Текст книги "Жить в твоей голове (СИ)"

Автор книги: teamzero

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц)

– Он… Хмм… – промямлила Леда, с трудом соображая. Мозг медленно, но уверенно расплывался в кисель. Она прокашлялась, собирая в кучу разбегающиеся мысли, и начала сначала: – Я возвращалась домой и на меня напали. Этот мужчина… помог мне.

– Кто на вас напал?

Клоун? Монстр? Человек? Безумие?

– Это был… это был некто, переодетый клоуном. – прозвучало вменяемо. Да? Да. Если не говорить про его зубы и когти, она сойдет за нормальную.

– В переулке был еще кто-то кроме вас?

Странно, Леда была уверена, что копы начнут расспрашивать про клоуна и удивилась, услышав этот вопрос. Она задумалась над ответом. Конечно, она не горела желанием делиться своими бредовыми видениями, но было кое-что, что она обязана была сказать полиции. Это могло быть важно.

– Я… Я заметила там человека. Одет в черное и лицо скрыто под маской или чем-то вроде того.

– Он напал на вас?

– Что? Нет. Нет, наоборот, он… он отвлек на себя клоуна.

– Этот человек был вместе с погибшим?

Вопрос застал Леду врасплох. Она даже не задумывалась о том, что тот мужчина мог быть связан с человеком в черном.

– Понятия не имею. – честно ответила Леда.

– Это человек в маске ранил его?

– Я не знаю, я ведь уже сказала: мужчина был уже ранен, когда я увидела его.

– Вы считаете, что они были сообщниками?

Раздражение, которое Леда с горем пополам запихнула поглубже, снова вернулось. Ей не нравился тон, которым с ней говорили – как будто она провинилась в чем-то, как будто ею недовольны, как будто она дает не те ответы на вопросы, которые эти двое хотят услышать.

– Слушайте, я ничего не считаю. – огрызнулась Леда более резко, чем планировала. – На нас с Дэном напал некто в костюме клоуна и парень в черном отвлек его. Потом появился раненый мужчина. Я не знаю никого из них. Это не моя работа: строить предположения об их связи.

Но её слова как будто пропустили мимо ушей, по крайней мере Леда не дождалась от этих двоих никакой реакции.

Корбин спросил:

– Погибший что-то говорил вам? Что он сделал после того, как вывел вас из тумана?

Это был странный вопрос. Словно Корбин каким-то образом увидел самую сумасшедшую часть её воспоминаний и хотел, чтобы она все же озвучила это.

– Я… – Леда лихорадочно обдумывала, что и как ей сейчас сказать, как вдруг с запозданием полностью осознала заданный ей вопрос. Погодите-ка, но ведь… – Я ничего не говорила о тумане.

Взгляд Корбина резко переместился с её лица куда-то вбок, лицо стало пустым. Зенекис, наоборот, смотрел на нее в упор, неподвижно, словно пытался загипнотизировать взглядом. Леда озадаченно глядела в ответ, с удивлением отмечая волну раздражения, исходящую от Зенекиса и направленную на его напарника. Что-то здесь не так, уверенно сообщил ей внутренний голос. Леда согласилась. Откуда они узнали о тумане? Никакого тумана уже и в помине не было, когда приехали скорая и полиция.

– Давайте подведем итог. – медленно проговорил Зенекис, все так же сверля её взглядом. Леда вдруг заметила странный цвет его глаз, сперва показавшихся ей просто темно-карими. Но сейчас она отчетливо видела фиолетовый оттенок его радужки. Странные глаза. – Вы возвращались домой и на вас напал клоун. Но он не успел причинить вам вред, потому что вас спас человек в черной маске. Однако, чем все закончилось, вы не увидели, поскольку вас отвлек смертельно раненый мужчина, который умер у вас на глазах, а затем его труп пропал, будто его и не было. Я все правильно изложил?

“Да чтоб тебе пусто было”, раздраженно подумала Леда. В его версии, перефразированной из её собственных слов, все это звучало очень, очень, очень по-дурацки. Леда не доверяла своему голосу, поэтому просто неопределенно взмахнула рукой. На её вопрос, откуда они узнали о тумане, копы отвечать явно не собирались.

– Это правда, что перед описанными событиями вы с коллегами выпивали в баре? – плоским голосом продолжил Зенекис.

Леда почувствовала, как у нее слегка отвисла челюсть. На что намекает этот человек?

– И что, если так? Когда я последний раз проверяла, визиты в бар не были запрещены законом.

– Как много вы выпили перед тем, как увидеть описанные события?

Леда приоткрыла рот в возмущении. Почему этот человек внезапно так резко повернул свою тактику общения и пытается подвести её к признанию, что у нее случился приступ белой горячки?

– Я выпила недостаточно для того, чтобы мне мерещились клоуны, если вы об этом. – язвительно ответила Леда, складывая руки на груди в защитном жесте. Осознав, что это поза оправдывающегося человека, она тут же расплела руки и сложила их на коленях.

Корбин словно воды в рот набрал и теперь смотрел в стол неподвижным взглядом. Зенекис принялся шуршать исписанными листами в своей папке. Леда не могла избавиться от ощущения, что оба полицейских ведут себя очень странно и что сейчас происходит что-то очень, очень неправильное.

– Ваш младший брат, Лирем Кардис, неоднократно привлекался к уголовной ответственности за хранение наркотических веществ легкой и средней тяжести. Вы можете это подтвердить?

Его слова произвели на Леду такой же эффект, который произвел бы врезавшийся в нее грузовик. Сердце сбилось с ритма, а руки вспотели и тут же похолодели. Откуда они… Зачем… При чем здесь это?

– При чем здесь это? – повторила Леда вслух.

– Вы можете ответить на вопрос?

– Уголовным делам, о которых вы говорите, без малого десять лет. – огрызнулась Леда. – Мой брат был несовершеннолетним в то время, мы выплатили все штрафы и его дело закрыли.

Это было правдой. Правдой было и то, что у Рема все еще оставались проблемы с наркотиками, но он контролировал себя. Он себя контролировал. Его последний срыв был три месяца назад, и он не употреблял тогда настоящие наркотики, и он был чист, как стеклышко, после самоубийства Дея. И Леда была отвратительной сестрой, потому что не смогла предотвратить этот последний срыв. Но копам не нужно этого знать. Они же никак не могли об этом узнать?

– Три месяца назад ваш молодой человек покончил с собой у вас на глазах. Это большой стресс. И, учитывая прошлое вашего брата, вы, предположительно, имеете доступ к веществам психотропного воздействия, поэтому…

Леда даже не поняла, как вскочила на ноги. Стул с грохотом опрокинулся, а она стояла, напряженная, как струна, сжимала руки в кулаки, и горячая волна возмущения (и немного – стыда) заливала жарким румянцем её щеки.

– И поэтому вы считаете, что я была обдолбанной, когда увидела этого сраного клоуна? – голос Леды прерывался от ярости и она с трудом выдавливала слова, задыхаясь от возмущения. – Почему-то вы успешно забыли мои обращения в полицию, когда мой “молодой человек” преследовал меня и угрожал мне и моим близким. Тогда ваши коллеги по какой-то причине не пожелали проявить такую блестящую “проницательность”. Вы вообще видели вчерашний выпуск новостей? Вы видели, что творилось в городе, во что превратились больницы, до отказа забитые покалеченными людьми? Происходит что-то странное, ненормальное, и я стала свидетелем этих ненормальных событий, но вместо того, чтобы попытаться разобраться в этом, вы обвиняете меня, и называете алкоголичкой и наркоманкой!

– Держите себя в руках, госпожа Кардис. – неприятным тоном посоветовал Зенекис, таращась на Леду этими странными фиолетовыми глазами.

Леда крепко сжала губы, буквально кусая язык, чтобы сдержать рвущиеся наружу слова, которые приведут лишь к тому, что на нее в итоге напялят наручники.

– Мне предъявлены какие-то обвинения? – спросила она таким натянутым голосом, что он прозвучал чужим и скрипящим. Получив в ответ отрицательное покачивание головой, Леда каркнула: – В таком случае всего хорошего.

Она подхватила свой рюкзак, придавленный упавшим стулом, но он зацепился лямкой за спинку и она дернула его раз, другой (злее), пока стул с мерзким скрипом не отъехал в сторону, освобождая проклятый рюкзак. Леда закинула рюкзак на плечо и выскочила из комнаты, не потрудившись закрыть за собой дверь. Её лицо все еще горело от возмущения, голова разрывалась от боли, все тело ныло от усталости, а в содранных коленях пекло и саднило.

Все было настолько дерьмово, что на этот раз – только на этот раз – Леда позволила себе не вытирать со щек бегущие по ним злые, усталые слезы.

***

Странно, насколько громкой бывает тишина. Как много она может сказать: совершенно особенная тишина в мешанине других звуков. Кай слушал эту тишину, не потому, что хотел, а потому, что не мог перестать слышать её.

Он сидел на полу в доме Кастора. Спина ощущала знакомую прохладу каменной стены. Ладони безвольно лежали на шершавом деревянном полу. Дом продолжал жить. Кай слышал возню мелких насекомых в стенах и грызунов под полом. От перепадов температуры едва слышно поскрипывали половицы. Вся немногочисленная мебель стояла на своих местах, как и всегда. На столе осталась забытая со вчерашнего дня миска с похлебкой, уже забродившей – Кай слышал исходящий от нее кисловатый запашок. Он смешивался с запахом черной хны, въевшимся в самые стены этого дома.

Все было как обычно. Все было иначе.

Этот дом, каждый предмет в нем, каждый звук, каждый запах – превратились в памятник, в надгробный камень. Застыли в янтаре времени и памяти.

Кай медленно наклонил голову назад, коснулся затылком стены и замер. Его глаза по-прежнему закрывала черная повязка. Он не хотел сейчас ничего видеть, ничего слышать. Не мог находиться внутри своей головы. Отчаянно хотел стать кем-то другим, кем угодно, с чистой, пустой памятью. Без этой черной пропасти в груди.

Кай так сильно ненавидел этот дом, когда впервые оказался здесь. Дом казался одушевленным, враждебным существом, желающим сожрать Кая во сне. Он не помнил момент, когда этот дом стал его убежищем точно так же, как и его наставник. В этом доме он истекал кровью. Здесь Кастор лечил раны на его теле, а иногда – незаметно, ненавязчиво – и на его душе. Этот дом помнил их голоса, и смех, и все непроизнесенные слова, которые остались призраками в каждом шепоте этой комнаты.

Сейчас Кай чувствовал себя чужим здесь. Здание больше не было домом, оно ощущалось скорее склепом, и Каю мучительно было здесь находиться. Но он оставался на месте, потому что не знал, куда еще он может пойти.

Он пришел сюда почти сразу же после возвращения в этот мир. Кай приложил максимальное усилие, чтобы отключить свои чувства и не слышать никого и ничего. Только тогда он мог делать каждый новый шаг по образовавшемуся вдоль единственной улицы селения живому коридору. Кай знал, что все смотрят на него и на его страшную ношу, молчат, подпитывая душившую его убийственную тишину. Под их взглядами Кай прошел к каменному колодцу в центре селения, бережно спустил на землю свою ношу и произнес одно единственное слово: инквизиторы. А затем, не задерживаясь ни на минуту, развернулся и зашагал к дому Кастора, до хруста сжимая кулаки и сдерживая сильнейший порыв побежать.

Кай не мог ничего объяснять. Это было выше его сил. Он был опустошенным, измученным. Душа его была изорвана и ограблена. Он не хотел ни с кем говорить.

Кай не знал, как долго просидел здесь, в одной позе, не шевелясь, почти не дыша. Демон молчал внутри, спящий, почти безопасный. И Кай почти жалел, что чудовище спит. Почти хотел растолкать его, разозлить его и позволить ему одержать верх, утопить себя в желаниях демона, забыть себя, не чувствовать больше ничего. Он не сделал бы этого. Никогда не сделал бы. Но мысль всплывала в его голове, как всплывает из воды наполненный воздухом шар.

Чье-то сердцебиение проникло в его тишину и она перестала быть такой громкой. Кай слушал ритм этого сердца, знакомый с детства. Все ближе. Под ногами, обутыми в такие же ботинки, как и у него, поскрипывали половицы пола. При желании она могла бы подойти совсем неслышно, так, что даже Кай не сразу различил бы её шаги, но она хотела, чтобы он услышал её. Давала ему время уйти, если он не хотел её общества.

Кай не хотел. Не хотел быть с ней. Не хотел быть один. Но с ней тишина была не такой острой, поэтому он остался на месте. Слушал, как она подходит, медлит, фиксируя предметы вокруг себя, затем с тихим кряхтением усаживается на пол рядом с ним. Левой руки и бедра тут же коснулось знакомое тепло её присутствия.

Зора сидела рядом с ним и молчала. Она не прикасалась к нему, не произносила ни слова. Слушала его тишину. От её присутствия Каю не стало менее больно. Но воздух перестал быть таким отравленным, а тишина, которую слышал теперь не только он один, перестала рвать его барабанные перепонки.

Кай думал, что после обращения у него не будет никого, но были эти двое людей, ставшие его семьей в холодном мире Претов. Его наставник. И Зора. Он помнил, как она родилась. Её мать была диким, необузданным стражем. Кай знал, что её считали немного сумасшедшей. Она до последнего участвовала в сражениях, даже будучи на сносях. В резервацию она попала в бессознательном состоянии, окровавленная и израненная. Она умерла, так и не узнав, что у нее родилась дочь.

Зору забрала мать Кая и позаботилась о том, чтобы девочка выжила.

Когда мать выходила из дома, четырехлетний Кай подкрадывался к кроватке, где лежал непонятный маленький сверток, со сморщенным красным личиком и хохолком светлых волос, и разглядывал эту диковинку, неожиданно ставшую частью его жизни. Каю не доводилось видеть многих младенцев, поэтому про себя он решил, что Зора – довольно уродливое существо. Ему было жаль её, потому что она такая некрасивая.

Когда Кай пару лет назад рассказал Зоре о той своей оценке её внешности, то несколько дней ходил с впечатляющим синяком под глазом.

Кай помнил вечер накануне его обращения, когда спрятался ото всех в старом сарае, безуспешно стараясь спрятаться в первую очередь от себя самого и своих страхов. Зора нашла его в тот вечер и сидела с ним точно так же, как и сейчас, молча и неподвижно. В тот вечер Кай бросал на нее косые взгляды и, сквозь душащий его страх, нашел в себе силы порадоваться, что к пяти годам Зора перестала быть маленьким уродцем и в последние дни своей зрячей жизни он сможет запомнить её такой, как в тот вечер. И Кай действительно запомнил её именно такой: крошечной, и серьезной, с неровно подстриженными светлыми волосами, и хмурыми зелеными глазами, и слишком широкими бровями, придававшими взгляду мрачность, и этими по-детски пухлыми сбитыми коленками.

Её волосы были длиннее, когда он встретил её в следующий раз, через четыре года. Кай не знал, каким теперь был её взгляд, но думал, что вряд ли после её обращения из него ушла та странная мрачность. Адаптация Зоры в мире Претов была одновременно похожа и не похожа на его собственный опыт. Её наставница, Кира, вероятно, не была такой жестокой, как Кастор, но Зора вела себя, как маленький загнанный зверек. Она избегала Кая и поначалу он радовался этому, потому что не знал, как вести себя с девочкой, которая росла вместе с ним, но теперь казалась совсем чужой. К тому времени он уже прошел через свой ад, а Зора только начинала проходить через свой, и он никогда не чувствовал себя так далеко от нее, как в то первое время.

Первые трещины появились в этом льду одной ночью, когда Кай отправился в лес упражняться в одиночной медитации. Он почти сразу почувствовал её на той самой поляне, которую выбрал для своего занятия. И сразу учуял запах крови. И соленый запах слез. Она испугалась, не узнала его, но когда он заговорил с ней, все её маленькое тело обмякло и расслабилось, и она вдруг оказалась в его руках, на земле, сжатая в крошечный, дрожащий, окровавленный комочек. Она сбивчиво бормотала что-то о демоне, и о крови, и о том, что демон живет в её крови, поэтому она хотела выпустить из себя эту кровь и избавиться от него. Она приняла Решение, которое принимал не один нефилим до нее, и примет еще не один после. Тогда Кай нашел рядом с ней самодельный нож, которым она пыталась изрезать себя, но не успела довести дело до конца, потому что появился он. Кай отвел её на задний двор их с Кастором дома, никому ничего не сказав. Он обработал и забинтовал её раны, а затем сидел до утра, гладя по голове заснувшую у него на руках девочку, и вспоминал её сморщенное красное личико, и этот дурацкий светлый хохолок, и беззлобные упреки матери – их матери – когда они слишком сильно шумели, и этот мрачный грустный взгляд, когда они в последний раз сидели рядом перед его обращением.

Зора была его семьей и стала ею снова. Они сидели точно также, неподвижно и безмолвно, когда узнали, что умерла их мать. Они тренировались вместе, иногда охотились вместе, постоянно препирались, часто бесили друг друга, были очень разными, были очень похожими, всегда были рядом, когда нуждались друг в друге. Они были семьей.

Сейчас Зора молча сидела рядом и делала то, в чем они оба были незаменимы друг для друга. Она держала воздух вокруг него, не давала ему покрыться трещинами и рассыпаться пылью. И она будет держать его до тех пор, пока душа Кая не очнется и не примется зашивать рану, оставленную в ней смертью Кастора.

Они сидели так какоето время. Наконец, Зора пошевелилась, Кай услышал хруст её шеи.

– Все через жопу, здоровяк. – тихо пробормотала она.

Кай только молча кивнул. Он не был уверен, что сможет когда-нибудь вновь заговорить, да Зоре и не был нужен его ответ. Она помолчала, но Кай слышал, как меняется её дыхание и знал, что она собирается сказать что-то еще. Он даже догадывался, что именно.

– Слушай, я бы дала тебе сколько угодно времени на то… на то, что ты сейчас делаешь, но мы по самые уши в дерьме. Поэтому можешь посылать меня куда хочешь, но я не уйду отсюда без тебя.

Кай снова кивнул, на этот раз садясь немного прямее и подтягивая колени к груди. Голос Зоры звучал немного агрессивно, она ожидала от него сопротивления, но он собирался удивить её.

– Я давно понял, что посылать тебя – бессмысленное занятие. Ты все равно идешь туда, куда хочешь только ты. – произнес Кай. Голос звучал так, будто он не говорил годами. – Ты права, малявка. Мы в дерьме.

Он слышал, как Зора поднимается на ноги, слышал движение воздуха от её руки, которую она ему протянула.

– Нас ждет Кира. Нужно придумать, что теперь делать с тобой и твоим пассажиром.

Кай вдруг понял, что ни Зора, ни остальные не знают, что Кастор успел совершить передачу. Он подумал было сказать об этом Зоре сейчас, но решил объявить эту новость при Кире.

Он ухватился за руку Зоры и позволил ей потянуть его вверх, помогая подняться. Больше не говоря друг другу ни слова, они вышли из дома и зашагали в их общей темноте по знакомой дороге к дому Киры. Наставница Зоры была в доме одна и Кай вздохнул с облегчением. Он был почти уверен, что Кира выставила на улицу половину селения, желающего убедиться, что с Каем все в порядке, посочувствовать ему или черт знает что еще.

– Ради всего святого, сними с лица эту дурацкую тряпку. – раздался раздраженный голос Киры.

Кай послушно стянул с головы повязку и моргнул несколько раз, мысленно расставляя по местам завихрившиеся перед его глазами очертания людей и предметов. Он видел, как высокий силуэт, принадлежащий Зоре, подошел к Кире и замер возле нее. Её наставница огорченно поцокала языком.

– Выглядишь паршиво, мальчик. Снимай-ка эту рубашку, ей теперь самое место в мусоре. Подлатаем тебя немного, а потом начнем серьезный разговор.

Кай вдруг понял, что тепло, появившееся в его груди – это благодарность к Кире за то, что не пытается говорить с ним о Касторе, не спрашивает, как он себя чувствует. Не жалеет его. Если бы кто-то сейчас предложил ему слова сочувствия, Кай просто умер бы. Он послушно стянул с себя порванную кофту, морщась от болезненного спазма в спине. Кира уже тарахтела посудой, готовя воду для обработки его ран, и посылала недовольно ворчащую Зору за бинтами.

Она усадила Кая на стул и принялась за дело.

– Обычно, нефилим не может работать с чужим Источником, но никто не запрещает нам попробовать. – внезапно объявила она деловым тоном.

Кай невольно фыркнул.

– Я думал, ты собиралась сперва залатать меня, а после говорить серьезно.

– Я соврала. – Кай знал, что Кира закатывает глаза, произнося это. – Я вру много и убедительно. Спроси мою мелкую, она мне вообще больше не верит.

Теперь глаза закатывала Зора, ненавидящая обращение “мелкая”, которым Кира безбожно пользовалась, чтобы позлить её.

– Раз так, – Кай сделал паузу, когда Кира принялась за особенно болезненную рану на его руке от оружия инквизитора. – Раз так, то я внесу свой вклад в наш серьезный разговор. Кастор успел совершить передачу.

Миска с водой полетела на пол. Все молчали. Сердца Зоры и Киры забились в одинаково быстром, рваном ритме. Прошла минута.

– И ты все время, что мы сидели в твоем доме, позволял мне думать, что остался без Источника и слетишь с катушек через пару дней? – зашипела на него Зора. – Скотина, ненавижу тебя.

– Я действительно остался без Источника. – натянуто проговорил Кай и с новой силой ощутил боль и пустоту в груди. Его губы сжались в прямую линию и он закрыл глаза, чтобы отгородиться от мельтешащих перед ним образов.

Сердце Зоры виновато вздрогнуло. Она пробормотала извинение и отошла вглубь комнаты. Кира тоже продолжала молчать, а Кай внезапно ощутил настойчивую потребность нарушить эту тишину, произнести хоть что-то, лишь бы не молчать.

– Я не знал, что Кастор умеет… умел совершать передачу. – он хотел сказать это громко, своим обычным голосом, но почему-то получился только хриплый шепот.

Кира пошевелилась рядом с ним, наклонилась подобрать с пола миску.

– Да, он умел. – тихо подтвердила она. – Единственный из нас, кто мог это делать.

Кай просто кивнул. Он не знал, что на это сказать. К тому же, голос, кажется, снова отказал ему.

– Кому он передал свой дар?

Вот тут Кай медленно, глубоко вдохнул, одновременно наклоняя назад голову и поднося руки к лицу, чтобы потереть уставшие глаза.

– Местной. Женщине из того мира.

Что ж, он знал, что это плохая новость. Люди ничего не знали о них и их работе. Та девушка понятия не имела, что теперь обладает даром, который никогда для нее не предназначался. Она не обучена, не умеет им пользоваться и, возможно, никогда не научится этому. Каю нужен был другой Источник, но никто из наставников, кроме Кастора, не умел совершать передачу. Шансов научить этому девушку из другого мира было слишком мало. У Кая в запасе была еще пара дней, но после этого демон станет слишком сильным и если он не справится с ним сам, то…

– Нужно попробовать провести медитацию с другим Источником. – сказала Кира.

Её голос звучал напряженно и Кай подумал, что в её голове сейчас кружились его собственные мысли. Кира поднялась и отнесла пустую миску на стол, затем подошла к Каю и взяла его за руку, потянула за собой.

– Не будем откладывать наш эксперимент в долгий ящик. Зора, побудь пока снаружи, а мы попробуем настроить Кая на твою старушку.

Зора послушно вышла из дома, по пути ободряюще потрепав Кая по плечу. Он остался с Кирой, внезапно чувствуя себя так, словно ему снова было девять лет.

– Лучше бы этому сработать. – честно призналась Кира, усаживаясь на пол.

Кай ничего не ответил, следуя её примеру и принимая позу для медитации. Он сомневался в успехе, но собирался приложить все силы. Он приказал себе не зацикливаться на боли от утраты. Кастор не одобрил бы этого. Кастор велел бы ему сделать все от него зависящее, чтобы справиться с этой бедой.

Кай протянул вперед руки ладонями вверх, движение, которое он повторял бесчисленное количество раз, но сейчас вновь незнакомое – потому что сверху его ладони накрыли не большие и шершавые руки Кастора, а маленькие, сухие руки Киры. Он делал все как обычно, так, как было правильно. Он очень старался. Он знал, что Кира тоже старается. Прошла минута, другая. Кай слышал, как где-то снаружи капает вода, как шуршит гравий под ногами расхаживающей взад-вперед Зоры. Это раздражало. Отвлекало.

И ничего не происходило. Не было этого ощущения взаимного проникновения, тока, проходящего из рук Источника в ладони нефилима, не было этой связи, без которой все происходящее не имело смысла. Вероятно, Кира тоже это почувствовала, потому что убрала руки и коснулась плеча Кая, будто говоря ему, что они закончили.

– Что ж, – медленно проговорила она с тяжелым вздохом. – Пора признать, что это было вполне ожидаемо.

Она поднялась и вышла на улицу, чтобы позвать назад Зору. Кай тоже поднялся, внезапно не зная, куда деть руки и что с собой делать. В конце концов он присел на краешек стола и принялся ждать хозяек дома. Он должен был бы волноваться сейчас из-за опасности, в которую попал сам и подвергал остальных, но в голове было совершенно пусто. Раздались шаги – вернулась Кира вместе со своей подопечной.

– Значит так, – объявила Кира, сразу приступая к делу. Каю всегда нравилась её прямолинейность. Наверное, именно эта общая черта сделала их с Кастором близкими друзьями. Что чувствовала сейчас Кира? Пожирала ли её изнутри та же пропасть, что бушевала внутри самого Кая? – Выбор у нас небольшой. Нефилим без Источника опасен, потому что если потеряет контроль над демоном, то ему вполне по силам будет стереть всех стражей в этом мире с лица земли, а затем приняться за другие измерения. Тем более, если этим свихнувшимся нефилимом будет Кай.

– Ох, Кира, тебе обязательно нужно делать ему комплименты? Ему и так самомнение жмет. – проворчала Зора.

– Поэтому, – продолжила Кира, не обратив внимания на свою подопечную. – Поэтому Каю нужен Источник. Полагаю, раз ничего не вышло со мной, а я смею надеяться, что не чужая этому мальчику, то с другими Источниками не выйдет и подавно. А это значит, что у нас остается только один выход: найти женщину, которой Кастор передал свой дар. И приложить все усилия, чтобы Кай смог установить с ней необходимый контакт.

Все так и было, и в устах Киры звучало почти осуществимо. Но все трое знали, что на самом деле скрывается под этими словами, такими простыми и понятными на первый взгляд. Это значило, что в мире людей нужно будет разыскать незнакомую девушку, попавшую в такой переплет, и убедить её помочь. А затем (еще сложнее) научить её помочь. И все это – преодолевая барьеры её неведения, страха, возможного упрямства и несговорчивости. Не говоря уже о том, что у нее может ничего не получиться. Источники всю жизнь готовились к своей роли проводника для нефилима. Этой же девушке придется за несколько дней научиться тому, на что прирожденные Источники тратили десятилетия своей жизни.

Если ничего не выйдет, это может стать для Кая смертным приговором. Ведь если демон завладеет им, Кай превратится в смертоносное оружие. И после того, как за дело возьмется Протекторат асуров, у остальных стражей не останется другого выхода, кроме как уничтожить его.

Поэтому жизнь Кая и безопасность этого мира (да и других миров тоже) была сейчас целиком и полностью в руках этой неизвестной женщины.

Это неозвученное понимание висело тяжелой тучей в воздухе между Каем и двумя женщинами.

– Мы с Зорой отправимся с тобой.

– Нет. – резко ответил Кай. И тут же поднял руку, останавливая Зору, уже открывшую в возмущении рот. – Нет. Только Зора. Ты Источник, Кира. Нельзя рисковать тобой. Нельзя допустить, чтобы сорвавшихся с цепи нефилимов стало больше одного.

Кай замолчал, чувствуя себя отвратительно. Он ненавидел слова, которые только что произнес. Это были холодные и расчетливые слова, подразумевавшие, что в их ситуации лучше пожертвовать Зорой, чем ставить под угрозу Киру. Потому что Источник, потерявший своего нефилима, не поставит под удар все братство. Кира была еще достаточно молода, чтобы взять себе нового ученика. Другое дело – Зора. Достаточно того, что сам Кай превратился сейчас в часовую бомбу. Кай ненавидел это, потому что Зора была его семьей и он отдал бы за нее жизнь и душу, не задумываясь, но они не могли идти на поводу у чувств.

Как сделал это Кастор. Его привязанность к Каю (он даже мысленно до сих пор не решался произнести слово “любовь”) стала причиной того, что он принял на себя удар, предназначавшийся его ученику. И в результате этого Кай оказался не меньшей угрозой, чем прорвавшийся в мир людей катахари и разбежавшиеся по всему их измерению инквизиторы.

Он слышал, как сердце Зоры запнулось на миг перед тем, как снова вернуться к уверенному, спокойному ритму. Она ненавидит его за эту практичность так же сильно, как и он сам?

– Он прав, Кира. Тебе нельзя туда идти. Нельзя, чтобы с тобой что-то случилось. Я не… Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.

И тон её голоса только усилил грусть внутри Кая. Нет, Зора не ненавидела его, хуже того, она была с ним согласна. Он всегда был для нее образцом для подражания, стал примером и на этот раз, её ужасным, пугающим уроком. Но этот наглядный урок в его лице показывал не опасность потери контроля над демоном, вовсе нет. Он был печальным примером осиротевшего и потерянного человека. И Зора впервые не хотела стать похожей на него. Не хотела терять свою наставницу, которая была её семьей в равной – если не в большей – степени, что и сам Кай. Она не хотела становиться сиротой, подобно ему.

Кира была не согласна. Её сердце билось тревожно и возмущенно. Это сердце боялось и болело за эту девочку, которой она никогда об этом не говорила и вряд ли скажет. Но этот сбивающийся с ритма стук подтвердил для Кая его правоту. Биение её сердца подсказало ему, что Кира закрыла бы собой свою ученицу, не раздумывая ни секунды, отдала бы свою жизнь взамен, не моргнув глазом. Забыв, в какую серьезную опасность превратилась бы её ученица без нее. Совсем как Кастор. Но ведь они не просто так были с ним друзьями.

– Я пойду переодеваться. – подвела итог Зора и решительно протопала в другую комнату.

Кай вновь остался наедине со старшей женщиной. Её сердце билось спокойнее теперь, но Каю казалось, что он слышит в этом стуке новый, болезненный звон.

– Может, тебе стоит отдохнуть немного. – неуверенно проговорила Кира слегка изменившимся, более мягким тоном. Кай знал, что она сейчас окидывает его озабоченным, неодобрительным взглядом.

– Нет. – он покачал головой, вынул из кармана резинку и провел обеими руками по спутанным волосам, собирая их в небрежный пучок на затылке, затем устало потер лицо.

– Нет, чем быстрее мы вернемся туда, тем лучше. К тому же, проблему катахари никто не отменял. Скажи Зоре, что я буду в доме Кастора… в своем. В своем доме.

Кай хотел развернуться и выйти, но почему-то не мог сдвинуться с места. Имя наставника все еще звенело в его ушах осколками стекла, застыло горечью на губах. Только его дом. Теперь уже только его.