Текст книги "Антология сатиры и юмора России XX века. Том 35. Аркадий Хайт"

Автор книги: А. Хайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 30 страниц)

– Говорит.

– То-то. Все учить надо. Никто работать не хочет… Какая там у нас звезда дорогу на север показывает?

– Полярная.

– Видишь ее?

– Нет.

– А ты получше посмотри.

– Не вижу.

– Да, – вздохнул полководец, – стареть начал. Пора, видно, уступить дорогу тем, кто позорче.

– Вижу, – встрепенулся звездочет, – ей-богу, вижу.

– Так и быть, поверим на слово, – улыбнулся полководец. – Ну, а какое созвездие победу означает?

– Малая Медведица. Только она сейчас за горизонтом.

– Опять?

– Э-э… Была за горизонтом, а вот уже и показалась.

– Ну, пиши, раз показалась. Нашу блистательную победу предсказывает Малая… да что там Малая, пиши уж Большая Медведица. Понял?

– Понял.

– Вот и молодец. Теперь подпись, число… Что ты мне бумагу суешь? Твоя подпись. Ты же гороскоп составлял.

На следующее утро войско выступило в поход и в первом же сражении было наголову разбито. По приказу полководца звездочета казнили, как не справившегося с порученной работой.

Дневник гречанки (III–II века дон. э.)

…Вчера, наконец, приезжий скифский вождь сделал мне предложение. У него масса достоинств. Он

знатен, богат и, главное, стар. Думаю, ждать недолго.

… Покидаю милую Грецию. У причала стоял Гектор, а в глазах его стояли слезы. Милый мальчик, будь он хоть чуточку богаче…

…Третьи сутки в море. Старичок выглядит уставшим. Жалуется на боли в сердце. Это уже что-то.

.. Вот мы и дома. С мужем я не ошиблась. Даже едим на золоте.

…Вчера ездили собирать дань. Муж, кажется, слегка простудился.

…Все обошлось. Он по-прежнему здоров. Спрашивал, почему у меня плохое настроение.

…Объезжали стада. Боже, какое богатство! Неужели все это станет моим? Старичок что-то давно не жалуется на сердце.

…Вот уже три месяца, как я здесь, а сдвигов никаких.

…У мужа боли в сердце. Я уже думала, начинается, но врач дал ему каких-то травок, и все обошлось. Дикие люди!

…Мой отличился. Подарил табун коней соседнему вождю. Так он меня по миру пустит. Новый Ротшильд нашелся.

…Ура! Свершилось. У мужа сердечный приступ. Но… возьмем себя в руки. Подождем, что скажет кардиограмма.

…Мужу все хуже и хуже. Плачу. Наверное, это от счастья.

…Врач сказал, что надеяться не на что. Интересно, почем сейчас лошади?

… Мой старичок совсем плох. Считаю минуты и драгоценности.

…Все. Финита ля комедиа. Прощай, моя любовь. Прощай навсегда. Я – владелица крупнейшего состояния. Все мое. Двенадцать табунов лошадей, триста рабов, сто килограммов золота, двадцать семь…

На этом записи обрываются. Согласно обычаю древних скифов, вместе с умершим вождем похоронили и его законную супругу.

Дровосек (очень средние века)

По профессии он был дровосек. Аккуратный, исполнительный и трудолюбивый работник. Поднимался он чуть свет и, поцеловав спящую жену, уходил в лес. А когда возвращался домой, по черепичной кровле его хижины уже скатывались первые капли росы.

Он часто благодарил бога за свое хорошее место, за то, что семья живет в достатке, жена ходит в чистом белом передничке, а с розовых лиц ребятишек не сходят улыбки.

Правда, он не особенно разбирался в сортах древесины и никогда не задумывался, что находится дальше опушки леса, но зато мог с одного удара свалить самое крупное дерево, а его вязанки хвороста напоминали букеты цветов – такими они были изящными и красивыми.

Он выходил на работу в любую погоду. Даже сегодня, несмотря на холодный дождь и пронизывающий ветер, он, как всегда, точно в назначенное время доставил на церковный двор аккуратные вязанки хвороста.

И благодаря его исполнительности ровно в восемь часов утра на городской площади был сожжен известный еретик Джордано Бруно.

Мечта

У каждого человека в жизни мечта есть. Один хочет машину купить, другой – на гитаре играть научиться, третий – в начальники выбиться. А вот у меня мечта особая, ни на кого не похожая. Мечтаю… мечтаю я… в метро прокатиться. Вы только погодите, не хмыкайте. Мечта эта вроде простая, но для меня как бы неосуществимая. Метро-то у нас в городе на каждом углу, а внутрь меня не пускают. Придумал какой-то бюрократ дурацкое правило: чтоб, значит, человека в нетрезвом виде туда не пускали. А если человек всегда в таком виде? Что ему делать? Ну, сами посудите, не глупость, а? В троллейбус – можно, в трамвай – можно, на работу – добро пожаловать! А в метро – нельзя.

Так что с этим метром у меня целая трагедия. Когда я веселый, меня туда не пускают, а когда просплюсь, в себя приду – у меня пятачка нет на проезд. А просить совестно. На выпивку – еще туда-сюда, а на мечту – язык не поворачивается.

Иной раз смотрю по телику «Клуб кинопутешествий». А там Северный полюс показывают или какую-нибудь Южную Бразилию. А я гляжу и думаю: ну зачем это мне, на кой черт? Ведь это все неизвестно где, за тридевять земель. Показали бы лучше метро. Как там, что там? Ведь сколько людей интересуются.

Вот у меня дружок есть, Серега. Так он, верите – нет, два раза в метро был. Рассказывает – прямо чудеса. Кругом мрамор, люстры хрустальные, каждую минуту поезда ходят. И лестница такая специальная, забыл название. Ты на ней стоишь, а она тебя везет. Прямо не верится.

Другой раз идешь вечером и видишь это здание: красивое, современное в темном небе над ним буква «М» горит. Метро, значит. А ты стоишь и думаешь: «Ну почему? Другим можно, а мне нельзя? Неужто я хуже всех?»

Ведь за всю жизнь только один раз внутри был. И то не дали на поезде прокатиться. Я этот день как сейчас помню. Шел я тогда, как всегда, веселый. От Петрухи возвращался. Какая-то у него радость была. То ли он в отпуск ушел, то ли от него жена ушла. Не помню. Ноне в этом суть. Подошел я к этому зданию с буквой «М», и то ли они не разобрали, что я хорош, то ли контролер куда-то отлучился, но, в общем, проскочил я. Удалось. Ну, скажу вам, внутри этой «М» действительно картинка. Кругом зеркала, кафель белый, полотенца чистые висят. И что интересно: пассажиры – одни мужики. Женщины – ни одной. Может, на переход пошли. Ну, я, чтоб не застукали, кинулся в какую-то кабинку, дверь на задвижку закрыл. Сижу, жду поезда. Полчаса жду, час жду – нету. А пассажиры – они же склочники – в дверь начали барабанить:

– Гражданин! Выходите! Вы здесь не один!

Я дверь открыл и говорю:

– Куда выходить? Я ж поезда жду. Хочешь вместе ждать – садись, я подвинусь.

Да разве они понимают? Слово за слово, крик, скандал, кому-то я рубашку порвал… Выкинули меня на улицу, не дали на поезде прокатиться.

Мне дружки иной раз говорят: «Толяныч, ты бы завязал на время. Сходил в метро, прокатился, раз у тебя мечта такая». А я боюсь. Нет, завязать я не боюсь. Денек-то я выдержу. Я другого боюсь: а вдруг в этом метро не так хорошо, как я думаю? Вдруг там в люстрах хрусталь не настоящий? А колонны не из мрамора, а из кирпича крашеного? Выходит, я столько лет мечтал. и все зря?

Нет, ребята, пусть мечта так мечтой и останется. Вот помру я; опустят меня под землю. А рядом метро будет ходить. И так мне будет хорошо, так сладостно… Выходит, не зря столько лет мечтал, не зря человек на свете жил. Потому что не может человек жить без мечты.

Друг природы

Сейчас повсюду только и слышишь: «Давайте защищать природу! Давайте охранять природу!» От кого? Это человека надо от нее охранять. Ты посмотри, что в лесу творится! Сколько зверья развелось! Они уже в лесу не помещаются, на шоссе выскакивают воздухом дышать.

Видал, на шоссе знаки стоят: «Осторожно, олени!» Почему осторожно? Потому что эти олени совсем озверели: на автомобили кидаются. Наш начальник поехал к себе на дачу на служебной машине. На шоссе выскочил олень – и на таран! Машина в гармошку, стекло – вдребезги, у оленя рога отвалились, а у начальника, наоборот, выросли. Совсем от этого зверья жизни не стало.

Я уже в лес специально с транзистором хожу, чтоб хоть человеческий голос слышать. Все-таки не так страшно. Но это тоже не выход. Вон недавно иду по лесу со своим транзистором, слышу – кукушка кукует. Я говорю:

– Кукушка, кукушка, сколько мне жить осталось? А она мне отвечает: «Шесть часов пятьдесят две минуты!» Ну, правда, это не кукушка сказала, а радиостанция «Маяк», но все равно страшно. Неужели так мало жить осталось?

А еще говорят, с ружьем охотиться негуманно. Надо охотиться с фотоаппаратом. Вон мой шурин устроил фотоохоту. Фотоохотник! Увидал в лесу медведя и как шарахнет его фотоаппаратом между глаз! Медведь его сграбастал и давай мять! Убить не убил, а фотокарточку ему испортил. Теперь у моего шурина голова – шесть на девять. Как на паспорте.

Таблички еще понавешали: «Охота запрещена», «Берегите оленей», «Кабан – твой друг!». Ну хорошо, я знаю, что кабан мой друг, а кабан об этом знает? Это же страходон! От него пули отскакивают, как от броневика! Это редко кто может кабана домой притащить. Правда, у меня был случай. Однажды чуть с диким кабаном домой не пришел. Случайно получилось. Я даже не очень хотел. Швырнул в него камушком – и прямо в глаз. Думал, наповал.

Так нет! Хорошо хоть я перед самым его носом успел дверь лифта захлопнуть. Представляешь, сколько он за мной гнался?! Главное, не устал, собака! Я в лифт, а он за мной по лестнице. Я в квартиру забежал, отдышаться не успел – он уже в дверь барабанит. Аж дверь прогибается. Ну, думаю, что-то надо делать, он же мне всю квартиру разнесет. Схватил чугунную сковородку, дверь распахнул и – шарах по башке!..

Оказывается, это жена с базара пришла. У нее в руках сумки с картошкой, вот она ногой и стучала. Ну, я ее водичкой побрызгал, в чувство привел и говорю:

– Маш, Маш, Маша! Извини, я думал, ты – дикий кабан.

А она мне говорит:

– Это не я – дикий кабан. Это ты – домашняя свинья!

А ты говоришь – охота!.. Думаешь, рыбалка лучше? Что ты, иной раз такое бывает, вспоминать не хочется. Как-то на рыбалке забросил удочку, а крючок – раз, и за корягу зацепился. Ну, что делать? Разделся догола– и в воду. Вылезаю, а вещей нет! Из всей одежды один проездной остался. Ну, я в лесочек забежал, листьев нарвал, сделал себе набедренный пояс и, как папуас, – на станцию. В электричке народ косится, но виду не подает… Может, думают, артист какой или иностранец. Или вообще… Миклухо-Маклай… А тут, на мое несчастье, в этой электричке какая-то старуха козу везла… А коза голодная оказалась, как волк! Пока я в окошко глядел, эта козья рожа с меня все листья обглодала. Оставила в чем мать родила.

Я из электрички выскочил, проездным прикрылся и – короткими перебежками домой…

Жена дверь открывает:

– Откуда ты в таком виде?

– С рыбалки…

– Знаю, говорит, твою рыбалку! Небось, опять у своей крали был?

– Не было там никакой крали, там коза была… Послушай, как получилось: крючок зацепился, я только раздеться успел…

– Ну да, а в это время муж вернулся.

– Я рыбу ловил, можешь ты это понять?!

– Понимаю. Только я твоей щуке жабры все равно поотрываю!

Понял, какая история? А ты говоришь – природу беречь. Нет уж, дудки! Правильно этот ботаник сказал: «Мы не можем ждать милости от природы, но и она от нас ее не дождется!»

Полный покой

Обещали солнце, а идет дождь. Ну и что? Мало ли нам кто чего обещал. Что ж теперь, кричать, нервничать, писать жалобы?.. А на кого жаловаться? На бога? Так его нет. На бюро прогнозов?.. Оно, конечно, есть. Но бога на них, к сожалению, нет.

Так что спокойно надо жить, без напряжения. Это правда, что у человека от рождения два миллиона нервных клеток. Но это только на первый взгляд много. Ну, давай разберемся. В магазин зашел – клетки как не бывало, с женой поговорил – еще сто клеток долой. Ремонт сделал – тысяча. Пятьсот рублей – пятьсот клеток. А, между прочим, нервные клетки не восстанавливаются. Даже за деньги. Которых у тебя, кстати сказать, тоже нет. Поэтому выход один: полный покой. Каждый вечер – десять капель валерьянки, а по утрам – стаканчик обезжиренного кефира. Очень успокаивает.

Ты пойми: у человека в жизни одна задача – дожить до пенсии. Поэтому ничего не надо принимать близко к сердцу. Ну, тебя плохо покормили в столовой. Ну и что? Жив остался – и слава богу! Зачем сердиться на повара? Повар не виноват. Нельзя приготовить хорошую еду из плохих продуктов. А хороших продуктов у него нет. Он их давно домой унес. Потому что повар – тоже человек. Он не может есть то, что нам с тобой приготовил. Он тоже хочет дожить до пенсии.

Или на тебя кричит твой начальник. Ну и что? Он кричит, а ты себе считай. Раз, два, три… Он кричит – а ты спокоен, у него сердечный приступ – а ты считаешь. Досчитаешь до миллиона – у тебя уже другой начальник.

Так что в любой, даже самой безнадежной, ситуации всегда есть минимум два выхода. Надо только найти правильный. В этом все дело. Объясню на конкретном примере. Tы после работы с пачкой пельменей заходишь в автобус. Ну, обстановку в автобусе в час пик ты знаешь: люди слиплись, как пельмени в пачке. 'Пи берешь за пять копеек билет, автобус трогается, и ты случайно, не нарочно, наступаешь кому-то на ногу. И не то чтоб на левую, и не то чтоб на правую – на обе сразу. Ну, тот, кому ты ножки отдавил, говорит тебе, что ты дурак. Вот у тебя уже два выхода: сразу сойти или ехать дальше. Я бы, например, сразу сошел, но ты богатый, тебе нервных клеток не жалко, поэтому ты едешь дальше. Уже как дурак. Но у тебя опять два выхода: смолчать или сказать ему в ответ что-нибудь более интеллигентное. Например, что он сам дегенерат. Дегенерат – то же самое, что дурак, только с высшим образованием. Молчать ты не можешь, говоришь, что он дегенерат. Теперь уже у него два выхода: дать тебе по морде или съездить по физиономии. Выбор небогатый. Но. как говорится, чем богаты, тем и бьем. Теперь уже у тебя в последний раз два выхода: потерпеть и сойти на следующей или стукнуть его чем-нибудь тяжелым. Например, пельменями. Терпеть ты не можешь, бьешь. Поднимается крик, шум, приходит милиция. И вот уже за драку в общественном месте с тебя берут штраф двадцать пять рублей

Теперь вспомни, с чего все началось. С того, что тебя назвали дураком. Если б ты меня послушался и сразу сошел, это бы тебе стоило пять копеек. Теперь это стоит двадцать пять рублей. Так что ты обижаешься? Тебя правильно дураком назвали. Умный давно сидит дома и кушает пельмени.

Так что не надо, не надо биться головой об стенку. Наши стенки на это не рассчитаны. Будешь биться головой о стену – разбудишь соседа в другом подъезде. То есть ты можешь со мной не соглашаться. И спорить, и жаловаться, и туда ходить, и сюда. Я ведь не возражаю: правду ты найдешь. Но не одну, а с нагрузкой. С таким маленьким обширным инфарктом. А хочешь жить спокойно – рецепт простой: на ночь десять

капель валерьянки, а по утрам стаканчик обезжиренного кефира.

И все. Будешь как я: сидеть на лавочке, наслаждаться жизнью. Ты посмотри, как вокруг хорошо, если ни на что не обращать внимания. Трешка зеленеет, солнышко блестит, ласточка… (Замечает, что птичка капнула ему на голову.) Ну и что? Подумаешь, какое дело. Слеша богу, птичка – не корова. Можно и потерпеть. Главное, что я спокоен и в полном… порядке!

У нас все равны

– Простите, вы директор магазина?

– Да. А что вы хотите?

– Видите ли, я недавно квартиру получил. Вот я и хотел узнать, нельзя ли мне гарнитур приобрести, в порядке исключения…

– А почему мы для вас должны делать исключение? У нас, дорогой товарищ, все равны. Возьмите открытку, запишитесь и ждите в порядке общей очереди.

– Это я знаю… Но Сергей Андреевич говорил, что вы можете помочь.

– Так вы от Сергея Андреевича?.. Что ж вы сразу не сказали?.. Ладно, что-нибудь придумаем… Румынский вам подойдет?

– Я бы хотел югославский.

– Нет, это никак нельзя. У нас, кто от Сергея Андреевича, все равны. Только румынский.

– Странно… Серафима Юрьевна ясно намекала, что у вас есть югославские.

– Серафима Юрьевна, говорите?.. Это другое дело. Серафима Юрьевна это не Сергей Андреевич. Сделаем вам югославский, в порядке исключения. Полированный, со светлой обивкой.

– Видите ли, мы с женой хотели неполированный. И с темной обивкой.

– Ничего не могу сделать. У нас, кто от Серафимы Юрьевны, все равны. Все со светлой. И полированные.

– Вы меня просто удивляете. Иван Кузьмич же твердо обещал, что будет неполированный.

– Сам Иван Кузьмич?.. Голубчик, ну что же вы все ходите вокруг да около? Раз Иван Кузьмич – тогда конечно. Неполированный, с темной обивкой. У нас, кто от Ивана Кузьмича, все равны. Вот вам квитанция, идите в кассу. Ну, что вы на меня смотрите?.. Оплачивайте!

– Эх вы… «Все равны». И не стыдно вам?

– Что?.. Не понимаю.

– А что тут понимать?.. Безобразие. Самое обыкновенное безобразие.

– Слушайте, не морочьте голову. Вы берете гарнитур или нет?

– Не нужен мне никакой гарнитур.

– А зачем же вы тогда пришли?

– Познакомиться. Статью я пишу о продаже мебели в магазинах.

– Постойте, вы что же, журналист?

– Вот именно, журналист. Из областной газеты.

– Так вы, значит, из газеты? От Петра Петровича?! Что же вы сразу не сказали?.. Тогда вам еще полагается столик под телевизор.

– Не нужен мне никакой столик!

– Нет-нет, голубчик, и не спорьте. Гарнитур и столик. У нас, кто от Петра Петровича, все равны!

Дурак (Из пародийного обозрения «Золотой ключик»)

(В образе одного из райкинских персонажей.)

Ой, было, было… Вкалывал я на одном ящике. Электромонтером. Ой вкалывал! Ну, однажды дал не то напряжение. Но я же дал. Я же ничего не взял. Ну, немножко напряжение завысил. Но я же план перевыполнял. У меня по плану – двести двадцать вольт, а я им дал тыщу! Думаешь, кто-нибудь спасибо сказал?.. Как же, дождешься!.. Кричат только:

– Ты что, дурак? Ты что с нашим ящиком сделал?! Пол-ящика без крыши оставил, пол-ящика – без премии. Иди отсюда! По собственному желанию.

Ну и что, я с голоду помер?.. Как же! Да я на такую работку устроился – послаще, чем в ящике. На кондитерской фабрике. Меня на торты поставили. Крем давить! Знаешь торт «Сказка»? Вот я на этих тортах надпись кремом делал.

Ну, возможно, я не писатель, возможно. Но я же писал, что думал. За что же меня оскорблять? Мастер бежит, орет нечеловекческим голосом:

– Ты что, дурак?! Тебя этому в школе учили? Ты что, не знаешь, что «сказка» через «з» пишется?

Ну, я ему показал, какой я дурак! Я на остальных тортах такое написал, что ни в сказке сказать, ни вслух произнесть. А если произнесть, можно на пятнадцать суток сесть.

Ну, выгнали меня. Опять, конечно, по сойбственному. И что я, на улице замерз? Что ты! Я себе такую работу подыскал! Я на этой работе впервые в жизни себя гомо сапиенсом почувствовал. В зоопарке это было. Там тоже однажды случилось. Забыл запереть клетку у льва. Ой, вырвался лев! Стал приставать к одной женщине. А я при чем? Это что, я приставал? Да меня там вообще не было. Я наперегонки с бегемотом плавал.

А то, что он из клетки вырвался, – так он же хичник!.. А то, что он за этой дамочкой погнался, – может, она сама виновата?.. Зачем она пальто из антилопы надела? Надела бы, как все нормальные люди, телогрейку. Лев бы со страху помер! А они мне говорят:

– Ты что, дурак? На тебе твою характеристику и иди от нас подальше…

И пойду, пойду, пойду. Подумаешь! У меня же в характеристике не написано, что я дурак. У меня написано – морально устойчив.

Так что вы за меня не переживайте. В голову не берите. Лично я без работы никогда не останусь. Это же про нас народ говорит: «Работа дураков любит!»

Дефективный

– Скажите, это вы инспектор Сысоев?

– Н-ну я, а что?

– Безобразие! Сколько это может продолжаться?! Я уже восемь лет стою в очереди на квартиру!

– Н-не м-может быть! В-восемь лет ст-тоите? Т-тог– да садитесь.

– Я не хочу садиться. Я хочу квартиру. Что у меня, документы не в порядке?

– Док-кументы в-в порядке. Н-но кое-чего не хватает.

– Чего не хватает? Скажите, я донесу.

– П-правильно. И чем скорей, т-тем лучше.

– А что я должен принести?

– Вы что, п-правда, не п-понимаете?

– Нет.

– Тог-гда я понимаю, п-почему вы восемь лет мучаетесь. В-вот скажите, у вас д-дома есть конверт?

– Какой конверт? С маркой?

– Н-неважно! В-важно, что внутри.

– А что внутри?

– Н-ну, вот с-скажите, вы не х-хотели бы меня п-поздравить с праздником?

– А разве сегодня праздник?

– Еще к-какой! Ровно полторы т-тыщи… лет, как на Руси стали печатать д-денежные знаки.

– А какое вы к этому празднику имеете отношение?

– К-к сожалению, пока н-никакого. Н-но вы поймите: если ч-человек хочет к-квартиру, значит, он должен иметь де-де…

– Дедушку?

– Пусть д-дедушку. Лишь бы этот д-дедушка был бо-бо…

– Больной?

– Вам не н-нужен б-больной дедушка. Вы с-сами н-не очень здоровый.

– А как я могу быть здоровым? Все в одной комнате: и жена, и дети, и бабушка…

– Б-бабушка? П-прекрасно! В-вот вспомните, ч-что ваша бабушка х-хранит в чулке?

– Носки.

– А в н-носках что?

– Мозоли.

– Оп-пять двадцать пять!

– Двадцать пять чего?

– Да д-двадцать пять это в-вообще ничего! Ос-со– бенно для ч-человека, к-который живет н-на одну зарплату.

– Ну и что? Я тоже живу на зарплату.

– Д-да, н-но вы на чью зарплату ж-живете?

– На свою.

– Вот и я бы х-хотел жить н-на вашу.

– А я на что буду жить?

– А вы б-будете жить н-на новой кв-вартире. Н-но для этого вы должны дать вз-вз… Ну, взз…

– A-а, я понял! Дать взаймы!

– В-вы в своем уме? Я з-здесь не затем сижу, ч-что– бы брать взаймы! Вы же к-квартиру насовсем х-хоти– те, а мне вз-займы предлагаете?

– Простите, я не хотел вас оскорбить.

– Ч-чего уж там, ос-скорбляйте. Я п-привык. Как оч-чередник входит, т-только и жду от н-него оскорблений. И п-покрупнее.

– Вы извините, может, я лучше пойду?

– П-правильно, идите. И п-подумайте о м-моих словах. (Провожает его взглядом.) Вот баран, а? Есть же такие на свете. Я тут целый час заикой прикидываюсь, намеки ему делаю. А как иначе? Сейчас такие строгости, десять лет могут дать. Так что, если хотите чего-нибудь добиться, сами должны понимать: со мной шагу нельзя сделать без вз-вз… Ну?.. Правильно, без взаимопонимания!

Лифт

Та-ак, что там написано?

«Лифт не работает». Ясно. Не работает – и не надо. Без него даже лучше. Мы сейчас мигом на двенадцатый этаж взлетим. Не такие высоты брали. (Идет.) Это даже хорошо, что не работает. Пройдемся, жирок разгоним. Время ведь сейчас какое – не двигаемся совсем. Дома сидим, в гостях сидим, на работе сидим.

Во! Уже и второй этаж. Хорошо! А то есть у нас еще скептики разные, сатирики, понимаешь, юмарики. По каждому поводу готовы шум поднимать: «Ах, лифт не работает! Ах, газ отключили! Ах, воды горячей нет!» Ну, нет. Ты что, холодной не можешь помыться?.. Если разобраться, холодная вода все равно что горячая. Только она остывшая. А эти не понимают. Им лишь бы шум поднять. А мне нравится. Я человек простой. Могу вообще не мыться.

Гляди, за разговорами еще два этажа проскочили. Четвертый уже. Главное – спокойствие. Не надо шум поднимать. Задачи у нас большие, можно сказать, огромные. Если мы на каждый лифт будем внимание обращать, у нас на главное сил не останется. А этим нытикам – лишь бы побрюзжать. Забыли, как за керосином сутками в очереди стояли. Заелись! Что дом двенадцатиэтажный построили, они молчат. А что лифт паршивый не работает, на весь свет готовы шум поднять.

Фу… Какой там этаж?.. Пятый. Уже недолго осталось. Всего семь. Не так уж и много. А что это на стенке написано, не разберу… Вот хулиганство! Кто ж такие вещи на стенках пишет? «Петька-дурак!» Главное дело, Петька! Почему это Петька? Что у меня, отчества нет?..

Вот она, современная молодежь! Мы их грамоте учим, а они что хотят, то и пишут. А родители… Нет, чтобы всыпать ему по одному месту. Нет, они в другие места жалобы пишут, что лифт не работает.

А зачем нам лифт, когда вон уж восьмой этаж. Или это седьмой?.. Фу, что-то дышится тяжело. Видно, годы свое берут. Сколько сил в молодости было – вспомнить страшно. По сто килограмм мешки поднимал – и ничего. А сейчас сто грамм поднимаю – руки дрожат. Ничего, доберемся. Лестницы у нас широкие, перила крепкие – выдержат!

Какой там этаж?.. Опять восьмой?.. Восьмой же вроде был… Ну и строить стали: два восьмых этажа в одном доме. Вообще, конечно, это непорядок. Я же квартплату вовремя плачу. Чего ж тогда лифт не работает?.. То лифт не работает, то газ отключат, то воду перекроют. А мыться чем?.. Кефиром, что ли?..

Где это я?.. Кажется, между девятым и десятым. Что– то голова кружится, передохнуть надо. Сядем на ступенечку, поглядим «Вечерочку». Tа-ак… Это неинтересно… Это я уже по радио слыхал. Во! Видали? Электростанцию новую пустили на полмиллиона киловатт! Интересно, куда эти киловатты деваются, если на простой лифт току не хватает. Все энергетика, кибернетика, новая эра! А я как был двести рублей должен, так и должен.

Ну что, тронемся потихоньку… Какой там этаж: десятый или одиннадцатый? Черт, и лампочка, как назло, не горит. Безобразие! Простую лампочку ввернуть не могут. Конечно, для них это мелочь. А если кто в темноте сорвется, ногу сломает? Тоже мелочь?.. Кто это вообще может определить, где мелочь, а где крупное? Для меня, например, лучше сто рублей мелочью, чем червонец крупными.

Ой, не могу, как сердце колотится… Вот беда: лифт стоит, а давление поднимается. Так в любую минуту кондрашка может хватить. (Перегибается через перила.) Эй! На первом этаже есть кто?.. «Скорую» вызови на одиннадцатый!.. Нет никого… А все лифтерша, мымра старая. Никогда ее на месте нет. Вместо того чтобы за порядком смотреть, она в замочные скважины смотрит. Вот про кого надо на стенках писать. Это не Петька дурак, это лифтерша дура. И не постесняюсь, напишу. Прямо здесь. (Пишет на стене.) Лифтерша ду… Стой, кажись, кто-то идет. Это же лифт идет. Точно, лифт! (Сразу преображается.)

Пустили! А что я с самого начала говорил? Главное, надежду не терять. Сознание я могу потерять, а сознательность– никогда! Да что лифт! Если надо, я могу и без лестницы обойтись. Вверх буду подниматься по водосточной трубе, а спускаться – по мусоропроводу. (Становится в дверях подошедшей кабины лифта.) Ждать надо уметь! Ждать и надеяться. И если все у нас будут такие, как я, – все будет в порядке. (Дверцы лифта захлопываются, зажимая ему шею.) В полном порядке!

Мелочь

Операционная. Современное оборудование, яркие рефлекторы, блестящие инструменты. На операционном столе – Больной. У стола – Профессор с Ассистентом. Чуть поодаль – двое студентов в белых халатах, с блокнотами и карандашами.

ПРОФЕССОР. Еще раз повторяю: в нашем деле нет никаких мелочей. Казалось бы. несложная операция – удаление аппендикса, а все должно быть проверено заранее: исправность оборудования, стерильность инструментов, наличие перевязочных средств. Одним словом, порядок и…

СТУДЕНТЫ (хором). Никаких мелочей!

ПРОФЕССОР. Правильно. Тогда приступим. (Ассистенту.) Дайте наркоз. (Нагибается к больному.) А вы, голубчик, посчитайте.

БОЛЬНОЙ. До скольких?

ПРОФЕССОР. До десяти. Больше не потребуется.

БОЛЬНОЙ (начинает считать). Один, два, три. четыре, пять…

ПРОФЕССОР (студентам). Всего несколько секунд– и больной заснет.

БОЛЬНОЙ. Двенадцать, тринадцать, четырнадцать, пятнадцать… двадцать семь, двадцать восемь, двадцать девять…

Студенты переглядываются.

ПРОФЕССОР (Ассистенту). Прибавьте дозу.

БОЛЬНОЙ. Сорок девять, пятьдесят, пятьдесят один, пятьдесят два…

ПРОФЕССОР. Не понимаю. Может, аппарат неисправен?

АССИСТЕНТ (проверяет). Все в порядке.

БОЛЬНОЙ. Сто тридцать восемь, сто тридцать девять, сто сорок…

ПРОФЕССОР. Прибавьте еще.

Ассистент прибавляет.

БОЛЬНОЙ. Четыреста сорок два, четыреста сорок три, четыреста сорок четыре…

ПРОФЕССОР. Не понимаю, какой-то особый случай. (Вольному.) Послушайте, голубчик, вас ничего не беспокоит, а? Может, вам что-нибудь нужно?

БОЛЬНОЙ (слабым голосом). Молоток.

ПРОФЕССОР. Что?!

БОЛЬНОЙ. Молоток.

ПРОФЕССОР [Ассистенту]. Дайте больному молоток, и побыстрее.

Ассистент подает молоток.

Больной встает со стола – из стола торчит большой гвоздь, который не давал ему уснуть. Больной двумя сильными ударами забивает гвоздь, ложится на стол, произносит– Девятьсот девяносто девять, тысяча», – и с храпом засыпает.

(Растерянно.) Порядок.

СТУДЕНТЫ (хором). И никаких гвоздей!

Тараканы. Монолог учащегося кулинарного техникума

Вот считается, что мы с мамой живем в отдельной квартире. Но это только считается. Кроме нас там еще много кого живет. И все без прописки. Они к нам каждый вечер в гости приходят. От соседей. Кто по трубе, кто под дверью. Рыжие такие, небритые, с усами. Да вы их знаете. Они тараканами называются.

Что мы только с ними ни делали – ничего не помогает. Наоборот, их с каждым днем все больше и больше, а нас с мамой все меньше и меньше.

Но один официант – мы еще с ним в кулинарном техникуме учились – мне посоветовал:

– Ты пойди на санэпидемстанцию и дай на лапу.

Я говорю:

– Кому дать, тараканам?

Он говорит:

– Если тараканам на лапу давать, они к тебе со всего города сбегутся. Начальнику надо дать. Он тебе такое средство импортное выдаст – пальчики оближешь.

– А что ж на эту лапу давать-то?

– Как – что?.. Бабки.

– У меня бабки нет. Один дедка остался.

– Да другие бабки. Деньги так называются у культурных людей.

– А сколько надо давать? Рубля три хватит?

Он говорит:

– Что?.. Да за трешник они тебе еще клопов подбросят. Двадцать пять рублей надо дать. Две красненькие и одну синенькую.

Ой, ну что делать?.. Взял я эти бабки и пошел на санэпидемстанцию. Вхожу в кабинет, а там сидит та– 5(Г7

кой дядька: толстый, рыжий и тоже с усами. Я стою и думаю: «А вдруг он не берет?» А он говорит:

– Ну, выкладывай, с чем пришел.

Я говорю:

– Как, прямо сразу выкладывать?

– А чего тянуть? Вон очередь какая.

– И что, все сразу выкладывают?

– Конечно. Кому охота с тараканами жить!

– Ладно, сейчас выложу. Они у меня в кармане.

Он говорит:

– Стой! Ты мне что, тараканов сюда принес?

Я говорю:

– Не-ет… У меня там бабки.

А он смеется:

– Мы здесь бабок не выводим. Тебе в собес надо идти.

– Вы меня не так поняли. У меня другие бабки. Две бабки красненькие и одна синенькая.

– Что, совсем синенькая?

– Ага, с двух сторон.

– А что ж ты от меня хочешь?

– Чтобы вы ее у меня поскорее забрали.

– Зачем мне твоя синенькая бабка? Я от своей не знаю, как избавиться.

– Это же другая бабка! Мне ее в получку выдали.

И кладу ему на стол пять рублей.

Он как закричит:

– Это что такое?!

Я говорю:

– Это она… Деньга.

Тут он еще сильнее закричал:

– Ты что?! Мы здесь взяток не берем!

А потом шепотом говорит:

– Правда, если хочешь, чтобы побыстрее сделали, надо дать. Только не мне, а дяде Васе.

Я говорю:

– Кто это – дядя Вася?

Он говорит:

– Тсс… Давай мне, а я ему передам.

Ой, ну что там говорить… Конечно, я нехорошо сделал. что деньги дал. Но я же не один такой. Другие гоже дают… А что вы так притихли, будто первый раз