Текст книги "Случайные люди (СИ)"
Автор книги: Агния Кузнецова (Маркова)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)
Глава 4
Находка была хорошая, но класть в этот большой котел уже на второй день было нечего. Мы прошли город, потом еще пару разрушенных деревень, снова углубились в чащу, а в ручьях, которые нам попадались, водилась только рыбья мелочь да квакали лягушки в траве. Сэр Эвин подобрал в городе еще один лук, в придачу к своему огромному и страшному, и теперь на охоту с ним ходила и королева. Удача им тут же изменила, и возвращались они ни с чем.
Зато появились удобства. Мастер умел наколдовывать широкую бадью, наполнить ее водою и нагреть ее. Бадья была красивая, я сидела в теплой воде, отмокала и согревалась – и гладила узоры на бортиках. Мылись по очереди: дамы сначала, кавалеры после. Когда Полла терла спину королеве и мне (а самой Полле никто не тер, я предлагала, но она отказывалась и прижимала к себе мокрую рубаху – она так и купалась в рубахе), сэр Эвин подглядывал. Я один раз нарочно приподнялась над бортиком, словно тянулась за мылом, а на деле – чтобы показать ему голого тела в выгодном ракурсе. Сэр Эвин сглотнул и отвернулся – но не сразу. Я мылась и думала, как было бы хорошо, если бы эти сильные большие руки размяли мне поясницу. Она уже не ныла, но можно же притвориться.
Сэр Эвин посматривал на дам, а Мастер посматривал на сэра Эвина. Потом, когда они вместе забирались в бадью, рыцарь его словно не видел, не касался, и глядел, как сквозь пустое место. Нарочито. Старательно. Мастер скручивал волосы в жгут и то и дело вздыхал. Я оглядывалась на Поллу и королеву: они-то замечают? Кажется, не замечали, или дела им до этого не было. И мне не должно, по-хорошему, быть. Волосы вот у Мастера красивые, единственное, пожалуй, что в нем красивого: как банка донникового меда на просвет, яркие, особенно когда он их вымыл. А еще руки. Ноги он себе изрезал, исписал магическими знаками, а руки не тронул, хотя на левой вон сколько места и читать удобнее. Я поинтересовалась, а он мне ответил, что руки чародея – ценный инструмент. Легко испортить.
Пользоваться он этим инструментом умел. Теперь у нас была бадья на привалах, хорошая погода и мыло. Есть вот только все равно было нечего. Мастер объяснял, что менять форму вещества – легко и не требует особенных сил. Когда вокруг столько дерева, сделать что-то деревянное не доставляет забот. Он махнул рукой, сотворил два резных стула, предложил мне садиться, плюхнулся сам. Перенести воду из близлежащего ручья в бадью и нагреть ее. Даже собрать в одно место ту воду, что парит в воздухе. Он повел рукой, между пальцами собралась дрожащая капля. Он взял ее губами, как космонавт в невесомости, проглотил, продолжил. Легко сделать мыло, если есть жир и зола, и травы для отдушки, ведь из этого мыло и состоит. Но сделать из дерева железо или из песка хлебы – нужно много сил и умения. Очень много, и во всем мире по пальцам пересчитать чародеев, у которых достаточно знаний. Гораздо проще пойти и добыть железо, выплавить и выковать, а песок оросить и высадить на нем пшеницу. А один металл в другой, спросила я. Мастер тогда захохотал. Свинец в золото, верно, леди? А говорите, что не жена и не дочь алхимика.
Как оказалось, алхимическое золото – дело здесь обычное, особенно на рынках, и поэтому нужно знать приемы, как отличить его от настоящего. Алхимическое золото рано или поздно превращается обратно в свинец, так же как и бадья, если оставить ее без присмотра, развалится на мокрые колоды. Поэтому в старину башни колдунов рушились, стоило отважному рыцарю пронзить ее хозяина мечом: исчезала магия, которая держала бы камни, и они превращались в то, чем были раньше: в гальку, щебенку, землю. Поэтому сейчас умные колдуны не возводят башен сами, а платят местному сеньору и гонят его мужиков на строительство.
Теперь понятно, почему он не может сделать рыбный пирог без рыбы и вино без винограда, но огонь творит из ничего, без всякого топлива. Огонь – это не вещество, это реакция. А вот вода – вещество. Поэтому, когда мы останавливались на ночь, а поблизости не было ни озерца, ни ручейка, спать ложились немытыми.
Королева спала теперь в кровати, которую на каждой стоянке делал Мастер. Одна. Полле было не положено, а я, хотя якобы благородное происхождение позволяло мне лежать с нею на одних простынях, отказалась. Вместо этого каждый вечер получала у Мастера белье, и каждое утро сдавала: как в плацкартном вагоне. Белье он делал из полотнища и того сукна, что мы прихватили из города вместе с бутылками, а потом превращал обратно. Полотно становилось от этого с каждым разом чище. Полезный человек… точнее, не человек, оказался Мастер, жить с ним стало намного приятнее. Я сказала ему это, а он долго молчал. Я думала – рассердился, но потом он что-то пробормотал, сбиваясь, и я поняла: растерялся.
– Вас редко хвалят, Мастер?
Он наклонился над бутылкой из-под эликсира, которую бережно промывал, спрятался за волосами. Буркнул:
– Вы же не хвалите пол, по которому ходите, и тарелку, из которой едите.
– Иногда хвалю, – сказала я, неловко улыбнувшись. К бутылкам он меня не подпускал, потому что не просто мыл, а шептал заклятья, а я могла напортить. Мне было нечего делать, и я сидела рядом. – Когда пол красивый, а тарелка ладная.
Он криво ухмыльнулся, а его отражение в стенке сосуда – еще кривее.
– Да. Примерно в таком разрезе, леди.
Я почувствовала, что сказала что-то не то.
– Я, в общем, ничего не имела в виду…
Он дернул плечом.
– Это неважно, леди. Таков порядок вещей. Комплимент паркету или посуде – комплимент ремесленнику, который над ними корпел. – Он поправил сползший рукав, потер щеку запястьем. Выговорил трудно: – Мастер-распорядитель заслужил… комплимента. Меня подарили королю Готефрету рано, увидели задатки. Но задатки сами по себе ничего не значат, если не приучен пользоваться силой или если пусто в голове. У меня было пусто, не знал как следует ни Весенней речи, ни Осенней, вообще ни одного языка. Мастер-распорядитель долго со мною возился.
Мы долго так сидели. Он набирал в сосуд воду, тряс, выплескивал, набирал снова. Я выжидала, когда прилично будет встать, чтобы убежать от неловкого разговора. Мастер в конце концов подал бутылочку мне, показал на мягкую тряпочку. Я принялась вытирать. Спросила:
– Что такое Весенняя речь?
Мастер тихо фыркнул.
– Я удивлен, как вам удалось провести их, – он мотнул головой в сторону, где упражнялись с мечами королева и сэр Эвин. Я невольно засмотрелась. – Если хотите поддерживать впечатление о себе, не задавайте таких вопросов громко.
– Именно поэтому я задаю их вам, – сказала я. Мастер откупорил полную бутылочку, понюхал, поморщился.
– Думаете, я не выдам? Не расскажу Ее Величеству, что вы обманули ее, воспользовались доверием, и что никакая вы не благородная леди, и никогда не были в столице, да и на этой земле недавно? Полагаете, не открою, что вы, скорее всего, создание тонкого искусства, соглядатай, посланный следить за передвижениями королевы и ее планами и докладывать хозяину, кто бы он ни был? Убить, когда придет время.
Я моргала и не знала, как оправдываться. Мастер потрогал горлышко бутылочки, заткнул пальцем, перевернул, лизнул палец. Плюнул в сторону, вылил состав на траву. Я выдохнула.
– Это вы так обо мне думаете?
– Более или менее, – сказал Мастер спокойно.
– Но я… но это все неправда!
Он пожал плечами и набрал в бутылочку воды, потряс, вылил. По поверхности воды расползлась жирная пленка.
– Как вам будет угодно, леди.
Я с силой зажмурилась, поморгала. Бред какой-то.
– Слушаете, откуда вы все это взяли?
– Я объяснял, – сказал Мастер, сполоснул бутылочку еще раз, отдал мне. – На вас нет печати смерти, но это случается. Не всякий убивал, хотя это и редкость. Но на вас нет и печати жизни, природа вас не знает, не она породила вас. Однако это не самое интересное. А самое интересное – почему на вас нет следов магии. Ни на вас, ни на ваших вещах.
– Там, откуда я родом, не колдуют.
– Так не бывает, – покачал головой Мастер. – Даже если всех колдунов давно перебили. Следы заклятий остаются на вещах, даже когда они разрушены, на камнях и дереве, на людях и самой земле. Люди ходят по земле и касаются друг друга, владеют старыми вещами. К тому же, к вам наверняка ездят купцы, нет таких земель, куда они не пролезут. Приносят на себе и товарах магию. Не бывает так, чтобы совсем ничего не было, чистый лист… вы же как-то лечились, пили воду, которая когда-то была вином в зачарованном кубке, вельможа поглотил его и, простите, исторг из себя естественным путем, оно прошло в землю и стало водой, а вы потом набрали из реки.
– Я очень издалека, – сказала я упрямо.
– Как вам будет угодно, ле-еди, – протянул он издевательски. Я прищурилась. Не к добру. Вздумает шантажировать – и что тогда?
– Если начистоту, то я не знаю, как я сюда попала, но это совсем другой мир, не похожий на мой.
– В других мирах живут боги и духи, – сказал Мастер. – Они порою лепят себе смертные тела, чистые ото всех печатей, вселяются в них и ходят среди живых. Я предположил сначала, что вы – дух, на вас есть свет тонкого мира.
Я вспомнила утопленницу из источника, поежилась. Как она там? Хотя какой же глупый вопрос.
– Но есть одна загвоздка, – продолжил Мастер.
– Какая же?
– Ни богам, ни духам нет дела до того, чтобы напоить жаждущего. Спасти умирающего.
Я слабо улыбнулась. Всегда пожалуйста.
– Я говорю правду, Мастер, я понятия не имею, как сюда попала и… откуда. В смысле, другой это мир, измерение или что.
– Не могу сказать, что я вам верю.
Я встала, отряхнулась. Спросила сердито, потому что сколько можно душу вынимать:
– Если не верите, почему же не рассказали все королеве? Про лазутчика и все прочее, что вы там сочинили.
Мастер поднял голову и глядел на меня снизу вверх, держа мокрые руки ладонями к небу. Сказал весело:
– Потому что не хочу вам препятствовать.
Я подняла ладони: сдаюсь, не могу больше. Ненормальный он какой-то. Это было понятно сразу, но в последние дни я как-то подзабыла. Бадья с горячей водой, постельное белье и мыло подкупили, не иначе.
После этой беседы я стала на всякий случай держаться от Мастера на расстоянии, поглядывала со стороны. Мастер будто и не заметил, все так же выполнял поручения, кивал, терся рядом с сэром Эвином (отчего тот становился от часа к часу злее), гладил его коня по морде. Конь Мастера любил, давал гладить, нюхал шумно, раздувая шелковые ноздри. Мастер давал ему на ладони кусочек вкусного, когда было, что.
С королевой наедине не шептался. За этим я следила особенно. А то сболтнет – и кому Ее Величество поверит, непонятной девице, выскочившей из чащи, или своему верному придворному? А сэр Эвин нынче ходит нервный, меч у него в ножнах не задержится. Да королева сможет и сама, я видела, как она рубила тех тварей. Я старалась вести себя тихо и учтиво со всеми. Уйти бы, но уйти некуда, вокруг леса, а если попадались поселения – то разрушенные, заросшие, людей там не было давно.
Луна здесь тоже была одна, но больше, чем у нас, светила ярко, было видно, куда ступаешь, когда отлучаешься ночью. Еды снова было мало, на ужин каждому досталось по полторы маленькие рыбки и по корешку, который я едва смогла разжевать, и потому мы больше пили, чтобы заглушить голод. С ясными последствиями. Я не удивилась, когда сначала поднялся со своего места Мастер, а потом встал и сэр Эвин, ушел за деревья. Хотела подождать, пока они вернутся, прежде чем идти самой, чтобы не наткнуться случайно и не смутить – но сил терпеть не было, я подхватила простыню, закуталась, сунула ноги в ботинки. Так, мальчики налево, девочки направо. Мальчики пошли во-он туда, к ручью, значит, я в другую сторону.
Я то ли неверно рассчитала, то ли нечаянно сделала в полумраке крюк, но по пути назад к стоянке вышла аккурат на голоса. Выглянула из-за дерева. На небольшой полянке стояли друг напротив друга сэр Эвин и Мастер. Сэр Эвин держал в опущенной руке ножны с мечом. Мастер, в лунном свете – и кальсонах, которые ему выдала из намародерствованного Полла – особенно тощий, торчал перед ним, как перед расстрельной командой. Я спряталась за деревом, замерла.
– Это все, что ты можешь мне предъявить? – спросил Мастер звонко.
– Предъявлять должен тебе не я, а твоя совесть, – ответил сэр Эвин. – Эльфам нельзя доверять, но король тебе доверял. Как и Мастер-распорядитель, и его голова теперь насажена на пику над дворцовой стеной. Если нет верности господину, с чьей руки ты кормился, почему нет уважения к тому, кто тебя выпестовал?
Мастер склонил голову к плечу, и был теперь похож не на синицу, а на филина: глаза огромные. Смотрят словно из глубины.
– Королева мне спустила. А ты, я смотрю, не в пример ей мстителен.
– Королева в отчаянных обстоятельствах. Ее Веливество не могут разбрасываться союзниками, будь то даже безродные шавки.
Мне показалось, что он и меня имеет в виду. Я поежилась.
– А ты, стало быть, от обстоятельств свободен.
– Я связан обетами и кодексом рыцарской чести.
– Честь, мой дорогой, – сказал Мастер насмешливо, – не спасла твоего короля. Его голова на пике точно так же. А еще говорят, что нет в мире справедливости.
Сэр Эвин шагнул вперед и ударил. Буднично и с виду не сильно съездил в подбородок, но Мастер упал на землю, а сэр Эвин перехватил ножны, обнажил меч, шагнул снова, пнул его в бедро. Я хотела было кинуться, но ноги словно превратились в корни, ушли глубоко в землю. Сэр Эвин держал меч в левой руке, а правой замахнулся, наотмашь ударил ножнами. Мастер вздрогнул, закрыл лицо руками. Сэр Эвин ударил еще раз, и еще – по плечам, рукам, по ребрам и ногам. Мастер молчал, слышно было только тяжкое дыхание сэра Эвина и звонкие удары. Вспыхивала в свете луны оковка ножен – как вспышка фотоаппарата. Или как молния. Я вздрагивала на каждый удар.
Сэр Эвин отошел, шатаясь, как пьяный, вдвинул в ножны меч, уронил руку, словно они стали вдруг пудовыми. Утер рот кулаком, развернулся и пошел, путаясь сапогами в траве. Я подождала, пока не станет слышно его хриплого дыхания, выбралась из-за дерева.
Мастер лежал на боку, вздрогнул всем телом, когда я тронула его плечо. Он все держался за лицо, не сразу дал мне отвести руки. По носу, оказывается, тоже досталось.
С одной стороны, отчаянно хотелось спросить: за что? С другой стороны, за что бы ни было, кровь течет и вон на плече кожу сорвало оковкой ножен. Мастер кое-как сел, сплюнул, прижал ладонь под носом.
– Голову не запрокидывайте, – сказала я.
Глаза у него были больные. Я сказала еще раз: сидите тут, никуда не уходите, голову держите прямо, а я сейчас.
– Флакон, – проговорил Мастер из-под ладони невнятно, – с солнцем на пробке.
Я кивнула и поспешила к стоянке. Нарочито зашла с другой стороны, но напрасно старалась: сэра Эвина у кострища не было. Я быстро зарылась в седельную суму, в свете углей попыталась разобрать, что изображено на пробках. А, вот. Я, обойдя кровать королевы и Поллу на земле подле, направилась назад. Тут-то и наткнулась на сэра Эвина. Он был голый по пояс и по пояс же мокрый, с волос капало. Не сказал мне ни слова, только нахмурился. Я нахмурилась тоже. Стояла, пока он не уступил мне дорогу. От него пахло водой. Макнулся, молодец, остудился.
Только остужаться надо до того, как рука потянется избивать безоружных, а не после.
Мастер так и сидел посреди полянки, скрестив ноги и ловя на ладони капли из носа. Я протянула ему тряпку, которой мы перекладывали бутылочки, чтобы не разбились. Мастер коснулся ее пальцам, и она прямо у меня в руке превратилась в белоснежный платок, мягкий, с вышивкой по краю.
– Не можете без красивостей, Мастер? – усмехнулась я. Присела рядом. – Посветите мне.
– Дайте, – сказал он, протянул руку.
– Вот уж нет. Сделайте свет.
Он зажег на пальцах огонек, повесил перед собой. Я присвистнула. Мастер закрыл глаза, уронил руки на колени. Я откупорила пузырек, намочила платок. Едва заметно запахло мятой и чаем.
– Прямо на повреждения или вокруг?
– Прямо так. Можете просто лить. – Мастер сплюнул кровью в сторону. – Выдохся, конечно.
Я осторожно промокнула ссадину ему на щеке. Придержала за подбородок, убрала кровь под носом. Свернула платок, коснулась краем разбитой губы. Мастер не издавал ни звука, только напрягался весь и втягивал воздух сквозь зубы.
Когда я занялась плечом, он сказал вдруг:
– Не могу без красивостей, вы правы. Первое правило магии творения: если делаешь что-то, делай это красиво. Особенно если живешь при дворе и обеспечиваешь быт знатных особ.
"Знатных особ" он выплюнул вместе с кровью, зло.
– Заметьте, я не спрашиваю, почему он вас так, – сказала я, дала ему платок. Он на секунду превратил его обратно в тряпочку, и снова сделал чистым – уже с другой вышивкой.
– А, вы видели, – хмыкнул Мастер, прижал локоть к ребрам. – Не думайте об Эвине дурно. Готефрет подобрал его когда-то, произвел в достоинство. По мне, так король заслужил все, что с ним сталось, и даже больше, но для Эвина… мда. Знаете, кому-то угнетатель, кому-то благодетель.
– Кому-то муж, – сказала я.
Мастер поднял бровь, поморщился, коснулся ссадины на лбу. Согласился:
– Кому-то муж. Знаете, за что его прозвали Добрым? Было восстание баронов. Кто не сдался, с того он снимал кожу, а потом вешал на площадях. Баронов, конечно, и их рыцарей – а наемников и ополчение просто закалывали. Так вот, он пощадил детей, только отобрал земли. Потому и добрый.
Я покачала головой. Какая мерзость.
Мастер вздохнул.
– Рихенза его очень любила, это правда. Ее привезли совсем девчонкой. Все время плакала. А потом как-то прижилась. Как саженец. Стала плодоносить, сразу принесла сыновей.
– Вы знали королеву девочкой… сколько же вам лет?
– Много, – усмехнулся Мастер, облизнул разбитую губу. – Много, леди, по меркам людей.
Я добралась до самой скверной раны, хорошо смочила платок. Нужно продолжать заговаривать зубы, чтоб не дергался.
– Вы не любите знать?
– А за что мне ее любить? – удивился Мастер. – По мне, так гори он огнем – и дворец, и двор, и весь Викерран.
– А как же ваш наставник?
– Вот уж он особенно! Старый осел и деспот, дряхлый никчемный хвастун. Тиран, маразматик…
Он заговорил на незнакомом языке, я понимала через два слова на третье, и каждое третье было ругательным. Пусть ругается, думала я, промакивая рану, так и боли незаметно.
Мастер, наконец, замолчал и весь сник. Утер под носом ребром ладони.
– Вы могли его испепелить парой жестов, – сказала я. – Эвина.
– Мог, – ответил он устало. – Ваша правда. Только никогда бы не стал. У меня к нему слабость. Дружили когда-то.
– Только дружили?
Рот я захлопнула уже после того, как вырвалось, а надо было до. И зачем я это сказала? Мало ли, кто на кого как смотрит, может, мне вообще почудилось. А даже если не почудилось – не мое это дело тридцать три раза.
– Знаете, как говорят, леди, – произнес Мастер, помолчав. – Не проси того, что требует от другого изменения его природы. Особенно если любишь. Я и не просил. Поэтому… да, только дружили.
Я постаралась скрыть смущение, с особой тщательностью протерла кровоподтек у лопатки.
– И все же, почему он так на вас взъярился? Только из-за того, что вы сказали про короля?
– Я покинул город, а не остался до конца. Несвободные не должны уходить прежде свободных. И не должны жить, если погибает господин. – Он усмехнулся. – Похоже, Эвин считает, что я мог спасти короля и столицу, но не сделал этого.
– А могли?
Мастер сорвал пучок травы, стал оттирать ладони. Наклонился вперед, подставляя мне спину.
– Бытует мнение, что боевой маг может выйти против армии и победить.
– Ну, это несправедливо. Вы ведь Мастер фейерверков.
– Да, – сказал он с непонятным выражением. – Я всего лишь Мастер фейерверков.
Он долго молчал, то ли задумался, то ли уснул, сидел неподвижно, один раз только повел плечами, когда я растерла ушиб поперек хребта.
– Были б там орки, – проговорил он невнятно. – Но там не только орки. Там кое-что похуже.
– Что?
– Там их любимый генерал, – выговорил Мастер едва слышно. Голова его клонилась на грудь, и я решила его не тормошить. Закрыла флакон, обернула платком, который по краям превращался уже обратно в тряпку.
– Вставайте-ка и пойдем, – сказала я, подала руку.
– Вы очень любезны, леди, – проговорил Мастер, с кряхтением встал. Разогнуться он не мог, так что был сейчас ниже меня ростом. – Я непозволительно много болтал. Вы отчего-то вызываете такое желание.
– Умею и люблю слушать.
– Это редкий талант, – сказал Мастер. Я дала ему локоть, и мы потихоньку пошли. – Благородный и щедрый.
Я поцеловала его в висок рядом с острым ухом. Мастер споткнулся, уставился на меня, потом, словно что-то про себя решив, прикрыл глаза, медленно кивнул. Улыбнулся на одну сторону, хотя было явно больно.
– Не думайте об Эвине дурно, – сказал он снова, когда запахло теплом.
Кто сказал, что я вообще о нем думаю, хмыкнула я про себя.
Сэр Эвин сидел у кострища и стругал палочку. Стружки падали на угли, занимались и быстро таяли. Мастер завернулся в плащ и спрятался на своем месте за сумками, а мне к своим простыням предстояло пройти мимо рыцаря. Он сверлил меня взглядом, и я готовилась было слать его к черту (соблюдая правила этикета, конечно), если станет предъявлять претензии.
Сэр Эвин подобрал длинные ноги, давая мне пройти, сказал совсем тихо:
– Благодарю вас.
Я почувствовала, что краснею, и это было еще более неловко, потому что я не поняла, отчего. Буркнула "всегда пожалуйста", юркнула на место.
Если состав выдохся, то каков он был только что сваренный? Утром, при свете солнца, Мастер выглядел далеко не так страшно, как ночью, хотя должно быть наоборот. Если не приглядываться, то почти и незаметно. Особенно если волосы зачесать эдак… Мастер подобной чушью, конечно, не занимался, и все всё увидели, но слова ему никто не сказал. С сэром Эвином они перебрасывались невинными фразами и даже шутили. Вот и пойми этих мужчин. Я шла слева от коня и королевы, Полла шла справа, а эти двое впереди. Сэр Эвин нашел куст с ягодами, оборвал, но дамам не предложил, заявив, что прекрасный пол должен беречь себя, а сильный – проводить на себе все испытания. Ягоды они сжевали с Мастером на пару, и я, слушая урчание в желудке, мстительно размышляла, какие они будут зеленые, когда их от даров природы неостановимо пронесет.
Мы перешли просеку и начали углубляться в лес, когда конь под королевой забеспокоился, запрядал ушами. Сэр Эвин взял его под уздцы, приговаривал ласковое, а сам оглядывался, напружиненный. Мастер замер на месте, и я могла поклясться, что уши у него тоже шевелятся. Он сказал напряженным голосом:
– Назад.
Я послушалась без вопросов, а остальные торчали на месте, даже сам Мастер, пока королева не махнула рукой. Мы вывалились назад на просеку, когда со всех сторон, из леса, из-за орешника на нас посыпались вооруженные люди.
То есть я только поначалу приняла их за людей.
Я сжала топорик, подвинула Поллу к себе за спину и под ее визг изобразила боевую стойку. Черт, черт, черт, дьявольщина и все проклятья, я только кусты рубить способна, а тут…
Они надвигались со всех сторон, черные доспехи, глухие шлемы с шипами. Изорванные белые накидки в бурых пятнах. Мы отступали, потом Полла встала, как вкопанная, я наткнулась на нее, обернулась: сзади нас подпирал с десяток таких же. Я быстро вытерла потные ладони о платье, сжала рукоять топорика.
Подумала глупо, что на следующем дне рождения Маришки я теперь точно не побываю.
Конь скакнул черным демоном, встал на дыбы, ударил копытами, королева протянула руку, вздернула Поллу к себе в седло. Сэр Эвин тут же снес голову одному, в полете с нее слетел шлем, она рухнула, а сэр Эвин уже принял чужую алебарду на клинок. Я подбежала к одному из сшибленных конем, обмирая от ужаса, врубила топорик в сочленение доспехов на локте, отпрыгнула, заозиралась. Казалось, что наступают со всех сторон и сейчас ткнут в бок острым железом, но сэр Эвин успешно теснил нападающих с одного фланга, конь, большой и страшный, как извергающийся вулкан, раздавал подковами, Полла верещала, цепляясь за королеву, а та дергала поводья, косы мотались, как толстые змеи, а в руке сверкал меч. Я старалась держаться между ними. Нападающие, к счастью, ко мне не лезли, и я успевала выдать по удару в шлем или наплечник всем, кто нападал на сэра Эвина и оставался без оружия, потому что рыцарь умел его ловко выбить.
Мастера не было видно.
И только я успела подумать это, как грохнуло, и его голосом раздалось гулкое, словно гром:
– На землю!
Я упала ничком, как на физкультуре "упор лежа принять", а надо мной, подпалив волосы, жахнула волна огня. Я вжалась лбом в траву, чувствовала, как кожа на спине натягивается от жара. Еще немного – и вспыхнет одежда. Я с ужасом ждала этого, но жар уходил, и больше пока ничего не было слышно, кроме треска. Я подняла голову.
На меня двигался воин в горящем плаще. Под доспехами его шипело, тошно тянуло гарью, как от пригоревшего к сковородке куска колбасы. Я подхватилась, выставив перед собою топорик, оглянулась. Нападающие торчали, как штандарты с горящими флагами, накидки и плащи полыхали на них, у кого-то валил дым из забрала. Они качнулись все разом, очухались и пошли.
А из орешника выходили новые.
Я нашла глазами Мастера и королеву, к ним тоже подступали, и Мастер снова складывал руки сложным образом. Было ему не до нас с сэром Эвином, который отбивал уже удары, стоял твердо, не сдавал ни пяди земли с подпаленной травой. Воин в обугленном прошел мимо меня, занес кривой меч, метя сэру Эвину в голову сбоку. Я размахнулась, врубила топорик ему в руку, на меня пахнуло жаром, я толкнула его, обожглась об доспехи, еле увернулась от неловкого, как вслепую, выпада. Сердце прыгало, запах гари забивал ноздри, я кашляла и пятилась, обходила нападавших, которые валили на сэра Эвина все скопом. А из орешника шли новые. Целая армия.
Я вскрикнула, когда рядом с моей ногой вонзилась стрела. Сэр Эвин что-то крикнул, ударил одного перчаткой сбоку в шлем, другого пнул в бедро и повалил, третьему отсек руку с клинком. Снова крикнул, бешено вытаращив на меня глаза, махнул рукой. В него летели стрелы, я, пригибаясь, отшатнулась в сторону, а сэр Эвин перекатился, на секунду пропав в подпаленной траве, снова махнул. Я оглянулась. Он показывал на стрелков, которые стояли за кустами и шили оттуда. И что он от меня…
Стрела вонзилась сэру Эвину в руку, другая чиркнула по ноге, одну он поймал ножнами, ими же отбил разящий меч. Я, скуля от страха, по широкой дуге припустила к стрелкам, спотыкаясь на травяных кочках. Стрелки меня не видели. Я подобралась совсем близко, задержала дыхание, занесла топорик и со всей силы опустила одному на плечо. Он выронил лук, его товарищи тут же зарыскали наконечниками стрел, скрипя натянутыми тетивами, искали цель, но не находили. Я сидела под кустом, хватала ртом воздух. Топорик так и засел в плече стрелка, я не успела его выдернуть, а теперь… я металась глазами вокруг себя, заметила на траве шевелящееся тело с подрубленными ногами. Воин цеплялся нагрудником за кочки и тащил себя в сторону сэра Эвина, наверное, им же и обездвиженный в самом начале. Я сжала зубы, подползла к нему, встала, ударила подошвой по руке с клинком, еще и еще раз, вырвала оружие из размозженных пальцев, подкралась к стрелкам. Перерубила тетиву одному, быстро обежала куст, пока они выхватывали оружие, обошла с другой стороны, подобралась к другому со спины, ударила, хотела перерубить лук, но клинок скользнул по костяной рукояти, пальцы с жутким стуком посыпались на землю. Со спины рубанули широко, плечо у меня резануло болью, я упала на траву, быстро поползла, откатилась. Стрелки стояли теперь, ощетинившись клинками, и к ним было не подойти. Я коснулась плеча, увидела свою кровь на ладони, кашлянула от подступившей дурноты.
Меня вздернули на ноги резко и грубо. Я закричала, ткнула клинком наугад, его вырвало из рук. Сэр Эвин дернул меня за собой, поволок.
– Уже… все?
– Не все, леди, – бросил он. Я затрепыхалась, попыталась вырвать руку у него из хватки, не преуспела. Он бегом тащил меня к лесу. Я оглянулась. Стрелки, у которых остались луки, взяли прицел. Оттуда, где я в последний раз видела королеву и Мастера, наступал еще отряд. Страх подкатил к горлу, ноги подломились, я споткнулась. Сэр Эвин снова дернул меня, выпихнул вперед себя, чуть не швырнул в тень деревьев. Я затормозила, встала, боясь, что оттуда сейчас выйдут такие же страшные, и на сей раз точно меня заметят и убьют и не почешутся. Что им от меня надо… от нас…
Сэр Эвин пихнул меня в спину, я чуть не полетела носом вперед. Спохватилась, оглянулась. Мешок лежал там, где я его бросила. Я вывернулась у рыцаря из-под руки, бросилась к нему, подхватила и тут уж с чистой совестью побежала за сэром Эвином. Правду сказать – он не бежал, а просто широко торопливо шагал, но с его ростом так и выходило, что мне приходилось бежать, чтобы успевать.
– А королева… как же?.. – выговорила я на бегу сипло.
– Ее Величество отступили, – бросил сэр Эвин, – и мы поступим соответственно.
Ушли. Хорошо. Я, наконец, пристроила мешок за плечами привычно, и бежать стало легче, хотя ноги дрожали. И все дрожало. Я чувствовала, что сейчас упаду, но позади были они, страшные, черные, не умирающие, и кровь не текла из ран. Я стонала вполголоса и бежала за сэром Эвином. Он двигался, как пушечное ядро, за ним в кустах оставалась просека. Я уже ничего не видела вокруг, а только его спину, но спина вела меня в обход деревьев и ухабов, и я следовала.
Когда сэр Эвин остановился, я вынула руки из лямок, позволила мешку скатиться со спины, упала на четвереньки и только дышала. Кашляла и дрожала. Страх начал меня настигать, и боль словно отмерла после заморозки, плечо занялось. Я села на мох, схватилась выше раны. Сэр Эвин прислонился к дереву и тоже дышал тяжело. Из руки торчало обрубленное древко, и там и тут в одежде виднелись прорехи, и снова показывались звенья кольчуги, кожа и исподнее. Как после той схватки с тварями.
Сэр Эвин закрыл глаза на секунду, и я испугалась, что он сейчас повалится, а я не смогу его поднять, и тем более не утащу на себе. Он не Мастер.
А все склянки с заживляющим – у Мастера и в седельных сумках.
– Очень… болит? – спросила я. Голос скрипел, как дешевое офисное кресло.
– Пустяки, – сказал сэр Эвин, стянул перчатку, потер челюсть.
Я нервно засмеялась. Рыцарь бросил на меня быстрый взгляд, уставился между деревьев. Сказал:
– Нужно двигаться. Возможно, они за нами последуют. Лес может защитить Ее Величество, но не оборонит нас.
Я как сидела, так и не поднималась, пока сэр Эвин не предложил руку. Встала с трудом. Ноги были ватные. Мы пошли, и хотя сэр Эвин взвалил мешок себе на плечи, переставлять ноги было тяжело.
