Текст книги "Прежде чем я влюблюсь (СИ)"

Автор книги: wealydrop

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 30 страниц)

Гермиона стёрла с одного глаза слёзы и глубоко вздохнула.

– А сейчас можешь пойти в свою комнату. Можешь лечь спать. Если ты уснёшь, то проснёшься уже завтра, – сказал он, отходя к другому столу, затем, помолчав, добавил: – Но это только сегодня.

Гермиона быстро спрыгнула со стола, сделала несколько быстрых шагов к двери, но тут же остановилась и повернулась к Тому.

– Это ты придумал правила? – тихо спросила она.

Том несколько секунд пытливо пронзал её взглядом, затем, очаровательно улыбнувшись, ответил:

– Для тебя я могу их и поменять.

Хитрый Том. Умный Том. Безжалостный Том. И ласковый Том.

Гермиона отвернулась и быстро направилась к выходу, мечтая поскорее забыться во сне.

========== Глава 8. Терзания преступника ==========

Гермиона зашла в спальню и тут же осела на пол, подпирая обмякшим телом дверь. Пальцы вонзились в густую шевелюру растрёпанных волос, а голова опустилась к коленям.

Такого опустошения она не ощущала никогда. С ноющей болью в груди она понимала, что оказалась втянута в тот мир, в котором попросту сходила с ума. День за днём повторялись, менялись события, и чем дальше она проживала этот день, тем становилось только хуже.

Сначала она была обычной, повседневной Гермионой, которая впервые проживала этот чёртов день: случайно сломала шарик Лаванды, испытывая разочарование от своего деяния, довольно тактично избежала ссоры с Джинни, недовольной её пренебрежением к квиддичу, а в конце дня сидела, как на иголках, и нервничала, что о вечеринке узнает кто-нибудь из преподавателей. Типичная Гермиона, не иначе.

Во второй раз она с ужасом стала осознавать, что день повторяется, и её новый знакомый – Том, это подтвердил. Тогда было легче осознавать и воспринимать информацию о том, что что-то замкнуло её в этом дне, ведь она была не одна! В этом кругу с ней оказался Том! Как же она радовалась, что у неё есть не менее умный приятель, с которым можно было поделиться своими мыслями и догадками об этом дне. Вместе они могли бы найти решение и выход из ситуации. Но всё оказалось не так радужно, как казалось на первый взгляд.

На третий день Гермиона осознала, что Том не так прост, как кажется. Она различила его ложь, и не сдержалась в своих эмоциях. Она не понимала, почему Том не хочет помогать ей, ведь так бы он помог и самому себе! Она думала, они заодно! Они были вдвоём привязаны к этому дню, и им вдвоём нужно было из него выбираться. Какое удовольствие переживать один и тот же день несколько раз? Особенно, когда постоянно визжит Лаванда, недовольство высказывает Джинни, и назойливо пристаёт Кормак. А ещё квиддич, вечеринка…

В этот день Том показал своё настоящее отношение к ней. Ему было плевать на неё, да и помогать он ничем не собирался без своей выгоды, однако не выпускал из вида, заставляя её, как он теперь это называет, «прислушиваться». Он показал ей, что жесток. С ним шутки были плохи, но Гермиона же не верила тогда! Как маленькая наивная девочка, думала, что способна расправиться со всеми проблемами во всём мире. Она вспомнила, как боролась за права эльфов, и ни к чему хорошему это не приводило – мало того её никто не поддерживал, так ещё эльфы сами шарахались от неё, боясь случайно получить какую-то вещь, которая сделает их свободными. Вспомнила, как в прошлом году они создали отряд Дамблдора, чтобы выучиться атакующей и защитной магии. Конечно, они многому научились, улучшили свои навыки, но на что они рассчитывали, когда столкнулись с Пожирателями? Им невероятно повезло в тот раз хотя бы с тем, что на помощь явились члены ордена. Они учились сражаться со злом, хотели дать отпор лорду Волан-де-Морту, но какой к чёрту отпор?! Что она могла сделать, если не способна даже справиться с Томом? А это не Волан-де-Морт, хоть и достаточно жесток. Хотя здесь уже под каким углом посмотреть: у него есть все задатки на то, чтобы продолжить дело самого тёмного волшебника её времени.

Наивная Гермиона, серьёзно. Ни одна проблема глобального характера не могла быть ею решена. Неужели она рассчитывала, что способна легко справиться со всем, что сейчас выпало на её долю? Она практически с первых дней почувствовала, как сдают нервы, заставляя окунаться в бездну злости и гнева. И чем дальше шёл этот день, тем быстрее она теряла себя.

Она пыталась найти ответы на свои вопросы. Она искала информацию о диадеме, но ничего похожего на её описание не могла найти. Может быть, плохо искала? Может быть, следует поискать в другом месте?

Затем мысли зацепились за Тома, ведь ей стало известно, что диадема была его. Она искала про него, но и это не дало никакого результата кроме того, что Том ей снова врал. Либо он никогда не оканчивал школу с превосходными результатами, либо его зовут вовсе не Том. Да, точно, она вспомнила, что он ей не сразу ответил, что его зовут Том. Он сказал: «Наверное, называй меня Том». Как понимать это «наверное»? Спустя несколько дней на её догадку о неверном имени он просто ответил, что у него может быть несколько имён. Но кто имеет несколько имён? Зачем придумывать себе другие имена? На сегодняшний день она знала только одного человека, который имел не одно имя – Волан-де-Морт. С детства и в юности его звали Том Риддл. Кстати, такое же имя, как у Тома. А что если?..

Нет, это было смешно. Ну, не могло быть двух Волан-де-Мортов в мире, один из которых был взрослым, а другой – юным. Такого в природе просто не может существовать.

Гермиона горько усмехнулась своим мыслям и покачала головой. Его зовут не Том. У него другое имя.

Хотя замкнутый день существовал, и о нём нигде не было написано. Или, может быть, в библиотеке просто нет книг об этом? Да, это была хорошая идея – поискать что-нибудь об этом вне стен школы. А, может быть, стоило к кому-нибудь обратиться? К той же Макгонагалл, например? Просто узнать, а существует ли такое, и если да, то попросить об этом больше информации. Да, она именно так и сделает.

Безумство следующих дней захватывало её в воронку чувств, где кружили только злость и раздражение, и на седьмой день Гермиона не выдержала и в порыве ярости разбила шарик Лаванды. О, Мерлин, кто бы знал, как же он достал её! Как бесилась она от визгливого, вечно кричащего голоса Лаванды и как же злилась от недовольства Джинни, с которой уже давно приходилось ругаться на полном серьёзе. Более того, она разозлилась так, что весь факультет оказался в ошеломлении от её высказываний и поступков. Разве это была настоящая Гермиона? Разве она могла так дико и негодующе кричать на своих друзей и знакомых? И, казалось бы, за что? За то, что Лаванда раскидывает свои подарки, Джинни хочет пробудить в ней любовь к квиддичу, Кормак старается завоевать её внимание, Дин и Симус пытаются устроить вечеринку, а остальные совсем не играют никакой роли!

И всё же они заслужили её злость. Она всегда так считала. Обнажая их души своим «неправильным» поведением, она обнажила их отношение к себе. С каждой ссорой они становились злее и агрессивнее. С каждым разом они придумывали больше обидных слов. Они все пытались задеть её за живое. Может быть, только Гарри оставался более спокойным, но кто знает, что бы он наговорил, ругаясь с ней лично? Как говорится, когда ругаешься, то не оскорбляй, ведь всё равно помиришься, а обидные слова запомнятся навсегда. Вот, она их запомнила.

Злопамятная Гермиона – она помнит всё.

Когда она успела такой стать? Она много раз прощала необдуманные фразы и поступки того же Рона, а тут не могла справиться со своей злостью на друзей и на эту глупую вечеринку!

Она заставила Лаванду наступить на свой же шарик. Да, так просто взяла, разозлилась и подбросила ей шарик! Гермиона злорадствовала и гордилась тем, что была намного сдержаннее своей соседки по комнате. Больно, конечно, но не кричать же во всё горло об этом! Гермиона гордилась тем, что превосходила её не только в самообладании, но и в силе. Только к чему привело её это превосходство? К тому, что она сегодня взялась душить Лаванду. Своими собственными руками, не имея сил и желания остановиться. Как она могла? Разве такое вообще возможно?

Хотелось оправдать себя, но оправданий никаких не было. И чем дальше этот извечно повторяющийся день шёл, тем хуже становилось. Прошло уже практически две недели, и к чему она пришла? К убийству.

Могла ли она себе представить, что будет участвовать в преступлении? Могла ли она себе представить, что будет помогать преступнику?

Она видела тонкую нить в своих руках. Она сжимала её своими пальцами. Она не могла её выпустить.

Нить вела к рукам бездыханного Малфоя, который до сих пор лежал в Запретном лесу, заваленный кучей листьев и веток. Там находились ещё Крэбб, безжалостно избивший её, и Гойл, который вовремя не смог образумить своего друга. Как бы она их ненавидела, но точно не желала смерти! И вот, она сейчас сидит здесь, в своей спальне, а эти трое – в земле под листьями. И да, в этом виновата она.

Тошнота, сопровождаемая отвращением к себе. Неровное дыхание от одного воспоминания о взгляде безжизненных широко раскрытых серых глаз. Пустота от мысли, что это была она.

И вдруг стало страшно за то, что следующий день может стать настоящим. А что если так и будет? А что если Малфой, Крэбб и Гойл так и не проснутся завтра в своих постелях? Что если завтра они так и будут лежать в яме, заваленные листьями?

Гермиона вздрогнула и подняла голову. Их найдут, обязательно найдут. Будут искать преступника. Найдут ли преступника? Смогут ли выйти на её след? А что будет потом?

Она едва преодолела желание подняться и отправиться в лес, чтобы спрятать тела надёжнее, чтобы не нашли их, чтобы не обвинили её в преступлении.

Она боялась себя. Как она могла подумать об этом? Нормальная Гермиона никогда бы не подумала спрятать убитые тела! Нормальная Гермиона сразу же сообщила об этом! Нормальная Гермиона даже не участвовала бы в подобном, потому что такого с ней не случилось бы никогда! Она никогда бы не заехала в лицо Крэббу, потому что трезво оценила ситуацию и попыталась избежать конфликта!

Но она уже была ненормальной Гермионой. Она была Гермионой, которая душила Лаванду и тащила тело мёртвого Малфоя в лес, чтобы избавиться от него и замести следы.

Какая же самоуверенная Гермиона!

И из всего этого она делала только один вывод: несмотря на то, что день повторяется, и его можно изменить, себя она уже изменить не могла. Она больше никогда не станет прежней.

Неужели повторяющийся день на неё так повлиял? Конечно, тяжело проживать один и тот же день, который не вызывает в тебе никаких приятных эмоций, но чтобы настолько впадать в ярость от него?..

Да, именно настолько впадать от него в ярость.

И что осталось теперь у неё по истечении этих двух недель?

Изнурение. Душевная мука. Грудная боль. Пустота.

Ей всё ещё было страшно за то, что тела трёх слизеринцев могут обнаружить сегодня. Что она будет делать?

Она побежит к Тому. Сразу и не раздумывая.

А если они и завтра останутся там же?

Снова желание подскочить, но в этот раз бежать за Томом. Ей так сильно хотелось, чтобы он успокоил и сказал, что завтра будет такой же день. Впервые хотелось, чтобы «завтра» не наступило. Она не хотела этого всеми силами души. О каком сне он говорил ей? Как она сейчас может спокойно лечь спать, рассчитывая на то, что завтра наступит новое «сегодня»? А если не наступит?

Во что он её ввязал? Точнее, как она сама ввязалась в это? Как же получилось, что Гермиона помогла ему? По-дурацки отзывчивая Гермиона!

Был день, когда она считала, что они заодно. Она хотела, чтобы они вдвоём были заодно. И она получила. Теперь они точно заодно – связаны секретом, о котором никто не должен узнать. Она думала, что их должно связать время – этот день, в котором они были пленниками, но Том показал ей, что он не пленник. Он знает правила, и он умеет их менять. И не время связало их так близко, как полагала вначале Гермиона, а убийство – то, что больше всего страшит её.

Это была игра. Обычная компьютерная игра, которая почему-то вызывала чувство реальности. Она игрок, могла ходить на одном уровне сколько угодно и делать всё, что угодно. Она могла драться, мириться, выражать все свои мысли и чувства, ломать и крушить всё, что вздумается, созидать в гармонии и мире, быть в любых местах на своё усмотрение, проводить время с теми, с кем хотелось, изучать магию и чужие тайны, даже убивать. Она могла всё! Мир был в её руках! Но она жила в клетке и почему-то уровень так и оказывался не пройдённым, словно чего-то не хватало в её действиях. И, кажется, Том знал, чего именно.

Если завтра будет таким же, как сегодня, то в этот раз она обязательно займётся чем-нибудь другим. Не глупыми выходками в порывах злости и ярости. Она могла изучить магию куда глубже, чем ей представлялось. Она могла выучить что-то такое, что поможет дать отпор всему, чему она никогда не могла. Она могла воспользоваться помощью профессоров. Она могла не спать, чтобы выдернуть разгадку тайны, когда же появляется этот день, и ориентируясь в этот раз не на шарик, а на других людей. Она могла помочь Гарри открыть тайну о крестражах, про которые рассказал ему Дамблдор прошлым днём, который был уже так давно, что, казалось, целая жизнь пронеслась перед глазами. У неё было слишком много времени, чтобы заняться действительно стоящими делами! Она обязательно этим займётся, но прежде! Прежде она дождётся окончания этого дня и убедится, что никто не обнаружит три тела, лежащих в лесу. Лишь бы наступило новое «сегодня». Лишь бы.

Что-то толкнуло Гермиону в спину, и она поняла, что с обратной стороны девчонки пытаются открыть дверь.

Гермиона тряхнула головой, неторопливо поднялась с пола и впустила Лаванду и Парвати.

– Ты теперь стала верным псом, ожидая хозяев под дверью? – съязвила Лаванда, проходя к своему комоду и сбрасывая на него куртку.

– Ты снова напрашиваешься на расправу, Браун, – спокойно ответила Гермиона, до сих пор пребывая в мыслях о троих мёртвых слизеринцах.

– Поверь, Грейнджер, я так просто это не оставлю, – более спокойно подметила та, поправляя возле зеркала волнистые волосы, с придиркой глядя на отражение. – Я ещё не успела рассказать Макгонагалл о том, что вытворяет староста факультета. Думаю, она будет не в восторге от того, что такая чокнутая, как ты, имеет самый прямой контакт с детьми.

– Я думаю, она так же будет не в восторге, узнав, что твой любимый Бон-Бончик собирается сегодня закрыть глаза на радостную вечеринку, где будет море выпивки, – усмехнулась Гермиона, присаживаясь на свою кровать. – Думаю, ей придётся тысячу раз подумать, прежде чем оставлять Уизли при его же обязанностях старосты.

Лаванда обернулась на Гермиону и гневно посмотрела в глаза.

– Только попробуй ей что-нибудь рассказать!

– Ты меня не остановишь, если я захочу, – ещё насмешливее улыбнулась та.

Откуда же она набралась этой насмешливости и яду, которым сочился её тон голоса? Гермиона с удовольствием понимала, что в её руках снова больше преимуществ, чем у Лаванды.

– Хватит вам уже ссориться, – встряла в разговор Парвати, хмуро покосившись на Гермиону. – Если тебя не воодушевляет эта вечеринка, которую даже вечеринкой не назовёшь, то сиди здесь и держи язык за зубами. Если ты не хочешь расслабиться, это не значит, что другие не хотят.

– Почему же вечеринкой не назовёшь? Или Гриффиндор проиграл Слизерину?

– Нет, – тут же ответила Парвати, – но игра была просто ужасной.

– Какая разница? Важен результат!

– У Слизерина не было сегодня ловца, поэтому они проиграли, – объясняла Парвати. – Точнее был, но показной, который толком не знает, как выискивать снитч. А Малфой пропал вместе со своими двумя дружками.

Сердце громко застучало и полезло в глотку. Гермиона не смогла даже сделать глоток воздуха от трепета и переживаний, которые охватили при упоминаний о Крэббе, Гойле и Малфое. Как же она забыла, что Малфой – ловец команды? О его пропаже сразу же забили тревогу! Малфой не мог не явиться на матч, если с ним только что-то должно было случиться! И с ним случилось, и теперь это понимала вся школа, все студенты, все профессора. Его искали!

Гермиона поднялась на ноги и направилась к двери, ещё не осознавая, куда ей идти и что делать.

– Тем не менее, благодаря Малфою мы победили в игре, – продолжала говорить Парвати и, не заметив никакой реакции от Гермионы, добавила: – Слышишь, Грейнджер?

Но Гермиона уже не слышала.

– К тебе обращаются, дура! – воскликнула Лаванда и обратилась к подруге: – Говорю же, она чокнутая.

Гермиона вышла из спальни и спустилась в гостиную. Куда идти? Что делать?

Стало невероятно страшно, ноги подкашивались при каждом шаге. Она не могла вынести в себе этого страха и не могла избавиться от воспоминаний, которые сейчас душили её. Она видела перед собой, как пальцы Тома медленно разжимают её пальцы, держащие нить. Она видела безжизненные глаза Малфоя. Она видела слабую улыбку на губах Тома.

Что ей делать?!

Возникло желание найти кого-нибудь и рассказать всё, как было, ведь её найдут! Её поймают! Ей не спастись!

– Гермиона, ты с нами или ты куда-то собралась? – окликнул её голос друга.

Она посмотрела в сторону и увидела Гарри, который внимательно разглядывал её.

– Я… – слабо начала она на выдохе и замолчала.

– В общем-то, я хотел с тобой поговорить, – сделал к ней шаг Гарри, оглядевшись по сторонам. – Ты сегодня была сама не своя и… может быть, у тебя что-то случилось?

– Гарри, давай… нам надо поговорить, да, – подавленно отозвалась та.

– Значит, что-то случилось, – тихо ответил Гарри, сделав свои выводы. – Тогда давай сейчас ребята начнут праздновать, и мы отойдём с тобой поговорить, хорошо?

Гермиона ничего не ответила и направилась к самому дальнему креслу, чтобы занять его. В голове ничего не было, кроме как кричащей во всю глотку мысли: что делать?!

Она поджала ноги под себя и посмотрела на присутствующих. Вот, Джинни весело болтала с Дином и Симусом, которые уже достали ящик виски и готовились отмечать победу. Джинни не один раз посмотрела на Гермиону гневным взглядом, в котором сквозила обида и непонимание. Чёрт с ней, с этой маленькой Уизли! Завтра она ничего не вспомнит, если, конечно же, не наступит настоящее «завтра». Вот, Невилл, который внимательно слушал Парвати, косясь на Гермиону. Конечно, она рассказывала про её поступок! Что она ещё могла рассказывать ему? Вот, Лаванда, которая прижалась к Рону с сочувствующим выражением лица. Они не целовались, как обычно это делали. Кажется, Рон был не в духе и очень задумчив, ведь его руки на автомате обнимали и прижимали к себе подругу. Гарри подошёл к семикурсникам и что-то стал объяснять им.

В гостиной было относительно спокойно. Младшие курсы сами разбрелись по постелям, никто их не выгонял и никто не был воодушевлён составить компанию взрослым ребятам. Что же случилось на квиддиче? Почему они вели себя так странно?

– Привет, Грейнджер, – прозвучало над головой.

– Привет, Кормак, – тут же ответила она, задрав голову наверх, чтобы посмотреть на собеседника.

Он не был весел, как раньше, но и огорчения никакого в его лице тоже не было. Его глаза смотрели на неё простодушно и ровно так же, как в один из дней, где Кормак стал ей носовым платком, выслушивая переживания и поднимая настроение своими шутками. Да, такой Кормак ей нравился.

– Почему не со всеми? – спросил он.

Гермиона пожала плечами и снова посмотрела на толпу гриффиндорцев, которые готовились попробовать виски.

– Я подумал, что тебе скучно, и… может быть, ты хочешь выпить?

Да, точно! Она хочет выпить! Она готова выпить сколько угодно, лишь бы нервы успокоились, а мысли перестали кусаться. Воспоминания так и грызли всю сущность, едва удерживая её от того, чтобы не признаться кому-то в совершённом преступлении. Она не могла так долго молчать, она не могла держать весь накал эмоций в себе.

Гермиона кивнула и проследила за тем, как Маклагген присоединился к толпе студентов, чтобы наполнить два стакана напитком. По итогу он выхватил целую бутылку из рук Невилла и вернулся к ней.

– Держи, – подал он ей стакан, который через несколько секунд стал наполняться жидкостью.

В тишине они сделали несколько глотков. Гермиона почувствовала, как горло стало согреваться, а большой ком отступать. Вздрогнув от терпкого вкуса, она опустила стакан вниз и посмотрела на собеседника, но вместо него снова увидела перед собой воспоминания: тонкая нить, ведущая… Чёрт, она сходит с ума! Гермиона тряхнула головой и второй раз посмотрела в лицо Кормаку, пытаясь видеть именно его, а не что-то другое. Нужно было поговорить, нужно было отвлечься.

– А ты почему такой отрешённый?

– Из-за игры.

– А что не так было?

– Ты разве не была на матче? – спросил он удивлённо.

– Нет, я не была, – слабо качнула головой Гермиона, опустив глаза вниз и снова пригубив виски.

– А где ты была? – слегка удивился Кормак, пристально заглядывая в лицо.

– В спальне, – ответила та первое, что пришло на ум.

О, Мерлин, какая же глупая Гермиона! Ей нужно было сказать, что она была на матче! Если начнут узнавать, кого там не было, то, очевидно, будут допрашивать таких студентов активнее, чем тех, кто был на матче. У неё не было алиби, и никто не мог подтвердить, что она весь день просидела в спальне, к тому же произошла утренняя перепалка, в конце которой она на глазах у всех вышла из гостиной. Дальше не составит труда найти студентов, которые видели, что она была в вестибюле и вышла из школы. А дальше…

Тела троих слизеринцев найдут в лесу, и убил их тот, кто выходил из замка, а Гермиона выходила. Лаванда обязательно расскажет, что та душила её, и здесь уже и думать не придётся, как указать на виновника этого события – на неё. Она приложила руку к смерти троих волшебников. Она попытается обмануть, но её разоблачат.

– Что с тобой? – спросил Кормак, глядя на дрожащий стакан в руке Гермионы. – Ты сама не своя.

Она опустила взгляд на дно стакана, глядя на него сквозь жидкость, и ощутила ужасающую пустоту.

Она давно сама не своя. Она давно потеряла себя в какой-то пропасти, тёмной и глубокой, в которой не было подъёма, а только лишь свободный полёт вниз сквозь мглу и мрак. Было ли у пропасти такое же дно, как у этого стакана? Разобьётся ли она так же, как разбивается тёмная золотистая жидкость об это прозрачное дно?

– Гермиона? – совсем рядом позвал Кормак, наклоняясь к ней.

Она подняла на него глаза и почувствовала, что не может произнести и слова. Нервы натянулись, как перетянутые струны, готовые лопнуть, а подавленность заставила сжаться не только внутри, но и снаружи. Она молчит и не знает, что говорить. Она боится, что, если заговорит, то все переживания вылезут наружу. Ей нельзя говорить. Если бы хоть кто-то убедил в том, что всё будет хорошо! Если бы хоть кто-то сказал, что это страшный сон, и скоро она проснётся в своей постели в том дне, где не будет разбитого шарика и мёртвых тел! Где поймёт, что это всё было просто кошмаром, который закончился с её пробуждением.

Ладонь Маклаггена легла на плечо и немного сжала его. Тактильный контакт был самой настоящей поддержкой. В душе появилась тень чужого присутствия, которая так сильно была необходима на протяжении этих безумных дней. Жуткое и невыносимое одиночество стало трещать и рушиться, впуская вовнутрь что-то тёплое и необходимое. Но это было лишь на несколько мгновений.

Тёплая ладонь грела плечо, но не душу. Она ломала одиночество, но не отчаяние. Она поддерживала, но не уверяла, что всё будет хорошо.

– Что случилось? – тихо спросил Маклагген.

– Наверное… то же, что и у тебя, – выдавила Гермиона, не поднимая взгляда.

Её губы нашли край стакана, и горло ощутило горечь алкоголя. Странно, в этот раз виски не бил в голову так быстро, как в тот раз. Казалось, он никак не действовал на неё вообще.

Это был шок, и в таком состоянии нервы не могли расслабиться даже под влиянием алкоголя. Значит, нужно было выпить больше.

Гермиона сделала ещё глоток, затаила дыхание и опустошила стакан до конца.

– Игра была не самая радужная, – заговорил Кормак, наливая ей новую порцию. – Уизли пропустил все мячи, наши охотники почти не забили голов, а Поттер долго не мог найти снитч.

– И как… как мы выиграли? – тихо спросила Гермиона и сделала глоток.

– Ты, наверное, уже слышала, что вместо Малфоя у них был другой ловец, который до сегодняшнего дня даже не знал, что будет играть за ловца. Малфой и два каких-то слизеринца пропали, и никто не может их найти. Капитан команды Слизерина был в гневе, загонщики у них были совсем как собаки, спущенные с цепей. Сестру Уизли чуть с метлы не сбросили. В общем, это было ужасно. Это, наверное, самая худшая игра за последнее столетие.

Кормак покачал головой и глубоко вздохнул. Его рука сильнее сжала плечо Гермионы, и он прямо посмотрел ей в глаза.

– Неужели тебя задела такая игра? Разве тебе не плевать на неё? Ты же даже не пошла смотреть.

Гермиона осознавала, что перед ней сидел настоящий Маклагген, который прекрасно понимал, что ей не интересен квиддич. Странно, даже Джинни этого не понимала, а он понимал.

– Ладно, не хочешь говорить причину своего настроения – не говори, – произнёс Кормак и отпустил её плечо.

Гермиона подняла взгляд и так отчаянно посмотрела ему в глаза, что тот приоткрыл рот и не сразу нашёлся, что сказать. Она не хотела, чтобы единственное тепло отпускало её. Тень чужого присутствия стремительно исчезала, а мучительное одиночество снова занимало всю её сущность. В голову пришла бредовая мысль, что, если она останется одна, то погибнет.

– Если тебе есть, что сказать, то… Гермиона, послушай, мы никогда не общались хорошо. Я всё ещё помню, как ты избегала меня на вечеринке у Слизнорта, хотя сама пригласила туда сходить вместе. Может быть, я тебе не нравлюсь, но ты можешь со мной поделиться тем, что тебя беспокоит. Я слышал, ты поругалась со своими друзьями сегодня утром, и, может быть, сегодня им не до тебя. Ты поэтому такая молчаливая, и даже не пошла смотреть квиддич?

Молодец, Кормак, именно поэтому! Она же поругалась с друзьями, и поэтому не пошла смотреть на их игру, хотя, на самом деле, это вынудило её оказаться на улице, сорваться на Крэбба и… нить в ладони, прерывистое дыхание, шаги в такт шагам Тома. Снова эти кошмарные воспоминания!

– Да! Да! – почти плача, пронзительно отозвалась Гермиона.

Она тут же поднесла к губам стакан и осушила его до дна, сильно поморщившись. Наверное, Маклагген не заметил или сделал вид, что не заметил, как её настигли слёзы. Гермиона сморгнула их и протянула стакан к собеседнику, чтобы тот налил ещё.

– Бросай так убиваться, – ответил Кормак, подливая виски. – Вы же друзья, и скоро помиритесь, да забудете все свои ссоры. Мне кажется, ты слишком впечатлительная.

Это было бы грубо сказано в том случае, если бы она действительно едва сдерживала слёзы из-за друзей. Но это были слёзы страха за себя. Её до сих пор так и подмывало побежать в лес и перепрятать тела. Ей казалось, они ненадёжно спрятаны. Их очень легко найти.

– Я в порядке, – нервно отозвалась Гермиона и залпом выпила третий стакан.

Наконец, в рассудке стали происходить какие-то изменения, нервы стали приятно жалить всё внутри, а кровь потеплела, согревая даже кончики окоченевших пальцев.

– Тогда выпей ещё. Успокоишься, – сказал Кормак, забирая у неё стакан из рук и наливая ещё.

Гермиона сделала несколько глотков и даже не поморщилась. Рассеянным взглядом она посмотрела на собеседника и произнесла:

– А как ты узнал, что ищут… Малфоя?

– Макгонагалл после матча подходила к нам, чтобы поздравить с победой, и я слышал, как она разговаривала со Снейпом о том, что собираются прочесать школу и её окрестности.

И тут до Гермионы дошло, что Макгонагалл даже не заходила к ним в гостиную, а гриффиндорцы стали сразу отмечать победу.

– А не боишься, что Макгонагалл нагрянет сюда и увидит, что мы здесь делаем?

– Вряд ли, – качнул головой Кормак. – Все преподаватели заняты поисками пропавших учеников. Даже Снейп был напряжён, как никогда.

Гермиона задрожала всем телом, и это заметил Маклагген.

– Тебе холодно? Может быть…

– Н-нет, со мной всё в п-порядке, – тут же оборвала его та, вставая со своего места.

Она не могла больше сидеть. Ей нужно было что-то делать!

– Ты куда?

– Мне нужно… мне нужно поговорить с Гарри, – слабо отозвалась Гермиона и посмотрела в сторону друга, который молча сидел на диване в руках со стаканом и наблюдал за своими однокурсниками, тихо разговаривающими о чём-то между собой.

На ватных ногах она пошла в его сторону, попутно осушив свой стакан. Голова начала дурнеть, а кровь закипать.

Она не могла больше сдерживать в себе гнетущее напряжение. И, может быть, мысль, которая пришла сейчас в голову, была самой глупой за весь период её жизни, но молчать становилось невозможно. Она хотела рассказать Гарри про замкнутый день, про Тома и про то, что случилось сегодня с Малфоем. Друг, может быть, не поймёт её, но слабая надежда, что он всё-таки поверит, у неё была. Помочь он ей не сможет, но выслушать он мог.

– Гарри, ты хотел… поговорить.

Поттер выпрямился, поднялся со своего места и участливо посмотрел на подругу.

– Да, конечно, – согласился он.

– Подожди, пожалуйста, я… – Гермиона замолчала, взяла бутылку виски со стола, налила себе в стакан и за один раз выпила до дна.

– Наверное, поговорим в другом месте, – предложил Гарри, посмотрев на гриффиндорцев, – не здесь.

Гермиона согласно кивнула, пошатнулась, и оба направились к проёму. Но портрет открылся быстрее, чем они к нему приблизились. На пороге появилась профессор Макгонагалл, с растрёпанной причёской на голове и в руке с волшебной палочкой.

Гермиона остановилась и с широко раскрытыми глазами замерла, как статуя. Сердце рухнуло вниз. Неужели?..

– Мисс Грейнджер, вы, как раз, мне и нужны! А где мистер Уизли?

Гермиона почувствовала, как страх хватает за горло и не даёт сделать вдох. Всё тело пробил озноб, руки затряслись, а голова перестала хоть что-то соображать. Она не успела уйти отсюда, а нужно было догадаться, что в гостиной находится очень глупо с её стороны! Нужно было спрятаться, а не пить виски и обсуждать с Кормаком, как прошла игра в квиддич! Если бы она ушла отсюда раньше, то могла где-нибудь спрятаться и выжидать, когда этот чертовский день закончится, если ещё закончится. Но даже если бы и не закончился, и наступило бы настоящее «завтра», то у неё было бы хоть немного времени привести мысли в порядок, найти и принять какие-нибудь решения. Хотя бы просто воспользоваться ситуацией и сбежать, начать прятаться и как-то жить, оглядываясь по сторонам. В противном случае её ждёт обвинение в соучастии преступления, пускай и в косвенном виде, а дальше – Азкабан. Вряд ли она видела свою дальнейшую жизнь в тюрьме, будучи умной и способной волшебницей, которая училась на превосходные оценки.