Текст книги "Антология сатиры и юмора России XX века. Том 35. Аркадий Хайт"

Автор книги: А. Хайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 30 страниц)

Она говорит:

– Ты что же, Василий, считаешь, что мы до коммунизма не доживем?

– Нет, – говорю, – мы не доживем. Но вот детей жалко.

В общем, с этой гласностью нет у меня теперь никакой жизни. Раньше была семья как семья. А теперь у меня дома не жена, а сплошной прожектор перестройки!

Не в названии дело

Вы новость слыхали?.. Говорят решили еще один город переименовать. Поскольку молодежь комсомолом не интересуется, хотят Комсомольск-на-Амуре назвать Беспартийск в Сибири.

А что, я не удивлюсь. Сейчас каждый день переименовывают. Калинин – в Тверь, Жданов – в Мариуполь, Орджоникидзе – во Владикавказ. Но, правда, кроме названия там ничего не меняется. Как ничего не было, так и нет. А они что думали? Если Волгоград опять назвать Царицын, там сразу жизнь станет, как при царе?..

Прямо все свихнулись с этими переименованиями. Уже не знаешь, что как называть. Мальчика в школе спрашивают:

– Кто написал «Песню о Соколе»?

А он отвечает:

– Алексей Максимович Нижний Новгород.

Но мы же такие: если кампания началась – остановиться не можем.

Главное, все это в нашей истории уже было. И не один раз. После революции отменяли все, что с монархией связано. Давай, Гаврила, не стесняйся! Меняй названия, круши дворцы, взрывай памятники! Вроде до нас ничего не было. Жизнь по новой началась. Это у других народов летосчисление от Рождества Христова. А у нас наоборот: как «Аврора» из всех стволов шарахнула, так с Христом и покончили.

И пошли всем городам имена новых вождей давать: Сталинабад, Днепродзержинск, Молотов, Ворошиловград. Я вот иногда думаю: а в честь какого вождя назван город Херсон?.. Может, Хрущева? И вот еще любопытно: почему мы своего руководителя называем вождь? Что это за вождь? Мы что, все краснокожие? Индейцы? Почему у нас обязательно должен быть вождь? Давайте тогда и называть их, как индейских вождей: Владимир – Соколиный Глаз! Иосиф – Железная Рука! Никита – Кукурузный Початок! Леня – Мохнатая Бровь! И так далее…

Но, правда, новые названия у нас тоже недолго продержались. Как скончался товарищ Сталин, начали его отовсюду убирать. Давай, Гаврила, круши! Вроде этого вождя в нашей истории не было. Усы были, трубка была, а его самого не было. Чтоб следы замести, даже на могиле предлагали такую табличку установить: «Иосиф Джугашвили – участник первой бакинской демонстрации».

Потом антипартийную группу разоблачали, помните? Маленков, Молотов, Каганович – их имена тоже аннулировали. Мети их, Гаврила, поганой метлой из нашей истории! В те годы даже такой случай рассказывали: в Одессе от причала отходит пароход «Леонид Собинов». А на причале пенсионер стоит и мамаша с ребенком. Мальчик спрашивает:

– Мама, а кто такой Собинов?

А пенсионер:

– «Собинов»?.. Это же бывший «Каганович».

Теперь вот дожили: снова все переименовываем. Вообще-то хорошо, что мы своим городам и улицам исконные названия возвращаем. Только мы и здесь удержу не знаем. Опять отменяем историю, зачеркиваем все, что было. Живет в нас Гаврила со своей метлой. Конечно, вы можете сказать: а мы здесь при чем? Мы – люди маленькие. Не мы городам названия даем.

Верно! Городам – не мы. Ну а детям своим, родным детушкам, кто имена давал? Партия и правительство? Третий интернационал?.. Нет, мы! Мы их называли в честь наших вождей: Марксен – Маркс-Энгельс значит, Вилен – Владимир Ильич Ленин, Ким – Коммунистический интернационал молодежи, Сталина – в честь друга всех детей.

Хорошо хоть сегодня именами нынешних руководителей детей не называем: Рафик или Лукьян, или в честь нашего президента – Михсер.

Слава богу, у нас сейчас руководители скромные. Ничего своими именами не называют. Говорят, по просьбе Михал Сергеевича даже конфеты из продажи изъяли «Мишка косолапый» и «Мишка на Севере».

А раньше-то чем мы только своих детей не называли. Я иногда думаю: как же надо было не любить своего ребенка, чтобы давать такие жуткие имена: Индустрии, Агитация, Рабкрин… Пусть дети всю жизнь мучаются, зато мы свой энтузиазм покажем, верноподданность свою.

Представляю, как эти дети между собой общались:

– Индустриализация Сергеевна, передайте, пожалуйста, приказ Пятилетке Федотовне.

– А приказ уже завизирован?

– Да-да Колхоз Развалыч уже все подписал.

Смешно?.. Славу богу, хоть смешно, наконец. А откуда все это идет? От нашего чинопочитания. Мы ведь своих руководителей уважаем не за то, что они хорошо дело делают, а за то, что они высокий пост занимают. У нас прямо в душе что-то обрывается, когда мы большого начальника видим:

– Гляди-гляди, председатель палаты национальностей сидит.

– Смотри-смотри, первый зам. генерального идет!

Ну, идет! Чего мы так радуемся? Что он пешком идет, а не едет в бронированной «Чайке» в сопровождении охраны?

Вы зайдите в любое учреждение, в любую контору– там на стене обязательно чей-нибудь портрет висит или, в крайнем случае, скульптура в коридоре. Бюст. С ногами.

Да что портрет! Я вот недавно французские деньги видел. Там на каждой купюре писатель изображен, философ или ученый. А у нас на всех деньгах только Владимир Ильич виден! Интересно, по какой причине?.. Что он, так деньги любил? Или наоборот: гениально предвидел, что на эти деньги ничего не купишь?

Правда, надо сказать, что у нас в России всегда на деньгах царей изображали. На золотом рубле – Николай. Так и называли – Николашка. На сторублевке – Екатерина Первая. Катенька, Катериночка. Мы почему-то деньги всегда ласково называем. И теперь тоже: сто рублей – Володенька, пятьдесят – пол-Володеньки. А металлический рубль совсем ласково – картавенький.

Но это так, лирическое отступление. Я о другом хочу сказать: до чего же мы любим дружно исполнять команды. То – ломай церкви, гони попов! Ура-а!.. Теперь – строй церкви, зови попов! И зовем. Слава богу, зовем, наконец. Причем не только в церковь, а прямо в Верховный Совет. А знаете, для чего священники в Верховном Совете сидят? Чтобы отпускать грехи нашему правительству.

Вообще-то у нас правительство хоть и грешит, но любит исправлять свои ошибки. Вон Владимира Высоцкого при жизни и травили, и не печатали, и петь не давали. Зато когда умер, ровно через восемь лет вручили ему Государственную премию СССР. Туманный акт, сердечный поступок нашего доброго правительства. У нас всегда любят делать добро. Покойным. Так иной раз и представляю себе, как ходят государственные чиновники по кладбищу и радостно сообщают лежащим:

– Товарищ Иванов, вам прибавили пенсию.

– Товарищ Сидоров, вы реабилитированы.

– Товарищ Кузькина, поздравляем! Ваша облигация выиграла.

Скажете, фантастика? Так не бывает?.. У нас все бывает! Каких только приказов мы за свою жизнь не наслушались:

– Нельзя менять большую площадь на меньшую без разрешения исполкома!

– Не уплатившим квартплаты ЖЭК справок не выдает!

– Позволяется иметь на дачном участке пять яблоневых деревьев!

Почему – пять? Почему не три или не восемь? И вообще, почему какой-то дуб должен решать, сколько нам иметь яблонь? Откуда они вообще берутся на нашу голову? Ни ума, ни образования – одна страсть к руководству. Да они за свою жизнь всего две книжки прочли: сберегательную и партийную!

А мы ко всему привыкли, со всем соглашаемся. Да еще этому оправдание находим;

– Нельзя вводить частную собственность! Государству это невыгодно.

– Цены придется повышать. Это необходимо для государства.

А я вот хочу спросить: это кто такой – государство?.. Это же мы с вами. Мы все! И если нам плохо, значит, и государству плохо. А если кому-то и хорошо, так это не государству, а руководителям государства. Не надо путать разные вещи. Нас и так уже всех запутали.

Мы причины нашей ниткой жизни ищем не в бездарном руководстве, не в семидесятилетней гегемонии нашей славной партии. Нет, мы другие причины отыскиваем. В основном, слухами питаемся. Ну, питаться– то нечем, вот мы и питаемся слухами:

– Знаете, почему крупы нет? Все крысы съели. Говорят, крысы появились – два метра, хвост и уши как у пожилого зайца!

– Знаете, почему молока нет? Говорят, все коровы забастовку объявили. Требуют равных прав с доярками. Чтобы раз доили их, раз – доярок!

Сорок пять лет после войны прошло, а у нас снова вводят продуктовые карточки. Мы и против этого не спорим.

Побежденные немцы шлют своим победителям продуктовые посылки.

– Битте-дритте, закусите! Только больше не проситте!

И все равно находятся такие, которые готовы все оправдать:

– Верной дорогой идем! Не откажемся от социализма! Готовы выполнить любое задание любого советского правительства!

И, действительно, эти всегда готовы. Как пионеры. Это ведь только у нас могла родиться такая горькая шутка: на собрании объявляют:

– Завтра всем явиться в шесть утра! Будем вас вешать.

А из зала рука тянется:

– У меня вопрос: веревку с собой приносить или будут выдавать?

Трудно мы живем, очень трудно. Устали все от пустых прилавков, от бесконечной беготни, а главное, от фальшивых слов.

Вот я с детства слышу, что у нас в стране все равны. А так ли это на самом деле? Вот вы можете себе представить такое объявление: «Всех членов политбюро просим явиться на овощную базу для перебирания гнилой картошки!» Не могу представить! Врачей там представляю, ученых – тоже, а политбюро на овощной базе не могу вообразить. На торговой базе еще могу, а на овощной – нет.

Ведь их даже на пенсию отправляют не в связи с развалом страны, а в связи с состоянием здоровья. Вроде все у нас в стране замечательно, только вот здоровье у него подкачало. Бедный. Несчастный. Подайте, кто сколько может, на персональную дачу.

Вот и получается, что на словах у нас все равны, а на деле: мы равны, а они немножечко равнее.

Не знаю, кто там наверху придумал это циничное название: слуги народа. Будто мы хозяева, а они нам нее время прислуживают. В поте лица. Может, нам на время с ними местами поменяться? Пусть они поживут как народ, а уж мы, ладно, помучаемся. Будем их слугами на черных «Волгах».

Нет, недооценивают у нас народ. Он ведь все видит и все замечает. Недаром в истории нашей русские цари навеки остались с теми прозваниями, которые дал народ: Ярослав Мудрый, Иван Грозный, Петр Великий. Надо бы и нынешнему руководству задуматься. А то ведь войдут в историю с такими прозвищами: Николай Плаксивый, Егор Твердолобый, Михаил Говорливый.

Вот уже скоро шесть лет, как началась перестройка. Все недовольны: время идет, а ничего не меняется. А ничего и не изменится, пока мы сами не переменимся. Пока не почувствуем, что на земле своей мы хозяева, а не просители, пока не прекратим соседа своего считать за врага, если он получает на десять рублей больше, пока не начнем все просто жить, а не бороться за светлое, никому не понятное будущее.

А до той поры все так и будет. Можно снова переименовать все города, назвать как угодно любую улицу – хоть «Путь к коммунизму» – все равно эта улица приведет нас на площадь имени товарища Дефицита.

Только когда же поймем мы, что каждый человек достоин нормальной человеческой жизни, будь он крестьянин, медсестра или президент, если только он хороший крестьянин, хорошая медсестра и хороший президент. Может, тогда наконец у нас по-новому прозвучат привычные слова: «Человек – это звучит гордо!» – как писал великий пролетарский писатель Алексей Максимович из Нижнего Новгорода.

Письмо из 2000 года. Г. Горину

Гришенька, дорогой, здравствуй. Вот и 2000-й год на дворе. Вспомнил, что тебе стукнуло шестьдесят, и решил черкнуть письмецо, рассказать о нашем житье-бытье.

Событий у нас много. Как говорится, живем жутко интересно. Причем не столько интересно, сколько жутко.

Вчера провожали последнего еврея. Их теперь принимает Конго со столицей в Браззавиле. Народу в Шереметьеве было тыщи две. Много цветов, прощальных речей. Особенно тепло говорил Куняев, даже плакал. Его тоже можно понять. О чем теперь писать в «Нашем Современнике»? Прямо хоть закрывай журнал!

Восемьдесят третью годовщину Октябрьской революции отметили очень скромно. Даже не было военного парада. Только не подумай, что у нас теперь нет армии. Армия есть, просто бензина нет. Так что в этот день показывали прием в Кремле. Было очень мило. Много послов из разных стран: татарский посол, киргизский посол, временный поверенный из Тюмени и генеральный консул из Химки-Ховрино.

Кстати, помнишь Горбачева? Он тоже выступал. Говорил, что разработан 76-й вариант перехода к рыночной экономике. Решено переход к рынку сделать подземным, чтоб никто не видел, как это произойдет.

Впрочем, бог с ним, с Горбачевым. Тут у нас дела поинтереснее. В прошлом месяце наконец похоронили В. И. Ленина. Так что мавзолей теперь свободен. Союз театральных деятелей борется, чтобы это помещение отдали ему. Все-таки Ульянов в некотором роде прямой наследник. Но думаю, что шансов у него мало. Скорее всего, там будет еще один «Макдоналдс».

Как бы там ни было, все довольны, что его похоронили по-человечески. Пожалуй, переживает только Марк Захаров. Ну, это естественно. Как ему руководить Театром Ленинского комсомола, когда теперь ни Ленина, ни комсомола.

Ну, что у нас еще новенького?.. Выполнили, наконец, продовольственную программу. Дело в том, что в обещаниях партии, оказывается, была допущена опечатка. Мы считали, что будет по четыре килограмма мяса на человека, а они имели в виду, что будет по четыре килограмма мяса на человеке. Но теперь разобрались, и все довольны.

В магазинах по-прежнему тишина. Вот чего сейчас действительно много, так это партий. Вступай – не хочу! Анархисты, либералы, кадеты… Ну и, конечно, коммунисты. Они теперь каждый год меняют свою платформу. Но, как говорится, поздно менять платформу, когда поезд уже ушел.

Гришаня, тебя, конечно, больше всего интересует, что происходит в мире искусства. Ну, что тебе сказать… В литературе полное затишье. Никто ничего не пишет. Все равно нет бумаги. Во всех издательствах и журналах печатают одного Солженицына. Говорят, он поставил условие, что не вернется, пока его не начнут печатать и на деньгах тоже.

В театрах тоже мало интересного. Да, знаешь, МХАТ еще раз разделился. Теперь их у нас четыре. Правда, Ефремов добился, чтобы эмблему МХАТа оставили ему. У него теперь на занавесе скелетик чайки.

Из последних театральных премьер – Виктюк поставил шатровское «Дальше, дальше, дальше» в театре Вахтангова. Трактовка довольно необычная. Оказывается, Сталин был гомосексуалистом и все время жил с Поскребышевым. Спектакль у него так и называется: «Глубже, глубже, глубже».

В кино практически не хожу. Сейчас все фильмы о проституции и половых извращениях – словом, сплошной секс. А если учесть, чем нас кормят, то тема секса волнует нас все меньше и меньше.

Как видишь, перестройка у нас еще продолжается. И конца ей не видно. Но мы не унываем. Ты же знаешь, я по натуре оптимист и твердо верю, что, как бы ни было плохо, обязательно будет еще хуже.

Пиши мне, Гриша! Как можно чаще! Мне твои письма просто необходимы. Ведь сигареты пропали, а махорку заворачивать не во что. Обнимаю и жду. Твой искренний друг

Аркадий.

Моя предвыборная программа

Внимательно ознакомившись с составом Верховного Совета, я с удивлением обнаружил, что среди них нет ни одного писателя-юмориста. Есть артисты, есть хоккеисты, есть даже филателисты, но юмористов нет. Согласитесь, это несправедливо. Ведь в предвыборных кампаниях наших кандидатов было очень много смешного.

Конечно, я понимаю, что выборы уже прошли и сейчас поздно выдвигать свою кандидатуру. Но никто не может мне запретить выдвинуть свою предвыборную программу. Лучше поздно, чем никогда!

1. В предельно сжатые сроки возродить в стране моральный климат, нравственность, веротерпимость, культуру дискуссий и уважение к чужому мнению. С этой целью в ночь на 1 января по всей территории страны перевести стрелки часов на 80 лет назад.

2. Всемерно расширять и углублять демократизацию нашего общества. Постараться обеспечить всем гражданам не только свободу слова и свободу собраний, но также свободу после слова и после собраний.

3. Невзирая на трудности, продолжать проводимое в стране оздоровление политической, экономической и культурной жизни. Довести до логического конца наши реформы: правовую, хозяйственную, театральную, реформу высшей и средней школы. Одним словом, провести все реформы, кроме денежной.

4. Активно бороться с политическим авантюризмом и краснобайством. Отменить на сегодняшний день как утопические ранее выдвинутые лозунги и призывы: «Догнать и перегнать Америку», «Выпускать продукцию на уровне мировых стандартов», а также «Жить стало лучше, жить стало веселей». Лозунг «Еще нынешнее поколение будет жить при коммунизме!» приблизить к реальности, сократив его вдвое: «Еще нынешнее поколение будет жить!».

5. Ввести строгую персональную ответственность за порученное дело. При любой неудаче в народном хозяйстве находить конкретного виновника и подвергать (то строгому взысканию с публикацией об этом в печати. В случае если виновника найти не удается, то за все неудачи, как нынешние, так и будущие, считать ответственным лично тов. Брежнева и его годы застоя.

6. Отменить для руководящих работников все виды закрытых распределителей, спецмагазинов и спецполиклиник. Все эти привилегии отдать наиболее бедной части нашего населения – пенсионерам. Таким образом, мы сразу решим две задачи: повысим уровень жизни пенсионеров, а для руководящих работников создадим стимул поскорее уйти на пенсию.

7. В области здравоохранения все силы бросить на основную болезнь нашего населения – социалистический склероз – заболевание, при котором человек не помнит: идет он в магазин или уже из магазина.

8. В области сельского хозяйства без промедления нею землю отдать крестьянам. Если не захотят брать добровольно, отдать насильно. Максимально расширить арендный подряд. В черноземной области давать арендаторам на откорм до 150 бычков, в нечерноземной – давать арендаторам на откорм до 150 колхозников.

9. Расширить права совместных предприятий, дав им большую самостоятельность и возможность различных вариантов внутри самих предприятий. Например: иностранное оборудование, иностранный управляющий, наше сырье и рабочая сила. Другой возможный вариант: иностранное оборудование, иностранное сырье, наш управляющий и рабочая сила. Или наиболее оптимальный вариант: иностранное сырье и оборудование, иностранный управляющий, иностранная рабочая сила, наша – Госприемка.

10. В связи с обострением национального вопроса отменить в паспортах графу «Национальность». Вместо этого ввести графу: «Какая национальность была раньше?»

11. В случае несогласия с администрацией, плохой организацией производства, несправедливой оплаты труда – разрешить трудящимся право на забастовку. Однако, чтобы не нарушать хозяйственных планов, сами забастовки проводить только в выходные дни, обеденный перерыв и свой оплаченный отпуск.

12. В области законодательства не издавать каждый день новых законов и постановлений, особенно взаимоисключающих. Отменить как не имеющий смысла закон о нетрудовых доходах. Ибо деньги, заработанные нечестным трудом, попадают под действие уже существующих законов, а деньги, заработанные честно, при всем желании нельзя назвать доходом.

13. Не допускать строительства экологически вредных предприятий без учета общественного мнения. В случае строительства в какой-либо местности химкомбинатов, цементных заводов, атомных электростанций и т. д., проводить предварительный опрос населения данного района. А в случае его несогласия – переводить в глухую, безлюдную местность само предприятие, а не население данного района, как это делалось раньше.

14. В соответствии с Женевской конвенцией не препятствовать эмиграции из страны. Но проводить ее не по национальному, а по социальному признаку. Прежде всего разрешить эмиграцию функционерам областного и районного масштабов. Поскольку в случае выезда нашего бюрократического аппарата в промышленно развитые страны появляется надежда на возвращение оттуда ранее уехавших врачей, ученых, писателей и музыкантов.

Зарубежные гастроли

Прямо с одесского Привоза

Если есть на свете рай для юмористов, так это одесский Привоз. Это настоящий Клондайк, золотая жила веселья. Здесь ничего не надо придумывать, надо только ходить по торговым рядам и записывать. И за покупателями, и за продавцами, поскольку здесь все одинаково остроумны.

Тут никто не скажет слова просто так. Даже на самый простой вопрос ответ всегда будет необычный:

– Tаpac Петрович, как дела, как живете?

– Живу, как моль: один костюм уже проел, теперь взялся за второй. А вы, Григорий Матвеич, как живете?

– Как я живу? Как арбуз: пузо растет, а хвостик сохнет.

Так давайте не будем терять времени, пройдемся вместе по этим торговым рядам, где грудами лежат розовые шматы сала, пузатые баклажаны, которые каждый уважающий себя одессит называет только «синенькие», и особые одесские помидоры, пахнущие солнцем и горьким степным ветром. Пройдемся и послушаем, что сегодня говорят на одесском Привозе.

– Куры, куры! Парные куры! Дамочка, идите уже сюда! Посмотрите, это же не кура, это мечта!

– Я уже подошла. Теперь вы мне скажите: чем вы кормите своих курей?

– А зачем это вам?

– Как это зачем? Может, я тоже хочу так похудеть?

Здоровенный дядька в соломенной шляпе тащит две кошелки ярко-красных помидоров.

– Дядько, дядько! Гдe вы брали таки гарны помидоры?

– Да вон же, в соседнем ряду.

– И шо, много народу?

– Да никого не было. Даже продавца.

Рядом старушка довольно преклонного возраста уверенно выговаривает продавцу:

– Глаза твои бесстыжие! Морда твоя наглая! Что ж ты такие огурцы продаешь?

– Какие это такие?

– Что, сам не видишь? Желтые, скрюченные – тьфу!

– Ой, мамаша, вы лучше на себя посмотрите!

Возле выложенных горой фруктов стоит мужчина. Долго смотрит на шестизначные цены, протирает очки, опять надевает и снова смотрит.

– Мужчина, – спрашивает продавец, – что вы там высматриваете? Что вам неясно?

– Да я никак не могу понять: это у вас цены или номера телефонов?

Это тоже примета времени. Когда один доллар стоит почти двести тысяч карбованцев – цены измеряются в миллионах. Людям старой закалки, привыкшим с уважением относиться к слову «миллион», приходится нелегко.

– Молодой человек, молодой человек! Вы мне не скажете, сколько стоит ваша телятина?

– Почему не скажу? Что мы с вами, в ссоре? Конечно, я скажу. Только вы сначала скажите: у вас валидол с собой?

Из мясных рядов переберемся в молочные. Там тоже есть что послушать.

– Мужчина, идите сюда! Попробуйте уже мое молоко.

– Если оно правда ваше, зачем мне пробовать? Что я, грудной?

– Шо вы цепляетесь к словам? Ну, не мое, моей коровы. Зато молоко – что-то особенного. Вы попробуйте…

– Так… Я уже попробовал.

– Ну что?

– Теперь я хочу спросить: вы не хотите купить своей корове зонтик?

– Чего вдруг? Почему зонтик?

– Потому что у нее в молоке очень много воды.

Рядом в киоске выстроилась очередь за сыром. Пожилая бабушка говорит юной продавщице:

– Деточка, будь ласка, свешай мне, пожалуйста, десять грамм сыра.

– Сколько?!

– Десять.

– Вы что, издеваетесь?

– Боже упаси! Коли бы я издевалась, я бы тебя еще попросила нарезать.

Одесса – город, который стоит на море. Это знают даже дети. Но даже взрослые никогда не могли объяснить, почему на базаре нет свежей рыбы. Сегодня наконец она появилась. Правда, это уже не тот фиш, не тот коленкор, как говорят местные. Нет копченой скумбрии с тонкой золотистой шкуркой, куда-то подевались знаменитые бычки, а если ими кто-то торгует, то это уже не бычки, а воши. Хотя в рыбных рядах наблюдается оживление.

– Мужчина, берите свежую рыбу!

– А она действительно свежая?

– Что за вопрос? Только что из моря.

– А почему она закрыла глаза?

– Так она же спит.

– Спит?.. А почему она так воняет?

– Слушайте, мужчина, когда вы спите, вы за себя можете отвечать?

Словом, со свежей рыбой опять трудности, зато рыбных консервов сколько угодно душе.

– Молодой человек! Я уже третий раз прошу: дайте мне баночку сардин!

– Я слышу, слышу… Но вы же не говорите, какие нам нужно: испанские, французские, марокканские…

– Какая мне разница? Что я с ними, буду разговаривать?

Конечно, одесский Привоз сегодня изменился, как изменилось всё в городе. Сегодня, кроме продуктов, здесь торгуют обувью, одеждой, зонтиками – словом, чем попало! Молодой человек стоит и торгует плетеными корзинами.

– Парень, за сколько продашь корзину?

– За пятьсот тысяч. Только скорее, скорее.

– Что скорее? Не горит. А за триста тыщ отдашь?

– Отдам, отдам, только скорее.

– Опять скорее. Бери двести, и я пошел.

– Давайте, только скорее.

– Да что за спешка? Почему скорее?

– Почему? Потому что вон идет хозяин этой корзины.

Возле корзин старичок малюсенького росточка торгует часами самых разных видов и марок: наручными, карманными, стенными…

– Папаша, а часы с кукушкой у вас есть?

– Вообще, есть. Но должен вас предупредить: часы с брачком.

– Что, отстают?

– Боже упаси!

– Спешат?

– Никогда в жизни!

– Так что? Кукушка не выскакивает?

– Кукушка выскакивает каждые 60 минут. Но она всегда спрашивает: «Который час?»

Чем только не торгуют сегодня на Привозе. Какой– то человек в большой корзине принес щенков. Над ними висит фотография якобы их мамы, – немецкой овчарки, у которой вся грудь в медалях.

– Молодой человек, откуда у этой собаки столько орденов? Она что, съела генерала?

– Никого она не ела. Это чемпионка Европы.

– И родословная хорошая?

– Или! Я вам скажу: если бы эта собака могла говорить, она бы не стала разговаривать ни с вами, ни со мной.

В разговор вмешивается стоящая рядом женщина:

– Не слушайте его, это аферист. Я купила у него сторожевую собаку, оказался форменный сексуальный маньяк. Кидается на всех, включая кошек.

– А я вас предупреждал. Это такая порода. Она так и называется: бордель-терьер.

– Бордель меня не интересует, – снова перебивает мужчина. – Сколько вы хотите за этого щенка?

– Десять миллионов.

– А половину?

– Половину щенка я не продаю. Мужчина, не жалейте эти десять миллионов. У вас будет отличный сторожевой пес.

– Смешной человек! Если я вам отдам десять миллионов, этой собаке уже нечего будет сторожить.

В глубине рынка стоит маленькая будочка, в которой сидит гадалка. Толстая еврейка в цыганской шали по имени Аза Абрамовна. Поскольку ни газетам, ни радио уже никто не верит, находятся желающие узнать будущее от гадалки. Вот она раскладывает колоду перед толстым, лысым мужчиной. Тот поминутно вытирает лысину носовым платком.

– Так… Значит, вы у нас трефовый валет.

– Почему валет? Я король. И потом не трефовый, а бубновый.

– Слушайте, откуда я могу знать вашу масть, когда вы такой лысый. И потом, с чего вы взяли, что вы король? Вы кем работаете?

– Я? Инженер по технике безопасности.

– A-а. Тогда вы вообще шестерка. – Она быстро раскладывает карты. – Значит, так: до пятидесяти лет вы будете страдать от отсутствия денег.

– А потом?

– А потом привыкнете.

Одесский Привоз – это не просто место, где делают покупки. Это настоящий клуб, где люди встречаются поговорить за политику, за жизнь, за одесский «Черноморец» и вообще. Вот молодой папаша толкает перед собой широкую детскую коляску.

– Боренька, поздравляю с прибавлением семейства!

– Спасибо большое!

– Что, близнецы? Какие загорелые. Оба мальчики?

– Нет, мальчик только справа. Слева – дыня.

Супружеская пара идет с кошелками, полными продуктов.

– Гришенька, – говорит жена, – это ничего, что я бросила нищему деньги?

– Правильно сделала. Слепой человек, надо помочь.

– Но ты же говорил, что они все только притворяются слепыми.

– Нет, это настоящий слепой.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю. Он же тебе сказал: «Спасибо, красавица!»

– Тростянский, хорошо, что я вас встретил. Вы идете на похороны Кунцевича?

– С какой стати? Он же на мои не придет?

Вот так или примерно так расходятся люди с одесского Привоза. Уже вечереет, зажигаются первые огни, а на свежем морском ветру гордо полощется самодельный транспарант: «Господа! Приезжайте в Одессу, не то Одесса приедет к вам!»

Еврейские мужья

У англичанина есть жена, есть любовница, но он любит жену.

У француза есть жена и есть любовница, но он любит любовницу.

У еврея есть жена и есть любовница, но он любит маму.

К чему я это говорю?.. Чтобы вы знали, что такое еврейские мужья. Если не знаете, то я скажу: еврейский муж – это самолет, потому что на земле от него нет никакой пользы.

Впрочем, не буду отвлекаться, расскажу все по порядку. Мой первый муж, Изя, был порядочный человек. Честный, скромный, не швицер, не фасонщик. У него был только один недостаток: он был шибко партийный. Когда его в первый раз увидела моя мама, она сказала всего три слова: а ничтожество, а гурнешт, а коммунист. А от себя добавлю: не просто коммунист, а мишигенер коммунист.

В первый же день свадьбы он повесил у нас в спальне портреты Маркса и Энгельса. Я говорю:

– Изенька, мне неудобно переодеваться перед незнакомыми людьми.

– Что значит «незнакомыми»? Это вожди мирового пролетариата! И я хочу, чтобы они висели здесь.

Я сказала:

– Ладно, ладно, успокойся! Хорошо еще, что ты их не положил с нами в кровать.

А про себя подумала: «Что я буду из-за них ссориться? Хочет – пусть висят, чтобы они уже все висели».

По ночам мой Изя не спал и не давал заснуть мне. Нет, не то. что вы думаете, его волновало совсем другое: чтобы коммунизм победил во всем мире. Хотя, что этот мир сделал ему плохого – я не знаю!

Но мало того, что он был ненормальный, он еще взялся за меня:

– Завтра мы идем на первомайскую демонстрацию!

– А что я пойду? Я же беспартийная.

– Не спорь! Все честные люди должны быть там.

Когда мы вышли на Красную площадь и он увидел вождей – он так возбудился, больше, чем в нашу первую брачную ночь.

– Почему ты молчишь? – говорит он мне. – Приветствуй наше правительство!

Так я уже шла за ним и кричала: «Пламенный привет! Пламенный привет!» Не могла же я им прямо сказать: «Чтоб вы сгорели!»

Кончилось все тем, что он пришел с партсобрания и говорит:

– Собирайся. Мы едем поднимать целину.

– Что мне поднимать? Я, слава богу, ничего не роняла.

– Не спорь. Меня посылает партия.

Я ему говорю:

– Изенька, партия тебя уже столько раз посылала. Может, и ты ее один раз пошлешь?

Когда он это услышал, он весь затрясся, обозвал меня контрой и ушел навсегда. Надо сказать, к его чести, что он ничего не взял, ушел буквально голый, прикрываясь своим партийным билетом.

Но я для себя решила: больше к партийному не подойду на пушечный выстрел. И мой второй муж, Лазарь, таки коммунистом не был. Он был деловой человек, гешефтмахер. Каждый вечер он ложился со мной рядом и, нет, не то, что вы думаете, начинал считать: