Текст книги "Случайные люди (СИ)"

Автор книги: Агния Кузнецова (Маркова)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

– Ладно, – я хлопнула по коленям, – если ничего нового вы без меня придумать не успели, то придерживаемся прежней канвы. Возвращаемся в Рир… Лире…

– Рилирвен, – подсказал Мастер из-под камзола, который натянул на нос, и, судя по всему, тер под ним этот самый нос руками.

– Да, – кивнула я с важностью. – Возвращаемся с победой, собираем почести, расходимся каждый своей дорогой.

Мастер что-то пробубнил. Я подалась к нему, прищурилась. Он стянул камзол с носа и повторил:

– А если нам будут там не рады?

Тогда вы спалите все вокруг без всякой простуды, подумала я. Осадила себя, вздохнула. Мои маги совсем меня разбаловали, делаю, что хочу, надеясь на их силу. Это как друг с просторной машиной: у тебя возникает убеждение, что ты можешь в любой момент привезти столик и четыре табуретки из ИКЕИ, и начинаешь планировать, а друг по доброте душевной возит тебя туда и обратно, и даже помогает дотащить упаковки до лифтов, и, может быть, слова не скажет, но все равно – это не твоя машина, не твое время, и нечего думать о них как о собственных ресурсах для собственных затей.

Друга, тем более, можно покормить щами и слоеными булочками, и вы будете квиты, а я что могу дать моим магам? Конечно, я отлично рассказываю анекдоты. Но этого все-таки мало.

– Если нам будут не рады, мы не будем оставаться погостить, – сказала я. – Просто покажем… – я кивнула на сверток, – трофей, доведем до сведения, что война окончена…

– Война не окончена, – сказала моя дама.

– Эбрара снова призовут, и он возродится в другом теле, – сказал Мастер.

Вот отлично, подумала я. Живот резануло, я вытянула ноги, чтобы не сдавливать в скрюченной позе кишки. Спросила:

– Прямо сейчас возродится?

– Через несколько поколений.

Я выдохнула. Даме, конечно, все равно, ей несколько поколений – как несколько серий сериала, не заметишь, как и пройдут.

– Но пока-то мы победили? – уточнила я подозрительно.

– Викерран будет освобожден, – сказал Мастер, словно ему было все равно. А может, и было. Я потерла живот. Сказала:

– Ну тогда все путем. – Я оглядела наш немногочисленный отряд. – Кто-нибудь представляет, куда идти?

– Лес выведет нас, – сказал Мастер. Исправился: – Вас. И нас за вами, если пожелаете.

Отлично, заключила я и боком упала на покрывало. Попыталась натянуть ворот на уши. Не хочу сегодня ничего думать. Все решения – с утра пораньше. На душе сразу стало радостно, как после всякой отсрочки, когда говоришь себе вечером: завтра уж точно начну заниматься, правильно питаться, приберусь и разгребу жесткий диск. Завтра. Сегодня все равно не стану ничего начинать. И идешь спать, довольный, будто сделал половину дела, и будто твой ранний сон – не от безделья, а от не совершенных еще, но уже утомивших дел.

Проснулась я на диване. За окном чирикали птицы. Я зевнула, пошарила в поисках телефона посмотреть время, нашла вместо него что-то пушистое и проснулась окончательно.

Убрала руку с волос Мастера. Тот перебрал ногами во сне и сильнее сжался в комок. Я откатилась от него в сторону, груди, куда Мастер тактически уткнулся ночью, сразу стало без его дыхания холодно. Я села, поглядела на светлое с одного краю и темно-лиловое с другого небо среди темных крон, нашла двух дрыхнущих по ту сторону кострища пареньков. Оглянулась в поисках дамы, встала, шагнула в сторону кустов, чтобы собрать хотя бы росы с листьев – не траву же лизать – в сохнущий рот, споткнулась о сверток, чертыхнулась и принялась заворачивать выкатившуюся голову великого генерала обратно в полотно.

– Вы беспощадны к врагам даже после их погибели, – сказал Мастер. Он сидел на покрывале и массировал уголки глаз.

– Смешно, – одобрила я, подопнула сверток ближе к нему. – Раз уж вы не спите, сделаете чаю? Чаю хочу – сил нет.

Мастер заявил, что мое слово для него – если не закон, то уложение, и он немедленно приступит.

Я подумала: а неплохо быть леди. Вот самой настоящей, со слугами и всем таким, правильного рождения, с замком и богатствами. Чтобы только повелевать – и все за тебя делали. Это как юноши женятся на хорошей тихой девочке, которую обработала родительская семья, школа, соседи и кино с телевизором, и только повелевают. Даже если не владеют богатствами, а зарабатывают свои честные двадцать пять в месяц "менеджерами" или, не приведи господь, двадцать семь – "менеджерами среднего звена". Неплохо быть леди и удачно женившимся мальчиком.

Расповаживает невероятно. "Расподлючивает", как говорила бабушка. Скоро тело уже знает, что обслуживать себя – не его забота, и стремится попой к дивану или креслу перед компьютером.

Я вздохнула и пошла помогать Мастеру, потому что ничего нет гаже, чем разбалованный взрослый человек.

Мастер тоже еще тут, "леди" да "леди".

Но какой бы леди я ни была, топать пришлось пешком. Коня увел Марх Мэлор, а я настолько не привыкла отвечать за личный конный транспорт, что не уследила. Остальные пожитки благородно не тронул (либо просто не нашел или не смог отнять), и Мастер теперь тащил сумку с записями и трофеем, который я умудрилась не посеять во время приключений.

Лес вел нас заросшими тропами, ветки цеплялись мне и Мастеру за волосы, и мы выпихнули пареньков вперед, чтобы прокладывали дорогу, как ледоколы в Арктике.

Когда деревья расступились, я подумала, что мы на месте, вгляделась в дальний край поля. Там стояла стена – не рукотворная, как я сначала понадеялась, а из деревьев.

– Вполне возможно, где-то здесь есть дорога, – сказал Мастер.

– Вон там, – один из пареньков показал.

Я хлопнула его по пояснице (хотела по плечу, но пришлось бы вставать на цыпочки), спросила:

– Откуда знаешь?

– Мы тут шли, – сказал другой. Показал: – Вон там нас вел сотник, а потом завернули…

А потом вас убили на том холме, и вы лежали и пялились в небо, а смерть все не шла.

Я, путаясь в траве, потащилась, куда он указал. Мастер шуршал рядом, жмурясь от солнца. Дама, сверкая, как бассейн утром, когда все на завтраке, и на поверхности только рябь от ветра, плыла сквозь травяные метелки.

Дорога не оправдала своего громкого названия: широкая тропа с ямами тут и там. Как дома, умилилась я и окуталась клубами пыли из-под подошв. Быстро стало жарко, я скинула курточку, которую Мастер сделал из покрывала, распустила ворот рубахи. Как удачно все-таки попадать в чужой мир, где нет асфальта и климат-контроля, летом. Потом подумала: меня позвали на войну, а когда еще воевать, как не летом.

Пейзаж вокруг сразу сделался мрачным, а следам на дороге я придумывала теперь обыденные страшные истории: шли солдаты, пели на марше песни про родной дом и суженую с толстой косой, а суженые их, скорее всего, не дождутся, и не потому, что неверны, а потому, что либо солдатики не вернутся, либо деревню захватят враги, а что делают с мирным населением врага, лучше не представлять.

Я, однако, представляла, и даже Мастер вскоре спросил, хорошо ли леди себя чувствует. Я буркнула: нормально, попросила его сделать в штанах карманы, и глубоко сунула в них руки, нахохлилась.

Спросила парней впереди:

– Эта дорога выведет нас к… сейчас, я сама… Рилирвену?

– Не эта, но мы выйдем к Красным ручьям, а оттуда свернем.

– Красные ручьи? Колхоз? – заподозрила я.

Парни оглянулись, но не ответили: не поняли русского. Я шепотом сказала на Осенней речи: коллективное хозяйство.

– Могу предположить, что там глинистые почвы и от этого цветная вода, – сказал Мастер. – Что такое "коллективное хозяйство"?

Большие уши вам, значит, не просто так, подумала я, и принялась рассказывать про колхозы, то и дело сбиваясь на русский. Парни оглядывались и сочувствовали: ясное дело, тот, у кого власть, рано или поздно захочет отобрать у тебя корову. Той весной валье брал овцами за пользованье пастбищами, у кого-то и половину отары мог забрать. Яснее ясного. И чтоб на его полях работали. В этом году хочет поднимать стены – погонит укладывать камень, каменщики дорогие, а крестьян можно за так.

Солдатики, подумала я. Оторвали от сохи и повезло, если научили держать оружие.

Я только начала рассказывать им про коммуналки, как впереди показалась такая же пылища, какую делали мы. Мы сошли на обочину, потом подались к деревьям, подождали. Облако пыли стало понемногу таять. Шли бы навстречу – оно росло бы, заключила я и снова выбралась на дорогу. Поторопила спутников: бодрее, веселее, вдруг это дружественные войска, и они нас подвезут? Или можно будет хотя бы увести пару лошадей под покровом ночи. Сколько, кстати, пути до Красных ручьев?

– Конному – дня два, – сказал один из пареньков.

Конь – это почти как на машине не торопясь, рассудила я, а два дня на машине – это умереть на своих двоих.

– Хочу заранее отметить, что я не владею в полной мере чарами иллюзий, – сказал Мастер.

– Какое… внезапное заявление, – сказала я.

Мастер интеллигентно кашлянул, подождал и пояснил:

– Я не уверен, что смогу поспособствовать вам в конокрадстве.

– Ничего страшного, у меня в роду были цыгане.

Кто такие цыгане, на Осенней речи я объясняла до того самого момента, когда пыль впереди выросла и расступилась, и сквозь нее стали видны ходоки.

Мастер тут же потянул меня с дороги, я стряхнула его руку.

– Чего вы испугались? По-вашему, это регулярная армия?

– Это орки, – сказал Мастер. Пареньки уже похватались за оружие, а я сказала:

– Отставить. У них там дети. Значит – беженцы или что-то такое. Вы как хотите, а я посмотрю поближе.

Мастер снова взял меня за рукав, я не стала вырываться и просто поволокла его за собою. В случае чего он всех испепелит, а дама моя – утопит.

Но на обочину сойти все же пришлось, потому что путники заняли всю дорогу. Они не сразу заметили нас, стали оборачиваться, переговариваться, поднимать умученные лица от дороги. Нечеловеческие лица, но шли как люди: дергали за руку страшных детей, перли на спинах тюки, тащили по дороге волокуши из веток с телами и скарбом, заставляли задних купаться в пыли. Волосы выбивались из-под платков и липли ко лбам.

Мы шли в траве, обгоняя, конца этой безнадежной веренице я пока не видела. Парни держали руки на оружии, Мастер пытался утянуть меня подальше к деревьям. Дети показывали на нас пальцами, родители одергивали их, бросали быстрые взгляды сами, а потом старались не смотреть.

Много я тут нацыганствую, подумала я, пока ни одной лошади.

И еще подумала: на этот раз с собою ни кулона, ничего.

Я завертела головой в поисках дамы, и она явилась полупрозрачная. Беженцы засматривались и спотыкались. Я улыбнулась им и спросила даму:

– Помните, что я попросила? Тогда, в источнике.

Дама не отвечала и совсем истаяла, я видела сквозь нее деревья и злобные мины пареньков.

– Помните? – настояла я. – Можете сделать то же самое для них?

Я махнула рукой в сторону вереницы, которая поравнялась с нами задними своими рядами.

Дама сказала, наконец, словно сам воздух мне ответил:

– Я могу многое, дитя. Не всего я желаю.

– Ну, знаете, тут уж не такое дело, что надо раздумывать, делать или нет, правда?

– Кто бы что про меня ни говаривал при жизни, никто не мог обвинить в содействии врагам и иноземцам.

Я опустила руку, которую все еще держала протянутой в сторону дороги, как Ленин в сторону светлого будущего. Похлопала себя по бедру. Подобрала, наконец, слова:

– Нашли, с кем квитаться, право слово.

– Ты можешь приказать, – сказала дама. – Твоя доброта однажды сделала меня твоей рабыней.

– Супер, – сказала я. – Вам что, так сложно?

– Нисколько.

– А те орки, там, на холме?

– Ради цели можно совершить даже противное совести.

Цель, конечно. Временная победа одного королевства над другим.

– А знаете, в чем цель? В чем конечная цель всего на свете? Чтобы кто-то остался жив и жил долго, сыто и по возможности счастливо. – Я с раздосадованным "а-а" махнула на нее обеими руками. – Ладно, я поняла. Спасибо за… неравнодушие.

Муть в воздухе разлетелась на ветерке, я на всякий случай сунула руку туда, где только что была дама, ничего не почувствовала. Потерла руки, оглянулась на дорогу, пошла по кочкам к ней. Остальные шуршали за спиной.

– Я хотела, чтобы она вылечила больных. Там наверняка есть больные, – сказала я. Мастер издал какой-то звук. Я обернулась. – Что?

– Вы не представляете, какая мощь в ваших руках. Благосклонность миледи…

– Немного представляю, – сказала я. Коротко хихикнула: да я просто Атос, к нему тоже благосклонялась миледи. – Но знаете, это и так большое гадство – быть запертой между… – я помахала руками, изображая жизнь земную и загробную, – там и здесь. Нельзя командовать беспомощными. Я ничем не заработала власти над ней, я ей не плачу и не отчисляю проценты в пенсионный фонд.

Мастер хрустел по дороге за мной. Сказал, когда оставалось несколько метров до хвоста колонны:

– Есть такой универсальный закон Вселенной. Всех не спасешь и всем не поможешь.

– Как свежа и оригинальна эта мысль, – ответила я.

– Тем не менее, верна. К тому же, – Мастер понизил голос, – нам в самом деле стоит иметь в виду цель.

– Наша цель никуда не убежит.

– Вы в этом уверены, леди?

Я придержала шаг. А ведь верно, у них может и не быть времени, у королевы, Поллы, сэра Эвина и мага Ове. Особенно у него, вряд ли ему выписали премию за сопротивление страже. А с сэром Эвином у меня неоконченные дела, и в этот раз можно будет обойтись без эликсира. Показать грудь, как говорил Мастер. Я потерла лоб, оглянулась на Лес. Если попросить, он доведет нас самой короткой тропкой. Возможно, как раз несколько дней или даже несколько часов решат дело.

Я сжала зубы и пошла быстрее. Спросила Мастера резче, чем хотела:

– Вы умеете лечить?

– Возможно, я уже упоминал, что Четверо не были щедры и не пожелали ниспослать мне…

– Ясно, – сказала я. Поглядела на него. Мастер одной рукой придерживал сумку, другой вцепился в ее ремень, словно приехал из какого-нибудь Варыкино поступать и торчит теперь на Витебском вокзале и боится, что у него сопрут чемодан со штопаными штанами "адидас" и единственными приличными ботинками, потому что слышал, что в большом городе все воры, и у тети Таисьи так однажды и вытащили из сумки кошелек и паспорт, о чем она громко и нетрезво предупреждала на провожальном застолье.

Беженцы принялись останавливаться. Сначала самые последние. Они сначала оборачивались на нас, а потом встали и глядели. Я придержала пареньков, выступила вперед. Женщины прятали детей за спины. На них оглядывались и тоже останавливались, и так уже стояла порядочная часть хвоста колонны. Глядела на нас с Мастером и, особенно, на наших случайных солдатиков.

Ближайшая женщина покопалась в юбках, протянула нам что-то. Я сначала подумала – камень. Потом пригляделась. Хлеб был настолько старый и запыленный, что лучше уж и в самом деле грызть орудие пролетариата.

Женщина выпряглась из своего тюка, поставила на дорогу, отдала хлеб ребенку – я так и не поняла, мальчик это или девочка, ребенок тут же впился зубами, женщина шлепнула его по рукам, показала на нас. Ребенок протянул кусок и стоял так, глядел в сторону. Женщина вытащила из тюка блюдо, похожее на оловянное, показала нам, подала. И орки вокруг нее стали поступать так же, стояли с посудой и едой в вытянутых руках.

– Мы… э… хотим помочь, – сказала я. Показала руки без оружия.

Нам что-то ответили вразнобой. Я пихнула Мастера локтем.

– Вы говорите по-орковски?

Мастер поджал губы, выставил подбородок и сказал с самодовольством и презрением, словно его спросили о любимой книге, а он ответил: "Феноменология духа" Гегеля:

– Низшие языки не представляют ценности ни для магического искусства, ни для разумного разговора.

– Я понимаю немного, – сказал один из пареньков, обошел меня. – У нас недалеко жили выблядки.

Я подумала, что отучать его выражаться буду в другой раз, и спросила:

– Что они говорят?

– Известно, что. Хотят откупиться.

– В смысле?

– Чтоб мы их не убивали.

– Они решили, что мы их грабим?

Паренек торжественно кивнул.

– Мы никого не грабим, – уточнила я. – Скажите им, что нам ничего не нужно, мы ничего у них не отберем.

Паренек, то и дела закатывая глаза в задумчивости, кое-как выразился. Беженцы, которые жались зачем-то к обочинам, опустили скромные отдарки и внимательно теперь на нас пялились. Толпа понемногу редела, задние ряды побежали догонять колонну.

– Теперь спросите, часто ли их тут грабят?

Паренек почесал щеку и гаркающе что-то проговорил, взвизгнув в конце. Наверняка у него чудовищный акцент.

Вперед выступил заморенный орк с рукой на перевязи. Через кровавую повязку было видно, что у него не хватает пальцев. Он загородил женщин своим телом в измазанной рубахе и высказался, махая здоровой рукой в сторону деревьев и покачивая раненной на перевязи.

– Говорят, часто, – перевел паренек. – Когда разбойники, а в последний раз – просто из деревни народ с косами, с вилами. Увидели, что безоружные, отобрали еду и у кого что было. Почти никого не убили. Убивали только в тот раз, когда сопротивлялись.

– Скажите, что нам по пути, мы пойдем с ними и постараемся их защитить по мере сил.

Паренек сначала долго смотрел на меня, потом на орков, но все-таки сказал, причем, видимо, добавив от себя, потому что беженцы отступили, подобрали пожитки и, опасливо оглядываясь и не позволяя детям на нас глазеть, побежали догонять своих.

Я потерла занывшее от напряжения плечо и зашагала следом.

– Это, конечно, ваше право, леди, – сказал Мастер шепотом, когда мы влились в толпу и пристроились с краю дороги, – но ваша снисходительность к тем, кто ее не достоин, не перестает изумлять.

– Мы от них отличаемся только тем, что нам выпал другой случай. "Нашим", – я сделала в воздухе кавычки, – случилось победить, нам случилось родиться от людей. От эльфов.

– Откуда вы это знаете, леди? О своей с ними сродственности. В ваших краях, судя по всему, все другое, даже нет магии. И орки наверняка другие.

– У нас их вообще нет.

Мастер удивленно помолчал и заключил вполголоса:

– Тем более. Отчего вы решили, что орки не хуже людей? Когда они могут быть злобнее и отвратительнее по натуре, природными своими склонностями, а никак не из обстоятельств. Многие именно так о них говорят.

– Люди, небось, и говорят, – дернула я плечом. – Про орков не буду, но зато я точно знаю людей, которые хуже людей. Это фашисты, нацисты, вся эта белая мразь, которая думает, что кто-то по природе ниже и хуже, и поэтому с ними можно поступать как угодно.

– Я сдаюсь, – сказал Мастер и даже поднял ладони.

– Вы не знаете, кто такие нацисты.

– Вы говорите очень убежденно, – сказал Мастер, – и этого довольно.

Терпеть не могу, когда человек просто устал спорить и поэтому соглашается – только для того, чтобы я замолчала. Какой смысл, если все останутся при своих позициях?

Я уставилась вперед и скоро заметила, что запыхалась: орки шли нога за ногу, но они были крупнее, и ноги – длиннее (как у сэра Эвина, подумала я и вздохнула), и получалось, что отмахивали они прилично.

На ночном привале, когда вся вереница сошла с дороги к деревьям, натаскала хворосту и запалила костры, я упала на сделанное Мастером покрывало, сунула под голову сумку и тут же уснула, а растолкать меня утром получилось только у дамы, которая положила мне на лицо водяную ладонь, словно надела на голову ведро.

Она пропала, пока я умывалась и жевала добытый солдатиками кусок непонятного происхождения. Я вздохнула. Обидеть духа – совести не иметь.

Мы снова вышли на дорогу. Интересно, кстати, почему они идут по дороге? Так быстрее, конечно, но и виднее всяким разбойникам и вражьим силам.

Потом я вспомнила тела с проросшими сквозь раны деревцами и мысленно согласилась с беженцами: ну его, этот Лес. Там и людям-то не то чтобы уютно, это королеву и меня он почему-то милует и даже слушается.

Ограбить нас попытались только один раз, выскочили на дорогу, отсекли часть колонны и, помахивая топорами, потребовали плату за проход. И девок помоложе – в счет платы.

Я протиснулась сквозь отпрянувшую от них толпу, предъявила себя и спросила: такая девка сойдет? Достаточно ли молода? Их было с десяток, были они в кольчугах и при оружии, но грязные и отощавшие (Мастер подсказал на ухо – похожи на дезертиров), и они обрадовались: человеческая девица – повезло так повезло, гораздо лучше, чем гнилая орочья дырка.

На них разом вспыхнули плащи и штаны, пламя взяло их в круг, на секунду просело, чтобы впустить скакнувших вперед моих солдатиков, снова взвилось. Я крикнула вслед: не убивайте и не калечьте сильно, и то же самое сказала Мастеру. Тот не отвечал. Тянуло горелым мясом. Я вспомнила Марха Мэлора и отвернулась.

Колонна тронулась и обходила нас по широкой дуге. Пламя, наконец, угомонилось, я обнаружила, что нападавшие еще дергаются – но уже лишены оружия и частично раздеты, а солдатики мои обвешаны железом и примеряют к себе пояса и обгоревшие по краю плащи.

– Вас тоже примут за дезертиров, – сказала я.

– А мы потихоньку, – ответил тот, что знал по-орочьи, и принялся заворачивать трофеи в плащ.

Я, обжигаясь, подобрала с травы топорик, махнула пару раз. Отлично! Я так скучала.

Дама выросла рядом, когда беженцы вдали стали совсем маленькие, и мы бодро шагали, чтобы их догонять.

– Там остались люди, – я показала назад. – Плохие, но все равно. Пусть они выживут, хорошо? Вы же это можете? Они люди, не кто-нибудь.

– Они не умрут, – сказала дама, – если ты не решишь обратного.

– Знаете, похоже было, что некоторые и без моей дальнейшей помощи могут сыграть в ящик.

– В Лесу не умирают.

– Так Лес во-он где… – я кивнула на деревья за бугристым полем, которые словно оставались на месте, хотя мы почти бежали.

– Я предупреждал, – сказал Мастер.

Меня пробрал холодок по вспотевшей спине. Он в самом деле предупреждал. Что Лес будет везде. На пьяную голову, но все же.

Я хотела спросить, и что теперь будет, но дама меня опередила. Сказала:

– Воды говорят, что скоро здесь будут отряды.

– Чьи? – я сразу прижала к себе сумку.

– Остатки королевского войска.

Люди… ну, это не так плохо? Я оглянулась на Мастера. Он не разделял моего энтузиазма и сказал:

– Возможно, нам лучше скрыться и дать им пройти. Пехота или конница?

– Вместе, – отвечала дама.

– Зачищают остатки населения, – сказал Мастер. – Как быстро начали. Кто им приказывает?

Дама ответила, что воды не донесли имен, только знамена, которые они омочили на переправе, и отражение.

Мастер потянул меня с дороги, солдатики мои мялись, но тоже уже – на обочине.

Я оглянулась на беженцев, далеких и мелких, как муравьи под плотной шапкой пыли. Предупредить? И куда им деваться? В Лес, где непонятно, что с тобою будет, или бежать вперед? От военных разве убежишь – с детьми и больными?

Я сказала солдатикам: идите вперед, расскажите, что люди нагоняют. Сглотнула, растерла руки, вышла навстречу невидимому войску, остановилась посреди дороги.

– Леди, вы в одиночку собрались остановить королевских людей? – спросил Мастер, и в голосе его было маловато смеха. Он решил, что я серьезно.

В общем, правильно решил.

Я спустила рукав на ладонь, тщательно загородившись плечом, поплевала на него, протерла край топорика. Попробовала кромку пальцем, примерила к руке выше запястья, резанула раз, другой. Зачем в кино, чтобы набрать крови, режут ладонь? Постоянно же будешь тревожить рану, не давать зарасти. Я похвалила себя за ум и резанула третий раз, дала подбежавшему Мастеру отобрать топорик, размахнулась и с воплем выбросила руку вперед.

С кожи слетела пара капель и шлепнулись на дорогу. Я схватила руку выше пореза, помяла, сжала и разжала кисть, потрясла, уронила себе под ноги еще несколько. Прошипела: давай, зараза, давай, как в сказках. Я теперь не хуже королевы для тебя. Ты сам меня выбрал.

Утоптанная земля под ногами лопнула, растрескалась, из нее взвилось деревце, шлепнув меня ветвями, и еще одно рядом, и еще – подальше. Земля дрожала, я отступала и отступала, а вокруг поднимались деревья и кусты, сплетались ветвями, так что за ними скоро не стало видно дороги. Поле тоже лопалось и дрожало, сбрасывало траву и рожало деревья, скоро от леса до леса протянулась стена. Я завернула рукав, чтобы он не лез в кровь, прижала его локтем, зарылась в сумку. Деревья повалят – а вот это уже не обойдут так просто.

Мастер повис у меня на здоровой руке. Сказал голосом, какого я от него не слышала:

– Я вам не позволю.

– А я вас и не спрашиваю.

– Я остановлю их сам, не нужно… не стоит…

– Вы их сожжете, а как по мне, хватит мертвых. А если они согласятся на сделку, значит, сами виноваты.

Я потянула у него руку, но Мастер крепко вцепился в запястье и разгибал мои пальцы на сосуде по одному.

– Только попробуйте, – сказала я серьезно, – я вас никогда не прощу.

– Если я дозволю вам – не прощу себе сам, и вы, одумавшись, не простите меня.

Я разжала пальцы – и тут же ткнула его в локоть, Мастер охнул и выронил сосуд прямо нам под ноги. Он не разбился, и я, пихнув Мастера в сторону, с размаху наступила на горлышко.

И рванула прочь, что было сил, и Мастер, не будь дурак, чесал со мной. А за спиной ярился и требовал платы страж леса, обманутый и поэтому очень сердитый сейчас дух, но скоро его скрыли лезущие отовсюду молодые деревца.