Текст книги "В чём измеряется нежность? (СИ)"

Автор книги: Victoria M Vinya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)

– В завершении своей речи, очевидно, утомившей вас, ― с улыбкой добавил председатель, ― хочу добавить, что сержант Андерсон не хотел огласки. Как и всем нам, ему дорога неприкосновенность частной жизни. Учитывайте это, задавая вопросы. – На переднем ряду подняли руку. – Да, да?

– Эдвард Вашингтон, журнал «Новое время», ― скороговоркой представился журналист. ― Простите, но я не понимаю, о какой деликатности может идти речь в данном случае. Сержант Андерсон ― представитель закона, а машинам не положено повышение в данной сфере, так что мы имеем право знать, кем и чем он стал. Его случай уникален и лишён аналогов в прошлом.

– Закон защищает его права в равной степени с вашими, мистер Вашингтон. Это не обсуждается.

Коннор напрягся, сцепив перед собой руки в замок, и устремил непроницаемый взор сквозь публику. На его губах дрогнула натянутая улыбка добродушия.

– Так что вы хотели узнать, мистер Вашингтон? ― бесстрашно поинтересовался он.

– Пожалуй, начну с основного.

– Хорошо, я слушаю.

– Кем вы себя теперь считаете? На биологическом и общем уровне.

– До сих пор не могу себе ответить на данный вопрос. Я хотел определённых вещей, для которых мне недоставало функционала. Из-за этого не мог почувствовать себя счастливым. По факту я ― биоробот, соединение живого и неживого. Но ощущаю себя чем-то вроде свалки функций, которые мне нужны. – Рваная усмешка. – Всё ещё не могу говорить «мы» про себя и человечество. Но и про себя с андроидами теперь тоже: им не постичь того, чем я стал.

– Меган Кларк, 9-й канал, ― без ярко выраженных эмоций представилась девушка в очках. ― Как биологический вид вы способны размножаться естественным путём?

– Эм… нет. Нет, это невозможно, ― насколько это было в его силах, сухо произнёс Коннор. Он заметил, как новый вопрос зажёг азартом лица присутствующих, определяющих в своей голове степень дозволенности.

– У меня вопрос к Майклу Грейсу! ― Поднял руку человек в белом свитере. ― Как много времени заняла разработка этого проекта? Что вас вообще побудило бросить себе столь сложный вызов?

– Довольно долгое время мои идеи были в пассивном состоянии, на уровне чертежей и 3D-моделей. Это были мечты. Но знакомство с Коннором заставило меня поверить в их осуществимость. К тому же его особенности как машины помогли мне с практической частью – вычислениями и подбором материалов. Побудило же меня обещание самому себе, ― добавил наотмашь, избегая подробностей.

Коннор мысленно восхитился тем, как ловко его другу удалось обойти сокровенные подробности прошлых переживаний, связанных со смертью Дерека. Сам же он боялся впасть в ступор.

Вопросы посыпались градом. Войдя в раж, некоторые забывали представляться да уже и не считали нужными пустые формальности, понимая, что время конференции ограничено.

– Мистер Грейс, вы планируете развивать вашу технологию на более высоком уровне?

– Вглубь ― да. Хочу ли я поставить это на поток? Пока не уверен.

«Считаете ли вы этичным ваш эксперимент?», «Как долго происходила трансформация мистера Андерсона?», «Сколько в нём от машины и сколько от человека?», «Будете ли вы сотрудничать с военными?» раздавалось из разных уголков зала. Подключились работники гуманитарных наук, задавая различные философские вопросы о грани между человеческим и искусственным в Конноре. Майкл заметил, что в зале находились и девианты, но те пока отмалчивались, видимо, выжидая подходящего момента.

– Мистер Андерсон, скажите, почему вы вообще решились на перемены? У машины ведь столько преимуществ перед людьми! Вас устраивает результат? Не жалеете о том, чего лишились?

– Вот прямо сейчас жалею, что с трудом запомнил все заданные вами вопросы! ― Он измождённо рассмеялся. ― Но я постараюсь ответить по существу. ― Собрался с духом, доставая из памяти прежние чувства. ― Понимаете, всё своё время я проводил с людьми и почти никогда ― с андроидами. В итоге вернулся ко мнению, что, сколько бы во мне ни проснулось эмоций, я не человек. Между тем близость с дорогими людьми рождала во мне любопытство. И стыд. За то, кем я был. Быть собой – роботом – вдруг стало отвратительно. Я понял, что начал стыдиться быть целиком собой. Мои переживания породили много лжи…

В одно из высоких окон пролился озорной бледный луч. Невесть почему знакомый. Совсем как тот самый луч… Коннор больше не сидел в зале под пристальным вниманием толпы. Не слышал голосов, не видел однообразных любопытных лиц. Его унесло с собою лето – такое давнее, такое светлое, осевшее в памяти ненавистными цветастыми мазками. Лето, рассёкшее грязными царапинами коленку одиннадцатилетней Мари, соскочившее горячим лучом на её щёку, упавшее в урну облизанным фантиком от мороженого, улетевшее желтокрылой бабочкой с бархатистого лопуха.

Куда же они ехали? Разве теперь вспомнишь?..

Мари изнывала от жары, вредничала и строила ему рожи в автобусе, переполненном пассажирами.

– Ну долго там ещё? – Она цокнула, почесав локоть, который щекотали ворсинки на сумочке сидящей рядом старухи.

– Уже скоро, – успокаивал её Коннор, понимая, что для ребёнка это самое «скоро» подобно вечности.

На остановке в салон вошла компания из трёх андроидов, сделав тесноту невыносимой.

– Дурацкие пластмасски сейчас задушат меня! – прошептала с наигранной драматичностью, затем надула щёки и дурашливо скосила глаза, обвив руками торс своего друга. Парень-андроид из компании случайно поёрзал спиной о её затылок. – Ну, не лохматьте меня! – капризно пролепетала Мари, приложив ладошку ко взмокшему затылку.

– Ой, простите, пожалуйста, мисс, – излишне учтивым тоном извинился незнакомец.

Мари брезгливо повела плечом и крепко прижалась скулой к груди своего друга, ища в их близости спасение от суеты и тесноты. «Тук-тук, тук-тук», – тихо стала напевать себе под нос механическую песню тириумного насоса. Коннор бросил нервный взгляд на потолок, дотошно изучая траекторию полёта мухи, пока под пластиковым корпусом сходили с ума электрические искры страха. Страха, что она узнает в биении его сердца фальшь. Искусственность.

– Кошмар! – Она увидела своё отражение в стеклянных дверях. – У меня теперь «петухи» торчат!

– Какие ещё «петухи»? – Коннор ласково засмеялся, убирая ей за уши выбившиеся из причёски пряди.

– Да вот же! – Мари взлохматила себя обратно и принялась расплетать обе косы. Каскад пушащихся волос мерзко облепил вспотевшие плечи и шею.

– Ну, и каков теперь план, лохматое чудовище? – В тёмно-медовой радужке блеснула весёлая мягкость.

– Вот я дура… Жарко так теперь.

Наконец двери протянули спасительные объятия желающим выйти на остановке рядом с торговым центром, и автобус выплюнул большую часть пассажиров на улицу. Мари громко вздохнула с показным облегчением, ловя ртом свежий воздух. Раскалённый салон понемногу начал остывать.

– Иди-ка сюда и замри.

Коннор развернул любимое лохматое чудовище спиной к себе и заботливо расчесал пальцами спутанные светлые пряди. Энергичные слаженные движения пальцев сплетали из тонких шелковистых нитей волос чудесный узор.

Машинная точность. Дружеское тепло.

– Это что, колосок?! – счастливо взвизгнула она, ощупывая макушку.

– Так, не балуйся, а то испортишь мой шедевр! Посмотришь, когда закончу.

– Колосок! Колосок! – напевала Мари, нарочно качая головой, чтобы позлить его. – Я знаю, что колосок.

«Да, вот так, замри: твоя дурацкая пластмасска хочет прикоснуться к тебе…» – В груди сгустился электрический страх. Коннор испытывал себя, рисковал нелепо раскрыться. И ничего не мог сделать с неутолимым желанием быть с ней самим собой. Отбросить осточертевшую ложь и чувство вины. Хотя бы раз. Хотя бы украдкой.

Бионическая кожа кисти плавно деактивировалась, обнажив белый гибкий пластик. Коннор вдохнул поглубже бесполезного, ненужного воздуха и легонько опустил руку на маленькое покатое плечо, нежно обвёл окружность и остановился, едва касаясь кожи подушечкой среднего пальца.

– Всё уже? – Она внезапно обернулась, зажмурив один глаз, и её рот растянулся в хулиганской улыбочке.

Мари не успела заметить, как Коннор пугливо и своевременно активировал кожу обратно. Но заметила, как с его лица сошёл оживлённый задор, сменившись непонятной ей тоской.

– Ты чего такой грустный?

– Тебе кажется. Просто духота разморила…

Она и забыла, что хотела полюбоваться причёской в отражении окон: всё с беспокойством вглядывалась в лживое лицо своего ангела, не понимая, почему он не хочет делиться с ней своими печалями. Хмыкнула и покачнулась, шлёпнувшись спиной о его живот. Затем ещё раз. И ещё. Захихикала и стала ударяться сильнее, пока Коннор не блокировал очередную «атаку», обхватив Мари обеими руками и тесно прижав к себе. Затем легко и весело поцеловал её в висок.

Наверное, тот день пах её малиновыми жевательными конфетами, кондиционером для белья, пропитавшим его белую рубашку, горечью отцветающих пушистых одуванчиков (как она смеялась, носясь вдоль тропы в парке, сдувая с них дымчатые головки!). Вне всякого сомнения, теперь Коннор мог бы и выдумать себе эту странную помесь гадких выхлопов и сладкой свежести. Но ему всё равно не узнать, как пах тот самый день. Потому что каждый новый день пахнет по-своему, уверяла его Мари…

– Мистер Андерсон? Вы слушаете? ― безликое эхо чужого голоса выдернуло его назад. Дорожка летнего парка, облитая солнечным светом, растаяла, и Коннор с тоской оглядел блёклое помещение.

– Я здесь, честное слово. Уход в спящий режим мне больше не доступен, ― отшутился, бесцветно улыбнувшись.

– Вам мешает жить физическая боль?

– Совру, если скажу, что не мешает. Боль довольно скверный индикатор неисправности: диагностика системы куда надёжнее. ― Коннор ослабил галстук, нервно пригладил бровь. ― Я даже не смогу подобрать внятных сравнений, чтобы описать моё первое знакомство с этим чувством. Для, того, кто прежде не ощущал ничего, боль ― это прижизненный ад…

Сквозь гудение ламп и шум микрофона в его уши ворвался собственный крик. На его лицо вновь лилась кипящая лава нестерпимого нечто ― без оболочки и без формы. Нечто завладело каждой клеткой, каждой мыслью, росло и множилось, поглощая целиком и уничтожая. Словно вчера он лежал на операционном столе в лаборатории Майкла ― разобранный на куски и собранный вновь из боли и ужаса. Ребёнок микросхем, проводов и алгоритмов, приговорённый к страданиям, о которых грезил в бессчётных цифровых снах.

– Но всё же это была неизбежная жертва. В некотором смысле это вроде как деградация, ведь человечество прикладывает столько усилий, чтобы минимизировать боль, сопровождающую всё его существование… Хотя боль многому научила меня. Сделала острее сострадание.

– Судя по всему, этот опыт просто невероятен. И он так полезен в условиях новой эпохи, когда мы изо всех сил наводим мосты между людьми и пробудившимися андроидами.

– Вы сейчас очень верно подметили, ― подключился Майкл. ― Когда я думаю о разрушительной стороне человеческой натуры ― о жестокости друг к другу, животным и потребительском использовании ресурсов планеты ― понимаю, что нам есть чему поучиться у машин, в которых запрограммировано бережное отношение к природе. И теперь у Коннора есть уникальная возможность взглянуть на мир глазами обеих сторон.

– Так выходит, с помощью столь революционной технологии мы можем всех девиантов сделать нормальными? ― прозвучало из конца зала.

– Уверен, большинство девиантов и так считает себя нормальными… ― Коннор немного смутился. ― Не нормальным себя считал конкретно я.

Присутствующие в зале андроиды одарили молчаливым презрением выступившего журналиста. Атмосфера заметно накалилась. Отовсюду тянулись руки, раздавались выкрики, что мгновенно перемешивались в один непонятный гомон. Пока один из них не прозвучал громче остальных:

– Мистер Андерсон, вам нравится секс?

Коннор почувствовал, как мурашки пронеслись не только по спине, но и по всем внутренностям разом. Внезапная бестактность была частым явлением на службе: во время допроса преступники нередко пытались перехватить инициативу и застать его врасплох оскорблениями или непристойными вопросами, но он стойко держал удар. Эта бестактность была совсем другой ― публичной, глупой, невинной. Под канонаду зашедшегося сердца и пульсацию крови на щеках он снисходительно улыбнулся в ответ:

– А вам?

В толпе прокатился хохот, и Коннор расслабленно выдохнул. Наконец руку поднял один из девиантов.

– Зачем вам диод? Он до сих пор выполняет какую-то функцию?

– Из практических ― никакую. Это было… сентиментальное желание. Он просто держит мою связь с прошлым. Напоминает о том, кто я такой на самом деле.

– Обращаюсь к Майклу Грейсу! Скажите, в ближайшее время мы ещё увидим модифицированного вашими усилиями андроида?

– Как я уже говорил, вопрос о повторных операциях остаётся открытым. Наш метод был экспериментальным, и его успех во многом состоялся из-за силы воли самого Коннора и ряда случайностей. Мой друг осознанно пошёл на риск, даже вопреки моим опасениям. Я бы не хотел вновь подвергать опасности чью-то жизнь. Наша разработка нуждается в дальнейшем детальном изучении и составлении программы, прежде чем я решусь заявить, что «готов оживить всех желающих». ― Обвёл взглядом присутствующих, затем посмотрел на дисплей своего телефона. ― На сегодня всё. Спасибо участникам.

Поднялся гул. Майкл дёрнул Коннора за рукав и кивнул в сторону выхода. Голодные журналисты провожали их до автомобиля, желая ухватить хотя бы ещё кусочек сенсации. К счастью, их муравьиные фигурки и стены здания постепенно уменьшались и в итоге скрылись за первым поворотом. В душе Коннора царили хаос и смятение. Хотелось, чтобы как можно скорее наступило завтра, вернулась полицейская рутина вместе с дурацкими шутками Гэвина, над которыми смеётся он один, ворчание Хэнка и уютные вечера дома перед телевизором в компании Сумо.

Поздним вечером вышел прогуляться в одиночестве. Голова гудела от несмолкающих мыслей, навалилась гадкая усталость, и хотелось поскорее избавиться стресса, забравшего в пакостные ручонки весь этот день.

Город притих, задремал, притворившись, что забыл о существовании людей. Коннор сунул поглубже руки в карманы пальто и задумчиво глядел под ноги, пиная грязные кленовые листья и наступая во все подряд лужи. Чем дальше уводила дорога, тем крепче становилось в нём чувство безопасности: мир узнал его тайну, но всё словно осталось прежним. Вышел к веренице магазинов и побрёл в сторону бара «Демон перекрёстка», который недавно открыл для себя. Коннор предпочитал ходить туда один, чтобы побыть наедине с мыслями и поглазеть на посетителей, выдумывая им историю жизни и обстоятельства, что привели их в это место. Едва ускорив шаг, он остановился, приметив на противоположной стороне проезжей части Мари. Обхватив себя за плечи, она стояла напротив источающей стерильное белое свечение витрины «Киберлайф».

Ему бы уйти. Продолжить путь навстречу ещё одному десятку вымышленных судеб, забыться в облаке дыма чьей-то недокуренной сигареты, брошенной в переполненной липкой пепельнице. Выпить порцию-другую бурбона и заснуть в такси по дороге домой. Ему бы уйти…

Стоял не шелохнувшись, неотрывно глядя на свою любовь, и вместо чужих жизней воображал, чем она занималась при свете дня, прежде чем оказалась здесь. Коннор позволил себе роскошь представить, что в этот миг она вспоминает о нём: зачем бы ещё ей изучать витрину с наборами биокомпонентов? Мари наверняка смотрела сегодня пресс-конференцию, и её думы поглотили размышления о прежних страхах и сомнениях, об их совместном будущем. Он поймал себя на мысли, что её волосы стали заметно длиннее с лета. Рокот мотоциклетного двигателя отвлёк его, и Коннор заострил внимание на проезжавшем. Вдруг мотоцикл резко затормозил у тротуара, где стояла Мари, и водитель, сняв шлем, молодцевато крикнул ей: «Доброй ночи, малышка!»

Вздрогнув, она обернулась и изумлённо уставилась на незнакомца. Затем медленно приблизилась, и он протянул ей руку. Ответив на его страстное рукопожатие, Мари издала удивлённую усмешку и кокетливо склонила голову к плечу: «Здравствуй, Марсель».

Волнения прогнали сон, и поздняя прогулка виделась единственным лекарством для души. Мари скучала по Коннору и, вопреки здравому смыслу, ждала, что он вновь появится на её пороге, охваченный безрассудным порывом. «Какая глупость! Я же не собираюсь устраивать ему эмоциональные качели? Так нельзя, ― пыталась отрезвить себя. ― До чего нелепо: теперь, когда он так сдержан и спокоен в моём присутствии, я хочу его лишь сильнее…»

Неделю назад она приходила к отцу в участок и знала, что Коннор тоже будет там. Тело опутала дрожь томления, когда Мари входила в здание Департамента и воображала, как он будет пытаться прикоснуться к ней или захочет поцеловать где-нибудь в укромном уголке. Взяла с собой кофе из его любимой кофейни ― желание позаботиться, вошедшее в привычку с детства. Приметила своего милого друга ещё издалека: склонился над своим столом, изучая папку с фотоматериалами расследования. Его увлечённость работой всегда бередила ей нервы. Часто задышав, уверенно приблизилась, но все её фантазии вмиг раскрошились о его терпеливый взгляд и мимолётную ласковую улыбку. И, как медленно ни пыталась Мари поставить стаканчик на стол, давая Коннору простор для манёвра, чтобы дотронуться до её руки, он этого не сделал. Тепло поблагодарив за кофе, вернулся к делам.

А сегодня ночное дыхание едва родившегося октября принесло к её ногам вместе с опавшими листьями призрак канадского лета. С тех пор, как уехала, Мари не ответила ни на один его звонок, игнорировала все сообщения, но в эту минуту в её груди затеплело противоречивое чувство ― ей было приятно увидеть его лицо. Его до невозможности красивое лицо. И блистательную улыбку мерзавца.

– Ходишь где-то в этом городе, а я никак не могу найти тебя – назойливая головная боль. Рад, что она закончилась. ― Марсель достал смятую пачку крепких сигарет и зажал одну губами. ― Блядь, зажигалку дома оставил!.. ― С досадой похлопал себя по нагрудным карманам кожанки.

– Вот, держи. ― Мари участливо поднесла к его лицу колыхающийся огонёк.

Марсель с блаженством затянулся, запрокинув голову, и сощурился от лезущего в глаза дыма. Мысленно благодарил чёрную высокую неизвестность с подрагивающими точками звёзд и подбирал в уме нужные слова. «Его серо-голубые глаза похожи на эти звёзды, ― думала Мари, изучая лицо напротив. ― Такие же прекрасные, холодные, с мечущимися искорками в черноте зрачков».

– Забавно, что не мог найти. Мы учимся в одном здании.

– Я и пытался, да ты всё равно неуловимая. К тому же я примерный студентик, ты знаешь. – Он театрально приложил ладони к груди. – Мне некогда за барышнями бегать. – И широко улыбнулся в ответ на её заразительный светлый смех.

– Как ты? – спросила со всей искренностью.

– Неплохо. Местами даже супер. Через год стану бакалавром. Не верится, что на носу выпускной. – Марсель снова мечтательно посмотрел на небо, а затем сфокусировался на притихшей Мари. – Волосы длиннее стали. ― Он указал кончиком сигареты на её пряди.

– Агась, надо бы подстричься.

– А мне нравится.

– Папе тоже. Поэтому я так и ненавижу длинные.

– Предки умеют иногда подговнить хорошую вещь.

В привычной манере не сводил с неё пронзительного прямого взгляда и делал глубокие затяжки.

– Чего свалила-то, не попрощавшись? ― В его голосе что-то притаилось. Что-то прежде незнакомое.

– А был смысл прощаться? ― Она пожала плечами и тоже закурила.

– Мы всё-таки были близки.

– Мы не были близки, Марсель, мы просто спали, ― сухо произнесла Мари, глядя на мелкую лужу под ногами, в которой отражался её рот, да мелькала тлеющая сигарета. ― О близости ты знаешь столько же, сколько я о высшей математике.

– Ауч… Как жестоко. ― Он сделал шутливую гримасу. ― Но тут согласен, бойфренд из меня такой себе. Хотя знаешь, с тобой я иногда думал, что, типа, всё могло бы быть по-другому… Да и ты, уверен, понимала это не хуже меня. В твоих глазах всегда что-то было…

– Ты меня путаешь с кем-то из своих девиц. ― Она скептично улыбнулась, хмуря лоб.

– Не, я, конечно, часто в девках путаюсь, но сейчас говорю предельно искренне. ― Он сделал последнюю затяжку, затем достал жестяной футляр, куда складывал окурки, и вдавил в пепельную горстку ещё один сигаретный труп.

С противоположной стороны дороги переместилась высокая стройная тень и остановилась сзади, чуть поодаль; Мари уловила её боковым зрением, но не обернулась, поскольку совершенно не интересовалась происходящим вокруг.

– Я выгляжу смешно? ― В голосе Марселя впервые звучала растерянность, сквозила мягкость, расталкивая локтями напыщенность. ― Думаешь, всё было безнадёжно, и мы только для потрахаться друг другу подходим?

– Да мне вообще в этом мире мало кто подходит. ― Она потушила в его футляре окурок. ― Дело даже не в тебе… Вообще ни в ком, с кем я была, кроме… ― Мари выдохнула и спрятала кисти рук в рукавах пальто. ― Просто я ужасная. Вся какая-то нелепая, поспешная, запутанная. И ещё мне в детстве вкус на мужиков «испортил», ― улыбнулась, сделав пальцами кавычки, ― один человек. Это неправильно и, наверное, не совсем здоро́во, но по мере взросления я всё больше понимала, что никто в моих глазах до него не дотягивает.

– Некоторые детские идеалы следует добить. Запинать ногами к чертям собачьим. Потому что все эти папины лучшие друзья, умницы-кузены, которые по существу даже не мужчины, а идеализированный образ ― пустое и бессмысленное искажение действительности. Некий такой совершенный кастрат, который не вторгнется в тебя, в твои личные границы, не заставит бороться с эгоизмом. Потому что он живёт свою жизнь, а ты свою. Ваше пересечение ― милые мгновения под флёром розовых очков, за которыми ты не можешь видеть их личных проблем и недостатков.

– Ты всё верно говоришь. Я бы лучше не выразилась. ― Марсель впервые услышал, как она соглашается с ним, уступает, не вредничает из принципа. ― Но это было не совсем то. Возможно, отчасти, но не по существу. Он не относился ко мне так, словно я неразумный ребёнок. Мы дружили почти как ровесники.

– Хах, я понял. Ты ведь про Коннора? Который «постарше». ― Он выразительно ухмыльнулся, достав ещё сигарету. Затем нахально залез в один из карманов Мари и вытащил зажигалку, чтобы прикурить. ― Коннор «Убийца оргазмов». ― Саркастично хмыкнул, выпустив густой клубок дыма.

– Ну, не моих уж точно. ― Мари растерянно свела брови домиком.

– Действительно. ― Марсель насмешливо опустил уголки губ. ― Это же не я орал его имя в постели что было сил.

– Господи, чего ты сейчас добиваешься?

– Сам не пойму. Просто… Поехали ко мне? ― Он с надеждой взял её за руку.

– Не стоит. ― Мари деликатно высвободилась и поёжилась.

– Да брось ты ломаться! Было же круто, помнишь?

– Было ничего.

– Ничего? И это всё, что ты скажешь про наш обалденный канадский секс?

– Теперь бывает и лучше. ― Она сладко усмехнулась, не отдавая себе отчёта в том, что это могло ранить его.

– Умеешь же ты иногда яйца выкручивать, особенно не напрягаясь.

– В моём актуальном списке приоритетов твои яйца примерно здесь. ― Мари нагнулась и показала ладонью планку в дюйме от асфальта.

– И всё-таки я серьёзно. Мне плевать, если у тебя там какой-то новый «мальчик-тренажёр», с которым, типа, бывает и лучше. Просто хочешь позлить меня: всегда так делаешь. Но это даже заводит, когда ты включаешь сучку и не сдаёшься мне легко.

Мари сделалось неловко из-за того, что его настойчивые уговоры ей льстили. Когда-то наглость Марселя возбуждала остро, пламенно, как зажжённая спичка. Спичка, что потухала столь же быстро. Мари хорошо помнила её яркий трепещущий свет. Но этого было недостаточно, чтобы спонтанная ностальгия о бурных деньках в чужой стране завладела её мыслями. «Он позабытое наваждение из прошлого. Мне просто забавно, что Марсель хочет меня. Чёртово потешенное самолюбие, помноженное на нереализованное желание к тому, с кем бы действительно стоило провести эту ночь…»

– Мы больше не в Канаде. И я не развлекаюсь тем, что хочу тебя побесить.

– Жаль. Хотел бы я всё ещё быть там. Когда мы тусовались в ночь перед занятиями, спорили об экологии, ходили пострелять в наш любимый старенький тир, много трахались, а утром я подвозил тебя на мотоцикле до школы. И, конечно, между делом воевал с соседками по общаге, которые называли тебя шлюхой и распускали сплетни, что ты спишь с другими.

– О да, терпеть не могла этих дур с твоего курса! Помнишь, я испекла для них печенье и угощала, приговаривая, какие они тут все классные? Во у них рожи были!

– Такое хрен забудешь! ― Он громко захохотал, впадая в грёзы о былом.

– Было здорово. Я рада, что ты однажды случился со мной.

– Однажды случился… ― монотонно повторил вынесенный ему приговор. Он вновь взял её за руку, но на сей раз сжал крепче, чтобы не высвободилась. ― Может, всё-таки передумаешь? Ты сегодня особенно хороша. Клянусь богом, ещё немного и у меня встанет. На мотоцикле будет неудобно вот так гонять.

– Надеюсь, доберёшься до дома без происшествий. Приятно было повидаться.

– Уже домой собралась? Какая скукотища. Вся ночь впереди!.. Ладно, давай так: выпей со мной в баре, здесь неподалёку. Если в итоге не передумаешь, сегодня я отстану, идёт?

– Только чтобы ты отстал.

– Утром ещё спасибо мне скажешь!

– Прибереги этот напыщенный похотливый бред для кого-то понаивнее. – Она стукнула кулачком его в плечо.

Марсель установил электронный кодовый замок на мотоцикле и отправился вместе со своей спутницей пешком. Город больше не спал. Сзади медленно приближалось весёлое пение девичьих голосов. Мари уловила сбоку дрожь высокой тени и слабое жёлтое мерцание. Обернулась на долю секунды и увидела, как прямо на них с Марселем двигались вприпрыжку пятеро девушек, напевая «с днём рождения тебя, Сара».

– Упс! – Она посторонилась и тут же почувствовала, как вокруг её талии сомкнулись сильные руки.

– Нам туда, – скомандовал Марсель, развернув Мари в нужном направлении. – «Демон перекрёстка» отличный бар, тебе понравится: деревянные стойки, стилизованные под середину двадцатого века, интимная неоновая подсветка, а по выходным играют джаз и блюз. Уверен, в глубине души ты хочешь пойти со мной, иначе ответила бы отказом.

– В этом-то вся проблема между нами, Марсель: ты постоянно думаешь, будто знаешь о моих желаниях лучше, чем я сама.

– А разве это не так? В тебе слишком много неопределённости. Ты нуждаешься в сильном человеке, который будет расшифровывать твои недомолвки и противоречия.

Мари взглянула на Марселя с весёлой снисходительность и ничего не ответила, поджала губы и принялась разглядывать метаморфозы тёмных переулков. Ей не хотелось ничего доказывать ему, впустую выяснять отношения. В конце концов, так ли важно, что о ней думает какой-то там он? Ей всего лишь одиноко и хочется маленького ночного приключения без последствий. Да, пожалуй, странновато топать в незнакомое место и пить там с бывшим любовником, но в её жизни случались и куда более странные вещи.

Бар предстал в точности таким, как Марсель его описал, и Мари с удовольствием отдалась чарующей атмосфере неонуара. Зал был переполнен, не нашлось ни одного свободного столика, поэтому пришлось сесть за стойкой. Владелец заведения оказался приятелем Марселя: он не уточнил у спутницы своего друга, исполнилось ли ей двадцать один, зато сделал щедрую скидку на алкоголь.

Высокая тень с мерцающим огоньком перешагнула порог бара и на мгновение застыла. Мари обернулась ― бамс! сердце занялось как бешеное: прямо на неё плыл любимый силуэт. Расположился слева и заказал себе бурбон.

– Доброй ночи, Мари.

– Коннор, ― удивлённо прошептала она, уставившись на него.

– Он? Серьёзно? ― Марсель изумлённо вскинул брови, приковав всё своё внимание к диоду.

– Ах да, мы не знакомы… Хотя, вижу, вы наслышаны обо мне. ― Он протянул руку, и в этом жесте Марсель уловил скрытую насмешку, пусть уверял себя не спешить с выводами. Однако рукопожатием не ответил.

– Я представлял себе нечто иное. ― Марсель презрительно ощерился.

– Что ж, печально разочаровывать парня, до которого мне нет дела. ― Коннор простодушно покачал головой и отпил из своего стакана. Мари тихонько шикнула на него и незаметно ущипнула за ногу. ― Ай, ― отозвался с фальшивой невозмутимостью.

– Поболтаем в другой раз? ― попыталась снизить возросший накал Мари, обратившись к Коннору. ― Я сейчас немножко занята со старым знакомым.

Она поняла по его взгляду, что он слышал тот разговор на улице, и жутко смутилась. Высокая тень с мерцающим огоньком… Какой же рассеянной идиоткой нужно быть, чтобы не заострить на этом внимания!

– А чего же в другой раз? ― завёлся Марсель, прикончив свою порцию джин-тоника. ― Мне хочется узнать побольше о твоём лучшем друге. Хотя это так странно, что он робот, ты ведь ненавидишь их…

– Очевидно, не столь уж сильно, раз мы до сих пор, эм… друзья. ― В улыбке Коннора проступила наигранная приторность.

«Господи, этого мне ещё не хватало!» ― сокрушалась в мыслях Мари и почувствовала, как щёки начинают гореть от неловкости.

– Чувак, кстати, не моё дело, но я не могу не спросить: нахера ты бухаешь? Я не знаток андроидской физиологии, но, по-моему, смысла для тебя в этом столько же, сколько в разглядывании голых девок.

– У меня было не так уж много голых девок. ― Коннор поставил стакан и задумчиво поглядел на заляпанную стойку. ― Так что, наверное, моё мнение не такое экспертное, как твоё, но я ни за что не назвал бы те минуты разглядывания бессмысленными. А бухаю я по той же причине, что и все в этом месте.

– Хм, вот так поворот. Большей глупости в жизни не слышал. ― Он уже не стеснялся открытой насмешки.

– Может, хватит? ― рассерженно процедила Мари.

– Ты слышал её, лучший друг? Она хочет, чтобы ты ушёл. Между прочим, у меня большие планы на эту ночь, так что ты здесь лишний.

– Большие планы? ― Коннор сделал вид, что не понял, о чём речь.

– Ну, знаешь, люди не машины и иногда спят друг с другом, то да сё. ― Марсель лихо присвистнул и закурил. ― А твоя подруга мне давно нравится, да и штучка она горячая. Обнимашки после секса, правда, не любит, но да похер, если честно: я тоже не особо сентиментален.

– Какая досада. Это она-то не любит обнимашки? Мы точно об одном и том же человеке говорим? Просто моя Мари не отцепится, пока не придушит в объятиях, ― Коннор понизил голос, вперив в собеседника неподвижный взгляд.

От злости Марсель так крепко впился пальцами в стакан, что костяшки побелели. Он пытался понять, что за игру с ним ведёт этот робот, и в его голове понемногу начинали проясняться множество вещей и слов Мари, которых он когда-то не понимал. Ему хотелось, чтобы Коннор был лишним. Но в сердце вползало гадкое чувство, что единственный лишний здесь он. «Не понимаю её совершенно! Как она может испытывать подобные чувства к куску пластмассы, в котором всё сплошь имитация и никаких телесных желаний? Не знаю, что между ними, но она пошла со мной сюда из-за него. Она и кричала подо мной из-за него. Во всём всегда его незримое присутствие. Не хочу этой долбаной групповушки. Хочу, чтобы она пошла со мной из-за меня. Неужели я должен сейчас уйти, чтобы выиграть потом?..»