Текст книги "Жить в твоей голове (СИ)"

Автор книги: teamzero

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 28 страниц)

Кай постоял еще пару секунд в тишине, прислушиваясь к гулу портала и шепоту демона. Затем резко развернулся и быстро зашагал, а потом и побежал в том направлении, где находился дом Источника. Ему нужна была медитация, чтобы усилить свою волю и ослабить волю демона, но времени на это не было. Нескольких инквизиторов направили убить девушку, и они вполне могли быть уже возле её дома. Если Кай опоздает, для него это будет смертным приговором. И не для него одного.

Кай понимал, что люди таращатся на него, но у него не было времени искать безлюдные дороги к дому девушки. Поэтому он игнорировал взгляды, которые ощущались горящими иголками. Он сдвинул повязку на лоб, так, что она могла сойти за очень экстравагантную шапку на его голове, но вряд ли это помогло: даже без маски, закрывающей глаза, окровавленный человек в продырявленной одежде и с веревками на запястьях выглядел слишком странно.

Веревки. Кай на ходу принялся распутывать их и обматывать вокруг пальцев, костяшек и запястий. Инквизиторы отняли его ножи и наручный мини-арбалет, а отобранную у них винтовку пришлось выбросить, потому что в таком оружии всегда был маячок, по которому можно было выследить его местонахождение. Каю необходимо было обеспечить своим кулакам большую ударную силу, и хотя бы немного предохранить от повреждения костяшки и кости в запястьях.

Кай проник в её дом, уже зная, что инквизиторы здесь, но он успел, успел, успел. Он слышал их голоса, и знал, что они поднимаются по лестнице. Кай натянул повязку назад на лицо и толкнул дверь, ведущую на лестничную клетку.

Кай настиг их уже на последнем пролете. Он бросился на троих инквизиторов, как дикий зверь, захлебываясь от полыхающей в нем ярости. Трое. Ублюдки послали троих солдат, чтобы убить одну-единственную ни о чем не подозревающую девчонку. В этот момент он ненавидел их всеми фибрами души. Инквизиторы навалились на него все вместе, быстро справившись с удивлением, вызванным его неожиданным появлением. Кай растолкал их, блокируя удары и уворачиваясь. Он пригнулся и инквизитор, бросившийся на него, перелетел через его спину и покатился вниз по лестнице.

Инквизиторы атаковали и отступали, Кай бил, и уворачивался, и отклонялся, и снова бил, и по его пальцам текла кровь, его или врагов – он уже не понимал. Он пропустил мощный удар в висок и его голова, и так пульсирующая от раны в затылке, взорвалась яркой болью, на миг оглушившей его. Рот Кая был полон крови, текущей из разбитых губ и носа. Он пытался сохранить равновесие, используя силу демона, контролируя его и стараясь худо-бедно отбивать удары противников – и все это одновременно.

Он вырубил одного из асуров, но на смену ему вернулся тот, что ранее отправился в путешествие вниз по лестнице. Кай слабел с каждой минутой, но от этого его удары становились только яростнее. Голова гудела и горела, он почти ничего не слышал – все заглушали удары крови в ушах. Образы, формирующиеся перед его неподвижными глазами, сотканные из тепла тел и движений противников, расплывались и обманывали. Кай подозревал, что у него сотрясение мозга, потому что к горлу то и дело подкатывала тошнота.

А потом он допустил критическую ошибку. Его органы чувств отказывали, путались, и Кай не успел увернуться от удара трезубцем. Тройные лезвия прошили его правый бок, и в первый момент Кай даже не почувствовал боли. Но он знал, о, он знал, что она придет. Кай развернулся всем телом, делая еще шире рану в боку, до скрипа стиснув зубы, и добился-таки того, что сай выскочил из руки инквизитора и остался в боку Кая. В его мозгу мелькнула полная мрачного сарказма мысль, что в итоге ему все же удалось добыть себе оружие. Кай зло выдернул сай из своего тела и кровь пульсирующей струей потекла из раны в боку. Он наступал на врагов, сжимая рукоятку трезубца скользкими от крови пальцами, и готов был принять этот последний бой, но противники внезапно отступили.

– Уходим. – донеслось до Кая и в следующий миг он услышал топот их ног по ступеням.

Они отступили, Кай не имел представления, почему, но сейчас у него не осталось сил удивляться. Он зажал рану в боку рукой в безуспешной попытке не дать себе истечь кровью до смерти, но она неумолимо текла сквозь пальцы, покидая его тело в пугающе большом количестве. Кай сделал несколько неверных шагов, дыша тяжело и с хрипом. Его руки и ноги похолодели, будто он сунул их в ледяную воду. Тошнота свернулась комком у основания его горла, он ослеп и оглох, и захлебывался в крови, текущей в рот из ран на его лице. А затем его ноги подкосились и он тяжело упал, сперва на колени, а потом и вовсе лицом вниз.

Мысли путались и затвердевали, как остывающий воск. Он уже не чувствовал боли, остался один только лишь бесконечный холод. Даже демон заткнулся. На миг перед слепыми глазами Кая пронеслись яркие, цветные картины: мать, перебирающая его волосы и тихо напевающая колыбельную на незнакомом языке; Зора, маленькая и серьезная, с пухлыми коленками, сидящая бок о бок с ним в темном сарае; Кастор, хмурый и подтянутый, с лицом испещренным морщинами, как измятая пергаментная бумага, глядящий на него в центре ритуального капища в лесу…

Окровавленные губы Кая приоткрылись, выпуская тихий, хриплый выдох. В темноте, пожирающей все его чувства, Кай все еще слышал тихий звук, с которым капала на бетонный пол кровь из его ран, унося с собой его жизнь.

А потом не стало и этого.

========== Часть 4 ==========

Леда медленно закрыла за собой дверь своей квартиры, один за другим заперла все замки, развернулась и устало прислонилась к двери всем телом, одновременно делая глубокий и медленный вдох. Она отклонила назад голову, прижалась затылком к успокаивающему своей надежностью дереву двери и закрыла глаза. Леда с трудом соображала, как её зовут и на каком свете (а главное, зачем?) она находится.

Они с Верой все же добрались до полицейского участка, и там Леда в очередной раз убедилась, что с полицией в её стране что-то очень, очень не так. Она честно пыталась рассказать им, что стала свидетелем нападения и возможного убийства в тоннеле метро. Но уже в середине своего рассказа Леда заметила те самые, особые, взгляды, которые кидали на нее детективы. Бедняжка-пережила-стресс-слегка-поехала-крышей-взгляды. Точно так же на нее смотрели, когда она в отчаянии пыталась доказать, что её бывший – не безобидный расстроенный мальчик. История повторялась.

Никто, кроме Леды, не видел этих людей. Даже Вера, едва ли не подпрыгивающая на месте от желания помочь подруге, не могла дать показаний, подтверждающих рассказ Леды. Её вежливо перевели на тему поддельных копов, задали плоские вопросы об их внешнем виде и теме их разговора. В итоге, к концу этого конкретного разговора у Леды сложилось стойкое впечатление, что её списали в ряды ненадежных свидетелей, точно так же, как она сама до этого списала туда Дэна, хоть и надеялась получить от него немного больше той информации, которой владела сама.

С детективами Леда рассталась с горьким чувством взаимного недовольства и сильного раздражения. Вера суетилась вокруг нее, как наседка над цыпленком, и Леде пришлось тысячу и один раз (и еще раз, чтоб наверняка) повторить, что с ней все в порядке и она вполне может остаться сегодня одна дома. Вера проводила Леду до самого дома, возле подъезда крепко обняла и не сказала ни слова, после чего развернулась и зашагала к трамвайной остановке, оставив Леду с чувством вины за то, что повела себя с ней слишком грубо после случившегося в метро.

Погруженная в свои мысли, она поднялась в подъезд и вызвала лифт, а когда кабина, громыхая, спустилась вниз и открылась, то почти лоб в лоб столкнулась со своим соседом. Чен, студент из Китая, не слишком свободно владеющий эллорийским, при виде неё тут же просиял. Он с таким энтузиазмом подставил ей кулак для приветствия, что у Леды даже слегка дернулся правый глаз. Она стукнула по протянутому кулаку своим, одновременно выдавливая приветливую (как она надеялась) улыбку.

– Кэк жисьн, Лейда, кэк рас вернулас с работи? – чуть ли не с благоговением поинтересовался Чен.

Дело в том, что пару месяцев назад Чен, налепивший слишком много китайских паровых пирожков и слишком торопящийся их съесть, вывалился из своей квартиры в коридор, задыхаясь и хрипя, а коварный пирожок свил в его глотке уютное гнездышко, не пропускающее воздух в легкие незадачливого повара. Леда, выскочившая в коридор на звук агонизирующего хрипа, с блеском применила к китайскому студенту прием Геймлиха. С тех пор Чен был уверен, что обязан соседке своей жизнью, и каждый раз при виде неё начинал вести себя, как соскучившийся по хозяину корги.

Леда на миг представила лицо Чена, если бы в ответ на его вежливый вопрос она вдруг решила выложить ему всю правду о своем времяпрепровождении в последние сутки. “Все круто, Чен, вот вернулась из полиции, где меня считают душевнобольной, а до этого застряла в тоннеле метро, где видела призрак своего мертвого психованного бывшего, а потом своего двойника и еще каких-то отморозков, которые вроде как убили там двух людей. Ах да, а ночью на меня напали клоун и мужик, который сунул мне руку в грудь, и совсем не в том смысле, что ты подумал. Ну вот как-то так, Чен. Как сам?”

– Прямиком оттуда, Чен. – ответила Леда, растягивая губы в вымученной улыбке.

– Ох, ти выглидеш устала. Ти слишком манго работаич. – опечалился Чен.

Леда потратила пару секунд на расшифровку “манго” в речи соседа, после чего широко развела руками:

– Если стану меньше работать, еще подхвачу ненароком личную жизнь. Кому это надо, ага? – лицо Чена вытянулось, видимо, он пытался прорубиться через языковой барьер в стремлении понять шутку (шутку ли?) и Леда с усталой улыбкой похлопала его по плечу. – Увидимся, Чен.

Оказавшись, наконец, дома, Леда никак не могла решить, чего хочет больше: а) просто лечь спать, б) помыться и лечь спать или в) выпить и лечь спать. Леда со стоном отлепилась от двери и, ухватившись рукой за стену для равновесия, спихнула ногой сначала один ботинок, затем второй. Вместе с ботинками немного съехали с её ног и носки, поэтому она наступила левой ногой на хвостик правого носка и стянула его, затем проделала те же манипуляции с другой ногой. Куртку она повесила на крючок вешалки и не стала поднимать, вслух послав к черту, когда та свалилась на пол.

Леда прошаркала босыми ногами в ванную, включила свет и мрачно уставилась на свое отражение в зеркале. Лицо бледное и осунувшееся, темные волосы выбились из хвоста и наэлектризовались вокруг её головы, делая похожей на побитый жизнью мрачный одуванчик. Между темными прямыми бровями проявилась коварная морщинка, которая выбирается на поверхность в часы её самой сильной усталости и (иногда) похмелья. Под глазами синие круги такого размера, каких не было со времен выпускных экзаменов, сами глаза помутнели, превратившись из светло-серых в совсем темные. Губы бледные и потрескавшиеся, их уголки угрюмо кривятся вниз.

Её лицо. С этим лицом она живет на свете двадцать девять лет. Она видела, как оно меняется с возрастом, как появляются и проходят на нем мелкие прыщики, она видела, как проявляются на её коже редкие, почти незаметные морщинки, видела, как поседел этот единственный упрямый волосок в уголке её правой брови. Это её лицо. Там, в тоннеле, какоето чудовище – чудовище, повторила про себя Леда, вдруг четко осознав, что это единственное и самое правильное слово, которым можно назвать то существо – украло её лицо, осквернило его, надругалось. Леда чувствовала себя так, будто над ней совершили насилие, куда более интимное и глубокое, чем физическое изнасилование – а она даже не была уверена в том, что увиденное ею происходило на самом деле.

Леда наклонилась ближе к зеркалу, внимательно (и немного – со страхом) вглядываясь в свое отражение. Как должна выглядеть печать сумасшествия? Может ли она заметить её, или для себя будет выглядеть здоровой, в то время как разум её будет сгорать в горячке нахлынувшего безумия?

Леда резко выпрямилась, потушила свет и вышла из ванной. Тяжело ступая, она прошла на кухню, вынула из шкафчика заполненную до половины бутылку виски, открутила крышку и с мрачной решимостью сделала большой глоток прямо из горла. Алкоголь огнем понесся по её горлу, опаляя слизистую и вызывая пекучие слезы, и Леда инстинктивно поднесла руку ко рту, кривясь и гримасничая. Однако, виски уже достиг груди и по её телу потекло приятное, успокаивающее тепло.

Выпить и лечь спать, выбрала Леда. Она протопала в комнату, не включая свет, разделась и натянула теплую пижаму с крокодилами. С тяжелым вздохом-стоном плюхнулась в разобранную кровать, закрыла глаза и принялась ждать. После произошедшего Леда должна была заснуть моментально, но у её организма оказались другие планы на этот счет. Она лежала в темноте, упрямо держа глаза закрытыми, и злилась, потому что чем больше хотела уснуть, тем дальше ускользал коварный сон, а его место в голове занимали мысли, которых она совсем не хотела.

Запиликал её телефон. В рюкзаке. В прихожей. Леда красочно выругалась в пустоту комнаты. Она раздраженно отбросила одеяло, выбралась из кровати и в темноте пошла в прихожую, по пути больно врезавшись в косяк двери, и снова забормотала себе под нос ругательства. К тому времени, когда она выудила из рюкзака адов телефон, тот уже перестал звонить. На экране отображался пропущенный вызов от Рема. Леда тяжело вздохнула и принялась печатать сообщение: “Я дома. Легла спать, перезвоню завтра”.

Написав сообщение, Леда снова выключила телефон. Сейчас половина двенадцатого ночи. С момента, когда она оказалась в переулке, прошли ровно сутки. А по ощущениям как будто несколько лет. Леда со вздохом потерла глаза, которые болели, будто в них засыпали песка. И сна не было ни в одном из них. Она обреченно вздохнула, признавая поражение. Организм слишком перевозбудился и сон в ближайшее время ей не светит.

Леда вернулась в комнату, включила свет и попробовала читать, но очень быстро поняла, что сейчас Стивен Кинг – не самый подходящий автор для чтения, поэтому решительно захлопнула книгу. Решение пришло неожиданно, но Леда поняла, что это – то, что ей нужно.

Она выключила в комнате свет и ушла на кухню, унося с собой лэптоп. Включила на низкой громкости музыку (The Doors, “Waiting for the Sun” – любимый альбом отца), и принялась методично вынимать из шкафчиков и ставить на стол продукты: мед, яйца, корицу, специи, масло, сахар, имбирь, муку.

Леда собиралась обмануть свою бессонницу, а вместе с ней и свои растрепанные нервы. Это был её личный, особенный ритуал: в минуты слабости, страха и боли, когда ничто не могло утихомирить её бушующие мысли, она пекла имбирное печенье. Для нее это было почти что священнодейством. Впервые она помогала маме печь это печенье, когда ей было семь лет. Сама выдавливала из ароматного теста фигурки зверей, пыхтя и сжимая в коротких детских пальцах тонкие формочки. С тех пор они всегда пекли это печенье вместе с мамой.

Она пекла его каждый день после их похорон. Не могла его есть, но продолжала печь, каждый день, словно безумная, роняя горькие, безутешные слезы в тесто, которое пахло мамиными объятиями, отцовскими ладонями, смехом её брата. Пахло её детством и счастьем, которые никогда уже не вернутся.

Она снова пекла это печенье, каждый день, после самоубийства Дея. Тогда она уже не плакала. Просто вырезала из теста кривые фигурки животных, не замечала, что они рвутся в её руках, не замечала, что печенье выходило подгоревшим. Она все равно не ела его, важен был сам процесс.

Глупо наверное, и слегка безумно – но это печенье было её связью с родителями, её тихим уголком, в котором её душа укрывалась от бурь внешнего мира на те короткие сорок минут, что занимало приготовление ароматных коржиков.

Вот и сейчас Леда методично соединяла ингредиенты, глубоко вдыхала знакомый с детства запах, и вполголоса подпевала словам известных наизусть песен. В этот раз её имбирные зверушки получились ровными и аккуратными. Леда как раз выкладывала их на противень, застеленный пищевой бумагой, когда ей показалось, что она услышала какой-то шум в коридоре. Леда замерла, прислушиваясь, не замечая, как растягивается под её пальцами имбирная лошадка. Только когда кусок теста оторвался от общей фигурки и жалко плюхнулся на уже лежащего на противне слона, Леда очнулась и расстроенно зашипела себе под нос. Она принялась отдирать от слона часть неудавшейся лошадки, говоря себе, что ей просто послышалось. Леда не хотела и не собиралась думать сейчас о том, что за дверью её квартиры может происходить очередная незапланированная в её жизни хренотень.

Она выложила на противень все печенье и запихнула его в разогретую духовку. Вскоре по всей квартире поплыл приятный пряный аромат. Леда сидела на кухне и сквозь мелодии The Doors невольно прислушивалась к другим звукам, которые могли быть необычными. Но было тихо и она почти успокоилась.

Через десять минут печенье было готово. Леда вынула его и выключила духовку. Глубоко вздохнула, с удовлетворением чувствуя тяжесть позади своих глаз. Она была уверена, что вторая попытка заснуть увенчается успехом.

Леда тихо улыбнулась румяным ароматным зверушкам в коробке для печенья и, шаркая, пошла в комнату. Сейчас она заснет, а когда проснется утром, вся эта дрянь окажется просто очень, очень глупым сном. Пусть так и будет. Пожалуйста, пусть так и будет…

Тихий стук в дверь заставил её замереть с ногой, поднятой в начале шага. Леда закусила губу, слушая, как встревоженно разгоняется в груди её сердце. Как же она устала от этого. Кого принесло к ней в час ночи? Выбор посетителей в её воображении был слишком широким и слишком страшным. Она просто не откроет, вот и все. Не откроет дверь. Как будто её нет здесь. Никого нет дома.

Леда пару секунд потопталась на месте и раздраженно закатила глаза. Нервно закусив щеку изнутри, она на цыпочках подкралась к двери и приподнялась на носочки, чтобы посмотреть в глазок. Оказывается, она задерживала дыхание, потому что из её груди с тихим шелестом вылетел облегченный вздох, когда выяснилось, что за дверью стоит Чен.

Леда сделала глубокий вдох через нос и приоткрыла дверь, выглядывая в коридор.

– Чен, что-то случилось? Почему ты стучал, у меня что, не работает зво…

Сосед поспешно поднес палец ко рту и зашикал на нее. Только тогда Леда заметила непривычную бледность его круглого лица и испуганно расширенные глаза.

– Что случилось, Чен? – встревоженно повторила Леда одними губами.

– Лейда, там… там чеволек. – свистящим шепотом ответил Чен, при этом так старательно артикулируя, будто одно это могло помочь ему справиться с непокорным иностранным языком.

Леда непонимающе мотнула головой.

– Что за человек?

– Он раньин. В кровьи.

Челюсть Леды слегка отвисла, она ошарашенно уставилась на соседа, который взволнованно пучил на нее глаза. Она не знала, почему он просто не вызвал скорую, если обнаружил пострадавшего человека. Хотя нет, конечно, знала: она медсестра и Чен поэтому решил вначале обратиться к ней. А еще, может быть, потому, что был не уверен в своем словарном запасе, когда дело дошло бы до объяснений с медиками.

Леда нахмурилась и кивнула ему.

– Хорошо, идем.

Она поспешно сунула ноги в толстых носках в свои ботинки, примяв задник, потому что так было быстрее, и пошла вслед за Ченом. Они подошли к двери на лестничную площадку и Чен аккуратно приоткрыл её. Воздух мигом выкачало из легких Леды так основательно, будто их выжали, как мокрое белье. Там, на полу, истекающий кровью, лежал уже знакомый ей мужчина в маске. Он не шевелился и, вполне возможно, не дышал. На пол под ним уже натекла приличная лужа крови. В его руке – почему-то обмотанной веревками – зажат окровавленный трезубец. В мозгу Леды с грохотом и громкими гудками пронесся обезумевший поезд её хаотичных мыслей. Он здесь один, значит, выжил после нападения маньяков в тоннеле (чего она не могла сказать о девушке, которая была с ним). Этот человек почти всегда оказывался в тех же местах, что и разгуливающие по городу монстры (настоящие или нет – сейчас не важно). Леда была уверена, что он что-то знает, а ей позарез нужна была хоть какая-то информация. Если она в силах помочь ему, она это сделает, и расспросит его, а уж после этого решит, звонить ли в полицию.

Она быстро взяла себя в руки и прикоснулась к плечу Чена. Тот дрожал мелкой дрожью.

– Чен, я его знаю. – ложь родилась легко. – Это один из моих бывших пациентов. Помоги мне занести его в квартиру, окей?

Чен коротко кивнул несколько раз, шмыгнул носом. Затем уставился на мужчину у их ног с таким видом, будто тот был единорогом с радужной гривой. Леда поняла, что он не знает, как подступиться к этому человеку, чье окровавленное тело внушало ему страх. Поэтому она первая решительно подошла к мужчине на полу и натренированным движением прижала пальцы к его шее, пытаясь нащупать пульс. Сперва она подумала, что пульса нет, но затем её пальцы ощутили толчок, слабый, как трепет крыльев бабочки. Поднатужившись, Леда сама перевернула его на спину, вытянула из его руки трезубец и пристроила лезвие плашмя на его животе, надеясь, что оно не свалится, пока они будут его нести. Затем просунула руки у него под мышками, тем самым облегчая Чену выбор, и ожидающе глянула на соседа. Тот громко сглотнул, неуверенно подошел и ухватил кандидата в покойники за ноги.

Вдвоем они подняли его и медленно потащили к квартире Леды. На полу осталось кровавое пятно, но об этом Леда решила позаботиться позже. Чен дышал тяжело и громко, больше от стресса, чем от тяжести их ноши. Тело человека было безвольным, будто кукла, и тяжелым – но это еще не была мертвая тяжесть, присущая трупам. Пока что.

– В комнату. – скомандовала Леда с придыханием и они с Ченом затащили мужчину в её комнату, где аккуратно уложили на пол.

Когда они оба выпрямились, Чен смотрел на Леду во все глаза и был на грани истерики. Она хотела было прикоснуться к его плечу, чтобы успокоить, но вовремя заметила, что её руки испачкались в крови, поэтому ограничилась неловкой улыбкой.

– Спасибо, Чен. Иди теперь домой. И… не говори никому об этом, пожалуйста, окей? У него… ммм… видишь ли, у него кое-какие проблемы и я сама со всем разберусь. – Чен снова кивнул несколько раз. Видимо, голос сейчас его не слушался. Его губы подрагивали. – Чен, спасибо тебе. Ты молодец.

Леда проводила его к выходу, закрыла дверь и на миг оперлась на нее спиной, глядя на мужчину в своей комнате и нервно кусая губы. Кажется, она сглупила. Мягко говоря. Она только что притащила в свою квартиру незнакомого полумертвого парня, который способен двигаться с немыслимой скоростью, когда он в сознании. Чем она думала вообще!

Но что сделано, то сделано – и теперь он пропитывает своей кровью дорогой паркет её комнаты, так что нужно с этим что-то делать. Для начала выяснить, все ли так плохо, как кажется на первый взгляд.

Леда побежала в ванную, поспешно смыла с рук его кровь, и вытащила из шкафчика набор первой помощи, с которым вернулась в комнату и подошла к своему нежданному пациенту. Она опустилась на пол рядом с ним, попутно натягивая синие латексные перчатки. Осторожно приподняла край его черной кофты, почти насквозь пропитанной кровью. С тихим шипением втянула воздух сквозь зубы, хмурясь на колотую рану ужасного вида в его боку. Эту дыру в нем явно проделал трезубец, который он так любовно сжимал в руке. Без рентгена не понять, задеты ли внутренние органы.

Под его головой тоже быстро собиралась лужица крови. Леда затаила дыхание, глядя на его лицо, все измазанное кровью. Его глаза и лоб закрывала черная повязка. Только теперь Леда вдруг осознала, что в ней нет прорезей для глаз. Очень непрактичная штука, какого черта он вообще её на себя напялил? Окей. Окей. Ладно. Сейчас она снимет её и полностью увидит лицо, скрывающееся под черной тканью. Леда втянула обе губы в рот, обернула их вокруг зубов, и крепко сжала. Её руки едва заметно подрагивали, когда она прикоснулась к маске на его голове и медленно потянула её прочь. Пропитанная кровью ткань влажно отлипала от его кожи. Леда медленно положила повязку на пол.

Она сама не знала, что ожидала увидеть. На самом деле его лица толком не было видно под покрывавшим его слоем крови. Длинные волосы, слипшиеся от пота и крови, были темными и сбились колтунами вокруг растрепавшегося пучка на его затылке, но, вероятно, обычно они были на тон светлее, чем казались сейчас. Молодой, не старше тридцати на вид. Лицо желтоватого оттенка, мертвенно-бледное от потери крови.

Леда аккуратно ощупала его голову и её пальцы наткнулись на кровоточащую рану у него на затылке. Волосы там были мокрыми от крови и её пальцы в синих перчатках стали совсем красными после прикосновения. Его грудь слабо поднималась и опускалась.

Леда выудила из аптечки фонарик-карандаш, оттянула пальцем его веко и посветила. Никакой реакции на свет. Черт, похоже травма головы еще серьезнее, чем она думала вначале. Ему нужен рентген, чтобы убедиться, что его печень не превратилась в конфетти после встречи с тройными лезвиями, его глаза не реагируют на свет и в целом он выглядит так, будто уже одной ногой шагнул на тот свет. Задача предстояла сложнее, чем она рассчитывала.

Леда решила вначале заняться раной в его боку, потому что кровь оттуда лилась рекой и, если её не остановить, то ей точно придется вызывать полицию – только тогда уже объяснять, откуда в её квартире взялся труп. Леда ухватилась за край его черной кофты и потянула вверх, открывая себе доступ к ране.

Дальнейшее произошло так быстро, что она даже не сразу смогла испугаться. Его рука, секунду назад вялая и неподвижная, взметнулась вверх и пальцы сжались вокруг её запястья стальными тисками. Окровавленная веревка, которой была обмотана его рука, больно впилась в кожу Леды, усиливая боль от хватки его пальцев. Леда сдавленно охнула.

Его глаза приоткрылись, едва-едва, окровавленные губы раздвинулись, выпуская тихий хриплый стон. Он сделал сумасшедшую попытку приподняться, одновременно отпуская её руку, и Леда тут же уперлась ладонями в его грудь, толкая назад, на пол.

– Эй, стоп, не двигайся.

Он лишь промычал что-то нечленораздельное, его глаза закатились и все тело вновь обмякло. Леда с силой выдохнула и вытерла проступивший на лбу пот сгибом локтя. Его недолгий визит назад в мир живых, по-видимому, истощил последние силы измученного тела, и теперь он провалился в глубокий обморок сродни коме. Тем лучше, Леде это было только на руку.

Она задрала его кофту, смочила антисептиком медицинскую салфетку и принялась быстро стирать кровь с его живота, чтобы очистить рану. В его боку было три дырки, средняя крупнее остальных, края рваные и воспаленные, как будто лезвия не просто загнали ему в тело, но еще и подергали в разные стороны. Леда не сдержала болезненную гримасу от одного вида раны. На первый взгляд её расположение казалось удачным для этого парня: если ему действительно повезло, то лезвия не задели органы, повредив только мышечную ткань. Но до конца быть уверенной в этом она не могла.

Леда прижала к ране ватный тампон и надавила. Нужно было остановить кровотечение, а следом наложить швы – рана была слишком широкой. Второй рукой она вынула новую пропитанную антисептиком салфетку и принялась аккуратно стирать кровь с его лица. Обе его губы были рассечены, нижняя в двух местах. Слева на подбородке наливался синевой припухший синяк, правая скула разбита и напухла так, что почти наползала на глаз. Леда осторожно прощупала его скулу, пытаясь понять, сломана ли там кость. Нос тоже пострадал, но не сломан, а переносицу пересекает уже переставший кровоточить порез. Глаза беспокойно двигаются под закрытыми веками, длинные ресницы подрагивают, почти касаясь щек. Эти ресницы вызвали у Леды приступ раздражения и неуместной зависти, и она досадливо прищелкнула языком.

Кровь остановилась и Леда приготовила иглу и нить для накладывания швов. Уверенными экономными движениями она быстро зашила дырки в его боку. Шрамы, конечно, останутся, но черт, этому парню, похоже, не привыкать. На его животе и той части груди, что была видна под задранной кофтой, Леда насчитала четырнадцать шрамов: несколько на втором боку (пестрящем разноцветными синяками, но хотя бы без лишних отверстий), целая россыпь больших и маленьких шрамов на груди и еще часть на ребрах. Очевидно, что этот товарищ не ведет спокойную офисную жизнь, кем бы он ни был.

Разобравшись с его боком, Леда переключилась на ждущую её внимания рану на затылке. Там тоже потребовались швы, но больше Леда не могла ничего сделать. Оставалось дождаться его пробуждения, чтобы запихнуть в него дозу антибиотика и противовоспалительного. После чего задать ему все интересующие её вопросы и сразу же отправить в больницу. Леда почти чувствовала вину за то, что не вызвала скорую сразу же. Почти.

Закончив с ранами на его теле, она сняла окровавленные перчатки, надела новые и заклеила его скулу стрип-пластырем, решив, что с его помощью рана там затянется и без швов. После чего еще раз сбегала в ванную и вернулась с мягким полотенцем, которое подложила ему под голову. Теперь ей оставалось только ждать. Если у него сотрясение мозга (это при условии, что после такого удара в этой голове еще осталось чему сотрясаться), то ждать ей, возможно, придется долго.

Леда сидела рядом с ним на полу, смотрела, как вздымается его живот с белеющей на боку хирургической повязкой, и спрашивала себя, когда же в её жизни что-то пошло очень не так, если в итоге она оказалась здесь и сейчас, в такой вот дерьмовой ситуации. Её взгляд скользнул по небрежно валяющемуся на полу окровавленному трезубцу и её всю передернуло, стоило представить, как эти длинные лезвия распарывают кожу.

Через некоторое время нервное возбуждение начало идти на спад и Леда почувствовала тяжесть в голове. Она с удовольствием легла бы спать, но, имея у себя на полу незнакомого контуженного парня, ложиться спать было бы опрометчивым решением. Поэтому Леда просто уселась на диван, поджала под себя ноги, и принялась сверлить своего гостя угрюмым взглядом, мысленно спрашивая себя, что ей с ним делать, когда он очнется. Мелькнула мысль о том, чтобы связать ему руки теми же веревками, что обматывали его запястья и ладони – но Леда отбросила её, посчитав, что в таком состоянии он вряд ли будет опасен.

Прошло какоето время – немного, по прикидкам Леды – и мужчина на полу неуверенно шевельнулся. Леда тут же опустила ноги на пол, поднялась и настороженно подошла к мужчине. Тот издал тихий слабый стон, его рука на полу слегка дернулась, приподнялась к его боку, и пальцы изучающе ощупали квадратную повязку на его коже. Леда с трудом сглотнула пересохшим горлом, затем, приняв моментальное решение, схватила увесистую настольную лампу, и снова подошла к своему гостю, присела возле него. Её ладонь, сжимающая лампу, слегка вспотела.