Текст книги "Прежде чем я влюблюсь (СИ)"

Автор книги: wealydrop

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц)

– Но я не собираюсь пить и…

– Брось! Если хочешь, то можем просто посидеть и поболтать, – отмахнулся Кормак и улыбнулся ей.

Гермиона задумалась на несколько секунд. Странно, но сейчас его общество совсем её не раздражало, а даже, наоборот, с ним было очень весело. Она не любила квиддич, но, оказывается, тот так интересно о нём умеет рассказывать, что можно и послушать, и посмеяться. К тому же Кормак решил вместе с ней не уподобляться остальным – сегодня в гостиной они вдвоём не будут пить виски.

– Хорошо, – согласилась Гермиона с улыбкой, – но только я не долго, потому что сегодня я очень устала и…

– Так, прекрати, – остановил её тот. – Сейчас я переоденусь, и мы продолжим. Сиди здесь и никуда не уходи.

И она осталась ждать Кормака. Но не успела Гермиона подумать о чём-то, как услышала недалеко насмешливый голос Лаванды:

– Пользуешься вниманием, которое так редко тебе выпадает?

Та посмотрела в её сторону и увидела рядом с ней Рона.

–Отвали, – тихо бросила Гермиона, сомневаясь, что та услышит, но Лаванда услышала.

– Ты совсем разучилась, как нужно разговаривать с нормальными людьми?

– Очевидно, ты ненормальная, чтобы общаться с тобой как-то по-другому, – с безразличием ответила Гермиона.

– Я тебя раздавлю, Грейнджер! Ты заплатишь за каждое своё слово, если сейчас же не извинишься…

– Что?

Наконец, Лаванда вызвала в ней интерес. Она повернулась всем своим корпусом в сторону однокурсницы, закинула ноги под себя и фыркнула:

– Раздавишь меня? Ты уверена, что я окажусь тебе по зубам?

– Ты – дрянь! Сломала мой подарок! Это был подарок моего Бон-Бона!

– Катись к чёрту со своим Бон-Боном! Я же сказала тебе: отвали от меня!

Рон, прислушивающийся к их разговору, изумлённо посмотрел на Гермиону, а лицо Лаванды побагровело.

– Как ты смеешь так разговаривать?! Как ты смеешь?!..

Половина присутствующих в гостиной стали прислушиваться к перепалке.

– Браун, заткнись! Неужели тебе нравится быть в центре внимания? Надо, чтобы все знали, что ты не умеешь правильно хранить подарки?

– Ты специально сломала мой шарик! Мой «туманный глазик»! Он лежал у меня на комоде, а ты его взяла и…

– По-твоему, мне заняться нечем, как себе ногу протыкать твоими безделушками?

– Ты – тварь!

Гермиона уже подскочила с места, чтобы выразить всю свою ярость и ненависть к Лаванде на глазах у всех, но в этот момент её слегка оттолкнул откуда-то появившийся Кормак, который загородил собой Гермиону и с неприязнью посмотрел на Лаванду.

– Придержи свой язык за зубами и думай, что говоришь.

Лаванда опешила. Она покосилась на Рона, который решил, что лучше всего дальше строить из себя человека, не понимающего ничего в этой ситуации, будто происходящее его не касалось.

– Ты хоть знаешь, что она сделала? – попыталась объясниться Лаванда.

– Да, знаю – научила тебя не раскидывать свои вещи, где попало! Тем более, если эти вещи – подарок от любимого человека.

Гермиона не удержалась от того, чтобы не выглянуть из-за плеча Кормака и не посмотреть на лицо Лаванды.

– Н-но… – начала она и замолчала, снова посмотрев на Рона, который хмуро взглянул на неё в ответ.

Радость от восторжествовавшей справедливости полностью поглотила сознание Гермионы. В этот момент она забыла обо всех неприятных событиях, которые произошли сегодня. Впервые Лаванда была сбита с толку, и аргумент, что Гермиона специально разбила шарик Уизли, уже никак не работал.

Толпа гриффиндорцев потеряла интерес к этой ссоре, Лаванда что-то быстро стала шептать недовольному Рону, уходя вместе с ним в другой угол комнаты, а Кормак повернулся к Гермионе, которая смотрела на него с искренним восхищением.

– Ну, что, ребята? Начнём? – послышался где-то голос Симуса.

Гермиона не слышала, что ему ответили, затем послышался голос подошедшей Джинни:

– Ну, что? Когда начнём?

И тут Гермиона вспомнила, что профессор Макгонагалл должна появиться второй раз.

– Кормак, ты не мог бы предупредить их о том, что было бы разумнее начать им веселье не раньше, чем через полтора часа? – попросила она и добавила: – Чтобы все младшие курсы ушли спать и не растрепали ничего завтра по школе.

Тот с улыбкой кивнул и оставил её на несколько минут одну. Гермиона обратно села в кресло и притянула к себе ноги, крепко обнимая их и слабо улыбаясь от того, что Лаванда, наконец, не смогла выставить её прокажённой. Такому стечению обстоятельств она была безумно рада. Ей было радостно и от того, что Кормак умело заступился за неё. И почему она раньше не рассказала ему об этом, чтобы посмотреть, как поведёт себя Лаванда? Хотя откуда было знать, что Кормак поведёт себя именно так, а не как-то иначе? Откуда ей было знать, что он так ловко несколькими словами поставит Лаванду на место?

Кормак вернулся к Гермионе, и ещё несколько часов они воодушевлённо разговаривали сначала о квиддиче, а затем обо всём вокруг. После того, как Макгонагалл проверила их второй раз, все гриффиндорцы начали веселиться, но ни Гермиона, ни Кормак не обращали на них внимания, поглощённые разговором. Впервые её не раздражала эта вечеринка.

– Что это за мантия на тебе? – неожиданно спросил её он, указав на вещицу.

Гермиона посмотрела на себя и поняла, что на ней была до сих пор накинута чёрная мантия Тома, которую он дал, чтобы она перестала мёрзнуть. В ней было так удобно и легко, что её совсем не удивило, как она могла забыть о ней. Уткнувшись в воротник мантии, она почувствовала тонкий и едва уловимый запах, напоминавший что-то из детства, но что именно, она снова не могла вспомнить.

– Это Гарри дал мне свою мантию, чтобы я унесла её в гостиную. Она ему мешала, – соврала Гермиона собеседнику.

Кормак больше ничего об этом не спрашивал. Так они просидели до поздней ночи, пока Гермиона не спохватилась, вспомнив, что сегодня собирается выяснить, где находится начало этого дня. Объяснив собеседнику, что очень устала и хочет спать, Гермиона попрощалась с ним, отправилась в спальню, и, как только оказалась там, тысячи мыслей закрутились у неё в голове.

На самом деле, Кормак был приятным молодым человеком, с которым можно поболтать обо всём. Он ни разу не сделал в её сторону неприятный жест, который как-то мог говорить, что он пытается подбить к ней клинья.

Гермионе очень хотелось спать, но она не могла себе позволить такой роскоши, потому что ждала наступление нового «сегодня». Она хотела увидеть, откуда на полу появится этот идиотский шарик.

Подумав о шарике, Гермиона тут же вспомнила, что её ждал с вечера Том для того, чтобы посмотреть, как выпадет снег. Она тут же подошла к окну и увидела тысячи и тысячи хлопьев, которые кружатся в воздухе и застилают землю белым покрывалом. Это было красиво.

Вряд ли именно это была его цель. Какое ему удовольствие смотреть вместе с ней на то, как падает снег?

Тем не менее, она не пришла, и что будет, когда она встретит его в следующий раз?

Да, Гермиона уверена, следующий раз не заставит себя долго ждать. Хотя бы потому, что она забыла отдать ему тёплую мантию.

И к этому разу она должна быть готова.

========== Глава 6. Другой день ==========

Белые хлопья не переставали витать в воздухе, из-за чего видимость была ужасной. Гермиона отвернулась от окна, запрыгнула на него и принялась вскользь оглядывать спальню девочек, слабо болтая ногами в воздухе.

Ей стало немного легче после того, как она рассказала Кормаку про этот шарик, который постоянно отравлял и без того ужасные дни. Она ощутила какое-то удовлетворение от того, что он выслушал, понял и, более того, заступился. Он повёл себя, как хороший друг, который был обеспокоен проблемами своей подруги, и дал то, чего не смогли дать её настоящие друзья – поддержку. Своим сонным разумом Гермиона сделала для себя вывод, что Кормак не так плох и отвратителен, как казалось раньше. Она его толком не знала, и как могла вешать на него эти грязноватые ярлыки? Может быть, он не умел быть обходительным и вежливым, чтобы с первого раза очаровать её, однако, если убрать его «неумение», то в целом Кормак был хорошим человеком и приятным собеседником, который умеет вести содержательный диалог, имеет хорошее чувство юмора и в трудной ситуации может стать отдушиной. Снова переживая непринуждённый и весёлый разговор, Гермиона понимала, что в тот момент она совсем забыла обо всех неприятностях. Забыла об этом замкнутом дне, об этом злосчастном шарике, о гневной Лаванде и жестоком Томе.

Сейчас же, повернув голову в сторону окна и посмотрев на падающий снег, она вспомнила о нём. Внутри что-то сильно сжималось, затрудняя дыхание, стоило подумать о пережитых днём ощущениях, которые вызвал в ней Том. Казалось, эти долгие минуты агонии она не забудет никогда в своей жизни. Разве может быть ещё что-то более жестокое? Как же это бесчеловечно – воспользоваться слабостями человека, чтобы сделать ему больно! И за что? За то, что она назвала его ублюдком.

Конечно, оскорбительное слово, но такое глупое и никчёмное, чтобы так жестоко и грубо реагировать. Как же ему пришла в голову мысль провести её по школе с раненой ногой и вытолкать на улицу, где Тому пришлось под конец тащить её практически на себе, потому что в последние минуты у неё не было сил даже нормально передвигать ногами?

Гермиона прекрасно осознавала, что Том был очень жестоким человеком. О каком милосердии он ей говорил? Неужели это значит, что он в голове проводит какую-то черту, которая заставляет его остановиться? Гермионе было сложно осознавать, что после таких жестоких действий Том мог себя останавливать и, более того, исправлять содеянное, называя это милосердием. Больше походило на игру, в которой он испытывал её, каждый раз давая шанс ускользнуть от самого худшего, проанализировать и восстановить силы. Но по итогу в конце игры, когда она будет изведена до бессилия, всё равно должна ждать встреча с противником один на один, где пощады ждать не придётся, и тогда… А что тогда?

Она не понимала, чего хотел от неё Том. В первые же дни он сказал, что готовится поставить ей какие-то условия, к которым, по его словам, сейчас она была не готова ни то, чтобы согласиться на них, а даже услышать. Но как, по его мнению, она согласится с его условиями, если он ведёт себя так жестоко и грубо? Почему он, наоборот, не пытается усмирить её пыл своим хорошим отношением? Зачем вызывает в ней злость и гнев? Зачем провоцирует быть «не собой»?

Гермиона спрыгнула с подоконника и прошла к своей кровати. Очень медленно она села на неё, закинула ноги по-турецки и посмотрела на балдахинные занавески. Ей нельзя было опускать взгляд вниз, иначе есть шанс уснуть и пропустить появление нового такого же дня.

Она нахмурилась, размышляя над тем, как Том её провоцирует. По существу Гермиона и без него была уже неуравновешенной, раздражённой и даже агрессивной. На самом деле, Том был таким же человеком, как и Лаванда, или Джинни, или ещё кто-нибудь, кто попадались под руку, и на кого Гермиона вымещала свою злость. Это осознание привело в недоумение. Выходит, она сама виновата, что Том с ней так обошёлся? Если же Лаванда в ответ визжала, Джинни грубила, Кормак хмурился, то Том мучал, проявляя этим всю свою жестокость.

Гермиона почувствовала тошноту – из-за этого чертовского дня она была не собой. Нервы натянулись, как струны, и близился момент, когда одна из них со звоном лопнет, не сдержав такого напряжения, и тогда… А что тогда?

Она не знала, что делать. Попытка взять себя в руки тут же не увенчивалась успехом, стоило Гермионе подумать о том, что “сегодня” повторится и завтра, и послезавтра, и до бесконечности, пока… наверное, пока Том не решит, что она готова принять какие-то его условия на то, чтобы узнать, что с ней происходит. От этого злость на Тома заиграла сильнее прежнего. Сейчас она осознавала, что буквально зависит от него.

Ну, почему же нельзя быть нормальным человеком и просто сказать то, что от неё требуется?! Она никогда не простит ему то, что он сделал с ней сегодня. И если это игра, то после этого она ни за что не будет играть по его правилам. В конце концов, если выбирать, быть ли игрушкой в чужих руках или жертвой жестокого охотника, то, наверное, лучше второе. До последнего вздоха она готова бороться, даже если предстоит ещё раз пережить таких же двадцать адских минут своей жизни, как сегодня. Пускай это и вызывает яростную злость, которая делает её не тем, кто она есть, – ей всё равно. А, может быть, она такая и есть, просто сама этого не знала?

Может быть, и не знала.

Гермиона посмотрела в сторону, где должен лежать шарик Лаванды, и отметила про себя, что там до сих пор ничего нет. Время давно перевалило за два часа ночи, но спальня пустовала. Значит, вечеринка ещё не закончилась, а следующий день не наступил.

Она медленно уронила голову к груди и глубоко вздохнула. Ждать было слишком тяжело, глаза закрывались, и сил больше не оставалось.

Нос уловил знакомый запах свежести, напоминающий что-то из детства. Он был таким приятным и волшебным, хотелось вдыхать его ещё больше и сильнее. Покосившись на чёрный воротник чужой мантии, Гермиона дала себе слабину и на несколько мгновений прикрыла глаза, глубоко вдыхая знакомый аромат, пытаясь вспомнить, что ей напоминал этот запах. Он был нежным, холодным и свежим, как раннее летнее утро в деревне, где только-только появлялось на горизонте солнце из-за невысоких холмов, по кромке которых стояли цепью зелёные и густые деревья.

Влажная свежесть от росы. Далёкий шум листьев и трав от прохладного ветра. Царящий в саду запах лилий и клеверов.

Гермиона резко открыла глаза, вспомнив, откуда она знала этот запах. В детстве, когда ей было не больше семи лет, родители каждый год уезжали летом на месяц в далёкую деревушку, где жила папина тётя, которая не любила городскую суету, предпочитая жить в одиночестве и выращивать лекарственные цветы и растения. У неё был небольшой домик, возле которого был расположен огромный цветущий сад, благоухающий разными ароматами. Каждое утро Гермиона любила вставать раньше солнца, чтобы застать его появление и ощутить, как холодные оранжевые лучи будут добираться от низких травянистых холмов до неё, по итогу окрашивая кудрявые волосы в соломенный цвет, который тогда ей так сильно нравился. И каждый раз, пока она ждала занимающееся над горами солнце, бабушка заваривала душистый чай с ароматом бергамота, имевший невероятный вкус, благодаря которому ощущения от холодных лучей солнца, влажной травы и свежего воздуха только усиливались.

Это был запах бергамота.

Гермиона притянула к себе воротник с этим запахом и снова прикрыла глаза, пропадая в далёких воспоминаниях. Наверное, дни, проведённые у бабушки, были самыми прекрасными из всех лет её детства и отрочества. Там она ощутила всю красоту природы и окружающего мира. Красота была прохладной, пьянящей своей молодостью и свежестью. А в дни, когда солнце не могло пронзить своими лучами антрацитовое небо, которое темнело на глазах, предвещая дождь, эта красота становилась ещё более холодной, загадочной и свежей.

Самое прекрасное антрацитовое небо, имеющее такой же цвет, как глаза носителя этой мантии. Такое же леденящее и устрашающее своей величественностью. Такое же жестокое и невозмутимое. Такое же прекрасное и очаровательное…

Гермиона вздрогнула и резко открыла глаза. Она не сразу поняла, что голова лежит на подушке, а сама она укрыта тёплой мантией, натянутой до глаз. Тонкий запах бергамота по-прежнему щекотал нос, не давая оправиться ото сна, но через несколько мгновений Гермиона откинула от себя мантию, послужившей ей этой ночью одеялом, резко села на кровать и посмотрела на пол.

Стеклянный шарик уже был на месте.

Она пропустила этот момент! Уснула! Не увидела, как появляется этот идиотский шарик на полу!

Взгляд Гермионы упал на мантию, лежащую на кровати.

Чёртов запах, усыпивший в воспоминаниях! Чёртов Том со своей тёплой мантией!

Злость рекой обрушилась на неё. Ей показалось, что, что бы она ни делала, ей не подобраться к тайне повторяющегося дня ни на шаг. Не сдержав в себе яростно пылающее сознание, Гермиона подорвалась с кровати, подбежала к шарику, схватила его и со всей силы кинула в стену. Звон разбитого стекла заставил броситься в ванную комнату и закрыться там. Смесь испуга от содеянного в порыве бешенства и психованность заставили затаить дыхание, прислушиваясь к тому, что происходит в комнате. Она думала, что тем самым разбудила Лаванду или Парвати, но, просидев в тишине несколько минут, Гермиона поняла, что никого не разбудила. Она тут же встала, подошла к раковине, быстро умылась и вышла из комнатки, чтобы переодеться. В спешке надевая на себя первую попавшуюся одежду и обувая ботинки, Гермиона внимательно посмотрела на Лаванду, безмятежно спящую на своей кровати. Интересно, что с ней будет, когда та увидит разбитый подарок Рона? Увы, в этот раз, если Лаванда обвинит её в содеянном преступлении, она будет права, и ей останется только признать своё ужасное деяние.

Но Гермионе было плевать на это. Было плевать на этот шарик, потому что завтра он будет снова целым. Было плевать на обвинения Лаванды, потому что завтра они могут повториться, или же Гермиона просто убережёт подарок Рона от поломки, и Лаванда с ней не обмолвится и словом.

Она схватила мантию Тома, вышла в гостиную и увидела Джинни, которая пробудила в ней раздражение из-за своего недовольного взгляда. Замедлив шаг, Гермиона глубоко вздохнула, чтобы найти в себе остатки самообладания, и направилась к выходу, молясь, чтобы Джинни не заговорила с ней.

Какая глупая надежда! Она же знает, что Джинни заговорит с ней! Она даже знает, что та скажет ей!

– Гарри вчера сказал, что ты весь вечер провела в библиотеке.

– Ну, и что?

– Как что? – сильнее нахмурившись, спросила та, посмотрев на подругу. – Тебя не беспокоит сегодняшняя игра? Если ты не помнишь, то…

– Я помню, сегодня квиддич, – не скрывая раздражения, отозвалась Гермиона, проходя мимо Джинни.

– Это уже не заходит ни в какие ворота, Гермиона! Ты только и делаешь, что пропадаешь в своей библиотеке! – продолжала показывать недовольство та, следуя за ней.

– Послушай, Джинни, тебе не всё ли равно, где я провожу своё время? Меня не интересует эта дебильная игра, неужели не понятно?

Джинни широко раскрыла глаза и не сразу нашлась, что ответить.

– Ты хочешь сказать, что тебе плевать на то, победим мы сегодня или нет? – изумилась она.

– Абсолютно плевать, – качнула головой Гермиона, теряя интерес к разговору.

Они стали спускаться по лестнице, и та ускорила шаг, чтобы от неё отстала Джинни, чувствуя, что скоро не сможет держать себя в руках от кипящей внутри злости на всё, что вокруг неё происходит в который раз. Но Джинни не собиралась отставать. Она и без этого была на нервах от предстоящей игры, а тут ещё и Гермиона разговаривала с ней так, будто та была для неё пустым местом, а не подругой.

– Я тебя немного не поняла, – с возмущением обратилась к ней Джинни, чувствуя повисшее между ними напряжение и раздражение, – ты сейчас серьёзно?

Гермиона резко остановилась, закатила глаза и ответила:

– Мне плевать на вашу игру! Как тебе ещё это объяснить?! Оставь меня в покое! Оставьте меня все в покое! Почему вы вечно встречаете меня с недовольством?! Надоело!

Она не сдержалась и скрипнула зубами, ощущая, как самая тонкая струна души натянулась до предела и готова лопнуть. Очень-очень скоро они начнут лопаться поочерёдно, потому что такое стерпеть уже было невозможно. Невозможно было слышать постоянный визг Лаванды и попытки унизить Гермиону, обвинив в желании рассорить с Роном. Невозможно было в который раз слышать недовольство Джинни, которое так осточертело, что тошнило уже лишь от одного вида младшей Уизли, которая то и дело всплывала в голове со словами о том, что Гермиона скучная и нудная. Хотелось доказать всем обратное. Хотелось, чтобы все они увидели, что она не скучная и способна совершать такие поступки, от которых у них волосы могут встать дыбом. Хотелось сбросить с себя ярлык под названием «правильная Грейнджер» и стать «неправильной Грейнджер».

– Тебя сегодня ничем не поили? – озадачилась Джинни, которая пребывала в смеси изумления и раздражения.

– Почему меня сразу должен кто-то опоить?!

– Ты очень странно себя ведёшь…

– Я нормально себя веду! Это ты по-прежнему считаешь, что я скучная заучка Грейнджер, которая даже злиться не умеет! Ваши тупые предрассудки у меня уже в глотке стоят! Просто оставьте меня все в покое!

И тут Джинни вскипела. Она снова нагнала Гермиону, схватила её за локоть и с силой развернула к себе.

– Какого чёрта ты со мной так разговариваешь? Что я тебе сделала?

– Ты уже достала меня со своей библиотекой и этой идиотской игрой! Я устала! Устала! – перешла на крик Гермиона, вырывая свой локоть из чужой ладони.

– Да как ты… как ты можешь со мной так разговаривать?! – стала задыхаться от возмущения Джинни.

Её лицо исказилось от нахлынувшего гнева, и её гнев подхватила Гермиона.

– Ты меня не слышишь? – чуть ли ни шипя, произнесла она. – Оставь. Меня. В покое. Всё! Просто оставь!

– Да, катись ты к чёрту! – не выдержала Джинни, всплеснув руками. – Ещё подруга называется!

Лицо у Гермионы вытянулось от изумления и бешенства.

– Подруга называется?! Моя подруга попыталась бы меня успокоить и выслушать! А ты?!

– Ты сходу накинулась на меня!..

– Я всего лишь сказала, что мне не интересен квиддич! А ты как будто бы никогда не знала! Словно я тебе тайну какую-то открыла!

– Нет, не знала! Ты всегда с энтузиазмом смотрела все игры!

– И какая ты подруга, если ты даже не знала, что мне абсолютно плевать на квиддич?

Джинни плотно сжала губы и со злостью посмотрела на Гермиону, невольно коснувшись кармана, в котором лежала волшебная палочка. Та проследила за этим жестом и истерично рассмеялась.

– Ну, давай, ещё достань палочку. Хочешь подраться что ли? – насмешливо подзадоривала её Гермиона, полностью растеряв всё самообладание.

– Такого я от тебя не ожидала, Гермиона, – сдерживая кипящую внутри ярость прошелестела Джинни в ответ, отпустив карман.

– Конечно! По вашему мнению, я же могу только в библиотеке сидеть, как книжный червь, да рыдать, наблюдая за счастливой парочкой в виде твоего братца с этой истеричкой!

Джинни приоткрыла рот, чтобы что-то ответить, но так ничего и не сказала. Она отвернулась, обошла Гермиону, слегка задев плечом, и направилась дальше.

Гермиона проводила её прожигающим взглядом, затем огляделась по сторонам и побежала вниз. Она знала, что от злости кусок в горло даже не залезет, поэтому с безразличием прошла мимо Большого зала, в который заходили возбуждённые студенты, и направилась к лестнице, ведущей в вестибюль. Гермиона быстро спустилась вниз и вышла на улицу, попутно накидывая на себя тёплую мантию Тома, которая оказалась в руках как нельзя кстати, ведь она даже не собиралась покидать сегодня школу.

Она быстро пошла по дорожке в сторону леса, желая скрыться ото всех. Ей совсем не хотелось встречать сегодня ни Лаванду, которая при первой же возможности обрушит на неё свой гнев, ни Джинни, с которой они неплохо повздорили, и Гермиона от этого не испытывала ни жалость, ни чувство вины. И казалось, возле леса она не встретит Тома, ведь он даже не додумается искать её там, даже если каждый день и ищет, в чём приходилось сомневаться. Гермиона признавалась себе, что боялась встречи с ним, ведь она не пришла к нему вечером. Если он жестоко помучил её за никчёмное оскорбительное слово, то страшно было представить, что он может сделать из-за того, что было не выполнено его желание. Больше чем за неделю Гермиона поняла, Том становится невыносимо беспощадным, если что-то шло не так, как ему хотелось.

– Посмотрите, кто тут у нас!..

Гермиона вздрогнула и обернулась.

– Мисс грязнокровка! Собственной персоной!

– Завали свою пасть, Крэбб! – сверкнув глазами, отозвалась та, нащупывая в кармане волшебную палочку.

– Что ты сказала? – с вызовом зашипел тот, делая несколько шагов к Гермионе.

– Тебя не учили, с более высокими по статусу волшебниками нужно обращаться с уважением и почтением, Грейнджер? – вступил в разговор Малфой, подходя к той ещё ближе, чем Крэбб.

– Если ты считаешь, что хорьки вроде тебя выше по статусу, то боюсь тебя разочаровать… – усмехнулась Гермиона.

– Ах ты тварь! – выругался тот, доставая волшебную палочку из кармана.

Верные дружки Малфоя в два счёта обступили её, доставая свои палочки, и тут что-то щёлкнуло в голове у Гермионы. Мгновенно она осознала, что у неё нет никакого преимущества хотя бы потому, что не хватит времени достать оружие из кармана. Но, кажется, шансы треснуть Малфоя по морде все же есть.

Сделав неожиданный выпад, она с короткого размаха всем корпусом лягнула на Малфоя, и костяшками пальцев зарядила в переносицу. Тот охнул, выронил палочку и согнулся пополам, пряча лицо. Его пальцы сразу же измазались в крови. Крэбб и Гойл среагировали не сразу, замешкавшись от вида изувеченного Малфоя, но этих секунд Гермионе хватило на то, чтобы выхватить свою палочку и отбить первые заклинания дружков Драко. Она быстро стала отступать от парочки взбешённых громадных парней, готовых задушить её голыми руками.

– Оставьте эту мразь! С ней разберёмся потом! – простонал Малфой, подбирая одной рукой палочку с земли, а другой держась за кровоточащий нос.

– Ты ответишь за это, грязнокровка! – крикнул напоследок Гойл, отступая назад к другу.

– Тебе конец! – поддержал его Крэбб, и оба поравнялись с Малфоем, направляясь в сторону замка.

Гермиона проводила их прищуренным взглядом, испытывая внутри такое бешенство, от которого появилась тошнота. На удивление этот день был самым худшим из всех предыдущих. Встретить Малфоя со своими дружками, оскорбляющих ее, да так, что это сверхневозможно терпеть. Гермиона задрожала. Первая струна души с треском лопнула, а следом подготовились лопаться другие. Она переступила предел своего терпения и сдержанности, и даже ноющая боль в кулаке от удара не могла привести её в чувство.

– Гриффиндорская безрассудность, – фыркнул за спиной Том.

Гермиона резко развернулась. Глаза налились кровью, а разум быстро оставил наедине с рвущимися наружу эмоциями.

– Ты!.. Как ты нашёл меня! – дрожащим от негодования голосом крикнула она.

– Ты рассчитывала спрятаться от меня? – насмешливо спросил тот.

– Вы можете просто все оставить меня в покое?! – ещё громче воскликнула Гермиона, сжимая кулаки и ощущая, как костяшки на правой руке застонали ещё сильнее.

– На что ты рассчитывала, когда сцепилась с этими типами? – с усмешкой продолжил Том, игнорируя крики Гермионы. – Неужели в твою умную головку не пришла мысль, что они голыми руками размажут тебя по стенке?

– Какая тебе к чёрту разница?! Эти ублюдки такие же невоспитанные, как и ты! Чего тебе надо от меня снова? Я не собираюсь терпеть все твои выходки!

– Я могу вылечить тебе руку, – мягко ответил Том, кивнув на ноющую ладонь. – Она же болит.

Гермиона стала задыхаться от ярости. Вчера он изувечил её так, что она чуть не потеряла сознание, а сегодня предлагает вылечить руку. Он что, издевается?

– Вылечить руку? Тебя сегодня никто по голове не ударял?

– Видимо, тебя следует ударить хорошенько по ней, чтобы мозги встали на место, – с насмешкой отозвался Том.

И снова Гермиона поддалась гнетущим эмоциям. Такое отношение уже было невозможно снести, поэтому она быстро приблизилась к Тому и так же резко замахнулась на него, как несколько минут назад на Малфоя, но вместо лица, кулак встретился с ладонью, которая тут же сжала болезненно ноющие пальцы.

Том снова воспользовался её слабостью и завёл руку назад, да так, что невыносимая боль током пробежалась по всей руке до плеча. В следующее мгновение Гермиона ощутила, как что-то сбило её с ног, и она повалилась на грязную пожухлую траву. Рука вывихнулась ещё сильнее, и она закричала, дёрнувшись всем телом к нависшему над ней Тому, чтобы уменьшить болезненные чувства в плече.

– Отпусти! – взвизгнула она.

Её окутанный пеленой от слёз взгляд нашёл тёмные глаза, и в них она различила недовольство и раздражение.

– Очевидно, ты не понимаешь по-другому, Грейнджер, – прошипел ей в лицо Том и сильнее сжал кулак, отчего та застонала.

Всё, что угодно, но только не очередные муки! Гермиона с испугом замерла, ожидая, что будет дальше.

– Отпусти, – прошептала она, борясь с болезненным ощущением в плече и пальцах.

Том на несколько секунд замер, пронзая острым взглядом, затем отпустил руку и тут же вцепился ей в горло, опуская ниже и прижимая Гермиону к земле. Его вторая ладонь взяла за запястье левой руки с точным расчётом на то, что больной правой рукой она не сможет дать достойный отпор. Тем не менее, следуя инстинкту самосохранения и преодолевая боль, Гермиона вцепилась в руку, держащую за горло, и попыталась разжать холодные пальцы.

– Мне начинает казаться, что тебе нравится испытывать муки, – оскалился Том, сдавив её шею сильнее.

В очередной раз в глазах Гермионы стали появляться тёмные пятна, которые не давали полноценно видеть действительность.

– Что… ты… хочешь? – сдавленно и прерывисто прошептала она.

Том опустил глаза вниз и, вздохнув, тихо ответил:

– Чтобы ты слушалась меня.

– Я… не буду… этого делать, – выдавила она, зажмурив глаза.

Гермиона приложила все усилия, чтобы убрать руку Тома с шеи, но кроме болезненных ощущений в костяшках она ничего не достигла.

– Во-первых, я сказал тебе явиться вечером, а ты не пришла, – ровным голосом произнёс тот. – Во-вторых, это было условие для того, чтобы я отпустил тебя вчера. Я отпустил, а ты не выполнила свою часть сделки. Ну, и в-третьих, у тебя осталась моя мантия, которую я любезно одолжил тебе, чтобы ты перестала мёрзнуть.

– Забери её, – сквозь зубы отозвалась Гермиона.

– За это не переживай, – самодовольно улыбнулся Том. – На твоём месте я бы переживал за первый и второй пункт.

– Я уже сказала, что… не собираюсь тебя слушать, – с придыханием отозвалась та.

– Что же, тогда и мне придётся вернуть вспять твою вчерашнюю просьбу, – медленно произнёс Том, склонившись над Гермионой ещё ниже, – и сегодня забыть о твоих просьбах – отпустить тебя.

Его пальцы стали сильнее сдавливать горло, и у той началась самая настоящая паника. Неужели он решил прикончить её?..

Всё её существо встрепенулось. В глазах мгновенно потемнело, она забилась ногами о землю, изо всех сил пытаясь отцепить прилипшую к шее руку, но неожиданно для самой себя Гермиона нашлась, что сделать: её ладонь отпустила холодные пальцы, и в следующую секунду кулак резко соприкоснулся со щекой Тома. Тот ослабил хватку, давая возможность глубоко вдохнуть несколько раз воздух. В это же мгновение Гермиона запустила свою руку в карман чужой мантии и выхватила оттуда свою палочку, направляя её перед собой, борясь с темнотой в глазах. Но её палочка тут же была выдернута из рук, а после этого послышался хруст дерева.