Текст книги "В чём измеряется нежность? (СИ)"

Автор книги: Victoria M Vinya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц)

– Людям приятнее называть это индивидуальным чувственным опытом. Важна ведь не только картинка, даже не столько картинка, сколько комплекс ощущений.

– Согласен. Мне нравится помнить запахи и тактильные ощущения.

«Как же люблю! Даже сильнее, чем прежде. Теперь я знаю его настоящего, знаю, как он в действительности воспринимает мир. Я наконец-то люблю его, а не только то, что я о нём думаю», ― и расстояние между ними сделалось нестерпимым и уродливым.

Мари легко и невесомо поднялась с кровати, чтобы убить разделявшую их пропасть. Осторожно опустила руки на плечи Коннора, заново пробуя долгожданную близость, и упёрлась согнутой коленкой в его колено. Голубое свечение пришло в движение и плавно перетекло в золотое, когда Мари прильнула к своему ангелу, прижав его голову к груди. Дождь за окном всё не унимался, настукивал по подоконнику, отмеряя удары учащённых сердцебиений. Тишина обволакивала, усмиряла боль и рождала радость. Обезьяньи лапки сплелись крепче, и Коннор почувствовал, как из-под рёбер до самых пяток по нему пронёсся ток ― щекочущий и колючий настолько, что даже показался приятным. Его пальцы впились в ткань белой футболки на девичьей талии и медленно двинулись вверх, обнажив небольшую красивую грудь. Он задрожал, охваченный огнём: это было лучше всех взятых вместе снов и фантазий. Сделал глубокий трепетный вдох и припал губами к оголённой коже. Тихий стон пронзил безмолвие комнаты. Мари вдруг отстранилась и пристально взглянула Коннору в глаза: ей так хотелось вобрать в себя эту долгожданную минуту и осознать, что это его лицо ― весь он, не ещё одна нелепая ошибка. Обхватила его пальцы и прижала к своей груди, склонилась обратно и принялась крепко целовать в исступлении.

Невозможно. Сладко и прекрасно. Его тело стало безвольным и в то же время стремилось овладеть. Мари чувствовала крайнюю степень нетерпения в Конноре, когда его прикосновения становились грубее, и ему приходилось усмирять свой пыл, чтобы не навредить ей. Это льстило, но как же хотелось, чтобы он наконец-то себя отпустил. Хотя бы сейчас.

С присущим ей командирским запалом, потянула его за собой на постель и громко всхлипнула, когда с блаженством ощутила на себе вес мужского тела. Коннор без разбора льнул то к её шее, то к груди, то к плечам, отрываясь лишь тогда, когда Мари удавалось перехватить инициативу, чтобы снять с него одежду. С жаром голодного путника он стремился упасть в то, о чём не знал. Тепло растекалось по венам, в голове не осталось мыслей, а напряжение сковало низ живота и начало бесконтрольно расти. И как только рука Мари ласково обхватила его член, напряжение в Конноре разорвалось и окутало каждую клетку тела. Приглушённо простонав в её волосы, он кончил.

– Дьявол!.. Прости, ― виновато процедил Коннор, чувствуя, как его начинало захлёстывать стыдом.

– Простить? За что? ― Мари усмехнулась без злобы.

– За то, что я облажался.

– Всё в порядке. ― Она с нежностью провела по взмокшим каштановым волосам и поцеловала в надежде утешить. ― Зато теперь точно никаких сомнений не осталось, что ты больше не машина: уж она бы так не «облажалась». ― Мари светло рассмеялась, и Коннор не мог не поддаться этому весёлому очарованию.

– Точно всё хорошо?

– Да. Предельно.

– Дай мне несколько минуточек.

– Пообниматься голыми тоже приятно, ― ободряюще заметила Мари, сгорая от желания, но пытаясь сохранить ясность ума. Дабы успокоить себя, принялась обводить пальцем его диод. Они долго молчали, слушая дождь и редкий шорох автомобильных колёс. ― Это, наверное, с ума сводит, да? Что всё вдруг так телесно стало, а не просто хороводит в фантазиях.

– Я об этом и мечтать не мог. Даже когда мы договорились заняться сексом: этот момент просто приближался, но как будто никогда не должен был наступить. А теперь я вдруг голый в твоей постели и ни черта не понимаю, что происходит…

– Я вообще-то хотела, чтобы тебе было настолько хорошо. Чтобы ты себя не сдерживал, – добавила она серьёзно.

– Ладно, хватит болтать! ― оживился он и навис над ней, плутовато улыбаясь.

Его ладонь мягко легла меж её ног, осторожно раскрывая и поглаживая увлажнившуюся кожу, отчего Мари нетерпеливо выгнулась. Прикосновение постепенно становилось ритмичнее и быстрее: не торопился, не напирал. Будучи когда-то машиной, Коннор прекрасно понимал, как устроено и откликается человеческое тело. Тихо постанывая, Мари прижала его руку крепче и стиснула зубы. Он весь отдавался ей, отдавался ласке, которую дарил, и она с благодарностью отдавала столько же в ответ. Ей больше не хотелось медлить, и Мари двинулась навстречу, принимая его в себя с нежностью и опьяняющим задором. Она никого так не хотела, как его. Над их сплетёнными телами оберегающе сомкнулась ночная тьма, и сквозь неё пролетели выстрелы багрово-голубого неонового света ― давнего жильца этой спальни.

Обоим было мало и хотелось всё быстрее. Всё отчаяннее. Глубже и сильнее. Да что угодно! Лишь бы только ближе. Лишь бы быть откровенными и уязвимыми. Они могли себе это позволить рядом друг с другом без тени страха и сомнений. Когда Коннор прислонился к спинке кровати и Мари забралась на него сверху, она закричала его по имени. Наконец-то она могла. Могла звать его, и из пустоты ей не ответил бы чужой голос. Красный неоновый луч рассёк лицо Коннора и слился с мерцающим на его виске кружком, точно так же пламенеющим багряным светом.

Комментарий к Часть XVI

Вбрасываю и убегаю! :D

Пост к главе: https://vk.com/wall-24123540_3604

Группа автора: https://vk.com/public24123540

Чудесная иллюстрация от беты: https://vk.com/wall-97391212_901

========== Часть XVII ==========

Солнечный свет плясал на подрагивающих ресницах, перебирал отливающие медью пряди, струился сквозь кружево штор. Он разбудил Коннора, и тот нехотя поднялся с подушек, принявшись оглядываться по сторонам. Умиротворение и счастье. Комната была пуста, но пустота не вселяла чувства одиночества – лишь покой и предвкушение. Из окна пряно пахло последождевой свежестью минувшей ночи, небо было ясным и чуть окутанным розоватой облачной дымкой. Взглянув в противоположный угол спальни, Коннор заметил, что его одежда была аккуратно сложена на кресле. Вспомнил, как во тьме сбрасывал её куда попало, и картинки произошедшего захлестнули его упоительной дрожью. Выбрался из постели, прошёлся до кресла, чтобы взять оставленное там же большое махровое полотенце, и увидел своё отражение в зеркале. Он долго вглядывался в собственные черты, контуры тела, подбирая в уме десятки слов, и остановился на единственном ― «любовник». Коннор ни разу так не думал о себе. Он был напарником, другом, сыном, детективом, эффективной машиной. И никогда чьим-то возлюбленным, кем-то, кого желают.

Приняв душ и одевшись, спустился вниз, на ходу взъерошивая ещё немного влажные волосы. В гостиной никого не было, и Коннор бесшумно дошёл до кухни. Это место выглядело иначе, чем вчера, стряхнуло с себя произнесённые вслух печали и сомнения. Мари стояла у раковины, пристально смотря в узкое кухонное окошко, на торжественно распростёртые объятия утреннего солнца, и с радостным вздохом обняла себя за плечи, едва слышно шепча: «Как хорошо! Боже, до чего же хорошо…» ― склонила набок голову и стала легонько покачиваться на месте. Коннор ощутил укол стыда за то, что отобрал у неё момент, в который никому не положено было вторгаться, но ничего не мог сделать с приятным гаденьким чувством собственного триумфа: «Она говорит о нашей ночи. Она счастлива, что мы были близки. Что с ней был я…» ― и его сердце зашлось неуёмным ритмом. Мари почувствовала чужое присутствие и испуганно обернулась, придав своему лицу нарочитую отстранённость:

– Привет! ― буркнула она, приглаживая одной рукой спутанные кончики прядей. ― Ты уже оделся? ― Мари вдруг подумалось, что этот вопрос прозвучал нелепо и как будто с сожалением. Её щёки вспыхнули. ― В смысле, ты одет. Боже… ― Смущённо прикрыла ладошкой глаза. ― Я имела в виду, что ты уже уходишь. ― Она повела рукой в его сторону.

Коннор пытался не засмеяться, и на его губах заиграла хитроватая улыбка.

– Как ни прискорбно, я одет, да. ― Он оправил ворот пиджака. ― Собирался на службу, но потом немного поразмышлял, позвонил Хэнку и взял отгул. Три отгула. За время моей работы их накопилось достаточно, пока я месяцами пахал без выходных. ― В несколько шагов очутился подле Мари, заключив в ладони её лицо, и принялся покрывать его короткими поцелуями. ― Поэтому, насколько долго захочешь, я твой. Всё что угодно. ― И склонился к её губам.

– Погоди минуточку! ― Она притормозила его натиск, упёршись пальцами в ткань рубашки на животе. ― Не хочу сбивать градус твоей эйфории, но должна сказать, что, несмотря на то, что я поняла причины совершённых тобой поступков и готова принять со всем андроидским багажом, не уверена, что готова простить тебя, ― она говорила твёрдо и пыталась унять трепет в теле, чтобы Коннор правильно услышал её. ― Пока не готова. Я всё ещё злюсь, и мне нужно время, чтобы многое обдумать…

– Ну, раз злишься вот так, тогда можем вообще не мириться! ― Он засмеялся и нетерпеливо сгрёб её в охапку, прильнув к горячей шее.

– Коннор, чёрт побери! ― на выдохе промямлила Мари, осознавая, как неестественно и лживо она звучит. Её бросало в жар от его непривычной игривой настойчивости, от ещё не успевших набить оскомину поцелуев. ― Я говорю серьёзно. ― Жалкая попытка реабилитироваться: она не сопротивлялась, лишь обняла его в ответ одной рукой.

– Как же ты там говорила?.. Точно! «Андроиды ― исполнительные болванчики»: что ж, мисс Эванс, я к вашим услугам. Как прикажете, так и приласкаю вас.

«Что за дурацкая игра? Откуда в нём это вообще? Раньше не замечала за ним столько беззаботной самоиронии… И пусть мне хочется, чтобы он остался, ему следует уехать. Нам нужно подумать обо всём в одиночку».

– Раз так, тебе лучше уйти. Дверь сам найдёшь, ― с фальшивой холодностью процедила Мари.

– Только если это действительно то, чего ты хочешь… ― остановившись, прямо ответил Коннор, и огонь в его глазах потускнел.

«Как я могу сказать, что не хочу нашей близости?» ― Мари замолчала, лихорадочно очерчивая взглядом его лицо. Обволакивающая тишина дома умоляла её сдаться, уверяя, что она впустую потратит время, если прогонит его. Одна за другой истлевали возможности настоять на своём. «Так надо» выло и изнывало в плену у тягучего и сладкого «Хочу так». Безвольные пальцы потянулись к пряжке на его ремне, лязгнули молнией и высвободили отвердевающую плоть, принявшись работать над ней с усердием и прилежностью. Коннор отрывисто и шумно задышал, легонько сдавив в блаженстве её плечи.

– Я соврала, RK800, ― произнесла она, лукаво облизнула губы и добавила смущённо и тихо: ― хочу, чтобы ты трахнул меня.

«Трахнул меня? Боже, я прямо так и сказала? Вот этим вот своим ртом?.. Дебильная игра! Небось, выгляжу и звучу как идиотка!» ― убеждала себя Мари, не веря, что её действительно начинало забавлять происходящее. Она вовсе забыла о подготовленной важной речи, почему им стоит побыть раздельно какое-то время, когда Коннор подхватил её на руки и отнёс на диван в гостиной, а затем, хорошенько приласкав, с жаром взял. Крепко обхватив ногами его торс, Мари всё ускоряла темп встречными движениями и умоляла дать ей ещё. Они кончили стремительно и громко, под сонную музыку пробуждающегося города, охваченные буйством солнечного света, ворвавшегося в окна.

Через четверть часа вместе завтракали в обеденной, перекидываясь неловкими взглядами и улыбками. Коннор лишь сейчас сконцентрировался на рубашке, что была на Мари ― та самая, в которой она уехала после первой ночи в его доме: ткань изрядно полиняла, на локтях нашиты заплатки, края воротника ободраны – она чудом «пережила» девять лет активной но́ски.

– Это было прекрасно. То, что сейчас случилось, ― осмелившись, произнесла Мари. ― Очень, очень, очень… – Она прикрыла веки, мысленно отдаваясь ушедшему мгновению. – Но после ты уйдёшь. Пожалуйста, позволь мне всё обдумать. Тебе вообще-то тоже не помешало бы.

– Ладно, скажу без глупых игр: я считаю, мы тратим время. Опять. Ты можешь думать о чём угодно, сколько угодно, и статус моей девушки тебе вовсе не помешает.

– Это иллюзия. Если уж я соберусь нормально строить отношения, то явно не стану начинать их с паузы. И потом, через неделю у меня начинается учёба. Я хочу сосредоточиться на новом этапе моей жизни и заодно подумать о нашем с тобой потенциальном будущем. Прошу, не торопи меня.

Её взгляд невольно переместился на его правый висок, где голубое свечение сменилось бликующим жёлтым. Коннор замолчал и сделался угрюмым.

– Не жалеешь, что вернул его? ― спросила вдруг Мари, приложив два пальца к собственному виску. ― Он делает тебя таким уязвимым. Чересчур открытым. Меня бы пугало это.

– Не жалею. Но я отвык от него, чувствую себя немного странно. Даже не из-за того, что он меня выдаёт, я ведь не вижу со стороны. Просто… Теперь они все пялятся. Люди. Я раньше не замечал. И пялятся не от непривычки: чувствуют во мне нечто чужеродное, искусственное и не доверяют. ― Он откинулся на спинку стула и сложил руки на груди. ― Возможно, мне только кажется или я преувеличиваю. Надеюсь, однажды это чувство пройдёт.

– А я? По-твоему, я тоже пялюсь? ― тревожно поинтересовалась она.

– Ты пялишься иначе. ― Уголка его рта коснулась мягкая улыбка. ― Я бы даже сказал, пялишься волнующе и трогательно. Пусть так. Мне нравится.

Мари сделалось тесно и неуютно в одиночестве. Она протянула через стол руки с совершенно несчастным видом брошенного ребёнка. Коннор подался вперёд и с наслаждением обхватил любимые пальчики. Когда взгляд Мари зацепился за светящийся треугольник на его пиджаке, она начала без остановки проговаривать про себя цифры серийного номера, намерившись выучить его наизусть.

– Неужели ты столько лет хранил этот костюм?

– Я и не хранил. У меня ж всего один шкаф с вещами, и ты его ещё мелкой перерыла вдоль и поперёк. ― Он рассмеялся. ― Этот на заказ сшит. К тому же в свой старый я теперь вряд ли бы влез.

– Один из подводных камней изменчивости тела.

– Да. В какой-то момент пришлось выкинуть почти все старые шмотки, кроме домашних.

Мари показалось, как наравне с видимой лёгкостью в нём начинала расти позабытая грусть. Вчера она почувствовала то же самое, но упустила возможность спросить под напором охвативших её эмоций.

– Скажи, горько ли было понимать, что тебя перекроят, как какое-то чудовище? Что от тебя самого не останется ничего, кроме памяти, а тело превратится в лоскуты и копии оригинальных частей. Должно быть, это невообразимо страшно…

Он ощутил хорошо знакомую старую боль, но не был готов, что Мари спросит его. Коннор несколько замялся, обращаясь к давним воспоминаниям. «Как будто могло получиться иначе? Это же моя Мари! Всегда чувствует, как переменчиво бьётся сердце её лживого ангела».

– Я часто думал об этом. О том, как много прикосновений пережило то тело, как много событий. Оно было неотъемлемой частью меня, вместе со всеми родинками и веснушками. Уж их я бы не хотел потерять! Но когда Майкл сделал первый образец нервных окончаний на моём лице, я понял, что получу гораздо больше, когда все мои родинки и веснушки заменятся на копии. И это были идеальные копии, между прочим. Так что горевал я недолго.

Мари встала из-за стола, прошлась до кухни за сигаретами и, вернувшись, села на колени к Коннору, затем придвинула к себе красную пепельницу Клариссы и расслабленно затянулась. Проворные пальцы нежно разделяли тёмные пряди, вытягивали и гладили их. Между затяжками Мари невесомо припадала губами к диоду, любовалась его переливчатым мерцанием.

– Сколько же тебе в действительности лет? Я помню, тебя ввели в эксплуатацию… господи, как бы это странно ни звучало, – она зажмурилась, мотнув головой, – в 2038-м году, но сколько биологических лет в твоём новом теле?

– Вот как раз совсем недавно отметили с Хэнком мои условные двадцать восемь.

Его ладонь стала плавно гладить её обнажённое бедро.

– Выходит, ты гораздо моложе, чем я привыкла считать.

– Чувствуешь себя из-за этого уверенней?

– Не знаю. Наверное. Лет в шестнадцать так и было бы, но в последнее время я не особенно переживала по этому поводу. – Мари вмяла окурок в дно пепельницы. – В пору своих шестнадцати я даже хотеть тебя стыдилась, – проговорила она с горечью. – Буквально душила в себе любой эротический порыв к тебе. Мне было страшно и неловко… Чёрт, знала бы я, как в конечном счёте мне это голову снесёт, стоит только позволить себе! – Запрокинула голову и завораживающе улыбнулась. – Но я всегда желала, чтобы ты был героем моих неказистых девичьих фантазий. Хотела тебя хотеть.

– Да в пору твоих шестнадцати мне и самому хотелось тебя хотеть! – Он издал добрую усмешку.

– Хочешь, расскажу смешную вещь о том времени? В 2047-м, утром после твоего дня рождения, когда мы тусовались вместе с Кристиной и снова спорили насчёт андроидов, я кое о чём подумала… Когда Крис попросила меня представить, на что способна рука машины. ― Она сделала глубокой вдох для храбрости. ― Я невольно представила твою руку, целиком из белого пластика. Что ты меня ублажаешь ею… Тогда эта фантазия казалась такой неприличной и стыдной, а сейчас она меня даже веселит!

Мари пылко вцепилась пальцами в его волосы на затылке и не удержалась от крепкого поцелуя.

– Вот всякий раз, ― улыбаясь, сбивчиво заговорил он, как только их губы разомкнулись, ― когда мы расстаёмся на некоторое время, я привыкаю, что люди уклоняются от искренних разговоров, не спешат чем-то делиться. А потом на меня лавиной спускается твоя шебутная предельная откровенность.

– Я выгляжу глупо? Знаю, девушкам положено быть загадочными и бла-бла-бла, но…

– Вообще-то я как раз имел в виду, что ни в коем случае не хочу, чтобы ты была другой. ― Он заботливо убрал ей за ухо прядь. ― Иначе не узнал бы парадоксальных интересностей, вроде этой. Кстати, звучит довольно воодушевляюще, что ты допускала обо мне такие мысли.

– Не обольщайся.

– Готов поспорить, через недельку-другую ты мне что-нибудь новое расскажешь в таком же ключе, но уже подробнее и пожёстче!

– Катись ты! Совсем обнаглел.

– Не уверен, что ты сильно против.

Мари деловито хмыкнула и кокетливо вздёрнула подбородок, не отрывая взгляда от лица Коннора.

– Да, не против.

Этой ночью он вновь остался с ней. Мари до самого вечера не напоминала о просьбе покинуть её дом, боясь, что он так и сделает. Здравый смысл не мог победить в ней неуёмного желания, радости единения и возможности говорить открыто, как никогда прежде. На следующий день Коннор тоже не ушёл. И ночью тоже. Они потеряли счёт времени, бегая от постели до душа и изредка до холодильника. Полы были залиты мокрыми следами, двери комнат и окна верхних этажей открыты нараспашку. Им было мало друг друга. И сколько бы оба ни твердили, что «вот сейчас сходим прогуляемся», им не хотелось ничего, кроме секса. Кроме поглощающей без остатка близости, которую они не могли себе позволить и которой вдруг сделалось бесконечно много. Бесконечно можно.

На четвёртую ночь Мари лежала без сил, разглядывая во мраке неоновый свет на потолке и кружащего в его потоке ночного мотылька с бархатистыми чёрными крылышками. Низ живота сводило от наслаждения, под кожей между ног нарастала пульсация, и Мари отзывчиво задвигала бёдрами в такт влажным движениям языка Коннора. Её шаловливый тихий смех распалял его, заставлял углубить ласки. Она изредка склоняла голову к плечу, чтобы полюбоваться тем, как её милый друг делает с ней это. Мари переполнил трепет, и она протянула к нему руки, переплела пальчики с его пальцами: «Это ты. Твои руки, в которых так безопасно. Твои губы, чей изгиб я знаю наизусть. И это твоя разгорячённая нежность, играющая новыми красками каждый миг, что я знаю тебя». Её тело содрогнулось под напором тёплой яркой разрядки, и неоновые брызги света перед глазами размыло и смешало воедино.

Переводя дыхание и сглатывая пересохшим горлом, Мари пыталась нащупать на прикроватной тумбе пачку сигарет и зажигалку. Коннор прилёг рядом на подушку и с удовлетворением глядел на неё. Жёлтое свечение на виске постепенно становилось голубым.

– Боже, да где долбаная зажигалка? ― выругалась Мари, раздосадованная тем, что её удовольствие портит невозможность сделать хоть одну затяжку. ― Знаешь, эта хреновина совершенно бесполезна, ― ткнула пальцем в диод, ― лучше бы в тебя был встроен прикуриватель, и то больше пользы было бы!

Коннор рассмеялся над её привычной и дорогой сердцу заполошностью.

– Ты грозишься бросить, так что в нём не так уж много смысла.

– Блин, и сигарета одна осталась… ― Мари потянулась и поцеловала его левую бровь. ― Я быстренько сбегаю до магазинчика на углу, иначе у меня никотиновое голодание начнётся, ― проворчала на саму себя. ― Тебе что-нибудь нужно?

– Нет. Мне ничего не нужно. Я лучше с тобой пойду, а то поздно.

– Да тут в двух шагах, я мигом, не волнуйся.

С трудом подняла с кровати своё разморённое тело. Поленившись достать из комода нижнее бельё, накинула первое попавшееся тонкое летнее платье и на трясущихся ногах поплелась наружу. Взглядом, полным обожания, Коннор провожал хрупкие, изящные очертания под струящейся тканью, выхваченные отсветами из окна. Красота, неделимо умещающая в себе порок и чистоту.

Лето билось в агонии, отдавая последний жар: не хотело пускать незаметно подкравшуюся осень. Мари стремглав влетела в почти пустой магазин и принялась искать то, что ей было нужно. Приметив у полок с чипсами двух зевающих студентов, нервически оттянула края подола, воображая, что, должно быть, каждый встречный видит её наготу под этим жалким куском ткани. Единственный терминал для самообслуживания завис, но, к счастью, рядом оказалась рабочая касса. Подойдя к ней, Мари обнаружила, что кассир, незаметно свесив голову, дремала.

– Прощу прощения, – осторожно позвала Мари девушку. Ответа не последовало. – Мне нужно…

– Тщ-щ, – обратился к ней высокий белокурый парень с бейджем администратора, приложив к губам указательный палец, – пойдёмте со мной, мисс.

Лишь когда молодой человек отошёл к соседней кассе и жестом пригласил её, она заметила на его правом виске диод.

– Вы простите за это. Тереза всегда ведёт себя как профессионал, но у неё так много переработок в этом месяце… Пусть отдохнёт. Это мне всё нипочём.

Извиняющаяся улыбка.

– Ничего, я понимаю. – Мари не сводила глаз с голубого кружка света, прикладывая смарт-браслет к терминалу оплаты. Из глубины воспоминаний на неё вдруг посмотрело обеспокоенное лицо девушки-андроида, что отчитала рассеянного водителя, который чуть не сбил её девятилетней.

– Спасибо за покупку! Доброй вам ночи, – с дежурной вежливостью проговорил молодой человек.

«Ночь сегодня и впрямь удивительно добрая, – размышляла Мари по дороге домой и ускоряла шаг. – Скорее бы вернуться!» – внутри чуть не сжималось от чувства пустоты, и она со смешком подумала, что многовато времени провела в постели. Влетев в родные стены, быстренько покурила на кухне, помыла руки и плеснула в лицо холодной водой, затем с жаждой глотнула из-под крана. Завтра Коннор уйдёт, и нельзя упустить ни минуты, что они могут провести вдвоём. К тому же Мари пообещала себе, что это в последний раз: никакого секса всё то время, что она будет анализировать дальнейшие планы и заниматься учёбой. Это помешает объективному взгляду со стороны.

Вдохнула, смежила веки, позволяя чудесному мгновению окутать её. Выдохнула, распахнув глаза, взбежала наверх и разделась прямо на пороге своей комнаты. Юркнула в кровать и прижалась всем телом к Коннору, принявшись в забытьи целовать его лицо и шею: «Хочу, чтобы ты был во мне!.. – причитала, задыхаясь от счастья. – Пожалуйста! Пожалуйста…»

***

В пылу разрешения конфликта и нового витка близости с Мари Коннор совершенно позабыл о Роберте. Вне всякого сомнения, Роберт хотел быть позабытым, испариться с «места преступления»: его устраивало оставаться призраком в круговороте безумной пляски дней уже много лет. Пронзающий холод насмешливого паучьего взгляда сверкнул из глубин памяти во время разговора с Мари.

Это было второе утро их страстного марафона: говорили ни о чём и вновь о прошлом Коннора, которого Мари не знала. Особенный интерес в ней вызывало участие её друга в мирной революции.

– И Маркус вот так просто доверил тебе столь важное дело? ― Она вопросительно пожала плечами. ― Ты же охотник на девиантов, чёртов Рик Декард¹{?}[охотник на репликантов (сбежавших от эксплуатации андроидов), главный герой научно-фантастического фильма «Бегущий по лезвию» режиссёра Ридли Скотта, 1982 г. выпуска.]! Он о тебе почти ничего не знал. До смешного глупо.

– Мне сложно объяснить, но так работает девиация: ты, якобы, безоговорочно становишься на другую сторону.

– Настолько, что забываешь первостепенность сохранения человеческой жизни? ― Мари нахмурилась и закусила внутреннюю сторону щеки.

– Ты сейчас о чём-то конкретном?.. Обо мне?

– Прости, но я должна.

Отчуждённо, как показалось Коннору, отвернулась и посмотрела на стекающий по оконной раме луч.

– Ты говорил, что во время расследования не единожды сталкивался с жестокими дилеммами. И всегда избирал путь человечности. Говорил, что тебе повезло с Хэнком, который был рядом, чтобы одобрить твой выбор… ― Она призадумалась на пару секунд, поджав губы. ― Ответь мне, ― Мари вновь обратила к нему взгляд, полный боли и недоверия, ― почему, несмотря на это, ты без всякой жалости убивал людей за революцию, когда этого можно было избежать? На «Иерихоне». В башне «Киберлайф».

– Откуда ты знаешь? Я ведь… не рассказывал.

– Когда дядя Роб во время ужина обмолвился, что ты убивал людей, я пришла в ужас. И через несколько дней спросила, что он имел в виду. Роб присылал мне письма во время нашего с тобой расставания. Поначалу я их читала, но потом забросила… В общем, он писал, что у него есть знакомый в спецслужбах, который участвовал в революционных событиях: он рассказал дяде, что ты убил двух агентов в лифте башни, чтобы попасть на склад и пробудить андроидов.

– Вот как? Поразительно пронырливая старая сволочь…

– Да какое это имеет значение? ― Она жалобно нахмурилась. ― У тебя в голове был настолько крутой компьютер, что ты просчитывал маршруты, события, действия. Так почему просто не вырубил тех двух парней? Зачем убил их?

– А ты не спросила Роберта, зачем он полез раскапывать мои прошлые ошибки? ― Коннор воинственно прищурился. ― Он уже и так разрушил наши отношения, но ему оказалось важным уничтожить твоё доверие под корень.

– Неужели тебя волнует только это?

– Я опоздал с сожалениями лет на двенадцать. Если бы я мог повернуть время вспять, то поступил бы иначе, но всё уже случилось. И очень давно. ― Он тяжело выдохнул и поник головой. ― И да, сейчас меня действительно больше волнуют мотивы твоего скользкого дядюшки.

– Роберт противный и дотошный, ― пояснила Мари и скривила лицо. ― Он презирает андроидов и, наверное, просто хотел защитить меня. Мы родня, типа того.

– Может быть. И, может быть, не только поэтому…

Этот разговор не шёл у Коннора из головы, рождал подозрения и тревогу. Он не мог объяснить себе суть возникшего дискомфорта, но понимал, что должен удовлетворить любопытство, разоблачить того, кто отложил на потом его счастье.

Последний день августа выдался унылым и дождливым. Небо устлали сизые с проседью облака, промозглый ветер настырно забирался под расстёгнутое пальто. Хорошо, что такси приехало быстро. В дороге Коннор приглаживал бровь каждые три минуты и стучал носком по дну автомобиля, разглядывая плывущие навстречу деревья с выжженной за лето листвой. Внутри скреблось гадкое предчувствие западни, расставленных паучьих сетей.

Он не позволит почувствовать свой страх. Паук хитёр, но машина знает об этом.

Лишь на человека нельзя положиться с той же уверенностью.

Из-за зелёной пены каштанов и сирени вынырнул неуклюжий «склеп» Роберта Эванса. Коннор протёр запотевшее стекло и с презрением уставился на серые стены. Выбрался из такси у ворот и направился к дому по дорожке, усыпанной гравием. Дождь примял к земле наполовину увядшие цветы, и разноцветные огоньки жалко и стыдливо валялись на клумбах, забрызганные грязью. Он всё приближался к тяжёлой резной двери, и сердце вдруг взяло разбег, когда его память случайно выловила воспоминание о бегущей в его объятия четырнадцатилетней Мари с венком на голове.

Поднялся по ступеням, на мгновение замер, затем постучал дверным молотком. Тишина. Постучал громче, но в том же ритме: эмоции не имеют права взять его в заложники. В размеренном шуме улицы раздавались лишь тихие птичьи голоса да шелест листвы. И тут ворчливо скрипнула дверь, а на пороге показался хозяин дома в бархатном халате. Коннор силой удержал подступивший ребяческий хохот, вспомнив, как Мари высмеивала этот халат десятками различных шуток.

– Ну, надо же… – Роб запахнул халат и завязал пояс. – Мистер Андерсон. – Паучьи глаза хищно сверкнули в тумане тлеющей у него во рту вишнёвой сигары. – Вы меня несколько потревожили… Хах, но не сказал бы, что я удивлён вашему визиту. Входите.

Натянутая маска радушия. Сделал пригласительный жест рукой и посторонился. Лицо Коннора оставалось нарочито лишённым эмоций, когда он вошёл внутрь. Роберт с показной неучтивостью прошёлся до своего кабинета, оставив гостя, и принялся суетливо убирать в ящик антикварного стола увесистую тетрадь с тонкой атласной закладкой. В воздухе повис вязкий тошнотворный аромат лилий, вызывавший лёгкое головокружение. Коннор наблюдал за каждым движением хозяина дома с машинной внимательностью и сосредоточенностью. Затем бросил взгляд на столик из тёмного дерева у лестницы: рядом с музыкальным центром, у стопки со старыми дисками, сидела светловолосая кукла с алым ртом и спущенным до пояса платьем. В груди разлилось омерзение.

– Я бы предложил вам чаю, но, хах, сами понимаете… ― гогоча, сахарно лепетал из кабинета Роб. ― Нам ведь ни к чему это притворство, верно?

– Верно. Хотя множество современных модификаций позволяют андроидам хоть чаю выпить, хоть дорогущих блюд из пафосного французского ресторанчика съесть.

– Могу понять вашу грубость. ― Елейная усмешка. ― Вы же здесь поэтому?

Вернулся обратно к гостю. Роберт направил всё своё внимание на переливчатый голубой кружок света в виске Коннора.

– Решили оставить его? Как-то непрактично, не находите?

– Так уж вышло, что правда редко бывает удобной. Но я всегда хотел, чтобы она вышла наружу в подходящий момент.

– Так я вам помешал, значит? ― Роб подошёл к зеркалу, висящему над коридорной тумбой.