Текст книги "Жить в твоей голове (СИ)"

Автор книги: teamzero

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц)

========== Часть 1 ==========

“Я всегда буду с тобой, Леда. В темноте твоей спальни. За твоей спиной. В твоей голове. Ты не сможешь забыть меня, моя Леда. Я буду ждать тебя. Знай, Леда, когда ты вернешься ко мне, мы будем гореть с тобой вместе. Вечно.”

– Не торопитесь, Леда. Подумайте, соберитесь с мыслями. Когда будете готовы, расскажите мне историю этой записки. С того места, откуда посчитаете нужным. Так, как захотите рассказать.

Психолог Эдна Бреус замолчала и её просторный светлый кабинет заполнила звенящая тишина. Слышно было, как с тихим монотонным жужжанием бьется в оконное стекло сонная муха, по ошибке проснувшаяся из-за неожиданного потепления в начале октября.

В мягком коричневом кресле напротив Эдны сидела бледная девушка. Её тонкие пальцы, нервно постукивавшие по обтянутому синими джинсами колену, вдруг замерли на короткий миг, затем снова дрогнули и рывком переместились на слегка потертый подлокотник кожаного кресла.

Эдна сделала пометку в лежащем на её коленях блокноте. Клиентка нервничала, но Эдна предвидела, что стоит пасть первому заслону неловкости – и девушку будет не остановить. В конце концов, именно так обычно и бывает: людям легче и проще приоткрывать завесу над своими темными тайнами перед абсолютно чужими людьми. Незнакомцев не нужно будет видеть изо дня в день и замечать в их глазах отражение раскрытых секретов; перед ними не нужно будет оправдываться за свои грехи, перед ними не будет стыдно, потому что по большому счету незнакомцам плевать друг на друга.

Нервозность пальцев девушки была первым, вполне стандартным признаком того, что плотина её секретов уже дрожит и вот-вот рухнет. С легкой скукой ожидая увидеть обычное для этой стадии сеанса наполовину вопросительное, наполовину просящее выражение лица, Эдна подняла голову. И нахмурилась.

Лидия Кардис внимательно смотрела на нее, и прямой серьезный взгляд светло-серых глаз был холодным и оценивающим. Ни просьбы. Ни вопроса.

– Если быть откровенной, то я вообще не хотела бы говорить об этом. Но брат попросил, чтобы я вначале показала вам записку. – медленно проговорила Леда, едва уловимо дернув одним плечом. – Почему-то Рем считает, что вам это поможет лучше разобраться в ситуации.

Эдна слегка приподняла правую бровь, фиксируя явно выделенное клиенткой местоимение. Что бы там ни считал её брат, пока что Эдна все равно совершенно ничего не знала о том, что Леда туманно назвала “ситуацией”. Впрочем, она не ожидала чего-то выходящего из ряда вон. В конце концов, все ее клиенты как правило обращались к ней с очень схожими проблемами.

– Ваш младший брат, верно? Он договаривался со мной касательно даты и времени нашего сеанса. – снова мелкое пожатие плечами в ответ. – А что думаете вы сами, Леда?

Девушка приоткрыла рот, уголки её бледных губ дрогнули, словно она собиралась улыбнуться, но в последний момент передумала. Она снова плотно сжала губы, слегка сдвинулась в кресле.

– Видите ли, я вообще не собиралась сюда приходить. Обратиться к психологу никогда не было моей идеей. Я здесь, потому что сегодня у меня выходной, а брат уже договорился с вами и оплатил сеанс.

При этих словах лицо девушки омрачила мимолетная гримаса раздражения. Леда снова поерзала в кресле, устраиваясь поудобнее. Внешнее спокойствие не скрывало от Эдны тот факт, что клиентка чувствует себя очень неуютно в её со вкусом обставленном кабинете. Значит, она собиралась быть трудной. Эдна внутренне вздохнула. У нее уже начинала побаливать голова и день не задался с самого утра.

– Ну, раз уж вы все равно здесь, то почему бы нам не побеседовать об этой записке? – подтолкнула девушку психолог, профессионально сохраняя нейтральный тон. – От кого она?

Этот вопрос заставил Леду моментально напрячься так сильно, что Эдна сама почти физически ощутила, как окаменели все её мускулы. Но в следующий миг Леда сделала над собой усилие и её тело расслабилось в кресле. Она медленно скрестила ноги и опустила голову вниз, устремляя взгляд на свои пальцы, крепко переплетенные на правом бедре. Темные волосы слегка свесились вниз, следуя за движением головы, и бросили тень на верхнюю половину её бледного серьезного лица. Эдна сделала новую запись в блокноте о нежелании или неспособности клиентки встречаться с ней взглядом.

Вопреки явному физическому проявлению волнения, голос Леды прозвучал неожиданно монотонно:

– От моего бывшего парня.

Эдна предвидела этот ответ. Он был, в общем-то, очевиден. Несчастная любовь, расставание, чувство вины. Это была её профессиональная стихия. Как правило, ее клиенткам только и нужно было, чтобы кто-нибудь выслушал их однотипные слезливые истории о разбитом сердце, вовремя поддакивая и выражая сочувствие. Эдна настолько привыкла к таким клиентам, что сейчас чувствовала неприятную растерянность из-за того, что из девушки все приходилось вытягивать клещами.

– У вашего молодого человека своеобразная манера письма. – осторожно заметила Эдна.

Своеобразная не то слово. Парень ей гореть вместе предлагал. Кто знает насчет этой Леды, но вот ему-то уж точно не помешала бы беседа с психологом. А лучше с психиатром.

Последующей реакции Леды она, однако, не ожидала. Девушка резко подняла голову, от равнодушия в выражении её лица не осталось и следа, серые глаза потемнели и сузились, сухие губы сжались в тонкую бледную линию, а переплетенные пальцы рук побелели от силы, с которой она их сжимала. Но в следующий миг бурлящие эмоции на лице девушки, которым Эдна не успела дать названия, исчезли так быстро, словно кто-то стер их невидимым ластиком. Вновь пустое лицо, прямой, ничего не выражающий взгляд.

– Я же сказала, что он был моим бывшим парнем. И у него нет больше никакой манеры письма. – неестественно ровным голосом произнесла Леда. – Он умер.

А вот это уже было совсем неожиданно. Чтобы скрыть замешательство, Эдна протянула руку к стакану с водой, стоящему на столе рядом, и сделала медленный глоток, давая себе время выбрать правильную тактику общения после этого признания. Все оказалось сложнее обычной измены и уязвленной гордости, проблем, с которыми обращались к Эдне ее постоянные клиентки. Леда молча смотрела на нее, все так же не расцепляя пальцы. На столике возле её кресла тоже стоял стакан воды, но она либо не хотела пить, либо не доверяла своим движениям.

– Полагаю, вы чувствуете злость на него за это? Злость и обиду? – Эдна решила прощупать почву в надежде вывести ситуацию в привычное русло.

Если она имеет дело с комплексом вины в этом конкретном случае, парой сеансов им точно не обойтись. Хорошо, что она берет почасовую оплату. Случай этой клиентки при правильном подходе можно растянуть так, что Эдна в итоге сможет закончить ремонт дома быстрее ожидаемого, благодаря одним только сеансам с Ледой Кардис. Леда же в ответ на ее слова моргнула раз, другой, её брови слегка приподнялись. Она приоткрыла рот, но вместо слов издала тихий звук, что-то среднее между шумным выдохом и коротким смешком. Тут же приложила пальцы к губам, не сдержавшим странный смешок, затем потерла лоб, пропустила пальцы сквозь густые волосы и завершила движение своей руки на потертом подлокотнике своего кресла.

– Злость и обиду, говорите? Возможно, вы не задавали бы такой вопрос, если бы сперва спросили, что же случилось. Знаете, по роду деятельности у меня есть знакомые психологи. – тихо произнесла она. – И я понимаю, какую версию вы сейчас планируете проработать. Она ведь прямо на поверхности лежит, не так ли? Мой комплекс вины. Проще простого. Мы были влюблены, что-то пошло не так. Он умер, я осталась одна, один на один с нашими непроизнесенными вопросами и неполученными ответами. – Леда посмотрела на психолога и её губы тронула понимающая, доверительная улыбка, которая её глаз, впрочем, не коснулась. – Раз уж я и впрямь здесь, то помогу вам сразу отбросить ошибочную версию.

Теперь Эдна тоже молча смотрела на девушку в кресле напротив. Этот кабинет повидал самых разных пациентов. Видит бог, в такой небольшой стране, как Эллория, было слишком много людей, нуждающихся в помощи психоаналитиков. Эдна специализировалась на любовных трагедиях, но такие клиенты, как Лидия Кардис, попадались ей не каждый день. Психолог пожалела, что не удосужилась подробнее расспросить её брата о причинах, из-за которых он считал, что его сестра нуждается в помощи специалиста. Леда проявляла признаки нервозности, но не настолько выраженные, чтобы быть чем-то выходящим из ряда вон – простой дискомфорт в обществе незнакомого человека. Она выглядела собранной и спокойной, и меньше всего походила на человека на грани нервного срыва – а ведь похоже именно так и считал её брат. Либо же она умела прятать свои настоящие переживания очень и очень глубоко, что не сулило ей никакой пользы.

– Леда, именно ради этого мы обе сейчас здесь. – не совсем искренне произнесла Эдна. Голова у нее начинала болеть все сильнее. – Чтобы я помогла вам разобраться с вашими чувствами.

В ответ на эти слова Леда внезапно улыбнулась ей так, как улыбается взрослый ребенку, все еще уверенному в том, что феи существуют. Улыбка Эдне совершенно не понравилась. Это была упрямая улыбка человека, убежденного, что ему нельзя помочь. Что ему не нужна помощь.

– Давайте попробуем. – слишком покладисто согласилась Леда. На её губах все еще мерцала тень снисходительной улыбки. – Его звали Дей Барриц. Я познакомилась с ним три года назад, когда он попал к нам с переломом руки. Я работаю в госпитале Святого Петра. – тут же пояснила девушка при виде недоумения на лице психолога. – В тот день я работала по скорой и оказала ему первую помощь. Я медсестра, а с переломами научилась справляться еще до того, как поступила в медицинский колледж. Когда у тебя нет родителей, но есть равнодушная тетушка и очень проблемный младший брат, приходится учиться многим вещам. – Леда сглотнула и Эдна видела, как напряглось её горло. Стакан воды стоял по-прежнему не тронутым на столике рядом. – Дей был милым и обаятельным, и несмотря на то, что еще служил тогда в морской пехоте, умудрялся напоминать раненого щенка, выброшенного на улицу бездушными хозяевами. Да, правильно, сделайте пометку. – почти весело предложила Леда, заметив, как рука Эдны потянулась к блокноту. – Комплекс матери Терезы, или как вы это называете. Виновата, признаю, но я все-таки медсестра, так что это, можно сказать, профессиональное.

Эдна молчала, не решаясь перебивать свою внезапно разговорившуюся клиентку. А Леда, наконец, потянулась за стаканом и после одного глотка её голос уже не звучал так хрипло.

– Он умел быть веселым, и милым, и обходительным. Я даже начала думать, что, возможно, он именно тот человек, с которым я смогу построить семью и в новой роли переиграть все те мелочи, которые принимают как должное люди, не терявшие родных. А потом он начал меняться. Да-да, очень шаблонная ситуация, как может показаться. Естественно, он вовсе не менялся, он просто становился собой. Перестал притворяться передо мной. Он стал жестоким. Устраивал мне сцены ревности. Избил моего брата. А потом он поднял руку и на меня.

Леда помолчала какоето время, глядя на узор деревянного паркета у себя под ногами. Её губы слегка сжались, сдвинулись немного вправо, от чего на щеке появилась легкая ямочка, которая тут же исчезла, едва она расслабила губы.

– Вполне ожидаемо, в тот момент я прозрела. Сняла несколько пар розовых очков, которые сама же на себя и напялила. Позволила себе увидеть его таким, каким он был на самом деле. Жестоким, неуравновешенным, эгоистичным маленьким мальчиком в теле взрослого мужчины, который хотел не строить со мной новую жизнь, а разрушать мою старую жизнь. Мою единственную жизнь. И тогда я ушла. Ушла от него, а он устроил безобразную сцену, но я… я была настолько наивной, что подумала, будто отделаюсь только этим.

Леда снова затихла, но на этот раз Эдна решила подтолкнуть её к продолжению рассказа.

– Вы ушли, но он не хотел так просто вас отпускать.

При звуке её голоса Леда подняла голову и вновь устремила на нее свой пустой взгляд, только на этот раз Эдна увидела что-то на дне этих серых глаз, потемневших от воспоминаний. И та тень, которую психолог уловила в глазах своей клиентки, пустила внезапный холодок по её позвоночнику.

– Нет, он не хотел. – медленно проговорила Леда. Её голос сделался странно натянутым, пустым и безжизненным. – Дей не умел отпускать то… тех, кто, как он считал, принадлежит ему. И он начал меня преследовать. Он подкарауливал меня возле дома и госпиталя. Он приходил ко мне по ночам и барабанил в дверь до тех пор, пока за ним не приезжала вызванная мною полиция. Он присылал мне… письма, – она почему-то запнулась на этом слове. – Письма с угрозами. Он угрожал мне, моему брату и моим друзьям. Он убил мою кошку. – Эдна вдруг почувствовала, как внезапно пересохло у нее во рту. – Я много раз обращалась в полицию. Каждый раз его задерживали на несколько суток, но вскоре отпускали, выписав штраф. – Леда покачала головой, заглушая короткий горький смешок. – В тот день я дежурила. Записку эту мне передали утром, и я снова позвонила в полицию, потому что просто не знала, что еще могу сделать. Мне было страшно. Почти в конце своей смены я получила сообщение от Рема, он просил встретиться с ним на крыше госпиталя. Я понятия не имела, как он туда проник и почему, но у Рема был… сложный период, и я не стала разбираться, я просто пошла на крышу, ведь это мой глупый маленький брат, и я защищаю этого двадцатипятилетнего ребенка от всего, что может причинить ему боль, потому что это моя работа. С тех пор как погибли наши родители, когда мне было шестнадцать лет.

Её пальцы вновь вернулись на колени, болезненно сжались. Эдна понимала, что эта интерлюдия об отношениях Леды с братом – всего лишь способ оттянуть те слова, которые она собиралась сказать дальше. И Эдна с ужасом начала догадываться, о чем будет говорить её клиентка. Потому что несколько месяцев назад она читала об этом в газетах, видела репортажи в новостях. О крыше госпиталя Святого Петра.

– Я поднялась на крышу. Рем лежал у одной из труб, без сознания, с окровавленным лицом. Дей стоял у парапета. Телефон Рема у него в руке. Я говорила ему что-то, совершенно не помню, что именно. Он кричал на меня. Кричал и кричал, а Рем все не приходил в себя. А потом Дей взобрался на парапет, и я знала, знала, что он собирается сделать. На какой-то миг я почти почувствовала облегчение, я почти хотела, чтобы он сделал это и оставил меня в покое. И, наверное, он тогда увидел это в моих глазах. Понял, что этого недостаточно. Поэтому он схватил Рема, чтобы заставить меня… чтобы… – Леда сухо шмыгнула носом, помолчала. Ее указательный палец отбивал бездумную, нервную дробь по подлокотнику кресла и почему-то Эдна не могла отвести от него взгляд. – Его расчет был беспроигрышным. Я бросилась их ловить, и тогда он отбросил Рема, но ухватился за меня. Он держал меня так крепко, потому что он считал, что я принадлежу ему, а он никогда не умел отпускать то, что считал своим. Он хотел забрать меня с собой. Хотел гореть со мной вечно. Он шагнул с парапета вместе со мной, но я удержалась, успела ухватиться за выступ. А он – нет. Он очень долго летел. Он очень долго летел, а разбился очень быстро. Вы сильно побледнели. Извините, я знаю, это не самая приятная история. Глотните воды.

Эдна в ужасе смотрела на сидящую перед ней девушку. Сосредоточенное лицо, тело все еще напряжено, но уже не так заметно. Глаза потускнели, уголки рта слегка опустились вниз, придавая лицу мрачное выражение. Впервые за долгое время Эдна не могла найти нужные слова, которые были бы уместны сейчас для этой девушки, чью личную жизнь и трагедию несколько месяцев назад жадная до событий пресса выставила на всеобщее обозрение. Эдна знала, что ей нужна помощь – после таких событий, просто не могло быть иначе. Но то, как Леда держала себя, выдавало либо недюжинную силу духа, либо то, что девушка умудрилась приостановить эмоциональную часовую бомбу внутри себя. Эдна не была уверена, что она достаточно квалифицирована для того, чтобы обезвредить эту бомбу или иметь дело с последствиями, когда она в конце концов разорвется. Ей нужен был совет коллег, занимающихся чем-то более темным, чем несчастливая любовь или детские травмы.

– Все еще думаете, как мне помочь? Знаете, я ведь медик. Как я уже говорила, у меня есть знакомые психологи. И я не идиотка. Я понимаю, что все это дерьмо не прошло для меня даром. Но я не представляю, как могли бы мне помочь вы или кто-то другой. На самом деле, иногда я думаю, что мне не нужна помощь. Я прислушиваюсь к себе, и я не чувствую, что где-то внутри меня скрыт комок подавляемой истерики. – по-своему охарактеризовала “часовую бомбу” Леда. – Если я права, мне же лучше, если нет…

Леду прервала гудящая вибрация её телефона. Она вынула его, глянула на входящий номер и нахмурилась, затем, пробормотав извинения, приняла вызов.

Хранившая молчание Эдна услышала громкий женский голос, долетающий из её телефона, и различила в нем нотки паники.

– Леда, я понимаю, у тебя выходной, но здесь просто дурдом, как будто ад спустили со всех цепей.

– Вера, что случилось? – забеспокоилась Леда.

Из телефона послышались какие-то шумы, следом – внезапно – полный боли мужской вопль, от которого и Леда, и Эдна разом подпрыгнули.

– Ты нужна. – жестко подвела итог женщина на том конце. Паника исчезла из её голоса. – Немедленно приезжай.

Леда нажала отбой и молча поднялась. Кивнула растерянной Эдне.

– Спасибо за ваше время. Я была не самой приятной пациенткой, извините. Хорошего дня.

С этими словами, как будто они обсуждали последний фильм Ларса фон Триера, а не самоубийство её экс-бойфренда-психопата, Леда уверенным шагом вышла из кабинета, оставив психолога с горечью во рту и неприятным чувством, будто она разучилась делать свою работу.

– Мне определенно нужен отпуск. – прошептала Эдна в пустоту кабинета.

Она посмотрела на часы. Следующий пациент должен был явиться в 13:00, через полчаса. Эдна бегло просмотрела предварительные записи и вздохнула с облегчением. Супружеская измена. С этим она знала, что делать. А слабый, неуверенный голосок в её голове трусливо выразил надежду, что Леда Кардис решит не назначать повторный сеанс.

***

Леда с самого начала знала, что из этой затеи ничего не выйдет. Рем расстроится и, наверное, разозлится – он был так уверен, что ей поможет этот разговор с психологом. Попеняет ей, что не приложила достаточно усилий, чтобы из этой беседы вышла хоть какая-то польза. Но Леда просто не могла пересилить себя, вскрыть этот безобразный шрам, совсем недавно бывший рваной раной, незнакомой женщине – которая, к тому же, и без того выглядела достаточно ошарашенной после сухого изложения и так известных фактов, которые пресса несколько месяцев назад в ярких красках публично смаковала во всех новостях и газетах. Эллория – маленькое государство, а её столица, Верто, всего лишь крошечный город, не избалованный шокирующими новостями и событиями. Так что психопат-самоубийца на крыше самого крупного в городе госпиталя был весьма хлебной темой для представителей медиа. Не говоря уже о бесчисленных роликах в youtube, снятых дрожащими руками жадных до зрелищ людей, оказавшихся свидетелями трагедии в тот день. Леда знала, что таких роликов было много. Очень много. Она не смотрела ни один из них. От одной мысли о том, что люди оказались готовы снимать падение человека с десятиэтажного здания ради бешеного количества просмотров на youtube, ее начинало физически тошнить.

Леда вышла из вагона метро и влилась в хмурую толпу, не такую плотную в это время дня. Она шагнула на эскалатор следом за грузно переваливающейся женщиной, предусмотрительно оставив между собой и нею несколько ступенек – на случай, если дородная пассажирка не с первого раза сможет сойти с движущейся лестницы.

Уставившись вниз, на ступеньку медленно ползущего эскалатора, Леда машинально застегнула под горло черную кожаную куртку, но тут же снова наполовину расстегнула её – неожиданное потепление еще не стерло с её кожи воспоминание промозглого холода вчерашнего вечера, когда она возвращалась с работы, одетая слишком легко.

Леда устало потерла глаза. Ужасно не выспалась. Она ждала этого выходного дня и у нее был замечательный план: просыпаться только затем, чтобы поесть. Но вчера вечером на горизонте нарисовался младший братец, взахлеб рассказывающий про психолога, которую ему рекомендовали девушки с его работы. Он так насел на Леду и так задавил её своим энтузиазмом, что весь милый её сердцу план полетел к чертям, а сама она вместо желанной фазы глубокого сна в одиннадцать утра сидела в дорогом кабинете психолога, задающего шаблонные психологические вопросы.

Но как могла она рассказать, действительно рассказать об этом незнакомой женщине, зарабатывающей на жизнь ковырянием в чужом грязном белье?

Парень на соседнем эскалаторе, движущемся вниз, подмигнул Леде и улыбнулся, но она не ответила на его знак внимания, уйдя слишком глубоко в свои мысли. Как объяснить незнакомому и по большому счету равнодушному к тебе человеку, что это такое: любить мужчину, доверять ему, видеть с ним свое будущее – а в следующий миг бояться его так, как никогда и никого не боялась. Потому что он знает твои секреты и слабые места, он изучал тебя, видел обнаженной до самой глубины твоей сущности. И все, что узнал о тебе, он обратил в оружие против тебя.

Как объяснить, какие чувства ты испытываешь, когда мужчина, на теле которого ты знаешь каждый сантиметр, в ярости заносит руку, чтобы ударить тебя – и ты с холодящей кровь ясностью понимаешь, что не знаешь его абсолютно. Ты вдоль и поперек изучила расчетливо надетую для тебя маску, но поцелуй любви не превратит в человека скрывающееся под ней чудовище. Как объяснить отвратительные, вызывающие тошноту рисунки, которые он присылал тебе каждый день после твоего ухода. Каждый рисунок, изображающий тебя, с выпотрошенным животом, вскрытым горлом, вырванным сердцем – убивал неверную любовь, уже полумертвую после падения с пьедестала, на который ты её воздвигла. Каждый рисунок, на котором ты видела своего разодранного на куски брата или обезглавленную лучшую подругу, подменял забытую любовь страхом и ненавистью.

Как объяснить ужас, с которым ты зашла в свою квартиру после ночной смены, чтобы обнаружить свою кошку, безжалостно выпотрошенную в прихожей. Кошку, которая спала у него на коленях, ела с его рук. Кошку, чью кровь ты в истерике оттирала с пола, вместе со своей рвотой – но так и не смогла отдраить одно из пятен, которое пришлось накрыть спешно купленным ковриком. Но ты все равно знаешь, что оно там, и все равно чувствуешь медный запах крови в своей квартире, и не можешь спать ночами, даже закрывшись на все, срочно смененные замки.

Как объяснить облегчение от звонка следователя, сообщившего, что его взяли под стражу и тошнотворную панику от следующего звонка, о том, что его отпустили с требованием выплатить штраф. Выплатить чертов штраф, силы небесные…

Как объяснить головокружение от круговорота мыслей, вызванных сообщением Рема, умоляющего тебя подняться на крышу госпиталя. У Рема был сложный период, так она сказала этой женщине. Она не могла сказать, что её младший брат, успешный веб-дизайнер и спортсмен, снова сорвался и покупает метадон у знакомого барыги в её же больнице (но это хотя бы не настоящий наркотик, это не кокс, как несколько лет назад, – тоненько шепчет лицемерный голосок в её голове, тот самый, который впервые заговорил, когда ей было шестнадцать и она потеряла родителей, но взамен приобрела полувзрослого ребенка, обожаемого, невыносимого, для которого она всегда находила оправдания и ненавидела себя за это).

Как объяснить физическую невозможность пошевелиться от вида Дея, стоящего у парапета на крыше с телефоном Рема, и Рема – окровавленного, неподвижно лежащего у его ног. Как объяснить, какие чувства раздирают тебя изнутри, когда ты не слушаешь, что кричит тебе психопат, которому ты когда-то шептала слова любви – просто не слышишь его, потому что все твои органы чувств сфокусированы и направлены на единственного родного человека в твоей жизни в жадной потребности увидеть движение его грудной клетки, услышать звук его слабого дыхания, что угодно, лишь бы знать, что этот родной человек все еще есть в твоей жизни.

Как объяснить это чувство в подкорке твоего мозга, когда вцепившиеся в тебя руки неумолимо тянут тебя в пропасть за парапетом, а ты хочешь жить, ты каждым своим атомом, каждой клеткой кожи, каждым ударом сердца хочешь жить.

Как объяснить это преступное, злобное, холодное удовлетворение, которое ты чувствуешь на самый короткий, и самый длинный миг в своей жизни, когда смотришь на разбитое тело далеко внизу. Человека, которого ты любила, боялась и ненавидела, который оставил тебя в покое навсегда, но на самом деле не оставит в покое уже никогда.

Леда так глубоко провалилась в воспоминания, которые всколыхнул этот разговор с психологом – такой нежеланный – что в итоге сама замешкалась на выходе с эскалатора. Стоящий позади нее мужчина раздраженно пробормотал какую-то грубость в её адрес и Леда запоздало извинилась – когда мужчина уже обогнал её и не мог услышать.

Леда отошла к стене вестибюля метрополитена и закрыла лицо руками. Сделала глубокий вдох. Задержала дыхание, сосчитала до десяти. Медленный, долгий выдох.

– Соберись. – прошептала она самой себе.

Нельзя являться в госпиталь в таком раздерганном состоянии. Вера не стала бы тревожить её в выходной день, если бы там не было что-то действительно серьезное. Леда вдруг вспомнила ужасный вопль боли, который услышала в трубке в кабинете психолога, и невольно содрогнулась.

Но работа помогала ей, заполняла пустоту и стирала ненужные мысли. Чем труднее были дни в госпитале, чем больше самоотдачи требовали – тем меньше Леда думала о своей личной жизни. Она не покривила душой в разговоре с психологом: она действительно не ощущала себя на грани нервного срыва, и сама не знала, вызвано ли это шоком, притупившим все чувства, либо же её способностью мастерски справляться со стрессом. Может, она просто черствая. А может, через месяц она окажется в дурдоме. Тогда Рем, настолько испугавшийся за нее после самоубийства Дея, что резко и без сожаления спрыгнул со своей психотропной диеты, будет таскать ей передачки, пока она будет пускать слюни в обитой мягкими панелями комнате.

Леда сделала еще пару глубоких вздохов и решительно направилась к выходу из метрополитена. Солнечный свет приятно мазнул по глазам. С облегчением чувствуя, что руки перестали мелко подрагивать, Леда ускорила шаг. Подошвы её черных ботинок на шнуровке глухо постукивали по асфальту и ритмичный звук успокаивал её нервы. Мысли больше не мельтешили в голове подобно птицам, в панике мечущимся по закрытой комнате. Сейчас Леда думала о работе. Не сбавляя шаг, глянула на часы. Дорога заняла у нее немногим больше пятнадцати минут. Снова собранная и спокойная, Леда уже прикидывала, сколько ампул обезболивающего осталось в хранилище их отделения после недавней автокатастрофы, и сколько можно будет взять в соседнем отделении педиатрии. Обезболивающего никогда не бывает много.

Она как раз переводила взгляд с циферблата часов на дорогу под своими ногами, когда идущий навстречу мужчина на полном ходу столкнулся с ней, да так сильно, что она оступилась на пару шагов назад, и тут же врезалась в идущего сзади человека. Леда в возмущении подняла глаза, но мужчина молча прошел мимо, как будто даже не заметив её. Еще бы, ведь это не его едва не опрокинули на землю. А мужчина, на которого налетела Леда, с внезапной злостью схватил её за плечи и грубо оттолкнул в сторону. Он и его спутник, оба нелепо высокие, тут же развернулись и пошли в другую сторону. Леда раздраженно посмотрела им вслед, затем попыталась отыскать в толпе грубияна, первым толкнувшего её. На вид ему было далеко за пятьдесят, высокий и подтянутый, седые волосы зачесаны назад. Она увидела его лицо лишь на короткий миг, но почему-то ей запомнились густые брови, нависающие над глубоко посаженными темными глазами, длинный нос и глубокие морщины вокруг сурово поджатого рта. Неприветливая высокая парочка тоже скрылась из виду.

Леда негодующе покачала головой, потирая ноющее плечо – она готова была поставить половину своего оклада на то, что к утру там будет впечатляющий синяк. Леда сделала мысленную заметку побыстрее найти что-то холодное в госпитале и приложить к плечу хотя бы ненадолго, чтобы немного минимизировать ущерб. Иногда она спрашивала себя, зачем изматывает себя на работе, стараясь помочь людям, если в благодарность за свой труд получает тумаки.

Все еще злясь, она снова набрала быстрый темп и уже приближалась к госпиталю, когда завибрировал её мобильный. Леда выудила телефон из кармана, глянула на входящий номер и с недовольным вздохом приняла вызов.

– Вы закончили? Как прошло? Как она тебе? – затараторил в трубке взволнованный голос её брата.

Леда вздохнула и покачала головой.

– Примерно так, как я и ожидала. Зато я её впечатлила. Знаешь, мне даже показалось в какой-то момент, что мне придется откачивать эту дамочку.

Леда почти почувствовала, как на том конце Рем страдальчески закатывает глаза.

– Ты скотина, сестрица. Почему тебе так сложно было просто поговорить с ней?

– А я, по-твоему, что с ней делала, уравнения решала? Чтоб ты понимал, с ней мне уж точно об этом не надо было говорить. Твой хваленый специалист чуть в обморок не грохнулся, какой уж там психоанализ.

– А ты, конечно, не могла немного прикрутить свой сарказм во время сеанса?

– Я вела себя вежливо. Не моя вина, что твой психолог спасовала перед историей, выходящей за рамки разбитого сердца. Знаешь, она даже не могла найти, что сказать, когда я замолчала.

На том конце повисло неловкое молчание.

– Никогда больше не буду доверять мнению девиц из отдела кадров. – мрачно подвел итог Рем.

Леда глубоко вздохнула и на миг устало прикрыла глаза.

– Может, она и впрямь хороша в ситуациях, где бывший бросает тебя, а не себя самого.

Она сама поморщилась от идиотского каламбура и чувствовала, что Рем на том конце зеркально повторил её гримасу. Зачем она вообще это сказала?

– Слушай, Леда, я правда думал, что это может тебе помочь.

– Я знаю. – вздохнула Леда. – Только знаешь как говорят? Помочь можно только тому, кто ищет помощи. А я не уверена, что ищу.

– Ты просто…

– Слушай, Рем, извини. – перебила его Леда. Она уже взбегала по ступенькам госпиталя. – Меня срочно вызвали на работу, там случилось какоето ЧП. Не могу сейчас говорить.