромки леса и с предупреждающим «Ц-ц-ц!» побежал через трупы, наклоняясь к ним, словно по грибы, присел у одного и принялся сдирать с него сапоги. Водяные шары опустились к земле, дама сложила руки и ждала, пока бывший пехотный капитан обуется и уберется с холма. Я потерла пальцем глаз. Сэр Эвин тоже сразу – сапоги. Что у них за фетиш тут обувной…
Интересно, как я буду записана в местной истории, если, конечно, попаду в учебники или что у них тут вместо них. Летописи и страшилки для детей. В истории, как и в сказках, и в книгах для маленьких и взрослых, и сериалах после вечерних новостей, есть хорошие и плохие. Точнее, это авторы учебников и последующие поколения назначают их. Так вот, если мне все удастся, что я задумала – кто я буду? У давно мертвого короля был пехотный капитан-скотина – и у меня теперь есть, причем тот же самый. Сэр Эвин снимал с мертвых мальчишек шлемы и сапоги – и мои люди (к сожалению, обозвать Марха Мэлора как-то иначе уже не получалось) снимают. Королева Рихенза чуть не принесла в жертву Лесу невинную душу – и я, считай, принесла, раз не препятствовала. Я повернула голову, оглядела Мастера, который отломал от куста веточку и теперь обрывал с нее листья, ронял к башмакам. Какая разница, что он сейчас жив. Ритуал-то состоялся, и это было кроваво и страшно. Вот и чем я лучше получаюсь? И это я еще не принималась за дело.
Дама отняла руки от платья, грациозно подняла, водяные шары снова взмыли над холмом, покрутились – и упали, каждый на одно из тел. Я пригляделась к ближайшему: водяная пленка покрыла доспехи и потемнела, словно труп, как положено, упрятали в черный пластиковый мешок.
У блестящего золотом короля Кеннета Желтого была армия, у настойчивого мужика Эбрара есть армия – и у меня будет. Они проливали кровь – и я начну, чего там.
– Ваш подвиг невиданной смелости непременно воспоют, – сказал Мастер. Я снова повернула к нему голову. Он на миг показал зубы. Я сказала в ответ: ха. Задрала голову, поглядела через просветы кроны на небо.
– Вы так и не объяснили, зачем вам понадобился этот безумный поход, – сказал Мастер. Он послеживал глазами за тем, как обтянутые темным тела вздрагивают, и крутил между пальцев веточку уже без листьев.
– Это сложно сказать словами.
– Если чего-то нельзя выразить словами, значит, говорящий и сам недостаточно это понимает, – сказал он веско, словно подслушал эту мысль у авторитетного человека и доверял ей больше, чем собственным.
Отстаньте, подумала я. Как же вы бываете правы невпопад.
Белый огонь грел изнутри, от него было горячо во рту, словно после фастфуда с пометкой «спайси».
– Я вернусь домой и больше никогда, никогда не собираюсь делать ничего великого, – сказала я. – Ничего исторически значимого, ничего самозабвенного. Ничего такого, за что сооружают памятники. Надеюсь, моя дурацкая страна меня не заставит. Я буду жить тихо и мирно, знаете, какой у меня удобный диван? Новый, пружинный, такая детка. Держатель для кружки и для пульта. – Осенняя речь проскочила это словцо, я дернула плечом и продолжала: – И чтобы не быть себе противной, я сейчас создам задел на будущее. Запас большого и самоотверженного, чтобы знать вот тут, – я прижала руку к груди, где сильнее разгулялся белый огонь, – что я все-таки что-то где-то оставила после себя, что-то изменила, хотя могла бы пройти мимо.
– Совесть можно успокоить менее опасными делами, – сказал Мастер.
– Это не совесть, – буркнула я, сложила руки на груди. – Это…
Мастер сказал что-то на Весенней речи, но с таким выговором, какого я не слышала ни от него, ни от дамы.
Я сказала вопросительно: м? Мастер пояснил:
– Звук травяных флейт. – Он сломал и отбросил веточку, сцепил руки. – Духи холмов сворачивают из травы флейты. Когда кто-то слышит их пение, он не может оставаться больше на месте, в нем зарождается томление, и, если эльф не бросит привычной жизни в спокойствии и скромности, он зачахнет и умрет. Так злые духи потешаются над теми, кому не повезло быть избранным для их игр. Когда-то флейты пели часто, сейчас, как пишут, реже. Послушные им уходят в неизведанные земли в поисках чудес, поднимаются на подвиги, чтобы победить или сложить голову, оставляют все привычное и малое ради нового, далекого и великого.
– Как будто это плохо, – сказала я тихо. – Желать большего и лучшего, чем ты сам и твоя небольшая жизнь. Хоть немного, хоть раз.
– Я не говорю, что это дурно, – сказал Мастер. – Как не говорю, что это полезно. Просто такое выражение. Про вечное томление души и тоску по большему, как вы, леди, изволите говорить, и лучшему. По славе, возможно.
– Я не желаю славы.
Мастер опустил голову.
– Просто пусть лучше народы не режут друг друга, чем режут, – буркнула я.
Мастер поднял голову и снова покорно склонил.
– И если у вас есть другой план, как нам выпутать наших, я вся внимание, – проговорила я, тщательно отмеряя вспенившееся раздражение. Звуки флейт, значит. Дурью я, значит, маюсь.
Мастер стоял со склоненной головой, и я подумала, что он просто заснул. Хмыкнула, пнула траву. Вот и разобрались: меня попутали бесы, точнее местные их заместители, духи холмов. Вот и ладненько, вот и стану так про себя думать.
Но если со мной все понятно, то с Мастером – не очень. Жизнь и свобода при нем – гуляй куда хочешь, а он торчит почему-то здесь, трет большие пальцы друг о друга. Неужели только потому, что я попросила? Я открыла рот поинтересоваться, но тут с той стороны холма раздался звон, Марх Мэлор выскочил откуда-то уже с мечом, сиганул туда и тут же, пятясь, выбрался назад, потом попятился опять, а из-за холма раздавались теперь крики и возня, а бывшие полумертвые не вставали теперь, а вскакивали, торопились туда, пихали Марха Мэлора, а потом один, страшный, как черт, в изорванном плаще, занес меч, но бывший пехотный капитан отвел удар и пинком в живот отправил полежать.
– Предлагаю что-нибудь сделать, пока они снова не повредили друг друга, – сказал Мастер. Воздух вокруг него подрагивал и выкидывал красные протуберанцы. – Откровенно говоря, следовало подумать заранее, что произойдет, когда недобитки двух враждующих армий обнаружат, что сражение еще не кончено.
Я махнула рукой, сказала досадливое «ай!» Для таких, как некоторые тут, надо делать специальную должность при всяких важных особах: Тоже Мне Советник первого, второго и прочих рангов. Чтобы советовал, где надо было соломки подстелить, когда уже упал больно.
Я похлопала по коре, шепнула: пожалуйста, не дайте им переубивать друг друга опять. Лес уже шуршал, уползшие было лозы возвращались, трава обвивала сапоги и босые ноги, рванувшие было в сторону шума падали и роняли оружие, а Марх Мэлор бегал туда-сюда, раздавал пинки и удары рукояткой и орал на смеси нескольких языков, из которых я отдаленно знала лишь один, и, будь приличною девицей, должна была б краснеть.
Я потихоньку стала обходить холм, и Мастер пошел за мной, спину грело от его присутствия. Марх Мэлор стоял между ощетинившихся колюще-режущим группок и вопил то на одну, то на другую. Сейчас они рванут друг к другу, как две толпы у стадиона: в красных и в синих шарфах, и начнется месиво, а Марху Мэлору прилетит просто за то, что посередке. Ну и еще за то, что человек. Группа ребят с орочьими мордами тоже скалилась и потрясала мечами, и со всех сторон от нас шуршало: ребята рубили и рвали траву и лозы и ползли к своим.
– Вы хотели остановить войну народов, – сказал Мастер мне над ухом. – Спешите видеть, это миниатюрная ее модель.
Ай, подумала я снова. Говорите только под руку.
Марх Мэлор коротко обернулся на меня. Я облизнула губы. Затихшие военные с оружием наголо тоже посмотрели на меня, и тут же прошиб пот, а в ногах обнаружилось желание бежать. Война народов на деле выглядела страшнее, чем у меня в голове, даже не сама она, а модель. Вот и добрый день. Вот и куда ты лезешь, София Димитрова. Софочка, девочка моя.
Я прокашлялась и начала:
– Война не закончена, и король… э…
– Готефрет, – подсказал Мастер
– Да, – сказала я. – Король Готефрет призывает под свои знамена всех, кто способен держать оружие. – Толпа людская тут же занесла мечи и копья, и Марх Мэлор поднял клинок – как для отмашки. Я добавила быстро: – Однако он и его супруга приказывали не растрачивать силы, а маршировать в… м… точку сбора и ждать указаний, не ввязываясь в лишние стычки.
Марх Мэлор долго на меня глядел, но меч все-таки опустил, и некоторые ребята вслед за ним. Я украдкой выдохнула.
Орки переговаривались и нехорошо клацали железом в сомкнутых рядах. Черт побери. Сейчас среди них обнаружится какой-нибудь сержант, который отдаст приказ – и вряд ли это будет приказ сесть и заварить чаек, как джентльмены.
Я обернулась к Мастеру, спросила быстрым шепотом: вы знаете, как по-орочьи «Идите отсюда, пока целы, и чтоб я вас больше не видела»?
– Знаю, – сказал Мастер вполголоса, – но удобнее будет упокоить их снова.
Чтобы снова лежали и глядели живыми глазами в небо, не умирая и не гния, и, может, чувствуя боль, и зная, что война идет без них, и домой их тоже не дождутся.
– Нет уж, – сказала я. – Давайте-ка без лишних трупов. Скажите им, что…
Стрелы ударили в землю у моих и Мастера ног, пара сгорела в полете, мне на грудь упал еще горячий пепел, я отпрыгнула и принялась отряхиваться, а марево вокруг Мастера сделалось гуще и полыхало по краям, от него протягивались длинные хлысты огня и стегали по щитам, шлемам и траве, от нее шел пар, а от занявшихся плащей – дым. Перед нами выросла водяная стена, стрелы застревали в ней, пуская круги, и сквозь них было едва различимо, как водяные щупальца тоже бьют по щитам и по мордам, отбирают мечи.
А Марха Мэлора нигде не было видно. Я огляделась. Точно, только человечьи ребята бросаются вперед и отступают, по шажку подбираются ближе к огненной стене, которая выросла вдруг между ними и врагом. Сбежал пехотный капитан при первой возможности. Видимо, сложно изменить старым привычкам, думала я, отряхиваясь и восстанавливая дыхание. Стрел больше не летело, орки отступали с холма вниз и задними рядами были уже в лесу.
– Нас могут окружить, – сказал Мастер, запыхавшись. Руки его так и летали, вышивка на рукавах вспыхивала серебром.
– Не окружат, – сказал Марх Мэлор у меня за спиной. Я вздрогнула, отошла и только тогда обернулась. Бывший пехотный капитан уже успел где-то изодрать штаны. – Они отступали, я слышал. Они не станут тягаться с магами.
– Вот как все хорошо устроилось, – выдохнула я. Марх Мэлор сверлил меня глазами, потом, почесывая штаны над прорехой, буркнул:
– Доверь войну девке. Оружие почему не собрали с орочьих рыл? Они ж звери, ясно было, что кинутся.
– Я? – удивилась я. – Это вы там мародерствовали, могли бы уж и заодно.
– Приказа не было, – сказал Марх Мэлор с удовольствием и показал нехорошие зубы. – Я ваш пленный же или что? У вас надо мной вся власть.
– В сторонке подождали, а? Не напрягаясь.
Марх Мэлор аж прижмурился от удовольствия. Как бы ему было хорошо, если бы нас с Мастером и дамой заодно зарубили бы в результате этого маленького конфликта. Свобода и даже нога на месте, гуляй не хочу.
– Идите наводите порядок, – сказала я, кивнула на сгрудившихся перед дымной чертой людей. – Проявите таланты, если они у вас есть.
– Да уж побольше, чем у мазели, – сказал Марх Мэлор и полез на верхушку холма, обходя черные, исходящие дымком проплешины.
Мастер шумно вздохнул и потер переносицу между пальцами. Я развела руками.
– Ну уж извините, я тоже не маршал вооруженных сил. Никогда, знаете ли, никем не командовала. – Я поняла, что вру, бригадой-то командовать приходилось, и исправилась: – В таких масштабах и в военное время.
– Вы все еще полагаете, что сможете совершить то, за что взялись?
– Если нет – то нашим не дадут жизни, – сказала я. – Значит, у меня нет выбора.
– Позволю себе…
– Не надо, – сказала я. – Лучше думать, что выбора нет. Так легче. Думаешь только о том, как все провернуть.
Мастер поджал губы. Я взяла его за локоть. Сказала:
– А у вас он как раз есть. Выбор.
Мастер вывернул руку и глядел в сторону, в лес.
Марх Мэлор, размахивая мечом в ножнах, строил на холме огрызок человеческих сил, то и дело поминая короля, королеву, орков и их мамаш. Мальчишки с кровью на доспехах его, кажется, слушали. Что значит сила авторитета и крепкого словца.
– Пожалуй, мой выбор тоже не так широк, – сказал Мастер вдруг. – По тем же или похожим, что и у вас, причинам.
С людьми – и эльфами – интеллектуального труда весело и всегда есть, о чем поговорить. Но насколько ж проще с кем-нибудь вроде сэра Эвина. Я снова тронула Мастера за локоть и попросила платочек, принялась стирать с лифа пепел стрел. Как раз в грудь бы и пришлись. Я сжала руки, переждала дрожь и снова принялась оттирать.
Лес съел близлежащие деревеньки и подбирался теперь к предместьям. Я выходила из чащи и глядела на городские стены вдалеке: как промзона, когда проглядывается далеко, и сплошные стены, и что-то над этими стенами торчит. И идут дымы.
– Жгут предметы искусства, – сказал Мастер, спрятав руки в рукава и нахохлившись.
– И книги, – подсказала я.
Мастер нахохлился еще больше.
– Может, просто еду готовят, – сжалилась я. Опять моросило, небо было грязное и тяжелое, а здесь, на кромке Леса, было сухо: после нескольких просьб он научился заботиться и прикрывать глупых теплокровных листами, и мы не мокли даже без дамы моей.
Партизанский наш отряд частью отдыхал там, глубже, в покореженных жадными до пространства деревьями домах. Людские трупы мы отволокли в сторонку, а орочьих не было видно – наверное, забрали с собой, когда проходили здесь. Я то и дело принюхивалась, и иногда мне начинало казаться, что пахнет смертью, не резко, как обычно тут, а по-казенному, приглушенно, как в крематории, когда провожали бабушку.
Зашуршало. Мы с Мастером обернулись. Солдатик в тунике и сапогах, придерживая портки, торопился через прогалину за кусты, где раньше сажали, наверное, местную репу, а мы повыдергали заполонивший кустарник и устроили место уединения. Вот и нечего хлебать сырую воду, подумала я. Говорила же я – подождите, пока вскипячу, но нет, кто же тут слушает девицу, даже если она представилась королевской посланницей. Марх Мэлор тоже не слушается, но и черт бы с ним, очень была бы подходящая смерть – от безудержного поноса.
Снаружи в Лес было не видно, только деревья и все, я проверяла. Самый лучший наблюдательный пункт. Мы с Мастером ждали возвращения второй половины нашего импровизированного войска. Только и делаем в эти дни, что ждем, я кожей чувствовала, как уходит время.
– Я где-то читала, что при осаде еще неизвестно, какая сторона несет больше потерь, – сказала я, потерла нос. Нос подмерзал от сырости и ветерка. Мастер, морщась, все глядел на кусты. Я продолжила: – Осажденным, конечно, приходится туго, но и те, кто снаружи стен, страдают от всяческих лишений и антисанитарии. Если армия долго стоит на одном месте – тут же образуется грязь.
Мастер передернул плечами, оторвал, наконец, прищуренный взгляд от кустов и сказал:
– Леди осведомлена о самых неприятных сторонах военных кампаний.
– А вы бывали на войне?
Я в очередной раз заметила, какие у него длинные ресницы, когда он опустил глаза. Мастер фейерверков, да.
– Вы правда можете выйти один против армии и победить?
– Леди желает проверить?
– Вас здесь двое, – сказала я. – Двое отличных магов. А у нас маловато времени на хитрые планы.
Сейчас он скажет: все, девочка, я пошел отсюда, сердечные приветы.
– Вы ждете отдать нам приказ?
Да что они все хотят приказов от меня, подумала я, я даже не успела провозгласить себя дуче.
– Вы в курсе, что я вам не хозяйка? – уточнила я. – И никто не хозяин.
– Вы ошибаетесь, леди, – сказал Мастер сухо, склонив голову еще больше, так что было видно только волосы и кончики ушей. – Однако благодарю.
– А если что-то случится с королевой, вы будете свободны? – Я поковыряла ботинком подлесок. Сзади с шорохом и стоном вывалился из кустов солдатик и потащился к домам.
– У особ королевской крови всегда найдутся наследники. Так что не следовало бы вам думать о подобном, леди.
– А я и не думаю, – сказала я. – Я просто так.
Все равно надо довести дело до конца, раз уж взялась. Королева – не королева, а от Поллы и мага Ове я пока дурного не видела, и совесть (или звуки травяных флейт, усмехнулась я про себя) велит отвечать тем же.
Домой хочу.
Вот весело будет, если королеву и ее пособников добрый дядя уже успел уморить, и я все это зазря.
Дождь прямо перед нами вдруг пошел сильнее, капли сплотились в струи, а струи – в трепещущую массу и силуэт.
– Воды говорят, что враг знает в вас угрозу себе, – сказала дама. Мастер посторонился, пуская ее к деревьям. Дама проплыла, шурша юбками с проступающими помалу, как ледяная корочка на луже, узорами. – Воды говорят, что он готов выйти за стены.
Еще бы не знал и еще бы не был готов. Мы выпустили духов того несчастного городка рядом со стенами, и, как только разбилась бутыль, они с воем понеслись мстить потомкам своих убийц. И им было все равно, орки ли перед ними или уже только их безмозглые оболочки с гнилыми глазами.
Эбрар нес потери и, я надеялась, бесился.
Я выдохнула два раза, сжала манжеты в пальцах. Облизнулась.
– Когда?
– Воды говорят, что они собирают отряд и будут ждать за стенами. Завтра.
– Спасибо, – сказала я. Сердце прыгало. Завтра. Хорошо. Наконец-то. Завтра. Ох. – Благодарю вас, – повторила я. – Вы лучше всех.
Дама проплыла мимо, я пригляделась, но под вуалькой, как обычно, не было ничего видно, а белые полные плечи и руки выражали привычное ее достоинство.
– А вы умеете влезать в каждый костерок и подслушивать, как она влезает в речки и колодцы? – спросила я Мастера.
– Не наделен подобными талантами, – сказал он, проводив даму взглядом, какой у него был припасен для нее одной.
Завтра. Завтра. Я прошлась между деревьев туда-сюда, задевая рукавами кору. Уже завтра.
– Ваша хитрость сработала, – сказал Мастер. – Ваша воля находится в согласии с высшей.
– Бог говорил с вами из горящего куста или что-то такое? – спросила я с нервным смешком.
– Из горящего куста? – задумался Мастер. – Нет. Какой именно бог? Я имел в виду королевскую волю.
А. Я растерла руки. Надо было куда-то, наверное, идти и изображать командование, но все приготовления уже сделаны, и нам по-прежнему надо дождаться Марха Мэлора и остальных людей. Я походила еще, чтобы подулеглось внутри, все вернулась на притоптанное место. Мастер так и стоял, щурился вперед, на полоску городских стен, замыленную от влаги в воздухе. Сгонять его, что ли, за чайком? Чаю у нас нет, но можно заварить какую-то местную траву, которую ребята успели нарвать, пока Лес вел нас своими пронзающими пространство тропами.
– Идут, – сказал Мастер.
Я прищурилась тоже, и, хотя Мастер показывал, куда смотреть, эльфийские его глаза явно превосходили мои. А может, мне надо меньше сидеть за компьютером и больше есть морковки, хотя ее польза для зрения и миф. Наконец, я различила движение. Они шли у дороги, в траве, чтобы не вляпаться в грязь, и все равно грязные, только шляпы и платки на головах более-менее чистые. Крестьянин не должен быть чистым, чтобы не вызвать подозрения. В захваченных Лесом домах нашлась одежда, и ребята старательно вымазывали себе лица грязью до неузнаваемости, хотя кто бы стал узнавать их по лицам, для орков все люди, говорят, одинаковы.
Они приблизились, и я разглядела, что двое тащат по кувшину, а шагающий впереди Марх Мэлор – какой-то тряпичный сверток за завязки.
– Я же говорила не обирать мирное население! – возмутилась я, подпустив их поближе.
– Они сами поделились, – сказал бывший пехотный капитан в личине деревенского дурачка, попытался всучить сверток мне, но я отступила на шаг. Я им тут не кухарка, я знатная дама, пусть и временно, так что пусть готовят сами, что бы они там ни приволокли. Через ткань сочилась кровь. – Как не поделиться с освободителями.
– Вы успели уже кого-то освободить? – поинтересовалась я.
Марх Мэлор бросил сверток на землю, отдал вилы ближайшему солдату, присел и принялся распутывать узлы. Я наклонилась, чтобы разглядеть. Марх Мэлор, ухмыляясь, развернул ткань и уставился на меня. Я перевела взгляд с двух отрубленных кистей на него, потом обратно на кисти. Обе правые. Марх Мэлор выжидал. Думает, что я упаду в обморок? Не обучена. Не наделена подобными талантами, как говорит Мастер. Многовато было трупов в длинном моем путешествии.
– Это кого же вы так радикально отучили от рукоблудия?
Первым заржали солдаты в задних рядах. Марх Мэлор аж крякнул от удовольствия. Шутки про онанизм одни и те же во всех мирах.
– А ходили вот, выбирали для работ в городе. Мы их и того, – сказал пехотный капитан, бережно завернул кисти обратно в ткань. – Сказали, что партизанский отряд, и сначала вот их, а потом самому Эбрару кой-чего отхватим, как вы и велели. Навели шуму.
Шум они наводили всего несколько дней, но оркам уже надоело. Быстро. Не потерпели сопротивления у самого, можно сказать, генерального штаба.
Марх Мэлор встал, пощелкал пальцами, указал на кувшин:
– А это благодарность от народа за освободительное, значит, движение.
От него тянуло выпивкой. Не всю благодарность донесли.
– Народ давно уже сдал вас захватчикам, – сказал Мастер.
– Так мазели того и надо, – сказал Марх Мэлор. И подмигнул. Меня передернуло, и я сказала ему вести людей отдыхать и готовиться. Завтра большой день.
– Это было умно – рассчитывать на людское вероломство, – сказал Мастер негромко, когда они с гомоном убрались к домам. Хорошо, что снаружи в Лес не видно и не слышно.
– На страх, – поправила я. – Не надо судить людей, в чьи дома пришла война, и теперь они живут под властью какого-то недружественного рыла. Каждый делает все, чтобы выжить, особенно у кого семья.
Мастер покачал головой, но ничего не сказал. Я попинала ботинком траву там, где на нее натекла кровь с отрубленных рук. Интересно, что они с ними сделают, раньше не приносили таких трофеев. Главное, чтобы не держали рядом с едой, не хватало заразы с гниющей плоти.
Хотя сами же ребята не гнили, может, и руки не будут. Жаль, меня не будет рядом, чтобы посмотреть.
– Следовало отобрать у них вино, – сказал Мастер. – Надерутся.
– Там пара кувшинов, на каждого понемногу, – сказала я. – Пусть. И вы идите, повеселитесь.
– Это не моя компания, – сказал Мастер.
– А кто ваша компания? Я, что ли?
Мастер склонил голову и задом отступил на пару шагов.
– Я посмел докучать леди…
– Нет-нет, что вы! Наоборот, приятно, – я хихикнула на всякий случай, – но вдруг вам самим скучно со мной?
Мастер прекратил пятиться, но склонился еще ниже. Что это с ним в последнее время?..
Дождь шуршал в одно ухо, веселые голоса звенели в другое, а между нами с Мастером повисла тишина. Я переступила с ноги на ногу и сказала: я пойду, пожалуй, мне тоже надо бы отдохнуть и приготовиться. А вы, если не сложно, проследите, чтобы среди военных был порядок. Мастер заверил, что моя воля для него закон. Я ответила, что не нужно этих церемоний, Мастер заявил, что нужно, и мы неловко расстались.
Завтра. Ладно, в конце концов, на это можно смотреть и так: завтра закончится большое и трудное дело, и останутся, конечно, еще дела, но не настолько безумные, как насмерть заковырять великого генерала туфелькой.
Кто-то ходил по дому. Кто-то, кого я не звала, потому что никого я не звала, и даже говорила оставить меня в покое. И вот теперь кто-то тихо ходил за загородкой, а я лежала под шерстяным одеялом, которое Мастер переделал из тяжкой от пыли овечьей шкуры, и тискала кинжал под подушкой. Прикинуться спящей? Если меня хотят обокрасть – то, может, возьмут что хотят, и свалят тихонько. Если же меня хотят прирезать, то буду лежать тихо – только облегчу говнюкам задачу. Бунт на корабле! Ишь, не нравится им партизанить, а винишко у мирного населения отбирать – наверняка никаких возражений! Я отпустила рукоятку, быстро вытерла руку о простыню, снова взялась. Сон от негодования слетел совсем. Вот же неблагодарные сволочи, поднимай их после этого из полумертвых! Конечно, это не я их подняла, а дама моя, но без меня вообще бы ничего не было!..
Даму надо позвать или Мастера. Я быстро подняла голову, прислушалась. Незваный гость, кажется, заплутал, обо что-то стукнулся и мелодично вздохнул. На Марха Мэлора не похоже, уже хорошо. Сволочь. Для него-то кинжал и припасен, и мысленные тренировки, как я всаживаю его в шею тому, кто непрошено наклонится над моим ложем – тоже все ради него, мерзавца. Я оглянулась на темное окошко с лопнувшим пузырем. Лес более-менее убрался из домов, где мы разместились, но поломать успел прилично. Крикнуть в окно… дама должна услышать, тут недалеко ручеек. Только, если я начну кричать, этот полудурок, который все возился за загородкой, может натворить плохого со страху.
Я тихо сползла с кровати, нашарила ногами ботинки, стукнула одним об пол и замерла. За загородкой тоже замерли. Я, выставив перед собой кинжал, попятилась вдоль стола, отвела занавеску, за которой стояла пустая колыбелька, спряталась за нее. Нашла в занавеске дырку и прильнула к ней.
Вор или, еще круче, убийца, нашел, наконец, путь мимо загородки, споткнулся о горшок, сдавленно хекнул и застыл на месте, видно, прислушивался. Я глянула на кровать, где раньше спала вся крестьянская семья, а теперь валялось скомканное одеяло и более-менее напоминало человека. Так, нормально. Нападавший стал пробираться мелкими шажками, и теперь глядел под ноги. Я задержала дыхание, оплетка рукояти тихо скрипнула в ладонях. А что это он один, подумала я, и без занесенного острого меча. Решили, что с девицей справится любой, продул, наверное, в споре, и побежал злодействовать, пока другие пьют. Рассчитывает скоренько вернуться. Как за добавкой младших посылают в магазин…
Убийца мой – или все же грабитель? Хотя с меня и взять-то нечего – наклонился над одеялом, коснулся его, потом приподнял за край. Я сглотнула. Человек распрямился, огляделся, откинул одеяло совсем, огляделся снова. Я задержала дыхание. Казалось, стены ходят ходуном от того, как у меня бьется сердце. Человек потер руки, между ними блеснула искра, разгорелся огонек, и стало видно, что не человек это и был. Мастер повесил огонек над плечом, сложил одеяло, сел и принялся закатывать штанину.
– Ну вас к чертовой бабушке! – рассердилась я, отбросив занавеску.
Огонек вздрогнул вместе с Мастером.
– Леди? Отчего вы не отдыхаете?
– Оттого, что вы вперлись сюда, не назвались и наверняка хотели меня зарезать! – Я плюхнулась на кровать, которая тут больше напоминала дощатый помост, скинула ботинки.
– Я пришел не для того, чтобы причинить вам зло, – сказал Мастер, а глаза у него были большие и черные, как капли чертежной туши.
– Откуда мне это было знать? – буркнула я, пихнула его коленом в колено. На коленке у него был синяк. Я сказала: ха.
– Здесь довольно тесно, неудобно ходить в темноте, – сказал Мастер и прикрыл коленку ладонью.
– Отсюда мораль: не надо шляться ночью по девичьим апартаментам.
Мастер молчал. Я выдохнула, извернулась за спиной Мастера, сунула кинжал обратно под подушку.
Мастер молчал. Не для того, чтобы причинить зло, значит. Что общее у всех видов, всех народов во всех мирах, кроме шуток про онанизм? Всякий и каждый может и умеет врать.
Мастер поднялся, штанина съехала ему на голень, и он наклонился расправить ее до конца. Как раз видна шея и щека, вот бы кинжалом… или рукояткой по затылку.
Хотел бы меня убить – уж наверное, я была бы сейчас дымящимся угольком вроде того, как очередная моя бывшая любовь называл шашлыком по секретному мужскому рецепту.
– Прошу прощения, что побеспокоил вас, леди, – сказал Мастер, спрятал руки под плащ.
– Так а зачем вы приходили-то? – удивилась я. Похлопала по простыне рядом с собою, труха сыпанула из досок на пол. – Давайте, рассказывайте. Просто так по чужим домам ночами не шатаются.
– Сожалею, что напугал вас.
– Садитесь-садитесь.
Мастер сел. Я тут же подумала, что надо было сначала сгонять его за чаем, и снова вспомнила, что нет у них тут чая, но было бы хоть что-то попить, а пить-то как раз хотелось, от загнанного дыхания во рту пересохло. Я почесала под нижней губой, потерла шею сзади под волосами. Потрепала Мастера по коленке. Он вздрогнул. Я шепнула: извините.
Мастер поднялся, стряхнув мою руку со штанов, и расстегнул плащ. Уложил его на постель. Одну за одной расстегнул пуговки камзола. Я склонила голову к плечу. Потом взяла его за пояс штанов, потянула к себе. Потому что какого черта. Я все равно не могла спать перед завтрашним днем.
Мастер подался ко мне, я развела бедра, чтобы ему было удобнее стоять между ними. Положила ладони ему на живот, огладила по ребрам. Он напрягся, не издал ни звука, только огонек мигнул и медленно затух, и Мастера теперь я видела еле-еле. Откинулась назад и разглядывала впотьмах, как он обнажает тощие плечи, угадывала, как волосы скользят с воротника и ложатся на спину.
Разуваться и избавляться от штанов Мастер почему-то не стал, зато взялся за подол моей ночной рубахи, и рубаха стала вдруг шелковой, с кружевом, темной, то ли зеленой, то ли синей, и Мастер присел у кровати, положил ладони мне на бедра и потащил кружевной подол вверх по ним и по животу. Рубаха собралась под грудью складками, а Мастер быстрым движением кисти смотал волосы в жгут и завязал узлом, наклонился, и я тут же почувствовала, до чего же зябкая ночь, потому что язык у него был горячий, и дыхание – как воздух в ванне, когда ты там основательно полежала в подкрашенном ароматической солью кипяточке. До пупка и вокруг него. И снова вниз. Я положила ладонь ему на волосы, другой рукой неловко подпихнула одеяло под спину, вытянула ноги, как могла, задела ножку стола, поджала пальцы. Подумала: ботинки зря сняла.
