Текст книги "В чём измеряется нежность? (СИ)"

Автор книги: Victoria M Vinya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 27 страниц)

Мари обнаружила, что её физическое состояние вдали от дома заметно улучшилось, пропали сонливость и тревожность. У Роберта больше не было беспрепятственного доступа к её телу, и организм постепенно очищался от регулярно вводимых прежде препаратов, которыми дядя накачивал Мари в те ночи, когда приходил. Присутствие паука стало почти неощутимым, и она обрадовалась, что детские страхи уходили в прошлое.

Семнадцатилетие запечатлелось в памяти Мари постоянными поездками по стране и двумя вылетами в Хорватию и Грецию для изучения местного климата и экологической обстановки: немногие страны сумели сохранить чистоту воздуха, почвы и водоёмов для выращивания полезных и разнообразных продуктов, потому являлись удобными местами для разработки современных технологий, которые подходили бы для условий в США. Но Мари была рада возвращаться в Квебек¹{?}[1-я по площади и 2-я по населению провинция Канады. Административный центр – город Квебек, крупнейший город – Монреаль. Официальный язык провинции – французский, который является родным более чем для 80% населения.] , где жила у сестры Клариссы ― Линды. Она обожала их долгие прогулки в полях, окружённых прекрасными, величественными лесами, когда можно было подолгу говорить о жизни и искусстве: Линда работала преподавателем искусствоведения и рассказывала о предмете своей профессии с увлекательным жаром. А ещё по вечерам она учила Мари французскому на веранде своего дома за чашкой травяного чая с мёдом. Мудрая и аристократичная Линда была непохожа на пылкую и инфантильную Клэри, но, как и младшая сестра, обладала той же бескорыстностью и добрым отношением к людям и ко всему живому.

На восемнадцатый день рождения в гости приехали отец с мачехой и Кристина. Как и Кларисса, Линда готовила великолепную выпечку, поэтому, помимо прочих угощений, праздничный стол был уставлен шестью видами пирогов. К ночи Роджер изрядно напился, но вёл себя пристойно. Когда празднование практически стихло, сестры остались болтать перед камином вместе с Кристиной о её планах на поступление в университет. Мистер Эванс вышел на веранду к дочери, молчаливо и задумчиво глядящей вдаль, на поля и соседские дома.

– Я чего-то надрался и совсем забыл передать тебе посылки. ― Шмыгнув носом, Роджер протянул ей две небольшие подарочные коробки. ― Это вот от дяди Роба: он мне, кстати, уже показывал, ― пояснил с довольной хмельной улыбкой до ушей, ― потрясающий выбор! Очень зрелый и солидный подарок, тебе понравится. А это вот Коннор твой передал.

– Коннор?

Имя-выстрел, налетевшая стихия. Мари показалось, что даже ночные насекомые и птицы смолкли, когда из уст отца сорвалось сплетение милых сердцу звуков.

– Ага. Не знаю, что там, да и хрен с ним ― откроешь да сама увидишь. Он просил передать тебе, что ни в коем случае не собирается навязываться, раз уж ты не хочешь общения, но для него было важно поздравить тебя с совершеннолетием.

Задержав дыхание, Мари приняла продолговатую коробочку с синей лентой: почти невесомая, она была неимоверно тяжела, оттягивала вниз дрожащую руку.

– Ну, открывай скорее! ― буркнул Роджер, отпив пива.

Мари осторожно потянула за кончик ленты, и синяя бабочка превратилась в шёлковую змейку, повисшую на запястье.

– Не, не! От дяди Роба который открой, ― деловито поправил он.

– Оу… ― Она скептично вздёрнула подбородок и свела домиком брови. ― Да, конечно…

Она совсем не удивилась, когда достала подарок дяди ― золотые механические часы: изящная ручная работа, на корпусе гравировка с её именем, а на браслете вставки из рубинов. Мари вспомнила точно такие же рубины на зажигалке Роберта.

– Здоровские, скажи? Эх, хотел бы я Клэри похожие подарить, но мне с зарплатой копа о них только мечтать.

– Если нравятся, можешь подарить ей мои. Я вряд ли такие буду носить.

– Но это же подарок! Если дядя узнает, представляешь, как обидится? Мари, ты как ребёнок, ей богу.

– Приятно, конечно, я не спорю. Просто дядя Роб меня не знает и дарит всегда дорогое, но то, что мне вовсе не нужно. Клэри хотя бы действительно будет носить эти часы. ― Отложила подаренное на гамак и вскрыла вторую упаковку. ― Сертификат, ― объявила она и развернула его лицевой стороной к отцу. ― Расширенные онлайн-курсы по моей будущей специальности. ― И тепло улыбнулась.

– И чего в них особенного? Я бы и сам мог тебе такие оплатить. ― Он ворчливо пожал плечами.

– Сомневаюсь, что тебе пришло бы такое в голову.

Мари тут же пожалела о произнесённом, боясь обидеть Роджера, но он никак не отреагировал: поцеловал дочь в лоб и допил своё пиво, пожелав после спокойной ночи.

С полей дохнуло свежестью остывающей травы и хвои, воздух стал прохладнее и чище. Мари собрала подарки и вдруг заметила, что из сертификата торчит аккуратно сложенный лист с продавленными рукописными буквами. К горлу подступил ком. С опаской достала листок и развернула его. Это оказалось короткое письмо ― посланник вычеркнутого из мечтаний дорогого друга.

«С днём рождения, милая принцесса Мононоке! Я искренне верю, что ты добьёшься всего, чего хочешь. Буду счастлив, если эти уроки станут ещё одной ступенькой на твоём пути к спасению мира, который ты так любишь. Надеюсь, у тебя всё хорошо. Я вспоминаю о тебе каждый день и мечтаю вновь увидеть, как ты улыбаешься мне.

С любовью и наилучшими пожеланиями, твой бравый Хартиган».

Через неделю Линда взяла Мари с собой в Монреаль²{?}[самый крупный город в провинции Квебек и второй по величине город в Канаде.], чтобы навестить подругу. Они весь день гуляли по улицам города, посетили парочку кафе, и по дороге к дому остановились в ювелирном магазинчике. Женщины принялись с девчачьим восторгом осматривать витрины, Мари же без интереса изучала сверкающие тысячами радужных огоньков бриллиантовые ожерелья, увесистые серьги и кольца с внушительными вставками.

– Я хочу тебе что-нибудь подарить на прошедший день рождения! ― с горящими глазами заявила Линда. ― Знаю, ты просила без подарков, но, когда я согласно кивнула, это было ложью. Просто выбирала подходящий момент, когда смогу уломать тебя.

– Лин, ради всего свят…

– Пожалуйста, Мими! ― Ей, очевидно, понравилась эта форма имени из уст недавно приезжавшей Клариссы. ― Выбери хотя бы маленькую подвесочку.

– Ладно, если так хочешь транжирить деньги, я выберу. ― Мари смешливо поджала губы.

Вяло уставилась на россыпь золотых побрякушек, и сияние их разноцветных каменьев будто протягивало к ней переливчатые ручонки в мольбе обратить на них внимание. Её взгляд приковала к себе палетка с буквами английского алфавита. «A, B, C, ― беззвучно стали приговаривать её губы. ― C…»

Золотой полумесяц с двумя крохотными сапфирами разветвлялся в мыслях Мари, превращаясь в любимое до дрожи «имя-выстрел».

– Пусть будет вот эта подвеска. ― Указала пальцем.

– Вот эта? А почему не с буквой «M»? ― удивилась Линда.

– Это… Это в честь Канады. На память, ― с натянутой улыбкой соврала Мари, крепко сжав вспотевшие ладони.

– Боже, так трогательно, ― заметила подруга Линды, сложив руки в замочек. ― Кстати, наш Монреаль когда-то назывался Вилль-Мари³{?}[город Марии. Первоначальное название Монреаля.], ― и одобрительно подмигнула.

– О, круто. ― Мари закивала ей в ответ.

Спонтанно. Иррационально. Сентиментально. Мари избавилась от него в мыслях, в мечтах и надеждах на будущее. Но что-то внутри непостижимо боялось навсегда потерять самое драгоценное. Гораздо драгоценней всех сверкающих вокруг бриллиантов.

Выпускной класс. Звучало почти невероятно. В детстве Мари казалось, что школа не кончится никогда. Но неожиданно наступил последний год учёбы, и взрослая жизнь перескакивала порог, не разуваясь, шумно вбегала в гостиную и топталась на белом ворсистом ковре. О поступлении Мари почти не переживала, поскольку высокие баллы и многолетнее участие в экологической подготовительной программе университета уже обеспечили ей место.

Начало ноября не радовало погодой, а от подготовки к тестам по английскому и литературе голова шла кругом. Зато сегодня вечером в неформальной обстановке собирались старшие с экологической программы и студенты третьего курса Детройтского университета биологии и экологии, которые проходили практику в лагере. Мари даже посещали мысли пожить в общежитии исследовательской базы как в старые добрые времена, чтобы пообщаться с прибывшими о быте в кампусе и преподавателях университета. Предстоящая встреча расшевелила и взбудоражила её: воображение рисовало интересные научные беседы и профессиональные шутки, к тому же ей не терпелось рассказать о недавней морской экспедиции по спасению самки кита и её детёныша из зоны сброшенных в океан токсичных отходов.

Местный студенческий бар «Два лесоруба» был любимым местом молодёжи, оплотом пьяных душевных бесед и чаяний юности. Целиком построенный из дерева и обставленный внутри атмосферными старыми безделицами, он уютно располагал к откровениям и улыбкам. Мари устало шагала сквозь полупрозрачную туманную дымку, любуясь меланхолично пасмурным небом, с которого изредка срывалась морось, насыщая холодный воздух влагой. На уме у неё были лишь кружка вишнёвого пива и желание на весь вечер забыть о надоевшей подготовке к тестам. Одновременно с ней к бару подъехал мотоцикл. Стих звук двигателя, на веранде бара зажглись вечерние огни. И когда водитель снял с головы шлем, Мари замерла и в упор посмотрела на него: никогда прежде она так бесстыдно ни на кого не глазела. Этот парень был по-настоящему красив. Как один из греческих богов, в чью честь возводили статуи великие мастера древности, красив не как её Коннор ― это была пронзающая, жгучая красота, почти отталкивающая, пугающая. Настолько хорош, что обезличен: он напоминал её подростковые эротические фантазии.

«Я хочу его! ― пронеслось током от побагровевшей кожи лица до кончиков пальцев ног. ― Хочу так сильно, что дышать трудно. Почему он не может просто случиться в моей жизни? Хвалёная чистая концентрированная страсть. Мне даже плевать, как его зовут! Я хочу, чтобы эти серо-голубые глаза вожделенно смотрели на меня, чтобы эти широченные ладони ласкали мою грудь. Чтобы он взял меня, не интересуясь, что там у меня в душе или какую музыку и кино я люблю. Хочу без обязательств, без раздумий, без глубоких чувств. Его. Настолько шикарного, что почти невозможного здесь, рядом с этим милым баром для студентиков».

Мотоциклист провёл рукой по смолисто-чёрным волосам и молодецки вставил в зубы сигарету. Его кожаная куртка ― сомкнутые вокруг плеч обсидиановые демонические крылья ― была усеяна крошкой дождевых капель, ботинки испачканы грязью, а мотоциклетные перчатки явно видали лучшие времена. В его позе было что-то высокомерное, но парадоксально располагающее. Мари без пустых раздумий достала из пачки сигарету и смело подошла к нему. Незнакомец молчаливо ухмыльнулся, как сам дьявол, и дружелюбно наклонился ей навстречу с горящей зажигалкой.

– Ты, случаем, не из экологического? ― простодушно спросил он, прищурившись под напором усилившейся мороси.

– Агась.

– Значит, вместе сегодня будем тусить. Я Марсель. ― Он снял перчатку и протянул ей руку. ― Из детройтского универа.

– Я думала, ты старше. – Мари скривила ярко накрашенные губы и смахнула пепел с сигареты.

– Меня даже в средней школе за взрослого мужика принимали. – Он не сводил с неё глядящих исподлобья глаз с широкими неподвижными зрачками. – Чего своё имя не скажешь? Или ты загадочной хочешь побыть? – Заигрывающе усмехнулся.

– Нет, не хочу. Не знаю, почему-то не посчитала нужным. – Нахмурилась и посмотрела на мокрый асфальт. – Я Мария. В смысле, Мари.

– Угостить тебя выпивкой, Мари?

– Агась. Какой-нибудь сладенькой фигнёй только.

– Да чем захочешь. ― Марсель потушил окурок о корпус мотоцикла, но на асфальт не бросил. ― Слушай, а давай, эм… Давай не пойдём к остальным? Я знаю одно классное место с крутой музыкой и отличным бухлом.

– Будет невежливо.

– Надеюсь, они нас когда-нибудь простят. – Его хищные глаза были всё так же неподвижны, но в них зажглись зловещие огоньки. – Да и потом, на что ты рассчитывала? На интеллектуальные беседы под бокальчик красного полусладкого? Да они уже через час ужрутся и будут играть в настолки, рассказывая друг другу всякую хрень!

– Значит, и мы будем.

– «Мы будем». Хах! А ты любишь быть у руля.

– Ты ведь водишь мотоцикл, значит, понимаешь, почему это так приятно. ― Докурила и потянулась пальчиками к его руке. ― Давай мне и свой окурок, пойду в урну выброшу.

– А, да, спасибо. Чёрт, хотел бы я быть крутым дядькой из старого кино! Так же пафосно тушить бычки подошвой о землю. Но я сраный эколог и не могу себе этого позволить. ― Марсель засмеялся так заразительно и мягко, что Мари невольно подхватила этот смех.

– Эколог он. Да ты похож на алкаша-гитариста из рок-группы восьмидесятых!

– Или на актёрчика из дешёвого гей-порно! ― Он артистично щёлкнул пальцами. ― Мне это говорят куда чаще.

– Боже, ― прыснула в ладонь.

– Ещё и имя-то ― Марсель! Даже сценический псевдоним брать не нужно, и так аутентично звучит. ― Он продолжал смеяться. ― Мой отец из Детройта, а вот мама родом из Монреаля, этническая француженка, она и захотела так меня назвать.

– Хм, любопытное сочетание, ― отметила Мари и отошла к урне у входа в бар, затем помахала рукой. ― Пошли уже, чего расселся там? ― И направилась внутрь.

Остаток вечера они не отходили друг друга. Встреча, как и предположил Марсель, была вовсе не такой, как ожидала Мари, но она даже обрадовалась этому. Шутки, гам, смех, безумные истории, распевание хором песен и настольные игры на пьяную голову ― идеальный вечер для юного сердца.

Она знала, что день должен был закончиться именно так. Она этого хотела и сделала всё, чтобы воплотить свои фантазии. Мари переспала с Марселем в его комнате в общежитии лагеря. Это было вовсе не похоже на неуклюжий первый раз: её нынешний партнёр не был робким мальчиком и знал, как получить и доставить удовольствие. Мари преодолела стеснение и громко стонала, впиваясь пальцами в мокрую кожу спины Марселя, желая вытравить из памяти все воспоминания, причинявшие боль. Как же с ним сладко! Как порочно! Его так просто, так легко хотеть. В отличие от Коннора. Коннора нельзя хотеть, стыдно, неправильно, и она никогда себе не позволит эту глупость.

Кончив второй раз, Мари откатилась от своего любовника к краю постели и тяжело задышала. Марсель приблизился и попытался дотронуться до неё, но она натянула до макушки одеяло и недовольно всхлипнула. «Не люблю обниматься!» ― холодно пробормотала себе под нос. «Недотрога», ― беззлобно хмыкнул в ответ и отстранился. Мари вздрогнула от омерзения, когда представила, что его руки прикасаются к её коже.

Утро было ласковым и солнечным, разбудило Мари ярким косым лучом. Поднялась и села, прижимая к груди одеяло, обнаружив, что её новый знакомый уже не спал.

– Ну, привет. ― Она улыбнулась ему, взъерошив на затылке взбившиеся в клок волосы.

– Послушай, я хочу кое-что сказать, пока ты не начала понимать происходящее превратно, потому что вы все как одна именно это и делаете, а ты едва ли будешь исключением… ― Лицо Марселя было сосредоточенным, серьёзным и, как показалось Мари, немного нелепым. ― Мы вчера круто провели вечер и ночь. Очень круто. Ты роскошная девочка, смелая и всё такое, но понимаешь… Я пока не готов к серьёзным отношениям: я люблю хорошо проводить время с красотками, но на этом всё. Как бы тебе ни хотелось, прости, но мы не можем быть вместе.

Мари слушала его торопливый, сбивчивый голос, смотрела в округлившиеся виноватые и наглые глаза, чувствуя, как от напряжения сводит щёки. Не выдержав абсурдности этой минуты, она залилась хохотом и откинулась на подушку, прикрыв рукой рот.

– Что… что такое? ― Он с недоверием улыбнулся ей. ― Что тебя так рассмешило?

– Это было просто потрясающе! ― Мари воздела кверху руки с растопыренными пальцами. ― Долго репетировал столь душещипательную речь? Боже, у меня чуть челюсть не свело, пока я смех удерживала! «Прости, но мы не можем быть вместе»! ― спародировала она, гримасничая.

– Да я не…

– Всем, кого увалил, это втирал? Знаешь, ты, конечно, обалденный и мы чудесно потрахались, но я не собираюсь встречаться с тобой.

– О… Да? Что ж, тогда это отличная новость. Извини тогда за этот цирк, мне теперь даже как-то стрёмно…

– Не парься. ― Она отбросила одеяло и торопливо начала одеваться. ― Вообще, я бы повторила ещё как-нибудь разок ― без обязательств, естественно. Можно и не разок, но это уже на твоё усмотрение, мне без разницы. Ты как смотришь?

– В целом положительно. ― Марсель чувствовал себя несколько странно, но заметно ободрился. ― И раз уж ты так легко смотришь на это, можем иногда заниматься сексом на постоянной основе.

– Да у нас почти отношения будут, ты смотри-ка! ― сыронизировала Мари, скрывшись в ванной.

– Ты классная! ― крикнул он ей вдогонку. ― И я рад, что мы поняли друг друга.

***

Год выдался насыщенный и сложный: отъезд Мари, неожиданное потепление в отношениях с Гэвином, новые внутренние открытия и привычки, непрерывное истязание себя учёбой. Машиной Коннор обычно получал исчерпывающую информацию о предметах или явлениях и перенёс эту привычку в свою человеческую жизнь. Вот только информацию необходимо было добывать с некоторым усердием, и хорошо бы в проверенных источниках. Не рассчитав душевных и физических сил, в какой-то момент Коннор свалился с апатией на своём диване и ничего больше не хотел. Прокрастинация украла у него целый месяц, в котором не было ничего, кроме работы и огромного количества сериалов под вредную еду. «А я говорил, что не вывезешь, ― заметил как-то Хэнк, но в его голосе не было упрёка. ― Ничего, справишься. Тебе сейчас нужно это впустую потраченное время, чтобы крыша не слетела. Только если совсем затянется, боюсь, без мозгоправа никак. Я сам, конечно, подобному совету никогда не следовал, потому что я старый тупица, но в тебе гораздо больше здравого смысла и ума: ты не станешь игнорировать чужое беспокойство о тебе». Коннор лишь безучастно кивнул в ответ, не отводя взгляда от экрана телевизора и поглаживая холку лежащего подле дивана Сумо.

Этот период закончился сам себе и преподал незаменимый урок ― необходимо беречь себя. Человеческие «детальки» не так-то просто починить и заменить.

Когда мимо него промчалось восемнадцатилетие Мари и наступила новая осень, Коннор позволил себе мысленно остановиться и оглянуться назад, осознать, сколь длинный путь он преодолел. И сколько ещё предстоит…

После громких и шумных церемоний, наконец-то можно было отпраздновать повышение Хэнка в маленькой, уютной компании. Фаулер решил отправиться на пенсию, со спокойной душой передав свой пост Андерсону. Новоиспечённый капитан собрал после работы в «баре Джимми» несколько близких друзей.

– Я не знаю, сколько моё капитанство теперь продлится. Может, два года, может, чуть больше… Скажу одно: в юности я и подумать не мог, что настоящая жизнь у меня после полтинника начнётся! ― с задумчивой радостью изрёк Хэнк, сделав большой глоток пива.

– Я тебе больше скажу, ― подхватил Рид, чуть подавшись вперёд: ― двенадцать лет назад, пробивая брюхо твоему сынку, один хрен не рассчитывал, что когда-нибудь стану с ним приятельствовать. Или радоваться твоему повышению… Я вас обоих терпеть не мог. Нет, вы и сейчас меня иногда бесите, два спесивых мудилы ― старый и молодой, но только иногда.

– Стоит сказать, что спесивый мудила среднего возраста нас тоже иногда бесит, ― с усмешкой добавил Коннор и осушил стакан бурбона: с того памятного вечера в «Красном Кадиллаке» он ему особенно полюбился.

– Пожалуй, справедливое замечание. ― Гэвин захохотал, почёсывая отросшую щетину на подбородке. – Эй, вундеркинд! – обратился он к уткнувшемуся в телефон Майклу Грейсу. – Чего молчишь весь вечер?

– Дела надо кое-какие доделать.

– У меня появилось нестерпимое желание обмакнуть твой сраный девайс в кружку с пивом: может, хоть тогда подключишься к разговору.

– Понимаю, было бы лучше, если б вместо меня здесь сидел мой батя, но он поясницу потянул, когда соседке раковину чинил.

– Жаль, старина Энтони мне понравился. – Гэвин покачал головой. – Особенно его ржачные истории про работу. – Отпил из своей кружки. – Кстати, Коннор, ты вроде собирался в сержанты. Чего медлишь-то?

– Подам рапорт на сдачу экзамена летом. Сейчас мне не нужны заморочки с публичностью из-за моей новой сущности.

– Да я просто думал, что папаша теперь мог бы и похлопотать за тебя.

– Вряд ли всё так просто. И я не собираюсь добавлять Хэнку головную боль. Хочу, чтобы всё было правильно. ― Он пригладил пальцами бровь.

– Но вообще-то я действительно мог бы, если ты вдруг попросишь, ― добавил Андерсон.

– Не нужно. С этим я должен разобраться сам. ― Коннор сосредоточенно продавливал кожу ладони зубочисткой, слегка морщась и кривя рот.

– Нахрена ты это делаешь? ― поинтересовался Гэвин.

– Со стороны, очевидно, выглядит тупо и бессмысленно, но Майк говорил, что мне полезно развивать тактильные ощущения. Как приятные, так и неприятные.

– Ты приятные-то хоть развиваешь вообще? А то могу тебя познакомить с кем-нибудь, кто не против весело провести ночку. Может, даже не одну. ― Гэвин азартно посмеивался, подперев кулаком щёку.

– Думаю, не стоит.― К лицу Коннора прилила кровь, а сердце учащённо забилось от смущения.

– А что так? Неужели ещё не думал ни с кем покувыркаться? Или ты боишься облажаться из-за отсутствия опыта?

– Облажаться не боюсь. Я знаю, как устроено и функционирует человеческое тело. ― Уголки его губ чуть дёрнулись вверх, пока Коннор разглядывал трещины в деревянных досках стола. ― Мне трудно объяснить…

– Гэвин, оставь его в покое, ― вмешался Хэнк. ― Предлагаю снова выпить за меня! Сегодня всё-таки мой вечер. ― Он улыбнулся с шутливым самодовольствием.

Домой вернулись глубокой ночью. Хэнк долго не мог лечь спать, всё наматывал круги по дому, как будто что-то обдумывал. И когда Коннор погасил свет в гостиной и лёг на диван, укрывшись одеялом, Андерсон присел рядом и громко выдохнул.

– Спасибо тебе. За всё.

Коннор готов был отшутиться насчёт пьяной сентиментальности, но в голосе Хэнка звучала серьёзность. То, что он сейчас говорил, было для него безмерно важно.

– Когда мне официально присваивали чин, я всё о тебе думал. О том, как много в моей жизни изменилось, когда ты в ней появился… Когда стал моей семьёй. Я сам в себе давно разочаровался, крест поставил на всём, к чему стремился, считал себя куском говна, которому только и осталось, что пулю в лоб пустить. Но ты верил, что я чего-то стою. Что я сумею жить дальше, и ты единственный помог мне это сделать. Я сегодня ясно осознал, что стал счастливым человеком. Без тебя у меня бы ничего не вышло.

Коннор молчал, лишь пристально вглядывался в темноту, ища в ней очертания Хэнка. Любые слова казались ничтожными, неспособными передать то, что он чувствовал в это мгновение.

– Ну, добрых снов тебе. Завтра на службу всё-таки. ― Андерсон поднялся и прошёлся в сторону коридора, но вдруг остановился. ― Ты не против, если твоим напарником вместо меня теперь будет Гэвин, м? Вы вроде последний год неплохо ладили.

– Нет, не против. ― Его голос чуть дрогнул. ― Ты всё равно останешься моим лучшим напарником. ― Коннор понимал, как по-детски это прозвучало, но ему было плевать.

Хэнк посмотрел в его сторону ещё немного и отправился к себе. Стихли шаги в спальне, и дом погрузился в усыпляющую тишину.

Тьма разрасталась, накрывая собою всё вокруг. Разум уносился куда-то далеко, бросался с разбега в несбыточные грёзы. В невесомой пустоте Коннор услышал шум океана, вдохнул свежесть налетающей волны, но самого океана было не видать. И вдруг он очутился в незнакомом баре, где не было ни единой души. Из окна, похожего на то, что в его гостиной, проливался бледный ровный свет, подхватываемый тусклым прожектором на потолке. Впереди, в черноте, что-то белело, двигаясь на едва брезжащий свет в центре комнаты. Косой луч прожектора упал на округлость обнажённой груди, на тёмно-алые губы, выхватил миниатюрные бёдра. К нему медленно и уверенно приближалась его Мари: смотрела тем же искренним смелым взглядом, протягивала цепкие обезьяньи лапки ― самая желанная и сладкая, как грех. Казалось, что запульсировало всё его тело разом, стало целиком огнём. Руки Мари бесстыдно опустились на плечи Коннора и скользнули к затылку ― его тело из огня сделалось вязким и тяжёлым. Тёплые мягкие губы прильнули к его губам. Крепче и глубже. Невозможно дышать от восторга.

Он может прикоснуться? Где пожелает? Как пожелает?

Терпение гасло вместе с искусственным светом прожектора. Кровь в висках стучала и выла «Мари! Мари! Мари!»

В каждом вдохе «Мари», в каждом движении. В этой густой темноте.

Его трепетные руки легли на её грудь и осторожно сжали…

Коннор глубоко вдохнул и открыл глаза, уставившись в потолок, исписанный отсветами уличных фонарей. Из его горла вырвался тихий неконтролируемый стон. Всё тело было подобно натянутой струне, готовой лопнуть, объято мокрым жаром. Следуя прежде непостижимому импульсу, спустился рукой вниз живота и крепко обхватил напряжённый член, энергично скользнув ладонью вверх-вниз несколько раз. Ещё и ещё. Сильнее и быстрее. Неискушённое тело ответило стремительной разрядкой. Приглушённо всхлипнул, вжавшись головой в подушку, крепко зажмурился, ощущая, как текучий огонь пронёсся сквозь каждую клетку, и через несколько секунд обмяк.

Не понял, как отключился, и вздрогнул, очнувшись в семь утра. Живо собрал в охапку постельное бельё, запихнул в стиральную машинку, а сам встал под душ. Воспоминание о том, что случилось ночью, впилось под кожу сотнями игл. Он не смог удержать жаждущих рук и повторил всё снова. Прижался лбом к холодному кафелю стены и издал нервическую усмешку: «Как я только раньше без этого жил?»

Вышел из ванной разморённым и безразличным ко всему вокруг. Всё, чего хотелось, ― снова почувствовать это невыносимо острое желание, дотронуться до собственного тела как-нибудь иначе. А часы неумолимо приближали отъезд на работу. Когда пробудился Хэнк и вышел в кухню, Коннор не поверил своему лживому рту, столь мелочно и хитро пробормотавшему что-то про плохое самочувствие и отгул.

Он посвятил себе остаток дня в комфортном одиночестве. Ситуация виделась Коннору просто смехотворной, но в этих коротких мгновениях самоудовлетворения он внезапно познал ещё одно крохотное человеческое счастье. Он позволял себе думать обо всём, о чём хотел. Новизна ощущений не загоняла далеко его фантазии, и обыкновенная мысль о возможности обладать обнажённым телом возбуждала просто и пламенно. Коннор воображал множество разных изгибов, безликие образы заполняли его сознание. Но, несомненно, любимейшим из них стал тот единственный, что имел лицо: «Мари!.. Мари!» ― чуть дыша молил он, растворяясь в блаженстве снова и снова, будто она могла услышать и вернуться к нему.

– Коннор… ― шептала она в забытьи под красивым чужим телом, упираясь пятками в скомканные простыни. ― Коннор! ― вскрикнула Мари, сжав в кулачок взмокшие чернильные пряди на затылке Марселя.

– Чего, блядь? ― Он усмехнулся в её шею сквозь пик наслаждения.

– М? Чего? ― сглотнув, спросила она.

– Что ещё за Коннор? Прыщавый мальчонка из твоей родной школы?

Откатился в сторону и тут же закурил.

– Я что, так тебя назвала? ― Она изумлённо заморгала. ― Сама не понимаю, как это вышло… Он не из школы, гораздо старше. Мой лучший друг.

– Ты трахалась с лучшим другом? ― Марсель прикурил для Мари ещё одну сигарету и вложил в её пальцы.

– Нет. Ничего такого. Никогда. ― Она глубоко затянулась и прикрыла веки. ― Не знаю… Мне было так хорошо, и я, наверное, вспомнила его… Неосознанно.

– Вспоминать лучшего друга при оргазме как-то странновато. ― Марсель улыбнулся и прогладил Мари по колену.

– Да, пожалуй.

Она взглянула в окно, на пасмурное утро, умытое ледяным дождём, и тоска сдавила сердце уродливыми, ржавыми клещами.

Комментарий к Часть XIII

* Квебек¹– 1-я по площади и 2-я по населению провинция Канады. Административный центр – город Квебек, крупнейший город – Монреаль. Официальный язык провинции – французский, который является родным более чем для 80% населения.

* Монреаль² – самый крупный город в провинции Квебек и второй по величине город в Канаде.

* Вилль-Мари³ – город Марии. Первоначальное название Монреаля.

Пост к главе: https://vk.com/wall-24123540_3585

Группа автора: https://vk.com/public24123540

========== Часть XIV ==========

«Всё потеряло смысл. Два года без моей любимой девочки похожи на нескончаемую прогулку в чистилище. Нам двоим там самое место. Уехала далеко-далеко, попорченная этим дрыщавым мальчишкой. Зацелованная его мерзкими губёшками, лишённая драгоценной чистоты, которую я мечтал пить без остановки!.. Я ничего не хочу. Ничто больше не интересно. Даже разговоры с Фредом осточертели. Да и, по справедливости, мой любезный друг ― извращённый своим грязным недугом человечишка, охотник за нимфеточной плотью, мне это противно. Я не такой. Я люблю лишь Марию и никогда не насиловал её. Но я благодарен Фреду и никогда не выдам его секретов… Меня пожирают фантазии. Как я приезжаю за моим сокровищем, краду из чужого дома, привожу к себе и закрываю на тысячу замков, чтобы пировать над её телом».

Коннор встретил Роберта на утренней пробежке и поначалу едва узнал его: осунувшееся лицо, заросшее бородой с проседью, ввалившиеся глаза, сверкающие ледяной радужкой на фоне тёмно-фиолетовых кругов, несвежая рубашка и свалявшийся пиджак. Он был пьян и, казалось, не обращал внимания на происходящее вокруг.

– Мистер Эванс? Доброе утро, ― из вежливости поприветствовал его Коннор.

– Надо же, кого я вижу? Вас, мистер Андерсон, прямо-таки не узнать! ― Роберт икнул и прислонился к близстоящему дереву. ― Похорошели. И очень, я вам скажу. Такие мускулы теперь крепкие… ― Он очертил ватной рукой всю его фигуру. Коннору стало неловко от этого внезапного комплимента.

Глядя на красоту и молодость того, кто стоял перед ним, Роберт испытал гадливое чувство презрения к самому себе: «Теперь, когда он стал так особенно хорош собой, моя любимая девочка побежит трахаться к нему? И я опять узнаю обо всём из пустой болтовни Клэри за ужином? Мерзость. Разодрать бы в кровь его приятное лицо, вырвать ноги и руки, покрошить на куски и сжечь! Чтобы Мария навсегда забыла, что он когда-то существовал. Чтобы его имя никогда больше не смело срываться с её губ, когда я ласкаю мою куколку».

– Вам бы поспать. Выглядите уставшим, ― деликатно заметил Коннор.

– Благодарю за заботу. ― Жалкая, натянутая улыбка. ― Но что-то сна ни в одном глазу, вот и решил небольшой променад¹{?}[прогулка (с французского).] устроить.