Текст книги "Антология сатиры и юмора России XX века. Том 35. Аркадий Хайт"

Автор книги: А. Хайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 30 страниц)

Но ведь у нас не бывает, чтоб все время хорошо. Обязательно что-нибудь приключится. И приключилось. Выхожу я как-то из одного магазина. Естественно, с черного хода. Сапоги я там для жены взял. Тут подходит ко мне товарищ в штатском:

– Будьте добры, ваши документы.

Ну, я предъявил.

– Так, – говорит, – товарищ Пантелеев, следуйте за мной.

Заводит меня обратно к директору и говорит:

– Товарищ директор, на каком основании вы продали ему сапоги?

Тот говорит:

– Как? Это же товарищ Бархударов! Сын министра землетрясений.

– Если бы! Это же какой-то Пантелеев.

Тот даже с места вскочил:

– Как – Пантелеев? Какой Пантелеев? А на каком же основании вы у нас сапоги купили?

– А на основании того, – говорю, – что у моей жены сапоги каши просят!

Ну, конечно, скандал! Отобрали сапоги, да еще говорят:

– Еще раз с черного хода придешь – света белого не увидишь!

Вот, думаю, беда. А что, если они теперь возле каждого магазина станут дежурить? Ведь это мало сказать, что ты Бархударов, надо еще документ иметь. Одним словом, понял я, что надо срочно менять фамилию: Пантелеев на Бархударов. Написал заявление и прямым ходом в паспортный стол. Прочла паспортистка мое заявление и говорит:

– Товарищи, вы что все, сума сошли? Седьмой человек хочет Бархударовым стать. Возьмите другую фамилию.

Я говорю:

– Другая у меня уже есть. Мне эту надо.

– Ничего не могу сделать. Звонил товарищ Бархударов, велел свою фамилию никому не давать.

– Что значит – звонил? Надо еще проверить, кто звонил. Настоящий Бархударов или такой же Пантелеев, как и я.

– Ничего не понимаю, – говорит. – Вы можете объяснить?

А что тут объяснять? Понял я, что надо срочно другую фамилию искать. Чтоб была звучная, чтоб люди ее знали, но не помнили откуда. Неделю сидел, все учебники перерыл, но нашел. Во, фамилия! Багратион!..

Я ее уже проверил. Позвонил в писчебумажный магазин:

– Категорически приветствую, Багратион беспокоит!

И порядок. Обслужили по первому разряду. Десять рулонов туалетной бумаги из директорского фонда. Так что сомнений нет. Завтра же пойду в паспортный стол фамилию менять.

Только уж, чур, эту фамилию никому не брать! Это моя.

А вы, если хотите, берите другие.

Главное – чтоб фамилия известной была. Пусть даже неизвестно откуда. Потому что если ты Бархударов, то у тебя все, а если Пантелеев, то у тебя одна фамилия.

Школьные годы

Эх, школа! Родная школа! Сколько ты нам знаний дала – вспомнить страшно. Бином Ньютона, теорема Пифагора, кислота со щелочью. инфузория-туфелька. Тьфу! Пакость. Ну зачем, зачем нормальному человеку все это нужно? Кому-нибудь в жизни эта туфля пригодилась? Никому! Потому что школа – это одно, а жизнь – совсем другое.

Возьмем, к примеру, физику. Что такое электричество? Никто не знает. А они нам что говорили? Невидимый поток электронов. Ладно, допустим, невидимый. За что ж тогда десять рублей за свет дерут? Откуда они знают, что десять, если он невидимый? То, что им надо, они видят. А у меня что получается? За свет – за газ, на вас – за нас, а от получки – один невидимый поток электронов.

Так, с физикой разобрались. Теперь возьмем ботанику. Объясните, кому она нужна, кроме Мичурина, который взял от природы все? Дети, это тычинка! Дети, это пестик! Все растения вырабатывают хлорофилл. А на рынок придешь – что тычинка, что пестик, меньше трешника не стоят. И правильно! Потому что задаром никто хлорофилл вырабатывать не хочет.

Теперь пару слов о зоологии. Вот они утверждают, что человек произошел от обезьяны. А кто это видел?.. Ну, пусть встанет тот, кто от обезьяны произошел… А-а, стесняетесь! А я вас о другом спрошу: если человек произошел от обезьяны, чего ж сейчас те обезьяны, из зоопарка, людями не становятся?.. Не знаете? А я понял. Живут они там в тепле, кормят их три раза в сутки, и на работу ходить не надо. Какая обезьяна захочет после этого человеком стать?.. Только недоразвитая!

Ну, про математику вообще разговор особый. Алгебра там, геометрия – это все ерунда. Но хуже всего – тригонометрия. Этот предмет специально придумали для головной боли. Синус-косинус, тангенс-котангенс… Учите, детки, без этого потом не станешь ни инженером, ни строителем. А в жизни?.. Вот я на стройке работаю. Ну, дают мне этот проект. Там у них этих тангенсов-котангенсов столько, что без стакангенса не разберешься. А нам и не надо! Мы строим по своей науке, на глазок. Быстро, дешево и сердито! А чего сердиться, чего? Ну, дает стена небольшой косинус, в дверях легкий незакрывангенс, ну забыли тебе поставить унитангенс. Ну и что? Куда ты денешься? Все равно там будешь жить, потому что дом принят с оценкой «хорошо».

Я вот тут двенадцатиэтажную жилую башню сдавал, так итальянцы приезжали учиться.

– Потрясающе! – говорят. – У нас Пизанская башня за двести лет вот так наклонилась, а вы этого сумели добиться за две недели.

А как же! Не зря все в школе учились. Ведь школа для того и нужна, чтоб ее вовремя забыть.

Да, мужики, много у нас еще ненужного преподают. Одна литература чего стоит. Кто такой был Евгений Онегин, и почему Аня Каренина попала под электричку? Ну, хорошо, не помню я этого. Что я, хуже тебя живу? Ты приди ко мне, погляди – всех на книжную полку поставил: и Гюгу, и Дюму, и Муму. Читай – не хочу! А что читать? Читать у нас любой дурак умеет. Ты попробуй достать. Вот тогда я скажу, что ты культурный интеллигент.

А вы говорите – школа. Да как на вечер встречи придешь – сразу все видать: кто как учился и кто чего добился. Если двоечник был – у него всего две вещи: квартира, машина. Если троечник – уже три: квартира, машина, видеомагнитофон. Ну, а если отличник– у него целых пять вещей: лысина, очки, долги, головная боль и золотая медаль из нержавеющей стали!

Внутренний голос

Вы замечали, что когда мы попадаем в необычную ситуацию, когда жизнь ставит перед нами сложную задачу – что нам приходит на помощь? Не логика, не знания, не высшее образование… Нам на помощь приходит интуиция, или, как мы говорим, внутренний голос. Что это такое – никто не знает. Но мы всегда чувствуем, что внутренний голос где-то здесь, рядом, витает над головой, что-то нашептывает на ухо. И когда ты теряешься, не знаешь, поступить, сразу появляется он: все знающий, все понимающий, умнейший из умнейших, мудрейший из мудрейших – твой внутренний голос.

Под звуки восточной музыки выходит Внутренний голос в чалме. Голос залезает на стул и оказывается над головой Сидорова.

ГОЛОС. Ну что, дорогой, опять проблемы?

СИДОРОВ. Да есть одна…

ГОЛОС. С женой советовался?

СИДОРОВ. Нет.

ГОЛОС. Молодец! А то она насоветует… Ну, рассказывай.

СИДОРОВ. А что рассказывать? Ты же сам все знаешь. Я в этом НИИ уже двенадцать лет работаю. Работаю хорошо, мозги варят. А сейчас освободилось место зав. лабораторией. Я хочу, чтобы на это место назначили меня.

ГОЛОС. А я при чем?

СИДОРОВ. Посоветуй! Ты же умнее меня. Не могу же я сам написать заявление и сам предложить свою кандидатуру. Это неудобно, ты согласен?

ГОЛОС (подумав). Неудобно знаешь что? Штаны через голову надевать.

СИДОРОВ. Знаю, ты мне уже говорил.

ГОЛОС. Тогда в чем дело? Действуй.

СИДОРОВ. А вдруг откажут?.. Нет, я боюсь.

ГОЛОС. Одна боялась, знаешь, что вышло?

СИДОРОВ. Знаю, знаю, ты тоже говорил.

ГОЛОС. Знаешь, так иди.

СИДОРОВ. Тебе легко говорить! А я не могу сам за себя просить.

ГОЛОС. У нас пока сам не попросишь – ничего не дадут.

СИДОРОВ. Да? ТЫ мне раньше этого не говорил.

ГОЛОС. А чего говорить? Это и так все знают. Ну, смелей, смелей, что у тебя за характер? (Берет, его за шиворот.) Иди, положись на меня.

Вталкивает его в кабинет. Там за столом сидит Директор.

СИДОРОВ. Здрасьте, товарищ директор…

ДИРЕКТОР. А, Сидоров, вы ко мне?

СИДОРОВ. Нет, извините, я ошибся. (Поворачивается к выходу.)

ГОЛОС (расставляет руки). Стоять!

ДИРЕКТОР. Да вы проходите, садитесь.

СИДОРОВ. Спасибо, я…

ГОЛОС. Сидеть!

Сидоров садится, за его спиной встает Внутренний голос.

ДИРЕКТОР. Ну, что у вас?

СИДОРОВ. Да у меня… собственно…

Внутренний голос достает из кармана заявление, вкладывает в руку Сидорова, кладет ее на стол.

ДИРЕКТОР (читает). Так… Значит, вы просите назначить вас зав. лабораторией. Я правильно понял?

СИДОРОВ. Нет, я не прошу! (Голос шепчет на ухо.) Я требую.

ДИРЕКТОР. Ах, даже требуете. Интересно… А вы не подумали, что на эту должность есть другие кандидаты. Матюшкин, например, чем не зав. лабораторией?

СИДОРОВ. Этот пьяница? Да ему вообще здесь не место!

ДИРЕКТОР. Ох, какой вы… не место. Он ведь у нас многодетный отец. Неужели вам его не жалко, а?

Сидоров поворачивается к Внутреннему голосу.

ГОЛОС. Гнать поганой метлой!

СИДОРОВ. Да ты же слышал, жалко.

ГОЛОС. Жалко знаешь где?

СИДОРОВ. Знаю. (Директору.)Товарищ директор, жалко знаете где?

ДИРЕКТОР. Знаю, мне уже докладывали. Ну, хорошо, оставим Матюшкина. А Карсавина, разве плохой инженер?

СИДОРОВ. Карсавина? Да она, если говорить откровенно… она вообще… (Голос зажимает ему рот)… а не инженер.

ГОЛОС. ТЫ что, спятил? Это же его симпатия.

ДИРЕКТОР. Ну что вы молчите? Какого вы мнения о ней как о женщине, как о специалисте?

СИДОРОВ. Ну, как женщина… она специалист.

ДИРЕКТОР. А Николаев, Петров, Кузьменок? Почему вы решили, что именно вы подходите на эту должность?

СИДОРОВ. Не знаю, мне так подсказывает внутренний голос.

ДИРЕКТОР. Да? А другие доводы у вас есть? Более веские. Если есть, так выкладывайте. Давайте, не стесняйтесь!

Сидоров смотрит на Голос. Голос достает красивую бутылку, ставит ее на стол директора.

ДИРЕКТОР. Это что?

СИДОРОВ (смотрит на этикетку). Это коньяк. Французский.

ДИРЕКТОР. Да вы в своем уме? Вы мне что, взятку предлагаете? Да как вы посмели?!

СИДОРОВ. Это не я, это внутренний голос.

ДИРЕКТОР. Да плюньте вы на свой внутренний голос!

Сидоров поворачивается, Голос закрывается руками.

СИДОРОВ. Ты что натворил, дурак!

ГОЛОС. Откуда я знал, что он не берет?

СИДОРОВ (замахиваясь). Иди отсюда! Иди, я тебе говорю!

Обиженный Внутренний голос отходит, нервно закуривая.

СИДОРОВ. Сергей Петрович, простите меня. Я, конечно, вел себя как свинья. Это все от волнения. Забудьте, если можете. Конечно, я понимаю ваши сомнения, но, Сергей Петрович, спросите себя самого, посоветуйтесь со своим внутренним голосом. Как он решит, так и будет.

ДИРЕКТОР. Вы думаете?.. Ладно, посоветуемся.

Нажимает звонок. Входит простая бабка в платочке, становится над его головой.

ГОЛОС. Вызывал?

ДИРЕКТОР. Ага! Посоветоваться надо. Тут, понимаешь, Сидоров ко мне пришел. Хочет стать зав. лабораторией.

ГОЛОС. Молодец! Давно пора. Назначай.

ДИРЕКТОР. Ох, какая ты шустрая! Мы ж все-таки секретная организация. А ты про него все знаешь? Где родился, где учился, кто у него родственники?..

ГОЛОС. Откуда мне знать? Я – внутренний голос, а не министерство внутренних дел.

ДИРЕКТОР. То-то и оно. Специалист он прекрасный, но личное дело надо полистать.

ГОЛОС. Полистай. Мне не к спеху.

ДИРЕКТОР (листает). Та-ак… Вот видишь: прадедушка у него какой-то неясный. Да и дедушка… В общем, куда ни копни…

ГОЛОС. А ты не копай, не экскаватор. Ты ж не дедушку на работу берешь.

ДИРЕКТОР. Так-то оно так… Но и сам он второй раз женат.

ГОЛОС. Дело житейское. Первый раз ошибся. Вон, прыгунам в высоту, и то по три попытки дают. Назначай, не бойся.

ДИРЕКТОР. Да пойми ты, не солидно для руководителя: только что говорил «нет», а теперь «да». Неудобно!

ГОЛОС. Неудобно знаешь что? На потолке спать, одеяло падает.

ДИРЕКТОР. Знаю, мне уже сообщали… Сидоров, я тут обдумал… В целом, ваша кандидатура мне нравится. А детали… вы где обедаете?

СИДОРОВ. В рабочей столовой.

ДИРЕКТОР. Пойдемте, за обедом все и договорим. (Берет его под руку, уводит.)

ГОЛОС СИДОРОВА (бабке). Мадам, а вы где обедаете?

ГОЛОС ДИРЕКТОРА. Что, не слыхал? В рабочей столовой.

ГОЛОС СИДОРОВА. Ну что вы? В такой день? Я вас приглашаю в ресторан.

ГОЛОС ДИРЕКТОРА. Но это как-то неудобно.

ГОЛОС СИДОРОВА. Неудобно знаете что?

ГОЛОС ДИРЕКТОРА. Знаю. Пошли! (Берет его под руку, уходят.)

С добрым утречком (Воскресная радиопередача)

ВЕДУЩАЯ. С добрым утречком, дорогие друзья! Сегодня воскресенье, на улице хорошая погода, а мы начинаем свою передачу. Сегодня у нас в гостях известный исполнитель остроумных басен, артист малохудожественного театра Борис Петров. Все вы его хорошо знаете, потому что он зимой купается в проруби.

АРТИСТ. С добрым утром, товарищи! Вы еще только встаете, а я уже из проруби.

ВЕДУЩАЯ. Неужели вы купались в такой холод?

АРТИСТ. Конечно. Купание в ледяной воде – мое хобби. Все свое время я делю между сценой и прорубью.

ВЕДУЩАЯ. А если б вам пришлось выбирать?

АРТИСТ. Я бы выбрал прорубь.

ВЕДУЩАЯ. Почему?

АРТИСТ. Там я собираю больше зрителей… Нет, серьезно, купание в проруби – редкое наслаждение. И поэтому сердце кровью обливается, когда подумаешь, сколько людей еще лишено этого в африканских странах.

ВЕДУЩАЯ. Да, это действительно ужасно… Ну что ж, дорогой друг, будем надеяться, что скоро все прогрессивное человечество встретится с вами в проруби.

Звучит мелодия песенки архивариуса.

О! Здравствуйте, дорогой архивариус! Что вы нам принесли новенького?

АРХИВАРИУС. Вы хотите сказать – старенького?

ВЕДУЩАЯ (смеется). Вы все шутите, дорогой друг.

АРХИВАРИУС. А знаете ли вы, дорогая ведущая, что многие наши радиослушатели проснулись сегодня утром, не подозревая, что ровно четыреста тридцать шесть лет назад была впервые поставлена клизма! Ее изобрел бедный французский аптекарь Анри Клизмон. И не только изобрел, но и впервые испытал ее действие на себе. Но с тех пор, как говорится, утекло много воды, и ровно через двести шесть лет французские изобретатели братья Монгольфье построили первый воздушный шар.

ВЕДУЩАЯ. Как интересно!

АРХИВАРИУС. Но еще более интересно, что за восемьдесят три года до этого простой костромской мужик Иван Поперечный смастерил летательный аппарат из лыка и еловых шишек, взобрался на восемнадцатиметровую колокольню и пролетел по воздуху восемнадцать метров.

ВЕДУЩАЯ. Удивительно!

АРХИВАРИУС. Но еще более удивительно, что ровно через три года другой костромской мужик, Федор Продольный, с таким же летательным аппаратом взобрался на восемнадцатиметровую колокольню, прыгнул и пролетел по воздуху уже двадцать семь метров.

ВЕДУЩАЯ. Но как же, дорогой архивариус?

АРХИВАРИУС. Очень просто. Восемнадцать метров он пролетел по воздуху, а потом упал в девятиметровый овраг.

ВЕДУЩАЯ. Потрясающе! А скажите, дорогой друг, что у вас лежит там, в правом внутреннем кармане?

АРХИВАРИУС. О, это я коллекционирую шутки великих людей. Как известно, великий русский художник Илья Ефимович Репин отличался интеллигентностью и мягким задушевным юмором. Однажды к нему обратился богатый промышленник с просьбой написать его портрет. Илья Ефимович потребовал огромный гонорар – двести тысяч рублей. «За что?» – спросил промышленник. «Видите ли, – мягко улыбнулся художник, – это не совсем по моей специальности. Обычно я пишу портреты людей, а тут мне придется писать портрет осла!»

ВЕДУЩАЯ (сквозь смех). Поистине великому Репину не откажешь в остроумии.

АРХИВАРИУС. Как известно, великий французский ученый Луи Пастер тоже был знаменит интеллигентностью и мягким, задушевным юмором. Однажды, когда он работал над созданием лошадиной сыворотки, к нему вошел молодой коллега. «Скажите, профессор, не могу ли я вам чем-нибудь помочь?» – спросил он. «Вряд ли, – мягко улыбнулся ученый. – Ведь для сыворотки мне нужна лошадь, а не осел».

ВЕДУЩАЯ (сквозь смех). Да. поистине великому Пастеру тоже нельзя отказать в остроумии. А теперь, как всегда, в конце передачи – премьера песни. Она называется «А кто я есть?». Исполняет лауреат конкурса Иосиф Комбинезон!

А кто я есть? Рабочий малый.

Простой советский человек.

Простой советский человек.

Живу, как вы, в двадцатый век.

А что я ем? Парную осетрину —

Простую русскую еду.

Простую русскую еду.

Ее ловлю в своем пруду.

А где живу? В обычном доме —

В своем простом особняке.

В своем простом особняке.

Что на Москве стоит реке.

А с кем я сплю? С кинозвездою,

С простой советскою женой.

С простой советскою женой.

С артисткою заслуженной.

А с кем дружу? Дружу с Серегой —

С советским маршалом простым.

С советским маршалом простым.

Он за меня в огонь и дым.

А кто я есть? Я сам не знаю.

Не знаю, что за человек

Так может жить в двадцатый век.

Но без меня, но без меня

Таких бы-песен не звучало.

Таких бы песен не звучало.

Когда бы не было меня.

ВЕДУЩАЯ. Вы слушали очередную передачу «С добрым утречком». Передача была организована всесоюзной редакцией «Сатирочки и юморочка». Авторы шуток великих людей Иванов и Сидоров. Всего вам хорошенького!

Международная панорама

Камера крупным планом показывает трех упитанных, розовощеких мужчин. Это международные обозреватели Тюрин, Мурин и Скворцов. Все они одеты в добротные заграничные костюмы. На столе – сигареты «Мальборо» и освежающий напиток пепси-кола».

ТЮРИН. Добрый вечер, дорогие товарищи! Сегодняшнюю панораму мы бы хотели начать с ответов на письма телезрителей… Товарищ Никонов из села Заболотное нам пишет: «У нас в Заболотье много говорят о тяжелом положении трудящихся в княжестве Фюртенштейн. Нельзя ли об этом рассказать подробнее?» Что ж, дорогой товарищ Никонов, сегодня у нас в студии находится журналист Мурин, недавно побывавший в Фюртенштейне.

МУРИН. Как известно, княжество Фюртенштейн – самое большое из карликовых государств Европы. Естественно, что оно не в силах бороться с современными промышленными гигантами. Как следствие этого – падение реальной заработной платы, рост цен и дороговизна. Приведу пример: для того, чтобы купить такой костюм, который вы видите на мне, рабочий Фюртенштейна должен проработать несколько тяжелых, изнурительных часов.

ТЮРИН. А как реагируют трудящиеся на ухудшение ситуации?

МУРИН. Весьма недвусмысленно! Сегодня в Фюртенштдйне наблюдается рост и влияние коммунистической партии. Достаточно сказать, что за последний год число членов компартии Фюртенштейна выросло на 200 процентов! Если в прошлом году число членов партии не превышало всего двух человек, то сегодня их стало уже шестеро.

ТЮРИН. Впечатляющие цифры! Значит, в целом вы оцениваете положение княжества как плохое?

МУРИН. Безусловно!

СКВОРЦОВ. Нет, дорогой коллега, здесь я хочу с вами поспорить. Положение в княжестве отнюдь не плохое. Наоборот, оно ужасное. Вот передо мной лежит газета «Дейли шпрот» с сообщением о том, как выросли цены па муниципальный транспорт в Фюртенштейне.

ТЮРИН. Да-да, это очень любопытно! Вы знаете, товарищи, цены на городской транспорт настолько выросли, что простые люди вынуждены теперь пользоваться собственными автомобилями.

СКВОРЦОВ. И это при энергетическом кризисе! Когда стакан бензина стоит почти столько же, сколько стакан виски.

ТЮРИН (шутит). Тут, как говорится, не знаешь, что лучше пить.

Все смеются.

ТЮРИН (Мурину). А скажите, Петр Анатольевич, пытаются ли власти Фюртенштейна принять какие-то меры?

МУРИН. Трудно сказать. Дело в том, что правительство там крайне неустойчивое. Вот прямо перед моим отъездом опять произошли перестановки в кабинете министров.

ТЮРИН. И каковы же эти перестановки?

МУРИН. Стол, который стоял у окна, поставлен в центр кабинета. А возле окна будет стоять кожаный диван.

СКВОРЦОВ. И как вы думаете, к чему это приведет?

МУРИН. Поживем – увидим. Во всяком случае, ясно, что перестановки эти не от хорошей жизни.

ТЮРИН. Неустойчивость правительств – событие крайне характерное для современного западного мира. И в этом отношении особое место занимает латиноамериканское государство Гатапульпа. О последних событиях в ней расскажет журналист Сергей Скворцов.

СКВОРЦОВ. Я пробыл в Гатапульпе три недели, и за это время произошло четыре переворота. Пятый произошел уже в тот момент, когда я собирался домой.

ТЮРИН. Расскажите о нем поподробнее. Об этом нас просит телезрительница из Кзыл-Орды.

СКВОРЦОВ. С удовольствием. События развивались так. С утра президентский дворец был окружен взводом солдат под командованием лейтенанта Хорхе Переса. Через несколько минут президент был арестован майором Хорхе Пересом и выслан из страны. В полдень полковник Хорхе Перес выступил по радио с обращением к стране. Однако к вечеру, когда генерал Хорхе Перес готовился подписать декрет о назначении себя президентом, начался новый переворот. Ровно в полночь рядовой Хорхе Перес был арестован.

МУРИН. Скажите, а как ко всему этому относится население?

СКВОРЦОВ. Довольно безразлично. Даже во время переворота все магазины открыты и идет бойкая торговля джинсами, дубленками и кассетными магнитофонами.

МУРИН. Неужели?!

СКВОРЦОВ. Представьте себе!.. А для того чтобы у наших телезрителей не возникло сомнений, я все эти вещи захватил с собой в телестудию. (Демонстрирует.)

ТЮРИН. А как, по-вашему впечатлению, ожидаются ли в Гатапульпе новые перевороты?

СКВОРЦОВ. Вряд ли. Сейчас там начинается сезон дождей. А совершать переворот в дождь считается у них плохой приметой.

ТЮРИН. Ну что ж, уважаемые телезрители! Время нашей передачи подходит к концу. Пишите нам. Мы надеемся, что за это время побываем в других странах и поделимся с вами своими новыми плохими впечатлениями.

Рекомендация

Недавно заходит к нам в цех партийный секретарь. Подходит ко мне и говорит:

– Кузякин, как ты смотришь на то, чтобы в партию вступить?

Я говорю:

– Гы-ы! Шутите?.. То все пьяницей обзывали, прогульщиком, а теперь вон куда!..

– Теперь, – говорит, – время изменилось. Партия решила идти в самую гущу народа. Такого, как ты. Потому что другой народ идет наоборот. Ты-то сам, Кузякин, какое направление предпочитаешь: демократическое или марксистское?

– Я-то?.. Я, вообще, больше «Жигулевское» уважаю. Но когда его нет, могу и марксистское. Лишь бы голова не болела.

В общем, дал мне секретарь задачку. С одной стороны, сейчас глупо в партию вступать, когда ее все кроют. С другой – еще неизвестно, как все повернется. Может, партия опять в силе будет. Вот и угадай, как грится, что кричать: ура или караул? Прихожу я с работы домой, жене говорю:

– Зинка! Ты только не падай. Я, может, в партию буду вступать.

Она ко мне принюхалась:

– Вроде в норме. А несешь ахинею.

– Чего это «ахинею»? Может, я желаю быть в передовых рядах.

Она говорит:

– Ты и так всегда в передовых рядах, когда водку продают.

– Водка тут ни при чем! Если хочешь знать, партия у нас с водкой покончила. Сейчас еще с закуской покончат – и все. Будет, как грится, полный марксизм.

– Да ладно болтать! Что ты в этом марксизме понимаешь?

– А я подучусь. Возьму этого Маркса в библиотеке, буду по ночам в постели штудировать.

– Вот, – говорит, – мне только Маркса в постели и не хватало, с его бородой. Помощника себе нашел. Ты еще Энгельса позови.

Я говорю:

– Зин! Да погоди орать. Еще неизвестно, как все повернется. Может, еще пайки будем получать, на черной «Волге» ездить. Меня, может, еще на портретах понесут.

– Вперед ногами тебя понесут!

Ну что с ней говорить? Баба, она и есть баба! Что она в наших партейных делах понимает?

Надо, думаю, с соседом посоветоваться. У меня сосед– культурный мужик. Шесть классов кончил. Выслушал он меня внимательно, протер очки и говорит:

– Василий, я тебе одну байку расскажу, а ты делай выводы. Представь себе, на одном заводе сидит в парткоме секретарь, а весь стол у него партийными билетами завален. Сдает народ обратно, не хочет в партии быть. Он сидит грустный, голову руками обхватил, не знает, кем теперь руководить. Тут дверь открывается, заглядывает молодой, румяный.

– Извините, – говорит, – я насчет приема в партию. К кому мне обратиться?

Тот голову поднял и говорит:

– К психиатру!

Вот такая история…

Я говорю:

– Не понял. При чем тут психиатр?

– Как? – отвечает. – Ты разве не читал? Новый указ в газетах вышел: хочешь вступить в партию – принеси справку от психиатра.

Главное, серьезно так сказал, ответственно. Ну, я и поверил. А как не поверить? Сейчас такие указы печатают, еще почудней этого.

В общем, в понедельник я с работы отпросился – и бегом в диспансер. Захожу в кабинет, старичок сидит, такой лысенький, симпатичный. Ну, я, чтоб резину не тянуть, говорю:

– Доктор, я к вам по партийному вопросу.

– Так-так-так, – говорит. – Да вы садитесь, не волнуйтесь. Ну, больной, рассказывайте, с чем пришли?

– Да вот, доктор… Хочу я… как грится… стать членом.

– Кем?!

– Ну, членом, как грится. А что?

– Да нет, ничего. Просто такого у меня еще не было. Ну и каким же, если не секрет, вы себя представляете членом?

– Что значит каким? Натуральным. Как грится, в полный рост.

– Ого! – говорит. – Не слабо. И давно это у вас?

– Да с той недели. А что, нельзя?

– Почему нельзя? Тут все можно. Хочешь – Наполеоном будь, хочешь – Магометом. А хочешь, как вы… в полный рост. Да вы не волнуйтесь, все будет нормально. Это у вас просто… как это он сказал?.. Эротический бред!

– Чего? – говорю.

– Ну, проще говоря, это все на почве полового расстройства.

Меня прямо как по голове шарахнуло! Откуда он знает?.. Ведь точно угадал, собака! У меня этим летом паркет перекладывали, так весь пол загубили. У меня до сих пор из-за этого пола такое расстройство!

– Доктор, – говорю, – а вы что же, и пол мне можете поправить?

– Конечно. Мы все можем.

– И будет как раньше?

– Ну, как раньше у вас было, я не знаю, но жить сможете.

– Ну, спасибо, доктор! Мы с женой будем век партии благодарны. Давай, пиши свою рекомендацию. Я согласен!

Накорябал он мне справочку, я ее беру, а там все не по-нашему. Какие-то энис, бенис, конопенис…

– Доктор, – говорю, – а почему не по-русски? Они же не поймут.

– Не волнуйтесь, поймут. В этом деле надо по-латыни.

Ну, надо так надо! Утром написал я заявление, приложил эту справочку – и в партком. Секретарь спрашивает:

– Это что такое?

– Справка, – говорю, – от врача. Что мне можно в партию.

– Зачем это?

– Здрасьте! Сами указы издаете, и сами еще спрашиваете?

Ну, он сразу заткнулся. Видно, тоже указ не читал. Собрал он в обед свою команду, позвали они заводского врача, он им эту латынь и перевел. Говорят, смеху у них было – полный партком. Мне до сих пор на заводе проходу не дают. Одни дразнят: кандидат с половым расстройством, а другие – нестойкий большевик.

Ну и бог с ними! Пусть ржут. Я и сам передумал в партию вступать. Больно надо! Наломали, понимаешь, дров, а теперь я вместе с ними отвечай?. Я тут в цеху секретаря поймал и при всех его спрашиваю:

– Вот скажи: коммунизм ваш ученые придумали или неучи?

– Что за вопрос? Конечно, ученые!

– А вот дудки! Если бы ученые, они бы сначала этот коммунизм на свинках проверили или на белых мышках. А раз сразу на людях – никакая это не наука. А, как грится, энис, бенис, конопенис!

Перестройка на семейном фронте

Нет, что не говорите, а с этой перестройкой наши бабы совсем с ума посходили. Прихожу домой, моя грустная сидит, у телевизора.

– Вот, – говорит, – я у тебя дома одна сижу. А другие всегда с женами вместе.

– Кто это другие?

– Да сам знаешь кто! Руководство наше. Куда ни поедет – и жену с собой берет.

– Маша, – говорю, – побойся бога! Куда я тебя не брал? Ты вспомни: в Париже я не был? И ты не была. В Англию не ездил? И ты не ездила. Так где же я без тебя был?.. Только в вытрезвителе. Ну, хочешь, я тебя в следующий раз тоже возьму?

– Эх, Василий, – говорит, – отсталый ты элемент. Живешь в стороне от экономической реформы. Ты погляди, как люди зарабатывают. Вон по телевизору мужчину показывали. Одних партийных взносов уплатил девяносто тысяч.

– Сказала! Да были бы у меня эти девяносто тысяч, на кой мне тогда в партию вступать? С такими деньгами мне и без нее хорошо.

Теща моя, как эти разговоры услышит, так сразу уши закрывает.

Она у нас старый член партии, еще с надцатого года. А теперь, как газету прочтет:

– Ой, что пишут! Ой, что творится! Опять нэп устроили! Опять митинги всюду! Старые времена возвращаются.

Я ей говорю:

– А как же! Теперь наша история назад пошла, в обратном порядке. Сейчас вон нэп ввели, иностранный капитал позвали. Потом землю крестьянам вернут, а потом обратно октябрьскую революцию устроят.

– Не может быть! А потом?

– А что потом? Потом появятся все те, кто эти годы скрывался в глубоком подполье.

– Кто скрывался?

– Известно кто! Севрюга, осетрина, крабы.

Жена говорит:

– Что ты болтаешь? Ты же сам знаешь, что у нас белая рыба давно занесена в Красную книгу.

– Ясно, что в красную. У кого красная книжечка есть, тот ест белую рыбу. А у кого нет – тому минтай, ледяная и, извините за выражение, бильдюга!

Дочку мою, восьмиклассницу, теперь тоже не узнать. Голову подбрила, в зеленый цвет покрасила. В ушах подшипники, на затылке подкова. Я думал, ее лошадь ударила. Нет, оказывается, она теперь металлистка. Седьмого разряда. Я ее как первый раз в полутьме увидел, чуть заикой не стал.

Теперь она целый день по квартире ходит-вихляется в одном купальнике. А купальник-то – срамота. Две веревочки. Как шнурки от ботинок. Это она на конкурс готовится: «Городская красавица». Городская! Она и на дворовую не тянет. Я ей говорю:

– Ты что, вот так и будешь перед народом без порток ходить?

– Да, – говорит, – обязательно. Там за это первый приз – десять тысяч рублей.

Надо же! Я помню, лет пять назад после гулянки на улицу без штанов вышел, мне за это десять суток дали. А теперь за то же самое – десять тысяч дают.

Деньги, что ль, девать некуда? Не понимаю! Если они хотят за такую срамоту платить, зачем конкурсы устраивать? Зайди в любую баню – и плати! Жена говорит:

– Что ты к ней пристаешь? Она у нас еще хорошая. А ты слышал, какая сейчас среди молодежи наркомания?

– Да слышал, слышал… Вон у нас в соседнем дворе трех наркоманов поймали. Собирались по ночам и нюхали черную икру.

– При чем тут икра? То еда, а то отрава.

– Да сейчас не разберешь: что еда, а что отрава.

В овощах – гербициды, во фруктах – пестициды. Слово-то какое противное – пестициды. Хотя, какая еда, такое и слово! Она говорит:

– Что ты все подзуживаешь? Может быть, ты вообще против демократии?

– Почему против? Я – за! Только я не знаю, что теперь можно говорить, а чего нельзя. Вон у нас на заводе митинг был. Все с плакатами вышли: «Войне– нет!», «Империализму – нет!». А мой напарник тоже плакат вынес: «Чаю нет! Кофе нет!» Так его сразу за бока взяли.

Жена говорит:

– Не имеют права! Сейчас гласность. Это раньше был застой, а теперь гласность.

– Да какая разница! Для меня-то что изменилось? Мне что гласность, что застой – все равно живот пустой.

Теща кричит:

– Вот они, распустились! Где наши идеалы? Где моральная чистота?

– Бросьте, – говорю, – мамаша! Какая может быть чистота, когда даже мыла нет! Только все обещают: то мыло, то коммунизм.