Текст книги "Жить в твоей голове (СИ)"

Автор книги: teamzero

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 28 страниц)

***

Рем лихорадочно повторял что-то, его слова торопились, карабкались друг на друга, что-то о пропасти и времени, но Леда перестала понимать его. Голос брата в какой-то момент стал доноситься будто бы из-под воды, слова потеряли свой смысл, превратившись в поток бессмыслицы. Леда остановилась, глядя на Рема широко раскрытыми глазами, испуганная, не понимающая, что с ней происходит. Рем растерянно глядел в ответ, лицо бледное, черты искажены тревогой.

Боль пришла неожиданно, диким зверем прогрызла путь через бок к сердцу. Леда ахнула от неожиданности этого приступа, прижала руки к груди, ожидая нащупать там рваную рану, да только вот раны не было. Потому что, хоть она и чувствовала её сейчас каждой клеточкой своего тела – это была не её боль.

Леда резко развернулась, изо всех сил вглядываясь в подступающий туман, но не смогла разглядеть даже кончики пальцев своей вытянутой руки. Что-то очень плохое только что случилось с Каем. Она знала это совершенно точно, знала, что это правда, откуда бы ни пришло это знание.

– Кай. – хотела крикнуть в туман, позвать его, но получился лишь глухой свистящий шепот.

Боль на пару с ужасом жгла грудь неистовым пламенем и у Леды потемнело в глазах. Мир покачнулся, земля затанцевала под её ногами и через миг Леда уже полулежала на мерзлой сухой почве, опираясь на нее лбом, локтями и коленями. Голову вдруг сдавило невидимым обручем, так сильно, что виски, казалось, сейчас проломятся внутрь черепа. Одну руку Леда прижала к вибрирующим от давления вискам, вторую протянула в темную пустоту, в немом призыве к брату, которого больше не видела.

А боль в груди тем временем затихала, и это значило, что Каю либо стало лучше, либо…

Тревожная мысль осталась висеть в голове Леды, как настороженный паук на нитке паутины. В глазах прояснилось, боль отступала, необъяснимое давление на виски прекратилось. Леда застыла как была: скорчившись на земле в позе эмбриона, одна рука обхватывает голову, вторая загребает сухую почву ногтями, отчаянно вытягиваясь в пустоту, где еще минуту назад был Рем.

Но теперь его нигде не было. Со второй попытки Леде удалось подняться на трясущиеся онемевшие ноги. Она лихорадочно завертела головой по сторонам, не обращая внимания на подступающие головокружение и тошноту, но проклятый туман мешал что-либо разглядеть. Рема поблизости не было. Кая – тоже (если он еще жив, если он жив, если он жив) и паника поднималась в ней, голодная и неистовая. Она потеряла из виду брата, потеряла Кая, сама затерялась в адском мире, и у нее нет с собой даже скальпеля, чтобы предпринять хотя бы самую смехотворную попытку защититься от врагов.

Леда вслепую сделала несколько шагов в густом тумане, ботинок зацепился за выступающий из земли камень и она с придушенным всхлипом бухнулась на колено, тут же отозвавшееся злой болью в не успевших зажить ссадинах. Леда чуть не до крови закусила губу, смаргивая слезы боли и заталкивая назад в горло стон. Лишний раз издавать какие-либо звуки в этом мире было нежелательно.

Возможно потому, что затаила дыхание от боли, Леда и услышала его приближение, едва слышные звуки соприкосновения подошв с почвой. Но еще отчетливее она ощутила присутствие в тумане. Это мог быть Рем. Мог быть Кай. Но Леда знала, каким-то глубинным шестым чувством, что это не они. А со следующим ударом её сердца туман начал бледнеть, рассасываться, вновь открывая её глазам бесплодные равнины этого холодного мира.

Он стоял среди расползающихся клочьев тумана, разглядывал её этими тошнотворными рыбьими глазами. Знакомый, ненавистный и ненастоящий. Кай дрался с ним, Леда видела это своими глазами. Но сейчас за ней пришел он, а не Кай. И Леда жестко приказала себе не думать о том, что это значит. Не думать о кровавой трещине, появившейся на её сердце потому, что и так уже знала, что это значит. Нельзя отвлекаться на другие мысли, потому что сейчас именно он стоял перед ней, преследующий её по пятам, как запрограммированная смертоносная машина. Но Леда собиралась сломать этот безжалостный механизм. Вся её ненависть к этому человеку, весь страх и вся боль взвихрились в ней, обдавая жаром щеки, застилая глаза багровой пеленой. Он никак не мог оставить её в покое. Дей разбил её, как фарфоровую куклу, и небрежно разбросал её осколки, которые она теперь с трудом подбирала, ранясь о каждый найденный кусочек своей души. И она сама вновь вернула его к жизни, своим страхом, своей болью, своей изломанностью. Но теперь с нее хватит. С нее хватит.

Её рука нащупала тот самый камень, о который она споткнулась, выдернула его из земли. Один его край оказался тонким и заостренным, и ладонь Леды засвербила от предчувствия того, что она могла бы сделать с помощью этого камня.

– Ну давай, подходи. – прошипела Леда в запале адреналиновой смелости.

Её переполняли ярость и дикое, животное желание кромсать это ненавистное лицо до тех пор, пока от него не останутся лишь кровавые ошметки, пока он не станет неспособен больше причинять ей страдания.

Брид не сдвинулся с места и Леда, до боли сжимая заостренный камень, сама решительно зашагала к нему. Отчаяние, усталость и бесконечный страх, соединившись в опасный коктейль, вдруг расцвели иллюзией собственной неуязвимости. Она собиралась покончить с этим здесь и сейчас, так или иначе. Ей надоело оглядываться, в постоянном страхе увидеть это лицо – и действительно видеть его, каждый раз. Даже если – наверняка – из этой смешной нелепой схватки выйдет победителем не она, Леда собиралась причинить столько боли этому существу, сколько чувствовала сама. Сейчас, в лихорадочном запале адреналина, она готова была отдать свою жизнь за возможность стереть, разбить, уничтожить это лицо, ставшее самым глубоким страхом всего её естества.

Леда побежала, молча, сцепив зубы, занесла руку с камнем, целясь заостренным краем в горло. А брид вдруг отшатнулся, очень по-человечески, чего с ним раньше не бывало, и это неожиданное, живое движение покоробило Леду, но она отмела странную тревогу, охватившую её ни с того ни с сего. Заостренный камень вспорол щеку брида, но кровь не показалась: кожа просто повисла отвратительным лоскутом под местом разреза.

От следующего её удара брид увернулся и сделал ей подножку. Леда не успела сгруппироваться и рухнула на спину, отчего дыхание на миг остановилось, а весь воздух вышибло у нее из груди. Брид шагнул к ней, тяжело и решительно, и в этот момент знакомый отблеск привлек внимание Леды. В метре от нее, припорошенный черной пылью, лежал окровавленный трезубец Кая. Покрасневшие лезвия тускло поблескивали на сухой потрескавшейся земле. Леда с гневом подумала, что проклятая тварь, вероятно, прихватила трезубец Кая с собой после того, как расправилась с его владельцем.

Не думая, влекомая инстинктом, Леда быстро перекатилась через спину, увернувшись от протянутых к ней бледных рук со скрюченными пальцами. Рукоять трезубца легла в её ладонь, гладкая и неожиданно теплая, будто все еще хранящая тепло ладоней Кая. Кая, который, вероятно, погиб от рук этого чудовища. Новая волна гнева омыла сердце Леды, вытесняя оттуда последние тени страха. И когда брид собирался уже навалиться на нее сверху, Леда развернулась на спину и встретила его холодом этой стали. С её губ сорвался глухой рычащий стон, родившийся глубоко в её груди. Лезвия вошли в тело по рукоятку, с неприятным хлюпающим звуком. Её ладони завибрировали в тот момент, когда лезвие зацарапало по кости, проникая все глубже в грудь твари. Отяжелевшее тело брида грузно осело на Леду, придавливая её своим весом. Его лицо оказалось в сантиметрах от её собственного. Знакомые черты, губы, к которым она когда-то прикасалась поцелуями, в контрасте с мутными неживыми глазами вызвали тошнотворный ужас и Леда столкнула его с себя, замычав от усилия и пытаясь загнать назад рвотный позыв. Одновременно дернула на себя сай, рукоятку которого не выпустила из руки ни на миг. Лезвия вновь противно чиркнули о кость на обратном пути.

Ожидая от поверженного брида любой подлости, Леда вскочила на ноги, изготовившись принять удар, а в голове тем временем билась тревожная мысль, что все получилось слишком легко. С этой тварью не смогли справиться Зора и Кай, оба больше, чем просто люди, и в итоге – что? Над бридом одерживает победу до чертиков испуганная медсестра? Слишком просто. Слишком…

…и будто в ответ на эти мысли, вернулось давление в висках, привело с собой темную пелену, застлавшую глаза. Леда мотнула головой, яростно пытаясь проморгаться, а затем…

А затем зрение вернулось. Ясное, четкое и безжалостное, как никогда. И она увидела, кто лежал на холодной земле перед ней, зажимая окровавленной ладонью три глубоких отверстия от лезвий в груди.

Не брид. О нет, там лежал вовсе не брид.

– Рем. – шепот сорвался с её побелевших губ, но был не громче дыхания.

Отказавшие пальцы разжались, выпуская рукоятку проклятого сая, а внутри головы вдруг зашелестел вкрадчивый, густой, как туман, удовлетворенный смех, не принадлежащий этому миру. Леда помотала головой, судорожным рваным движением. Нет. Нет, невозможно. У её правой ноги лежал трезубец, лезвия покрыты кровью, которая принадлежала теперь не только Каю.

А на земле, теперь уже неподвижный, лежал её брат со смертельными ранами в груди, которые нанесла ему она сама, своей собственной рукой. Её брат, её друг, её ребенок, её самая большая боль и самая большая радость. Проклятый дух пролез в её голову и сыграл с ней в злую игру. И она убила его. Она только что убила Рема. Странное поведение брида, его слишком живые движения – все встало на свои места.

Клокочущий нечеловеческий стон пролился из её груди. Леда рухнула на колени рядом с телом мертвого брата. За которого она отвечала. Которого должна была защищать от мира, но не защитила от себя. С безжалостной ясностью Леда видела сейчас, что на самом деле произошло. Он даже не понимал, что случилось. Рем просто увидел, как она бросается на него с заостренным камнем и пытался защититься, свалил её на землю и старался обездвижить, чтобы привести её в чувство. Но она оказалась быстрее. Оказалась коварнее. И в тот момент, когда Леда смотрела в мертвые глаза навалившегося на нее Дея, пачкая руки в его крови и вся звеня от извращенно-приятного чувства, вызванного ощущением стали в её руках и в его груди – в тот самый момент на нее в ответ смотрели удивленно расширенные, испуганные глаза её брата, такие же, как у нее, такие же, как у их матери, полные непонимания и боли.

Короткий хриплый вой вспорол пустоту, сорвавшись с губ Леды. Она поднесла руки ко рту, но тут же в ужасе отдернула их. На них была кровь. Кровь её брата. Леда сидела над его телом, раскачиваясь взад-вперед, а подступающее безумие уже хватало её своими липкими пальцами. Оно было таким плотным и ощутимым, это сумасшествие, желающее отобрать её разум и заглушить преступную вину, что Леда и впрямь почти почувствовала его пальцы. Почти почувствовала. Холодные влажные пальцы на своей шее и армию мурашек, разбегающихся по коже от прикосновения.

Леда замерла, затаила дыхание.

Прикосновение действительно было. Кто-то стоял сзади и прикасался пальцами – холодными, но человеческими – к её шее. Не оборачиваясь, не дыша, Леда осторожно нащупала мизинцем рукоятку лежащего рядом сая, тихо потянула его к себе. Рукоятка трезубца, этого орудия убийства, жгла её кожу, как живое пламя, но это этот жар был только в её голове. А холодные пальцы еще раз легонько надавили на её шею и пропали. Но никуда не пропало знакомое уже ощущение присутствия, которое Леда чувствовала сейчас каждой порой своей кожи.

Сжав рукоятку сая, Леда подтянула его к груди, наполовину спрятав за полой куртки. Медленно, контролируя каждое движение, она поднялась на ноги. Нужно было оглянуться. То, что стояло позади нее, никуда не делось. Она слышала тихое дыхание, человеческое дыхание, издаваемое этим существом. Но звук этот, такой естественный, все же не мог обмануть её. Леда знала, кто это. Катахари наконец-то явил себя ей, чтобы сыграть с ней в последнюю игру перед тем, как забрать её с собой.

Только она его больше не боялась. Теперь она знала, что есть на свете чудовище пострашнее этого духа. Этим чудовищем была она сама.

Леда бросила последний взгляд на распластанное на земле тело брата. Неподвижные глаза открыты, лицо застыло восковой маской, кровь все еще сочится из ран в груди. Леда до боли сцепила зубы и одним решительным быстрым движением повернулась, выбирая менее ужасную картину. Чтобы ни являл собой дух, он не мог оказаться большим кошмаром, чем мертвый Рем перед её глазами.

От увиденного Леда даже слегка захлебнулась воздухом.

Она снова смотрела в свое лицо.

Перед ней стоял её двойник, одного с ней роста, в точно такой же одежде. Длинные темные волосы распущены, струятся по плечам спутанными волнами. Кожа немного более бледная, чем у настоящей Леды, с желтоватым оттенком, губы плотно сжаты. Нечеловеческие глаза на имитации человеческого лица: черные провалы, заполненные вихрящейся, движущейся тьмой, будто сотканной из черного дыма.

“Именно такие глаза должны быть на моем лице.” – вдруг подумала Леда. Глаза монстра на лице убийцы. Во рту появился привкус крови и горечи, но Леда не стала сплевывать. Она ждала.

Катахари медленно поплыл к ней. Ноги не касались земли. Зачарованная сюрреалистичностью происходящего, Леда смотрела на свою копию, летящую по воздуху в сантиметрах над землей, сквозь пепел и холод этого страшного мира. Катахари приземлился почти вплотную к ней и Леда могла во всех деталях рассмотреть свое лицо, знакомое и совершенно чужое. Катахари потрудился на славу, скопировав мельчайшие детали её внешности, вплоть до каждой неровности кожи, даже незаметный седой волосок в правой брови. Однако это и близко не могло компенсировать чуждый эффект этих нечеловеческих глаз.

Сердце Леды колотилось высоко в горле, пока она смотрела в эти затягивающие движущиеся омуты. Она вдруг оказалась вне времени, вне пространства, даже не чувствовала собственного тела. Мысли покинули её голову, оставив там гулкую пустоту.

Катахари открыл рот, раздвигая её украденные губы на украденном лице, и Леда увидела внутри этого рта нечто ужасное. Нечто, что она уже видела раньше. В тоннеле метро. Там, внутри этого раскрытого рта, как будто находилась вселенная в миниатюре, посреди которой зияла черная дыра, а в центре её полыхал чудовищный багровый глаз. Живой, злобный и ловящий каждое движение, каждую эмоцию – кусочек мозаики истинного облика катахари. И Леда знала, что если бы увидела духа в его настоящем обличье, то просто перестала бы существовать. Человеческий разум не способен был бы вынести такое зрелище.

Этот горящий глаз смотрел внутрь Леды, в самые глубины её души. И каждая принадлежащая ей секунда боли, горя и отчаяния отражалась жадным, почти похотливым блеском в этом алом зрачке.

Краем зрения Леда видела этот жуткий глаз, но не могла оторвать взгляда от мерцающих провалов на своем лице напротив. Она почти видела, как вихрятся там какие-то образы, которые её разум не мог воспринять. Рука, сжимающая сай, безвольно вытянулась вдоль тела, больше не пряча его, но пальцы все же не разжались.

Жуткое лицо двойника двинулось к ней, приближая этот раскрытый рот. А Леда продолжала стоять неподвижно, очарованная сиянием смерти, как кролик, замирающий в свете фар за миг до столкновения. Глаз, укрытый пещерой этого рта, приблизился еще больше, а в следующий миг губы её двойника коснулись её собственных в смертельном поцелуе. Леда не закрыла глаза. Должна была бы почувствовать отвращение, но не почувствовала ровным счетом ничего. Она теряла себя. Продолжала смотреть в свое лицо, совсем близко, в черный туман вместо глаз, ощущая прикосновение своих губ к своим же, на удивление человеческое. А то, что было сокрыто во рту двойника, глядело в нее через этот извращенный поцелуй.

И оно видело.

Видело белые пятна муки на платье матери.

Видело щербатую улыбку маленького Рема.

Видело фотоаппарат в руке отца.

Такие картины ему не нравились. А дальше оно с восторгом впитывало взглядом черную ленту на рамке фотографии. Множественные следы от уколов на руке Рема. Смотрело на выпотрошенную кошку в луже крови. Смотрело в перекошенное лицо Дея, тянущего её в пустоту за парапетом крыши.

Леда захлебывалась в этих видениях, в этих воспоминаниях, которые не могла остановить, а внутри её головы победно выл омерзительный нечеловеческий голос.

А потом она вдруг увидела чужое воспоминание. Мимолетный отблеск фиолетовых глаз. Высокую беременную женщину с красивым сильным лицом и слепыми зелеными глазами, один взгляд на которую причинял одновременно боль и радость. Затем мальчика в центре лесного капища, с ужасом глядящего на сосуд в руках мужчины в длинной мантии. Мальчика с глазами той женщины, пока что еще зрячими, с лицом, несущим в себе её черты, как отражение в волшебном зеркале. Лицо маленького Кая. Долгий взгляд на него, такого маленького и испуганного, сопровождаемый уколом боли, грусти и давней, глубоко сокрытой ревности.

Эти воспоминания, не принадлежащие ей, понравились катахари еще больше. Как будто именно их он искал все это время. Но их уже заменило другое воспоминание, на этот раз её собственное, совсем свежее.

Скрип лезвия, цепляющегося за кость. Кровь на руках. Расширенные глаза Рема, из которых медленно, неумолимо уходит жизнь. Вновь и вновь. Скрип лезвия. Кровь на руках. Серые глаза. Снова. И снова.

Если бы рот Леды не был занят присосавшимся к ней чудовищем, она кричала бы, бесконечно кричала, пока навсегда не лишилась бы голоса. Но сейчас этот крик звучал лишь у нее внутри, и от этого, казалось, лопаются внутренние органы и ломаются кости.

И тогда пришел гнев. Пришла ненависть. Пришло презрение к этому слабому жалкому существу с изломанной судьбой, обагрившему руки в крови последнего родного человека. К этому ничтожному запутавшемуся в омуте своей жизни червяку, носящему имя Лидия Кардис. А следом пришло понимание. И, наконец-то, впервые – сочувствие. Жалость, которой она так давно лишала саму себя.

Но теперь она видела. Для нее есть выход. Есть освобождение, которое она может подарить себе сама. Достаточно лишь одного движения руки – и все закончится. Куда она попадет после этого, не имело значения. Что имело значение – лицо напротив. Её лицо. Самым опасным её врагом был не катахари. Вовсе нет. Самым опасным своим врагом была она сама. Её ненависть. Её вина. Её воспоминания. Но она могла закончить это. Она могла даровать себе прощение, затаившееся на кончике потускневшего лезвия.

Рука Леды, сжимающая сай, медленно поднялась вверх, будто во сне. Катахари отлепился от нее и что-то похожее на тревогу исказило копию её лица. Но в этот миг Леда забыла о катахари. Она видела только свое лицо, с черными провалами глаз, и это был именно тот образ, который она ощущала у себя внутри. Не было Леды и её двойника, была лишь её душа, уставшая и измученная, глядящая на нее из этих черных омутов – и молящая о прощении. Об избавлении.

Все три лезвия вонзились в плоть. В то же самое место, куда нанесли они смертельную рану Рему. Её лицо напротив стало удивленным, затем испуганным. Леда не чувствовала боли. К ней пришел покой. Кровь, на удивление холодная, текла по её рукам, все быстрее и все больше – и это значило, что скоро все закончится. Все закончится.

Живая тьма окутала все вокруг и все в ней звенело и стонало от жуткого нечеловеческого вопля, затихающего и снова набирающего высоту. Леда не понимала, кто кричит, не ощущала своего тела, не помнила себя. Казалось, она растворилась в этом вопле, жила в каждом его отголоске и умирала в каждой его ноте.

А затем произошел взрыв. Но нет, это был не взрыв, просто Леде не с чем было сравнить это. Как будто вселенная родилась и умерла в один миг, а вместе с ней родилась и умерла сама Леда.

И затем – резко, неожиданно – все стихло. Леда плыла в тумане, бестелесная и невесомая. Она не знала, открыты её глаза или нет, не знала даже, есть ли у нее глаза. Не знала, во что она превратилась теперь. Осталась ли человеком, или стала призраком, а, может, далеким воспоминанием?

Это было неважно. Ей это не было интересно. Туман проникал в нее и она сама становилась туманом. Мысли ушли, чувства – тоже. Она могла бы провести так целую вечность.

Туман вдруг всколыхнулся, потревоженный новым звуком. Голосом. И звуком её имени. Кто-то звал её, кто-то очень важный. Кто-то, кого она потеряла, но он почему-то все еще был здесь, а она… она уходила. Леда хотела протянуть руку, назад, навстречу этому самому важному голосу, такому испуганному, нуждающемуся в ней сейчас так же, как и многие годы назад – и не могла. Он позвал её в последний раз.

А потом все действительно закончилось.

***

Мама пела её любимую колыбельную.

Слова знакомой детской песни текли по воздуху, вплетались тонким кружевом в тишину. Леда помнила каждое слово. Ей хотелось подхватить песню, соединить свой голос с голосом матери, но она не смогла. Губы, если они еще оставались у нее, не были ей подвластны.

Но и голос матери вдруг изменился, стал более хриплым, более низким. И вот это уже мужской голос, но такой же знакомый, такой же близкий, выводящий слова песни тихо и осторожно, будто они могли разбиться, если произнести их слишком громко.

Тяжесть мира постепенно возвращалась в её тело. Леда попробовала приоткрыть глаза, но веки были словно сшиты друг с другом, и она быстро оставила эти попытки. Вместо этого сосредоточилась на своих ощущениях. Она чувствовала, как пульсирует кровь у нее под кожей, чувствовала удары своего сердца, мерное вздымание груди при вдохах и выдохах. Она жива. После всего, что случилось – все еще жива.

После всего, что случилось.

Память обрушилась на нее оглушающей лавиной. Кровь, сердце, дыхание – все остановилось в один миг. Рем. Она вспомнила. Рем… Тело отреагировало короткой судорогой на охвативший её невыносимый ужас и одновременно с этим прекратилось пение.

Она была не одна. Кто-то взял её за руку. Сухие пальцы с такими же выступающими косточками на фалангах, как и у нее. Сердце вновь заработало, разогналось до такой скорости, что в ушах оглушительно зашумело. С огромным усилием Леда приподняла большой палец навстречу этому прикосновению, тронула знакомую руку, ощутила тонкий гладкий шрамик на костяшке указательного пальца.

Возможно ли это? Не сон?

Влага собралась в уголках её закрытых глаз и пролилась на щеки, когда она, превозмогая мучительные боль и резь, разлепила веки. Вначале она не увидела ничего, кроме ослепляюще яркого света, а потом на фоне этого свечения стало проступать лицо.

Встревоженное, немного испуганное, настороженное и живое, такое упоительно живое лицо её брата. Тихий неверящий стон пролился полувздохом из её груди, с которой будто бы спал сдавливающий её обруч.

– Тшш, все хорошо. – сказал ей Рем, осторожно пожимая её руку. – Как же ты меня напугала, сеструха. Как ты се…

Она не дала ему договорить. Собрала все силы своего организма для этого движения, приподнялась и крепко обняла его за шею, тут же обессиленно повиснув на нем, но не разнимая, ни за что не разнимая сцепленных вокруг него рук. Ощущение его тепла, и ударов сердца, и дыхания, было таким прекрасным, что от этого было почти больно.

Рем гладил её по спине, поддерживая вес её обмякшего тела, а Леда все никак не могла остановить поток бесконтрольных слез и сдавленных всхлипов, от которых судорожно вздрагивали её плечи. Она боялась отпускать его, боялась, что как только отстранится – брат исчезнет, как сон, как мучительное воспоминание. Но он никуда не девался, все так же был рядом, живой, невредимый. Леда не понимала, как такое возможно – и ей было чертовски глубоко плевать на то, что она этого не понимала.

Прошло несколько минут прежде, чем Леда нашла в себе силы отстраниться от Рема и вглядеться в его лицо. Его щеки и подбородок покрывали синяки и царапины, но не было даже намека на смертельную бледность. Леда почти с суеверным страхом прикоснулась пальцами к темной футболке, к тому месту на его груди, где перед её застывшим от ужаса мысленным взглядом все еще зияли кровавые раны.

Ран не было. А в лице Рема читались лишь тревога и забота. Как он мог смотреть на нее с такой любовью после того, что она сделала?

– Как ты… – она прокашлялась и решила изменить вопрос. – Рем, что последнее ты помнишь?

На лице брата отразилось удивление.

– Вообще-то, этот вопрос должен был задать тебе я. – он тихо хмыкнул, тряхнул головой. – Тебе придется быть конкретнее, сестренка, потому что вместо мозгов у меня сейчас манная каша.

Леда с тихим вздохом опустилась назад, убирая руку с груди Рема и тут же накрывая пальцами его ладонь. Пару секунд прислушивалась к пульсу, решительно стучавшему в её пальцы через его кожу. Затем произнесла:

– Мы убегали. Но земля начала проваливаться у нас под ногами, преградила дорогу пропастью. Верно? – он кивнул, закусил губу. – Так вот… Когда мы остановились у этой пропасти. Что ты помнишь после этого? И… – Леда растерянно огляделась по сторонам, впервые охватывая взглядом и осознанно воспринимая окружающую обстановку. Она лежала на каком-то подобии кровати, в шатре, заставленном бочками, ящиками и разномастным оружием. Леда точно знала, что уже бывала здесь, но как они могли тут очутиться? Поэтому она на ходу изменила вопрос: – Рем, где мы?

Брат уже открыл рот, собираясь ответить, но его опередил женский голос, донесшийся от входа в шатер.

– Вы в мире голодных духов. Во временном лагере стражей.

Леда вытянула голову, чтобы заглянуть за плечо Рема. У входа в шатер стояла Кира, одетая в простые черные штаны и рубашку. Её тронутые сединой волосы были собраны в аккуратный пучок на затылке, лицо уставшее, но спокойное. Леда растерянно смотрела на нее.

– Я ничего не понимаю. – прошептала она, чувствуя приближение головной боли.

Кира подошла к ним, остановилась возле кровати, глядя на Леду с сочувствием, тревогой и еще чем-то, каким-то неявным выражением, которое Леда не смогла разобрать.

– Ты расправилась с катахари. – произнесла Кира спокойным голосом, но Леда все же уловила в нем отголоски удивления. Что ж, ничего странного, она сама была удивлена не меньше.

– Но я не… – она оборвала себя на полуслове. Поднесла руку ко лбу, качнула головой.

Она не знала, что сказать. Слова Киры прозвучали нелепо в её голове. Все было словно в тумане. Нет, все было действительно в тумане. Туман преследовал её, он окутывал её саму, и катахари, укравшего её облик, и весь холодный пекельный мир.

– Там, возле пропасти с тобой что-то случилось. – неуверенно произнес Рем, настойчиво ища её взгляд, который Леда так же настойчиво отводила.

Кира неспешно подошла к стоящему неподалеку ящику, подтащила его к кровати и уселась, внимательно и как будто испытывающе глядя на Леду. Под этим взглядом ей стало неуютно. Поскольку никто не произнес ни слова, Рем осторожно продолжил:

– Ты спросила, что последнее я помню. Так слушай. Я помню, как ты упала на землю, как ты стонала, будто от ужасной боли, и я не понимал, что произошло. Я впал в настоящую панику. Ты ни на что не реагировала, была совершенно не в себе, продолжала кричать так, что у меня волосы вставали дыбом. И так мучительно прижимала руки к груди, что я был уверен, что увижу там смертельную рану, хоть и не понимал, кто мог напасть на тебя. Но ты… никакой раны не было, а ты как будто умирала, и я понятия не имел, что делать. А… а потом почувствовал его. Этот туман, как живое злобное существо, он пробирался в мою голову. И я видел… ужасные вещи, из моего прошлого. В какой-то момент я просто отключился. По всему выходит, что катахари не взялся за меня в полную силу. Просто наспех вывел из игры, чтобы я не мешался у него на пути. На пути к тебе. Я не смог, Леда. Не смог защитить тебя.

Она лишь сжала его ладонь, сильно, не говоря ни слова. Выражение вины и раскаяния на лице брата были невыносимы. Кто угодно, только не он должен был чувствовать себя виноватым. Из них двоих преступление совершила именно она, даже если это и случилось лишь в её голове. Как могла она рассказать брату об этом чудовищном видении внутри другого видения, в котором она вонзала лезвия трезубца в его грудь, пачкала руки в его крови?

– Что случилось с тобой возле пропасти? – прошептал Рем, отвечая на её пожатие. И повторил: – Ты так кричала.

Все время, что он говорил, Леда чувствовала направленный на нее внимательный взгляд Киры. Старшая женщина слегка пошевелилась, будто в нетерпении услышать её ответ. Леда с трудом вырвалась из омута мыслей, переваривающих тот факт, что на самом деле она не нападала на Рема, что это было пусть и ужасным, но все же видением, трюком катахари, чтобы запутать её. Она попыталась сосредоточиться на заданном ей вопросе. Что случилось возле пропасти? Она почувствовала страшную боль, и знала, что боль эта не принадлежит ей.

– Я… – Леда заторможенно моргнула, с трудом контролируя отяжелевшие веки. – Я почувствовала Кая, почувствовала, что… господи… Кай?

Леда рывком подскочила на кровати. В голове немного прояснилось и сейчас она вспомнила ужасное, непреложное осознание окончательности, которое принесла с собой та фантомная боль.

– Он жив. – ровным голосом ответила Кира, пресекая её панику. – В соседнем шатре.

Леда тут же спустила ноги с кровати.

– Мне нужно увидеть его. – она слишком быстро поднялась и все завертелось, но она ухватилась за плечо Рема и упрямо осталась на ногах.

– Ты еще слишком слаба, возможно… – начал было Рем, но она лишь крепче сжала его плечо, стискивая зубы.

– Плевать, мне нужно увидеть его. – наверное, решимость найти его, даже если придется передвигаться ползком, звучала слишком очевидно в её голосе, потому что Рем поднялся, поддерживая её за руку, а следом за ним встала и Кира.

Она сделала приглашающий жест рукой и направилась к выходу из шатра. Брат и сестра последовали за ней. С каждым новым шагом ноги Леды крепли, головокружение уходило и, оказавшись на улице, она мягко высвободила руку из руки поддерживающего её брата. Тревога засела колючим комком в её горле и затрудняла дыхание. Кира сказала, что он жив, но Леда поверит в это только после того, как своими глазами увидит его. Слишком тяжелым и однозначным было то страшное ощущение, охватившее её на краю пропасти.

На улице царило движение. Обитатели лагеря, как зрячие, так и слепые, с одинаковой ловкостью выносили вещи из шатров и палаток. Некоторые из шатров были в полуразобранном состоянии. Кира перехватила недоуменный взгляд Леды и ответила раньше, чем та успела задать вопрос: