Текст книги "В чём измеряется нежность? (СИ)"

Автор книги: Victoria M Vinya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

– Я всем рада. И в первый час было даже весело, но вечеринка всё равно отстой. ― Мари закинула в рот виноградину.

– Будешь торчать здесь и просто набивать брюхо, пока гости не разойдутся?

– Это мой день рождения, делаю что хочу. Всё равно больше нечего ждать.

– Господи, ― Кристина закатила глаза и сделала последний глоток, ― да придёт твой Коннор, куда он денется? ― Она открыла новую бутылку и наполнила стакан до половины.

– Не придёт. Он сказал, что у него на работе завал и не хватает людей. Даже не обещал прийти: знал, что не получится, а расстраивать меня, как обычно, не стал.

Взяла из рук подруги стакан и осушила до дна.

– Не придёт – и пошёл он куда подальше! Оденемся в пижамы, наберём закусок, выпивки, закроемся у тебя в комнате и будем беситься под Милен Фармер, как в детстве.

– Я люблю тебя, Крис.

– Я знаю. – Она многозначительно изогнула бровь и рассмеялась.

В гостиной грохотала музыка, во дворе плескался хмельной задорный смех. Мари не помнила, чтобы родной дом когда-нибудь был полон таким количеством народа, но ощущала себя брошенной и одинокой. В её мечтах праздник был в точности таким же ― шумным и весёлым, но она не могла почувствовать радость, как ни пыталась.

– Ты уже видела новую девочку Стэна? ― Крис повела плечом в сторону гостиной.

– Агась, хорошенькая такая. Он, кстати, сегодня после третьей бутылки пива поблагодарил меня, что я его бросила, дескать, иначе не встретил бы её. ― Мари прыснула в ладонь.

– Сюрреализм какой-то…

– Марсель даже написал! ― Она смешливо выпучила глаза. ― Мне как-то неловко от этого сообщения было. Мы ведь просто спали, а он зачем-то пытается поддерживать общение. Хотя, думаю, он рассчитывает, что я и дальше буду с ним кувыркаться, когда первый семестр в универе начнётся.

В окне, на тёмном небе среди сгустившихся туч, блеснула тонкой алмазной змейкой молния, и через несколько секунд вдали послышался рокот грома. Снаружи загудели девичьи голоса, подгоняя в дом ребят.

– Дождь собирается, ― тоскливо констатировала Мари.

– Вот ты где, моя сладкая! ― В кухню вошёл поддатый Роберт, расставив в стороны руки, хоть и знал, что племянница вряд ли кинется обнимать его. Но попытаться стоило. ― Чего моська такая кислая?

– Торта обожралась! ― Она хихикнула в унисон с Кристиной.

«Зачем опять выставляет себя в таком смешном свете? Рушит ореол женственности и невинной сексуальности. Но ничего, я сегодня во всеоружии и готов до утра забавляться с моей куколкой, когда все эти суетливые тараканы разбегутся», ― натужно улыбнулся, но его улыбка больше походила на осуждающий оскал.

– Составишь мне компанию на веранде? Покурим вместе, я угощаю. ― С прилизанной галантностью Роберт открыл пачку дорогих вишнёвых сигарет и протянул Мари.

– О, я как раз хотела!

Гибким, энергичным движением поднялась со стола, подскочила к дяде и настырно выхватила из пачки две штуки. Чмокнув Кристину в щёку, вылетела наружу, в распростёртые руки сырого воздуха тёплого летнего дождя.

Роберт нетерпеливо вышел следом. В бежевом дизайнерском костюме тройке, завёрнутый весь, как капуста, не по погоде, он казался Мари огромным дымящим светляком. Вприпрыжку подошла к выключателю и погасила фонари на балюстраде, обхватила одной рукой себя за плечо и глубоко втянула мокрую свежесть листвы и смятой грязными ручейками травы. Роберта охватила волнительная дрожь, он смаковал каждую секунду их уединения и не переставая любовался бёдрами Мари, почти голыми из-за задравшегося подола.

– Почему ты такая грустная, Мария? ― выпустив густой клубок дыма, обратился он к ней.

– Дурацкий праздник. Дурацкая я, ― произнесла, глядя вдаль, на старое скривлённое дерево вишни у противоположной стороны проезжей части, жадно ловя глазами бледный призрак счастливого солнечного августовского дня.

– Иди сюда, моя девочка. ― Он улучил момент её слабости и вновь раскрыл долгожданные объятия.

– Не люблю глупые обнимашки. ― Она не повернула к нему головы, медленно выдыхая дым и между делом вылезая ногой из одной балетки. Роба смутила её бескомпромиссная холодность.

– Тебе следует быть поласковее.

– Агась, знаю. У меня вообще ничего в жизни не выходит порядочно: ни приоритеты расставлять, ни учёбой заниматься в полную силу, ни мужиков выбирать.

– Мне Клэри рассказала про твоего первого мальчика, ― он озабоченно остановил внимание на последней фразе.

– Да у неё едва ли язык за зубами держится. ― Мари издала смешок. ― Ну, да, был там один ― одноклассник. В Канаде тоже познакомилась с парнем, он чуток постарше, но у меня с ним несерьёзно было. Я их обоих оставила как-то в спешке, без драм и долгих объяснений. Знаю, что это неправильно. Но я, наверное, просто плохой и незрелый человек.

– Характер у тебя не сахар, куколка. Ты действительно часто поступаешь как испорченная девочка. ― Приблизившись, он прижался плечом к её плечу.

– Ты прав, дядя Роб.

– Но я бы всегда был рядом с тобой, даже несмотря на твой дурной характер и грубые манеры.

– Ты так говоришь, потому что мы родня. Но, допустим, это мило, ладно.

– Я бы всегда был рядом, ― с придыханием повторил он, и его трясущиеся пальцы коснулись обнажённой кожи её бедра.

Мари замерла, будто парализованная паучьим ядом, и не шевелилась, едва понимая происходящее. Абсурдность ситуации притупляла отвращение и желание отстраниться. Небо полоснула рваная молния, и последовавший за ней гулкий громовой раскат, казалось, вырвал из горла жалобный хрип отчаяния и омерзения. Тепло тела Роберта было невыносимым, оно тянулось голодными лапами через ткань дорогого костюма, пачкало кожу его ненасытными пальцами. Наконец он перестал. Мари облегчённо выдохнула, и Робу до невозможности захотелось притронуться к блестящим от влаги тёмно-алым губам. Они напоминали ему брызги ягодного сока на белоснежной фарфоровой тарелке, в которой бабушка ставила перед ним в детстве малину с клубникой среди тишины и величественного солнечного света гостиной его дома.

– Сегодня я стала на год старше, ― сдавленно прошептала она, надеясь сгладить нормальностью беседы ненормальность происходящего, ― и решила, что больше не стану выбирать неправильных мужчин.

– Это очень мудрое решение. Тебе нужен кто-то, кто примет тебя вместе с твоим скверным характером, будет покровителем и обожателем, ничего не пожалеет для тебя. Кто-то такой же, эм… особенный, ― пафосно подчеркнул он, погладив её сзади по лопаткам, и вызвал каскад мурашек отвращения, ― особенный, как и ты. Немного порочный, чуть постарше, я думаю… ― увлёкся Роб, не обращая внимания ни на что вокруг.

Мари всё не сводила глаз со старой вишни, и когда под отяжелевшими мокрыми ветвями сверкнул бледно-голубой огонёк, она не сразу поняла, что ей не мерещится. На светлом фоне ткани выделялось сиреневое облачко с зелёными прожилками, знакомая фигура двигалась в сторону её дома, очерченная ореолом светящихся в фонарном свете дождевых брызг.

– Ты пришёл!.. ― зачарованно шепнула Мари в густую темень и сжала в кулаке подвеску на груди.

– А? Чего-чего? ― вышел из ража пространных речей Роберт.

Мари его не услышала. Ей было плевать, что он спросил. И на дождь было тоже плевать. Сорвалась с крыльца в одной балетке и ринулась навстречу всё приближающемуся счастью. Роберт что-то крикнул ей вдогонку. Кажется «туфля» или «куколка»? Да и чёрт с ним!

– Ты пришёл! ― прокричала, ускоряя бег. ― Пришёл, пришёл, пришёл!

Позабытое чудо прежних лет ― закинула трепещущие руки за его шею и прильнула тёплым дрожащим телом. Сквозь причитания целовала его мокрое лицо, запускала пальцы во вьющиеся от влаги пряди на затылке.

– С днём рождения, милая Мари. ― Коннор выдохнул в её висок, приветственно обняв за талию рукой, в которой держал букет сиреневых гербер.

– Пришёл… Мой ангел, мой бравый Хартиган! ― задыхаясь сквозь частые поцелуи, бормотала Мари, не разбирая, попадает она губами в бровь, в скулу, в нос или подбородок. Привстала на цыпочки и прижалась щекой к его щеке.

– Почему-то казалось, что ты меня больше никогда не обнимешь. ― Коннор вспомнил их недавнюю встречу, сухое расставание, в которое она лишь улыбнулась на прощание.

– Это тебя-то? С ума сошёл? ― Откинула с его лба непослушную прядь. ― Пойдём скорее в дом.

Роберт смотрел на них в недоумении и опустошении. «Меня обокрали. Унизили. Распяли. Отвратительный змеёныш… Сцапал моё сокровище, нахально присвоил! Этот вечер был мой и её близость была моей, а ты всё забрал в свои поганые ручонки… Ничего. Я доберусь до тебя, докопаюсь. Никто не может быть настолько чистым и безгрешным: всегда есть скелеты в шкафу, всегда. Интересно, насколько сгнили и засмердели твои?» ― не сразу заметил, как прикусил фильтр сигареты, и принялся плеваться.

– Всё хорошо, дядя Роб? ― спросила Мари, не отпуская руку Коннора.

– Да, сладкая. ― Он отрывисто кашлянул. ― Я что-то задумался да фильтр раскусил, такой дурак! ― Заискивающе и жалко рассмеялся.

– Ладненько. ― Она равнодушно пожала плечами и потянула в дом своего бесценного гостя.

Суматошно влетела на кухню, ища, куда поставить цветы: все вазы в доме уже были заняты букетами друзей. Мари что-то невнятно напевала, зажмуриваясь и покусывая губы, врезалась во все тумбы и громко выдыхала.

– Ты чего такая заполошная? ― Кристина свела домиком брови.

– Ты не представляешь, как мне хорошо!

Крис выглянула в гостиную и увидела там Коннора, взъерошивающего мокрые волосы.

– О, ясно, ― ничуть не удивилась. ― М-да, накрылись наши пижамные бесилки…

– Пижамные бесилки обязательно будут, Крис! ― Мари виновато захлопала глазами. ― Только не сегодня. Пожалуйста, ну, прости, моя хорошая! ― И крепко обняла подругу, целуя в щёку.

– Я не обижаюсь. Хотя нет, вру: совсем капелюшечку. ― Кристина показала указательным и большим пальцами, шутливо прищурившись. ― Всё, иди давай к нему! Брось уже эти цветы дебильные, я сама поставлю.

– Я тебя не заслуживаю.

– Во-во, придержи эту мысль!

Коннор бесцельно шатался по гостиной, оглядывая незнакомые лица и выслушивая хмельные приветствия. Увидев на столике с напитками единственную запечатанную бутылку бурбона, обрадовался и взял её с собой, надеясь отыскать чистый стакан. Как только он вошёл в кухню, Крис и Мари резко притихли, заговорщически наблюдая за каждым его движением.

– Что-то замышляете? ― Сделав глоток, Коннор очаровательно улыбнулся им.

– Ни в коем случае, детектив Андерсон! ― Смешно поджав губы, Мари завертела головой.

– Ты аккуратнее, а то вдруг у него с собой наручники, ― подшутила Крис, и уши Мари тотчас покраснели, стоило ей вспомнить наглую вожделенную улыбку Марселя.

– Мне надо покурить! ― Мари нервно откашлялась.

– Опять?

– Пошли, я постою рядом с тобой, ― предложил ей Коннор и направился к выходу.

Гроза закончилась, но дождь продолжал поливать немые улицы, лишь дом Эвансов горланил десятки песен и шуток. Мари не хотела курить и была рада, что они наконец-то остались вдвоём. Она всё не сводила глаз со своего милого друга, глядящего вдаль с мечтательной улыбкой.

– Надеюсь, не было проблемы в том, что ты ушёл пораньше с работы?

– Гэвин меня прикрыл. А Хэнк сделал вид, что ничего не заметил.

– Повезло тебе с ними. ― Она шагнула навстречу и шкодливо вздёрнула подбородок. ― Ты сегодня такой красивый. ― Нежно улыбнулась и взяла его за обе руки.

– Это с усталой-то мордой и потасканной за день одеждой?

– Агась.

– Ну вот, я жалок. ― Он засмеялся, уверенно приблизившись к ней, затем опустил одну руку на талию Мари, и они плавно закружили по веранде.

Из дома доносилась бодрая музыка, дождь упруго шумел по крыше, звенел на поверхностях луж. Они танцевали несколько песен подряд, то дурачась, то трепетно прижимаясь друг к другу. Обречённый праздник наконец-то был спасён, и грусть растворялась в говоре неугомонных капель. «Не могу же я вечно бояться своих чувств к нему. Мне теперь так легко! Я могу танцевать и смеяться с ним, как прежде, словно мы не расставались. Словно не было вороха неправильных выборов… Хотя, может быть, они и не были такими уж неправильными? Ведь в конце концов они вернули его мне. Вернули нас. Да, вот так ― обними крепче! Я больше не боюсь. Я вижу твоё лицо так ясно, так близко. Не хочу больше видеть перед собой ничьё другое. Не хочу чужих губ, не хочу чужих рук и чужого тела мне не надо. Вот бы ты остался сегодня со мной… Но я слишком труслива, чтобы попросить об этом», ― кровь стучала молоточками в висках, разливалась по венам огнём. Мари приподнялась на носочках и вдохнула запах с воротника рубашки Коннора. Он пах иначе, чем она помнила: не кристальной свежестью порошка, асфальтом, дождём или автомобильными выхлопами городских пробок ― собою. Это неожиданное очередное маленькое открытие оказалось приятным.

Она целовала на прощание его ладони и беззастенчиво прижимала к щеке. Мари хотелось, чтобы Коннор чувствовал её любовь, её бесстрашие, открытость. «Пускай думает, что у меня к нему ничего не прошло. Потому что, чёрт побери, ничего и не прошло! И плевать, если ему это неудобно. Я знаю, чего хочу. Его. Я хочу его!» ― когда-то запретная сладкая мысль пронзила её до кончиков пальцев. Мысль-пламя, мысль-болеутоляющее. Как во сне поднялась вверх по лестнице на пружинящих онемевших ногах, захлопнула в спальню дверь, распласталась на кровати, живо задрав подол, и с жаждой принялась ласкать себя. Впервые ей не было стыдно. Мари ощущала себя взрослой и влюблённой, согретой светлым желанием: оно было привычно телесным, приземлённым, вроде бы таким же, как всегда, и всё-таки непохожим на то, что она испытывала раньше. Её фантазии обрели лицо. У них были карие глаза и эти причудливые любимые брови, непослушная каштановая прядь, спадающая на лоб, и его родной голос. Под потолком собрался багрово-голубой неоновый свет из окна, закружил в безумном танце, подхватывая нарастающий темп руки Мари. Быстрее и крепче. «Я теперь вижу твоё лицо. Всего тебя. Вот твои руки, вот твои губы ― целуй, возьми, приласкай! Делай что хочешь. Мне больше не страшно. Как же легко, как прекрасно тебя желать!» ― хриплый сладостный стон впился в темноту, раскроил тишине горло.

Снаружи её комнаты тихо скулил Роберт. Мари закрыла дверь на щеколду, и паук не мог воплотить свои грязные мыслишки, не мог даже просунуть уродливую мохнатую лапу в щель. «Имя-выстрел» вспороло безмолвие, оглушив Роба кипящей яростью и решимостью.

Мари проспала всего два часа и поднялась с пасмурным прохладным рассветом. Наскоро приняв душ, оделась и умчала на такси к дому Андерсонов. Коннор не поверил глазам, когда вышел за порог и увидел у дороги Мари. Она выглядела уставшей и нездорово оживлённой.

– Ты вообще ложилась? ― недоумённо процедил он сонным голосом и направился к автомобилю Хэнка.

– Хочу проводить тебя до участка. Ты же не против?

– Только если ты себе не навредишь этим.

– Да хватит уже трястись за меня, словно я до сих пор маленькая девочка, нуждающаяся в защите! ― отчаянно прокричала Мари, и её рот задрожал. ― Посмотри на меня!.. Посмотри. ― В её глазах заблестели подступившие слёзы, но она не отвернулась, не собиралась убегать. ― Я больше не ребёнок, ― серьёзно и пылко произнесла она, тяжело дыша, ― слышишь? Я больше не ребёнок.

В горле застрял болезненный ком, сердце неугомонно колотилось в груди: несколько мгновений Коннор неподвижно изучал Мари и прокручивал в голове каждое услышанное слово снова и снова, вникая в истинный смысл произнесённого. Плевать, если он неправильно её понял. Он всего лишь человек, и теперь у него была непозволительная когда-то роскошь ошибаться. Решительно сорвался с места, не веря собственному телу, и заключил в ладони любимое лицо, припав губами к её губам, податливо и мягко разомкнувшимся ему навстречу. Его фальшивая сдержанность плавилась в жерле придушенных годами чувств, раздавленных сомнениями и страданиями. Мари сжала горячими ладонями его запястья и порывисто всхлипнула, углубив поцелуй. Она позволяла Коннору нетерпение, покрывала в награду его сомкнутые веки короткими нежными поцелуями. Насилу успокоившись, он замер, прижавшись к её лбу своим, и рвано задышал. Мари скользнула пальцами в его пряди на виске и тихонько прогладила.

Комментарий к Часть XIV

* Променад¹ – прогулка (с французского).

* «Клуб “Завтрак”»² – культовая американская молодёжная комедия режиссёра Джона Хьюза 1985-го года выпуска.

Пост к главе: https://vk.com/wall-24123540_3588

Группа автора: https://vk.com/public24123540

========== Часть XV ==========

Коннор ощущал себя совершенно иначе, стоя на пороге дома Эвансов. Секунда-другая – занесёт кулак и постучит. Он войдёт в этот дом не так, как раньше, посмотрит на неё по-другому и наконец-то будет свободен чувствовать то, что чувствует. Вчера они разошлись несколько неловко: Мари так и не поехала с ним в участок, ответив растерянным взглядом на его прощальную улыбку и долгое пожатие руки. Коннор не собирался оставлять в ней сомнений насчёт собственных намерений. «Сейчас одиннадцать утра, и Мари наверняка выскочит растрёпанная и в одной тапке. Не знаю почему, но я безмерно обожаю её такой… Интересно, как это будет? Нетерпеливо взвизгнет, налетая с крепким объятием, или сперва поцелует? Хорошо бы всё разом», ― самодовольно подумал Коннор и постучал в дверь.

– Ого, доброго утречка! ― отстранённо пробормотала Мари, хлопая глазами и лениво набирая длинной ложкой мороженое из сине-жёлтого ведёрка с ободранной этикеткой. ― Заходи давай скорее. ― Кивнула, приглашая внутрь, и направилась в кухню.

– И тебе. ― Он разочарованно вздохнул.

«Вот же самонадеянный кретин».

– Вчера целую ночь с Крис занимались всякой фигнёй! ― продолжила беззаботно тараторить, оттягивая полы коротенькой домашней футболки. ― Ностальгировали, фотки детские смотрели, вспоминали школьные шутки и первые влюблённости. Представляешь, она мне такая, мол, никаких больше «дурацких мужиков»! Учёбой хочет вплотную заняться на первом курсе: она ж на психологию в итоге пошла, сказав, что экологией чисто за компанию увлекалась, потому что у меня шило в заднице и я умею убеждать.

– Я хотел сказать…

– В каком-то смысле даже немного обидно: я что, правда такой тиран? Не заставляла же её никогда. Но Крис, наверное, вовсе не это имела в виду, а я просто загоняюсь по привычке. ― Мари отступила от Коннора на несколько шагов и вжалась бёдрами в столешницу, принявшись усерднее доедать своё мороженое.

– Да, у тебя бывает порой. ― Он легко усмехнулся, смерив взглядом расстояние между ними ― неприлично огромное, невыносимо фальшивое, смехотворное, нелепое.

– Но в целом хорошо посидели. Кучу всего успели обсудить.

– Я рад. И всё-таки спрошу: ты так и будешь там стоять? ― Он выразительно прищурился с шутливым осуждением.

Натужная улыбка сошла с лица Мари, взгляд сделался прямым и искренним. Расслабленно выдохнула, отставила в сторону ведёрко и скользнула в объятия Коннора, пламенно прильнув всем телом и опутав руками его шею. Поёрзал подбородком по взъерошенной макушке и ощутил прилив спокойствия. По её прядям струилось жидкое золото утренних лучей, скатывалось с плеч, замирая на обнажённой коже поясницы. Мари энергично задрала кверху голову и встретилась взглядом со своим милым другом, затем неспешно и сладко поцеловала его. Тихое счастье замерло внизу живота, дохнуло нагретой листвой из приоткрытого окна, прокатилось по асфальту шорохом автомобильных шин.

– Вот теперь хорошо, ― умиротворённо прошептал Коннор и чмокнул её в нос.

– Мне всё казалось, что ты вчера поцеловал меня по какой-то нелепой случайности…

– Я уже сказал, что ты обожаешь загоняться?

– Не смейся надо мной!

– Прости.

– Я два года считала себя виноватой и вообще последним человеком из-за того, что призналась тогда тебе… А теперь всё так быстро, так идеально случилось. Мне всё кажется, что это не по-настоящему. Ведь я никогда не получаю то, что хочу. И кого хочу. ― Её голос сделался печальным.

Коннор ласково провёл по волосам Мари обеими ладонями, неотрывно изучая её встревоженные черты. Спустился пальцами к её шее и легонько стал поглаживать кожу и кончики светлых прядей.

– Я не знал, как правильно ответить тогда тебе по многим причинам.

– Да, да, я малолетка, которую ты знаешь с детства…

– Дело не только в этом. Я обязательно всё расскажу тебе, когда буду готов. Очень скоро, обещаю.

– Даже не знаю, важно ли мне это теперь. ― Она покачала головой. ― Куда прекраснее мысль, что я могу обнять тебя, поцеловать, не испытывая стыда, и даже… ― Её губы растянулись в родной и любимой кокетливой улыбочке. ― Знаешь, что я сделала в свой день рождения, когда ты ушёл? – Встала на цыпочки и с жаром прошептала: – Я ласкала себя и думала о тебе. ― Мари стоило огромного мужества не отвести взгляда и договорить до конца. Смущённо улыбнулась и рвано выдохнула.

– Вот как? ― спросил мягко и вкрадчиво.

– Прямо эротический катарсис какой-то был! ― Она рассмеялась, застенчиво жмурясь. ― Мне всегда было стыдно, но в ту ночь ни капельки. Это было прекрасно.

– Ладно, раз уж мы делимся, – заговорил партнёрским, ободряющим тоном, – я тоже думал о тебе. Не один раз. Совсем не один.

– Боже, мы правда об этом говорим? – Прижалась щекой к его груди, скомкав пальцами ткань футболки.

– Я могу заткнуться, если тебе не по себе.

– Нет, нет! Всё хорошо. Я же первая начала… И вообще-то мне нравится говорить с тобой открыто. Я с детства привыкла к этому и счастлива, что снова могу не обдумывать каждое слово.

Её запредельная откровенность щекотала нёбо, не оставляла выбора, призывала подчиниться, овладеть, отдать всё и забрать столько же в ответ. Дрожь замирала у Коннора в коленях, покалывала в ладонях, кровь устремлялась по венам вниз. «Она смотрит на меня, с трудом преодолевая смущение, и даже не понимает, какую власть теперь имеет над моим новым жалким телом из плоти, крови и костей. А я едва могу поверить, что Мари в моих руках и мы говорим не прячась друг от друга: мгновение, которое останется в памяти смазанной вспышкой, сладким запахом мороженого и горечью дорожной пыли. Одно из тех мгновений, с которым я бы засыпал на перемотке, не желая забывать ни секунды!.. И всё-таки, несмотря ни на что, принёс в жертву петабайты¹{?}[единица измерения количества информации, равная 10¹⁵ (квадриллион) байт. Следует после терабайта.] данных, чтобы на короткий миг со мной остались не только пиксели идеальной картинки – нечто более ценное, и об этом я уж точно никогда не забуду».

– И вообще, знаешь, ― продолжила Мари и провела средним и указательным пальцами по его нижней губе, ― я не хочу медлить. Это я про секс, если что, ― добавила привычным капитанским тоном.

– О!.. ― Коннор с наигранным удивлением округлил глаза. ― Ни за что бы не подумал.

– Мне хватит примерно недели, чтобы успеть осознать произошедшее и морально подготовиться. Я даже не думаю о том, что это должно быть всенепременно особенно. Я уже хочу, чтобы это просто случилось! Оно и так по умолчанию будет особенным. Для меня точно.

– Ладно. Ты уверена в своих желаниях, и это главное.

– Да что ты? А как же: «Не думаешь, что мы торопимся? А это не аморально?» ― гримасничая, передразнивала его Мари.

– Тут я с тобой совершенно солидарен. И можешь издеваться сколько влезет, как-нибудь переживу. ― Он припал губами к её ключице, чуть скользнул по груди, задев носом золотую цепочку и остановился. Взяв в руки украшение, с любопытством оглядел сверкающую на солнце драгоценную букву. ― Интересная подвеска. ― С трепетом сглотнул.

– Я всем говорю, что это в память о Канаде.

– Она не в память о Канаде! ― Коннор усмехнулся, уверенно мотнув головой.

– Ни в коем случае… ― Она тихо всхлипнула и прижалась крепче.

Ощущение неминуемого счастья замерло под рёбрами, мерцающие полоски света на стенах чудились волшебными проводниками в ту жизнь, о которой он когда-то грезил в своих электронных мечтах. Приятная тяжесть в теле обещала нечто удивительное, непознанное, и короткое ожидание не казалось пыткой. «Может быть, нет смысла откладывать и моё признание? Так мирно, так хорошо. Что это, если не самый подходящий момент?» ― промелькнуло в мыслях Коннора. Мари потянула его за собой в гостиную. Как только он расположился на диване, она тотчас села к нему на колени и принялась целовать ― глубоко, жадно и смело: вымещала старую боль, что приносило его молчание, и горечь от невозможности быть рядом. Перед ними монотонно шумел телевизор, передавая новости последнего часа. Мари вдруг прервалась и кивнула в сторону экрана:

– Слышал уже?

– Не понимаю, о чём ты, и не уверен, что сейчас это интереснее, чем обжимания на диване, ― лениво проговорил, разморённый происходящим.

– Да с девяти часов передают по всем новостям: андроиды требуют расширения прав и передачи им заводов для воспроизводства себе подобных, а также контроля над соответствующими ресурсами. Уже вовсю говорят, что будут обширные демонстрации по всей стране и дебаты на данную тему ― В голосе Мари послышалось раздражение.

– Нет. Я не слышал ни о чём таком, слишком занят был и как-то не следил за новостями. ― Он мрачно уставился в телевизор на мигающие картинки. ― Ты обеспокоена?

– Ещё бы. Ты же знаешь, как меня ранит вся эта хрень. Я была совершенно спокойна насчёт андроидов с некоторых пор, но это уже ни в какие ворота не лезет! С какой стати люди «обязаны» им? С какой стати люди обязаны передать им те немногие преимущества, что у нас остались? Мы должны контролировать производство искусственного интеллекта, чтобы защитить себя от возможной фатальной ошибки.

– Мне кажется, ты заведомо видишь худший исход во всём, что касается андроидов. Я понимаю, это тревожит, и готов поспорить, в голове у тебя что-то среднее между «Матрицей»²{?}[культовый научно-фантастический боевик братьев Вачовски 1999 г. выпуска.] и историей вселенной «Дюны», но уверен, что девианты всего лишь хотят, как и живые организмы, не исчезнуть с лица Земли.

– Но они не живые организмы, ― подавляя злобу, отчеканила Мари и спустилась с колен Коннора, обратив теперь всё своё внимание на то, что творилось на экране.

«Прогресса и расширения роли андроидов в нашей жизни боятся лишь узколобые тупицы и те, кто не знает, каково это ― лишиться чего-то важного и не иметь из-за этого возможности быть любимым… ― женщина с изуродованным лицом твёрдо и решительно обращалась к репортёру. ― Мой бывший муж вбухал кучу денег в пластические операции после автомобильной аварии, в которую я попала, но конечный результат его всё равно не устроил. Тогда он обвинил меня в случившемся и в том, что разорила его. Он не хотел жить с уродом. Его можно понять, любой бы понял. Мы были в браке десять лет, но это не имело значения, потому что никто не хочет брать на себя обузу… Потом в моей жизни появился Андре, и, несмотря на наши различия, на сомнения и осуждение родных, я рискнула и получила счастье с тем, кому плевать на мою внешность и важно лишь то, какой я человек. Мы просто обязаны признать, что машины лучше нас по множеству параметров! И пусть мне только попробуют доказать обратное, ни разу не отведя взгляда в своей убогой жалости».

– Знаю, прозвучит жестоко, но посмотрела бы я в её лицо, не отведя взгляда, когда рассказала ей, как андроид пристрелил мою мать в попытке спасти свою пластмассовую жопу от ареста за мелкую магазинную кражу, ― дрожащим от закипающей ярости голосом съехидничала Мари, и на её глаза навернулись слёзы убитого горем девятилетнего ребёнка.

– Пережитое тобой ― чудовищно. Но вряд ли здесь уместно сравнивать: твоя боль отличается от боли этой женщины. ― Коннор положил руку на колено Мари в надежде утешить и легонько погладил. Беззаботное, упоительное желание открыться ей прямо сейчас таяло, как свечной воск. «Нет. Не сегодня. Более неподходящего момента и придумать нельзя».

– Я понимаю. ― Вопреки непоколебимости в собственных убеждениях, в ней поднималось сострадание. ― Но меня злит, что она считает, будто у других нет по-настоящему серьёзных причин возразить ей.

После череды подобных коротких интервью на экране возникла Норт, вещающая с трибуны о начале новой борьбы.

– Меня тошнит от неё, ― процедила с отвращением Мари и выключила телевизор.

Коннор наблюдал, как погасли на стенах волшебные проводники в новую жизнь. На крохотный райский островок его счастья обрушился безжалостный шторм, и всё живое уходило на дно не в силах прокричать о помощи в толще воды. Он уходил на дно вместе с островком, захлёбываясь собственной нерешительностью, страданиями и стыдом.

***

Неоновые всполохи подсвечивали во мраке блестящий оникс паучьих глаз. Какая восхитительная неосторожность ― незапертая в кукольную спальню дверца! Не тело ― блаженство: нагое, безвольное, обмякшее. В спутанном сознании Марии ещё не очнулся страх, питающийся её рассудком так много лет, так много омерзительных ночей. «Переборщил маленько с дозой, но да и пусть. Даже надёжнее будет. Каков я сегодня прохвост!» ― в молчаливом истерическом довольствии тихо гоготнул, поднялся с постели, чтобы спустить брюки и трусы, но в темноте стукнулся ногой о кровать, издав глухой стук и тревожно замер. Испарина покрыла лоб Роберта. Нервозно прошёлся до двери, проверить, закрыта ли щеколда: сегодня он пил вместе с Роджером в компании коллег кузена, и двое из них остались переночевать. Лишние свидетели ни к чему. Конечно, дело было вовсе не в том, что Роб так уж горел желанием познакомиться ещё с несколькими скучными до одури, безмозглыми копами. Но то, что они знали, было куда интереснее. Как доблестные защитники порядка все были немы, зато грязное бельё коллег вываливали корзинами, смеясь и подтрунивая. Опьянев, и вовсе перестали обращать внимание на шиканья Роджера, которыми тот призывал товарищей заткнуться. Унылые старания кузена не помешали Роберту узнать то, что было нужно. Его трясло и колотило от безумного восторга, от нервического желания уничтожить своего соперника только что похищенными козырями: «Неужели я ждал столько лет, чтобы вот так бездарно потратить миг своего триумфа? Не-е-ет! Это должно быть грандиозно! С размахом. Празднично. Торжественно. Он у меня попляшет. За всё получит», ― лихорадило его, пока он опускался на колени перед кроватью. Жадно высунув язык, уже готов был припасть к обнажённой груди, как вдруг Мария разомкнула веки и обратила к дяде одурманенный, безжизненный взгляд. Смотрела долго и неподвижно, пока внутри стеклянных зрачков не сверкнул голубой огонёк неона. «Коннор… ― нежно выдохнула она, едва шевеля сухими губами, и вдруг кривовато улыбнулась. Приподняла из-за головы онемевшие руки и заключила в ладони изумлённое лицо Роберта. ― Мой милый друг, мой милый… Милый…» ― чуть слышно проговорила она, не прекращая улыбаться сердечной усталой улыбкой.