Текст книги "Случайные люди (СИ)"

Автор книги: Агния Кузнецова (Маркова)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц)

– Когда я попала сюда, там была дорога, – сказала я. – По ней шли люди, кажется, бежали откуда-то. Так вот, пусть они дойдут, куда направлялись, и ничего с ними по дороге не случится. И чтобы еды всем хватило, особенно детям. Или они уже добрались?

Лиса села, обвила лапы толстым хвостом, зажмурилась, морда сделалась веселая.

– Никто не умрет, – тявкнула она. – И не будет голодать. Война их не тронет в дороге.

Я выдохнула. Ну вот и все… прости, паренек и все ребята того холма, для вас уже поздно. Как противно мочь не все… не мочь ничего, в моем случае. Только просить.

– Спасибо, – сказала я.

Лиса взвилась с места в воздух, схватила рыбешку и тут же съела, только захрустели плавники. Я поднялась на ноги.

– Вы были очень щедры, – сказала я. Лиса дергала большими плюшевыми ушами, я сдерживалась, чтобы не погладить рыжую шкурку. – Я могу отплатить? Или…

Или уже все, и она оставит меня тут в качестве платы, как все эти зеленые полутрупы.

– Иди, – пропела лиса, широко раскрыв пасть с острыми зубами. Вода пела вместе с ней, громче и громче, звук дрожал на коже и в костях. – Иди и ступай осторожно. Смерть не ходит за тобой, но ты ходишь за смертью.

Я хотела переспросить, но мрак набросился, поглотил лису, а потом и меня. Я отмахивалась от него, ударилась предплечьем, потом коленями, покатилась, закашлялась. Приподнялась на локтях.

Перед носом была трава. Я потрогала ее, смяла в кулаке. Трава кололась. Я выкашляла на нее еще воды, и дышать стало совсем легко, а не словно втягиваешь в себя жидкое мыло. Шумели деревья, со всех сторон раздавалось чириканье, шуршание и плеск. Я села, вытянула ноги, задрала голову. Между ветвей пробивались косые лучи, бледные, розовые. Рассвет… Я откинула волосы с лица, поняла, что я вся мокрая, поднялась с трудом, как после купания выбралась на берег. Утренний холодок цапнул за ноги и руки, я начала сдирать с себя платье, как вдруг послышался стук. Я натянула лиф обратно, обхватила себя, дрожа. Из-за берез показался сэр Овэйн, постукивая по стволам котелком. Увидел меня, замер, как на стену налетев.

– Где вы были? – спросил он сердито.

У меня зуб на зуб не попадал, я переступала ногами и хотела послать его к черту, но ответила вместо этого:

– Отвернитесь, – и все-таки начала раздеваться. Сэр Овэйн отворачиваться и не подумал, но мне было все равно. Я отдирала от себя мокрый бархат и слушала:

– Где вы были? Ушли без всякого слова, Ее Величество изволили беспокоиться и велели искать.

– Хорошо же искали, – буркнула я, глянув на него исподлобья. – Уже рассвет, а вы хорошо выспались, как я посмотрю.

Вид у него в самом деле был свежий. Сэр Овэйн поджал губы, потом крикнул во все горло:

– Полла!

Я растерла бедра, бросила платье и белье на куст, попрыгала на месте. Тем же путем, что и сэр Овэйн, прибежала девушка Паула (Полла? Почти правильно услышала), охнула, подбежала ко мне, стала трогать теплыми ладонями, приговаривая тоже, что Ее Величество опечалились и милостиво велели искать (ну да, походили вокруг часок, покричали "ау!" и на этом успокоились, свежие такие, не похоже, чтобы не спали ночь), потом унеслась.

– Значит, все-таки владеете речью… леди? – спросил сэр Овэйн подозрительно. Повесил котелок на ветку, одну руку упер в бок, другую положил на рукоять ножа. – Зачем обманывали?

– Я не обманывала… сэр, – передразнила я его, подышала на ладони, зажала ими мерзнущий нос. – Я не знала вашего языка, а вы не знали моего. Меня… – я запнулась, проговорила: – я не знаю, что произошло, раньше я не понимала, что вы говорите, а теперь – понимаю. Должно быть, это… э… магия. Мне были странные видения в воде.

Про волшебницу докладывать им всем отчего-то не хотелось.

– Я говорил вам быть осторожнее с местной водой! – сказал сэр Овэйн, и теперь, когда я понимала слова, звучал он еще более сердито, чем обычно. – Это роща Семидесяти источников.

– Первый раз слышу, – призналась я, подрагивая. Вернулась Паула… то есть Полла, дала мне полотно, которым мы вытирались (бывший то ли флаг, то ли покрывало), подождала, пока я вытрусь, набросила плащ. Я спряталась в него до носа. Огляделась. Ботинки почему-то стояли под кустом сухие. Я сунула в них ноги и сразу почувствовала себя лучше.

– Это очень опасное место, – продолжал ворчать сэр Овэйн, – в любом источнике может поджидать злой дух, стоит выпить или даже коснуться воды – навечно окажешься в его плену.

Это было похоже на правду. Интересно, зачем волшебница пошла так далеко в лес с генералом, который давно ее невзлюбил?..

– Мне повезло, – пробормотала я, стуча зубами. – Просто картины на поверхности, а потом пустота в голове…

Сэр Овэйн спросил, какой именно источник сыграл со мною такую шутку. Я показала. Он обошел нас с Поллой, наклонился над водой, поскреб щетину. Приятный и даже симпатичный мужик, подумала я, когда молчит.

Но он, к сожалению, молчит не всегда.

– Что за картины?

А вот этого тоже говорить им не надо, чует мое сердце.

– Видения дома, – сказала я быстро.

– Где ваш дом, леди? – послышалось от берез. Дама стояла в луче утреннего солнца, венец горел… тонкий, без всяких камней.

– Далеко, – сказала я быстро. Дама подошла медленно. Сэр Овэйн встал между нею и мной. Дама коснулась его руки, и он отступил, но все равно торчал, как назойливый родственник перед телевизором, когда ты смотришь решающий матч. – За… э… горами.

Вот будет весело, если у них тут нет гор, или есть, но за ними все разведано, и я ни капли не похожа на жителя тамошних королевств.

Но дама легко кивнула, разглядывала меня теперь, а я удивлялась, как у людей бывает такая правильная осанка.

– Как вы поняли, что я – леди? – спросила я, потому что лучшая защита – это нападение, и надо первой узнать, что они там обо мне напридумывали, чтобы со всем согласиться и не пускаться в объяснения про другие миры. Вдруг с пришельцами тут обходятся неласково?

– Вы грамотны, хотя и не на Осенней речи. Бархат и золото выдали в вас женщину хорошего рождения… или большого состояния, – сказала дама, поморщившись. Не любительница буржуа, ха? – Если вы не воспользовались войной и смятением и не присвоили себе чужие одежды и драгоценности.

– Н-нет, конечно! – сказала я так возмущенно, как могла. – Как вы могли такое подумать. Я была здесь в гостях, когда случились… э… последние события. – Я усиленно дрожала, чтобы выгадать себе время поразмыслить. – Я не знаю… не знала языка, я была тут в гостях с… отцом, он говорил по-вашему, а я нет, и когда пришлось бежать, потерялась, заблудилась…

– Что сталось с вашим батюшкой? – спросила дама. Хорошо, что не ляпнула про мужа, не хочу остаться вдовой, ни разу не сходив в загс. Да и замужняя дама из меня, как из надувной лодки атомный ледокол.

– Его убили, – сказала я, стуча зубами. Папа, прости. Ты всегда говорил, что я хорошо сочиняю, как бы тебя сейчас не посрамить.

– А с матушкой и остальной родней?

– Мы были тут только с отцом, родня – там, – я неопределенно махнула рукой, – далеко, дома.

– А слуги? – спросил сэр Овэйн, щурясь и постукивая ногтем по гарде ножа.

– Слуги разбежались, – сказала я, решив, что выдуманных смертей на сегодня достаточно. – Я осталась одна, как видите, и не знала, куда идти. Встретила по дороге людей, наверное, это были беженцы… не смогла к ним примкнуть, пошла через лес и встретила вас.

Дама сцепила руки. Полла стояла около меня с сухой рубахой, но обнажаться сейчас, на общем собрании, было бы некрасиво, и я стояла, переминаясь по траве ботинками и ждала вердикта. Не поверили они мне, да я их не виню, настолько белыми нитками все шито… я даже не знаю, что происходит. От чего и откуда бежали те люди, и если от войны, то кто воюет, кто были те мальчишки на холме, чье знамя сожгла дама?

И кто она-то сама такая?..

Прежде, чем я смогла задать эти вопросы, она развернулась и прошествовала прочь между деревьев. Сэр Овэйн хмыкнул, подобрал котелок, зачерпнул воды. Полла помогла мне влезть в рубаху, разложила мокрое полотно, я подождала и позволила себя увести. Костерок на месте нашей стоянки горел весело, я сразу протянула к огню ладони. Дама стояла по другую сторону костра, опираясь на меч. Ой, не нравится мне это. Я вжала голову в плечи, задрожала усерднее. Вернулся сэр Овэйн, нацепил полный котелок на палку, повесил на рогатины, которые сам же вчера тут воткнул. Полла захлопотала у воды, а я сделала вид, что меня интересует только тепло от огня.

– Вы проявили смелость, – сказала дама, – избавили мою камеристку и меня от незавидной судьбы.

Твари, да. Я старательно улыбнулась. Дама продолжала:

– Я благодарю вас и дарю вам свое расположение.

– Бесконечно признательна, – выговорила я, стала "смир-рно, руки по швам", поклонилась. – Большая честь.

Дама явно не из простых, а с не простыми лучше перебрать вежливости, чем недобрать.

– Сейчас мне нечем вас наградить, – сказала дама, глядя куда-то в сторону и тиская холеными руками навершие меча, – кроме расположения. Моя столица разорена, трон моего супруга и господина занимает узурпатор. Вы сможете просить, что пожелаете, когда мы доберемся до Рилирвена. Его Величество будет к вам щедр.

– Мне ничего не нужно, – сказала я быстро.

Дама подняла брови. Перевела на меня безразличный взгляд.

– В самом деле? Вам нужен маг, чтобы провести Тонкой тропой.

– Э… да, – сказала я уверенно. – Конечно. Буду очень признательна.

– Эвин, – сказала дама звонко. – Помогите соблюсти приличия, наконец.

Сэр Овэйн, сверливший меня все это время взглядом, отлип от березы. Протянул руку, словно приглашал на танец. Я с опаской дала ему ладонь, и мы постояли так, он согнувшись, я – не зная, что делать теперь.

– Скажите мне свое имя, чтобы я мог подобающе представить вас королеве, – прошипел он, наконец, и я назвалась снова. Сэр Овэйн (а точнее, Эвин, как я теперь отчетливо слышала) облобызал мне руку, царапнув жесткими губами, отпустил, доложил даме. Королева, значит… не просто так золотой венец, не просто так вода показывала мне ее в короне.

На этом все и окончилось, дама светски улыбнулась, кивнула, подбросила меч, перехватила посередине ножен, сказала:

– Эвин, пойдемте.

Сэр Эвин подобрал с плаща свой меч и поплелся за королевой. Я проводила их взглядом до зарослей, выдохнула с облегчением. Сердце прыгало в согревающемся теле. Так, так, все хорошо, никто меня, вроде бы, не держит за врага, а даже собираются наградить. Полла перебирала на ладони какие-то листочки и ягоды и бросала их в котелок.

– Что такое Тонкие тропы? – спросила я.

Полла помешала в котелке веткой.

– Дороги, которыми можно прийти куда угодно. Чародеи умеют ими ходить и отправлять того, кто попросит, в дальние места. У вас они называются по-другому?

Да. Метро.

– Да, у нас у них другое название. Что же, они мне правда пригодятся, – я села на корягу, которую сэр Эвин с Поллой вчера приволокли для топлива и сидения, разулась, вытянула ноги к огню, пошевелила пальцами. – Я живу очень, очень далеко.

– Да, да, я слышала, – закивала Полла. Она была похожа на раздатчицу в столовой, где я люблю обедать, такая же приятно далекая от худобы, легкая, светлоглазая. Шлепает мне как раз столько пюре, сколько нужно, а в свободное время пишет любовные романы. – У нас редко увидишь гостей из-за гор, из-за песков. Даже торговать почти не приезжают.

– Почему?

Полла растерянно улыбнулась, словно не знала, намеренно ли леди задает глупые вопросы или просто дура. Сказала, наконец, извиняющимся голосом:

– Дорого, госпожа. Не выгодно, говорят. Слишком дорого воспитать и обучить мага, чтобы водил Тропами. А я слышала, у вас чудесно.

– Чудесно, – подтвердила я. – Там все другое.

Полла мечтательно вздохнула, постучала палочкой о край котелка. Раздался звон – слишком громкий, стальной. Я прислушалась. Зазвенело снова. Полла повернула голову в ту сторону. Сказала с гордостью:

– Ее Величество изволят упражняться каждый день. Они сходились на мечах с государем, знаете, как красиво? Бедный король, бедная государыня Рихенза…

Она сокрушенно качала головой, я старалась запоминать имена и факты.

– И теперь вы… мы направляемся в Лирли… Рили…

– Рилирвен, – поправила Полла. – Родные земли государыни Рихензы. Там правил ее батюшка, досточтимый Мервин Славный, а после его кончины, – Полла коротко подняла к небу четыре пальца, – правит ее дядюшка, Кадел Искусный. Он примет вас хорошо, вы спасли государыню.

Я смутилась, забормотала, что было бы там, что делать, это я так, пнула тварь разок и все… но то ли день вступал в права, то ли мир просто стал для меня светлее: эти их Тонкие тропы – кажется, то, что нужно. По крайней мере, теперь есть надежда, что я тут не задержусь. И идем мы в нужную сторону, а значит, можно продолжать липнуть к этой компании и не идти заводить новых знакомых. Жизнь налаживается!

Полла отлила мне в миску отвара, и жизнь наладилась совсем. Я потягивала горячее и еле сдерживалась, чтобы не спрашивать еще и еще. На сегодня довольно вопросов, не хочу выглядеть подозрительно… еще более подозрительно, чем уже есть.

– Такой стыд, что слуги оставили вас, – сказала Полла. – Когда проявлять верность, как не в минуту опасности?

– Все хотят жить, – сказала я. Если бы у меня правда были слуги, и они бы спасали свои жизни вперед моей, я бы на них не сердилась. Потому что никто не спасет маленьких людей, если они не спасутся сами.

– Верность важнее жизни, – сказала Полла серьезно.

Раздатчице в моей столовой такое не пришло бы, наверное, на ум. И очень хорошо. Ей не вбивали это в голову и не ждали, что она будет убиваться, заботясь о ком-то, а потом и жизнь за него положит. Ну разве что насчет мужа и детей что-то такое ввинчивали в мозг, как любят у нас укрепители семейных ценностей из политиков и любящие матери.

Проблема в том, что камеристка за королеву и умереть готова и тащиться через лес и все опасности в дальнее государство – согласна, а королева, конечно же, за камеристкой своей не пойдет. Потому что одни люди, очевидно, важнее и лучше других.

Я потерла лоб. С одной стороны, нечего хаять чужие порядки даже мысленно (тем более, я не знаю их хорошо), с другой… а, черт с ними со всеми. Полла, вроде бы, довольна, и хорошо. Я встала, пошла проверить, как там мое платье. Присела у источника, заглянула. Гладь послушно отразила меня, не играла больше. Я вылила недопитый отвар в воду. Прошептала:

– Это – согревающее. Пусть будет немного теплее. Спасибо вам.

Помолчала, подождала, пока разгладятся на воде круги, присмотрелась. Вздохнула, спросила с надеждой:

– А штаны-то вернете?..

Глава 3

Но чудес за этот день больше не произошло, и осталась я без штанов.

Теперь, когда я знала, что иду, куда надо, шагалось бодрее. Королева Рихенза была, как обычно, впереди на коне, которого, я подслушала, сэр Эвин звал Лиуфом. Если бы на этой громадине ездила я, то назвала бы как-нибудь внушительно. Титан, например. А жеребята его – Стоик и Финансист. Я хихикнула в сторону. Глупый ты человек, София, и шутки твои дурацкие.

Самое печальное, что никаких моих шуток тут не поймут. Теперь, когда они знают, что я говорю, нужно быть осторожнее со словами, а то как ляпну что-нибудь…

Мы обошли поваленное дерево, сэр Эвин предложил передохнуть здесь, но королева сказала идти вперед, здесь не то место, чтобы задерживаться. Лес становился гуще, идти сделалось тяжело. Кусты обступали меня, цеплялись за платье и мешок. Я продиралась, ругаясь под нос, уперлась в поваленное дерево. Обошла. Сэр Эвин оборачивался на меня, а я уже не старалась улыбаться, я устала, кусты меня изодрали, да еще и проклятые деревья валяются через каждую сотню шагов, замучаешься обходить и перелезать. Платье зацепилось за торчащий корень, я дернула, раздался треск. Просто отлично.

Королевства какие-то, папеньки и дядюшки… я не удивлюсь, если добрый дядюшка папеньку-то траванул, яд в уши или каким-то более тривиальным способом. Интересно, приходит ли королеве Рихензе призрак и просит ли отомстить? А заодно и призрак мужа… хотя, может, он и жив, Полла сказала "бедный король", но бедным можно быть по разным причинам. Надо разузнать, но лучше завтра.

Зачем мне влезать в королевские дела, я пока не знала, и сошлась с собою на том, что интерес – это важно и ценно, интерес – это двигатель прогресса. И посочувствовать смогу лучше, если, конечно, иностранным гражданам дозволено сочувствовать королеве. Я вздохнула. Я думала, они идут – куда-то, а они бегут от опасности, из разоренного дома. Теперь понятно, почему у них нет с собою ни одеял, ни каких-нибудь палаток или в чем ночует королевская семья на природе, шатров каких-нибудь: собирались в спешке, прихватили, что было. Бутылку эту с вонючей жидкостью широкого назначения.

Я отцепила платье от очередной ветки. Потерла следы царапин на груди. Сэр Эвин смазывал свои раны этой субстанцией, и выглядел теперь хорошо, только прибавилось шрамов к коллекции. Может, и мне попробовать? Я в задумчивости начала отрывать с царапины корочку, дернула, ойкнула, придержала шаг, облизнула палец, стерла выступившую капельку крови. Прислонилась к поваленному дереву, перевела дыхание. Спутники тоже шли медленнее: устали. Я собралась с силами, обошла дерево, заметила на корнях что-то яркое… клочок вишневого бархата.

– Мы ходим кругами.

Королева повернулась в седле. Я содрала с корня кусок платья, показала.

– Я оставила это здесь некоторое время назад, с тех пор мы раза три натыкались на ту же самую валежину.

Пусть думают, что я специально провернула трюк, как сталкер с гайками.

Королева закрыла ладонью глаза, посидела так. Сказала:

– Полла. Магия?

Девушка прижала мешок со скарбом к груди.

– Н-не знаю, моя госпожа. Как будто бы…

– Дитя мое, вы, и да будет это милостью Четверых, не магичка ли?

Я только через секунду сообразила, что она обращается ко мне. Бросила прилаживать лоскуток к платью, замотала головой.

– Ни в коем случае, Ваше Величество. Никогда не владела… э… искусством.

– Прискорбно. – Королева, все держа ладонь у щеки, принялась разглядывать чащу впереди. – Однако же вы первая почувствовали, что нам морочат голову. Идите-ка вперед, дитя мое, проведите нас.

Хорошенькое дело, возмутилась я про себя, но возражать не стала. Продралась сквозь кусты, обошла сэра Эвина, который торчал на дороге и не думал двигаться. Опасливо обогнула коня, увернулась, когда он потянулся ко мне. Пробормотала: тихо, тихо, я не твой обед. Вышло неожиданно по-русски. Я попробовала сказать это еще раз. Вышло на том наречии, которое утопленница вложила мне в голову и на котором говорили спутники.

Конь переступил ногами. Я оглянулась, сжала кулаки, шагнула по тропинке. Раздвинула кусты, отвела от лица ветку, отцепила мешок от сучка. Интересно, то, что лес нас путал, никак не связано с жительницей источника и тем, что я вылила в воду питье? Я хотела как лучше, просто жест благодарности, и питье было обычное, не волшебное… а хотя погодите-ка, королева спросила Поллу про магию, так может, она и варила тогда что-то волшебное, а я возьми и плесни в и без того волшебный источник. Вот будет весело, думала я, покрываясь потом. Ветки лезли в лицо, я зло отмахивалась и все ждала, что на меня выскочит поваленное дерево. Дитя мое, ха… она меня не намного старше. Возьму и тоже буду кого-нибудь обзывать "дитя мое", имею право, я тут целая леди. Сэр Эвин, дитя мое… меня передернуло. Ну уж нет. Про детей таких мыслей не должно быть, какие у меня про сэра Эвина.

Я полезла в овражек, выбралась на другой стороне, цепляясь за траву. Поднялась на ноги, походила вдоль плотных кустов, встала на колени, поползла низом, там, где было меньше веток. Ободрав плечи и ноги, выкатилась на свободное пространство, поднялась, отряхнулась, шагнула вперед… замерла. Передо мной лежала прогалина, свободная от кустов, потому что кусты сгорели, торчали только кое-где остовы, словно худые мертвые руки из могил. В траве чернели проплешины, у деревьев рядом обуглилась кора. На островке зеленой травы посреди прогалины лежало тело. Еще один мальчишка, подумала я, а может, и девчонка, война и их не щадит.

В ногу над ботинком впились зубы, я вскрикнула, отпрыгнула, пнула тварь в морду. Точнее, остатки твари. Кусок туловища, обугленные остатки лап, череп, с которого слезает сожженная плоть… я заскулила от омерзения, пнула уродца подальше. Он завозил культями по пеплу. Я отошла подальше, оглядела укус. Неглубоко, но больно, зараза! Гад какой. Я пригляделась и обнаружила, что по всей прогалине валяются обугленные тела или части тел, шевелятся, вздрагивают. Я отошла туда, где зелень была цела, выломала из куста прут, тыкала перед собой, проверяя, куда ступаю. Один раз из-под пепла жадно простерла пальцы рука. Я раздавила черную кисть, отшвырнула ее ботинком. Ну до чего же мерзость, еще и не дохнет.

Как по минному полю, дошла до центра прогалины, наклонилась над телом. Ну да, как я и думала, только не старшеклассник, а замученный работой менеджер среднего звена. Острый нос, острые скулы, весь острый, как смятый лист мелованной бумаги, везде складки и углы, синие губы приоткрыты, а глаза, наоборот, закрыты. Хорошо. Мне не придется. Тот старшеклассник так укоризненно глядит на меня, когда является во сне – я не закрыла ему глаза, чтобы мухи не отложили яйца… там почему-то не было мух, но все равно, пусть бы не смотрел так обиженно и удивленно в небо.

Я присела, постаравшись не вляпаться в пепел. Он не пах мертвым, как и тот холм, только немного кровью. Я раздвинула темный плащ на груди. Черная одежда с вышивкой серебром… интересно, кто он был такой. Вон и башмаки рядом валяются, с пряжками. Тут я заметила, наконец, кровь. Босые ноги мертвеца были в крови, изрезаны от ступней до колен, а дальше их скрывал подол серой рубахи. Я подняла его пальцем. Так и есть, и выше тоже, и на одежде пятна крови. Я пригляделась. Из порезов складывались знаки. Пытали его, что ли… в документальном кино про войну много такого вот, чтобы изгалялись над пленными. Я вздохнула, прикрыла его плащом, тщательно запахнула. Что-то мешалось, я снова отвела край, увидела, что мертвец держит тощей рукой здоровенную книгу, богатую, с металлическими застежками, в камнях, с позолотой – и те же знаки на обложке, что вырезали на этом несчастном. Я потянула книгу у него из-под руки, кисть тихо шлепнулась на плащ. Я кое-как открыла застежки, перевернула тяжелые страницы. Письмо и знаки не сказали мне ничего (кроме того, что местами это было похоже на стихи). Я сбросила мешок со спины, затолкала туда книгу, поднялась. Обошла мертвеца вокруг, не зная, что делать еще. Отбросила ногой шевелящуюся обгоревшую ступню.

– Не знаю, кто ты и что тут произошло, но ты, судя по всему, держался храбро, – проговорила я. – Спи спокойно. Пусть те, кто это с тобой сделал, сдохнут позорно и мучительно.

Там, где я сюда пролезла, зиял в кустах проем и висели надломленные ветки. Я оглянулась на тело, поджала губы и сунулась в живое препятствие. Продралась, выкатилась на свободу – и оказалась на той же прогалине. Что за черт. Полезла в кусты снова – и снова оказалась там же, среди пепла и обугленных тварей. Это что же, меня водит кругами, как там, в чаще, только еще более издевательским образом? Ничего, третья попытка будет счастливая.

Не была. Я снова вылезла на прогалину, хотя направлялась как раз от нее подальше. Отряхнула ладони и колени от сажи, откинула с лица прядку, утерла лоб. Сказала кустам, что они сволочи, пнула листву.

За спиной раздался тихий смех. Я замерла, выдернула из-за пояса топорик, резко развернулась. Обмирая, слушала. Мертвец смеялся скрипуче. Когда я оказалась над ним, замолчал.

– Что ты веселишься? – спросила я, стискивая рукоятку топорика дрожащей рукой. Труп приоткрыл глаза, ухмыльнулся. Красивые глаза, отметила я машинально. Сглотнула. Умные. Не желтые, как у тварей, которые никак не могут сдохнуть, а болотные. Я встала на колени, угрожающе сунула ему под нос топорик. Мертвец закатил глаза и замер. Я распахнула плащ, расстегнула камзол, прижалась ухом к груди. Точно, сердце бьется, и дышит, только совсем слабо.

– Что ж ты сразу не сказал, – пробормотала я, скинув мешок. – Партизан, тоже мне.

Бывший мертвец что-то пробормотал. Я привычно сказала: я не понимаю, и принялась рыться в мешке. Еще один с незнакомым языком, черт его дери. И где, черт ее дери, фляжка?

Фляжка нашлась, я выдернула пробку, сунула ладонь под голову внезапному живому, дала попить. Он глотал с трудом, вода лилась на шею. Я уложила его назад. Капюшон свалился, и оказалось, что волосы у него светлые, длинные… а уши острые. Я потрогала ухо пальцем. Настоящее… бывший труп что-то пробормотал вопросительно.

– Еще раз, – сказала я, роясь в мешке. Ничего полезного, как назло. Все полезное у Поллы и в седельных сумках.

– Осенняя… речь?..

– Чего-чего?

– Понимаешь… меня?..

– Понимаю, – сказала я, раздумывая, перевязывать ли ему ноги или так доберемся. Плащ можно разодрать, но он больно грязный, заразу только заносить… да и кровь идет нетак уж сильно. – Понимаю. Идти не сможешь, а?

– Еды… хлеба…

– Нету хлеба, – сказала я с сожалением. Потрогала зачем-то его лоб. Совсем холодный. – Съестного нет, потерпи немного. У моих… э… товарищей есть. Ты кони не двинь пока.

– Не выйдешь… отсюда…

Я подняла брови.

– Угрожаешь мне, что ли? Ну-ну.

Пока не мертвый поднял руку, с кончиков пальцев сорвались искры. Я отпрянула. Он опять ухмылялся. Так это он тут все так отделал… хорош.

– Хочешь тут еще поваляться? – спросила я. – Да на здоровье. А я пойду.

Я поднялась, закинула мешок на плечо, даже отошла на пару шагов. И что делать? Не оставлять же его тут, в самом деле. Помрет, а я буду виновата.

Но только он прав, выйти я отсюда не сумела.

– Гримуар… – прохрипел внезапный живой. Я вытряхнула из мешка книгу, подала ему. Он протянул руку взять, не донес, уронил на живот. Прошептал: – Открой. В конце…

Я села на траву, открыла, поднесла ему. Он прошептал: дальше. Я перелистнула. Пришлось держать книгу над ним на весу, руки моментально устали. Глаза бывшего мертвеца бегали по строкам, он читал и бормотал неслышно. Сумасшедшее существо, сейчас отойдет в мир иной, а к чтению тянется. Книга – друг человека, вот уж воистину.

Да и не человека, судя по этому энтузиасту.

Он закрыл глаза, пробормотал что-то про себя быстро, сказал: дальше. Я перевернула страницу, но руки уже дрожали от усталости, поэтому я приподняла несчастного книголюба, подперла под спину и держала теперь книгу у него на груди. Книголюб не возражал, и следующую страницу даже перевернул сам. Читал, бормотал, повторял. Потом уронил голову на грудь. Я отбросила книгу, прижала ладонь к груди. Сердце билось. Я подхватила мешок и топорик, побежала к кустам, принялась вырубать проход, чтобы просочиться вдвоем. Вернулась, дотащила дотуда книгу и мешок. Вернулась, поплевала на ладони, наклонилась, потянула книгочея на себя. Так, как там делалось на противопожарных учениях… я взяла его руку, заползла под нее, крепко держа, встала. Рявкнула:

– Ногу дай.

К моему удивлению, он очухался. Вздрогнул, поднял ногу. Я подхватила его под колено, потом под второе. За шею он мне держался, но держался слабо. Я наклонилась, чтобы он не висел, а лежал у меня на спине, засеменила мелкими шагами, дыша через раз. Ростом с меня, а тяжелый, с-собака… ничего, ничего, только не сдавайся. Еще недалеко, вот уже почти все…

– Книгу…

– Да возьму, возьму я твою книгу, – просипела я напряженно.

– Оставь. Иначе не выйдешь… отсюда…

Да сколько угодно, так еще и легче. Я сжала зубы, пыхтя от напряжения, поперла сквозь кусты. Чуть не свалилась в овражек, едва устояла. Присела, осторожно уложила нелюдя на краю, шлепнулась рядом сама, потрясла руками. Сказала строго:

– Никуда не уходи, – и полезла назад в кусты: там остался мешок и, что самое главное, топорик. Не выбираясь из веток совсем, я подхватила их, утянула за собою. Выдохнула с облегчением, потому что меня не завернуло на прогалину, а все-таки отпустило. Я повторила:

– Никуда не уходи, – и скатилась в овраг. Взлетела по склону как могла быстро, нырнула под ветку.

Я почти бежала, когда дорогу мне заступил конь. Я шарахнулась, согнулась, пытаясь отдышаться. В боку кололо и болела спина.

– Куда вы пропали, леди, мы потеряли… – начал сэр Эвин недовольно, но я издала полувздох-полукрик, чтобы он помолчал, махнула рукой. Выдавила:

– Там… едва живой…

Тут сэр Эвин отодвинул меня в сторонку, обнажил меч и попер вперед, и за ним, как атомоход сквозь моря, двинулся конь. Я утерла лоб, с радостью отдала Полле мешок и потащилась следом.

Когда выбралась, наконец, из овражка (хватит с меня этих упражнений!), сэр Эвин стоял над бывшим мертвецом с обнаженным мечом. Острие его смотрело нелюдю в лицо. Нелюдь опирался на локоть и держал пламя на открытой ладони.

Это что получается, я зря его таскала на закорках? Если сейчас зарежут.

– Это не смешно, – сказал любитель чтения, сжал кулак, рухнул на спину со стоном.

Сэр Эвин коснулся мечом его горла. Королева, до того молчавшая, сказала:

– Эвин, оставьте. Приветствую, Мастер.

– Мое почтение, Ваше Величество, – прохрипел бывший (и потенциальный) труп, не открывая глаз. – Я уповаю на вашу милость.

Поднял руку, коснулся ладонью меча. Сэр Эвин нахмурился, но, кажется, расслабился, сменил стойку.

– Вы ее получите, – сказала королева, подняла на секунду юбки, вскочила в седло. Конь, как внедорожник, преодолел овражек с грацией. Полла уже хлопотала, доставала тряпицы и бутыль. Сэр Эвин сжал зубы так, что челюсть стала еще квадратнее. Пихнул меч в ножны, сказал, чтобы я шла готовить место для привала. Я ретировалась быстро, как могла, чтобы не заставили таскать небольшое, но увесистое тело снова.

Мастер. Мастер чего? Что-то мне подсказывает, что не мастер-наладчик станков с ЧПУ.

Полянка, где остановились на ночь, была совсем маленькая, со всех сторон нас обступали деревья, лезли в костер ветки кустов. Ручей нашелся далеко, я замучилась таскать воду. Найденыш пил горячее, постанывая, глотал размятую Поллой рыбу и ягоды и отвечал на вопросы. Я сидела, тоже пила, бросала рыбьи косточки в огонь и слушала.

– Как вам удалось покинуть дворец?

– Так же, как и вам, я полагаю. Тайными ходами.

– Что сталось с Мастером-распорядителем?

– То же, что с Его Величеством и всеми, кого поймали.

– Что вы делаете в лесу?

– Спасаюсь от преследования, моя госпожа. Тут небезопасно, но лучше, чем на дорогах.

– Кто это с вами сотворил?

Мастер (к сожалению, и не веб-мастер тоже, и не мастер отделочных работ) подобрал ноги, спрятал под плащ. Перевязывать не дал, сам промокнул полотном с пахучим составом, над которым предварительно пошептал. Еще один умный, в отличие от сэра Эвина, не стал прижигать, хотя мог бы проделывать это голыми руками. Сам себе горелка, неплохо.