Текст книги "В чём измеряется нежность? (СИ)"

Автор книги: Victoria M Vinya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 27 страниц)

– Заканчивай нудить, иди лучше посиди со мной, пока я готовлю. В кои-то веке занимаюсь этим вместо тебя.

Хэнк бросил удивлённый взгляд на ботинки Коннора, скинутые в беспорядке, и подумал, что замечал за ним такое лишь однажды – на первое Рождество, которое они праздновали в компании Мари.

– И я вообще-то серьёзно. Как только мне станет лучше, сразу же выйду на работу. Анализ мест преступлений – занятие не травмоопасное, как и разгребание документации. Да и Фаулер будет счастлив разгрузить остальных, к то-му же… я… я… за-ды-хаюсь, Хэнк… апчхи!

– Иисусе, – еле сдерживая улыбку, протянул Андерсон. – Будь здоров.

– Это всего лишь шерсть Сумо. Застряла… у меня в ноздрях. – Коннор зажмурился, мотнув головой. – Нет, это и раньше случалось, но тогда мне было всё равно.

– Да уж, когда-нибудь я привыкну. Да и ты тоже. Не забывай только рот прикрывать, это должно войти в привычку.

– Я ещё пожалею об этом, – сыронизировал в ответ.

– Похоже, что уже.

– Это просто шутка. – Коннор подошёл к кухонной раковине и принялся намывать руки. – Я не жалею о том, что сделал. Я как будто, не знаю, утратил ясность цели. – Он закрутил ручки крана и обессиленно приземлился на стул. – Там, в четырёх белых стенах лаборатории, под раздражающие гудки приборов я почти забыл, зачем решился на перемены.

– Но тебе ведь понравился дождь? – с задоринкой спросил Хэнк, нарезая овощи. – Знаешь, не сегодня-завтра сюда прибежит твой беловолосый дьяволёнок, поцелует твою изумлённую морду, и уж тогда-то, уверен, ясность цели к тебе вернётся. – Он посмотрел через плечо и с удовлетворением заметил на губах Коннора мальчишескую улыбку.

Сквозь мрак забвения, лишённый сновидений, он ощутил прохладное прикосновение дождя. Большая капля скатилась по скуле, затем другая прочертила дугу брови и застыла у виска. Нежнее. Смелее. Тёплый бархат обвёл линию губ и скользнул по щеке. Горьковатый запах листвы смешался с цветочной сладостью духов и тяжестью сигаретного дыма. «Приехал и даже не удосужился позвонить. Прибить тебя мало», – ласково и тихо пробубнила себе под нос, обогнув пальчиками его подбородок. Задержал дыхание, не открывал глаз, боясь, что это невозможное мгновение тотчас испарится. В тишине, пропитанной шипением и треском огня в камине, раздавался мерный шум ливня за окном. «Капли дождя» продолжали гладить его кожу. Целую вечность.

Глубокий вдох, длинный выдох – разомкнул сонные веки и увидел перед собой лицо Мари, обрамлённое тусклым светом пламени и укрытое полутенью.

– Привет, мой бравый Хартиган. – Мари забавно вздёрнула брови и качнула растрёпанной головой.

– Прости, что не сказал о своём возвращении, – шепнул он измученным голосом, не переставая любоваться ею.

– Ты, конечно, скотина, но это ничего, спишу на усталость от работы.

– И не надоело тебе делать мне поблажки?

– Ещё как, – ответила она и пожала плечами, капризно поджав губы, – но у меня и выбора особо нет.

Мари чуть отклонилась назад и потянулась с протяжным стоном, затем потёрла глаза и уставилась в окно, в пасмурную темноту, разрезаемую слабым блеском холодных капель. На её любимой чёрной футболке горел красно-зелёными тонами принт с Алой Ведьмой и Вижном¹{?}[Ванда Максимофф и Вижн¹ – супергерои, персонажи Вселенной комиксов Марвел, а также Кинематографической вселенной Марвел. Супруги Ванда и Вижн воплощают любовь между человеком и андроидом.], и Коннор сосредоточил взгляд на ярком узоре, сплетённом из романтики и сверхъестественной мощи. На журнальном столике неопрятной горкой были сложены учебные тетради и планшет, усыпанные разноцветными ручками и стикерами.

– Успела закончить? – Он кивнул в сторону её школьных принадлежностей.

– Агась, там легкотня одна задана была. Самые отсталые в состоянии сделать, но только не наш новенький! – Мари недовольно закатила глаза. – Он такой странный: прикидывается тупым, чтобы подкатить ко мне с просьбой помочь ему сделать домашку… Бродячий цирк, блин, какой-то. И ведь неловко даже сказать ему, что этот театр одного актёра уже давно спалили.

– Если тебя это бесит, так и скажи ему.

– Он вчера зачем-то накидал мне в сообщениях свои любимые музыкальные группы и фильмы. – Мари заметно оживилась и замахала руками в такт своему рассказу. – Я не допыталась у него, как это связано с органической химией, но послушала несколько его любимых песен. Они оказались очень даже ничего.

– Ладно, а как там…

– Недавно набился проводить меня до дома, хотя я была не в настроении для компании. – Не унималась в привычной манере, не обратив внимания, что её друг начал отвечать. – И ещё дождь стал поливать, а я забыла дома зонт, так он мне свой отдал, а сам накинул один только капюшон толстовки на свою дурную голову. Кажется, это было очень мило.

На лице Мари проступил румянец, а в чертах залегло выражение фальшивого высокомерия, за которым она обычно прятала уязвимость и подлинные чувства. «Этот парень ей хоть немножко да нравится. Она как минимум в восторге, что симпатична ему».

Его новое сердце учащённо забилось, разгоняя по венам искусственную кровь. Пальцы Коннора мелкими шажочками добрались до края дивана. Потянулся и ухватил её за руку, с трепетом прижал тёплую ладонь обратно к своей щеке, и его внутренности сжались не то от страха, не то от боли. Мари никогда раньше не наблюдала в движениях Коннора собственничества и не выносила, когда кто-либо притрагивался к ней подобным образом. Но его прикосновение опалило её: «Почему мне это так понравилось?.. Наверное, в этом было что-то неправильное. А Коннор всё время печётся о том, как бы чего неправильного не сделать в моём присутствии».

– Представляешь, что недавно папа с Клэри выдали? Вернее, папа просто не возражал и не нудил, что уже удивительно! – Мари убрала с шеи свободной рукой щекочущую кожу прядь. – Клэри предложила пожить в Канаде у её старшей сестры, чтобы я могла закончить там учёбу и подготовку к университету по моей специальности. Это так круто: наша исследовательская база находится в нескольких километрах от её города, а ещё будет углублённое изучение профильных предметов и даже возможность посмотреть другие страны в рамках научных экспедиций. Знаешь, я так офигела, не знала, что и сказать.

– Что ж… это отличная перспектива, – задвинув подальше печаль и эгоизм, ответил Коннор. – Я знаю, как для тебя важна учёба.

– Я никуда не поеду.

– Никуда… подожди, почему?

– Я могу прекрасно подготовиться и здесь. Ограничусь стандартной поездкой на летние каникулы. Не хочу уезжать. – Мари опустила голову на край дивана. – Может, это легкомысленно. Но и чёрт с ним. Я в состоянии расставить для себя приоритеты.

– Тебе одной лучше знать, что для тебя важнее. Но я рад, что ты останешься.

«Ведь твоя ладонь всё ещё прижата к моей щеке. И я чувствую это. А когда-то даже и мечтать не мог».

***

Едва ли ему становилось заметно лучше, но Коннор не выносил собственную бесполезность куда острее и уже через десять дней заявил, что возвращается на службу. Он мог посвятить кучу свободного времени Мари, но ему не хотелось, чтобы она видела его настолько беспомощным: это резало гордость. В отделе почти месяц работали над весьма запутанной цепочкой убийств, и Фаулер чуть не пустился в пляс у себя в кабинете, осознав, что с помощью их «пластикового детектива» расследование явно пойдёт быстрее. Коннор уведомил начальника о текущем этапе своей трансформации: столь необходимая для расследования реконструкция мест преступлений всё ещё являлась доступным ему функционалом. Беседа длилась почти час, и Хэнк каждые несколько минут с любопытством поглядывал в сторону стеклянных стен.

Шёл первый час ночи, но Хэнк изо всех сил делал вид, что не засыпает. Неоновые рекламные огни раздражали его, потенциальная затянутость дела тоже, и лейтенант завидовал спокойствию Коннора, разглядывающего снимки трёх прошлых мест преступлений и имеющихся улик. Мучительнее всего было понимать, сколь невыносимую боль он прятал за этой маской хладнокровия и сосредоточенности.

– Тормозни-ка! – внезапно бросил Коннор, когда они проезжали мимо вереницы сверкающих вывесок с побитыми местами фонариками.

– Нижнее бельё, аптека, цветы, – перечислил Хэнк наименования с вывесок. – Ты чего, на свидание собрался? – гоготнув, добавил он вдогонку, но его шутка осталась без ответа.

Коннор вернулся через несколько минут с картонной подставкой для кофе и протянул один из бумажных стаканчиков Андерсону, а сам снял крышку со своего и принялся шумно вдыхать густой аромат дымящегося напитка. Сделав большой обжигающий глоток, Хэнк остановился и внимательно посмотрел на по-детски счастливое лицо Коннора, прикрывшего от удовольствия веки.

– Теперь-то я понял… – Коннор одобрительно закивал, отпив немного. – Хотя мне запах нравится немного больше, чем вкус. Наверное, из-за лёгкой горечи, я её не выношу! Пока рецепторы формировались, мне вообще всё горьким казалось.

– А тебе с него херово не будет?

– Возможно. – Он пожал плечами. – Но что ж теперь вообще ничего не пробовать? И я попросил баристу, чтоб он мне некрепкий заварил.

– Я не собираюсь кудахтать над тобой, если что, просто не хочу, чтобы тебе вышли боком некоторые радости жизни.

– Сказал мне алкоголик, который с тяжёлым отходняком уже на ты.

– Ой, заткнись! Нахер стрелки переводишь?

– Но если кроме шуток, я ценю это, Хэнк.

– Ага, десятикратно… Ладно, едем, хватит сиськи мять, парни нас там заждались.

Автомобиль тронулся с места, Хэнк включил музыку и почувствовал, что к нему возвращается бодрость тела и духа.

– Когда закончу с модификациями, есть шанс, что мне позволят сдать тест на сержанта. – Коннор собирался поговорить об этом ещё после того, как вышел из кабинета Фаулера, но сомнения помешали ему. Теперь же он был полон решимости.

– Да неужели? – Хэнк не поверил ушам: андроиды не могли получать повышение в полиции из-за технических преимуществ над людьми. Лишь те, кто брал сверхурочную работу и имел хорошую раскрываемость дел, мог рассчитывать на небольшую ежегодную прибавку к зарплате в качестве компенсации.

– Но Фаулер предположил, и это вполне логично, что сперва нужно будет пройти комиссию по этике и комиссию по признанию меня человеком. Только после этого я получу новый социальный статус и права. – Он взболтнул на дне стакана остатки кофе и сделал последний глоток. – Надеюсь, что-то из этого можно обойти, чтобы избежать публичности. Это всё в теории, разумеется, потому что беспрецедентно, но Джеффри обещал мне помочь, если до этого дойдёт.

– Прямо небывалая щедрость с его стороны! – Андерсон ворчливо хмыкнул. – Но вообще он не забывает заслуг своих подчинённых, так что могу поверить.

– Вопрос висит в воздухе, потому что ни одна из машин ещё не становилась человеком. Может, и комиссий никаких не будет, это только я всё усложняю.

– Если боишься публичности, просто отложи всё на неопределённый срок. Сдашь экзамены позже.

– Время покажет, как мне поступить.

Прозрачно-белая вуаль фонарного света уводила его мысли к возможному будущему, к ещё не случившимся новым трудностям. Коннор не собирался хранить свои тайны вечно, но спонтанное разоблачение могло деструктивно отразиться на личной жизни. Ему хотелось, чтобы всё прошло как можно безболезненней для Мари и для него самого. Машинная привычка держать всё под контролем и предотвращать негативные последствия мешала взглянуть на картину под другим углом – куда более простым и человечным. Пёстрые огни улиц смешивались и чертыхались из стороны в сторону, разноцветные, как конфетти. Как забрызганная грязной водой палетка акварельных красок, которыми малевала на полу в его доме десятилетняя Мари. Из сумрака минувших лет сияло её разрумянившееся от смеха лицо с дурашливой улыбкой: листы для рисования закончились, и она, визжа от радости, принялась разукрашивать ладонями лицо своего друга. Он не отражал её «атаки» и смеялся в ответ, целуя в перепачканные разноцветные пальчики.

Стихло ворчание старого мотора. «Приехали», – раздалось сбоку возвращающим в настоящее заклинанием.

Коннор потёр слипающиеся глаза, резко выдохнул, мысленно договариваясь с болью о временном перемирии, и вышел следом. Снаружи дома он увидел Криса Миллера, бредущего следом за парящим в воздухе дроном: офицер помахал коллегам рукой и кивнул в сторону входа. Дверь была сорвана с петель и валялась на крыльце, отмеченная номером. Коннор сконструировал на ходу момент взлома, придя к заключению, что это было сделано соседом, обнаружившим тело.

– Коктейли уже допили, девочки, вы опоздали, – насмешливо донеслось из дальнего угла комнаты.

– Значит, проконтролируем, чтобы никто не полез танцевать на барную стойку, – буднично ответил Хэнк на «тёплое» приветствие Рида.

Полураздетый труп молодой женщины с пробитой головой лежал у дивана в луже крови и выделений. Рядом, в привычной манере оборонительно сложив руки на груди, стоял Гэвин, распоряжаясь процессом сбора улик в ожидании лейтенанта Андерсона. Как только прибывшие остановились подле Рида, тот принялся посвящать их в детали случившегося. Коннором овладел азарт занятия любимым делом, вселил прежнее ощущение нормальности и способности функционировать, быть необходимым. Не пропуская ни единого слова Гэвина, он отделился от группы, немедленно начав осматривать помещение.

– Может, хотя бы сделаешь вид, что слушаешь, а? Заебал со своим желанием лезть вперёд паровоза.

– Ты знаешь, что это не мешает мне слушать тебя, Гэвин, – без злобы отозвался Коннор. – Вместо того чтобы тратить время, лучше займусь тем, для чего меня собрали на конвейере.

– А в ответ, как всегда, лишь деликатное «срать я на тебя хотел». – Он театрально задрал кверху голову. – Понимаю, ты взасос только с Хэнком целуешься, но мне нужно, чтобы ты подошёл и взглянул на кое-что.

– Орудия убийства в доме нет? – Проигнорировал отпущенную ему грубость.

– Пока ничего не нашли.

Вошедший в раж Коннор приблизился к трупу и опустился на корточки, чтобы внимательнее изучить.

– Она тут чуть меньше суток лежит, – сухо пояснил Андерсону Гэвин.

– Девятнадцать часов, – уверенно дополнил Коннор, надевая на руки одноразовые перчатки: с тех пор, как зарегистрированные андроиды получили отпечатки, это стало рабочей необходимостью.

Привычная атмосфера, привычные действия – растравленные нервы Коннора наконец-то пребывали в покое, и он столь же привычным движением обмакнул два пальца в загустевшую подсохшую кровь у головы жертвы, поднялся и вложил в рот образец. Прежде, чем на оптический блок поступила информация о взятой пробе, он почувствовал его… Этот вкус… Сладковато-железный, перемешанный с горечью земли и человеческой мочой. Слюна обильно заполнила рот, желудок сжался от омерзения, Коннор вздрогнул, и его стошнило прямо себе под ноги.

– Твою мать… – с сочувствием протянул Хэнк, скривив рот.

– Во дела!.. – Рид ошарашенно заморгал, в упор глядя на происходящее. – Мне это не почудилось? Он что, серьёзно сейчас блеванул?

– Со всеми бывает. – Андерсон простодушно пожал плечами с глупой улыбкой и, подойдя к Коннору, положил руку ему на плечо: – Жить будешь?

– Охереть! Блюющий андроид! Да тебя в цирке можно показывать.

– Катись в жопу, Гэвин, – плюясь и тяжело дыша, буркнул Коннор, едва сдерживая очередной позыв из-за желчного привкуса рвоты на языке.

– Что с ним за фигня? – Рид развёл руками, не веря увиденному.

– Пойдём-ка на воздух, – заботливо предложил Хэнк и проводил Коннора к выходу. – Сейчас принесу воды из машины.

Опустошив на улице полулитровую бутылку воды, он понемногу пришёл в себя и ровно задышал, вглядываясь в темноту уродливых улиц, подсвеченную золотом листвы и мутным светом фонаря. Мысленно отчитал себя за беспечность и глупый просчёт.

– Прости, Хэнк.

– Это ещё за что, интересно?

– Да за… Ты столько лет вынужден был смотреть на это! – Он виновато покачал головой. – Я всегда знал, но никогда по-настоящему не понимал, как же отвратительно это смотрится со стороны.

– О, это цветочки! Поверь, ты ещё дохрена всего узнаешь, о чём не имеешь истинного представления. – Хэнк сложил руки на груди и утомлённо склонил голову: предстояла долгая и трудная ночь, но он воспринимал это как рутину. Взглянув в сторону дома, увидел в дверном проёме Гэвина, озадаченно посматривающего в их сторону. – Он что, типа беспокоится? Как будто не насрать… Пойду лучше проведу с ним воспитательную беседу, иначе сплетни по всему отделу поползут, несмотря на усилия Джеффри.

– Он не станет болтать. – Коннор поглядел на Рида с толикой благодарности.

– С чего такая уверенность?

– С того, что за два года он ни разу не проболтался обо мне Мари.

***

Личный дневник – его пиратский сундук. Каменная крепость. Глубокая могила. Ни одно слово не сбежит из бумажной Бастилии²{?}[французская крепость, построенная в 1370-1381 гг. и ставшая местом заключения государственных преступников. В эпоху Великой французской революции (1789-1799 гг.) была взята и полностью разрушена.], не попадётся в грязные руки проходимца. Дневник хранил его грязные мысли и долгие беседы в письмах с другом-зверем: голодные речи, хитроумные планы, неутолимый губительный жар. Роберту нравилось наблюдать, как опрятные дорожки чернил ложились на стилизованную под старину разлинованную бумагу, впечатывали в реальность его беспомощным немой крик. Бумага ничего не услышит. Но ей можно доверять.

«Каков я всё-таки плут! Позавчера ночью снова был в темноте её кукольной комнатки, я раздел её целиком. Целиком! Мария уже такая взрослая. Такая женственная грудка. Мой язык был жаден. Она жалобно стонала, что-то бессвязно бурча. И опять звала своего поганого Коннора. Она постоянно бормочет о нём. Нашла себе святыню! Утром, главное ещё, так забавно получилось: я пришёл к Клариссе, а моя любимая девочка жаловалась, что так устала, будто всю ночь была придавлена гигантским пауком! Так смешно! Фред хорошо с ней поработал за эти годы: она вот вроде как говорит, но всё равно очень стеснительно, дескать, глупости всё это. Мария постоянно ощущает моё присутствие, но не верит в него… Моя собственность. Моя игрушечная девочка. Моё драконье сокровище».

Шорох гравия на подъездной дорожке. Минута – и в дверь позвонили. Не дождалась и нескольких секунд, стала настукивать старым дверным молотком. Роб швырнул дневник в ящик антикварного письменного стола, закрыл на ключ, нервозно поднялся и запахнул халат.

– Ну ты там спишь, что ли, старикашка? – раздался за дверью насмешливо-ласковый голос.

– Бегу, Мария! Уже бегу!

Завязал бархатный пояс и открыл, затем вынул изо рта сигару, выдохнув никотиновое облако в сторону гостьи.

– Дядя Роб, это что, бархатный халат? – Мари по-детски рассмеялась в ладошку. – Понятно теперь, почему у тебя женщины не ночуют.

Влетела внутрь, бросила как попало в углу ботинки с бумажным пакетом и принялась взъерошивать вьющиеся от влаги волосы.

– Хоть бы раз поцеловала с порога дядю, одни эти колкие шуточки твои.

Небывальщина: подскочила близко-близко, положила руку на его плечо, вцепившись крепкой хваткой обезьяньих пальчиков, и смачно чмокнула в щетинистую худую щёку, оставив на ней алый след помады. Роберт вожделенно сглотнул и в упор посмотрел на племянницу. С её плаща до сих пор не выветрился запах сигаретного дыма, и он предосудительно хмыкнул.

– Клэри напекла пирогов в честь своего повышения: угостила соседей, подружек, бомжей у киоска с фастфудом, но песочный с ревенем и корицей оставила специально для тебя, – шутливо-важнецким голоском выделила она, повесив плащ, – помнит, как ты его любишь. – Взяла бумажный пакет, открыла его и поднесла к лицу Роберта: – М-м-м, красотища! – Мари уютно зажмурилась и вдохнула сладкий аромат. – Чувствуешь?

– Да. Чувствую. Очень сладко.

Вручила ему в руки посылку и стала праздно бродить по этажу. Знакомое с детства старьё она теперь осматривала с бо́льшим интересом, как бы давая ему шанс обрести чуточку смысла.

– Сигару хочешь? – внезапно раздалось за её спиной.

– Ой, не, я не курю! – Она улыбнулась, восприняв вопрос как ещё одну «старпёрскую шутку» из уст дяди.

– Своему святоше Коннору будешь это рассказывать. – Дьявольская ухмылка и прицельный выстрел серо-ледяных глаз. – Ты ведь… не рассказывала? – Роберт прищурился с фальшивой неуверенностью: он и так знал ответ. Мари согласно кивнула.

– Но эти крепкие очень. Я привыкла у Клариссы брать, она лёгкие курит.

Стоило ей договорить, как Роберт скрылся в дверном проёме кухни и показался уже с пачкой сигарет, пахнущих вишнёвым табаком.

– Ты отчасти прав. О Конноре, – грустно произнесла Мари, вытаскивая из протянутой пачки сигарету. Вытянула шею навстречу инкрустированной тремя рубинами зажигалке в руке дяди и прикурила. – Я не думаю, что он станет меня осуждать просто… просто ему незачем знать. Я всё равно потом брошу.

– Врёшь. Ты не говоришь, потому что именно его осуждения и боишься. Даже предположу, что он, как и я, догадывается, и ему это не нравится. Не зря же он начал избегать тебя.

– Да ну, ты преувеличиваешь.

Смахнула пепел в тарелку с засохшими остатками еды. Роберт прощупал её уязвимое место, услышал в словах борьбу: Мари сама себе уже не верила.

– Разве? Или просто озвучил то, что ты не в состоянии озвучить?

– У Коннора много работы, ты ведь знаешь, он коп.

– Ах, ну, конечно! Рядового детективчика отправили в невесть какую долгую командировку под прикрытием. Теперь вот опять «много работы»: всё-то отдохнуть не дадут! – Он саркастично всплеснул руками. – Видишь ли, Мария, стерильным личностям, вроде него, тяжело залезть в шкуру таких, как мы с тобой, – неправильных, шероховатых.

– Коннор не осудил бы меня за подобную мелочь, он ведь мой лучший друг.

– Да, лучший друг, поэтому и не говорит. Просто молча избегает. – Роб опустил уголки губ. – Это даже хуже.

Мари сделалось горько, она не желала соглашаться со сказанным, но начинала верить в это против воли. Слова Роберта, пусть хоть трижды наполненные пустыми обвинениями, склеивали недостающие кусочки происходящего, давали ответы здесь и сейчас. Грубо потушила сигарету о край тарелки и тут же закурила ещё одну. Оставаться в стенах этого «склепа» ей больше не хотелось, поэтому Мари просто ждала, когда табак истлеет, и она сможет вызвать такси. Подошла к столику из тёмного дерева, что примыкал к лестничному пролёту: на нём стоял допотопный музыкальный центр, а рядом стопка компакт-дисков. Она никогда раньше не интересовалась этой неуклюжей махиной, но сейчас любопытство стремилось подавить в ней печаль, и Мари остановила свой взгляд на проигрывателе. «Божечки, как эта фигня вообще включается?» – подумала она, беря в руки пустую коробку из-под диска, что уже стоял в дисководе: «Blondie³{?}[американская группа, пионеры новой волны и панк-рока (1974-1982 гг.; 1997 г. – наши дни). «Maria» – хит-сингл из альбома «No Exit» 1999 г. выпуска.]: Золотые хиты», – прочитала вслух надпись с обложки. Вставила в зубы сигарету точно так же, как это обычно делала Кларисса, когда у неё были заняты руки, и запустила проигрывание.

«Хм, какое бодренькое старьё», – отметила с воодушевлением, слушая заразительный мотивчик, под который проникновенный женский голос пел что-то о роковой девчонке, что не обращает внимания на безответно влюблённого в неё паренька. И когда начался припев, она взорвалась весёлым хохотом:

«Мария, ты должен увидеть её,

Потерять контроль и сойти с ума.

Латина, Аве Мария!

Миллион и одна горящая свеча…»

– Ну и песенки тут у тебя, дядя Роб! Умора! – вынув изо рта сигарету, прокричала она, не переставая улыбаться, и задвигала плечами в такт мелодии.

Следующий припев она уже подвывала во всё горло и забавно покачивала головой, на ходу тыча пальцами в дисплей телефона, чтобы вызвать такси. Глаза Роберта блестели, он наблюдал за каждым её движением под стук зашедшегося сердца. Ещё минута – и она сбежит от него. Ещё минута – и этот миг навечно останется лишь воспоминанием.

«Аве Мария, – неслышно шептал он себе под нос, – Аве Мария…»

Комментарий к Часть X

* Алая Ведьма(Ванда Максимофф) и Вижн¹ – супергерои, персонажи Вселенной комиксов Марвел, а также Кинематографической вселенной Марвел. Супруги Ванда и Вижн воплощают любовь между человеком и андроидом.

* Бастилия² – французская крепость, построенная в 1370-1381 гг. и ставшая местом заключения государственных преступников. В эпоху Великой французской революции (1789-1799 гг.) была взята и полностью разрушена.

* Blondie³ – американская группа, пионеры новой волны и панк-рока (1974-1982 гг.; 1997 г. – наши дни). «Maria» – хит-сингл из альбома «No Exit» 1999 г. выпуска.

Пост к главе: https://vk.com/wall-24123540_3549

Группа автора: https://vk.com/public24123540

========== Часть XI ==========

– Так, препарат введён, сейчас немножко бахнем током: извини, но будет не щекотно.

– То есть, будет чуточку больнее, чем всё остальное время? Не напугал.

Весь увешанный электродами и дополнительными медицинскими гаджетами Коннор чувствовал себя рождественской ёлкой. Очередной приём в лаборатории Майкла для общего обследования, а также гормональной и иммунной стимуляции. Казалось, этому не будет конца. Казалось, никогда не наступит хоть один спокойный день, в который Коннору удастся опробовать радости новой жизни. Но этот день мог никогда не наступить, и он был к этому готов. Не было никаких гарантий, что однажды все плоды их кропотливого труда не раскрошатся в пыль.

– Я сегодня ночью отвратительно спал, – поделился Коннор, как только Грейс закончил и стал снимать с него электроды, – до утра «обнимался» с унитазом, и в какой-то момент даже начало казаться, что я кишки свои выблюю. Никогда не был настолько жалким…

– Только загоняться не надо. Что называется, добро пожаловать в клуб! – Майк театрально развёл руками и поджал губы. – Бренность оболочки, тут уж ничего не сделать.

– Я понимаю. Просто нескончаемость всего этого доконала. Ничего не сделать, никак не унять… Я знаю, что боль – не причина, не болезнь, а индикатор проблемы, и она будет со мной, пока моё тело не завершит трансформацию.

Коннор по новообретённой привычке обхватил рукой живот и измождённо выдохнул.

– Интересно, как много в конечном итоге от меня останется… меня? Больше всего я боюсь даже не пресловутой боли, не смерти, а того, что при установке нового мозга утратятся самые важные фрагменты моей памяти. Или хуже того – эмоциональный памяти. Так страшно забыть, что я чувствовал к определённым мгновениям, людям, вещам. – Встал с кушетки, прошёлся до кулера и налил себе воды, затем опустошил стакан в несколько глотков. – Знаешь, мне очень понравилась идея Хэнка с тетрадью для заметок. В смысле, она мне нравится своей предметностью, осязаемостью. Я тоже завёл тетрадь под рукописные заметки: составил хронологический список из самых важных моментов в моей жизни и подробно описал под каждым свои чувства.

– Весьма сентиментально. Но вообще это полезная придумка.

– Я дам тебе её почитать, – с толикой застенчивости произнёс Коннор. – Хочу, чтобы ты знал, какие фрагменты памяти сохранить важнее всего.

– Сделаю всё, что смогу. Обещаю.

– Это будет странно – не помнить каждой секунды, каждого слова и жеста… Человеческая память довольно ограниченная. – Помимо сухой констатации, с какой он прежде говорил о подобных вещах, в его голосе вдруг послышался намёк на сарказм.

– Хах, да если б люди помнили вообще всё – крыша поехала нахрен!.. Это ведь защитный механизм психики. – Майкл обработал инструменты и убрал в ящики. – Я чуть ли не каждый день дорабатываю пробный образец мозга, чтобы минимизировать потерю данных при переносе. Кстати, твои записи мне пригодятся: когда начнём составлять карту твоего мозга, я отмечу наиболее важные участки. На основе этой карты распечатаем органические пластины и соединим их в целостный орган. Преобразование информации, которую пустим по нейронам, будет самой сложной задачей. Тут надо «ювелиром» действовать.

Коннор прошёлся до единственного окна в помещении и открыл его, тут же втянув мокрую холодную свежесть улицы. Перед взором предстали серые и унылые заброшенные постройки 90-х годов. Ржавые железные двери складских помещений, битые окна под кровлей: наверняка в каком-нибудь из этих зданий бродяги устраивают ночлежки.

На телефон, оставленный в кармане пальто, поступило сообщение. Коннор дистанционно подключился к аппарату и увидел, что оно было от Мари, но остановил себя и прошёлся в другой конец комнаты, чтобы прочесть вручную. Он постепенно приучал себя к более «отсталым способам взаимодействия с миром»: развитие этих привычек казалось ему целесообразным.

«Сегодня мне снилось, как мы с тобой шли вместе в лавку Эда за книгами, а на тебе было то новое пальто с высоким воротником, которое мне так нравится! Мы давно не читали друг другу. Кстати, хороший способ навязаться в гости, не находишь? Я так соскучилась! Меня уже тошнит от учебников! А ещё я соскучилась. И да, забыла ещё кое-что: я соскучилась!!!»

Коннор не мог перестать перечитывать сообщение снова и снова, воображая, как Мари произносила каждое слово упрашивающим шутливо-капризным голоском, каким обычно начинала скулить от безысходности. В своих мыслях он был прежним – её безупречным и сильным ангелом; они вновь играли в глупые ужастики на приставке, гуляли по вечернему городу, вели долгие сокровенные разговоры в спальне Мари, а ещё она смешила его, кривляясь под старую музыку или рассказывая какую-нибудь нелепую историю про школьных друзей. Вот бы его страдания скорее закончились и всё снова стало как прежде. Даже лучше, чем прежде. Когда-нибудь он прикоснётся к ней, и его тело наконец-то ответит трепетом. Он поцелует её – и это будет приятно и ничтожно мало.

– Майк, – вновь заговорил Коннор, обернулся и посмотрел с задумчивой улыбкой, – расскажи мне, каково это – желать? Я говорю про секс, если что, – энергичным тоном пояснил он и приблизился к другу.

– Нихера у тебя настроение скачет, как у беременных, – отшутился тот, сложив руки на груди.

– Ты можешь не отвечать, я пойму.

– С чего бы?

– Зачастую для людей секс – табуированная, «грязная» тема. Может, ты не в настроении для таких бесед. – Коннор сел обратно на кушетку и с детским жадным любопытством уставился в одну точку, как бы заглядывая вглубь себя самого. – Просто я очень много… читал, – с иронией выделил последнее слово, – и описания эротического желания во многом были похожи друг на друга, затасканны или чересчур осторожны. Они не давали ответов на мои вопросы. Возможно, я мало читал… – Он вновь рассмеялся, осознавая в этом бессильном смехе всю ничтожность своего чувственного опыта. – Правда, некоторые ответы казались чересчур наполненными исключительно похотью и не…