Текст книги "Антология сатиры и юмора России XX века. Том 35. Аркадий Хайт"

Автор книги: А. Хайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 30 страниц)

Зажегся свет. В креслах у столика сидели двое мужчин: японец и скандинав. Они поманили Мераба за собой и провели в ванную комнату. Там они открыли все краны, пустили воду, включили транзисторный приемник и, усевшись на край ванны, зашептали Мерабу с двух сторон, что они представляют разведку одной страны: их агент арестован в Москве, и они хотят обменять его на Мераба.

– Но я не агент, это Изя придумал, – возразил Мераб.

Мужчины дружно улыбнулись и зашептали еще быстрее, что запираться нет смысла, он давно засвечен израильской разведкой и самому ему выехать отсюда не удастся. А у них есть возможность переправить его в Женеву.

– А Джейн тоже поедет? – спросил Мераб, подумав.

– Джейн – это кто?

– Ну, девушка, с которой я пришел.

Мужчины ухмыльнулись:

– Она такая же Джейн, как вы – Яков Папашвили.

Аэропорт Тель-Авива. Из шикарной машины с дипломатическим флажком вышел высокий негр в сопровождении эффектной блондинки. Носильщик повез за ними гору роскошных чемоданов.

На таможенном контроле негр предъявил дипломатический паспорт.

– Будьте любезны, предъявите вещи на досмотр, – сказал таможенник.

– Я дипломат! Вы не имеете права! – возмутился негр.

– Я вас прошу: предъявите вещи на досмотр, – твердо повторил таможенник.

К дому Изи подъехал старенький грузовичок, в кузове которого сидели два парня в рабочих комбинезонах.

– Господин Бронштейн! – позвал один из парней. На балкон вышла Изина мама.

– Его сейчас нет дома.

– Тут для него небольшой подарок.

Парни скинули с кузова на мостовую огромный чемодан, и грузовик уехал.

– Сеня! Сеня! – в ужасе завопила Изина мама.

Из двора напротив вышел коренастый старик в странной для израильской погоды одежде: в тулупе, валенках и меховой шапке-ушанке.

– Чего орешь? – спросил старик.

– Немедленно вызови саперов! Этот шпион подкинул нам бомбу! – закричала старуха.

Сеня сказал, что раз он здесь, никаких саперов вызывать не надо, ибо лучше его, Сени, в Израиле сапера нет. И велев Изиной маме укрыться, склонился над чемоданом. Что-то громко тикало. Сеня посмотрел на свою руку. На ней громко тикали большие часы Кировского завода. Сеня снял часы, положил их в карман и со всеми профессиональными предосторожностями открыл чемодан.

Там, скрючившись, лежал Мераб в белом смокинге.

– Живой? – спросил Сеня.

Мераб сел в чемодане, ошалело поглядел на Сеню и слабым голосом спросил:

– Где я?

– В чемодане, – ответил Сеня и громко позвал: – Самойловна!

Изина мама боязливо выглянула в окно.

– Танцуй, девка! Тебе жениха прислали, – сказал Сеня и пошел обратно во двор.

Мераб вылез из чемодана и потряс головой.

– Это вы? – робко спросила старуха.

– Кажется, я, – сказал Мераб и, покачиваясь, пошел прочь.

– Товарищ шпион! – окликнула его Изина мама. Звонила ваша жена и просила с ней срочно связаться. Там в Грузии что-то произошло.

Мераб повернул к ее дому.

– Нет, нет, только не от нас. Звоните из своей консульской группы.

– Какой группы? Разве в Израиле есть советские?

– А то он не знает, – сказала старуха. – Они уже целый год сидят в финском посольстве.

Из-за угла, высунув язык, трусцой выбежал пес Генацвале.

Мераб с собакой быстро шли по улице, где расположились иностранные посольства. Человек, приковавший себя к ограде посольства США, все еще стоял там.

– Хорошо, я вас понял, – сказал молодой дипломат в затемненных очках сидящему напротив Мерабу. – Мы свяжемся с Москвой, там все проверят и пришлют ответ.

– Когда? – нервно спросил Мераб.

– Не знаю. Это не от меня зависит.

– А можно мне отсюда домой позвонить?

– К сожалению, нельзя. Мы здесь гости. Это посольство Финляндии. – Дипломат встал. – Извините, мне надо идти.

Вышли в коридор. Дипломат запер на ключ дверь комнаты и пошел к лифту.

– Нельзя мне здесь оставаться. Поймите! Они думают, что я – агент КГБ, – сказал Мераб.

Дипломат вызвал лифт.

– Они меня уже поймали на границе. Открыли чемодан, посмотрели и опять закрыли.

Дипломат вошел в лифт. Мераб тоже.

– Какая-то разведка меня хотела поменять, – сообщил он.

Дипломат вздохнул.

– Блондинку с негром задержали, а меня отпустили. Наверное, явки мои хотят выяснить.

Дипломат посмотрел на него и подумал: «Точно провокатор».

Вышли из лифта в подземный гараж., Дипломат пошел к своей машине.

– Товарищ консул, – попросил Мераб, – поменяйте меня на какого-нибудь израильского шпиона.

– Господин, я вам, кажется, ясно объяснил: мы здесь занимаемся советским имуществом. Имуществом, и ничем больше! Всего хорошего! – Дипломат сел в машину.

– Нет, не всего хорошего!

Мераб вытащил из кармана наручники и быстро приковал себя к правой дверце его машины.

– Это мой протест! – заявил он. – Я буду здесь стоять, пока вы меня не отправите домой.

Дипломат достал из «бардачка» отвертку, вылез из машины, отвинтил правую дверцу и уехал.

А Мераб остался стоять с прикованной к руке дверцей. К нему подошел пес Генацвале, сел рядом и завыл.

Солнце палило нещадно. Мераб со своей дверцей и Генацвале шли по людной улице. Он увидел мастерскую по ремонту телевизоров и зашел внутрь.

– Вы не могли бы тут перепилить? – показал он мастеру наручники.

– Почему нет? – сказал мастер, привыкший ничему не удивляться.

Но, рассмотрев дверцу, спросил:

– «Бьюик-240»? Это что, машина русского консульства?

– Да

– Пилите в другом месте. Я в политику не лезу.

В это время мимо мастерской прошли три солдата в израильской военной форме. Один из них был Боря Париж.

– Борух! – кинулся к нему Мераб.

– Шалом, – кивнул Боря, не останавливаясь.

Мераб с дверцей под мышкой пошел за ним.

– Поговорить надо.

Боря сделал рукой жест, означавший «уйди». И незаметно для спутников кинул на тротуар скомканную бумажку.

Мераб подобрал. Это была купюра в сто шекелей.

В харчевне, где на противне жарилось аппетитное мясо, Мераб попросил у хозяина разрешения позвонить в Советский Союз. Тот, оглядев человека в грязном белом смокинге с автомобильной дверцей в руках, попросил задаток. Мераб небрежно кинул на стойку сто шекелей и заказал мясо, кока-колу и напильник. Напильника у хозяина не было.

Мераб за столиком жадно глотал мясо и смотрел телевизор. Там показывали с субтитрами на иврите советскую картину про разведчиков – «Мертвый сезон». Шла сцена передачи шпионов на мосту.

Под столом хрумкал косточкой Генацвале.

– Господин, – позвал официант и указал Мерабу на телефонную будку.

Мераб вскочил, забыв о прикованной дверце. Стол с едой опрокинулся. Мераб извинился и втиснулся в будку.

Официант выгнал из-под стола собаку и стал наводить порядок.

Через минуту Мераб как ошпаренный выскочил из будки.

– Где тут ваше КГБ? – заорал он.

– Я думаю, вам надо обратиться в министерство эмиграции, – сказала ему девушка в очках и военной форме.

– Гдe оно?

– Два квартала отсюда и направо.

Мераб выскочил из харчевни.

– Господин, возьмите сдачу! – крикнул хозяин.

Мераб бежал по тротуару. Прикованная дверца с лязганьем волочилась за ним. Прохожие шарахались в стороны.

– Я не тот, за кого себя выдаю! Кому я должен сделать заявление? – закричал он, ворвавшись в вестибюль министерства.

– Кому хочешь, – ответил человек, читавший за столиком журнал.

– Вот я вам и заявляю!

– А мне это зачем знать? – человек снова уткнулся в журнал.

– Я думаю, вам надо к Абрамовичюсу, – сказала Мерабу женщина, которая несла папки. – Третий этаж.

Мераб побежал вверх по лестнице. Дверца от шикарной машины с грохотом скакала по ступенькам.

Абрамовичюс в комнате, где сидели еще две сотрудницы, заявил, что его не чешет: Яша Мераб или не Яша. А если он хочет уехать, пусть оплатит все расходы – и скатертью дорога.

Мераб заорал, что там, дома, отец увез Яшину дочку в горы и не отдаст ее, пока он, Мераб, не вернется домой! Что у отца ружье! А Яша сумасшедший! И они перестреляют друг друга!

Абрамовичюс сказал, что это его не чешет. Что у них и так слишком много проблем, чтобы еще заниматься семейными делами Мераба.

Мераб завопил, что его брат еврей! А Израиль должен заботиться о своих детях! И обязан обменять Мераба на его брата Яшу.

Абрамовичюс возразил, что сначала еще нужно до казать, что сам Мераб не еврей.

Тогда Мераб предложил Абрамовичюсу пройти с ним в туалет и убедиться.

На что тот ответил, что он, Абрамовичюс, ходит в туалет, когда это нужно ему, а не кому-то другому.

Тогда Мераб сказал, что можно любого спросить в Сигнахи: грузин он или нет?

Абрамовичюс ответил, что за свою маленькую зарплату он не обязан летать по всяким Сигнахам, где по горам бегают сумасшедшие с ружьями.

– Ну, хорошо, – устало сказал Мераб. – Напильник хотя бы у вас есть?..

Грузия. Заходящее солнце освещает снежные вершины гор и старинную башню, прилепившуюся к скале. В этой башне укрылись Вахтанг с внучкой. У подножия скалы две милицейские машины, офицер с мега фоном, милиционеры, Яша, Инга, Циала, крестьяне.

– Уважаемый Вахтанг, спускайтесь, – уговаривал в мегафон офицер. – Подумайте сами: депутат райсовета, заслуженный ветеринар республики, а какой пример людям показываете? Некрасиво!

В узком крепостном окошке появился Вахтанг с ружьем, а из-за его спины выглянула девочка и крикнула:

– Дедушка говорит, что если я уеду на Запад, то стану наркоманкой и проституткой. А здесь я стану чемпионкой и буду ездить по всему миру бесплатно!

Тель-Авив. Вечер. Безлюдная площадь перед автобусной станцией.

Мераб вошел в телефонную будку, огляделся по сторонам, достал из кармана проволочку, покопался в телефонном аппарате, и оттуда ему в руки посыпалась мелочь.

На станции Мераб внимательно осмотрел большую карту Израиля, висящую на стене. Затем подошел к окошку, протянул горсть мелочи и сказал:

– Один билет до Кирьят-Шмона.

Девушка улыбнулась:

– Это не деньги. Это телефонные жетоны. Вас кто– то обманул.

– А вы купите у меня жетоны, – улыбнулся в ответ Мераб.

– Зачем? У меня здесь телефон.

– Жалко, – вздохнул Мераб. – А когда будет автобус?

– Через два часа, – сказала девушка и закрыла окошко.

Мераб осмотрелся. Никого. Только вдалеке ползал по тротуару какой-то человек. Мераб подошел к нему.

– Господин, вам не нужны телефонные жетоны?

– На хрена они мне сдались! Мне звонить некому, – пробурчал человек. Это был старик Сеня. – Чего стоишь? Помоги очки найти.

Мераб поднял с земли очки и протянул их хозяину. Тот, нацепив очки, узнал Мераба.

– А, это ты. жених?

– Я, – сказал Мераб.

– Куда направляешься?

– Никуда, так, гуляю.

– Тогда пошли, выпьем по сто грамм, – сказал Сеня.

Они шли по набережной. Гуляли нарядные люди, в ярко освещенных ресторанах играла музыка, на асфальтовой площадке, несмотря на поздний час, продавались подержанные автомобили. Сеня рассказал, что приехал сюда к детям, но те перебрались в Америку. Звали его с собой, но он не поехал. Раз сказал, что едет сюда, значит, должен быть здесь. Нечего на старости лет как овечий хвост по свету мотаться. А во время войны Сеня был лучшим разведчиком в самом большом партизанском отряде Белоруссии.

Они пришли на улицу, где жил Изя. Окна Изиного дома были закрыты ставнями, к дверям была приклеена табличка с надписью: «Продается!»

– В Австралию улетел, – сказал Сеня, – Просил никому не говорить.

Во дворе напротив стоял большой автомобиль-рефрижератор. На нем тоже была табличка «Продается». Такая же табличка была приклеена к железным воротам склада, где работал Сеня. Оказалось, что Изя – это его хозяин.

Сеня ключом отпер железную дверь и завел Мераба в огромный холодильник, где вдоль стен на полках лежали замороженные овощи. Температура здесь была около минус двадцати. Но у Сени, привыкшего к белорусским морозам, была ностальгия по холоду.

Сеня надел тулуп, валенки и меховую шапку, а Мерабу дал ватник. Потом из старенького шкафчика достал бутылку водки и соленые огурцы. Выпили по стакану за знакомство. Мераб попробовал откусить огурец, но это был уже не огурец, а ледышка.

– Tак постучи по нему, – посоветовал Сеня.

И, взяв аккордеон, заиграл и запел песню времен Великой Отечественной войны. Мераб, впервые за все время, расслабился и почувствовал себя как дома.

– Дядя Сеня. – шепотом сказал он. – Я хочу убежать отсюда.

Сеня перестал играть.

– Куда? – спросил он.

– Домой, к жене… к отцу.

– Вот за это уважаю, – сказал Сеня. – Давай выпьем за твоего отца. – Они выпили еще по стакану. И Сеня сказал, что бежать из Израиля вообще-то невозможно, но Мерабу повезло: он Сене нравится, а Сеня – лучший специалист по переходам границ. Во время войны у него было сто шестьдесят переходов в тыл врага.

– Молись богу, что меня встретил, – закончил Сеня. – Поехали.

– Подождите, дядя Сеня, – сказал Мераб. – За мной, наверное, следят. Они думают, что я – агент.

– Это они про всех думают. Но ты ни хрена никакой не агент. У меня глаз – алмаз! – Жди здесь, – сказал Сеня и ушел.

Замерзший Мераб стал бегать по складу, припрыгивая. У дальней стенки он обнаружил прикнопленную к стене фотографию, где Сеня был запечатлен в костюме и галстуке с полной грудью боевых орденов.

Сеня вернулся со свертком одежды. Мераб снял смокинг и облачился в костюм религиозника: черная шляпа, черный шелковый халат, черные чулки. Смокинг он попросил Сеню отдать кому-нибудь из грузинских евреев, чтобы те вернули толстяку.

Сеня приклеил к щекам Мераба пейсы и изложил свой план: Мераб залезает под рефрижератор и там цепляется, а Сеня ведет машину. Когда выедут из города, Мераб пересядет в кабину. Доедут до места назначения, а там будут действовать по обстановке. Мерабу план не понравился:

– За что я там приценяюсь? За кардан?

– Найдешь за что, – строго сказал Сеня. – И давай без пререканий. Командую операцией я!

Они выпили еще по стакану на дорожку, и Сеня, прихватив моток веревки и флягу, скомандовал: «Вперед!»

Вышли из склада. Сеня стал запирать дверь, а Мераб полез под рефрижератор.

– Стоп, – тихо сказал Сеня. – Иди сюда.

Мераб вылез из-под машины. Сеня шепнул, что тут околачивается какой-то подозрительный гусь, который Сене не нравится. Этот гусь мелькал еще на набережной.

– Будем брать, – решил Сеня. – Ты заходишь спереди и просишь прикурить, а я сзади его выключаю. Связываем – и в машину.

– Как выключаете? Чем?

Вот тут за ухом точка есть, называется «укус языка». Тыкаешь в нее пальчиком – и клиент в нокауте… Действуй!

Полный мужчина в гаванской рубашке прикуривал у выхода из двора. Мераб подошел и попросил спички…

Синайская пустыня. Утро. Рефрижератор ехал по шоссе между барханами. Вел машину Сеня, а Мераб сидел рядом. Настроение у друзей было хорошее, и они в два голоса запели грузинскую песню «Сулико», которая в сороковых годах была всемирным шлягером.

Машина обогнала бедуина на ослике. Тот посмотрел ей вслед.

– Стоп! – Сеня резко затормозил. – Что-то и этот гусь мне не нравится.

– Чем не нравится? – пожал плечами Мераб. – Едет себе…

– Сынок, ты меня слушай. У меня глаз – алмаз, – сказал Сеня и приложился к фляге.

У бензоколонки они заправили бак и перекусили. Сеня налил в бумажный стаканчик из фляги и, крякнув, выпил.

– Дядя Сеня, может, хватит?

– Спокойно. Я свою дозу знаю.

Бензоколонщик покачал головой и, забрав со стола грязную посуду, скрылся на кухоньке.

Сеня посмотрел в сторону кухни тяжелым взглядом и сказал:

– Что-то этот гусь…

Дядя Сеня спал, откинувшись на сиденье. Мераб крутил руль и газовал, пытаясь вывести на асфальт застрявший в бархане рефрижератор. Колеса с визгом буксовали. Мераб снял шляпу, халат и, взяв из-под сиденья лопату, стал подкапывать под колесами песок.

Подъехали два полицейских на мотоциклах. Они посмотрели на человека с одной пейсой на щеке и попросили предъявить документы.

Мераб достал из заднего кармана брюк советские водительские права и, заискивающе улыбаясь, сказал:

– Не успел поменять, начальник.

Из рефрижератора донеслись стук и приглушенное мычание.

– Что там у вас? – спросил полицейский.

– Барашки. – махнул рукой Мераб.

Второй полицейский открыл дверь фургона. Там, на полу, с заткнутыми в рот яблоками, сидели связанные: полный человек в гавайской рубашке, бедуин, бензоколонщик и еще какие-то двое.

– Вах! – удивился Мераб. – А эти когда сюда залезли?

Первый полицейский вытащил из кабины Сеню.

– Что надо? – Сеня проснулся, глядя на них осоловелыми глазами.

– Ваши документы!

Сеня достал документы и отдал полицейскому. Тот полистал их и спросил:

– А этот человек кто?

– А хрен его знает! Я. видно, заснул. А этот гусь машину угнал, – сказал Сеня и сладко зевнул.

Синайская пустыня. Тюрьма. Мераба сфотографировали анфас и в профиль, сняли отпечатки пальцев, отобрали шнурки от ботинок и пояс и заперли в камере, где на железной койке сидел лысый жилистый мужчина в рваной майке. Мераб, поддерживая руками штаны, поздоровался с лысым и сел напротив. Тот бросил недобрый взгляд на соседа в обличье религиозного еврея и отвернулся.

– Жарко, – сказал Мераб. – Задохнуться можно.

– Все в руках аллаха, – сказал лысый. Мераб огляделся и, зафиксировав «глазок» в железной двери, нарочито громко сказал:

– Нет, дорогой, аллах ни при чем! Все в руках нашего праотца Авраама.

Лысый что-то выкрикнул на арабском языке и кинулся душить «сиониста». Его оттащили от Мераба ворвавшиеся надзиратели.

Мераба перевели в маленькую одноместную камеру. Он сидел на койке и разглядывал надписи на стене. Надписей было много. Мераб утомился и прилег на койку. Дверь тут же открылась, и надзиратель сказал, что днем лежать запрещено.

Заросший Мераб ложкой нацарапал на стене горы, домики и попытался изобразить коня. Конь не получался. Мераб отшвырнул ложку и забарабанил кулаками в дверь:

– Я шпион! Обменяйте меня на кого-нибудь!

Дверь неожиданно открылась, и надзиратель сказал:

– Пошли, дорогой.

Он провел Мераба по каменным коридорам и ввел в комнату, где за столом сидел полицейский офицер. Офицер долго разглядывал Мераба, потом хмуро сказал:

– Поскольку все потерпевшие забрали свои заявления о факте бандитского нападения и написали, что никаких претензий к господину Папашвили не имеют, – вы свободны. Распишитесь.

У выхода из тюрьмы Мераба ждал его знакомый грузин-толстяк. Он обнял и расцеловал Мераба.

– Почему ты мне сразу не сказал, что ты Мераб? Это мы там были враги, – сказал толстяк. – Ты – шофер, я – инспектор. А здесь ты для меня земляк, родной человек!

Толстяк усадил Мераба в свою «Волгу», и они поехали.

– В шашки играть умеешь? – спросил толстяк.

– Не очень. А что?

– Тогда поедешь вторым тренером.

– Куда?

– В Москву! Тенгиз тебя в нашу сборную по шашкам устроил. Там чемпионат Европы начинается.

– Когда?

– Через неделю.

От волнения Мераб даже прослезился. Толстяк похлопал Мераба по плечу и положил ему в карман конверт:

– Тут тебе ребята немного собрали. Вот сволочь! Что он делает, паразит?!

Из-за бархана выскочил огромный рефрижератор и резко затормозил буквально в двух сантиметрах от радиатора «Волги».

Толстяк выскочил из машины и стал выкрикивать ругательства на иврите, русском и грузинском. Из кабины рефрижератора вылез партизан Сеня, не спеша подошел к толстяку и сказал:

– Дядя, оглянись. Верблюд на твой драндулет написал.

Толстяк повернул голову к своей машине, а Сеня молниеносным тычком указательных пальцев нанес ему свой знаменитый удар «укус языка». Толстяк рухнул.

– Не нравится мне этот гусь, – сказал Сеня Мерабу, который тоже вышел из машины. – Поехали, сынок. Раз Сеня сказал, что он тебя вывезет, – значит вывезет.

– Слушай, дорогой! – закричал Мераб. – Езжай своей дорогой! Я тебя не знаю и знать не хочу!

– И этот гусь мне не понравится, – сказал Сеня, глядя куда-то мимо Мераба.

Мераб посмотрел назад. Сеня ткнул его пальцами по точкам за ушами и втащил в машину.

Пограничный пункт. Пограничник проверил у Сени документы, заглянул в холодильник и поднял шлагбаум.

Иордания. Амман. По узким улочкам старого города бежал пес Генацвале. У чайханы он свернул во двор и забежал в сарай. Там, привалившись к стене, в бессознательном состоянии сидел Мераб. Генацвале подошел к нему и лизнул руку. Мераб очнулся и посмотрел по сторонам. Прямо перед ним на листе газеты лежало обручальное кольцо и записка.

Мераб встал, вышел на свет и прочитал: «Извини, тюкнул тебя сильнее, чем положено. Твои деньги я переложил в ботинок, под стельку. Уезжаю. В последнее время не люблю прощаться. Могу зареветь, как баба. Если судьба занесет тебя в Омск, положи это кольцо на могилу моей жены Индустрии Исааковны. Встретимся на том свете – там границ нет. Ни пуха, ни пера! Семен Клайн!»

Мераб бережно сложил записку. Вышел на улицу и спросил полицейского:

– Извините, это какая страна?

Амман. Тюрьма. Мераба сфотографировали анфас и в профиль, сняли отпечатки пальцев, отобрали шнурки и пояс и провели в общую камеру.

– За что взяли? – спросил его одноглазый детина, когда Мераб присел на нары.

– Да ну их! – махнул рукой Мераб. – У них мозги совсем в зад ушли – я еврейский шпион! Да я сам оттуда еле ноги унес, пропади он пропадом!

– Кто? – спросил одноглазый детина.

– Да Израиль ихний!

Детина медленно поднялся. Рубашка распахнулась, и на его груди сверкнула шестиконечная звезда.

Мераба с распухшей губой и синяком под глазом перевели в другую камеру. Умудренный опытом Мераб сначала осмотрел обитателей камеры, потом, вычислив, что здесь сидят арабы, сказал:

– Салям алейкум, ребята!

В центре камеры мужчина в белом бурнусе играл в «скорлупки и шарик». Смысл игры незамысловат: надо угадать, под какой скорлупкой спрятан шарик.

Мужчина в белом бурнусе бросил на Мераба взгляд и, не прекращая игры, сказал:

– Привет, алим. – Это был Боря Париж.

– Борух! – обрадовался Мераб.

– Сам ты Борух! Я – Бори-Хасан-Али, – сказал Боря и, выложив перед собой скорлупки, спросил: – Где шарик?

Все показали пальцем на крайнюю скорлупку. Боря поднял ее – шарика там не было.

– Все. На сегодня хватит. – Боря сгреб мелочь, сел с Мерабом в углу и рассказал, что с ним произошло. Он устроился в израильскую армию поваром. Платили мало. Пришлось продать электронную кухню иорданцам. Кто-то донес. Его хотели расстрелять. Он бежал сюда. А здесь иорданцы кухню пережгли, потому что у них другое напряжение. А теперь обвиняют Борю, что он продал испорченную кухню, и грозят большим сроком.

– А тюрьма здесь намного хуже нашей, – сказал Боря. – Красного уголка нет, политзанятий нет. В общем, мотать отсюда надо, – закончил он. – Вернусь в Союз, выбью из Марика свои деньги – начну все сначала.

– А убежать отсюда можно? – спросил Мераб.

– Запросто. Я уже договорился. Двести долларов стоит. Вот собираю по мелочишке.

– Деньги у меня есть, – шепнул ему на ухо Мераб.

По синему морю плыл белоснежный пароход под турецким флагом. В ящике из-под швабр сидели Боря с Мерабом, наблюдая в щелочку, как на палубе две девушки в коротеньких юбках играли в теннис.

– Господи! – вздохнул Боря. – Что мы тут сидим? Ты посмотри, какие бабы гуляют. Гавайи!

– Может, они не одни гуляют, – сказал Мераб. – А вместе со СПИДом.

– Волков бояться – в лес не ходить, – махнул рукой Боря. – Ты бы с какой стал?

– Ни с какой. Я в теннис играть не умею.

Турция. Морской порт Стамбула. Пассажиры проходили через комнату паспортного контроля. Боря достал какой-то паспорт оранжевого цвета и предъявил пограничнику. Тот поставил штамп. Следующим с таким же паспортом прошел Мераб.

В это время к воротам порта бесшумно подкатил большой черный лимузин, точно такой же, какой мы видели в Вене и Тёль-Авиве. Из лимузина вышел мулла, а из ворот порта вышли кардинал, патриарх и раввин. Представители четырех религий сели в машину, и она плавно отъехала.

Турция. По горной дороге ехал старенький автобус. В нем сидели крестьяне с курами и козами и Мераб с Борей, похудевшие и ободранные. Носатый турок в феске постучал по спине шофера и попросил остановиться. Тот нажал на тормоз. турок жестом показал Мерабу с Борей, что надо выходить.

Они продирались сквозь густой кустарник. Вышли на поляну, и турок сел на землю.

– Отдохнем, – сказал он, тяжело дыша.

– Пошли, пошли! Потом отдохнешь, – сказал Мераб проводнику.

– Сначала деньги давайте.

– Деньги будут, когда до места доведешь, – сказал Боря.

– Где мы сейчас? – нервно спросил Мераб. – Покажи.

Турок поднял рубаху. На его груди и спине была выколота карта Турции.

– Здесь мы, – ткнул турок пальцем в место, где кончается спина.

Шел дождь.

– Все. Здесь уже сами дойдете, – сказал турок, когда они вышли к ручью.

– Где мы? – спросил Боря.

– Здесь, – приложил палец к пупку.

– А почему у тебя этого ручья нет? – подозрительно спросил Мераб.

– Ты что? – возмутился турок. – Я и так пять лет эту карту колол. Если такие ручьи наносить – двух пожизненных сроков не хватит.

– Ладно, – сказал Боря. – Держи, – и протянул ему две бумажки.

Идет мелкий дождь. Быстро несет мутную воду пограничная река. На той стороне пожелтевший лес. За лесом на склоне виднеется деревушка.

– Раздевайся, – сказал Боря Мерабу, скидывая одежду. – Чтобы видели, что мы без контрабанды.

Мераб, стоя в стороне, что-то тихо бормотал.

– Ты что бормочешь? – спросил Боря.

– Тогда от трех до семи лет заработал. И сейчас опять…

Мераб закрыл глаза.

– Все обойдется, алим! Ты со мной, а я везучий. Ну, пошли, пока кто-нибудь в нас не пальнул.

Боря вошел в реку, быстро перешел ее вброд и, махнув с того берега рукой Мерабу, скрылся за деревьями. Раздался короткий вскрик. И тишина…

– Боря. – тихо позвал Мераб.

Тишина.

Мераб раздевается до трусов и заходит в реку, держа руки над головой. В одной руке у него Сенино кольцо, в другой – крышка от трамблера. Мераб доходит до середины реки и зовет:

– Пограничник!..

С той стороны глухая тишина. Только мелкий дождик стучит по воде, по траве, по листве деревьев…

Мераб медленно бредет к берегу.

– Пограничник, браток, не стреляй! Дай хоть ногой на свою землю ступить! – просит он.

А лицо у него совсем мокрое. И не поймешь: то ли это дождь, то ли слезы.

Грузия. Пограничная застава. У Мераба отобрали крышку от трамблера, кольцо, пояс, шнурки от ботинок и заперли в комнате с решеткой на окне. Послышался лай собаки.

– Генацвале, – улыбнулся Мераб и подошел к окну. На кирпичной дорожке – овчарка со своим щенком.

К погранзаставе подъехали черная «Волга» и «газик». Из «Волги» вышли мужчина в штатском, из «газика» – майор пограничных войск.

– Гдe? – спросил майор часового.

– В третьей, товарищ майор, – вытянувшись, ответил часовой.

Майор с почтением пропустил в дверь человека в штатском и прошел следом.

Часовой отпер дверь. Человек в штатском вошел внутрь и закрыл за собой дверь, В комнате на табуретке сидел Боря Париж. Увидев гостя. Боря поднялся с табурета,

– С благополучным возвращением, Борис Сергеевич, – сказал человек.

– Здорово, подполковник, – улыбнулся Боря.

Они крепко обнялись.

Самолет приземлился в аэропорту города Тбилиси. Мераб, расталкивая пассажиров, продирался к выходу.

– Как папуасы! – возмущалась стюардесса. – Пассажир, вы что, глухой? Вам же сказали: сидеть до полной остановки.

– Хватит, – огрызнулся Мераб. – Я уже насиделся.

Он первым сбежал по трапу и, не дожидаясь автобуса, побежал по летному полю к чугунной решетке, за которой толпились встречающие.

Выбежал на площадь. Там, возле такси, стояли отец, Яша и парень с гитарой. Мераб медленно подошел к ним, помялся и достал из пакета бутылку шампанского.

– Вот, принес, – робко сказал он. Отец выхватил у него бутылку и что было сил шмякнул ее об асфальт. Во все стороны полетели осколки и брызги шампанского. Парень с гитарой ударил по струнам, запел песню, красивую и нежную.

Яша взял второй голос. Мераб помялся, поглядывая на отца. И тоже запел. И мрачный отец не выдержал и взял на себя басовую партию…

А по летному полю ехал автокар с багажом, и на самом верхнем чемодане стоял пес Генацвале.

– Граждане пассажиры! – раздалось сверху из динамика.

Все, кто был на площади, остановились и подняли головы вверх.

– Уважаемые зрители! Доводим до вашего сведения, что жена Мераба – Циала фиктивно вышла замуж и уехала в Израиль в поисках мужа. Спасибо за внимание!

Генацвале поднял голову в небо и завыл на высокой ноте. И с этой ноты начнется мелодия, под которую пойдут титры фильма… и зрители из зала.

1988 г.

Моя кошерная леди

(Мюзикл в двух действиях)

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

МАРК ХИГМАН – врач, как и многие евреи.

ЛИЗА ДУЛИГОВА – нормальная русская девушка.

МАДАМ ХИГМАН – а идише мама Марка Хигмана.

ПАША ДУЛИТОВ – отец Лизы, бомж-интеллигент.

РЕБ ПИККЕР – начинающий раввин.

БЕНЯ ФУРМАН – бывший актер бывшего еврейского театра.

ЗИНА – задушевная подруга Лизы.

ТРИ ХАСИДА – очень религиозные евреи.

ТРИ ЛЮБИТЕЛЯ ПИВА – алкоголики-профессионалы.

ДВЕ ЖЕНЩИНЫ НА БУЛЬВАРЕ – традиционные противницы семитов.

Действие пьесы происходит в наши дни в нашем городе.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Голос в темноте: «Дышите… Не дышите… Еще раз… Глубже». Зажигается свет. Квартира Марка Хигмана. По стенам висят картины Шагала, Сутина, Альтмана. В центре – картина Малявина: смеющаяся баба в красном сарафане. Сам доктор слушает стетоскопом молодого бородатого человека в трусах и майке.

МАРК. Ну что ж, все ясно. Можете одеваться…

Молодой человек заходит за ширму и начинает одеваться.

Вообще, ничего страшного я не вижу. Есть некоторая аритмия, но в вашем возрасте это бывает.

ГОЛОС. В моем? Вы что, шутите?

МАРК. И не думаю! Именно в вашем. Очевидно, небольшое переутомление. Ну, и потом, весна, волнение в крови. Вон сколько на улицах русских красавиц!..

Молодой человек выходит из-за ширмы. Он уже одет, как раввин: в черном костюме, талесе под пиджаком и черной шляпе.

ПИККЕР. Марк Моисеевич, какие русские красавицы? По-вашему, я могу до них дотрагиваться?

МАРК. А что? Вы же, слава богу, не римский папа? Обет безбрачия не давали?

ПИККЕР. Безбрачия!.. Может, нам еще жениться на гойках?

МАРК. Насчет вас сомневаюсь, а что до нас, простых смертных, то почему бы и нет?

ПИККЕР. Вы меня поражаете! Мы же такой маленький народ! Если мы начнем заключать браки с другими нациями – мы вообще среди них растворимся. Или вы думаете, что между ними и нами нет разницы?

МАРК. Разница, конечно, есть, кто спорит? Просто я не люблю, когда начинают обобщать: евреи – умные, французы – легкомысленные, турки – коварные… Все это чушь! Народ состоит из людей, а люди всегда разные.

ПИККЕР. Согласен! И все же евреи действительно очень умный народ. Пример тому – сотни ученых, академиков, профессоров…

МАРК. А зато сколько среди нас идиотов? Полным-полно!.. Так что: будем считать идиотизм еврейской чертой или отдадим его другим нациям? Например, чукчам?

ПИККЕР. Мы можем спорить до утра, но я знаю твердо: вот как вы можете отличить врача от знахаря, так и я еврейку от нееврейки могу отличить за тысячу шагов.

МАРК. А я вам на это так скажу: вот я возьму на воспитание любую русскую девушку, и через три месяца ее никто не отличит от еврейки.