Текст книги "Антология сатиры и юмора России XX века. Том 35. Аркадий Хайт"

Автор книги: А. Хайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 30 страниц)

ДЕВУШКА. Почему это неправильный? Очень даже правильный.

АМЕРИКАНЕЦ. План правильный?.. Хорошо. Тогда вы неправильно работаете?

ПАРЕНЬ. Ну как ты не понимаешь? План – это план. А работа – это совсем другое. Теперь понял?

АМЕРИКАНЕЦ. Теперь не понял.

ПОЖИЛОЙ МУЖЧИНА. Погодите, дайте я ему объясню… Понимаешь, всего нужно много. Вот люди и стараются сделать побыстрей, чтоб у людей был нахес^[26].

АМЕРИКАНЕЦ. Йес, йес, понимаешь!.. Но не может так получиться, что, когда быстро делаешь, потом надо все переделывать? Следующая пятилетка. Четыре года.

ДЕВУШКА. Не беспокойтесь! Знаете, как мы строим: на века!

АМЕРИКАНЕЦ. На века… Хорошо.

ПОЖИЛОЙ МУЖЧИНА Вот ты приехал на тракторный завод. Давай и ты перевыполняй. Мне эти тракторы– вот как нужны!

АМЕРИКАНЕЦ. Зачем тебе трактор? Ты что, фермер?

ПОЖИЛОЙ МУЖЧИНА. Какой там фермер! Хуже. Я председатель колхоза. Колхоз-миллионер.

АМЕРИКАНЕЦ. Миллионер? Хорошо. Ты – миллионер и мой дядя в Америка миллионер. Вам надо вместе делать бизнес.

ПОЖИЛОЙ МУЖЧИНА. Всему свое время. Вот коровник закончим, а потом и за бизнес построим… А пока попробуй, какой лэкэх^[27] в России делают. (Угощает.) АМЕРИКАНЕЦ. Я очень люблю этот еда. Когда я учился в Германия, я каждый день ходил маленькое еврейское кафе на Фридрихштрассе. Теперь его, наверное, уже нет.

ДЕВУШКА. Почему нет?

АМЕРИКАНЕЦ. Из-за Гитлера. Теперь немецкие евреи бегут из Германия… А что у вас думают о Гитлер?

ПОЖИЛОЙ МУЖЧИНА. Да некогда нам о нем думать. У нас своих дел по горло.

ПАРЕНЬ. Нам коммунизм надо строить.

АМЕРИКАНЕЦ. Я думаю, нацизм – это очень страшно.

ДЕВУШКА Не бойся! Рабочий класс Германии быстро им скрутит руки.

ПАРЕНЬ. А если к нам сунется – мы ему так дадим под зад коленом!

АМЕРИКАНЕЦ. Да, да… Как у вас говорят: узнает, куда ноги растут.

ПАРЕНЬ. He куда, а откуда.

АМЕРИКАНЕЦ. Но это, я думаю, одно и то же? Да… Русский язык веселый, но очень трудный. Пятилетка – четыре года… Даешь Магнитка!

Несется поезд…

ПОСЛЕВОЕННЫЕ

МАТЬ. Сынок!.. Дитя мое…

СЫН. Мама, ну что ты, неудобно. Люди же кругом

МАТЬ. Почему неудобно? Сын вернулся с войны. Пусть люди тоже радуются.

БОРОДА. Верно говоришь, мать! Хватит нам плакать. Пора и веселиться. (Снова играет на губной гармошке.)

СЫН. А что ты, как немец, все на «губнушке» играешь?

БОРОДА. Ты гармошку не обижай. Это штука хорошая, трофейная. Мне ее один фриц подарил, унтер-офицер. На добрую память

СЫН. Ладно заливать! Небось отнял.

БОРОДА. Кто отнял? Что я, мародер, что ли? Мы с ним поменялись. Мит Ёйшер^[28]. Он мне гармошку, а я ему фонарик.

СЫН. Карманный?

БОРОДА. Хороший такой, здоровый. Я ему его под глаз поставил. Такое дело было. Мы тогда в наступление готовились. Языка нужно было достать. Одного при вели – ничего не знает. Другой знает, но не то. Нужно было привести штук десять, чтоб выбор был как на Привозе. Ну, мы с напарником зашли в тыл. Видим – маленькое село. А на окраине банька стоит. А там – а ганцер мэшебэйрэх^[29]—немцы плещутся. Банный день у них. Подползли мы тихонько, часового сняли. Захожу в баню с автоматом. «Так, мол, и так, – говорю, – извините, что в сапогах». Ну, видят они, что пришел культурный человек, сразу подняли руки вверх. Я спрашиваю: «Все помылись?» Они говорят: «Все». «Тогда пожалте бриться!»

СЫН. Во дает! Врет и не краснеет. Как же они тебя понимали? Ты что, немецкий знаешь?

БОРОДА. Зачем? Я с ними по-еврейски раскумекивал. Языки-то похожи. Только у них победнее. Жаргон с нашего. Так что по-еврейски они секли. Особенно если на них автомат наставить.

МАТЬ. Ну и что дальше было?

БОРОДА. Горништ. Дождались темноты и доставили их к нашим.

МАТЬ. Что-то мне не верится. Балаболка ты.

БОРОДА. Фаркэрт^[30]! А я еще втык получил от комбата. Ты, – говорит, – шо, Черняк, мешугенэр чи шо? У меня тут проверяющий из штаба фронта, а у тебя немчура гуляет в чем мать родила!»

СЫН. Ну свистун! Точно, без выдумок еврей жить не может!

МАТЬ. Сынок, тебе что, жалко? Пусть еврей рассказывает. Надо ему верить.

БОРОДА. Точно! Как говорится: «Человек сначала учится говорить, а молчать потом».

СЫН. Ну, а гармошка-то, гармошка откуда?

БОРОДА. Какая гармошка?.. Ах, эта… Ну, это другая история. Долго рассказывать.(Играет.)

ЭВАКУИРОВАННАЯ. Скажите мне, а Лейпциг от нас далеко?

БОРОДА. Нет, теперь недалеко. Это туда мы шагали четыре года. А назад можно добраться за три дня.

ЭВАКУИРОВАННАЯ. Спасибо… Муж прислал мне письмо из Лейпцига. Скоро мы с ним встретимся.

БОРОДА. А откуда вы возвращаетесь?

ЭВАКУИРОВАННАЯ. Ой, издалека! Аж из Уфы. Мы, правда, в самой Уфе не жили, а под ней. В селе Благовар. Вы слышали про такое?

БОРОДА. Не случалось.

ЭВАКУИРОВАННАЯ. Нам тоже не приходилось, пока война не грянула.

БОРОДА. Тяжело было?

ЭВАКУИРОВАННАЯ. Ну, как вам сказать. Эвакуация не саxap. Война не радость. А сколько сердечных людей мы повстречали? Поселяют нас с Раечкой к одной женщине. Их село типичное башкирское местечко. И вот стали к нам люди ходить каждый день. И ходят, и ходят. И смотрят на нас с превеликим удивлением. Они просто евреев никогда не видели. Хотя, по правде сказать, я тоже башкир никогда не видела. Но, как говорится, людей узнаешь в беде. Когда дочурка моя Раечка свалилась в горячке, чего они мне только не нанесли. Растирания, настойки, припарки. И миром вылечили. Благослови их Всевышний. Решила я их отблагодарить. И знаете чем? Настоящим еврейским пиршеством.

МАТЬ. А продукты? Где вы раздобыли продукты?

ЭВАКУИРОВАННАЯ. Да что там? Бог послал. Несколько дней крошки хлеба не съела. Откладывала. Потом на рынке обменяла туфли на мед. И сотворила настоящий медовый пряник. А еще я приготовила эсик-флэйш^[31].

МАТЬ. Эсик-флэйш? Из чего?

ЭВАКУИРОВАННАЯ. Будете смеяться! Из конины.

МАТЬ. Ой, боже правый!

ЭВАКУИРОВАННАЯ. И наконец, как украшение стола я приготовила кэйзэлэх.

БОРОДА Кэйзэлэх? А где раздобыли мацу?

МАТЬ. Молоко? Яйца?

ЭВАКУИРОВАННАЯ. Сотворила все, правда, без мацы. Да и яиц, и молока у меня тоже не было. Но была картофельная шелуха, немного яичного порошка и пол-литра кумыса. И можете мне поверить, получился настоящий башкирский кэйзэлэх!

БОРОДА Да, что в тылу, что на фронте – главное, что бы люди могли понять друг друга. Вот был у меня случай. Мы тогда отступали. Зовет меня к себе комбат и говорит: «Черняк, я тебе не приказываю, я тебя прошу: прикрой ребят со своим взводом, задержи танки. Часа два продержись и отходи». Надо так надо. Танки идут, мы их встречаем, как положено. А они опять идут, а мы их опять встречаем. И два часа прошло, и три. Звонит комбат: «Черняк, – говорит он, – так тебя пере так. Приказываю немедленно отступать!» «Извините, – говорю я, – товарищ майор, приказ выполнить не могу». – «Как? Что?! Почему не можешь?!» – «По религиозным соображениям hайнт из дэр шабэс. Сегодня суббота, а я по субботам не отступаю. Отступление – это работа. А евреям в субботу работать запрещено». Он говорит: «Ты мне мозги не крути! Работать ему нельзя! А танки поджигать – это что, не работа?» – «Что вы, товарищ майор, какая же это работа? Это же одно удовольствие! Фаргэнигн ин ди бэйнэр!^[32]»

СЫН. Ох, папаша, ну и складно же ты врешь. Да за такие дела ты мог под трибунал загреметь.

ПОРОДА Мог. Спокойно мог. Но обошлось. Обошлось орденом Красной Звезды.

СЫН. Ну и где же этот орден?

БОРОДА Я знаю? Затерялся где-то.

СЫН. Где же он затерялся?

БОРОДА Да среди других орденов.

СЫН. Ой, ну ты даешь! Просто герой-орденоносец.

МАТЬ. Илюша, ну что ты говоришь! На войне все герои. Разве дело в орденах?

БОРОДА Золотые слова. Главное, что живы остались. А орденами кого сейчас удивишь?

ДОЧЬ. Мама, а мы ужинать будем?

БОРОДА О! Устами младенца… Надо же что-то перехватить, а то говорим, говорим.

МАТЬ. У меня тоже есть кое-что… (Достает.)

ЭВАКУИРОВАННАЯ. И мне в дорогу насовали яблок вперемешку с луком…

БОРОДА Тогда разрешите и мне внести свой скромный вклад… Где мой вещмешок?

МАТЬ. Ой, товарищ Черняк, вы настоящий Суворов! Это все ваше?

БОРОДА Нет, это один генерал дал. Поносить, А то ему тяжело… Товарищ военврач, присоединяйтесь к нам.

ВРАЧ. Спасибо, что-то не хочется.

МАТЬ. Присаживайтесь, не стесняйтесь. Дорога длинная, есть о чем поговорить. Слышала, вы едете в Киев?

ВРАЧ. Да.

МАТЬ. Сойдем вместе. Где вы там живете?

ВРАЧ. До войны жила на Подоле.

МАТЬ. Что значит до войны? А теперь?

ВРАЧ. Теперь… Теперь этого дома уже нет.

МАТЬ. Родные?

ВРАЧ. Родные все… в Бабьем Яру.

Пауза.

ДОЧЬ. Тетя, хотите яблоко?.. Сладкое.

ЭВАКУИРОВАННАЯ. А может, горячего чайку?

СОЛДАТ. Я сейчас за кипятком сбегаю.

МАТЬ. У меня настоящая заварка.

БОРОДА Товарищи! Разве за победу чай пьют? Надо что-нибудь посерьезнее. Разрешите пару слов? Спасибо. Так вот, каждый день, когда Гитлеру докладывали положение на фронте, он всегда спрашивал: «А что, старшина Черняк еще жив?» И ему отвечали: «К сожалению, жив, мой фюрер». И он от злости грыз ногти. А наш милый доктор может подтвердить, что ногти грызть вредно. И вот результат: Адольф Гитлер на сегодняшний день сгинул, а Ефим Черняк живет, чего и вам желает! Вы можете меня спросить: почему я остался жив? Могу вам ответить. Потому, что меня защищала вся моя страна. Я жив потому, что мои товарищи в бою прикрывали меня огнем. Я жив потому, что голодные женщины и дети днем и ночью делали для меня снаряды, Я жив потому, что другие солдаты уже никогда не вернутся домой. Но сегодня они все равно с нами. В наших сердцах, в нашей памяти. Пусть они будут там навсегда. Лэхаим!^[33]

ВСЕ. Лэхаим!

Уходят наши сыновья.

Чтоб никогда не возвратиться,

И лишь в родимые края

Беда слетает черной птицей.

ЖЕНЩИНА

И упадет на землю мать.

Отец навек закаменеет…

Как страшно сыновей терять!

Что в жизни может быть страшнее?

Мой бедный сын, майн тайер кинд!

Надежда наша и тревога!

Чем провинились старики?

За что разгневали мы Бога?

ВОЕНВРАЧ, ЖЕНЩИНА.

Зачем не встали мы в дверях,

Тебя не удержали силой!

В какой земле, в каких краях

Теперь искать твою могилу?

ВОЕНВРАЧ.

Как ранит слово «никогда»!

Не знать бы людям это слово!

ЖЕНЩИНА

Погасла на тебе звезда.

Она уж не зажжется снова

ВОЕНВРАЧ, ЖЕНЩИНА.

И стонет бедная земля,

И солнце больше нам не светит.

Уходят наши сыновья

Навек уходят наши дети!

ПЯТИДЕСЯТЫЕ

СТАРУШКА. Ой-ой-ой!

КИТЕЛЬ. Простите, что вы сказали?

СТАРУШКА. Нет, я говорю: в хорошенькое время мы живем.

КИТЕЛЬ. Что вы этим хотите сказать? Мы живем действительно в прекрасное время. Потомки еще не раз будут вспоминать эти годы.

СТАРУШКА. Да-да, конечно… Скажите, а правда, что в Москве закрыли еврейский театр?

КИТЕЛЬ. Да, закрыли.

СТАРУШКА. А за что, не знаете?

КИТЕЛЬ. Не нужен – вот и закрыли. Почему это у евреев должен быть свой, особый театр? Что это за привилегии такие? Они что – цыгане?

СТАРУШКА. Нет, конечно…

КИТЕЛЬ. Вот поэтому и закрыли!

СТАРУШКА. Простите, вот вы, я вижу, культурный человек. А я – старая, необразованная женщина. Так объясните мне. У меня внук. Боря. Послушный мальчик. умница. У него способности к математике. Школу кончил с медалью, институт – с красным дипломом. Его пригласили в НИИ, где делают такие машины, что одна машина работает, как тысяча бухгалтеров. Называется кабернетика.

КИТЕЛЬ. Кэ…

СТАРУШКА. А?

КИТЕЛЬ. Кэбернетика!

СТАРУШКА. Да… Спасибо… Так вот: в один прекрасный день приносят газету, а там написано, что кабернетика – это продажная девка империализма! Почему она девка – я, убей бог, не знаю. Но то, что мой Боря остался без работы, – это факт. Вот я и спрашиваю: если они знали, что она – девка, почему они нас не предупредили? Мы бы лучше отдали Борю в консерваторию. Он бы играл на скрипке не хуже Додика Ойстраха. Вы со мной согласны?..

ПРОВОДНИК. Чайку горяченького не желаете?

КИТЕЛЬ. Дайте, пожалуйста, стакан… Послушайте, а почему чай такой жидкий?

ПРОВОДНИК. Заварку такую прислали. Сами знаете, положение какое. Космополиты безродные засели на чаеразвесочной фабрике.

СТАРУШКА. Вот это мне тоже непонятно. Как это: космополиты, да еще безродные. Кто это такие?

ИСПУГАННАЯ. Я не знаю. Но раз в газетах пишут, значит, есть.

СТАРУШКА. Я знаю, что есть. Но кто это?

КИТЕЛЬ. Кто? А те, например, кто скрываются за разными псевдонимами.

СТАРУШКА. А что здесь такого? Предположим, у человека была фамилия Кацман. А его жене не понравилось. Так он взял себе фамилию Кошкин или даже Котеночкин… Так что он – преступник?

КИТЕЛЬ. Не знаю! Может быть. Кому надо – тот разберется. Вот я, например, Фурман. Всю жизнь – Фурман, Фурманом родился и Фурманом умру.

СТАРУШКА. Ну, я вижу – вы своего добьетесь: вы – такой человек. Но не все же такие, как вы.

КИТЕЛЬ. Вот именно! Порядочному человеку незачем прикрываться другими фамилиями и прятаться за всякими псевдонимами.

СТАРУШКА. Наверное, вы правы. Но когда товарищ Ульянов взял себе фамилию Ленин, никто к нему за это не цеплялся. Разве я не права?.. Ой, извините! Я опять забыла…

ПРОВОДНИК. Чайку горяченького не желаете?

СТАРУШКА. Дайте стаканчик согреться немножко. Что у вас холод такой в вагоне? Не топите, что ли?

ПРОВОДНИК. Почему это не топим? Целый день топим. Уголь такой присылают! Сами знаете, положение какое: космополиты в шахтах засели.

КИТЕЛЬ. Ну, вот! Пожалуйста! И этим людям мы доверяли! Продаться международному сионизму за 30 сребреников!

ИСПУГАННАЯ. Что случилось?

СТАРУШКА Кто продался?

КИТЕЛЬ. Кто? Убийцы в белых халатах! Враги наши, профессора! Нет вы скажите, чего им только не хватало? Положение, почет, оклады… Нет, всё им мало! Светила медицины – Вовси, Виноградов, Коган, Фельдман…

ИСПУГАННАЯ. Какой Коган? Борис Борисович?

КИТЕЛЬ. Да… Б.Б. А вы что, с ним знакомы?

ИСПУГАННАЯ. Нет! Что вы! Просто он мужа моего лечил.

КИТЕЛЬ. Ну и что? Чем кончилось?

ИСПУГАННАЯ. Вылечил…

КИТЕЛЬ. А вы и поверили! Это всё – для отвода глаз. Сначала человеку вроде лучше, а потом… Потом мы недосчитываемся лучших людей в нашем руководстве. Спасибо, что еще нашлась мужественная женщина, Лидия Тимошук! Выследила эту банду!

СТАРУШКА. Ой, вэй из мир, вэй из мир… Что теперь с нами будет. Послушайте, а это не может быть ошибка?

КИТЕЛЬ. Какая еще ошибка! В таких делах ошибок не бывает.

ИСПУГАННАЯ. Раз в газетах написали – значит, точно!

СТАРУШКА. Да, конечно… Но недавно в газетах писали, что будет потепление. А мороз такой, что жить не хочется.

ПРОВОДНИК. Пиво свежее, «Жигулевское»!

ГЛУХОНЕМОЙ. Дайте пару бутылочек!

СТАРУШКА Боже мой! Так вы говорите?

ГЛУХОНЕМОЙ. Да! Говорю! Но только – про пиво!

НАШИ ДНИ

ПЕРВЫЙ ПАРЕНЬ. По горизонтали: объединение людей для совместной деятельности.

ДЕВУШКА. Колхоз.

ПЕРВЫ1I. По вертикали: ценная бумага – шесть букв.

ВТОРОЙ. Рубль!

ПЕРВЫЙ. Это пять букв.

ТРЕТЬЯ. И потом, какая же это ценная бумага?

ВТОРОЙ. Тогда доллар. Шесть букв.

ПЕРВЫЙ. Да нет же! Доллар – это валюта, а здесь ценная бумага.

ПОЖИЛОЙ. Может быть, ваучер?

ПЕРВЫЙ. Ва-у-чер. Годится. Это действительно бумага.

Пассажир на верхней полке повторяет по словарю на иврите.

ВЕРХНИЙ. Бокер тов – с добрым утром! Тода раба – большое спасибо! Ани оле хадав – я – новый репатриант!

ПЕРВЫЙ. По горизонтали: столица европейского государства – девять букв.

ВТОРОЙ. Будапешт?

ПЕРВЫЙ. Это восемь букв.

ТРЕТЬЯ. Копенгаген!

ПЕРВЫЙ. Десять!

ДЕЛОВАЯ. Может быть, Хельсинки?

ПЕРВЫЙ. Хе-льсин-ки… Подходит.

ДЕЛОВАЯ. Вы знаете, такой чистый, красивый город – просто загляденье.

ПОЖИЛОЙ. Вы там бывали?

ДЕЛОВАЯ. Да, недавно. Директора швейных фабрик ездили посмотреть, как они шьют.

ПОЖИЛОЙ. Ну и как?

ДЕЛОВАЯ. Вы же знаете, есть чему поучиться.

ВЕРХНИЙ. Бокер тов – доброе утро! Тода раба – большое спасибо! Ани роце леаф кид эсрим элеф – я хочу положить в ваш банк 20 тысяч шекелей.

ДЕЛОВАЯ (пожилому) А вы куда едете, если не секрет?

ПОЖИЛОЙ. В Москву еду. На конференцию.

ДЕЛОВАЯ. Научную?

ПОЖИЛОЙ. Не совсем. Конференцию по антисемитизму.

ВЕРХНИЙ. Тода раба – большое спасибо! Бокер тов– доброе утро. Эта колбаса кошерная?

ДЕЛОВАЯ. Как интересно! Я даже не знала, что бывают такие конференции.

ПОЖИЛОЙ. Как видите, бывают. Вот еду.

ВЕРХНИЙ. По-моему, вы не туда едете! Для того чтобы и избавиться от антисемитов, вам надо не ехать, а лететь. И не в Москву, а в Тёль-Авив. И не на конференцию, а на ПМЖ.

ДЕЛОВАЯ. Знаете, что я вам скажу? Я всегда была противницей отъездов, но раньше, когда еврея не брали на работу или не принимали в институт, это еще можно было понять. Но сегодня ситуация в корне изменилась.

ВЕРХНИЙ. Я вам по этому поводу расскажу хорошую хохму. Один еврей подал документы на выезд. Его вызывают в ОВИР и говорят: «Господин Рабинович! Ну, сейчас-то зачем уезжать? Время изменилось, слава богу, демократия, гласность, можете спать спокойно». Он говорит: «Спасибо, я уже выспался. Теперь я хочу кушать»

ДЕЛОВАЯ. Но если так рассуждать, тогда все должны уехать: грузины, армяне, таджики, русские – сейчас всем нелегко. Почему надо евреев в этой ситуации как– то выделять?

ПОЖИЛОЙ. Я тоже думаю, что евреев не надо выделять, однако их у нас всегда выделяют. Особенно, если случилось что-то плохое. Я вам больше скажу: у нас даже слово «еврей» считается каким-то полуприличным.

ДЕЛОВАЯ. Ну. не преувеличивайте!

ПОЖИЛОЙ. Вот вам простой пример. Я недавно в газете читал одну юмореску. Она начиналась так: «В кафе пошли три веселых грузина…»Вот у меня к вам вопрос: нам когда-нибудь попадалась такая фраза: «В кафе пошли три веселых еврея»?

ПЕРВЫИ. Никогда.

ВТОРОЙ. В жизни не читал!

ТРЕТЬЯ. Действительно, странно! С чего это они такие веселые?

ВЕРХНИЙ. А главное, зачем это они собрались втроем? Что они, русские?

ПОЖИЛОИ. Видите, вроде маленький пример, а даже по нему понятно, что антисемитизм у нас проник во все сферы.

ДЕЛОВАЯ. Только не надо! Не надо преувеличивать! Туг всё зависит от того, как сам себя поставишь. Вот я семь лет работаю директором швейной фабрики и ни разу, вы слышите, ни разу с этим явлением не сталкивалась. Меня все уважают и на работе, и в доме, где я живу. Мне даже соседка недавно сказала: «Роза Михайловна, вы же знаете, как я к вам отношусь – я вас даже за еврейку не считаю…»

ВЕРХНИЙ. А я вам так скажу: все евреи должны разом подняться и уехать! И тогда пусть антисемиты сами учат своих детей играть на скрипке, сами их лечат и сами себя веселят, вместо Хазанова, Жванецкого, Ефима Шифрина и Клары Новиковой.

ПОЖИЛОЙ. Сложный вопрос… Я думаю, кому ехать, кому оставаться – это решает каждый для себя. Я, на пример, не поеду. Я за эту землю воевал, я на ней строил дома, в этой земле похоронены мои родители, мои друзья, и просто так я ее антисемитам не отдам. Пусть не надеются!

Все аплодируют.

ПЕРВЫЙ. На этом разрешите парламентские слушания считать законченными. Музыкальная пауза. Саша, давай!

ПЕРВЫЙ ЮНОША.

Когда Бог сушу создавал.

То он придумал море.

Когда он радость людям дал.

То он добавил горе.

С тех пор гуляют честь и лесть.

И доброта и злоба…

А раз евреи в мире есть,

То есть и юдофобы.

ВСЕ (ПРИПЕВ).

Назло антисемитам.

Угрюмым и сердитым.

Давайте заниматься

Зарядкой по утрам.

Чтоб не болеть аидам

Ни насморком, ни спидом.

И жить сто лет на свете.

На зависть всем врагам.

ДЕВУШКА.

Когда в продаже сыра нет,

В аптеке нету ваты,

У них всегда один ответ:

«Евреи виноваты!»

А если мал у них оклад.

Нехороша квартира,

То в этом тоже виноват

Гуревич иль Шапиро.

ВСЕ (ПРИПЕВ).

ВТОРОЙ ЮНОША.

Наш мир устроен без прикрас.

Всего в нем понемножку.

И в бочке меда каждый раз

Находим дегтя ложку.

Есть в мире сотни площадей.

Но есть и подворотни…

На светлый миллион людей

Есть капля черной сотни.

ВСЕ (ПРИПЕВ).

Кружится снег за окнами вагона,

И время быстротечное летит.

Мелькают города и перегоны

На нашем нескончаемом пути.

И смех, и плач, и радости, и горе

Мы на пути встречали много раз.

И все делили мы с родной землею.

Что родила и вырастила нас.

Но в светлый час и в час ненастья

Пусть скрипка эта вечная поет…

Мой бедный, мой несчастный, мой прекрасный.

Мой никогда не унывающий народ!

Возьмем немножко солнца.

Возьмем немножко счастья.

Добавим смеха со слезой пополам.

Наполним этим до краев бокал

И выпьем, чтоб никто беды не знал!

ЗАНАВЕС

Шлягер, шлягер, только шлягер

Мюзикл

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

ФЕДОР БЕСФАМИЛЬНЫЙ – композитор.

МУЗА – его муза и жена.

ХВОСТОВ-КОПЫТОВ – черт.

ГАВРИИЛ РОМАНОВИЧ НЕДЕРЖАВИН – поэт-песенник.

ОРФЕЙ ХРИПУНОВ – восходящая звезда эстрады.

ВАРВАРА СТРЕССОВА – жанровая певица.

СТЕПА ПАНАСОНИК – спекулянт.

ДУСЯ, МУСЯ – поклонницы талантов.

СЛЕСАРЬ.

МЕТРОНОМЫЧ – настройщик роялей.

1 – я, 2-я, 3-я ЖЕНЩИНЫ НА ПЛЯЖЕ.

МУЖЧИНА С ОРЛИНЫМ ПРОФИЛЕМ.

ГОЛЫЙ – банщик.

ЧЕЛОВЕК С СОБАКОЙ.

КИРИЛЛ – телеоператор.

МЕФОДИЙ – телеоператор.

ТЕЛЕРЕЖИССЕР.

В музыкальных эпизодах:

ВИА «ДОРОДНЫЕ МОЛОДЦЫ»

УЧАСТНИКИ РОК-ОПЕРЫ

ДЕТСКИЙ ХОР

РЕСТОРАННЫЙ ОРКЕСТР

СОЛИСТЫ ЧУГУЕВСКОГО МЮЗИК-ХОЛЛА

РОК-ГРУППА’ПЕНА»

ОБЪЕДИНЕННЫЙ ХОР

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Звучит музыкальная увертюра. Открывается занавес. В глубине сцены высвечивается изображение летящей Музы.

Заканчивается увертюра, и исчезает изображение. Темнота.

Скромная однокомнатная квартира. В центре комнаты – рояль, за которым сидит герой нашей пьесы, молодой композитор Бесфамильный. Он творит. Из-под его пальцев постепенно возникает га самая мелодия, которую мы только что слушали в увертюре спектакля.

КОМПОЗИТОР (зовет). Муза! Музочка!

МУЗА (не сразу). Я здесь.

КОМПОЗИТОР. Ты слышала, что я сочинил?

МУЗА. Нет, я была на кухне.

КОМПОЗИТОР. Послушай… (Играет). Ну, как?

МУЗА. По-моему, прекрасно. (Целует его.)Ты у меня молодец.

КОМПОЗИТОР. Это твоя заслуга. Когда ты рядом, у меня всё получается. (Играет.) Я чувствую такой подъем, такое творческое горение. Будто во мне что-то загорается и горит (перестает играть); не знаю, что, но что-то горит!

МУЗА. Это котлеты! (Вылетает из комнаты.)

КОМПОЗИТОР (вслед). Не расстраивайся, Муза! Когда я стяну известным композитором, я подарю тебе тысячу котлет. А сейчас надо продолжать. Я чувствую, у меня сегодня что-то получится. (Играет.) Это же Бетховен, так нельзя! Попробуем с другого бока. Может, так. А это Шопен. Ну почему, почему я такой бездарный. (Бьет по клавишам.)Боже мой, почему я родился в двадцатом веке! Сколько композиторов уже творило – живого места нет. Снова бьет по клавишам рояля.) Ну, как тут придумаешь что то новенькое! Просто черт его знает! Один черт и больше никто! (В третий раз ударяет по клавишам рояля.)

Появляется Черт.

ЧЕРТ. Здравствуйте, друг мой, вот и я! Явился по первому зову.

КОМПОЗИТОР (испуганно). Вы кто?

ЧЕРТ. Чорт! Вот именно – через «о»! Член общества растущих талантов. Альфред Терентьич Хвостов-Копытов!

КОМПОЗИТОР. Хвостов-Копытов?.. Какая странная фамилия.

ЧОРТ. Ничего странного. В музыкальном мире двойная фамилия – обычное явление. Вспомните: Римский-Корсаков, Соловьев-Седой, наконец, Бюль-Бюль– Оглы – это уже просто три фамилии. А у меня всего две: по матери – Хвостов, по отцу – Копытов.

КОМПОЗИТОР. Да-да, понимаю… А что у вас ко мне?

ЧОРТ. Только не торопитесь (становится в позу). Федор Федорович, вы прекрасно знаете, сколько серости и бездарности в нашем мире. Я имею в виду музыкальный мир. Естественно, настоящему таланту пробиться трудно. Вот мы и решили вам помочь.

КОМПОЗИТОР. Спасибо. А что я должен делать?

ЧОРТ. Писать! Писать музыку, работать.

КОМПОЗИТОР. Но я и так работаю.

ЧОРТ. Голубчик, разве это работа? В час по чайной ложке. В вашем возрасте Моцарт уже умер.

КОМПОЗИТОР. Но я не Моцарт.

ЧОРТ. Правильно. Поэтому живите. Но живите, как человек!

КОМПОЗИТОР. Честное слово, я не понимаю, что вы хотите!

ЧОРТ. Я объясню. Кто сегодня знает композитора Бесфамильного? Никто. Где исполняют его произведения? Нигде. Что он с этого имеет? Извините, кукиш с маслом. А ваш талант достоин того, чтобы его знали всюду! (Чорт взмахивает рукой. Слышен гром аплодисментов, и голоса скандируют: «Федя! Федя! Молодец!» Откуда-то возникают фотовспышки. Композитор, поддавшись ситуации, поднимается с места и раскланивается невидимой публике в разные стороны. Чорт снова взмахивает рукой – всё исчезает.)

КОМПОЗИТОР. Но что я должен для этого сделать? Что написать?

ЧОРТ. Ничего. Только шлягер.

КОМПОЗИТОР. Что?

ЧОРТ. Шлягер. Такую песню, которая будет иметь успех сразу. Немедленно и безоговорочно. Только не надо рассуждать и мудрствовать. Песня должна прилипать к человеку, как банный лист, как жевательная резинка. Пусть в ней будет всего три ноты, но они должны брать человека за самое живое.

КОМПОЗИТОР. За сердце?

ЧОРТ. Правильно. За карман. Короче (дует, появляется конверт), вот небольшой аванс от нашей секции.

КОМПОЗИТОР. Что это?

ЧОРТ. По сегодняшнему времени – ничего. Двести рублей.

КОМПОЗИТОР. Но я не могу их взять просто так.

ЧОРТ. А я вам их просто так и не даю. (Дует конверт исчезает.) Вы создадите песню.

КОМПОЗИТОР. О чем?

ЧОРТ. Ну, это уже творческий вопрос. Я думаю, вы его решите вместе со своим поэтом.

КОМПОЗИТОР. Но у меня нет поэта.

ЧОРТ. Ошибаетесь, есть! (Взмахивает рукой, появляется широкоплечий детина с маленькой головкой, с пишущей машинкой.) Гавриил Романыч Недержавин! Поэт-песенник, прошу любить и жаловать!.. А это композитор Бесфамильный, молодой и пока еще неопытный.

ПОЭТ. Ясно. Как сказал классик: «Здравствуй, племя молодое, бестолковое»! Гы-гы-гы! (Композитор неуверенно подхихикивает.)

ЧОРТ. Ну, я вижу, у вас дело пойдет. Творческих вам удач! (Исчезает.)

ПОЭТ. Ну что, старик, будем создавать нетленку!

КОМПОЗИТОР. Что, простите?

ПОЭТ. Нетленку. Шлягер всех времен и народов.

КОМПОЗИТОР. А-а-а, понимаю… О чем?

ПОЭТ. Наивный вопрос. О любви, конечно.

КОМПОЗИТОР. Почему именно о ней?

ПОЭТ. Потому, что любовь волнует всех. Как сказал классик: «В любви все возрасты проворны». Гы-гы-гы!..

КОМПОЗИТОР. Но это очень трудно. Знаете, сколько людей писало о любви?

ПОЭТ. Чепуха! Что-нибудь придумаем. Значит, так: он ее любит, а она его нет… (Печатает) Было. Она его любит, а он ее нет… (Печатает.) Было.

КОМПОЗИТОР. А может, он ее любит, и она его любит?

ПОЭТ. Это уже не песня. Это научная фантастика. Вот что, сделаем так: он ее не любит, и она его не любит.

КОМПОЗИТОР. А где же здесь любовь?.

ПОЭТ. Молодец, так и назовем: «Где же ты, любовь?» Это будет шлягер в народном духе. В стиле «рюс».

КОМПОЗИТОР. Почему в народном?

ПОЭТ. Для проходимости.

КОМПОЗИТОР. А кто же это будет исполнять?

ПОЭТ. Вокально-инструментальный ансамбль (печатает) «Дородные молодцы». Старик, не теряй времени. К станку!

Что-то волгло, что-то клёкло на душе,

Я без милой весь скукожился уже.

(Печатает.)

Всё качаю забубённой головой.

(Печатает.)

Старик, подключайся!

Композитор подбирает мелодию.

«Всё гадаю на ромашке полевой»….

Свет постепенно гаснет.

«ДОРОДНЫЕ МОЛОДЦЫ»

Что-то волгло, что-то клёкло на душе,

Я без милой весь скукожился уже.

Всё качаю забубённой головой.

Всё гадаю на ромашке полевой.

Любит – не любит.

Неясно мне.

Возьмет и плюнет

При всей родне.

Аль поцелует, к себе прижмет,

Аль нежным голосом куда-нибудь пошлет!

Я шагаю по суглинку в хлябь и в грязь.

Жду тебя надысь, намедни и вчерась.

На цветке гадаю я про нас двоих.

Ну а ты всё пялишь зенки на других…

Любит – не любит.

Неясно мне.

Возьмет и плюнет

При всей родне.

Аль поцелует, к себе прижмет.

Аль нежным голосом пошлет!

«Дородные молодцы» исчезают. Мы снова в комнате композитора.

ЧОРТ. Ну, маэстро, поздравляю. Попали в самое яблочко! Этот шлягер просто рвут из рук. Все вокальные ансамбли звонили: и «Поющие гаймориты», и «Голубые гортани» и «Веселые троглодиты». Словом, время не ждет. У порога – Орфей.

КОМПОЗИТОР. Какой еще Орфей?

ЧОРТ. Орфей Хрипунов. Вы что, не знаете его? Восходящая звезда. Лауреат Кисловодского фестиваля. Между прочим, за границу едет. В Сан-Будузан.

КОМПОЗИТОР. А что там?

ЧОРТ. Международный конкурс песни под девизом: Защита внешней среды от внутренней».

КОМПОЗИТОР. А при чем тут я?

ЧОРТ. Притом, что вы напишете ему песню. О природе.

КОМПОЗИТОР. Ну, я не знаю, смогу ли я так сразу о природе.

ЧОРТ. Сможете, Федя!

Появляется Поэт.

ПОЭТ. Федя, природа – это верняк, это наша кормилица. Как сказал классик: «У природы нет плохой погоды, от любой погоды нам доходы». Короче, слова я уже написал. Дело за малым.

Появляется Орфей.

ЧОРТ. А вот и он. Привет, Орфуша!

ОРФЕЙ. Привет!

ЧОРТ. Как дела?

ОРФЕЙ. Спасибо. Пока все в мажоре.

ЧОРТ. Ребята, привет!

ПОЭТ. А как моя песня? Слова уже выучили?

ОРФЕЙ. Со словами маленькая лажа. Надо переделать.

ПОЭТ. Что значит переделать? Это же высокая поэзия. озарение свыше.

ОРФЕЙ. Я понимало, но все-таки ответственная поездка, за границу. Хочется вернуться не с пустыми руками. У тебя какой размер?

ПОЭТ. Пятьдесят второй, третий рост.

ОРФЕЙ. Запомним.

ПОЭТ. Лучше не надо запоминать, запишем. Так что со словами?

ОРФЕЙ. У тебя как написано: «Счастье мое, береза моя, из тебя вечно буду соки пить». Нельзя ли «счастье» и «березу» заменить?

ПОЭТ. На что?

ОРФЕЙ. На маму.

ПОЭТ. А мама здесь при чем?

ОРФЕЙ. Но мама – это и радость, и счастье. Ты знаешь, кто у меня мама? Если б не она, меня бы туда и не послали.

ПОЭТ. Ладно, подумаем насчет твоей мамы.

ОРФЕЙ. А я насчет твоей жены подумаю. У нее какой размер?

ПОЭТ. Пятьдесят шестой.

ОРФЕЙ. У тебя что, все та же жена?

ПОЭТ. Жена другая, размер тот же. Я человек постоянный, своему размеру не изменяю.

ОРФЕЙ. Ну, с поэзией разобрались. Как насчет музыки?

ПОЭТ. Насчет музыки ясно как, у Федора Федоровича сорок четвертый размер.

КОМПОЗИТОР. Альфред Тёрентьич, что вы такое говорите?

ПОЭТ. Что, сорок шестой?

КОМПОЗИТОР. При чем здесь размер, когда речь идет об искусстве. Я не пишу музыку левой ногой.

ОРФЕЙ. Ау этой ноги какой размер?

КОМПОЗИТОР. Сорок первый. А что?

ОРФЕЙ. Все понял. Будет сорок первый.

КОМПОЗИТОР. Нет, с вами невозможно разговаривать! Вы что, не понимаете, что я под этим подписываюсь. Я хочу, чтоб это было… красиво, современно…

ПОЭТ. И мы хотим, чтоб было современно, модно… с узкими лацканами, на трех пуговицах…

КОМПОЗИТОР. Я вас просто не понимаю.

Появляется Чорт.

ЧОРТ. Нет, это мы вас не понимаем. К вам обращается молодое дарование, надежда нашего вокала!

ПОЭТ. Да таких, как Орфей, во всем мире нет, и даже в Европе.

ОРФЕЙ. А если вы насчёт исполнения волнуетесь, то зря: я что обещаю, всегда привожу. А то у нас один поехал и ничего не привез, кроме лауреатства. Считайте. ездил в последний раз.

Сан-Будузан

Вспыхивает яркий свет, мигают огни. Типичная обстановка конкурса песни. На сцене Орфей. Он поёт:

До чего ж приятно, люди, поутру

Позабыть, покинуть город и жару.

Поваляться на траве.

Походить на голове.

Полежать у речки на обрыве.

От души позагорать в крапиве.

Мама моя!

Мамулечка моя!

Как же тебя не любить?

Мама моя! Мама моя!

Из тебя я вечно соки буду пить.

Как щедра природа наша и полна.