Текст книги "Прежде чем я влюблюсь (СИ)"

Автор книги: wealydrop

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 30 страниц)

Но как это сделать? Что он имел в виду под словом «пытать»? Явно речь была не об непростительных заклинаниях! Хотя, если учитывать, бесчеловечность и жестокость Тома, то, может быть, именно это он и имел в виду.

Гермиона повернула кран и выключила воду.

Что ей делать? Перевернуть всю библиотеку или не терять времени и идти сразу же к нему?

Взглянув на наручные часы, которые лежали на белом полотенце, Гермиона прикинула, что в это время в первый день этого круговорота она была с Томом в аудитории. Затем он сказал, что вечером она знает, где его найти. Может быть, он в это время находится там?

Она смыла с лица все разводы от макияжа, зашла в комнату, надела домашние штаны и кофту и направилась к выходу.

Гриффиндорцы не веселились, как все предыдущие разы. Музыка играла тихо, а толпа ребят расселась на диванах и креслах вокруг столика. Они о чём-то негромко разговаривали, неторопливо опустошая свои стаканы с виски, и тут же обратили внимание на Гермиону, – она быстро прошла к проёму, не взглянув на приятелей, и скрылась за ним.

Быстрыми шагами преодолела половину коридора и остановилась у первой двери, которая встретилась на пути. С замиранием сердца Гермиона аккуратно взялась за ручку и медленно зашла внутрь.

На одной из дальних парт сидел Том и слабо покачивал ногами в воздухе. Его взгляд сразу же был направлен в её сторону, словно он знал, что именно в эту секунду в аудитории появится Гермиона.

Она заметила, что на нём снова была надета чёрная тёплая мантия, которая придавала облику что-то угрожающее. В тёмных антрацитового цвета глазах мелькал какой-то огонёк, ещё больше вводивший Гермиону в страх. Она замерла на месте, не решаясь приблизиться к нему ближе.

Несколько долгих секунд прошли в полной тишине, затем Том спрыгнул с парты, стукнув громко о пол каблуками туфель, чем заставил Гермиону вздрогнуть, и направился к ней.

– Стой там, – как можно увереннее произнесла негромко та.

Но Том не стал её слушать и дальше продолжал приближаться, обходя парты. Гермиона оступилась и облокотилась на стену возле входной двери.

– Если ты пришла ко мне, то какой смысл пятиться от меня? – ровным голосом спросил он.

– Не приближайся!

– Ты хочешь сама приблизиться ко мне? Мне кажется, самой предпринимать такие попытки – это плохая идея, – с иронией заметил тот.

Наконец, он остановился в нескольких шагах от неё, и Гермиона тут же оттолкнулась от стены и обошла Тома стороной, не приближаясь к нему ни на шаг. Тот проследил за её движениями, оборачиваясь следом.

– Ты сама загоняешь себя в тупик, – заметил он, когда та оказалась напротив входной двери, с которой её разделял уже Том.

– Расскажи мне, Том, – вдруг произнесла Гермиона тревожным и испуганным голосом. – Расскажи мне, что происходит вокруг.

– Ничего, – качнул он головой, делая несколько шагов к ней.

– Мне нужно знать! – дрожащим голосом, но с силой настаивала та.

– Я же сказал тебе, что расскажу, но далеко не в этот раз.

– Я… Мне… Если ты хочешь сказать, что этот день будет вечным, то так и скажи. Я готова принять эту правду.

Неожиданно Том тихо засмеялся и приблизился к Гермионе ещё ближе.

– Если бы я именно это хотел сказать, то поверь, что даже к такой новости ты не готова. Ты только представь – этот день не закончится никогда. Тысячи и тысячи часов тебе бы пришлось проводить так же, как и всегда. Каждый день квиддич, каждый день вечеринка, каждый день визг и недовольство твоих подружек, каждый день…

– Ты, – закончила Гермиона.

Ей хотелось плакать от того, что сейчас происходит именно так, но что-то внутри облегчённо вздыхало от того, что Том не утверждал, что этот день останется бесконечным навсегда.

– Значит… есть шанс выйти из этого круга? – прошептала Гермиона.

Том склонил голову вбок и преодолел последние несколько шагов, которые разделяли их друг с другом. Та тут же выпрямилась, опустив руки вниз, спрятав их в карманы, и внимательно посмотрела в глаза Тому.

– Это зависит от того, насколько сильно ты этого хочешь, – в тон ей тихо ответил он.

– Я невероятно сильно этого хочу! – в сердцах воскликнула Гермиона, чувствуя, как подступают слёзы на глазах.

– А как же твои выходки сегодня в гостиной? Не хочется исправить этот день?

– Нет! – неожиданно резко отозвалась Гермиона, сверкнув глазами. – Они заслужили хотя бы это!

Том улыбнулся какой-то странной улыбкой, которая была ни то насмешливой, ни то сладкой.

– Тебя уже не смущает, откуда я знаю, что у вас там произошло?

Гермиона приоткрыла рот и ощутила необъятный страх. Нет, она даже не подумала об этом. Она так сильно хотела выпросить у Тома все ответы на свои вопросы, что даже не смутили его глубокие познания об её сегодняшнем дне.

– И… откуда? – выдохнула Гермиона, не сводя с него своего взгляда.

– Странно, что ты меня не замечаешь, – безмятежно произнёс Том, посмотрев в сторону.

– Кто ты такой, Том? – нахмурившись, спросила Гермиона, чувствуя, как подступает к горлу комок. – Я не понимаю, как ты успеваешь узнавать всё, что происходит со мной.

– Я тебе говорил, кто я такой.

– Ты не тот, за кого себя выдаёшь. Ты… ты обманываешь меня.

– Почему ты так думаешь? – с любопытством задал вопрос Том, снова посмотрев на Гермиону.

– Потому что… потому что… я становлюсь такой же злой и грубой, как ты. Ты ведь раньше оказался в этом дне? Какой это по счёту день у тебя?

Том ярко улыбнулся и качнул головой.

– Если ты так считаешь, то, может быть, стоит проверить свою теорию?

– Как? Как я это проверю? – заинтересованно спросила Гермиона, преодолевая в себе желание вцепиться в мантию Тома, лишь бы получить ответ.

– Будь такой же, как и я, – легко ответил он.

– Что ты имеешь в виду? – не поняла та.

– Проверь, насколько сильно этот день может довести тебя до яростного исступления, – воодушевлённо прошептал Том.

Гермиона на несколько секунд задумалась, затем посмотрела ему в глаза и поморщилась, высунув руки из карманов домашних штанов.

– Что ты несёшь? Какое ещё яростное исступление?

Том весело рассмеялся.

– Ты снова пытаешься ввести меня в заблуждение! – злостно воскликнула Гермиона, всплеснув руками. – Я пришла нормально поговорить с тобой, а ты опять смеёшься!..

– С чего ты взяла, что ты такая же злая и грубая, как я? Как я могу быть злым и смеяться одновременно? – насмешливо спрашивал Том.

И в самом деле, как? Он сам по себе был жестоким и грубым. Хотя… в нём была и любезность, и невинность, и какая-то страшная притягательность. Какой он на самом деле?

Гермиону пробил истеричный смех от того, что сейчас она прекрасно осознавала, что не знает, каким Том был настоящим. Может быть, его грубое поведение было защитной реакцией на нападения Гермионы? Может быть, стоило сильнее надавить на него? Он же говорил, что, если бы они поменялись местами, то пытал бы её. Почему бы и ей не попытаться надавить на него? Кажется, она с такими мыслями шла сюда, чтобы преодолеть свой страх и получить, наконец, ответы на свои вопросы.

Гермиона с вызовом посмотрела на Тома и, почувствовав в себе уверенность, с которой просыпалась потупившаяся на время ярость, произнесла:

– Сейчас же говори мне, что со мной происходит.

– А если не скажу? – с усмешкой спросил Том.

– Тогда я возьмусь за палочку, – сдержанно ответила Гермиона.

– Даже так? – наигранно изумился тот и тут же улыбнулся. – Тогда можешь переходить сразу ко второй части своего плана.

Его слова заставили утерять остатки разума. Гермионе было плевать, что он снова вцепится ей в горло или ударит по лицу. Она сама готова была врезать ему по морде, а лучше всего несколько раз, чтобы отомстить за то, что он сделал с ней. Она сделала шаг вперёд и вцепилась в мантию Тома так крепко, что костяшки побелели.

– Сейчас я не намерена играть с тобой в кошки-мышки, Том. Если ты не скажешь мне ничего, то дальше я не отвечаю за себя, ясно?

Но Том продолжал улыбаться. Он так близко наклонился к её лицу, что Гермионе стало не по себе, и насмешливо прошептал:

– Рискни.

Та плотно сжала губы, чувствуя, как слёзы злости и бессилия начинают туманить взгляд. Она ощутила в себе настолько мощную злость, что с силой притянула к себе Тома, а затем резко оттолкнула его.

– Ты! Бесчувственная свинья! Тебе нравится выводить меня из себя!..

– Это всё? – смеялся он.

Гермиона скрипнула зубами и кинулась на него, зарычав:

– Хватит бесить меня! Хватит! Хватит!..

Её голос сорвался, а руки снова вцепились в Тома. Она трясла его и едва сдерживала слёзы, чувствуя себя безумной от того, что этот день повторяется, а она ничего не может с этим сделать. Она не знает, как заставить Тома рассказать ей правду, чтобы прекратить этот кошмар!

– Это всё, на что ты способна?

Гермиона отпустила одной рукой Тома и с силой ударила его по плечу.

– Говори же! Говори!

Но Том снова смеялся.

На него обрушился град ударов, но тот на них никак не реагировал.

– Говори! – дошла до визга Гермиона.

Она снова и снова хваталась за его мантию, но с каждой минутой сил становилось меньше, а слёз отчаянья и бессилия больше. Наконец, она медленно отпустила Тома и сделала шаг назад, всхлипнув и вытирая ладошкой слёзы. Никогда в жизни она не была так убита и растеряна.

В этот момент произошло неожиданное: Том схватил её за плечи и, не отпуская, толкнул к парте с такой силой, что та врезалась спиной в угол и застонала от боли. Она выгнулась и практически коснулась плечами парты, а лицо Тома оказалось прямо перед ней так близко, что та замерла, забыв о ноющей боли в спине.

– Когда я говорил «пытать», я имел в виду Круциатус, Грейнджер. Именно это называется пыткой, а не твоя истерика, – зашептал он ей в губы и, слегка встряхнув её, продолжил: – Ты злишься, потому что знаешь, я сильнее тебя. Ты боишься ощутить на себе мой гнев и мою силу. Ты не хочешь признавать себе, что я загнал тебя в угол.

– Отпусти меня, – лихорадочно зашептала Гермиона, задрожав всем телом от страха. – Прошу тебя.

– Что бы ты ни имела в виду под этой просьбой, но отпустить тебя я уже не могу. Ты сама загубила себя. Тебя загубило твоё любопытство. И за него теперь ты расплачиваешься.

Гермиона зажмурила глаза, лишь бы не видеть перед собой пронзительный взор Тома, который был так близко, что она невольно затаила дыхание.

– Но я ничего плохого не делала! – со стоном прошептала она.

– Я вижу тебя насквозь, Гермиона. Я знаю тебя так хорошо, как не знают тебя твои глупые друзья, – с улыбкой прошептал ей в ответ Том.

– Но как?

– Та диадема была моей, и, надев её, ты открыла мне всю себя.

– Н-но…

– Что тебе делать? – сладко улыбнулся ей Том и замолчал.

Его взгляд внимательно осмотрел каждую чёрточку на лице Гермионы, задержался на побледневших губах и хорошо видимых скулах, затем поднялся обратно к мокрым и блестящим от слёз глазам.

– Ничего не делать, кроме того, что скажу тебе я.

– Я… я не буду слушать тебя, – выдохнула Гермиона и снова зажмурилась на несколько мгновений, чтобы остановить слёзы.

– Тогда будь уверена, я сделаю так, что ты сама захочешь слушаться меня, – медленно прошептал он ей в губы с угрозой в голосе.

– Отпусти, – взмолилась та, закрывая глаза, лишь бы не видеть перед собой так близко Тома.

– С этого момента, чтобы я прислушался к твоей просьбе, тебе нужно будет убедить меня это сделать, – усмехнулся Том. – Убеди меня, чтобы я тебя отпустил!

– Перестань, прошу тебя! – всхлипнула Гермиона.

– Твои слёзы меня никак не трогают, Грейнджер.

– Что… что я должна сделать?

– Посмотри на меня, – шепнул он ей.

Гермиона медленно распахнула глаза и посмотрела в антрацитовый туман, клубящийся в глазах Тома. Её сердце бешено и громко застучало. Она не понимала, зачем он так близко находится рядом с её лицом и чуть ли не касается её губ своими, когда разговаривает. Это ужасно давило на психику. Она чувствовала, как боится его, но ничего не может сделать, и не потому, что Том её держит, а потому что эта близость сильно пугала и заставляла говорить всё, что угодно, лишь бы он отпустил.

Целую минуту они смотрели друг на друга неотрывно. Это была настоящая пытка, под конец которой Гермиона задрожала всем телом так сильно, что у Тома вызвало это тихий смешок. Она кое-как сдержала себя, чтобы не закрыть глаза, а он улыбнулся ей в губы и медленно отстранился, продолжая крепко держать за кофту.

– Видишь, я могу не только хватать за горло после того, как ты осмеливаешься кидаться на меня.

– Лучше… лучше за горло, – слабо ответила Гермиона.

Том усмехнулся.

– Нет, девочка. Пытка должна сводить с ума и заставлять дрожать всё тело от испуга. Пытка должна заставлять молить, чтобы я остановился.

– Н-но… зачем пытать меня? – не понимала Гермиона. – Я… я не владею никакими знаниями, как ты!

– Поднимайся, – насмешливо отозвался Том, не ответив на вопрос и дёрнув её за плечи на себя.

Гермиона поднялась и тут же вырвалась из цепких пальцев Тома, упираясь в стол.

– Прийти к тебе было ошибкой, – прошептала она, ощущая, как дрожь продолжает издеваться над телом.

– Я дал тебе намёк на то, что нужно сделать, чтобы я тебе хоть что-то рассказал.

– Кроме издевательства я ничего не различила.

Том снова подошёл к Гермионе и медленно положил ей ладони на плечи, отчего та сжалась, словно от холода.

– Я дал тебе ясно понять, меня нужно слушать, а не убегать от меня. Помни, я всё знаю о тебе. И я знаю то, что с тобой происходит.

Гермиона резко шарахнулась от собеседника и забежала за парты.

– Ты дьявол, – с придыханием вымолвила она. – Не думай, что я снова впала в заблуждение от твоих слов. Я не буду слушаться тебя, как собачка. И будь уверен, когда-нибудь я отомщу тебе.

Том выпрямился, слабо улыбнулся и опустил глаза вниз.

– Звучит совсем не устрашающе, но искренне.

Он грациозно взмахнул ресницами и поднял взгляд обратно на Гермиону.

– Не следи больше за мной! – отозвалась та, быстро пятясь к выходу из аудитории.

– Я же сказал, в исполнении любой твоей просьбы меня нужно убедить.

– Если я тебя ещё раз увижу, то тресну по морде!

– Тогда прежде подумай, что будет после того, как ты это сделаешь, – улыбнулся ей сладко Том.

Гермиона невольно обняла себя за плечи, упёрлась в дверь спиной и тут же взялась за ручку, чтобы дёрнуть её.

– Эй, Грейнджер!

Она обернулась и замерла.

– Это было приятно.

Гермиона скрипнула зубами, вышла за порог и громко хлопнула дверью под смеющимся взглядом Тома.

========== Глава 5. Наказание и милосердие ==========

Гермиона открыла глаза и посмотрела в потолок. Сумбур мыслей этой ночью не давал спокойно спать. Она то и дело просыпалась, ворочалась, пытаясь уснуть снова. В первое пробуждение Гермиона сразу же различила в темноте блеск стеклянного шарика на полу и со злостью осознала, что она в новом «сегодняшнем» дне.

Она не выспалась. Сегодня её не будило солнце, ведь за окном ещё блуждала заканчивающаяся ночь, в которой на небосводе блестели тающие звёзды. Гермиона поднялась с кровати и подошла к окну, чтобы посмотреть на них, и в голову пришла мысль: а что, если сегодня она не будет ложиться спать и дождётся рассвета? Как тогда шарик материализуется на полу, на её глазах? Может быть, из-за того, что она не будет спать, она сможет оказаться в новом настоящем дне?

Этот план показался ей логичным. Ведь в этом дне, очевидно, была такая точка, где всё менялось и возвращалось на первоначальный этап, и Гермиона хотела застать этот момент, увидеть, как всё приходит к началу.

Она отошла от окна, направилась в ванную комнату и, увлечённая своими мыслями, забыла о стеклянном шарике.

Мгновенная боль, прокусанная губа, стекающая со стопы кровь и торчащие осколки из раны. В который раз!

Ярость тут же затмила разум, и Гермиона громко закричала, не находя в себе сил больше сдерживаться и переживать эту ситуацию вновь и вновь.

– Какого чёрта твой шарик постоянно валяется на полу?!

Лаванда и Парвати пошевелились под одеялами, и первой приподнялась с подушки Лаванда. Она была сонной и не понимала, что происходит.

– Ты чего кричишь? – спросила она, часто моргая глазами, чтобы сбросить сонную пелену.

– Хватит уже быть такой безалаберной! Идиотская безделушка! – продолжала кричать Гермиона.

Лаванда, наконец, встала с кровати, широко раскрыла глаза и посмотрела на пылающую от гнева Гермиону. Её лицо медленно вытягивалось от того, что на полу она различила раздавленный подарок Рона, а в стопе Гермионы торчали окровавленные осколки.

– Что… что ты сделала?! Ты… ты его сломала?! – ужаснулась Лаванда.

– А ты не видишь?! Какого чёрта ты раскидываешь свои вещи, где попало?! Из-за тебя я поранила ногу!

Гермиона едва сдерживала слёзы, вызванные болью в ноге, но продолжала стоять неподвижно, гневно сверля взглядом Лаванду. Та поднялась с кровати и поморщилась при виде крови.

– Я не раскидываю свои вещи, Грейнджер!..

– А как, по-твоему, я напоролась на него?! Дурная твоя голова!

– Да как ты смеешь со мной так разговаривать?! – взвизгнула Лаванда, поравнявшись с Гермионой.

– Ты другого отношения к себе не заслуживаешь! – проскрежетала та.

– Гадина! Неуклюжая гадина! – всплеснула руками Лаванда в порыве злости.

– Тупоголовая истеричка! – в ответ воскликнула Гермиона и оттолкнула от себя Лаванду.

– Ах ты!.. – начала та, готовая кинуться на Гермиону, но она её тут же перебила.

– Только попробуй, Браун, – твёрдым и холодным голосом остановила её та, выхватив волшебную палочку из кармана домашних штанов и направив ей в лицо.

Лаванда пошатнулась и опустила руки.

– Тебе это так просто не сойдёт с рук, – прошипела она, сжимая кулаки и пыхтя от ярости. – Я расскажу об этом Рону и…

– Да, хоть всему факультету расскажи, идиотка! Пускай все знают, как ты обращаешься с подарками своего обожаемого Бон-Бончика!

– Сломала его ты! – истерично взвизгнула Лаванда, судорожно глотая воздух.

– А ты не уследила за ним!

– Дрянь!

Гермиона охнула и решительно сделала шаг в сторону Лаванды, прикусывая губу от того, что наступила на раненную ногу. Осколки сильнее впились в стопу, из глаз брызнули слёзы, а ладонь Гермионы тут же резко ударила щеку Лаванды, да с такой силой, что та отшатнулась и едва удержалась на ногах.

– Эй! Эй! – грубо окликнула их Парвати, вставая со своего места.

Она быстро оказалась между Лавандой и Гермионой, вытягивая руки в разные стороны, чтобы ни одна из них не предприняла попытку наброситься на другую.

– Вы с ума сошли? – с изумлением воскликнула Парвати, сначала посмотрев на Лаванду, которая тряслась от злобы, держась за свою щеку, а затем на Гермиону, у которой гневно сверкали слезящиеся глаза, неотрывно смотрящие на противницу.

– Лучше уйди, – прошипела Гермиона.

– Я запомнила, Грейнджер, – прошипела в ответ Лаванда.

– Успокойтесь! – пыталась остановить конфликт Парвати.

Несколько секунд Лаванда и Гермиона пристально смотрели друг на друга озлобленными взорами, затем Гермиона посмотрела на Парвати таким взглядом, словно видела её впервые и не понимала, что она тут делает. После этого она сделала шаг назад и, хромая, направилась в ванную. Как только дверь за ней закрылась, Гермиона ощутила тошноту от охватившей боли, которую она не замечала, пока скандалила с Лавандой. Быстрым движением наложив чары не слышимости на дверь, Гермиона позволила себе выплеснуть все эмоции, что скопились за эти десять минут её жизни: она яростно зарычала от адской боли в ноге и дичайшей злости от происходящего. Было мощное желание крушить всё на своём пути, лишь бы прекратилась эта ужасная боль.

Гермиона треснула кулаком в стену и почувствовала, как стало больно руке. Легче не стало, а, наоборот, ещё хуже, и она ощутила внутреннее бессилие, которое заставило разрыдаться. Гермиона проклинала Лаванду и проклинала этот день.

Она присела на табуретку и трясущимися руками притянула к себе раненую ногу, с которой, не останавливаясь, текла багровая кровь. Взглянув на рану, Гермиона тут же зажмурилась: ей было страшно смотреть на то, что произошло с её ногой. Такой глубокой и огромной раны ещё не было никогда в жизни. Приходилось лихорадочно соображать, что делать, но ничего нормального в голову не приходило.

Несколько минут Гермиона провела в слезах, меланхолично покачиваясь и крепко сжимая ногу, молясь, чтобы боль отпустила её. Затем она осознала: боль не исчезнет, пока не исчезнут из стопы острые осколки. Трясущимися пальцами она схватилась за самый крупный из них и резко выдернула. Острая боль заставила зарычать грудным голосом. Слёзы мешали разглядеть другие осколки, и Гермионе пришлось потратить слишком много времени, чтобы вытащить их из раны. Она потратила невероятно много сил, борясь с болевыми ощущениями, и пока дрожащие руки промывали рану, ей стало настолько плохо и злостно, что в глазах заискрились звёзды, а к горлу подступила тошнота. Ей было очень плохо. Она хотела, чтобы хоть кто-то смог успокоить и остаться рядом с ней. Она нуждалась в помощи, понимая, что на восьмой день этого сумасшествия уже не справляется с собой.

Гермиона рыдала от боли, злости, одиночества, бессилия. Она чувствовала, как больше не может сдерживать приступы слепой и бездумной ярости. Гермиона не могла больше контролировать ситуацию, и ей больше не хотелось задумываться о последствиях своих слов и действий. Уже было настолько плевать, как будет проходить этот день, что самообладание резко дало трещину. Это был предел. Это было безвозвратно.

Потратив два мотка бинтов, Гермиона осторожно поставила свою ногу на пол и слегка перевела на неё вес. Было больно. Очень больно.

Она подошла к зеркалу и взглянула на себя. Губа была глубоко прокусана, а подбородок в кровавых разводах. Видимо, она даже не заметила и не ощутила боль, когда поранила нижнюю губу своим клыком. Набрав в ладони воду, Гермиона вытерла лицо и глубоко вздохнула, снова посмотрев на своё отражение. Глаза опухли, а радужка имела густой чёрный цвет, словно кто-то вылил туда банку краски. Во взгляде не осталось ничего тёплого. Том был прав – прогибаясь под обстоятельствами и своим настроением, она менялась.

Вспомнив о нём, Гермиону снова захлестнула бешеная ярость. Перед глазами оказалось не отражение её чернеющих глаз, а антрацитовый взгляд, который исчез так же быстро, как и появился. Гермиона отшатнулась и схватилась за умывальник, внимательно вглядываясь в свою отражённую копию. Впервые она ощутила странное и ничем не объяснимое чужое присутствие, которое вызвало цепенеющий страх, но наряду с этим чуждое облегчение, заставившее прекратить рыдать, вдыхать воздух глубоко и ровно, словно уверяя, что сейчас всё в порядке и хуже с ней уже ничего не случится.

Бешеная ярость стремительно сменялась страхом. Она никогда не думала, что может бояться какого-нибудь человека сильнее, чем того же лорда Волан-де-Морта, уже больше полугода наводившего на всех волшебников ужас и страх. Происходили постоянные исчезновения людей, убийства, но, несмотря на это, она больше не испытывала такого страха от существования лорда Волан-де-Морта, как от неизвестного и совсем незнакомого ей Тома. Тёмный волшебник не мог её больше никаким образом пугать и заставлять бояться его хотя бы потому, что даже у лорда Волан-де-Морта повторялся этот чертовский день, как и у остальных. Этот день проживали по-другому только она и только Том.

Вдруг рассудок так стремительно прояснился, что Гермиона не сдержала тихого возгласа. Если Том сказал ей, что диадема принадлежит ему, а про неё она ничего не может найти, то нужно было искать именно про Тома! Но что она о нём знала?

Она смогла ярко представить в своей голове то, как выглядит Том. Его лицо было слишком гладким и ровным, и когда он замирал в неподвижности, казалось, будто он был скульптурой, высеченной самыми искусными мастерами, когда-либо жившими за весь период существования человечества. Внешность Тома можно было сравнивать с описанием древнегреческого бога Аполлона, разве что вместо золотистых волн с его головы спадали тёмные. Впервые Гермиона признавалась себе, что Том был слишком хорош собой, но впредь, она решила стараться не обращать на это внимание, потому что всё лучшее в нём затмевало его насмешливое отношение к ней и страх, который он вызывал в ней. Безусловно, он был красивым и мог быть невинным, как какой-то ангел, спустившийся с небес в этот чёрствый мир, но стоило ему показать свою насмешливую улыбку или взглянуть на неё смеющимися глазами, и этот ангел превращался в самого настоящего беса, который гармонично поддерживал творящийся кругом хаос. Кем же он был? Гермиона подумала, что, наверное, он был притягательным. Все бесы притягательны снаружи, имея извращённую сердцевину внутри.

Как она могла узнать, кто такой Том, если знала только его имя?

Гермиона увидела свои сощурившиеся глаза, пристально смотревшие на неё в отражении. Она немного знала о нём. Например, он учился в Хогвартсе и был отличником. Не так много студентов оканчивали школу с отличием, и все их имена были внесены в библиотечный журнал, в котором шла запись о том, кто завоёвывал кубки школы, кубки по квиддичу каждый год, а также личные блистательные знания и заслуги перед школой. Вот она – ниточка, которая может привести её к тому, кто такой Том.

Но в какой временной отрезок нужно было искать о нём информацию? Сколько ему лет? Он выглядел не старше двадцати, но, учитывая, что тяжесть времени не успела ещё вмешаться в его облик и не скоро сможет коснуться его лица, то он явно был постарше. Может, ему двадцать два? Или двадцать пять? Когда Гермиона была маленькой и только пришла в школу обучаться магии, то всех студентов она рассматривала с любопытством и ярым интересом. Ей было интересно наблюдать за взрослыми учениками, которые должны были вот-вот окончить школу, но, если её не подводила память, она не припоминала ни одного студента похожего на Тома. Сейчас ей казалось, что даже в возрасте одиннадцати лет она должна была хоть как-то смутно запомнить это ангельское лицо, потому что ничего подобного ей в жизни не приходилось встречать. Хотя с чего бы она запомнила его, если только сейчас задумалась над тем, насколько он красив и притягателен?

Подобные рассуждения вызвали в Гермионе невесёлый смех. Ей стало смешно от того, что иногда она не замечает самых простых и очевидных вещей. Она не заметила, что он имел умопомрачительную внешность.

Задача усложнялась тем, что она не могла знать точный возраст Тома, но, с другой стороны, известно, что Хогвартс выпускает не так много отличников, поэтому в этом списке не должно составить труда найти его имя и узнать, какого он года выпуска, сколько ему лет и на каком учился факультете. Возможно, его фамилия расскажет больше, чем она может сейчас представить.

С такими мыслями Гермиона снова умыла лицо водой, вытерлась полотенцем, последний раз заглянула в свои неестественно чёрные глаза и поспешила быстрее выйти из ванной комнаты, но забыла о ране и невольно взвизгнула от острой боли в ноге. Да, это ранение было куда тяжелее, чем за все разы, безусловно, и это снизило скорость передвижения к минимуму.

Лаванды и Парвати в комнате не оказалось, и это навело на мысль, что Гермиона слишком долго просидела в ванной, и те не стали дожидаться, когда освободиться комната, а, учитывая недавний скандал, Лаванда не решилась долбиться в дверь, чтобы вызволить оттуда Гермиону. Она с облегчением прошла к своему комоду и стала внимательно рассматривать вещи. На глаза бросилось чёрное платье, которое было на ней не один такой день. В этот раз она надевать его не стала, и на замену взяла другое – серое. Кажется, его она вообще не надевала никогда в жизни. Быстро переодевшись, Гермиона обула свободную обувь, в которой было легче всего раненной стопе, и вышла в гостиную.

В ней уже не было Джинни, которая доставала одной и той же фразой. Не было ни Гарри, ни Рона, ни Лаванды, поэтому Гермиона сразу же сделала вывод, что они уже были на завтраке, обсуждая предстоящую игру.

Она прошла мимо Дина и Симуса, которые о чём-то увлечённо шептались, и покосилась на них, вспомнив, как вчера они сказали, чтобы она не подходила к ним ближе, чем на десять метров. Это было вчера, а сегодня они уже ничего не помнили. Мальчишки не обратили на неё никакого внимания, а в Гермионе воспоминания вчерашнего скандала снова пробудили искреннюю ярость.

– Привет, Гермиона!

Она вздрогнула и обернулась. Перед ней стоял добродушный Невилл, быстро застёгивающий тёплую мантию.

– Ты на завтрак?

– Нет, Невилл, – качнула та головой и направилась к выходу из гостиной.

– Что с твоей ногой? Почему хромаешь? – не отставал тот и, вглядевшись внимательно в лицо Гермионы, тут же изумлённо воскликнул: – Тебя ударили? Что у тебя на губе?

– Это не важно, – спокойно отозвалась она, затем резко остановилась, как только они вышли за проём, и произнесла: – Послушай, Невилл, оставь меня сейчас одну, пожалуйста.

– У тебя что-то случилось? Может быть, тебе нужна помощь?..

– Нет, – с раздражением отозвалась Гермиона, чувствуя, как начинает злиться. – Просто оставь меня, хорошо?

– Ладно, – неуверенно протянул тот и медленно отошёл, направляясь вниз.

Из-за Невилла Гермиона пошла в библиотеку по другому пути. Она прикрыла ладонью губу, о которой совсем забыла. Вид у неё действительно был не самый лучший.

Гермионе очень хотелось поскорее оказаться в библиотеке и схватиться за библиотечные журналы, чтобы открыть, наконец, тайну о том, кто такой Том. Больная нога при каждом шаге давала о себе знать, держа все нервы в напряжении, отзываясь острой болью. Видимо, сегодня точно придётся воспользоваться помощью мадам Помфри, потому что именно с такой болью ходить было практически невозможно. Правда, мощное желание и волнительное предчувствие заставили её сначала посетить библиотеку, а только потом заняться решением проблемы со своим здоровьем.

Она зашла в помещение с книгами и тут же направилась вдоль правого ряда книг, припоминая, где держится вся информация о школе и достижениях. Найдя нужную полку, Гермиона схватилась за журналы и быстро села за стол, раскладывая их перед собой. Здесь был журнал о кубках квиддича, затем журнал о кубах школы, и вот он – журнал выпускников, которые сдали все экзамены превосходно или заслужили награды за заслуги перед школой. Книжонка была довольно-таки старой и потёртой. Она принадлежала именам учеников за весь двадцатый век, и Гермиона тут же открыла её, внимательно рассматривая страницы и торопливо пробегая глазами по именам.

За полчаса своих поисков она сделала один единственный вывод: Том врал во всём. Абсолютно во всём. Не был он никаким отличником и никогда не оканчивал школу с превосходными оценками. Во всём списке ей единожды встретилась строчка с именем Том. И это было имя лорда Волан-де-Морта, который с рождения звался Томом и носил фамилию своего отца-маггла – Риддл.