Текст книги "Не проси"

Автор книги: А. Шантарский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)

– Если ты Василий, бывший Нинкин жених, то тебе, – усмехнулся Колесников.

– Это именно я. Но почему бывший? – Виктор настолько растерялся, что не мог сразу сообразить, что происходит. – Мне бы поговорить с Ниной или хотя бы с Натальей Михайловной, – как-то робко попросил он.

– Они больше не живут здесь, – буквально огорошил его собеседник.

– Как не живут? Где теперь я их могу найти?

– С Натальей Михайловной мы сегодня официально развелись. – Чувствовалось, что сообщение данной новости Виктору Тимофеевичу доставляло немалое удовольствие. – Она уехала из города вместе с дочкой, а куда, мне не докладывали. – И очередной щелчок двери известил парня, что хозяину квартиры больше не о чем разговаривать с ним.

Василий вышел на улицу, до конца не веря в действительность происходящего. Он не знал об утренней встрече отца с его любимой девушкой.

Василий не заметил, сколько и в каком направлении он брел, очнулся в незнакомом месте, на какой-то захолустной улочке окраины города. Он сидел на придорожном бордюре, и редкие машины обдавали его пылью, а на небе светила полная луна. Только сейчас Груздев обратил внимание, что в руках у него конверт. Василий тяжело поднялся и направился к столбу с фонарем, который разбрасывал вокруг себя тусклый свет, достаточный для того, чтобы прочитать письмо.

Василий! Мне было очень хорошо с тобой, но у нас было лишь мимолетное увлечение. Я встретила другого. Прощай и не ищи меня.

Нина

Чтобы не ронять своей чести и гордости, девушка оставила такое послание, где уверяла, что не он, а она бросает его.

– Лицемерка, – произнес вслух парень и смял письмо, но не выкинул, а сунул его в боковой карман брюк. Домой Груздев-младший явился лишь под утро.

Неизвестность гнала от Николая Сергеевича сон, и он встретил сына бодрствующим, но вопросы задавать опасался.

– Водка осталась? – спросил Василий, ничего не объясняя.

– В холодильнике две бутылки «Смирновской», сейчас принесу.

Николай Сергеевич поспешил на кухню. Он принес одну бутылку водки, минеральную воду и на двух тарелках холодную закуску. Затем разлил спиртное по рюмкам и пододвинул одну сыну. Тот молча перелил горячительный напиток из рюмки в фужер и долил емкость уже из бутылки. Не произнося тоста и не чокаясь с Николаем Сергеевичем, на одном дыхании влил в себя содержимое фужера, даже не поморщившись.

– Тяжело мне, отец, – произнес он лишь спустя некоторое время.

– С Ниной поругался? – осторожно задал вопрос отец.

– Она меня бросила. – И сын, порывшись в кармане брюк, выложил на стол смятую бумажку.

Груздев-старший поставил рюмку, которую до сих пор продолжал удерживать в руке нетронутой, взял и расправил лист, пробежав глазами рукописный текст.

«Ничего, придет время, и я сам помирю их», – подумал он, а вслух сказал:

– А кто передал тебе письмо? Ее мать?

– Ее отец, а мать уехала вместе с дочерью.

Если бы Василий не был рассеян, то заметил бы, что при упоминании о Колесникове отец недовольно скривил губы.

– Они его бросили одного?

Этот вопрос интересовал собеседника в неменьшей степени, чем остальные.

– Они развелись.

И Василий рассказал все, что ему стало известно из короткого общения с Виктором Тимофеевичем, опять не заметив, как при этом внимательно и настороженно слушает его Николай Сергеевич.

– От кого, от кого, а от Нины подобного не ожидал, – напустил он на себя удивленный вид.

– Можно подумать, что я ожидал? Как гром среди ясного неба… – И сын замолчал, не закончив мысль.

– Плюнь на все и женись на богатой, – посоветовал отец.

– Верно! – воскликнул Василий. – За это стоит выпить. – Он разлил оставшиеся полбутылки водки по фужерам, поднял свой и произнес: – Не любовь, так богатство. – В этот раз сотрапезник одобрительно кивнул и поддержал сына. Через пятнадцать минут они распевали застольные песни, разбудив соседей, которые стучали в стены со всех сторон, но они их игнорировали.

Два часа сна хмель из головы Николая Сергеевича не выветрили, но бодрости немного добавили. Он взглянул на спящего сына, решил не будить его и отправился в ванную комнату. Прохладная вода несколько взбодрила. Мысли о еде вызывали тошноту, поэтому завтракать он не стал. Надел на себя белую рубашку, темно-синий костюм и галстук того же цвета, тщательно расчесал перед зеркалом волосы и отправился на работу.

Застав Татьяну Самойлову, болтающую с секретаршей, предупредил, что через пять минут сможет принять ее.

– Что-то шеф сегодня чересчур серьезен, – заметила Элен, когда тот скрылся за дверью своего кабинета.

– Никак с похмелья, – выдвинула версию собеседница. – Видала, какая у него опухшая рожа?

– Ну, поговорил с сыном? – поинтересовалась Самойлова, устроившись напротив Груздева.

– Поговорил, – кивнул тот. – У меня для тебя две новости: одна понравится, а вторая вряд ли. С какой начинать?

– Начни с хорошей. – Заговорщики настолько спелись, что общались теперь между собой, как давние знакомые.

– Сын согласен взять тебя в жены, можете завтра же подавать заявление в ЗАГС.

– Отрадно слышать, а ты боялся. Хозяин кабинета не ударился в полемику, а сообщил вторую новость:

– Колесниковы вчера официально оформили развод.

– Не может быть! – Самодовольная улыбка стерлась с лица собеседницы. – Наталья Михайловна обещала мне вообще не ходить на суд. Неужели без согласия обеих сторон и в ее отсутствие?

– С обоюдного согласия.

И Николай Сергеевич поведал причину, из-за которой Колесникова изменила свои планы.

– Брак Виктора Тимофеевича с моей мамашей нам лично не сулит ничего хорошего, а только добавляет головной боли, – недовольно заметила Татьяна.

– Всего не учтешь, – развел руками Груздев. – Но в ближайшем будущем они не распишутся.

– Почему?

– Начнут приходить траурные сообщения о родственниках Елены Ивановны. После двух таких сообщений ты негласно зарегистрируешь брак с моим сыном на основе оговоренного контракта.

– Теперь тянуть нельзя.

– Сам понимаю. Адреса брата и сестры твоего деда у меня есть, завтра же вылетаю в командировку.

– Ни пуха ни пера.

– К черту…

Глава пятая

Петр Николаевич Миронов жил в свое удовольствие. Дети давно выросли и завели свои семьи. Они занимались бизнесом, помогал и брат Петра Николаевича, который хоть раз в год, но навещал близких родственников. Ольга Сидоровна, пожилая, солидная женщина, занималась с внуками, посвящая им все свободное время неработающей женщины. Свободному от семейных и коммерческих дел мужчине ничего не оставалось, как заниматься самим собой. Десять лет назад он увлекся парашютным спортом и совершил уже более тысячи прыжков. В свои пятьдесят два года он выглядел моложавым. Ростом и привлекательным лицом судьба не обделила его, поэтому женщины еще заглядывались на Миронова, немаловажную роль в этом играло и то, что в карманах у Петра Николаевича, что называется, звенело.

Однако в последние годы, кроме парашюта, для него ничего не существовало. Если время от времени он и встречался с какой-то женщиной, то их отношения носили мимолетный, а то и разовый характер.

Вот уже трое суток, как за Петром Николаевичем наблюдал Груздев Николай Сергеевич, и его спортивное увлечение не осталось для приезжего секретом. Свое алиби Груздев построил таким образом: выписал себе командировку в совершенно другой город, сделал там все дела, связанные с фирмой, а сюда приехал на поезде и снял квартиру, заплатив за целый месяц, чтобы не регистрироваться в гостинице. Причем командировку отметил с запасом. Теперь, лежа на диване и бездумно глядя на включенный телевизор, который работал вхолостую, так как абсолютно не интересовал его, Николай Сергеевич обдумывал план убийства.

Вчера он звонил из автомата на железнодорожном вокзале сыну и между делом завел разговор про армию. Бывший десантник дал исчерпывающую консультацию о парашютах, не подозревая о том, что задумал отец. Николай Сергеевич теперь знал, что парашют каждый укладывает для себя сам и что нужно делать, чтобы купол не перехлестнула стропа. Именно этими знаниями он и решил воспользоваться при осуществлении задуманного.

Он завел будильник на три часа ночи, перед этим приняв горячую ванну, вытянул усталое тело в постели и мгновенно заснул. Когда раздалась трель будильника, он легко соскочил с кровати и быстро оделся, минут через пять ловил такси в незнакомом ночном городе. Торговаться с таксистом не входило в планы Груздева, и тот с удовольствием подкинул полуночника до указанного места.

Летное поле спортивного клуба не охранялось, и, преодолев его беспрепятственно, Николай Сергеевич приблизился к двухэтажному зданию и заглянул в окно первого этажа. Престарелый сторож, сдвинув три стула вместе и подложив под голову свернутую летную куртку, беспробудно спал. За всю историю существования спортивного клуба воры ни разу не пытались проникнуть в здание. Клуб располагался в некотором удалении от города, и подростков здесь не было, а профессиональных воров парашютная ткань не интересовала.

Ночной визитер обошел здание с обратной стороны, нашел окно с открытой форточкой и проник внутрь. Ему уже было известно, где хранятся парашюты, и теперь только оставалось узнать, какой именно принадлежит Миронову.

Бирки на железных ящиках, указывающие фамилии, помогли справиться с, казалось бы, самой сложной проблемой. Ящик оказался запертым, но простенький замок открылся с помощью простой булавки. Нелегальный посетитель клуба выложил на пол два парашюта: основной и запасной, затем раскрыл ранец и вытащил содержимое наружу, раскатал купол и стропы, две стропы с одной стороны перекинул через купол, спутав их со стропами с другой стороны. Руки у Николая Сергеевича тряслись, но он все равно умудрился скатать и вложить все обратно в ранец. С запасным парашютом поступил иначе: сдавил застежку пассатижами и накернил в двух местах зубилом, таким образом заклинив ее.

Сложив парашюты в ящики, Груздев закрыл замок, вновь воспользовавшись булавкой. Внимательно осмотрел помещение и, только убедившись, что следов не оставил, покинул комнату, а затем и здание.

Перед прыжками Миронов всегда находился в прекрасном расположении духа. Вот и сейчас, прислушиваясь к равномерному гулу самолета, он представлял, как через каких-то три-четыре минуты будет парить в воздухе. Непередаваемое ощущение свободного полета понятно лишь испытавшим подобное на себе.

Зазвенел звонок, загорелась красная лампочка над кабиной пилота, раскрылась дверь, и в салон самолета АН-2 со свистом ворвался свежий, бодрящий ветер. Парашютисты поднимались, подходили к выходу и выпрыгивали по одному, с небольшим интервалом. Дошла очередь и до седьмого номера.

Петр Николаевич набрал полные легкие воздуха и выпрыгнул. Через несколько секунд тело резко дернуло кверху, он раскрыл глаза и посмотрел на купол, который захлестнули две стропы и он полностью не раскрылся. Все ощущения свободного полета мигом улетучились. Миронов собрался и попытался установить стропы в нормальное положение, с силой потянув их на себя, но они крепко спутались с другими, и купол смялся. Тогда опытный парашютист выдернул из кармана специальный нож. Нож был широкий, острый, выгнутый полумесяцем. Одного взмаха оказалось достаточно, чтобы перерезать стропы с одной стороны. Неумолимо надвигалась земля, но опытный парашютист не впадал в панику. Не выпуская перерезанных строп из руки, двумя ударами он обрубил вторую сторону строп и отбросил основной парашют. Теперь главное – успеть раскрыть запасной, но, как назло, заклинило застежку. Долго, мучительно долго Петр Николаевич тянул ее на себя и в конце концов обломал застежку, но поздно, слишком поздно, парашют раскрылся одновременно с приземлением. Миронов даже не успел испугаться: смерть наступила мгновенно.

Груздев прочитал коротенькую заметку в газете, лежа на второй полке плацкартного вагона. По выражению лица невозможно было определить его реакцию на трагическую гибель опытного парашютиста. Остальные новости его не интересовали. Николай Сергеевич сложил газету, сунул ее под подушку, лег на спину, закинул руки за голову и задремал.

В городе, в который Груздев выписал себе командировочное предписание, он сдал гостиничный номер, который все еще числился за ним, и вернулся в Оренбург уже самолетом.

Из-за безответственной работы телеграфа сообщение о преждевременной смерти дяди, которую отнесли эксперты к халатности самого погибшего, Самойлова получила лишь на следующий день после возвращения Николая Сергеевича.

С Татьяной Самойловой Груздев увиделся лишь спустя неделю. Она влетела в кабинет управляющего радостная и возбужденная.

– В связи с семейным трауром дед попросил мать отложить ее свадьбу на два месяца, – сообщила она приятную для заговорщиков новость.

– Собственно, я на это рассчитывал, – устало улыбнулся собеседник.

– Ты просто профессиональный киллер, – восхищенно произнесла девушка. – Не знай я, что смерть дяди твоих рук дело, ни за что бы не подумала, что это умышленное убийство.

– Если думаешь, что сделала в мой адрес комплимент и он мне понравился, то глубоко заблуждаешься, – урезонил ее Николай Сергеевич. – Встречаться теперь будем как можно реже, только в случае крайней необходимости, – проинструктировал он Татьяну. – А вот дружбы с моим сыном от окружающих не скрывай, постарайся внушить всем, что без ума от парня. – Он щелкнул зажигалкой, прикурил сигарету и углубился в изучение документов, раскиданных на столе, давая понять девушке, что прием окончен.

– Не очень-то задавайся, – не понравился Самойловой тон хозяина кабинета. – Не забывай, что мне про тебя все известно и плясать под твою дудку не собираюсь.

Николай Сергеевич взглянул на собеседницу спокойно.

– Во-первых, знать и доказать – совершенно разные вещи, во-вторых, я не заставляю плясать тебя под мою дудку, просто-напросто каждый должен добросовестно исполнять взятые на себя обязательства. – После короткой паузы глаза его неожиданно загорелись зловещим огнем, и он добавил: – Запомни, мразь: в случае чего – мне терять нечего.

Слова, вылетающие сквозь стиснутые зубы, и сверлящий взор на девушку подействовали. У нее по спине пробежали мурашки, и страх сковал мышцы ног.

– Мы же заодно, – чуть ли не шепотом пролепетала она.

– Вот и я о том же.

И вновь на лице мужчины блуждала добродушная улыбка.

– Страшный ты человек, – заключила вслух Татьяна. Затем поднялась и нетвердой походкой направилась к выходу.

– Болезнь матери, ее смерть, детдом, тюрьма, затем борьба за собственное счастье, а теперь за счастье сына сделали меня жестоким, непреклонным в некоторых вопросах, – коротко поведал Груздев свою биографию. – Не забывай, кто к кому первым обратился с предложением, – напутствовал он Самойлову, прежде чем та скрылась за дверью.

Теперь Николай Сергеевич не сомневался, что лидерство перешло в его руки окончательно.

Целый месяц Груздев обдумывал следующее преступление, отбрасывая одну задумку за другой. Оригинальная мысль пришла в голову как всегда неожиданно. Они ходили с сыном в цирк, и там ему понравилось выступление гипнотизера. Чтобы проверить его силу воздействия на людей, он еще раз сходил в цирк, но уже один и вызвался добровольно отдаться во власть мага. Когда-то в детстве Николай Сергеевич сталкивался с гипнозом, но тогда он на него не подействовал. В этот же раз маг творил с Груздевым настоящие чудеса.

В перерыве между отделениями Николай Сергеевич разговорился с администратором и выпытал у него расписание цирковой труппы. Теперь ему стало известно, что гастроли в городе, в котором в настоящее время живет сестра Миронова Ивана Николаевича, состоятся в середине сентября и продлятся целый месяц. Ему ничего не оставалось, как ждать рокового срока.

Об алиби Груздев особо не раздумывал и использовал первый вариант. Он четвертый раз посещал цирковое представление, не считая двух раз в Оренбурге, и его уже от него мутило, но он не мог найти повода и возможности не то чтобы познакомиться и сблизиться с гипнотизером, но хотя бы с ним перекинуться парой слов. Ко всему прочему, начинало поджимать время. Тогда Николай Сергеевич пошел на риск: вновь вызвался добровольцем и, прежде чем отдаться во власть мага, сунул ему в карман записку, в которой восхищался его талантом и просил об аудиенции. К концу второго отделения к нему подошел администратор и предложил следовать за ним. Сердце у Груздева учащенно забилось: ведь от беседы с гипнотизером зависело осуществление его плана.

– Генопольский Семен Абрамович, – представился седеющий мужчина средних лет, принимая посетителя в своей маленькой, если не сказать крошечной, гримерной.

– Афиши с вашим именем расклеены по всему городу, – польстил ему Груздев. – Кошеварин Геннадий Андреевич, – в свою очередь представился он.

– Очень приятно, – буквально пробуравил гипнотизер собеседника угольными зрачками, вызывая холодок на спине. – Вы написали, что имеете ко мне дело.

– Заранее прошу прощения за назойливость, я восхищаюсь вами и уже несколько раз посещал цирк…

– Достаточно комплиментов, – прервал его Генопольский, махая руками.

«Откуда в этом маленьком, худом, невзрачном человечке такая сила?» – почему-то подумал Груздев, вслух же произнес:

– Я поспорил на крупную сумму, и без вашей помощи мне не обойтись.

– Занятно. И в чем же суть вашего спора? – поинтересовался гипнотизер.

– Я сказал своему другу, что его престарелая мать – женщина в силе и вполне даже может влезть по пожарной лестнице на пятиэтажку. Он рассмеялся мне в лицо и сказал, что лучше меня знает свою мать. Не знаю почему, но его смех задел меня за живое. Возможно, сказалось то, что мы с ним немножко выпили. Я стал утверждать, что его мать не только залезет на крышу, но может постоять там какое-то время, а затем целой и невредимой спуститься на землю. В конце концов мы поспорили, а Элла Николаевна лишь посмеивалась над нами обоими, подавая закуску на стол. Вот такая история.

– Ну, вы и нагородили, – не сдержал улыбки Генопольский.

– Семен Абрамович, помогите, очень прошу.

– Извините, но подобной ерундой не занимаюсь.

– А вообще-то, можете загипнотизировать бабку?

– Это нетрудно, но…

– Только поймите правильно, – перебил Николай Сергеевич. – Дело не в деньгах, а в принципе. Я сам готов заплатить в два, три раза больше, лишь бы доказать свою правоту. – Предложение совершенно явно было сделано и склонило жадного гипнотизера на сторону посетителя.

– Простите, о какой сумме идет речь? – не сдержался он, чтобы не спросить.

Груздев назвал цифру, превышающую заработок артиста за весь летний сезон.

– Ого! – Генопольский присвистнул.

– Так вы возьметесь за это дело?

– Как это будет выглядеть практически: вы пригласите сына бабули, соберете в свидетели толпу зевак? – уточнил Семен Абрамович детали.

– Я знаю, что вам запрещено использовать в корыстных целях на людях свой природный дар. Пока из ума я не выжил. – Груздев догадался, что гипнотизер уже угодил в его сети. – Мы дождемся Эллу Николаевну около ее дома, а с собой я прихвачу фотоаппарат. Обещаю, что о вашем участии в моем споре никто не узнает, самому невыгодно.

– Только деньги вперед, – закончил деловую часть хозяин гримерной.

– Я прихватил их с собой, – обрадовал его собеседник, выкладывая на стол две толстые пачки, крупными купюрами.

Элла Николаевна Миронова более семи лет жила одна.

Дочка уже давно обосновалась в Америке и с помощью родного дяди открыла там свое рекламное агентство, которое теперь процветало. Мать она навещала редко, раз в два-три года.

Сын же жил в соседнем доме. Лет десять назад он «заглянул в бутылку», и с тех пор не было дня, чтобы он не напивался до свинского состояния. Три года его семья боролась со страшным зеленым змием, но потом жена махнула рукой, забрала дочь и уехала к родителям в другой город. Элла Николаевна же боролась с пороком сына до последнего, но в конце концов и она поняла, что напрасно тратит нервы и расходует оставшиеся силы. Чтобы бросить пить, в первую очередь должно исходить желание от самого больного, а ее безвольный сын даже на кодирование явился пьяным.

Благодаря опять же брату, Миронова ни в чем не нуждалась, но непристойная жизнь сына подтачивала материнское здоровье. Он чуть ли не каждый день клянчил у нее деньги, умолял, стоя на коленях, клялся, что последний раз, и женщина уступала, но не проходило суток, и все повторялось.

Буквально за последние три-четыре месяца Элла Николаевна заметно сдала, лицо осунулось, плечи сгорбились, тяжело передвигались старческие ноги. Но женщина бодрилась и заставляла себя каждый день прогуливаться на свежем воздухе, с шести до семи вечера. Вероятно, физическая нагрузка и удерживала ее от серьезных болезней.

В эту сентябрьскую пору погода на дворе баловала горожан летним теплом. Несмотря на то, что ночи становились все холоднее, днем светило приветливое и доброе солнышко, люди носили легкую одежду и наслаждались погодой.

Когда в обычное время Элла Николаевна вышла на прогулку, от соседнего дома, на торце которого была прикреплена пожарная лестница, за ней наблюдали двое мужчин, один из них с фотоаппаратом.

– Это она, – предупредил Николай Сергеевич гипнотизера и снял футляр с фотоаппарата.

Генопольский кивнул и, прищурившись, пристально посмотрел на старуху. Сначала Груздеву казалось, что гипноз на нее не действует, и, когда Миронова прошла мимо них, он потянул Семена Абрамовича за рукав.

– Не мешайте, – отмахнулся тот, не отрывая пристального взгляда от женщины.

Элла Николаевна удалилась от них метров на тридцать и неожиданно для Николая Сергеевича свернула к пожарной лестнице. И что еще удивительнее – полезла по ней наверх. Но когда женщина поравнялась с окном третьего этажа, произошло непредвиденное.

Груздев знал, что у Мироновой есть сын, но то, что он живет в соседнем доме, сказал Генопольскому наугад, но оказалось, что действительно угадал.

Сорокапятилетний пьяница, с припухшим, красноватым лицом, только что проснулся и протер воспаленные глаза. Голова у него раскалывалась и подташнивало. Чтобы хоть немного полегчало, он решил глотнуть свежего воздуха и открыл окно. Каково же было его удивление, когда он нос к носу столкнулся с матерью.

– Мам, ты куда? – произнес он хриплым голосом, не веря своим глазам.

Старуха вздрогнула и тоже вперила в сына непонимающий взор, а когда увидела, что находится на пожарной лестнице, да еще на высоте третьего этажа, то побледнела и вцепилась пальцами в лестницу.

– Ты ко мне? – спросил сын, забыв и думать про головную боль.

– Как я тут очутилась? – прошептала она сведенными от страха губами.

На лбу гипнотизера выступила испарина.

– Кто это? – взволнованным тоном поинтересовался он у Груздева.

– Ее сын, – нашелся Груздев, думая, что соврал, но попал в точку.

– Что прикажете теперь делать? Если бабка сорвется, нас с вами засадят.

– Так вы загипнотизируйте сначала его и отгоните от окна, – сообразил Николай Сергеевич.

Генопольский несколько успокоился и занялся пьяницей, а чтобы не привлекать к себе внимания ротозеев, которых, на их счастье, пока не было видно, они спрятались за ветками кустов сирени.

Сын Мироновой, словно по мановению волшебной палочки, исчез из виду и более не показывался.

Старуха сразу приободрилась и полезла выше. На крыше она взгромоздилась на бордюр, который протянулся по краю крыши, прошлась метров пять и повернулась лицом к гипнотизеру.

– Фотографируйте, и я спускаю ее на землю, – сказал Генопольский.

Он не мог видеть, что Груздев стоял со скрещенными за спиной руками, и тем более знать, что это послужило знаком подростку на велосипеде, с которым Николай Сергеевич за определенную плату договорился о небольшой услуге, сославшись на то, что хочет посмеяться над другом.

Фотограф-любитель вскинул фотоаппарат и долго примерялся, прежде чем щелкнуть. Щелчок совпал с наездом велосипедиста на Семена Абрамовича. Он упал в кусты, проворно вскочил на ноги и задрал голову. Но Эллы Николаевны на крыше уже не было, ей хватило мгновения, на которое отпустил ее гипнотизер, и она свалилась вниз. Вскрикнуть Миронова не успела, и только глухой стук оповестил мужчин о ее кончине.

Генопольский понял, что неумышленно стал убийцей, и в ярости поискал глазами велосипедиста, но того и след простыл. Вдруг его охватил неудержимый страх, и Семен Абрамович бросился бежать со всех ног. А возле Эллы Николаевны начинал собираться народ. Виновников ее смерти никто не заметил. Да и догадаться о столь изощренном способе убийства было практически невозможно. Легче предположить, что старуха потеряла разум и покончила с собой, что в дальнейшем подтвердил и ее сын.

Николай Сергеевич настиг Генопольского и резко дернул его за плечо. Они остановились посреди улицы, лицом к лицу, но с противоположной от места трагедии стороны.

– Хочешь сделать меня соучастником убийства? – простонал тот, чуть не плача.

В критический момент они перешли на «ты» и даже не заметили этого.

– Ты не соучастник, а убийца, – не жалел его Груздев.

– Прошу, никому не рассказывай, – взмолился гипнотизер, намереваясь встать на колени.

– Хочешь, чтобы нас запомнили?

Втянув голову в плечи, Семен Абрамович покосился по сторонам. Не договариваясь, они спокойным шагом двинулись подальше от места трагедии. Уже на безопасном расстоянии присели на скамейку.

– Что теперь будем делать?

Гипнотизера бил мелкий озноб, но мозг работал четко, как никогда.

– Я просил тебя оказать мне услугу. Позволь заметить, что безобидную, – добивал собеседника Груздев. – И хорошо заплатил за это. Ты же отправил бабку на тот свет. Вот и выходит, что денег не отработал.

– Я верну деньги, только не подставляй меня, – взмолился артист цирка. – Ведь кроме тебя об этом никто не знает.

– Хорошо, – на удивление быстро согласился Николай Сергеевич.

Он наклонился и разбил об асфальт фотоаппарат, затем собрал осколки и кинул их в урну.

– Будем надеяться, что сын несчастной не вспомнит о нашем пьяном споре, а она уже ничего не скажет.

– Если и вспомнит, откуда ему знать про меня? – подстраховался Генопольский.

– Не подведу, – заверил настоящий убийца, который разработал оригинальный план и претворил его в жизнь. – Но и ты сам не проболтайся.

– Что же, я враг себе?

Их беседу прервала женщина, которая узнала гипнотизера и попросила автограф…

Из командировки Груздев вернулся, когда Самойловы надели повторный траур. Свадьбу Елены Ивановны и Виктора Тимофеевича опять отложили на неопределенный срок. Зато Татьяна и Василий ждать не стали и зарегистрировали брак без огласки. Через месяц после гибели тетки Татьяна призналась неродному деду, что вышла замуж.

Иван Николаевич уже несколько отошел от невосполнимой утраты брата и сестры, поэтому посчитал, что столь знаменательное событие в семье необходимо отметить, но только в кругу близких родственников молодых.

В особняке Самойловых собралась странная компания. Елена Ивановна, ненавидевшая падчерицу, в присутствии отца мило улыбалась ей. Колесников вел себя так же. Татьяна, в свою очередь, терпеть не могла их обоих, но изображала из себя послушную дочь и внучку. Николай Сергеевич ни к кому из присутствующих неприязни не испытывал и тем не менее готовился к убийству двоих. Василий Груздев после потери Нины Колесниковой замкнулся в себе и шел на поводу у отца. Несмотря на то, что он был мужем Татьяны, совместной ночи с ней он до сей поры не провел. Той же муж явно нравился, и она липла к нему прямо за столом, а собравшиеся прощали молодоженам некоторую вольность и не заостряли на этом внимания. Василий с опаской поглядывал на довольную жену, но не отстранялся.

Единственный человек за столом был искренен ко всем. Это Иван Николаевич Миронов, вокруг которого и разгорались закулисные страсти.

На семейное торжество пригласили и тещу Николая Сергеевича, но в виду болезни она не смогла приехать. Правда, прислала поздравительную телеграмму, которую зачитал Миронов, как глава семейства.

– Танюша, пригласила бы мужа на танец, – проворковала Елена Ивановна. – А то что же это за свадьба без вальса. А мы на вас полюбуемся.

Падчерица хотела было возразить, но собравшиеся зааплодировали.

– Придется подчиниться, – прошептала она на ухо Василию, обдав горячим дыханием.

С безучастным видом Василий поднялся и взял суженую за талию. Банкетный зал заполнила мелодия вальса, о которой позаботилась хозяйка особняка.

– Страшилище, дура дурой, а какого парня отхватила, – прошептала мачеха на ухо Колесникову.

– Когда же мы с тобой распишемся? – тоже тихо отозвался тот.

– Теперь уже скоро. Живых родственников, из-за которых можно было бы еще раз перенести регистрацию брака, у нас с отцом не осталось, – пошутила собеседница с горькой ухмылочкой на лице.

А ведь когда-то улыбка у этой женщины была очаровательной и неотразимой. Но исчезла наивность, пропала искренность, и улыбка померкла. Впрочем, Елена Ивановна об этой утрате и не задумывалась.

Когда стихла музыка и молодые вернулись к столу, поднялся Иван Николаевич и произнес тост:

– Хочу выпить за то, чтобы почаще собирались вот за таким праздничным столом, а не за столом скорби и печали.

– Поминок справлять больше не по кому, – неудачно вставила дочь.

Но отец посмотрел на нее столь сурово, что она покраснела и опустила голову.

– Счастья вам, дорогие мои! – закончил Миронов, выпил стоя и только затем сел.

Вечеринка продолжалась до поздней ночи, и по старому русскому обычаю дед самолично проводил молодоженов до дверей спальни.

Василию не очень-то пришлась по вкусу идея оставаться в чужом доме, да еще наедине с взбалмошной, толстой и неприятной девушкой, мужем которой он стал. И только теперь, оглядев опочивальню жены, он запоздало понял, к чему привело его безволие.

«На все согласен, только бы не приставала ко мне», – подумал Василий, скользнув взглядом по оплывшей жиром фигуре суженой.

Но у Татьяны на этот счет были совершенно иные планы.

– Я оставлю тебя ненадолго, дорогой, – пропела она елейно-противным голосом и скрылась в ванной комнате.

Воспользовавшись ее отсутствием, Василий быстро скинул с себя одежду, потушил свет, нырнул под одеяло и притворился спящим. Он слышал, как перестала шуметь вода, как хлопнула дверь, но не реагировал, лишь сильнее зажмурился, как будто это могло как-то помочь.

Девушка появилась в спальне в тонком махровом халатике на голое теле.

– Милый, – позвала она мужа, остановившись перед брачным ложем и скинув халат, который скользнул по жировым складкам, где должна быть талия, по полным ляжкам и упал на мягкий ковер. Самойлова комплексов по отношению к своему телу не испытывала, привыкнув к нему с детства, потому как худенькой никогда не была. Она неторопливо забралась под одеяло и провела ладонью по мускулистой руке бывшего десантника, упругое, стройное, молодое тело которого манило. Девушка прижалась к его спине грудью и покрыла шею поцелуями. Василий крепился из последних сил, но не от порыва к любовным ласкам, а от нарастающего отвращения.