Текст книги "Случайные люди (СИ)"
Автор книги: Агния Кузнецова (Маркова)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)
Сэр Эвин разложил на коленях рубаху и зачем-то подтянул к себе меч. Вытащил из ножен, положил поперек колен. Я подождала, начнет ли точить или полировать – чтобы не отдирать в этот момент, а то меч острый, дернется – может остаться без пальцев.
Но ничего такого с мечом он делать не стал, просто положил одну ладонь на крестовину, другую – поперек клинка, и так и сидел. Смирно, даже когда я дергала, не щадя. Чешуйки мертвой черной плоти вспыхивали на углях зеленым пламенем, шипели, и это шипение и моя возня, дыхание сэра Эвина и шуршание белки в траве – только они нарушали тишину. Стих страшный звериный вой, стих даже ветер в листьях. Королева с Поллой мирно спали по другую от Мастера сторону дерева, и дремал невидимый в темноте Лиуф.
Спина сэра Эвина была горячая. Я положила ладонь около отметины, чтобы натянуть кожу, прижала влажную тряпицу. Вниз, вдоль хребта побежала мутная капля, юркнула под ремень. Я стерла ладонью мокрый след. Провела пальцем вдоль шрамов. Огладила вокруг новой кожи. Ее было много, старые шрамы на ней были тоньше, но все же не исчезли. Значит, глубокие. Я представила, сколько было крови, сглотнула. Сэр Эвин пошевелил плечами, я опомнилась, отколупала край метки. Сказала:
– Мы чуть там все не полегли.
– Сложить голову за королеву – не позорно, – сказал сэр Эвин вполголоса.
– Позорно – не позорно, а живому как-то приятнее.
– Не должно ставить жизнь первее чести и клятв.
Я хотела спросить, сам придумал или кто подсказал, но прикусила язык. Конечно, подсказали, он твердит это, как отличник у доски. Знает, что правильно, верит, что правильно, но это все равно – не его. По крайней мере, формулировки.
Ручья мы сегодня не нашли, только тихонький ключ у тропы, и не мылись как следует. От сэра Эвина пахло сильно, живым, а не болезнью, как сразу после города, когда он не мог стоять самостоятельно.
Я наклонилась ниже, почти коснулась носом хребта, вдохнула. Сэр Эвин дернулся, я убрала волосы за уши, чтобы не щекотали, понюхала снова. Он сам так проверял на себе и Мастере, когда случалось пораниться: нет ли заражения.
Я коснулась губами позвонка. Тут же отпрянула, огляделась. Все спали, угли потрескивали, сэр Эвин дышал шумно, словно ученик кузнеца раздувал мехи. Я выдохнула, села удобнее, принялась отколупывать черное с ребер.
– Это непростое оружие, – сказал сэр Эвин. Я заглянула сбоку. Он поглаживал меч так нежно и осторожно, как иные не гладят бедра любовниц. А совершенно зря. Я кашлянула, полила из бутылки на тряпицу. Сэр Эвин продолжал:
– Это заговоренный меч. Никто не помнит мастера, который его изготовил и наложил чары, здесь нет клейма, но рассказы о чудесах были на слуху. Принц Гервон взял штурмом замок и пообещал каждому то, что он выберет в его сокровищнице. Я был среди первых. Я выбрал меч. – Сэр Эвин потер большим пальцем под гардой, словно ласкал под подбородком домашнего любимца. Помолчал, продолжил совсем тихо, так, что мне пришлось замереть и не шуршать, чтобы расслышать: – Он был пылок нравом. Принц. Высек меня сам. Во дворе замка.
– Почему? То есть – за что?
– Оружия, о котором рассказывают как о чудесном, – проговорил сэр Эвин странным голосом, словно улыбался, – не должна касаться рука неблагородного. По крайней мере, не раньше господина. Принц был в ярости. Но он сдержал слово. Сам вручил мне меч и разрешил оставить.
Я погладила пальцем шрам.
– Это у вас оттуда?
Сэр Эвин рассеянно сказал "да", двигал локтями, явно что-то делал с мечом. Я разглядывала шрамы и прижимала тряпицу к мертвому. Мы могли погибнуть, но все равно отметины от злых призраков остались не такие страшные, как от гнева избалованного собственным высоким рождением мальчишки.
– Он был младшим у Его и Ее Величества, – сказал сэр Эвин. Голос дрогнул. – Гуаллтер – старшим. Великое горе для королевы.
Я не знала, что сказать, промычала что-то согласное.
– Я знаю, вам это чуждо, леди, – сказал он спокойно. – Рыцарство и его обязательства.
– Я такого не говорила.
Сэр Эвин повел плечом. Он прав, конечно, но я не думала, что он прислушивается. Сказала смущенно:
– В наших краях все по-другому. Такое… служение больше не востребовано.
– Странно, – сказал сэр Эвин, – в таком случае, что ваши королевства еще стоят.
– Стоят, – сказала я уязвленно, – и процветают.
– Странно.
– Я не хотела вас обижать.
Он поскреб грудь. Я отчаялась догадаться, что это означает, спросила как можно более мирно:
– И что же умеет ваш меч?
– Отделять светлое от темного и разить только неправедных. – Он обвил ремни портупеи вокруг ножен. – Так про него рассказывали. На самом деле, он отделяет добрые намерения от дурных.
То-то он так успокоился, когда Мастер коснулся клинка, которым сэр Эвин так и хотел его проткнуть. И меня тоже хотел. Но я тоже, кажется, трогала его. Не помню. Я посмотрела на свои руки. Так вот, значит, почему они взяли меня с собою. Не нашли дурных намерений…
Сэр Эвин спросил, закончила ли я, натянул рубаху. Я протерла пальцы тряпицей, разложила ее на траве. Сэр Эвин повернулся, протянул руки к костру. Я благопристойно прикрыла ноги плащом, поглядывала на него искоса.
– Его Величество и его сыновья принимали мою службу достойно, как принимает теперь и королева. И, может, живым и приятнее, – передразнил он меня, – но горька жизнь того, кому некому поклониться, принести победу и славу, посвятить меч и дела.
– Опять чужие слова, – сказала я. Спохватилась, хотела извиниться, но сэр Эвин кивнул.
– Это наставление для оруженосцев, леди. Но в этом есть правда. Ее Величество идут опасной дорогой. Но я сделаю все, чтобы они достигли цели, совершили должное, а всякий, кто встанет на их пути, не ушел безнаказанным. Потому что… не то, что доблести нужно оправдание, леди, но, – он вздохнул, – никого не осталось больше.
Никого не осталось, чтобы приказывать. Кто бы мог подумать, что этого можно бояться: что не останется никого, кто отдавал бы приказы и владел тобою. Сек прилюдно, если что-то не нравится, и отправлял в бой, не заботясь слишком, вернешься ли.
– Вы рассказывали о принцессе, – сказала я. – У вас в любом случае останется, кому предложить… э… услуги. Свой меч в услужение.
Сэр Эвин подобрал что-то с травы, бросил в костер. Повернулся ко мне всем телом, заслонив сразу полмира. Подался вперед, придержав за талию, осторожно, как держат свернутый только что оконченный чертеж. Я вцепилась ему в локоть, а другой рукой – в рубаху на груди. Сэр Эвин притянул меня к себе ближе, наклонился. Я прогнулась, подставила губы. Рыцарь прошептал, мешая дыхание с моим:
– Я поклялся не предаваться страстям, пока живы враги королевы Рихензы.
Враги никогда не кончаются, подумала я досадливо, так можно всю жизнь проходить одиноким.
– И что же, так и не предадитесь? – шепнула я в ответ, обняла одной рукой за шею.
– В последнее время стало сложно… – его дыхание грело губы, – воздерживаться.
Я обняла его крепче и, наконец, приникла ко рту. Потянула к себе, и он, наконец, сообразил уложить меня. Трава холодила спину, а сэр Эвин сверху был тяжелый и жаркий, как ватное одеяло. Я подняла бедра. Сэр Эвин зазвенел пряжкой.
Белка застрекотала бешено, словно ей наступили на хвост. Подскочила Полла и привстала, мерцая вышивкой на рубашке, королева. Я выкатилась из-под сэра Эвина, шлепнула по траве, надеясь пристукнуть шумное животное. Белка увернулась, скакнула мне на ногу, вскарабкалась и повисла на плаще. Я попыталась ее отодрать, но тут раздался голос королевы, я обернулась к ней – и увидела.
Они шли между деревьев и сквозь, трава не гнулась под шагами. Люди и нелюди, или просто не похожие на людей, все незнакомые, и почти все – мертвые. Потому что сложно жить со свернутой шеей, со стрелой в груди, с взрезанным горлом, так, что в крови вся грудь. Я метнулась к своему месту под деревом, перепрыгнула через Мастера, подхватила кинжал.
– Это моя земля, – повторила королева. Она стояла босая (Полла держала ее туфли) и следила острием обнаженного меча за надвигающейся толпой. – Это моя земля, и всякая сила может обретаться тут – до той поры, пока не чинит мне неудобств.
Съедят они нас, думала я, судорожно сжимая рукоять, вот это точно будут неудобства.
Сэр Эвин обнажил меч тоже, легко, с ловкими поворотами ушагивал от столкновения с идущими. Споткнулся и замер. Королева опустила оружие, побледнела до полной гармонии с ночной рубашкой. Полла подставила ей локоть. Королева оперлась. Я следила за их взглядами и угадывала, кто их так впечатлил: серьезный гражданин в измятых доспехах и драном синем плаще, или вон тот юнец, который прошел по костру и не заметил, покачнулся только, загребая воздух культей правой руки, или другой, у которого из подмышки торчала маленькая рукоять ("удар милосердия", не иначе, свои добили). Или… Или Марх Мэлор и его "братец" с кинжалом в щеке.
Нет, это уж лично мои мальчики.
– Что, не дает вам покою моя личная жизнь?
Кожа с Марха Мэлора висела клоками, но узнать его я узнала. Перехватила кинжал, как подучивал меня от нечего делать сэр Эвин. Марх Мэлор шел, хромая, прямо на меня. Я сглотнула, выставила лезвие. Ну-ну, попробуй. Какое-нибудь очередное видение или призрак, ничего ты мне не сделаешь.
За исключением того, что призраки нас чуть не доконали, а Мастер нам в этот раз на помощь не придет.
Мастер. Точно.
Я схватила белку поперек тела, отодрала от плаща, спросила:
– Вы знаете, что это такое?
Марх Мэлор шел на меня и шел, я шагнула в сторону, и он повернул ко мне лицо, следил выкаченными от боли глазами – но прошел мимо, вперся в дерево и пропал в нем, как в мутной реке. Я выдохнула, потрясла белку. Она заверещала.
– Да или нет?
Белка, впившись коготками мне в руку, пропищала два раза. Забилась, замолотила хвостом, и я догадалась ее отпустить. Она тут же шмыгнула к телу Мастера, зарылась под одежду и долго шуршала, пока я не догадалась, сняла с пояса кошель. Белка нырнула в траву, вынырнула у костра. Сэр Эвин оторвал тяжелый взгляд от волокших ноги видений, глянул на нее, отступил, чтобы не пнуть сапогом. Я, уворачиваясь от братии Тихого леса и стараясь поменьше на нее глядеть (от мысли, что многих из них так отделала лично я, подкатывало к горлу), прокралась за белкой, которая прыгала у костра и так и эдак – точно, цирковая. Она взбежала по мне, повисла на руке, вцепилась в завязки кошеля. Я развязала, увернулась от какой-то незнакомой девицы в исподнем, которую сэр Эвин проводил взглядом, сунула в кошель руку. Вытащила горстку порошка, блестящего, а цвета в полутьме не разобрать совсем. Белка скатилась с меня, снова запрыгала у костра. Я на удачу сыпанула немного порошка в огонь.
Вспыхнуло алым, пламя разгорелось, словно подбросили сухих дров, траву и деревья залило красноватым светом. Пришельцы на секунду остановились, вперили в меня безразличные взгляды – и побежали кто куда, врезались и проходили сквозь стволы, неподвижную королеву Рихензу и закрывшуюся руками Поллу.
Я утерла запястьем лоб, отряхнула пальцы от порошка. Тщательно затянула завязки. Сэр Эвин с оглушительным в рухнувшей тишине стуком вложил меч в ножны. Дернулся, прыгнул, как дельфин из воды, в два шага оказался у королевы. Успел подхватить ее на руки, прежде чем она осела на Поллу.
Я наблюдала, как они возятся, и удивлялась, что мне, в общем, все равно. Полла убежала к ключу за водой, сэр Эвин пытался одной рукой одернуть задравшуюся ночную рубашку своей повелительницы, другой держа ее под спину, а я села у костра, пустила на колени белку и смотрела.
Все-таки удивлению есть предел, то ли подумала, то ли сказала я вслух, почесывая белке спинку. Удивлению и страху. И надежде. Мне ведь не светит попасть домой. Съедят. Чертовы бандиты, чертовы твари, чертовы призраки или сам этот чертов лес.
Или мужик в белом, чей народ я почему-то должна спасать. Или королева, если Мастер не врал насчет всех тех ужасов, что она задумала (и в которых я ничего не поняла). Я почесала белке под подбородком, как Китне. К сожалению, не все звери на свете умеют мурлыкать.
Полла с осторожностью плескала королеве в лицо, прикладывала мокрые ладони ко лбу и щекам, королева же слабо отмахивалась и пыталась встать на ноги. Сэр Эвин бросил на меня взгляд. Я развела руками. Не судьба, стало быть, вам нарушать рыцарское целомудрие. Спасайте тех, кому выбрали быть верным, служите, обороняйте. Хорошее дело.
– Будем спать? – спросила я белку, когда королева, поставленная на ноги и одетая, приказала всем оставаться на своих местах и ушла туда, где переступал ногами по палому листу Лиуф. Полла комкала влажный платок и глядела то на сэра Эвина, то на меня. Сэр Эвин тоже глядел на меня. Я повторила громче: – Спать?
Сэр Эвин что-то буркнул и пошел вслед за королевой. Я вскочила, стряхнув белку с колен, схватила его за руку.
– Не надо. Не ходите. Оставьте пока. Мы… мы сами, правильно? – я истово кивала Полле, она растерянно кивала в ответ.
Сэр Эвин послушался и вернулся к костру. Я слышала, как он клацает пряжкой, усмехнулась. Не судьба. С другой стороны, у меня есть снадобье, если я его не кокнула в пути. Главное, чтоб больше без происшествий.
Полла нашла свою королеву легко, как тренированный корги – наркотики в аэропорту. Я придержала шаг, пропустила ее вперед, в разреженную луною темноту, где со всхлипами хватала воздух Ее Величество королева Рихенза и фыркал конь. Полла что-то сочувственно заворковала, а потом примолкла, и королевы тоже не было слышно. Я прислонилась к дереву, растерла руки, запахнула плащ. Подняла голову. Звезды холодными ночами особенно яркие.
Всему есть предел. Силам тоже. Иногда просто слишком много. Переливается через край – и все. Чего уж тут не понять.
– А ты жестокий, как я посмотрю, – сказала я Лесу, постучав по коре. Ободрала костяшки, сунула в рот, облизнула. – Низкий прием: дергать людей за эти ниточки. Особенно родителей – за детей.
Порывом ветра дернуло кроны, над головой прошел слитный шум. Я поежилась, но договорила:
– Поимейте, пожалуйста, совесть.
Сэр Эвин потом подтвердил: Лес показал короля и принцев. Корни Леса, как рассказывают, простираются по половине мира, он слышит и видит везде, куда они достают. А еще говорят, что Лес испытывает всякого, кто подбирается к его сердцу. Того, кто проходит испытания, он оставляет в покое и обещает спокойную дорогу. Того, кто не проходит, не найдут потом и егеря. А еще рассказывают, вмешивалась Полла, что Лес был всегда, и всегда в нем жили страшные чудеса вроде демонов, которые наградят или пленят в зависимости от настроения, или духов вод, которые, опять же, заточат либо исполнят желание, если будешь правильно себя вести, проявишь искреннее вежество и не попросишь ничего для себя. Сэр Эвин говорил, что все это сказки. Полла не спорила. Рассказывала еще и еще про старый Лес и про Лес новый, который стал расти после великого и славного подвига короля Кеннета Желтого, да напоят его Четверо из чаши всех благ. Я слушала, как колыбельную, рассказы уносили меня, я засыпала на ходу и спотыкалась, придерживая мешок на плече и белку в лифе. После того, как чуть не полетела носом в заросшую тропу, стала глядеть под ноги.
Спотыкалась я, оказывается, о вросшие в землю тела. Я остановилась. Распахнутые глаза моргнули мне из травы. Что-то схватило меня за ботинок. Я выдрала ногу, с силой опустила на пальцы, завопила больше от злости, чем от страха, отскочила. Белка выскочила из лифа, взвилась на плечо и драла меня за ухо, вереща.
– Поворачиваем, – сказала королева. Ей-то легко быть спокойной – верхом. Я прижалась ближе к коню и к сэру Эвину, который вел его за поводья, наткнулась взглядом на алебарду. Древко держала рука в железной рукавице. Она уходила локтем в древесный ствол. Выше из коры торчал нос, глаз и край лба с кромкой шлема. Глаз следил за нами зрачком.
– Орки, – сказал сэр Эвин, пнув с тропинки клинок. – Плохо. Они далеко забрались.
– Это все, что вас заботит? – прошипела я.
– Они не прошли дальше, – сказала королева.
– И ВЫ. НЕ ПРОЙДЕТЕ.
Я лапнула кинжал на поясе, завертелась. Снова раздалось отовсюду сразу:
– ОСТАНЕТЕСЬ ЗДЕСЬ. МОИ. ЕСЛИ НЕ УПЛАТИТЕ.
Гулкий голос из земли, звенящий – с неба, шуршащий ветками со всех сторон. Королева снова развернула коня.
– УПЛАТИТЕ. ИЛИ МОИ.
Перед конем из самой земли вырос земляной столб. Травяные корни торчали из него, как кудрявые космы в высокую влажность. Из столба бесконтрольно полезли конечности, одна из них вспухла и оказалась головой.
Королева слитным движением обнажила меч, конь скакнул вперед, и голова покатилась на землю.
Мир вздрогнул и взвыл, сверху, как конфетти, сыпанула листва.
– МОИ. МОИ. УПЛАТИТЕ.
Когда земля под ногами прекратила трястись, я увидела, что голова у страховидла отросла новая, и с нее на нас глядят круглые и зеленые, как бутылочные донышки, глазищи.
– Кто ты? – спросила королева. Самое время знакомиться – когда обезглавливание не удалось. Я все больше начинаю понимать местную дипломатию.
– СТРАЖ ДОРОГИ, – загудел столб, с чавканьем вытащил ноги из почвы, съежился и стал больше похож на человека – если бы у человека были четыре руки и глаза в треть лица. – УПЛАТИТЕ.
– Это мои владения, – напомнила королева.
Из земли вырвались корни, сшибли ее и Мастера с коня, скрутили, подставили подножку рванувшемуся на помощь сэру Эвину и скрутили его тоже, вжали в землю. Королеву поставили стоймя, словно обмотанную узловатыми веревками куклу. Мастера оставили валяться, обвили только руки.
– А дорого ли берете? – поинтересовалась я осторожно.
– ПЯТУЮ ЧАСТЬ. – Чудище ткнуло двумя левыми руками в дерево, откуда торчала нижняя половина кого-то в кольчужной юбке и хороших сапогах. – ОНИ УПЛАТИЛИ.
– Пятую часть чего?
– ПЯТУЮ ЧАСТЬ.
Тут до меня начало доходить. Я хотела уже рассмеяться (больше от нервов, чем от глупости чудища, которое полагает, что с нас можно стрясти такую плату), но королева сказала сдавленным голосом:
– Я принимаю вашу цену. – Корни ослабили хватку, она вздохнула и продолжила свободнее: – Только я сама выберу, кого оставлю вам.
Глава 10
Нас как раз пятеро. Ай, как ловко получается.
Меня прошиб холодный пот, и я не знала, за кем следить: за страховидлом, которое мерило нас бутылочными глазами, оценивало – или за королевой, которая подняла руку, чтобы указать.
– Вот его. Он ценен.
Я выдохнула с облегчением и тут же себя укорила. Корни подняли тело Мастера с земли, подвесили за руки, башмаки едва касались носками изрытой почвы.
– Он маг, – сказала королева. – Маги стоят дорого. Удовлетворитесь ли вы такой платой?
Страховидло загрохотало, из земли полезли новые корни, схватили меня за ноги и руки, распяли, зашарили по телу. Я завопила. Сэр Эвин рычал и дергался в путах, но меч лежал отдельно от него, а путы не давали добраться. Платье на мне трещало, белка, наконец, сиганула из-под ткани, пробежала по корню, увернулась от одного, шмыгнула мне за спину и на землю… пискнула, как резиновая игрушка, на которую наступили, покатилась по дрожащей земле, опутанная коконом травы. Страховидло наклонилось, взяло двумя узловатыми пальцами, поднесло к глазам. Белка затихла.
Королева отлетела от удара в сторону, врезалась плечом в дерево и осела без звука. Полла бросилась было, но корни схватили ее за платье и за ноги, обвили поперек тела. Я забыла дышать.
– ОБМАНУТЬ. МЕНЯ. НЕ ВЫЙДЕТ, – сказало чудище, вытянуло руку вперед, сжало кулак. Полла сдавленно крикнула и обвисла в путах, сэра Эвина подкинуло и приложило о землю, меня растянуло, как на дыбе. – НЕ ТЕЛО. ВСЕГО. ЦЕЛИКОМ.
Королева перекатилась на живот, подобрала под себя руки и ноги. Поднялась на четвереньки. Изо рта ее капало красное. У меня у самой все внутри заныло. Королева, цепляясь скрюченными пальцами за кору, шатко поднялась. Оправила платье. Сплюнула в сторону, отерла подбородок дрожащей рукой. Проговорила невнятно:
– Я думала, страж, что вам нужен один из нас. – Она повела рукой в сторону подвешенного Мастера. Ладонь была в крови. – Это – один из нас.
– Так нельзя! – крикнула я. – Вы… вы что?! Вот так просто… отдадите?! Он же…
Корень сунулся мне в лицо, зажал рот. Я укусила его, чуть не сломала зубы.
Чудище загрохотало, земля вздыбилась, королева едва удержалась на ногах, а я сама устояла только потому, что корни вцепились в меня, как детсадовец в мамину юбку. Страховидло загребло руками, корни подволокли Мастера к нему. Чудище оглядело его и белку в руке-ветке. Голова лопнула посередине, раскрылась, как сундук, чудище закинуло туда зверька, захлопнуло пасть. Я подавилась вскриком. Страховидло подняло голову Мастера двумя руками, сдавило, как в тисках, а двумя другими разжало челюсти. Раскрыло пасть, и из нее в рот Мастера потек искрящийся голубой туман. Страховидло сплюнуло белку на траву, та покатилась, немая и обалдевшая, задергалась, выпуталась из травяных пут, заметалась между корней, сиганула с тропинки.
Чудище уронило руки вдоль тела, корни опали, отпустили нас. Я утерла рот, растерла руки, оглянулась на остальных. Полла держалась за бок и ползла к своей королеве. Сэр Эвин дотянулся до меча.
Мастер опирался на локти, хрипел и кашлял, упал лицом в землю и снова поднялся – теперь уже на колени. Поднял голову. Глаза были красные. Он повернул голову ко мне, сказал сипло:
– Сосуд.
Корень метнулся к Мастеру, чтобы схватить снова, но тут черным тараном, сметя меня с дороги, налетел сэр Эвин, и корень, срезанный чисто, как имбирь под ножом шеф-повара, полетел на землю, и следующий, и рука чудища, и еще корни, и другая кисть…
– Леди. Сосуд, – едва расслышала я через лязг и влажный треск. Мастер, все еще на коленях, поднял руки. Я бросилась к коню, которого корни держали за поводья и стремена. Выдернула из седельной сумки первую попавшуюся бутыль со знаками на горлышке, вытащила пробку, выплеснула содержимое на землю. Пахнуло душным, земля скорчилась и дернулась, словно хотела отряхнуться. Я увернулась от беснующегося корня и ветки ближнего дерева, подобралась к Мастеру ближе.
Тот так и не поднялся с колен, вытянул руки и что-то выкрикивал, а с пальцев его тянулись огненные нити, опутывали чудище и раздирали его на земляные комья и шматы дерна. Мастер заговорил ритмично, почти запел… как тогда, в городе. Я сжалась. Вот черт побери, неужели снова?..
Огненные нити цеплялись за корни, отдирали землю от остова, а остов оказался зелен и прозрачен – как призрак. Призрак многоногого насекомого. Он раззявил пасть и закричал, земля ходила ходуном, сэр Эвин вонзил меч в корень, чтобы устоять, а я хваталась за что придется, и все-таки упала, ударилась коленом, из глаз брызнули слезы.
Мастер выкрикивал слова, остов чудища вздрагивал в такт им. Я подставила бутыль. Мастер сжал кулаки. Чудище под вой, от которого, казалось, свернется в жилах кровь, смяло в ком, разорвало на клочки, и они, повинуясь жесту Мастера, ринулись в бутыль, как золотые рыбки из пакета, в котором их несли из магазина, в аквариум. Я заткнула пробку за последним и вдавливала ее в горлышко изо всех сил, а потом долго не отпускала бутылку, пока сэр Эвин ее не отобрал.
Он хотел вручить ее Мастеру, но тот оглядел всех присутствующих бешеными глазами, подхватился и, припадая на обе ноги, ввалился в кусты и скрылся за деревом. Оттуда раздался стон облегчения. Сэр Эвин, последовавший было за Мастером, остановился, потоптался на месте, отдал сосуд мне обратно и пошел ловить испуганного коня.
Мастер выкатился из кустов, тяжело дыша. Оборвал листы, вытер ими руки. Сказал сварливо:
– Это тело мне дорого. Я ожидал лучшей заботы о нем.
Выговорил он это отчего-то мне. Я хотела огрызнуться, но сил не было, руки прыгали, я едва не кокнула бутылку, когда передавала ему. Мастер поглядел ее на просвет. За темным стеклом что-то клубилось.
– На этот раз, – просипела я, откашлялась, сказала отчетливее: – на этот раз обошлось без вылетов из тела.
– Практика сообщает умение, – сказал Мастер. – В первый раз ошибки простительны. Нужно просто учесть их во второй.
Глаза у него были, словно он всю ночь просидел перед компьютером, вылавливая ошибки в коде: красные, нездоровые. Он повернулся к королеве, которая то ли опиралась на Поллу, то ли позволяла ей опереться на себя. Склонил голову:
– Это было остроумно, Ваше Величество.
– Глупо противиться духам и предлагать им честную борьбу, – сказала королева, – когда можно их провести. Следует только помнить старые сказки. Духи не живы. Они не учатся.
– Я тоже помню. Сказку, – сказал Мастер, разом помрачнев. Сел на траву, держась за живот, и потерял к королеве и к окружающему всякий интерес. Очнулся, только когда Полла подала ему флягу. Половину он выпил, проливая на себя, половину извел на мытье рук и лица, и все равно потом жаловался, что грязен. Там, куда я выплеснула содержимое бутылки, трава засохла, земля запеклась, и из нее торчал ветвистый росток, похожий на помидорный куст, только без листьев. Ветки гнулись под тяжестью налитых кирпично-рыжих плодов. Мастер сказал не есть их, а лучше и вовсе не прикасаться. А то отрастут рога в самом неожиданном месте, или еще что похуже.
Лиуф снова нес двоих, на этот раз – королеву и Поллу, которая очень хотела идти сама, но далеко у нее не вышло. Мастер тащился и бубнил себе под нос. Скоро замолчал. Дал мне пристроиться сбоку, придержать за пояс. Ничего фатального за несколько дней голода и езды поперек седла не случилось, но все равно, наверное, тяжко.
Я подняла голову. Звезды висели крупные, как рассыпанные елочные бусы. Над городом нет таких звезд. Я поняла, что улыбаюсь. Живая… и хорошо. И все живые.
Порошок в костер бросал теперь сам Мастер, как только заявлялись видения. Я успевала разглядеть давешнего мужика в мятых доспехах и одного из юношей, иногда – Марха Мэлора или кого-то из его братии. Они приходили только ночами, топтались у края светового круга и убегали, когда огонь вспыхивал от порошка алым.
– Ловко вы, – похвалила я в очередной раз. – И там, в городе, и сейчас.
Мастер буркнул в ответ, что справляться с проблемами, которые лезут из тонкого мира и беспокоят живых – его обязанность. Я завернулась в плащ, вздохнула. Как попросить прощения, что затащила его в последние стычки, я не знала. И надо ли. Хотел бы уйти – ушел бы, и не слушал всяких приблудных девиц, которые не знают ничего об этом мире. А так даже хорошо вышло. Обошлось. И он жив, и мы. Хорошо же?..
Я решила, что ни в чем перед ним не виновата, но знала, что долго мое успокоение не продлится. Объясниться бы, но как? Мастер поглядывал, щурясь, на подступающие тени, усмехался. Сэр Эвин чинил упряжь, которую порвали корни страховидла, когда удерживали коня. Приходил, с шорохом и звоном пряжек бросал ворох ремней и принимался в них копаться, скрипеть ножом и шилом. Потом уходил мерить, и его подолгу не бывало. Полла зашивала порванное платье королевы. Королева спала. Мастер напоил ее и Поллу каким-то вонючим зельем, предварительно проговорив-пропев над ним несколько строф. Предлагал и мне, и сэру Эвину – для скорейшего заживления внутренних и внешних повреждений. Сэр Эвин выдохнул и опрокинул, как стопку водки, потом хватал ртом воздух, выкатив глаза. Я вежливо отказалась. А, наверное, зря: королева уже не плевалась кровью, и сэр Эвин выглядел неплохо, с него отвалилась последняя корка, и он отчаянно чесался и дергал плечами.
Я похвалила целительские навыки Мастера. Он ответил, что он – не целитель, и я делаю ему комплименты потому, что не видала настоящих целителей.
Так мы и сидели у костра в молчании – и предыдущие дни, и сегодня. Лес вокруг сделался больной, на нас дважды нападали пустоглазые твари. Я ходила потом среди сожженных и нарубленных сэром Эвином шевелящихся кусков, переворачивала их ботинком, искала топорик. Топорика ни у кого не было, были редкие ножи и мечи, а в основном – когтистые лапы.
– Это делает с людьми… с орками Лес?
– С людьми тоже, – сказал Мастер. – И Лес. И Эбрар. Они заражены одним.
Я вспомнила Марха Мэлора. Он был не такой. Он был совсем как человек.
Хотя почему "был". Я подняла глаза. Он стоял и глядел на меня поверх пламени – почти как настоящий. Я притопнула ногой, шуганула, как голубя. Марх Мэлор пошатался между стволов, повернулся спиной.
– Подбросите еще порошочку? – попросила я Мастера.
Он вздрогнул, моргнул. Уставился на меня досадливо. Я виновато улыбнулась: оторвала от мыслей. Бывает.
– Он вас беспокоит, леди? – Мастер мотнул головой в сторону шлявшейся поодаль тени.
– Есть немного.
Мастер сунул пальцы в мешочек, поднял руку, показал тени щепоть. Сказал что-то громко и протяжно. Тень попятилась, сумрак скрыл ее. Мастер ссыпал порошок обратно.
– Ловко вы, – сказала я и вспомнила, что говорю это слишком часто.
– Это тот самый, про кого рассказывал Эвин?
– Не знаю, про кого он рассказывал, но наверное.
– Он доставил вам неудобства?
– Если считать неудобствами обещание поселить у себя и пользоваться, и убить, если не соглашусь, то можно сказать и так, – пробормотала я. Поежилась, запахнула и без того запахнутый плащ. – Почему он ходит за мной? Все-таки подох?
– Эти места называются Быстрыми тропами. Здесь вас догоняют все, кого вы оставили позади, – сказал Мастер, – не только мертвые.
– А вас кто-нибудь догнал?
Мастер тер пальцы от порошка. Не ответил. Я выпутала из плаща одну руку, протянула к огню. Сэр Эвин за спиной, ругаясь, подошел, зарылся в сумки, вытащил какой-то инструмент, просунулся между нами с Мастером, запалил в костре факел и ушел обратно. Я проводила его взглядом, заметила, как за ним потянулась тень одного из мертвых юношей. Видимо, принц. Сэр Эвин, кажется, перестал обращать на них внимание, отмахивался, как от комаров.
– Есть такая сказка, – сказал Мастер. – Про стража королевской дороги. Он собирал плату за проход и проезд, гонял бандитов. Был честный, не покидал своего места. Когда в старом дворце перестали жить, дорогу забыли. Стража тоже. Когда люди покидают место, природа и магия дичают. Дорога стала тропою, и страж врос в тропу. Однажды по тропе ехал к родне гончар с невестою – решили срезать. Страж давно не видал живой ласки. Он попросил плату: невесту. Гончара отпустил. Тот убежал и вернулся с родней. Страж вновь попросил плату – с каждого по два пальца. Несогласными платить мостил дорогу. Гончаровы родственники, порядев, согласились. Страж отнял у всех большие пальцы, они уронили вилы, косы и все оружие, что захватили – и разбежались. – Мастер потел бровь, продолжил: – Дороги стали бояться, но иногда все же пользовались. Гончарова невеста давно уже умерла, и страж просил в уплату людей. Если путник шел один, то отдавал ногу или руку, если вдвоем – то спутника, если толпою – то выбирали одного или двоих. И вот однажды ехал этою же дорогою чародей со слугой. Победить он стража не смог, договориться тоже, и слугу пришлось отдавать. Чародей рассвирепел и уехал, пообещав себе вернуться, потому что не можно чародею признаться, что кто-то оказался могущественнее него. А была у чародея дочь, изве… – Мастер замер, сморщился, чихнул, вздрогнув всем телом, пробормотал "непременно" на мое "будьте здоровы", и рассказал дальше: – Известная красавица. Чародей заперся с нею в башне и не выходил четыре дня, а как дверь отворилась, из нее показался не он сам, а древний старик с безжизненным телом на руках. Так он и отправился в путь, тело устроив в повозке. Страж его не узнал, спросил плату. Чародей, прикинувшийся стариком, принялся плакать и причитать, что ему нечего отдать, но если страж того желает, он может забрать его внучку, все равно старик извел на ее лечение все деньги, и теперь голодает. Дух взглянул на деву – и разгневался: обмануть меня захотел, дед?! – Мастер сделал большие глаза. – Одно тело всучить? Это не плата, а половина, отдавай и душу. Старик испугался, молил о пощаде, а страж схватил его, потряс, и выпал на землю сосуд, где томилась душа девы. Старика страж не убил, хотя и потрепал, отправил своею дорогой, а сам остался с телом да с сосудом. Вынул пробку, поднес сосуд к губам девы, она вдохнула свою душу назад, открыла прекрасные очи… сказала слова, как научил отец, и стража заточило в сосуд, прежде чем он успел что-то понять. – Мастер шмыгнул носом. – Зачарованные сосуды не терпят пустоты. А чародей, сбросив личину, вернулся потом, забрал дочь и заточенного стража, а потом поднес его королю вместе с вестью о том, что дорога свободна.
