Текст книги "Случайные люди (СИ)"
Автор книги: Агния Кузнецова (Маркова)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)
Полла не удержала королеву на ногах, но не уронила, а помогла опуститься на траву. Мы вышли из холма, как из бомбоубежища, оказались на полянке, почти скрытой тенью деревьев. Черный зев прохода уже оплетали вьюнки взамен тех, что порвал сэр Эвин, выбираясь. Лес прятал нас. Яблонька-яблонька, спрячь меня.
Я перешагнула через ноги королевы, подошла к краю полянки, положила руку на кору дерева. Прижалась лбом. Почудилось, что через вибрации ствола слышу, как маршируют вражеские полчища.
– Выведи нас отсюда, – прошептала я. – Ты умеешь. Ты привел нас к этому ублюдочному Марху Мэлору… – Показалось глупым, что он был так давно и словно неправда, и я улыбнулась этой глупости. – Будь он неладен. Привел же. Знал, что делаешь. Чтобы мы нашли это место. Мы нашли. Выведи нас. Королева хочет совершить этот чертов ритуал, и она это сделает, ты же видишь. Любого убьет и любого продаст. Отомстит. Что тебе до мести? Но тебе ведь нужно, чтобы эти знаки ожили снова. На Полле знаки. Все, что осталось. Спаси ее, выведи, и можешь не сомневаться, королева найдет способ довершить начатое. А тебе будет весело. Ты ведь любишь распинать орков. Ты ведь разумный, а? – Я провела пальцами по рытвинам коры. – Ты тоже очень хочешь жить. Тебя породил тот, чья кровь в королеве. Игрался с жизнью и смертью, и она будет, не сомневайся. Потому что ей плевать на все и на всех, кроме мести. Так что поверь. Ты ведешь нас, ты делаешь нам удачу, ты любишь Рихензу, правда? Ну так дай ей уйти, и нам всем. Это не мы жжем себе дорогу.
Надо мною зашумела крона, на плечо упал лист. Я смахнула его, оттолкнулась от коры. Не собираюсь принимать за знак все, что угодно.
– Подойдите, дитя мое, – проговорила королева слабо. Полла прижимала к ее лбу платок, и он был весь красный. А сама королева – бледная, как ромашковый цвет. Я встала над ней, взяла руку. Потянула к себе. Королева оказалась легче, чем я думала.
– Пойдемте, Ваше Величество. Разговоры потом.
Там, куда я показала ладонью, расступились кусты, а кроны сделали арку.
Глава 12
Меня одели в парчу, а то, что осталось от платья, выбросили – в этом нельзя было уже узнать бархата. Ботинки не отобрали, хотя и пытались, но я сражалась за них, так что их мне оставили, но носила я все равно – туфли, и двигалась теперь, на каблуках и в тяжелом платье, перебежками.
Каделл Искусный, Его Величество, был нам не рад. Он поджимал губы и говорил прохладно и вежливо, что просто счастлив видеть свою племянницу живой, вопреки слухам. Королева Рихенза смотрела из-под повязки на лбу яростно и мрачно, и сразу спросила: армия Рилирвена уже выступила? А если нет – в чем промедление?
Король сжал губы так, что они стали совсем невидимы, и сказал: Эбрар будет повержен, Викерран возвращен, супруг королевы Рихензы отомщен, и ей стоит не утруждать этим голову, а отдыхать.
Полла, чистая теперь и одетая аккуратно, поддерживала королеву под руку. Я отворачивалась каждый раз, как видела.
Королевство тоже было аккуратное. Лес вывел нас на дорогу в нескольких километрах от столицы, и я наконец-то наблюдала, как тут живут вне войны. Мы были тут самые оборванные, нас провожали глазами купцы и крестьяне, горожане и их дети. Стража ворот сдвинула сначала копья, но потом королева Рихенза показала им меч и венец, и велела пропустить таким голосом, что я б тут же родила, была б в положении.
Меня тут же отбили от остальных, как гепард отбивает газель от стада, и какие-то молчаливые девушки, похожие повадкой на Поллу, мыли меня, отобрали платье, вступили в битву за ботинки, а потом наряжали. Не говорили, пока я не позволяла, а я не хотела сейчас бесед. Когда они выходили, наконец, и я оставалась в покоях одна (покои-то средневековые, поменьше современной двушки, но обставлено хорошо, как Мастер умел, финтифлюшки везде), и сдирала с себя парчу, валилась на кровать или садилась на ковер, и ждала, пока станет легче дышать. Становилось, когда кончались слезы, и тогда я забиралась под покрывало и закрывала усталые глаза. Засыпала, а наутро девушки мазали мне веки чем-то, краснота проходила, и я становилась похожа на человека.
Чего-то уже не будет. Я даже не знала толком – чего, но внутри было пусто, словно у меня что-то отняли. Что-то хорошее, что могло быть потом, когда все это уляжется. Что, например? Я терла лицо, глубоко дышала, чтобы успокоиться. Я что, уже успела что-то напланировать, а сама не поняла? Зачем? Глупая голова и глупое сердце. Я не собираюсь тут оставаться, все эти люди – случайно и ненадолго. Я всегда это знала. Ну так что ж теперь так муторно…
Я твердила про себя: "не останусь, ненадолго, временно" и держала светское лицо. Выследила, где комнаты сэра Эвина, и каждый вечер топала через двор в другое крыло, ждала на лавочке в коридоре, чтобы посидеть рядом с кем-то знакомым. Рыцарь садился рядом, приобнимал меня и целовал, пока никого не было. Я позволяла. Он был живой и я его знала. Попросилась бы к нему в кровать и спать в обнимку, но я отлично знаю, как мужчины это воспринимают… тоже неплохо, но чуть попозже, когда ночами на глаза перестанут наворачиваться жгучие слезы.
Завтрак мне приносили в комнату, обеда тут не водилось, а на ужин – или это и был поздний обед – собирались все вместе, и тогда я видела королеву на другом конце стола. У нее обозначились складки у губ и под глазами, она сидела прямая, как шпага, и руки ее двигались над блюдами медленно, подносили к губам кубок, словно он был тяжелее булыжника. Я в один из вечеров поймала ее на выходе из залы, спросила, что же будет дальше. Дальше, сказала королева Рихенза, мой дорогой дядюшка соберется с мужеством и ударит неприятеля в самое сердце, и освободит Викерран. Сказала она это так, что я поняла: на дядюшку надежды нет, а армии поведет она сама. Ну да мне не было до этого особого дела, и королева, наверное, это поняла, потому что сказала: скоро вас представят придворному магу, моя дорогая, и все с вами решится. Это ваша награда за неоднократное храброе поведение и помощь. На гостеприимство в тех местах, где моя власть что-то значит, вы можете рассчитывать. Я благодарила ее, и долго раздумывала, стоит ли портить ее расположение такими разговорами, но в конце концов спросила: а Мастер? Ну, отслужить службу или как тут это делается, или хотя бы упомянуть его где-то… у него были родные? Я вам не дозволяю, сказала королева, посуровев лицом. Не дозволяю думать об этом. Изменник получил то, что заслужил, и имя его будет предано забвению, чтобы не подавать дурного примера. И вам не следовало бы размышлять о нем, моя дорогая. Не вредите своему благочестию.
Мое благочестие уже ничто не спасет, подумала я, следуя за нею на приличном расстоянии: я так и не разобралась, какой тут коридор куда ведет, все они были темные и одинаковые, и предпочитала следовать за кем-нибудь, пока не выберусь к знакомым местам. Мое благочестие лежит где-то там, под рухнувшей крышей. Это я решила, что не отдам Поллу на заклание – а предателем окрестили другого, и имя его сотрут отовсюду, а вряд ли у него было многое, кроме имени. Я так и не узнала его, настоящее…
Я усвоила, что, если от комнат королевы идти направо, а потом свернуть и идти до конца, то выберусь во двор, а там я примерно представляла. На меня глазели, когда я, подбирая тяжкие юбки, топала по лужам и соломе. Вокруг была туча всякого люда: слуги, конюхи, еще какой-то народ с непонятными мне функциями. Я уже отвыкла от народа. Мне казалось, что во всем мире есть только мы: королева и ее камеристка, рыцарь и маг, и я, приблудная – и враги. И Лес вокруг. Теперь оказывается, что мир этот большой, но тесный, дядюшке королевы дела особенного до ее горестей, кажется, нет, и пахнет тут конским навозом, сыростью и горячим жиром с кухни.
Народу было много, а я была совсем одна. Я сидела в жестком кресле, скособочившись, потому что из корсета что-то торчало и впивалось в бок, и перебирала то, что у меня осталось от этого похода. Ботинки, туфли, которые я с достойным лучшего применения упорством протащила с собою через все невзгоды, кинжал, какое-то тряпье, из которого Мастер делал батистовые платочки… эх, Мастер… Я вздохнула, в бок впилось еще больнее, но я не двигалась, гладила обрывок тряпицы и вспоминала. Эх, Мастер… что же я наделала… Я продолжила катать в ладонях мои пожитки, чтобы отвлечься. Колбы, которые он мне завещал таскать, что в половине, я даже не знала. Вот это заживляющее, кажется… я наклонилась, отставила ее на полу в сторону. Это… это то, что я прикарманила и не заметила. Зеленые тени за зеленым стеклом, духи городка, губернатор, его дочери и люди его земли. Все были слишком заняты удивлением, что мы все еще живы, а я была слишком занята тем, дышит ли Мастер, и никто не заметил, как сосуд спрятался в мой мешок, в том числе и я сама. И на что он мне? Несчастные души, которым нет покоя.
Эх, Мастер… тоже не сильно-то счастливая душа. А как у вас там с покоем? Правда, что нет боли, а есть только покой?..
Я завертелась, шурша юбками, извернулась, дернула застежку. Она не поддалась, я дернула сильнее, выругалась, подцепила ногтями и терзала, скребя по ковру каблуками, а потом напряглась, как следует, и со злыми слезами рванула.
Наутро молчаливые девушки только охнули и унесли платье с выдранной с мясом застежкой.
Подали умыться, осторожными пальцами намазали вокруг глаз волшебным составом. Принесли новое платье, оно показалось мне еще тяжелее. А завтрака, как я ожидала, не подали, а сразу попросили следовать за ними. Точнее, я шла впереди, как тут и полагалось, а они, как птенцы, следовали за мною, чирикали изредка, куда сворачивать. Встречные почтительно раскланивались и убирались с дороги. Глазели на меня, когда я пыталась изобразить местную вежливость. Всегда потешно, как иностранец берется за чужой для себя этикет.
Королева уже ждала нас у дверей во двор, и теперь мы шли совсем длинной колонной: она, Полла и еще одна камеристка, потом я и следом – мои девицы. Мужчинам легче, за ними таскается лишь по одному мальчонке, наверное, оруженосцы. Я бы не отказалась от оруженосца, носил бы за мною кинжал, а то он болтается на поясе, и я все жду, когда он проткнет дорогущую ткань. Дамы тут носят свои ножики с гораздо большей грацией. Я наблюдала, как королева придерживает меч – она никуда не являлась эти дни без меча, словно это все, что осталось от ее власти – и ведет нас через двор к башне, а перед нею расступаются и кланяются, она же ни на кого не глядит.
Я сразу догадалась, кто обитает в башне: внутри все было устроено так же, как в доме чародея, откуда мы с Мастером стащили книги и бутылки. Сопровождающих оставили на улице, а королева прошла вперед между пюпитров и густо уставленных склянками столов, как мотороллер сквозь пробку, изящно, я же задевала мебель юбкой и молилась ничего не кокнуть. В отличие, правда, от места нашего последнего мародерства, нашелся и хозяин, лысеющий некрасивый дядька с тяжелым подбородком и ростом в полторы меня. В черном с серебром камзоле, как и Мастер был… я вздохнула украдкой. Эх, Мастер… Интересно, мода это или цеховая одежда? Как у нас "белые воротнички", "синие", так у них, может – "черные камзолы". Я бы спросила, но Мастера рядом нет, а никого другого спрашивать неохота.
В глазах стало горячо, я с силой сморгнула и, наконец-то, обратила внимание на то, что говорил хозяин помещения.
– …было бы возможно, однако же для этого следует выманить злодея либо самим проникнуть к нему, – говорил чародей, сложив на громадной книге громадные свои ладони, – но, как Вашему Величеству, несомненно, уже известно, – он поклонился, не убирая рук с обложки, почти ткнулся в них лбом, – бесчестный сын грязного народа спрятался, как жаба, и не желает показываться за стены. А города Викеррана, примите мое восхищение, – он снова поклонился, – чрезвычайно сложно осаждать.
– Откуда вы это знаете? Не ваши заботы, Мастер, осаждать города.
Маг убрал руки и поклонился как положено, с размаху. Я разглядывала плешь на его темечке. Мастер… тоже. Мастер фейерверков. Или ясной погоды. Или ледяных фигур на столе. Многовато Мастеров. Я сжала кулаки и челюсти, уставилась в сторону, на полку с банками.
– Ваше Величество правы, – проговорил он быстро, – это не моя забота. Но так говорят. Его Величество Каделл, да подарят ему Четверо…
– Его Величество трусит, – отрезала королева. – Не хочет тратить своих людей и выжидает, пока чума войны пожрет мой народ.
– С вашего высочайшего позволения, – забормотал маг, – у нас один народ и общая беда… осторожность Его Величества…
Королева глядела прямо на него, а он бормотал все неразборчивее и тише, и, наконец, умолк. Вжал голову в плечи. Я сдержала смешок. Такой громадный мужик, меньше и незаметнее стать не получится.
– Я прикажу вас высечь, – сказала королева холодно. – Магам не дозволено прекословить. – Она оглянулась на меня, и я подавила желание втянуть голову в плечи тоже. Ее Величество сказала, к счастью: – Позже. Пока у меня для вас задача.
Она представила меня чародею, у которого на лбу теперь собрался пот, и обрисовала картину: леди издалека, из-за самых гор, и по несчастливому стечению обстоятельств война застала ее здесь и препятствует возвращению домой. Решите этот вопрос.
Маг долго молчал, потом отвернулся, снял с пюпитра книгу, положил другую, раскрыл там, где она была заложена исчирканными листами, и заговорил на Весенней речи. Королева кивала, и я удивилась: понимает что-то? Или королям просто нельзя выглядеть некомпетентными, о чем бы ни шла речь?
Королева подняла ладонь, сказала:
– Занимайтесь.
Маг снова поклонился, а Ее Величество тронула меня за руку, сказала:
– Я исполняю обещания, дитя мое. Вы ведь исполнили свое, несмотря на то, что все обернулось так.
Я машинально потерла шею, где, если прислушаться к себе, еще чувствовала нож сэра Эвина. Королева нахмурилась, я тут же убрала руку. Нечего ее сердить сейчас, когда дом так близко. Посылать ее к черту можно будет позже, когда мое возвращение не будет зависеть от того, принята ли я в этом замке по-доброму.
О да, я исполняю обещания. Мастер делал все, как вы хотели. А я участвовала так или иначе, даже болтаясь в железной хватке сэра Эвина.
Доучаствовалась. Я не хотела…
Королева вышла, а я с трудом отогнала мысли, которые преследовали меня, стоило остаться одной. Обернулась к магу. Тот спохватился, прекратил пялиться на меня, как на цены на проезд после Нового года: с крайним изумлением.
– Нет печати жизни? – хмыкнула я.
Маг забормотал, что не хотел меня оскорбить, и что если королеве угодно приводить с собою странных существ, то он не возражает и будет делать все, что в его воле, чтобы услужить лицу монарших кровей.
– Ничего страшного, – сказала я, оглядываясь. – Я человек, если вам интересно. Просто очень издалека. Где тут у вас можно сесть?
Маг засуетился, снял с кресла стопку книг, с грохотом подвинул мне, чуть не своротив по пути столик с самогонным, по виду, аппаратом.
– И вы присаживайтесь, – сказала я, расположившись. Маг пристроился на крае того самого столика. Ему было неудобно, аппарат хоботком упирался ему в спину, но он сидел. Ну не командовать же ему встать обратно…
Маг кашлянул. Я терпеливо ждала, и он разродился:
– Леди сведуща в Тонком искусстве.
– Ни капли, – ответила я. – Просто имела несколько бесед со знающими лю… эльфами. Я ничего не понимаю в этих печатях и всем прочем.
Маг разглядывал меня, щурясь. Потом, спросив моего позволения, взял со стола монокль с зеленым стеклом, держа его у глаза, разглядел меня еще раз.
– Если леди сочтет возможным ответить на вопрос…
– Сочтет. Задавайте.
– Давно ли к вам привязался дух?
Сердце стукнуло так, что чуть не отлетела пуговица на лифе. Привязался дух… говорят, привидения получаются из тех, кто умер раньше срока и не своей смертью, и не по своей вине. Они преследуют тех, кто их погубил… а это я ковырнула чертов узор.
– Я… я н-не знаю.
Маг отложил монокль, вытянул вперед руки, пошевелил пальцами, и из них выросли мерцающие нити, потянулись ко мне, как волосы к наэлектризованному свитеру. Я вжалась в кресло. Маг заговорил, а передо мною замерцал силуэт. Незнакомый, поняла я, выдохнула. Полузнакомый…
Силуэт на миг сделался четким, потом свет мигнул и пропал, и снова разгорелся. В голове у меня шумело. Я потерла глаза. Между мною и магом никого не стояло, а он все так же держал руки, растопырив пальцы, и кусал губу.
– Прошу извинения. Дух своенравен, но я стреножу его… если вы мне поможете.
– Помочь? Как?
– Прикажите, – сказал маг, и стал на миг похож на орка в белом.
– Дух… э-э… явись? – проговорила я, неопределенно помахав рукой в воздухе. Ничего не произошло. И правда, зачем потусторонним сущностям меня слушаться?
Откусит мне ноги ночью, пока я буду спать, никакое заворачивание с головой в одеяло не спасет. Ну да я сама виновата. Сама виновата…
Маг встряхнул кистями, потер лоб.
– Я не понимаю, леди… я вижу между вами связь, дух вручил себя вам…
Вот спасибо.
– Каким это образом?
– Не могу знать, леди, – сказал маг, поерзал на краю стола, переступил ногами в обширных башмаках. – Я думал, его пожаловал вам слугою тот, кто создал вас… прошу извинения.
– Никто меня не создавал, кроме мамы с папой, – пробормотала я. Снова здорово, мне и его убеждать, что я не вышла из колбы? – Вообще, это все имеет какое-то значение для моего путешествия домой?
Маг уставился в сторону, на полки, и забормотал совсем неразборчиво.
– Как вас зовут? – спросила я устало.
Он умолк, расправил камзол на коленях, сказал осторожно:
– Незачем леди знать имя чародея.
– Ладно вам, – я махнула рукой, – как-то ведь вас назвали родители, как-то вы сами себя зовете? Я знаю, знаю, что чародеи не называют имен, но сочините что-нибудь тогда. А то… не по-человечески.
Не буду звать его Мастером. Не буду. Не буду.
– Ове, – сказал он тихо.
Я подалась в кресле вперед, протянула руку.
– София. Очень рада.
Моих ладоней поместилось бы на его руке две. Он попытался облобызать мне пальцы, но я пожала ему руку, насколько смогла обхватить, и вновь откинулась в кресле.
– Так вот, Ове. Скажите мне честно, можете отправить меня домой или нет? Мне больше ничего не надо.
– Теоретически…
– Нет уж, давайте сразу практически.
Маг спросил позволения, поднялся, встал перед пюпитром и принялся водить пальцем по страницам. Долго водил, листал с хрустом и хмурился. Я вздохнула.
– Хорошо. Можно сначала теоретически.
– Нижайше прошу у леди прощения, – произнес он, касаясь страниц кончиками пальцев, словно проверял температуру, – Мастер-распорядитель услужил бы вам лучше, он ведает почти каждую из когда-либо открытых Троп.
В желудке стало еще холоднее, чем было с утра. Я подобрала ноги.
– То есть, вы не можете мне помочь?
– Теоретически… – он глянул на меня, жалобно сведя брови, – теоретически, могу. Нельзя ручаться, что вы окажетесь ровно там же, откуда и прибыли, но доставить вас на другую сторону Пелены – можно. Когда вы появились здесь, за вами осталась прореха. Это след, я вижу его.
Вот дьявол! То есть, это прямо видно? А что ж все молчали, как воды в рот набравши, изображали, что ничего не поделать?! Ну Мастер!.. Эх, Мастер…
– Все маги его видят? – спросила я сердито.
– Далеко не все, – проговорил он быстро, снял руки с книги, вытянул по швам. – Мне повезло, у меня открылись способности – скромные и ничтожные, безусловно, – и Мастер-распорядитель смог передать мне часть того, что умеет сам.
– А кто вы вообще? Ну, Мастер – чего?
Он поклонился, все держа руки по швам. Как японец из рекламы то ли машины, то ли игровой приставки.
– Мастер представлений и увеселительных иллюзий. Мое скромное искусство к вашим услугам, леди.
У меня перед носом расцвел целый букет полупрозрачных цветов. Я шарахнулась, потом стала осторожно рассматривать. Сунула палец сквозь лепесток, он задрожал и заискрился.
– Красиво.
– Благодарю. Если леди пожелает представления…
– Леди все еще хочет домой, – сказала я. – Теоретически вы, кажется, знаете, что делать. А на деле?
Букет исчез, маг Ове сложил руки перед грудью.
– Не извольте гневаться, леди, но мне недостанет сил. Пелена затянулась за это время, следует ее пронзить, а я всего лишь недостойный…
Он снова заговорил едва разборчиво, да я и не хотела разбирать. Понятно все. Ничего у меня не может быть просто, ничего не может сложиться так, как надо. Неужели я правда надеялась, что все закончится, и я вернусь домой? Глупая девчонка.
Только кто говорит, что я этого всего не заслужила?
– Ясно. Извините, что оторвала вас от дел. – Я оперлась на подлокотники, вынула себя вместе с платьем из кресла. – Всего доброго.
– Леди, постойте! – воскликнул иллюзионист Ове взволнованно. Я с шорохом парчи села обратно. – Прошу вас, Ее Величество не в духе, меня прикажут отправить в Озрин…
– Что, плохое местечко?
Маг Ове огляделся, словно и сказал, понизив голос:
– Это на границе.
Ну понятно, кому хочется из столицы – в глушь, в Саратов?
Видно, лицо у меня вышло недостаточно сочувственное (хотя я бы тоже не хотела отправиться в командировку тире ссылку из большого города черте куда), и Ове пояснил:
– Орки покуда не ступили на земли Рилирвена, но нападают на приграничные города… Мастер-распорядитель был отправлен сдерживать их. Он не послал вести в срок, и ходят слухи… Если даже он не смог, то я… я ведь всего лишь владею иллюзиями… а там война…
Не надеялся бы тогда на свою магию, а брался бы за дрын, такой большой дядька, подумала я и тут же укорила себя. Опасная, однако, должность – Мастер-распорядитель: уже второй, про какого я слышу, и тоже, возможно, плохо кончил.
– Получается, вы тут за старшего? Ну тогда не отправят, разве захотят остаться совсем без мага?
Он напряженно улыбнулся, не разжимая губ. Снова огляделся, причем так обеспокоенно, что я тоже посмотрела по сторонам.
– Я бы хотел услужить леди, если бы леди немного помогла мне.
Господи боже, да с меня же нечего уже взять! Я вздохнула, кивнула. Ове потер ладони.
– Мне… если бы вы смогли передать вашего духа мне, его расщепления как раз бы хватило, чтобы преодолеть Пелену.
– Забирайте! – сказала я быстро, раскинула руки, выставила вперед грудь, так что лиф натянулся. – Хоть сейчас, забирайте совсем и делайте, что нужно.
Ове достал платок и промокнул лоб.
– Я… видите ли, такой ничтожный и никчемный подмастерье, как я, не в силах рассечь узы и отделить духа от вашей души, не повредив ни того, ни другого.
Я уронила руки на подлокотники. Ну сколько можно? Сколько можно давать мне надежду – и потом вот так? Я вздохнула.
– Я тем более не умею этого.
– Леди, прошу вас, если вы попытаетесь… он должен вас послушаться, ведь он связан с вами… прошу вас, Ее Величество не потерпят, чтобы их просьбы не исполнялись…
Я наклонилась вперед, уперла руки в колени и спрятала лицо в ладони. Посидела, пока маг что-то надо мною бормотал. Корсет сдавливал, дышать скоро стало невозможно, и я выпрямилась.
Почему никто никогда ничего не сделает за меня? Почему сам не устроит все так, как нужно? Почему все должна устраивать – я? Даже там, где я ничего не понимаю.
Потому что ты, Софочка, сильная женщина, говорила бабушка.
Сильным гораздо лучше живется, чем слабым. Сильным можно выбирать. Я стиснула зубы, кивнула, процедила:
– Я посмотрю, что я могу сделать.
Теперь я чувствую себя обязанной спасать и его тоже. Вот дьявол. Это меня должны спасать из этого веселого мирка.
А я никого и не спасла. Поллу разве что… да, это стоило того, пожалуй. Я поднялась в который уже за этот визит раз, пожала потную большую ладонь Ове.
Приставленные ко мне девицы очень удивились, что мне понадобилось закрыться в комнате до сна. А как же они попадут, если мне что-нибудь нужно, как же поднесут вина и воды умыться, как же разденут? Я выпроводила их вон, сказала пойти хорошо провести время, считайте, что у вас выходной (Осенняя речь не знала этого слова, и я кое-как объяснила: свободный день). Дернула застежку платья, злобно думая, что оборву и эту. Ну и пусть. Ненавижу платья. Застежка не поддавалась, я скинула туфли и шуршала юбками по ковру, ходила туда-сюда и мучила крючки.
– Послушайте, – обратилась я в пространство. – Я не знаю, как и зачем вы ко мне прилипли, и я не умею и не хочу командовать, но… явитесь, пожалуйста? Просто поговорить.
Ничего не произошло. Я засопела, вывернула руку за спиной, скособочилась, достала кончиками пальцев крючок. Зар-раза…
Холодные влажные пальцы легли на мои, направили. Застежки послушались. Я, обмирая от страха, повернула голову.
Она повела круглыми плечами, лица за вуалью я снова не видела, но мигом узнала эти плечи.
– Добрый вечер.
Она, неслышно ступая и оставляя на ковре мокрые следы, снова зашла мне за спину, продолжила расстегивать платье, и своевольная фурнитура ее слушалась.
– Вы что, так и шли за мною от самых источников?
– Нет, – проговорила она мелодично у меня в голове. – Я там. И здесь. Проси. – Она провела пальцем по моему хребту. Меня пробрала дрожь. – Вели.
Я поежилась, увернулась от ее прикосновения. С подола ее натекала на ковер лужа, а вокруг сгущался зеленоватый мрак, как там, под водой.
Я прижала лиф к груди, чтобы платье не соскользнуло с меня под тяжестью юбок, пролепетала:
– Вы… зачем вы за мной шли? Почему явились сейчас?
Из мокрого пятна под ее ногами поднялись черные щупальца, затрепетали вокруг, как актинии.
– Мало кому доводилось, – ответила она. – Никто не приходил с чистым сердцем. Тебе же удалось. Я служу тебе теперь.
– Как? Зачем? – спросила я, чувствуя, что понимание происходящего утекает из меня с каждой секундой быстрее, чем вода из дамы.
Вуаль колыхнулась, словно утопленница тяжело выдохнула.
– Найти источник и пожалеть его хозяйку, – сказала она, пошла рябью и на миг превратилась в лису с синеватым мехом. – Не попросить ничего для себя. Тогда поработишь. Все слышали эти сказки. Не все умели следовать.
– Я не слышала, – сказала я отчаянно. – Я не местная…
– Приказывай. Я в твоей воле.
Я, цепляясь за платье и путаясь в нем, села на кровать кое-как. Ссутулилась, подобрала ноги, потому что лужа ползла уже под меня.
– Не хочу никому приказывать. Никого порабощать, – проговорила я устало. – Сколько можно. Везде эти Мастера несчастные, везде рабы. Я тут еще буду… Я правда не знала, что… так получится. С вами. Извините, пожалуйста. – Я подняла голову. Дама подставляла ладони щупальцам, которые тыкались в них, как собаки носами. – Я не слышала этих сказок.
Хотя сэр Эвин что-то такое рассказывал, или Полла…
– Поэтому я тебя не убила, – сказала дама. Я на всякий случай отодвинулась на кровати дальше. – Быть любезным нужно искренне, а не выгоды ради. Я решила, что заберу себе всякого, кто попытается заковать меня в цепи хоть волшбой, хоть хитростью. Их много было. – Она махнула рукой. Из пола выросла безглазая голова. Я взвизгнула, засучила ногами, и голова убралась обратно. – Ты другая. Я хотела оставить тебя себе. Но ты другая.
– Значит, мне повезло, – опасливо улыбнулась я. Везучее я существо, оказывается, кто бы мог подумать, что незнание местного фольклора пригодится больше, чем знание.
– Проси.
– Не хочу, – сказала я. Подумала, что стесняться утопленницы нечего, встала, сбросила платье, подняла, кинула на кресло, чтобы не мокло. Разгребла одеяло, достала из-под него нижнюю рубашку. Стало гораздо лучше. – Во-первых, боюсь, вдруг вы решите, что я корыстна. Во-вторых, идите с миром. – Я усмехнулась. – Локальная отмена рабства и личной зависимости.
А потом я вспомнила. Маг Ове. Почему я, собственно, позвала, и почему дух источника явился. Для чего. Раскрыла рот, чтобы сказать: подождите. Есть одно…
Расщепление духа. Ага. Нужно было узнать у него поподробнее, но что-то мне подсказывает, что думаю я правильно. Жертвоприношение. Но если это не свободный (мужчина, титульной национальности) – то это можно.
Я снова забралась с ногами на кровать, закрыла лицо руками. Я хочу домой… я хочу домой… почему билет туда так дорого стоит?
Не спросишь же ее: вы, случаем, не хотели бы расщепиться, чтобы я вернулась к центральному отоплению и круглосуточным универсамам? Эту даму утопил завистливый хрен, а потом черт знает сколько лет донимали просители, желающие к тому же заполучить ее рабыней. А тут я.
Щупальца наползали на кровать и трогали меня за ноги. Я сжалась в комок, только что заметила, что всхлипываю.
– Я хочу домой…
– Это дальше, чем я могу достать, – сказала женщина, с плеском вылилась на пол и собралась у самой кровати. – Живые могут. Я – более нет. Раньше могла, о, раньше я все могла! Но духов держат цепи, неведомые живым.
– А мертвых оживлять? Все еще не можете?
Щупальца свернулись кольцами, словно на них плеснули кипятку. Дама сказала с шумом воды: нет. Все еще нет.
– Ну так идите с миром. А я как-нибудь… – Я утерла лицо, мысленно уже выпрашивая у девушек еще того средства вокруг глаз.
Дама никуда не делась.
– Я не вольна сама рвать узы. Ужели бы я тогда являлась на зов тех, кто меня обхитрил?
– Но я ведь вас отпускаю…
Дама вдруг очень человеческим движением поправила лиф на полной груди. Я вздохнула про себя.
– Идите же, – прошептала я. – Пожалуйста.
Еще минуту, и я попрошу ее, потому что это мой последний шанс, и мочи уже нету, решение так близко, а тут еще она… предлагается… Нет, нет, не могу так, буду всю жизнь сама себе противна, а потом, чего доброго, смирюсь, и это будет еще противнее. Я мало что умею и могу, не делаю больших дел, но я хотя бы стараюсь не портить жизнь другим. Не хочу начинать.
Уже начала, муторной болью занялась над бровью ехидная мысль. Уже распоряжаешься жизнью и смертью тех, кто тебе доверился.
Не хочу, прошептала я под нос. Вслух сказала:
– Идите, пожалуйста.
Дама развела руки, щупальца встрепенулись, заползли по ее платью вверх, обернули руки браслетами, расплылись в воздухе чернильными кляксами. А через секунду, словно капля туши в стакане, расплылась и она. Я упала на бок, подтянула колени к груди и захныкала. Я так устала… я совсем одна… я хочу домой…
Девицы скреблись в дверь, их шуршание подпитывало начавшуюся головную боль. В конце концов я рявкнула, заскулила, потому что отдалось в лоб, а девицы притихли, но только на минуту. Я, держась за лоб, сползла с кровати, поджимая ноги на мокром ковре, впустила их.
Они не стали спрашивать, что тут произошло, хотя глаза сделались большие и любопытные. Пара девиц свернула ковер и уволокла, а третья ушла за ними и скоро вернулась с небольшой чашечкой, от которой свежо пахло какой-то травой. Я опрокинула, как стопку горячительного, закашлялась от горечи, прилегла, как советовали, и с удивлением заметила, что головная боль затухает.
