Текст книги "Взгляд с обочины 2. Хисиломэ (СИ)"

Автор книги: Spielbrecher. Aksioma

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)

– Ну она учится вот. Уже прямо в рот запихивать не надо. Вчера одного даже из коробочки взяла, а не из пальцев. Он, правда, квёлый был…

В подтверждение его слов сойка наконец-то согласилась цапнуть угощение, и Мириэт уселась рядом зачарованно следить, как кузнечик исчезает у неё в клюве: сначала торчит наполовину, потом только ноги, потом птица заглотила его целиком.

Из-за дерева показалась Калайнис со свежим уловом, и Тинтаэле достал коробку со стучащимися изнутри пленниками.

– В общем, я не знаю, – сказал он, цепляя ногтями тугую крышку. – Но пока что её всё равно отпускать нельзя. Родители их и осенью кормят.

Занятый разговором Тинтаэле открыл крышку слишком широко, и один из стучавших выскочил сразу же, как будто того и ждал, под возмущённый окрик Калайнис. Не ожидавший атаки Тьелпэ удивлённо дёрнулся, и кузнечик перескочил ему с живота на плечо.

– Извини, – Тинтаэле быстро захлопнул крышку и кинулся ловить беглеца, от чего Тьелпэ опешил ещё больше. Но сделать ничего не успел: за последние недели Тинтаэле здорово набил руку на ловле мелкой прыгучей еды, и дальше плеча еда упрыгать не успела.

Удивлённый взгляд он заметил только после того, как утрамбовал добычу обратно в коробку, и, смутившись, не глядя сунул коробку Калайнис, всем видом изображая внимание и готовность продолжать беседу. С другой стороны к ним подошёл Оролиндо, неся ещё одного кузнечика за лапу, и Калайнис сразу отвлеклась на него: как ты его держишь, он же оторвётся сейчас, давай сюда, да не так, чуть-чуть приоткрой узенько…

– Получается, работать ты не будешь, пока сойка не научится летать? – продолжил Тьелпэ. – А если она не захочет улетать после этого, то вообще не будешь?

– Ну я же работаю! – снова обиделся Тинтаэле. – Я там оставил расчёты, ты же видел? А сейчас обед вообще, и не держать же её всё время в комнате.

– Зачем держать? Бери с собой просто, – предложил Оролиндо, прилаживая крышку обратно, стараясь не прищемить никого из упорных, но недостаточно быстрых беглецов. – Приучи сидеть на плече.

Тьелпэ посмотрел на него выразительно.

– Мы не будем строить крепость по чертежам, отредактированным птицей.

– Я их прячу! – обиделся Тинтаэле. – И не будет же она сидеть на плече целый день. Да и я замучаюсь одежду стирать.

– Ну, пока она не научится летать, – не смутился Оролиндо. – А потом можно будет её на улице оставлять.

– Перед этим не мешало бы научить её охотиться, – сказала Калайнис, отобрав у него коробку и закрыв её, наконец. – И объяснить, чего на улице обязательно нужно бояться.

– А нельзя ей объяснить, какие вещи нельзя трогать? – спросил Оролиндо.

– А какие ей можно трогать? – Тинтаэле обернулся к нему.

– Ну вот на улице можно, а в доме нельзя.

Развить ни ту, ни другую идею они не успели, отвлёкшись на Ондо и Арессэ, подошедших к остальным, загадочно ухмыляясь. Ондо шёл первым, держа что-то в ладонях.

– А что это вы все тут стоите? – спросил Арессэ.

– Ничего, тем лучше! – объявил Ондо. Покопошился и предъявил публике ужика, держа его за бока двумя пальцами. Ужик был небольшой, ладони в две, и сразу свернулся в клубок, обвив не только держащие его пальцы, но и все соседние. Ондо дёрнулся с обалделым видом, встряхнув рукой, а Мириэт оглушительно завизжала, к полному восторгу ужедобытчиков.

– Он в неё не влезет, – укоризненно сказал Тинтаэле.

– Вот и проверим, кто кого съест! – обнадёжил его Арессэ, а Ондо тем временем присел и стал нападать ужом на сойку – сойка вела себя в точности, как Мириэт, только что не визжала, перепархивая подальше от страшного монстра, которым Ондо радостно наскакивал на неё снова. Покрутил вокруг, легонько протаранил крыло, покрутил ещё и поставил прямо перед левым глазом, от чего сойка отчаянно пискнула и кинулась куда-то, не разбирая дороги, то и дело подскакивая, чтобы пролететь несколько шагов на ненадёжных пока крыльях.

Довольный Ондо поднял голову:

– Тинтаэле, ты уверен, что она хищник?

– Перестаньте, – недовольно нахмурился Тинтаэле, подбирая птенца и накрывая второй ладонью. – Таких даже взрослые не едят.

– Почему? – Ондо встал, предлагая остальным полюбоваться: – Смотрите, какой красавец!

– Вкусный? – скептически поинтересовался Тинтаэле.

– Я такое тоже не ем, – отмахнулась Калайнис, когда Ондо полез тыкать ужом теперь в неё. – Сам поймал – сам и жуй.

Разочарованный Ондо отстал и пошёл приставать к мелкой, которая как раз перестала было визжать и прятаться за сестрой, но теперь опять начала, к огромному его удовольствию – пока не вмешалась Калайнис. Судя по мимике, обещая накормить Ондо ужом прямо сейчас.

***

У костра снова пели. На этот раз основную линию вёл Луиннаро, а Макалаурэ вступал только вместе со всеми, почти не повышая голоса, так что его было едва слышно. Но Куруфинвэ знал, что это ненадолго. Брат слишком любит петь и слишком давно у него не было повода об этом вспомнить. К тому же все собравшиеся на поляне нолдор тоже этого ждут. Будет неправильно лишать их праздника.

Снова полились звуки арфы. Куруфинвэ с лёгким интересом посмотрел на музыкантов: и откуда только вдруг взялось столько инструментов? Привезли с собой или успели сделать новые уже здесь? Конечно, успели, – поправил сам себя мастер. В конце концов, они тут уже больше половины аманского года. Крепость достраивают. Чего уж про арфы говорить?

Песня тоже была новой. По крайней мере, в Амане он таких не слышал. Там всё больше пели о звёздах и о валар, сейчас же певец рассказывал о красоте утра над озером и туманах, из которых сплетаются таинственные манящие за собой фигуры. Куруфинвэ, правда, никогда никаких фигур в тумане не замечал. Может, это просто слишком богатая фантазия у кого-то? Но образ и правда красивый.

Пока Куруфинвэ думал о туманах и о лежавшем на полке в мастерской кусочке агата с как раз похожим рисунком, у костра появилось свободное пространство, и несколько фигур уже закружились в танце. Остальные потихоньку расступались, освобождая место танцующим, и Куруфинвэ тоже огляделся, прикидывая, не отойти ли подальше. Но вроде бы тут, у самой опушки, куда едва достигал свет костра, он никому не мешал. И, что тоже хорошо, никто не мешал ему.

Вообще-то на праздник его притащил Турко, но почти сразу умчался к кострам, и теперь его светлая шевелюра мелькала среди танцующих.

Заметив Турко, Куруфинвэ вспомнил и про остальных братьев и потянулся осанвэ к младшим. Те не ответили, всё ещё обиженные за то, что праздник вынуждены справлять в дозоре на Эред-Ветрин. Но с ними всё было в порядке, и это уже неплохо.

Опустив аванирэ, Куруфинвэ поискал глазами сына. Тот маячил такой же неподвижной фигурой чуть в стороне и ближе к костру. Правда, не один: кроме Тинтаэле, мастер заметил рядом с ним ещё нескольких молодых эльдар. Кажется, друзья Тинтаэле. По крайней мере, попадаются на глаза обычно вместе с ним. Странно, Куруфинвэ ожидал, что они присоединятся к танцующим, но молодежь топталась на месте, тихо переговариваясь и поглядывая в его сторону. Мастер тоже невольно оглянулся и зацепился взглядом за фигуру Вельвелоссэ. Тот шёл через поляну в его сторону, и Куруфинвэ уже начал было вспоминать, что такого важного и срочного они не успели обговорить днём, раз Вельвелоссэ решил продолжить во время праздника. Правда, додумать не успел: Вельвелоссэ остановился возле украшенной лентами и светильниками рябины, с поклоном протянул руку одной из стоявших там девушек и повёл за собой в круг танцующих. Куруфинвэ пригляделся внимательнее и усмехнулся. Надо же, Линталле. Интересно, они на карьере познакомились или знали друг друга и раньше?

Музыка доиграла и стихла, танцующие пары распались, и всё вокруг как будто замерло. Обернувшись к костру, Куруфинвэ увидел, как Макалаурэ устраивает арфу на коленях. На мгновение повисла тишина, а потом над поляной пронёсся ветерок, потрогал листву, припугнул пламя в костре и зацепился за струны. По крайней мере, показалось, что звук родился сам собой, а пальцы Макалаурэ оказались рядом со струнами совсем случайно. Куруфинвэ прикрыл глаза, слушая, как музыка продолжает играть с ветром, то догоняет его и бежит рядом, то отступает, почти смолкая, и тогда шелест листьев сам становится музыкой. Его всегда удивляло, как Макалаурэ удаётся превращать в часть песни всё вокруг: стук капель дождя, треск крыльев летучей мыши, крик ночной птицы. В Амане многие музыканты, пытаясь перещеголять друг друга, придумывали какие-то усовершенствования для своих инструментов: второй ряд струн на арфе, клапаны на флейте… Но Макалаурэ никогда не использовал все эти хитрости. Ему это было не нужно. Вместе с ним пела вся Арда. Поэтому Макалаурэ никогда не повторял уже однажды сыгранное. И поэтому же он никогда не ошибался с выбором нужного настроения для своей музыки. Куруфинвэ закрыл глаза, вспоминая, как в Тирионе – на последнем празднике в Тирионе, на котором они были, – под одну из таких песен плакала Лериэль. Она так и не объяснила, что ей привиделось, а Куруфинвэ особенно не расспрашивал, просто обняв жену и нашёптывая ей на ухо какие-то глупости. Тогда он решил, что это просто от избытка чувств. Макалаурэ был невероятно хорош в тот вечер, а беременность всегда делала женщин особенно чувствительными к музыке Арды. Может быть, стоило тогда настоять, заставить её рассказать? Вдруг это было предвидение? Вдруг она уже тогда знала?..

Сейчас мысль о жене почему-то не вызывала привычного уже чувства горечи, и Куруфинвэ чуть улыбался всплывающим в памяти слишком хорошо знакомым деталям. Тонкая рука с гладким кольцом на пальце тонет в его ладони, ноздри щекочет запах ландышей из маленького фиала на шее, тёмные кудри рассыпались по его груди, и сквозь них звёздами мерцают хрустальные лепестки цветов на заколках. Он сам сделал их для неё – в новой кузнице, рядом с их маленьким домом в Тирионе.

В какой-то момент видение стало до того реальным, что Куруфинвэ почти почувствовал биение сердца прижавшейся к его груди женщины, показалось, что ещё чуть-чуть, и она поднимает голову, увидит его, откликнется…

– Ой!

Куруфинвэ вздрогнул и протянул руку – как раз вовремя, чтобы поймать споткнувшуюся о корень девушку. Что б этому Кано, умеет же! Куруфинвэ тряхнул головой, разгоняя остатки тумана в мыслях. Наваждение прошло, он снова был в Эндорэ, снова вспомнил всё, что успело случиться. Только где-то на краю сознания осталось тепло той ночи в Тирионе и музыка… Впрочем, музыка звучала и здесь.

Девушка улыбнулась открыто и радостно.

– Спасибо! Прощу прощения, лорд. Заслушалась.

Куруфинвэ слегка кивнул, отпуская её руку.

– Да, он давно не пел.

– Жалко, – задумчиво протянула девушка и осталась стоять рядом, глядя на музыкантов.

Стояла молча, слушать не мешала, так что Куруфинвэ не стал уходить. А вскоре песня закончилась и Макалаурэ, поклонившись, снова отступил в тень.

– Ну вот. – Девушка вздохнула. – Интересно, он ещё будет сегодня петь?

Куруфинвэ повёл тем плечом, которым не опирался на ствол дерева, и озвучил недавние мысли:

– Думаю, будет.

– Это хорошо. – Она снова заулыбалась. – Я музыку люблю, правда, сама пою не очень хорошо, хотя пробовала научиться. А лорда Макалаурэ кто-то учил или он сразу так умел?

– Я не присутствовал. Но, думаю, он брал у кого-то уроки поначалу.

– Жалко, что так редко праздники бывают. Тут год такой короткий, а мы даже смену сезонов не отмечаем…

На этот раз Куруфинвэ покосился в её сторону удивлённо. С ним вообще редко заговаривали незнакомые эльдар. Хотя, присмотревшись внимательнее, он понял, что совсем незнакомой девушка не была. Но выбор собеседника всё равно был странным. Тем более, что она продолжила, как будто не заметив его взгляда:

– А лорда Макалаурэ я вообще всего пару раз слышала, и давно совсем, ещё в Тирионе… Может, нужно его почаще просить петь? Тем более, что синдар его ещё не слышали ведь. Интересно, поймут ли они то, что он поёт об Амане? Они ведь не были там. Или они услышат Эндорэ в…

– Калайнис, верно? – вклинился в поток слов Куруфинвэ.

Она тут же осеклась, обернулась удивлённо.

– Верно.

– Что тебе нужно? Почему ты решила поговорить о музыке со мной?

– Ну… – Калайнис опустила взгляд, щёки слегка порозовели. Но через несколько секунд она уже достаточно справилась со смущением, чтобы ответить: – Я поспорила. С друзьями.

Куруфинвэ ожидал услышать просьбу что-то починить или сделать и уже приготовился отчитать девчонку за то, что она думает о всяких глупостях в то время как ещё не готовы укрепления, но её ответ выбил все мысли из головы. Мастер растерянно моргнул.

– Что? О чём поспорила?

– Ну… Что могу поговорить ни о чём с кем угодно. – А теперь она говорила совсем как рыжие, когда те объясняли, почему в мастерской снова не хватает инструментов. – А все знают, что ты всё время занят и вообще… Ну и вот.

– Ты поспорила, что сможешь поговорить о музыке со мной? – всё ещё непонимающе уточнил Куруфинвэ.

– Необязательно о музыке. Просто не по делу. Ну и про камни и стройку я всё равно ничего сказать не могу. – Калайнис слегка приободрилась. Видимо, потому что он не стал откусывать ей голову прямо на месте. Мда, хорошая у него репутация среди детей.

Хмыкнув, мастер снова повернулся к костру. Теперь там играли сразу две арфы, то догоняя одна другую, то сливаясь в унисон. Девушка всё ещё стояла рядом и ждала какого-то ответа, так что он сменил позу, выпрямившись, и теперь пожал сразу обоими плечами.

– Ну вы зря меня выбрали.

– Почему? Я сильно мешаю?

– Потому что если хотели задание посложней, надо было на Карнистиро спорить.

– Да? – Девушка обвела взглядом поляну. Наверное, искала Карнистиро. А Куруфинвэ снова заметил друзей Тинтаэле, теперь уже глазеющих совершенно открыто. – Ну, значит, мне повезло. Но он тоже не очень любит музыку, наверно, так что сейчас скучает.

– Он не очень любит скучать, так что ушёл уже.

– А почему ты не ушёл?

Рассказывать ей о том, какие чувства на него навевала музыка Макалаурэ, он не собирался, но и врать не хотелось. Так что Куруфинвэ снова пожал плечами. Калайнис не настаивала, и какое-то время оба стояли молча. Макалаурэ больше не появлялся у костра, Турко тоже куда-то исчез, а слушать арфы Куруфинвэ скоро стало скучно, так что он принялся разглядывать светильники, развешенные по ветвям деревьев вокруг поляны. Лёгкий ветерок шевелил листву, из-за чего казалось, что свет в них мерцает. Перед глазами снова возникли хрустальные лепестки, рассыпавшиеся в тёмных локонах, и мастер тряхнул головой, отгоняя наваждение. Светильники слишком большие. Если их сделать совсем маленькими, они походили бы на упавшие с небес и запутавшиеся в ветвях звёзды. Или на светлячков, если бы они водились так далеко на севере. Можно к следующему празднику выковать несколько и рассадить по ветвям. Куруфинвэ улыбнулся, представив, с каким удивлением эльдар будут разглядывать эти игрушки. Только как сделать светильник таким маленьким?

Из задумчивости его вывел новый вопрос:

– Лорд… А почему ты и правда всё время работаешь? Ну и он тоже. Разве совсем некому больше? Или тебе ничего больше не интересно?

Теперь это уже начинало раздражать. Видимо, Калайнис это как-то поняла, потому что тут же поправилась:

– Хотя да, глупый вопрос, наверно. Если так рассуждать, то мы бы ещё не одну зиму в шатрах жили. А тут ещё война… Не ждать же, что младшие дома за нас все крепости поставят.

Поставят они, как же. Куруфинвэ усмехнулся и спросил:

– Так тебе надо со мной поговорить или чтобы я тебя послушал?

– А неважно. – Она легкомысленно отмахнулась. – Но я пойду уже, наверное, не буду больше надоедать. Хорошего вечера.

Её улыбка оказалась неожиданно красивой. И волосы у неё тоже падали на спину крупными волнами. Раздражение ушло так же быстро, как и появилось.

Мастер кивнул.

– И скажи Тинтаэле, что расчёт опор я завтра утром всё же надеюсь получить.

Калайнис заулыбалась ещё шире.

– Скажу.

И пошла прямо к остальной компании. Куруфинвэ проводил её взглядом и снова обернулся к светильникам. Можно было бы использовать отцовские лампы. Правда, их не так много осталось, и они тоже крупноваты. Нужно бы попробовать сделать новые. Когда будет время.

***

Калайнис гордо прошагала через поляну к друзьям и остановилась рядом, одарив всех торжествующей улыбкой.

– И о чём вы там говорили? – тут же прицепился Арессэ. Остальные ещё поглядывали на Куруфинвэ, который снова стоял один, глядя не в костёр, а на соседнее дерево.

Калайнис тоже глянула в ту сторону и сообщила делано небрежно:

– Да о всякой ерунде. О музыке вот.

– Да ладно заливать-то! – озвучил общее мнение Оролиндо, когда поутих смех.

– Делать мне больше нечего! – фыркнула Калайнис. – Не верите – сами у него спросите.

Друзья, как по команде, снова обернулись к задумчивому лорду, но с вопросами никто не пошёл. Тьелперинкваро недоумённо переводил взгляд с одного на другого.

– И что он сказал? – всё ещё недоверчиво спросил Тинто. – Как ему праздник?

– Хорошо. – Калайнис отбросила волосы с плеча на спину. – Не настолько скучно, чтобы убегать уже сейчас

– Ты говорила с моим отцом о музыке? – непонимающе спросил Тьелперинкваро. – Зачем? Он в ней мало разбирается.

Все снова рассмеялись, а Калайнис его успокоила:

– Это ничего, я тоже.

– Зато я знаю, кто теперь начнёт разбираться не только в птицах, но и в рыбе! – радостно подхватил Арессэ.

Калайнис сочувственно положила руку Тинто на плечо:

– Это сложное искусство, но с практикой и усердием оно тебе покорится, мы верим!

– Вам потом это есть! – пригрозил Тинто, уворачиваясь от руки, и чуть не наткнулся на Тьелперинкваро, смотревшего растерянно и явно готового добиваться объяснений.

– Тинтаэле, при чём тут мой отец и музыка?

Компания немного притихла, и Тинто тоже вдруг пришло в голову, что не очень-то вежливо было спорить на отца Тьелперинкваро. А вдруг он обидится?

– Ну… – смутился. – Мы поспорили, что с ним можно поговорить на отвлечённые темы, не имеющие отношения к работе.

– Зачем? – продолжал недоумевать лорд.

– Ну… – Тинто неловко повёл плечом. – Так, просто.

– Просто это и так ясно.

– А я говорила! – торжествующе объявила Калайнис. – А вообще, он сказал, что надо было не про него спорить, а про Карнистиро. Это было бы сложней.

– Ну не знаю, я вот ни разу не слышал от него ничего не по работе. – Убедившись, что Тьелперинкваро не обижается, Тинто приободрился.

– Ты ему сказала, что ли, что мы поспорили? – спросил Арессэ.

– Ну да, а что? Чувство юмора у него есть. Кстати, Тинтаэле, он сказал, что ждёт от тебя чертежи.

Тинто кивнул, ещё раз покосился на Тьелперинкваро, но тот уже снова слушал музыку, видимо, посчитав вопрос решенным. Всё-таки хорошо, что он так легко относится к некоторым вещам. Жаль, не всегда понятно, к каким.

***

В мастерской было тихо и почти темно. Небольшое застеклённое окно сейчас было ещё и завешено плотной тканью. Светился только небольшой шарик на рабочем столе – голубоватым светом, от чего разложенные вокруг инструменты казались ледяными, а Куруфинвэ – и вовсе призраком, зачем-то явившимся сюда из Чертогов Ожидания. На самом деле, мастер как раз был бы не против пообщаться с таким вот призраком. Может, тогда дело сдвинулось бы с такой же мёртвой, как те самые призраки, точки.

Ещё утром он верил, что разгадать секрет светящихся шариков будет несложно. Их называли ниллеранами – блуждающими звёздами. А ещё, и даже чаще, – лампами Феанаро. Потому что их ещё в Амане научился делать отец. Заинтересовавшемуся принципом их работы сыну он сказал, что всё дело в люминесценции, и тогда этот ответ Куруфинвэ вполне удовлетворил: он как раз постигал искусство выращивания драгоценных камней в печи, и люминесценцию отложил на неопределённое “потом”. Которое наступило внезапно, и теперь мастер сидел у стола, подперев голову кулаком и растерянно глядя на голубой огонёк.

В шарике не чувствовалось ровным счётом ничего, что могло светиться само по себе. Ни флюорита, ни фосфора, ничего. Только какое-то соединение довольно редкого хрупкого металла, который Куруфинвэ, конечно, видел у отца в мастерской, но никогда им особенно не интересовался. Для работы этот металл не годился: плавился буквально в руках, пятная ладонь тёмно-серыми следами, и к тому же его пары могли вызвать сильное отравление. И, разумеется, он не светился.

Феанаро никогда не делал секрета из своих открытий. Ему важно было решить задачу, понять принцип, а когда это было сделано, он обычно терял к предмету всякий интерес. В его мастерской всё время скапливалась груда незавершённых работ, из которых он доводил до конца только самые сложные, те, где до последнего момента было неясно, получится или нет. А когда получалось, ему уже было неважно, сможет ли кто-то ещё повторить за ним. Так было всегда и во всём, кроме, разве что, сильмарилов. Так что Куруфинвэ не мог представить себе, зачем отец стал бы скрывать от него принцип работы ниллеранов. Как и не мог представить, чтобы отец ошибся.

И это противоречие между словами отца и тем, что он чувствовал в музыке светящегося шарика, вызывало полное недоумение.

С одной стороны, Куруфинвэ жалел, что не расспросил отца подробнее, когда была возможность. С другой, он понимал, что, скорее всего, это бы не помогло. Объяснять способ решения отец любил ещё меньше, чем доводить его до конца. Обычно он ограничивался указанием общего направления действий, а дальше приходилось думать самому. И обычно Куруфинвэ это вполне устраивало.

Что же отец имел в виду в этот раз?

Может быть, он недостаточно внимательно слушает? И металл внутри всё-таки покрыт тонким слоем чего-то люминесцентного? Или отцу как-то удалось заставить светиться обычно серовато-голубой металл? Кажется, отец упоминал, что некоторые минералы начинают светиться при особых условиях. Но тогда он вроде бы имел в виду изменение температуры и воздействие другими химическими соединениями.

Можно было, конечно, посмотреть поближе. Разбить шарик, вытряхнуть содержимое, проверить реагентами… Тем более, что шарик не последний, запас ещё остался. Но что-то не давало Куруфинвэ вот так взять и разбить творение рук отца. Пусть даже такое рядовое.

И потом, раз отец ничего больше не сказал, значит, он считал, что подсказок достаточно. Разочаровывать его не хотелось. Пусть даже он об этом и не узнает.

Куруфинвэ потянулся к шарику, но тронуть не успел. Замер, чуть не донеся руку, потом резко встал и подошёл к окну, сдёрнул ткань. Гул голосов во внутреннем дворе крепости стал громче. Голосов было много – и очень сильно встревоженных. А потом среди неодобрительного ропота раздался голос Макалаурэ.

Что там происходит?

Мастер развернулся и быстро вышел из мастерской, даже не взглянув на всё ещё лежащий на столе шарик.

Куруфинвэ открыл дверь, ведущую в коридор, но там было тихо. Голоса доносились снаружи. Можно было, конечно, дойти до центрального зала и оттуда спуститься во двор по большой лестнице. По всей видимости, именно там Макалаурэ и стоял. Но Куруфинвэ хотел оглядеться, по возможности, не привлекая внимания. Так что он пошёл в обратную сторону, спустился по ступенькам и, толкнув простую деревянную дверь, вышел на задний двор. Здесь тоже было тихо, углы здания скрадывали любой шум. Только ветер играл листьями, уже начавшими опадать с недавно высаженных берёз. Куруфинвэ быстро пошёл вдоль стены, дважды повернул налево, обходя углы, и остановился, едва обогнув третий. Отсюда как раз видно было весь внутренний двор, выложенный остатками гранита и обычно пустой, если не считать изогнувшихся под самыми немыслимыми углами каменных глыб, расставленных по обе стороны от ступеней в качестве своеобразных украшений. Сейчас – сколько хватало места – двор заполняли нолдор. Многие были одеты по-походному и при оружии, и все встревоженно смотрели на лестницу, где Макалаурэ, стоя на пару ступеней выше, говорил с Малторнэ и Тарьендилом. Куруфинвэ несколько удивлённо огляделся в поисках Тьелкормо, но заметил его далеко не сразу. Брат стоял далеко от ступеней, в толпе, и отстранённо наблюдал, как его верные спорят с другим лордом.

Решив пока не влезать в непонятную ситуацию, Куруфинвэ тихо прошёл к чёрному в белых прожилках камню с будто подтаявшими краями, и остановился рядом, прислушиваясь. Несколько эльдар обернулись на него, но никто ничего не сказал. Все смотрели на ступени, где Малторнэ продолжал наступать на Макалаурэ.

– Мы видели их, лорд! Не только я, весь разъезд! Каких ещё доказательств тебе нужно?

– Если ты и прав, и в лагерь младших домов действительно прибыл посланник Моринготто, это ещё не означает, что они заключили союз, – голос брата звучал довольно уверенно, но Куруфинвэ знал его достаточно, чтобы слышать, что уверенность эта напускная. – К нам ведь тоже приезжал посланник, разве вы не знаете?

– Не значит? Тогда почему они пытались скрыть это от нас? Да они напрямую говорили, что ненавидят нас хуже орков, верно? – Малторнэ обернулся в поисках поддержки, хотя толпа за его спиной уже и так гудела.

– Они за этим и пришли!

– Только и ждут момента!

– Орки через их перевалы как к себе домой ходят!

– Нолофинвэ не клялся ведь!

Выкрики следовали отовсюду, Куруфинвэ даже не пытался уследить, кто что говорит. И так понятно, что они просто озвучивают то, что давно обсуждалось у костров.

– Перестаньте! – У Макалаурэ, как всегда неожиданно, прорезался командный голос. Не иначе, жест отчаяния. – Нолдор, что с вами стало? Вы подозреваете родичей…

На этот раз Малторнэ даже не дал ему закончить:

– Да, подозреваем! И ты должен бы подозревать, если совсем не перестал смотреть вокруг!

За спиной Макалаурэ на ступенях показался Тьелпэ и следом вечный Тинтаэле с птицей на плече. Странно, что она не улетает от такого шума. Или наоборот, от страха сильнее вцепилась в хозяина? На них глянули мельком, и тут же отвернулись. Куруфинвэ зато поймал взгляд сына и чуть кивнул. Тьелпэ нахмурился и принялся проталкиваться сквозь толпу в его сторону.

– Что я должен, я решу сам! – тем временем, предпринял новую отчаянную попытку Макалаурэ, хотя, кажется, и сам уже понимал безнадёжность ситуации.

– Тогда не мешай и нам делать то же!

– Делать что? – раздался насмешливый голос, и все разом обернулись к отделившемуся от толпы Карнистиро.

Он немного помолчал, оглядывая спорщиков и, быстро взбежав по ступенькам, стал рядом со старшим, заложив большие пальцы за пояс с ножнами. Вот это интересно. Когда последний раз Морьо брал в руки оружие?

– Не мешать вам делать что? – повторил Карнистиро. – Нападать на своих братьев?

– Вам они, может быть, и братья! – Малторнэ если и смутился, то ненадолго. – И может, считают, что раз за вас всё решал отец, то и спроса с вас нет. И вам не приходится каждый раз выслушивать от их дозорных, сколько они натерпелись и как мы во всём виноваты…

Тьелпэ, наконец, вынырнул из-за спин – один – и стал рядом. Куруфинвэ кивнул, снова взглянул на ступени. Карнистиро хмурился, Макалаурэ закусил губу и шарил взглядом по толпе, наверняка, выискивая остальных братьев. Было непонятно, видит ли он Турко, и непонятно, почему тот до сих пор молчит. Куруфинвэ обернулся к сыну, сказал коротко: “Будь здесь” – и пошёл сквозь толпу к Тьелкормо. Нужно убедить его вмешаться, пока не слишком поздно.

Со ступеней снова раздался голос Карнистиро.

– Мы разберёмся со всем этим.

– Я тебе не верю.

Тут замолчали все. Куруфинвэ тоже остановился и обернулся к лестнице.

Малторнэ вдохнул поглубже и продолжил:

– Я не верю, что вы разберётесь! Мы ждали довольно! Вы или не хотите, или не можете. А может, вы просто боитесь принять решение!

Толпа вокруг снова одобрительно загудела, кто-то из дальних рядов пытался пролезть вперёд. Куруфинвэ не стал слушать, удастся ли Карнистиро поставить на место зарвавшихся чужих верных, и принялся пропихиваться дальше к тому месту, где в последний раз видел светлую голову Турко. Вокруг повсюду слышались обрывки разговоров, всё более и более громких. Кто-то вспоминал встречу с патрулём второго дома, в красках пересказывая, как и что было сказано друг другу, ещё через несколько шагов уже вовсю обсуждали количественное соотношение домов и удобные подходы к старому лагерю. Никто из них не счел нужным замолчать при появлении лорда. А потом Куруфинвэ внезапно вынырнул на небольшой пятачок свободного пространства, в центре которого стоял Тьелкормо, так же молча и хмуро глядя на ступеньки.

– И чего ты ждёшь? – Куруфинвэ остановился рядом с ним. – Ты правда готов воевать с младшими домами?

Тьелкормо слегка покосился на брата. Хмыкнул.

– А ты считаешь, это зависит от меня?

– То, что происходит сейчас, точно зависит от тебя.

– Не сейчас, так завтра. Или через неделю. Я тоже был в этом патруле. – Теперь он обернулся. – И тоже видел тёмного. Мы должны что-то предпринять.

– Что?

– Откуда мне знать? Макалаурэ старший. Пусть он и решает.

– А если он ничего не решит, то следующий по старшинству ты. Отлично придумано, брат.

– Смотри.

Куруфинвэ обернулся к лестнице, где Макалаурэ, собравшись с духом за плечами Карнистиро, снова вышел вперёд.

– Мы не обязаны перед тобой отчитываться, – в его голос снова вернулась твёрдость, правда, непонятно, надолго ли. – И я могу просто запретить тебе и всем, кто тоже жаждет войны, покидать лагерь на то время, пока…

– Не можешь! – Малторнэ даже не дослушал. – Ты не мой лорд, я не приносил тебе присяги! Ты даже не король! Королём себя называет Нолофинвэ, и вы ему это позволяете. Почему мы вообще должны тебя слушаться?

Макалаурэ побледнел – это было заметно даже отсюда. Сухо спросил:

– Может быть, тогда ты послушаешь своего лорда?

– Послушаю. Мой лорд с нами согласен.

Малторнэ посмотрел в их сторону, следом за ним туда же обернулся Макалаурэ, Карнистиро, а потом всё больше и больше эльдар молча оборачивались и расступались, освобождая дорожку от ступенек до того места, где стояли два лорда. Скоро на них смотрела вся площадь. Тьелкормо пока молчал, словно дожидаясь всеобщего внимания.

“Не делай этого”.

“Поздно”.

Тьелкормо тряхнул головой, собираясь ответить, но тут понял, что эльдар вокруг смотрят уже не на него, а куда-то дальше, за их с Куруфинвэ спины. И сразу по толпе пошёл шепоток, заозирались даже те, кто стоял позади лордов, приглушённые голоса позади сменились удивлёнными выкриками. Куруфинвэ тоже не выдержал и обернулся, пытаясь за чужими головами и спинами увидеть, что там происходит. Но так и не успел ничего толком высмотреть, когда рядом раздался возглас:

– Нэльяфинвэ Майтимо! Он жив!

Куруфинвэ ещё успел подумать, что если это чья-то шутка, он убьёт шутника, не задумываясь. А потом всё-таки увидел стоящего посреди уже набежавшей со всего лагеря толпы Финдекано с худым бледным телом на руках.