Текст книги "Прежде чем я влюблюсь (СИ)"

Автор книги: wealydrop

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 30 страниц)

Та хотела что-то ответить, но в ту же секунду вздрогнула, ощутив, как руки Тома почти неощутимо обхватили её за спину. Гермиона задрожала от необычных ощущений, которые мгновенно проникли в самое сердце, заставив кровь застучать в висках, а дыхание смолкнуть. Её обоняние задразнил любимый запах детства, который наполнял лёгкие свежестью. Как во сне, она медленно обхватила Тома за мантию другой рукой и почувствовала, что тело перестало вздрагивать и расслабилось, прижимаясь к чужому и плавясь в нём, как замёрзшее масло от раскалённого ножа. Она плавилась от лёгких прикосновений, не имея возможности подумать о чём-то рассудительно, и это был прекрасный шанс услышать всё, что говорит ей сердце, а не логика.

– Расскажи, что чувствуешь? – над её ухом раздался вопрос, который недавно он ей уже задавал.

– Твою магию, – тут же ответила Гермиона, словно из неё вырвали эти слова.

– Какая она?

– Тёплая, мягкая, красивая, сильная, желанная, – с расстановкой продолжала отвечать она, не понимая, что за сила заставляет её говорить откровенно и не задумываясь.

– Тебе с ней лучше?

– Да.

– Ты хочешь, чтобы я перестал так делать?

– Нет.

– Хочешь чувствовать её всегда?

Повисла на несколько секунд тишина, затем Гермиона выдохнула:

– Да.

– Магия принадлежит мне, Гермиона, – произнёс Том, и по тону его голоса она поняла, что он насмешливо улыбается. – Тебе придётся находиться со мной рядом всегда.

– Значит, всегда, – вырвалось у неё.

– Ты уже забыла, как избегала меня и боялась? – игривым тоном, сдерживая смешок, спросил Том.

– Нет, – слабо качнула она головой.

– Я душил тебя, – проникновенно продолжил тот шептать, глядя вдаль поверх головы Гермионы и проводя своей рукой по её спине выше, проникая под волосы и касаясь своей ладонью шеи и затылка. – Я издевался над твоими увечьями. Я наводил на тебя палочку, Гермиона. Я убивал на твоих глазах…

Та молчала, вспоминая произошедшее и чувствуя, что напряжённо натянулась, как тетива лука.

– Но я спасал тебя, – сменившимся тоном наиграно и ласково продолжил Том. – Я следил за каждым твоим шагом. Я помогал тебе. Я защищал тебя. Я не давал тебя обидеть…

Гермиона закрыла глаза, слушая его, как мантру.

– Я говорил, что тебе лучше быть со мной и слушать меня, – мелодично и проникновенно звучал голос. – Тебе бы не пришлось вчера вырываться из настойчивых рук, нагло изучавших нежность твоей кожи в укромных местах…

Гермиона больно сглотнула и сильно сжала чёрную ткань за спиной Тома, явственно представляя, как вчера была зажата между стеной и пылающим телом старшекурсника.

– …не пришлось бы испытывать жадность мучивших тебя губ, которые прожигали твою тонкую кожу на шее и делали тебе больно…

Гермиона ощутила, как пальцы Тома проскользнули к месту, где вчера Кормак терзал её шею, и провели по ней полосу, оставляя невидимый след – такой же, какой вчера оставил Маклагген. Её охватила нервная дрожь, жалящая всю душу.

– …не пришлось бы вжиматься в стену, тихо и беспомощно постанывая от ужаса, страха, отвращения и проклиная себя за наивность, доверчивость, ошибку…

К горлу подступил пронзительный крик, но он так и не раздался, замерев на пересохших губах.

– …не пришлось бы дрожать от странной и пугающей грубой ласки, которая разрывала тебя на части под придавленным жарким телом, жаждущим проникнуть в каждую клеточку твоего сознания…

Гермиона жалобно и протяжно простонала, распахнув широко глаза.

– …не пришлось бы ничего из этого, – прямо в ухо шепнул ей Том, обжигая кожу горячим дыханием, – если бы ты раньше оказалась со мной.

Он выпрямился перед ней, ослабив хватку на её плечах, и другой рукой заставил поднять голову. Растерянный и невидящий взгляд скользнул по его лицу и различил тёмные блестящие глаза, источающие какую-то пугающую заинтересованность. Гермиона ощутила в себе всю силу обрушевшегося на неё сожаления, которое так и кричало ей, что она ошиблась, выбирая путь неподверженной ничему независимости и бесконтрольности. У неё нет и никогда не было такого пути. Он был обманчив и иллюзорен, потому что, попав в этот повторяющийся день, она уже была подвластна чужим правилам, и в них не входила присущая ей самостоятельность, с которой она встревала в передряги каждого дня. Когда она выбирала между своей независимостью и желанием поддаться Тому и следовать его указаниям, в надежде выпытать у него правду, ей не приходило в голову, что никакого выбора здесь быть не может. Все силы этого дня толкали к нему, пытаясь образумить, что бессмысленно отступать от него, потому что, какой бы волей она не обладала, всё равно была в тысячу раз слабее его. Рядом с Томом у Гермионы не было никакого самоконтроля и свободы, если только он сам не давал ей возможность проявить их в себе. Все эти дни он позволял ей глупо думать, что она способна справиться со всеми задачами и испытаниями сама, но, наконец, он безжалостно оборвал ей нити фальшивой надежды, которая часто вселяла в неё обманчивую уверенность в своих строптивых действиях, и сейчас явственно давал понять, что она не может даже отшатнуться от него, если очень сильно этого захочет. Его невидимая тень уже обступила со всех сторон, зажимая в плотное кольцо чувств, которые плавили её сущность своей лаской и теплом. В голову пришла осознанная и страшно пугающая мысль, что постоянный день – это его мир, и он в нём властелин. Если это так, то он любой ценой выбьет нужные ему действия и эмоции из неё. У него ведь настоящий талант подгонять её к краю обрыва, в который она готова сорваться, но в нужный момент его рука цепко хватала её ладонь и тянула на себя. Благодаря этим манипуляциям Гермиона, страшась упасть в обрыв, сильно близко притянулась к Тому, позволяя ему обхватить себя целиком и внушить, что он – единственный шанс на спасение. И если с двух сторон её обступила непроглядная пропасть, то та бездна, возле которой находился Том, была хотя бы бездонной, приятной на ощущения и сладко томительной на ожидания. Он с самого начала подтолкнул её идти вдоль обрыва, идя за ней по следам и поджидая, когда ей понадобиться его помощь, чтобы в нужный момент оказаться рядом и заставить безоговорочно довериться ему. Всё это время, избегая насильственного привлечения к себе внимания, он терпеливо поджидал, когда она сама бросится к нему в руки. И сейчас, осознавая всю эту долго тянущуюся умную игру Тома в кошки-мышки с ярко контрастирующими элементами жестокости и тепла, Гермиона не могла выпустить из рук его мантию и отстраниться. Её пальцы уже вцепились мёртвой хваткой в неосязаемую магию, которая тянула ко дну, без шанса разжать и выпустить её из ладоней, и она сдалась, оседая в обволакивающих объятиях чужих рук, которые овладели ею и больше не выпускали из плена. Её шаг к Тому был последним и бесповоротным. Он даже не оставил возможности оглянуться назад на свою прошлую жизнь, притягивая к себе блеском своих глаз её взгляд.

Тонкие губы слегка приоткрылись, и Том ей прошептал:

– Я могу дать тебе больше. Я могу дать тебе всё, если ты захочешь.

– Почему ты раньше отказывался дать мне всё? – заворожённо глядя ему в глаза, тихо спросила Гермиона.

– Я не мог и не могу дать тебе этого, прежде чем ты кое-что не сделаешь.

Она почувствовала, как сердце громко застучало в груди, и поняла, что, наконец, настал тот момент, когда Том скажет, что она должна сделать, чтобы получить от него всё.

– И что я должна сделать прежде?

Его ладонь проскользнула к её лицу и концами пальцев вонзилась в волосы. Несколько секунд он молчал, глядя на неё пристальным и искушающим взглядом, затем мягко улыбнулся и ответил:

– Влюбиться.

Сердце остановилось, а дыхание прервалось.

– Что? – беззвучно переспросила она, наблюдая широко расширившимися глазами за тем, как он наклоняется к ней.

– Не бойся, в этом я тоже тебе помогу, – прошептал он ей в губы и легко прикоснулся к ним своими губами.

Гермиона вздрогнула от прикосновения, словно молния ударила в неё, и земля ушла из-под ног. Тело налилось свинцом, обездвижено замирая в чужих руках, которые с каждым мгновением сжимали её сильнее. Тонкие губы беспрепятственно приоткрыли её, и Гермиона ощутила их лепестками цветов – какими они были нежными, мягкими и свежими, напоминая утреннюю росу на траве. Теплота, которую источала магия Тома, стала невыносимо жаркой и душной, не позволяя вдохнуть ни грамма воздуха, заставляя её дрожать от копящейся боли в груди, которая приятно жалила изнутри её тело. Мир в глазах Гермионы задрожал, беспорядочно рассыпаясь, как мозаика, и падая во тьму, превращаясь в темнеющий антрацитовый пепел, который подхватывал поднявшийся февральский ветер. Вокруг всё резко потемнело, небо стало тяжёлым, тёмные антрацитовые тучи обволакивали его так же стремительно, как магия Тома обволакивала её. Если несколько минут назад Гермиона думала, что испытала на себе всю её мощь, то сейчас её сущность осознавала, что те объятия были ничем по сравнению с тем, что делала его магия прямо в этот момент. Она сдавливала и душила сильнее любого физического удушения от руки. Она проникала в каждую клеточку тела, в каждое тонкое волокно нервов, в каждый лейкоцит бушующей крови, которая с невероятной скоростью струилась по всему телу, разливая в каждый тёмный уголок её души волнение и страх, среди которых мерцала неистовая жажда, впиваясь в ткани, как смертельный вирус в живой организм, без шанса вырвать его оттуда. Магия заставляла Гермиону биться в ознобе от её небывалой силы и потерять саму себя, преклоняясь и безусловно покоряясь ей. Она запустила вирус, который жаждал постоянного колебания тепловых волн и подводил к одержимости от этих ощущений. Гермиона не могла укротить такое огромное количество энергии, не могла обуздать её в себе, чтобы спокойно принять как есть. Внутри вспыхнули вулканы, лава которых стала плавить всё, что встречалось на пути. Она прожигала каждую мысль, каждую эмоцию, каждое чувство, оставляя ей свой жар и столбы чёрного дыма, клубящегося и затмевающего её сознание, и Гермиона внезапно почувствовала, что магия Тома желала получить от неё ответ. Она призывала её к этому настойчиво и властно.

Как от движения ваги кукловода, ладонь, лежащая на мужской груди, проскользнула под мантию за спину, и пальцы цепко схватились за рубашку и сжали её до побелевших костяшек. Болезненное чувство в груди вырвалось вместе с оставшимся зажатым в лёгких воздухом, и из-за этого у Гермионы закружилась голова. Перёд глазами появились чёрные пятна, которые затуманили взор, заставляя закрыть глаза, и увлажнённые от чужих касаний губы дрогнули, отзывчиво прижимаясь к чужим губам.

Том был таким же ласковым, как и его магия, которую теперь Гермиона ощутила на вкус. Неизъяснимая и мучительная сладость, оседающая на языке, трепетно дразнила её чувства. Том сильнее укрыл Гермиону собой, немного запрокинул ей голову назад, и та почувствовала, как он вдохнул в неё что-то новое и неизведанное, сладкое и умопомрачительное, то, из-за чего ей не хотелось, чтобы Том её отпускал, – влюблённость.

В этот момент его губы замерли, Гермиона открыла глаза и встретилась с изучающим и восхищённым взглядом почерневших глаз, которые стали вызывать в ней чувство неосязаемого страха. Блеск восхищения тут же исчез, превратившись в нескрываемую заинтересованность, и Том почувствовал, как Гермиона, отстранившись от его лица на несколько дюймов, задрожала в его руках ещё сильнее, начиная в себе устрашающую борьбу проснувшихся внутри неё двух разных сущностей.

Она попыталась опустить голову вниз, но Том не позволил ей этого сделать, заставляя смотреть ему прямо в глаза. Глядя, как бледные щёки Гермионы покрываются румянцем, он выискивал в её глазах все чувства, что одолевали её, затем самодовольно улыбнулся и выпрямился перед ней. В его взгляде Гермиона уловила явное удовлетворение от происходящего.

Ей стало дурно. Голова пошла кругом, застилая всё вокруг густым графитовым цветом, не оставляя ни единого намёка на просвет. Гермиона ощутила, как ввергла себя в пропасть, которая наделила её одержимостью и жаждой. Она жалела себя из-за испуга перед неизвестным чувством и впадала в эйфорию от завороженности и восхищения. Том стал вызывать в ней жажду своего присутствия. Он пробудил в ней странную одержимость, и это было в его стиле, потому что это было жестоко.

Том выпустил лицо Гермионы и позволил ей, наконец, спрятать свой растерянный, полный ошеломления взгляд. Его руки обхватили её за спиной, и она тут же устало уронила свою голову ему на плечо и прикрыла глаза.

Несколько минут назад это было страшно и невообразимо, а сейчас это казалось одним единственным верным решением – довериться всему, что сказал Том. Поверить и признать, что ей всего лишь нужно было влюбиться.

По-прежнему дрожа и путаясь в своих мыслях и ощущениях, Гермиона слабо улыбнулась, услышав, как Том тихо засмеялся от того, что на это ему потребовалось каких-то полчаса.

========== Глава 12. Тайны наитемнейшего искусства ==========

Его смех стал вызывать пугающие чувства. Гермиона отчётливо слышала недобрые нотки, и из-за этого ей стало не по себе. Глубоко внутри просыпались странные чувства, которые пытались о чём-то докричаться ей, но она их не могла расслышать. Однако это не избавило Гермиону от появления какого-то неприятного осадка. Что-то было не так.

Пальцы по-прежнему не могли разжать ни мантию, ни рубашку Тома, словно их что-то прочно склеило каким-то заклинанием.

Наконец, смех потонул в тишине, и Гермиона почувствовала, как Том глубоко вздохнул, затем взял её за плечи и слегка отстранил от себя. Преодолевая рассеянность, перешедшую в чувство стыдливости, она подняла голову и взглянула в лицо Тому, но он на неё не смотрел. Его пристальный взгляд некоторое время внимательно изучал всё, что было за её спиной, и только потом он перевёл на неё взор с таким видом, словно только что увидел её, и, не опуская голову, глядя сверху вниз, произнёс:

– Идём в лес.

Это была ни просьба и ни предложение. Это был приказ, прозвучавший настойчиво и не терпящий возражения.

Гермиона почувствовала, как пальцы, наконец, приобрели способность разжиматься и отпустили Тома. Она сделала короткий шаг назад, почувствовала, как мужские руки полностью отпустили её, и тут же с непониманием взглянула на Тома: он вёл себя так, словно несколько минут назад его магия не обнимала её, а он сам не прикасался к её губам. Вот так просто поцеловал и отвлёкся на кружащие вокруг пейзажи? Серьёзно?

Гермиона ощутила, что на неё больше ничто не воздействует, и всё происходившее стало казаться каким-то нереальным сном, который так быстро закончился, собственно, как и начался. Показалось, что последние полчаса её жизни были плодом воображения, чем-то невозможным и ненастоящим. Она подняла голову наверх и посмотрела на темнеющее небо, которое было ровно таким же, как несколько минут назад – антрацитовые тучи заполонили все просветы, предвещая вечером снегопад. На душе у Гермионы стало так же темно, как и на небе. Том оставался таким же холодным и отрешённым, как и всегда. Единственным явным плюсом от развернувшейся ситуации было то, что Гермиона напрочь забыла про Кормака и его вчерашнюю выходку. В её голове сейчас начинали бушевать другие мысли и эмоции, которые с каждой секундой стремительно проникали в разум, заставляя включить сознание и логику. И вот тут началось.

Гермиона опустила взгляд вниз и с ошеломлением посмотрела на Тома, который сделал шаг назад, снова не обращая на неё внимания, и развернулся, чтобы идти дальше по тропинке, ведущей вниз по склону. Почувствовав в ногах силы, чтобы следовать за ним, она сорвалась с места, догнала его и тут же спросила:

– В лес? Зачем в лес?

Стыд от произошедшего не давал задать другой вопрос, который вертелся на языке. Логика Гермионы не позволяла сопоставить в голове два факта: он – жестокий человек и убийца, мучивший её все предыдущие дни, и он – человек, обладающий невероятной силы магией, которая была настолько тепла, что в два счёта он привлёк её к себе этим и, более того, поцеловал. Как это произошло? Как она позволила ему провернуть с собой это? Это же невозможно!

Том коротко взглянул на неё и загадочно улыбнулся.

– Тебе нужно проветриться.

Множество эмоций схватили Гермиону за горло, заставляя задыхаться. Она разрывалась между своими ощущениями, до сих пор не веря в то, что сейчас это происходит с ней. Она прекрасно осознавала, что, каким бы это сном не казалось, их сближение было действительностью. Он встретил её в вестибюле, молча повёл к лесу, располагая к себе своей необъяснимой магией, выдал ей условие, которое, к слову, звучало невероятно и категорично, а потом совсем вскружил голову так, что она больше походила на неживую тряпичную куклу, которая легко позволяла манипулировать собой, как марионеткой. Она ярко чувствовала, как тепло Тома пронзало насквозь с самого начала их встречи, отгоняя плохие мысли и отвратительные ощущения. С каждой минутой это тепло становилось сильнее и назойливее, а она желала получить больше и больше. Какой чёрт дёргал её так желать? Зачем ещё утром она поддалась желанию найти Тома, когда логика вовсю кричала, что это плохая идея?

С глубоким сожалением Гермиона осознавала, что снова сама виновата даже в этом. Она отчётливо помнила, как он задал ей вопрос о желании получить большего, и она бездумно ответила, что желает. Том её не заставлял притянуться к нему, но она только сейчас начинала понимать, что это был тупик, в который он сумел загнать её и помочь выбрать именно эту пропасть, а не другую. Он снова поставил её перед несуществующим выбором, в котором пришлось выбрать верный ответ. Мысль о том, что Том всё время крался по её шагам за спиной, выискивая момент, когда та начнёт нуждаться в помощи, чтобы притянуть её к себе, остро резала сердце. Она попалась в ловушку, как в тот раз с Малфоем и его дружками, где Том сначала убил их, а затем поставил перед выбором: помочь ему или бежать от него, чтобы рассказать кому-то из профессоров о произошедшем. Он заранее точно знал, что она ни за что не пойдёт ни к кому и поможет ему в грязном деле. Так же и сейчас он точно знал, что она выберет его магию, а не щепетильные чувства, которые травили ей душу всё утро. Она выбрала его странное тепло, воспоминания о котором жалили нутро, а впившиеся от него острые иголки больно терзали нервные волокна, заставляя жаждать ощущения этой энергии, как она обволакивает её, как окутывает вокруг и мягко сжимает. Даже сейчас, трезво оценивая ситуацию без контроля специфических возможностей Тома, Гермиона осознавала и с тяжёлым сердцем признавалась себе, что по-прежнему её тянет схватить в свои руки неосязаемое чувство и не отпускать.

Действия Тома были до ужаса простыми и гениальными. Гермионе стало казаться, что он проделывает это с такой лёгкостью, с какой в уме складывает два и два. Ему ничего не стоило показать свою магию, показать, насколько она привлекательна, красива и сильна, подразнить ею все рецепторы Гермионы, заставить желать большего, а затем захлопнуть капкан, оставив её ютиться в нём, постанывая от боли впившихся острых зубчиков и от того, что восхитительная приманка исчезла, оставив за собой только сладкий привкус на языке и острые иголки, воткнутые в сердце. Злость на Тома и бессилие от ситуации заставляли напрягаться всё тело. Ей стало тяжело выносить осознание, что это всё была точно рассчитанная партия в игре, которая добровольно была ею проиграна. Гермиона добровольно запустила в свою кровь медленно отравляющий яд, который раскинул сердце и логику по разные стороны друг от друга. Сердце стонало от воткнутых иголок, требуя магии Тома и его взгляда, в котором было спрятано бесконечное количество необходимого, а логика рвала и сметала всё на своём пути, твердя, какая Гермиона глупая, безрассудная и слабая. Ей следовало бежать, тут же бежать, не оглядываясь! Ни к чему хорошему это не приведёт!

Бессилие и отчаяние отдёргивали разум, вверяя, что, если она даже сейчас убежит, то её всё равно подстерегут ещё в одной кошмарной ситуации и поймают. Эти чувства давили строптивость и воинственность, с которыми логика пыталась начать настоящий бунт, но жалобно ноющее сердце всё так же заставляло идти рядом с Томом и ждать, что он будет делать дальше.

Это было жестоко и уму непостижимо, как ловко Том обставил её в очередной раз, привлекая к тому, чтобы она добровольно сама сдалась ему в руки. До ужаса хитрый и умный Том. Он гениален!

У него был невозмутимый вид, а в глазах не было ни единого намёка на то, что он о чём-то размышляет или испытывает какие-то эмоции. Он и не показывал ни единого намёка на то, что не только прикоснулся к её губам, но и вдохнул в неё что-то странное и ужасно пугающее. То, что не поддавалось никакой логике и объяснению. То, что заставляло её идти рядом, а заодно и съедать себя мыслями.

– Говори уже, – неожиданно произнёс Том.

Он снова коротко посмотрел на неё, и Гермиона поняла, что слишком долго неотрывно разглядывает его профиль. Её лицо запылало от неловкости и злости. Она опустила глаза на мокрую траву, сжимая ладони в кулаки, и, пытаясь собрать в себе всю ярость, произнесла:

– Ты невыносим, знаешь?

– Серьёзно? – наигранно удивился он тут же не без насмешливой улыбки.

– Без шуток, Том, – проявив в себе всю твёрдость и раздражение, сказала Гермиона, до сих пор не поднимая взгляда. – Зачем ты это сделал? Ты хоть понимаешь, что так не должно было быть?

Неожиданно тот резко остановился, схватил за руку Гермиону, которая растерянно подняла на него взгляд и беспрепятственно притянул её к себе ближе. Та почувствовала, как кровь сошла с лица, вздрогнула от прикосновения, но не ощутила ничего похожего на проблески тепла.

– Это должно было быть. Я сделал то, что ты сама хотела, – ровным тоном отозвался Том. – Разве я принял за тебя решение?

Гермиона почувствовала бессилие от того, что его слова были чистой правдой – она сама хотела его магии и сама приняла решение.

– Ты не оставил мне выбора! – воскликнула она, преодолевая в себе желание отвести взгляд.

– Ты так думаешь? – елейным тоном спросил он, незаметно сократив расстояние между ними, и его глаза вспыхнули ярким блеском. – Разве ты не выбирала между тем, чтобы жадно насытиться мною или довольствоваться тем, что есть?

– Я выбирала между безмятежностью с тобой и отвратительными чувствами без тебя.

– Тогда хочу тебе прояснить один момент: я с самого начала дал тебе возможность ощутить спокойствие и приложил усилия на то, чтобы тебя не заботили неприятности, произошедшие вчера. Только этого тебе оказалось мало, Гермиона. Ты захотела ещё.

Она закусила губу и не смогла больше смотреть в глаза Тому. Её взгляд скользнул по нему вниз и рассеянно стал осматривать траву под ногами.

– Ты… снова вводишь меня в заблуждение, – медленно произнесла она, словно убеждая в этом больше себя, чем говоря это ему.

– Ты же знаешь, что я прав, – мягко произнёс Том. – Не отрицай. Ты прекрасно осознавала, что тебе нужно больше.

– Но ты же знал, что я выберу это, а не чувство отвращения и бесконечного страха!

– Конечно, знал! – то ли насмешливо, то ли ласково произнёс он.

Гермиона подняла взгляд и увидела, как на его губах заиграла нахальная улыбка.

– Тогда зачем ты это сделал? Для чего ты поставил меня перед выбором?

Неожиданно Том притянулся к ней ещё ближе, его взгляд моментально сменился на невинный и взволнованный.

– Неужели до тебя не дошло?

Гермиона невольно отшатнулась от него, чувствуя подступающий страх.

– До меня дошло, что твоё условие взамен на правду – это моя влюблённость, – осторожно и тихо отозвалась она.

– А тебе не приходило в голову, почему именно такое условие? – невинно поинтересовался Том.

Гермиона слабо качнула головой, и Том тут принял серьёзный вид.

– Мне кажется, моё желание твоего присутствия должно было хоть что-то тебе сказать.

Та тут же сделала в голове какие-то умозаключения и вдруг тихо засмеялась.

– Не-ет, только не говори мне, что…

Её смех смолк, и она заинтересованно посмотрела в непроницаемые глаза Тому. Брови сдвинулись в непонимании, а сама Гермиона стала ожидать объяснений. В этот момент губы Тома снова изогнулись в тёплой улыбке.

– Именно это.

– Но… – растерялась та, почувствовав, как сердце стало стучать быстрее и громче. – Это невозможно! Ты меня пытал! Ты делал мне больно!..

– Я делал тебе не только больно, Гермиона, – мелодично заговорил Том, отводя взгляд от неё и устремляя его вдаль. – Если я тебе скажу, что сначала пытался найти в тебе то, что меня разочарует, ты мне поверишь? Если я тебе скажу, что пытался сделать тебе больно только потому, что хотел заставить себя ненавидеть тебя, поверишь? Если я тебе скажу, что проявлял заботу в отношении тебя лишь потому, что не мог поступить иначе, поверишь?

Он на несколько секунд замолчал, затем медленно перевёл взгляд на ошеломлённую Гермиону и продолжил:

– Думаешь, я просто так каждый день следил за тобой? Думаешь, я от скуки наблюдал в библиотеке, пока ты выискивала обо мне информацию? Чего мне стоило спокойно наблюдать за тем, как трое твоих неприятелей избивали тебя? Или смеяться над тем, как ты пыталась убежать от кучки своих эгоистичных друзей, которые ошалели от того, что ты напала на преподавателя? Или остаться вчера на улице вместо того, чтобы торопиться тебе на помощь, пока один подонок пытался тебя изнасиловать? Если бы мне было плевать, я бы не помогал тебе, Гермиона. Я бы позволил тому мерзавцу избить тебя до потери пульса, позволил бы твоим однокурсникам поймать тебя, а тому ублюдку – успешно насладиться твоим телом.

От последних слов Гермиона сильно вздрогнула. Смешанные чувства вскружили ей голову. Слова Тома звучали мягко, убедительно и вполне логично. Она чувствовала ошеломление от неожиданного открытия и испуг от того, что этим открытием было странное влечение Тома к ней, которое было очень богато на жестокость и заботу, а теперь ещё и требовало взаимности. Она продолжала неподвижно стоять перед ним, не имея возможности пошевелиться, и неотрывно смотрела в блестящие глаза.

– Я бы не дал тебе свою магию, не показал бы, насколько она сильна, и… она не была такой, какой ты её чувствуешь. Пойми, что, если бы я хотел сделать тебе действительно больно, то… было бы очень больно.

Наконец, Том замолчал, продолжая наблюдать за ней пристальным непроницаемым взглядом. Гермиона некоторое время молчала, пытаясь хоть как-то принять услышанную информацию, и спустя минуту только смогла прерывисто произнести:

– Почему ты сразу не сказал?

– Разве я тебе не говорил, что ты не сможешь не то, что согласиться, но и услышать моё условие? Разве тогда ты смогла бы принять это?

Гермиона молчала, всё ещё не веря в происходящее, но Том терпеливо ждал, не добавляя ничего к своим словам. С минуту они стояли в тишине, глядя друг на друга, затем Том отвёл взгляд, взял её за руку и повёл по тропинке дальше к лесу, кромка которого была уже недалеко от них.

Гермиона шла рядом с ним, как во сне, и лихорадочно пережёвывала в себе услышанное. Выходит, Том с самого начала питал к ней странные чувства и пытался убедить себя в обратном, причиняя ей тем самым постоянную боль, но, поняв, что это бесполезно, устранял последствия своих пыток и спасал от расправы над ней других людей. Теперь ей было примерно понятно такое странное поведение Тома, всё было обоснованным, но сердце стал сжимать острый страх от того, что эти чувства испытывал такой жестокий, сильный и опасный волшебник, который ко всему прочему был убийцей. К ней чувствовал влечение человек, который привык добиваться всего любой ценой, и его не условием, а, скорее, желанием и требованием была её взаимность.

С этой пугающей мыслью она молча шла рядом с Томом и не сразу заметила, как они зашли в лес.

Её разрывали разные чувства, которые никак не могли примириться друг с другом. С одной стороны, её охватывал ещё больший страх и ужас перед таким человеком, как Том. Она ощутила себя загнанной ланью, которая всё время считала, что с успехом убегает от настигающего хищника, совсем не осознавая, что он готовится не к прыжку, а просто гонит её к ловушке. И вот, эта ловушка сработала – Гермиона сама подпустила к себе Тома и позволила появиться чувствам, которые стали давить с другой стороны. Она была в приятном ошеломлении от пережитых эмоций, которые смогла дать магия Тома. На задворках сознания до сих пор оставался осадок, который напоминал о сладости ощущений, заставляя её чувствовать в этом необходимость и пробуждая к этому пристрастие. И эти ощущения совсем не вязались со страхом.

Гермиона покосилась на ладонь Тома, которая держала её за руку, и ощутила в себе неудовлетворение от того, что это прикосновение не давало ничего необычного, оставляя её наедине со своими терзаниями. Взор устремился к лицу Тома, и она снова различила в его взгляде абсолютную отрешённость от мира, словно несколько минут назад он не высказывал ничего из того, что сейчас беспокоило её сердце и разум. Его тонкие губы были плотно сомкнуты, а непроницаемый взор невозмутимо разглядывал всё, что было впереди. Гермиона внимательно стала присматриваться к очертаниям лица Тома, снова убеждаясь, что они были необычайно красивыми, словно были высечены самыми искусными скульпторами, и пыталась разглядеть на коже едва видимое сероватое сияние, которое недавно ей удалось различить. Но ничего подобного она не могла больше уловить. Пережитое стало казаться миражом и глупым сном, за который Гермиона зачем-то усиленно цеплялась и не могла поймать.

И тут в голову пришло осознание, от которого она опешила и чуть ли не остановилась: если Том утверждает, что оказался в этом дне с ней в одно и то же время, то как он мог проникнуться к ней какими-то чувствами?

Именно с этого места её разум переставал видеть какую-то логику в происходящем. Может, всё-таки он в очередной раз обманывает её? Либо он обманул в своих неожиданных чувствах, либо обманул в том, что оказался с ней в этом дне одновременно.

Ощущая в себе новую волну злости, Гермиона собралась высказать свои мысли по этому поводу, но стоило ей приоткрыть рот, как рука Тома тут же выпустила её ладонь, а сам он ускорил шаг, оказываясь впереди, а затем остановился возле одного из деревьев и повернулся к ней. Гермиона тоже остановилась на безопасном от него расстоянии и настороженно посмотрела в ответ, ощущая, как пристально её оглядывают чёрные зрачки глаз. Она невольно огляделась, замечая, что это место кажется ей смутно знакомым, затем опустила взгляд вниз на землю и увидела, что Том стоит возле кучки листвы и сухих веток.