Текст книги "Одиночество вдвоем (СИ)"

Автор книги: Paprika Fox

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

***

Как назло солнце шпарит не по-детски.

Я иду не так быстро. Урок давно начался, но мое тело пережило один из сильнейших стрессов. Впервые не вынуждаю себя не думать о произошедшем ночью. Просто, иду вверх по лестнице, считая ступеньки под ногами. Опускаю лицо, ровное выражение которого не сменяется с самого утра.

Одна. Две. Три.

Он поставил меня на колени.

Четыре. Пять. Шесть.

Заламывал мне руки.

Семь. Восемь. Девять.

Выпускал весь гнев. Наказывал, покрывая тело ударами, чтобы, благодаря боли, я запомнила полученный урок надолго.

Десять. Одиннадцать. Двенад…

Торможу. Стою на середине лестницы, смотря в пол. Если замереть, то можно прочувствовать боль каждой клеткой своего тела. Тяжело дышать, ибо мужчина сильно сдавливал мою грудь, колотил так, будто вместо меня под ним лежала чертова бойцовская груша.

Как в одном человеке может быть столько жестокости?

Сейчас иду не в класс. Нет, я не прогуливаю уроки. Меня вызвала к себе директриса, чтобы высказать недовольства по поводу того, что я не сообщаю отчиму о своем местонахождении. Видимо, он вчера звонил и выносил ей мозг, так что не буду злиться на женщину. Это не её вина. Это обязанности перед родителями за их ребенка. Только вот Джаред – не мой отец.

Выхожу на нужный этаж, поражаясь, что не свалилась без сил на пол пути. Не спала всю ночь, поэтому утром выглядела ужасно: опухшие веки, синяки, рассыпанные по лицу, порванная губа. Пришлось использовать много косметики, чтобы хоть как-то скрыть отметины. Без косметики отчим не пустил бы в школу. А для меня это единственный способ выбраться из четырех удушающих стен.

Бреду к двери директрисы. Стучу по красному дереву, дергая ручку. Окно её кабинета выходит на солнечную сторону, поэтому в глаза бьет свет. Щурюсь, моргая. Вздыхаю, когда понимаю, что в кабинете не только женщина в строгом костюме, которая сидит за большим столом у самого окна.

Парень переступал с ноги на ногу, покачиваясь. Смотрел в потолок. Никак не реагирую на директрису, которая пыталась что-то донести до него. Кажется, ему все равно.

– Привет, Эви, – она приветствует меня с усталой улыбкой. – Проходи. Я сейчас с этим “особым” разберусь, – вновь уставилась на темноволосого парня, который опустил на меня взгляд, сощурившись, будто задумавшись над чем-то. Я послушно прохожу к столу, вставая по другую сторону, напротив незнакомца.

Думаю, моя покорность – это плод воспитания отчима.

– Дилан, – женщина ставит локти на стол, чмокая накрашенными губами. – Я хочу, чтобы ты отдал мне свою биту.

Парень лишь цокает языком, продолжая покачиваться с ноги на ногу:

– Хотите поиграть в бейсбол?

– Нет, я беру её себе на хранение, чтобы точно быть уверенной, что ты никого ею не изобьешь, – она, почему-то, улыбается, когда парень закатывает глаза, легонько пнув её стол ногой:

– Можешь выгнать меня из команды, но я её не отдам, – говорит, и я понимаю, что этот тип умеет стоять на своем. И он силен морально, ведь может отстаивать свое мнение. Это здорово. Нет, правда, это необходимая черта. Которой у меня нет.

– Дилан, – её голос не становится строже. – Попробуй наладить отношения с тренером. Ты в этой школе держишься за счет того, что состоишь в команде. Если тебя выгонят из неё, ты не сможешь платить за обучение, понимаешь?

– Я могу уже свалить? – парень указывает большими пальцами на дверь, после чего потирает ладони, закусив нижнюю губу.

Я внимательно смотрю на него. Где я могла его видеть?

Директриса выпрямляется, сидя в кожаном кресле:

– Хорошо, иди, – облизывает губы. – Надеюсь, мы поняли друг друга, – начинает рыться в ящиках, махнув рукой на дверь.

Я складываю руки на груди, отвожу взгляд, когда парень двигается с места, но тормозит. Смотрит на меня, я вижу это краем глаза. Мне не нравится, когда на меня так пристально смотрят, поэтому чувствую себя неуютно. Хочется начать покачиваться с ноги на ногу от нервов, но стою солдатиком, не шевелясь.

Женщина поглядывает то на Дилана, то на меня, открывая папку, которую достала из ящика:

– Я разрешила тебе идти, – напоминает, думая, что парень не расслышал, но тот начинает рыться в карманах, делая пару шагов в мою сторону. Я обеспокоено отступаю, смотря на него большими глазами. Хмурю брови, когда он вытаскивает черную резинку, натянув её на пальцы, и поднимает руки, чуть ли не касаясь ими моей щеки, и отпускает. Резинка бьет мне по щеке, заставив дернуться от легкой боли.

– Слишком много тоналки, – он шепчет, с отвращением вытирая пальцы о мое плечо, ибо испачкался пудрой, которую я нанесла на кожу лица. Я не возмущена. Я мирно стою на месте, молча наблюдая за ним. Парень бросает резинку на край стола, почесав нос, и, наконец, направляется к двери, чтобы покинуть кабинет. Я смотрю на черную резинку, из-за потери которой мне вчера досталось. Хмурюсь, только сейчас понимая. Получается, это он вчера меня чуть не сбил?

Поворачиваю голову, но парень уже выходит, закрывая за собой большую и тяжелую дверь.

========== Глава 3. ==========

***

– Это она? – Ник сидел за небольшим столиком в столовой. Приподнимался, вытягивая голову, рассматривая что-то за спиной Дилана. Тот непринужденно брал картофель из его тарелки, ковыряясь в ней вилкой:

– Ты о ком? – Пережевывает.

– Девчонка, на которую ты чуть не наехал вчера, – Ник кивает, заставляя О’Брайена обернуться.

Всматривается: у самой стены стоял столик. Девушка с пучком из волос на голове кушала порезанное яблоко, мельком поднимая глаза на проходящих мимо.

– Черт. Интересно, когда она попросит с меня денег за психологическую травму? – Дилан лишь ворчливо плюнул, вновь поворачиваясь к другу. Тот сощурился:

– С чего ты взял, что она будет просить?

– А разве нет? Глянь на нее. Типичная богачка, – хочет вонзить вилку в курицу, но Ник отодвигает тарелку:

– Иногда ты выдаешь неплохие мысли, но твой кретинизм сильнее, – берет кружку с соком. – Думаю, тебе стоит пересматривать свои консервативные взгляды на других.

Дилан указывает вилкой на друга, щуря глаза:

– Ты, – ухмыляется. – Заинтересовался ей?

Ник лишь бросил смешок:

– Дилан…

– Ты. Заинтересовался. Ей, – довольная улыбка темноволосого росла на глазах. – Она ж малолетка, Ник.

Темнокожий крутил вилку в руке, недовольно постукивая пальцами по столу:

– Вообще-то, она в десятом…

– Вот черт, ты точно заинтересовался. И причем сильно, – подметил Дилан.

– Ну, не сильно…

– Не сильно? Ты ж навел на нее справки, – О’Брайен вновь перебивает, а Ник только и делает, что пожимает плечами:

– С виду она ничего.

– Ага. Я поржу над тобой, когда она начнет твой кошелек опустошать, – Дилан воткнул вилку в курицу, улыбаясь. – Или же ты для неё будешь не достаточно обеспечен.

Ник закатывает глаза, ударяясь лбом об стол:

– Черт возьми, Дилан.

Тот лишь посмеиваться над другом.

Темнокожий выпрямляется, взглянув на него со всей серьезностью:

– Не думал, что буду говорить такое слюнявое дерьмо, но деньги не главное.

– Ты так считаешь, ибо они у тебя есть, – всё. На этом лучше ставить точку. Ник не осмелится продолжить беседу.

Дилан слишком помешан на деньгах. И не в том смысле, что зажирается ими. Нет. Наоборот. Их у него нет. Ник считает, что это чистой воды комплекс. Дилан, буквально, чувствует, что из-за этого не наравне с другими, что он хуже, ниже, что все смотрят на него свысока. А О’Брайен не любит признавать своей неуверенности, поэтому заменяет ее на смешки и с охотой играет роль самого обычного хулигана – трудного подростка.

Когда-нибудь Ник обязательно поговорит с ним об этом, но не сейчас. Ибо Дилан явно не доверяет ему.

Темнокожий отвлекается от своих размышлений, когда слышит голос Дилана.

– Элли, Вилли, – парень изогнул брови. – Винни…

– Что ты несешь? – Ник нахмурился.

– Имя твоей возлюбленной пытаюсь вспомнить, – Дилан сует курицу в рот, тщательно пережевывая. – Валли?

– Эви, – Ник покачал головой.

– Странное имя. Будто кличка собаки, – поглядывает в сторону девушки, которая встала из-за стола, когда к ней подсела компания людей. – Знаешь, у моего знакомого была собака. Дрессированная. Она на нее похожа.

Ник отбросил всё сказанное им, улыбнувшись мимо проходящей Эви, которая с явным недоверием взглянула на него, лишь ускорившись. Темнокожий проводил взглядом девушку, а Дилан сложил руки на груди, цокая языком. Сощурился, кривясь:

– И на таких у тебя встает?

Ник перевел взгляд на друга, пустив смешок:

– Порой ты бываешь отвратительным.

– Только не заплачь. Иначе меня удар хватит, – Дилан взял его кружку, поднеся к губам. – Она такая тощая. Одни кости. Отвечаю, одна из тех, кто только и думает о своей фигуре и морит себя голодом каждый раз, когда прибавит лишний грамм.

Ник вновь впечатал лоб в поверхность стола, тяжко выдохнув, а Дилан довольно усмехнулся, отпивая его сок.

***

Держать осанку трудно. Тяжело стоять на носках в пуантах. Расправляю плечи, пытаясь повторять движения за другими. Высокая, худая и стройная женщина ходит вдоль нас:

– Раз, два, три, – хмуро смотрит на меня. – Эви, расслабься. Ты скована, – продолжает. – И раз, два, три…

Тело не слушается меня. Чтобы не чувствовать боль, мне не достаточно просто не двигаться. Кажется, мне нужно буквально умереть. Интересно, сколько мне ещё потребуется времени, чтобы привыкнуть к боли? Чтобы не замечать её, чтобы свыкнуться с собственным положением?

А что, если я уже смирилась с тем, что происходит?

Расправляю руки, чувствуя, как по виску скользит капелька пота.

Я уже смирилась, ибо отчим знает, что без него моей маме не обеспечат лечение. Он знает, что нам необходимы его деньги. Сама понимаю это. Каждый раз, когда хочется сорваться и бежать, я напоминаю себе о матери. Не должна быть такой эгоисткой. И пока мы зависим от отчима, я обязана терпеть.

– Эви, – женщина вновь останавливается возле меня, хмуро сдвинув брови. – Ты совершенно не стараешься.

– Извините, – выдавливаю. Тяжело дышу, ведь уже выдохлась, без сил. Ставлю руки на талию, сгибаясь. Женщина качает головой, отворачиваясь.

Шепот.

Поворачиваю голову, наблюдая за тем, как все девушки скопились в одну группу. О чем-то говорили, то громко, то тихо. Смеялись, наигранно хлопали друг друга по плечу.

– Плохо, Эви. Иди, – женщина явно нервничает, видя такое расслоение в её группе.

– Что? – я хмурю брови, с тревогой взглянув на неё.

– С тебя сегодня хватит. Прими душ, езжай домой, отдохни, – она ставит точку, направляясь к девушкам. – А вы что встали? Приняли стойку смирно!

Я сутулюсь, как-то потерянно бегая зрачками по полу. Поднимаю глаза на девушек, которые со свежими лицами расправили плечи. Выглядят так грациозно. Так “легко” выполняют все движения. Ладони начинают чесаться от нервов.

Делаю шаг назад. Откашливаюсь, будто надеясь, что женщина передумает. Но она не смотрит в мою сторону. Преподавательница внимательно следит за движениями своих учениц, хлопает в ладони, чтобы задать ритм.

Я тихо выдыхаю, избавляясь от воздуха в груди, и бреду к дверям, спускаясь со сцены.

У меня есть время. До того, как приедет отчим. Мне стоит предупредить его? Или лучше спокойно поесть в школе? После случившегося вчера, не так просто сделать выбор. Но я ведь не солгу ему? Я была на тренировке, так ведь? Просто поем. Это ведь ничего, да?

К тому же, принимать душ вместе с другими девушками – опасно. Они могут заметить отметины на моем теле. Не хочу, чтобы поплыли слухи.

В раздевалке довольно холодно, но после нескольких минут в душевой, в воздухе завис пар. Я стараюсь не принимать душ дома. Давно потеряла уверенность, что никто не войдет в ванную комнату, пока я там.

Поэтому нежусь под теплым потоком, мочу волосы, мыля. Ношу с собой шампунь для этого. Руки скользят по телу. Если честно, не люблю его трогать. Да что уж там, не могу видеть его, поэтому практически не смотрюсь в зеркало, стараюсь носить большую одежду. У меня нет комплексов, просто… Просто я не могу не смотреть на себя с отвращением. Стоит мне взглянуть на свое тело, как всю передергивает от странного неприятия. Я будто не могу принять себя, не верю, что это мое тело, мои руки, ноги, лицо, живот.

Это не могу быть я.

Кручу ручки крана, встряхивая мокрыми волосами. Запускаю в них пальцы, выходя из кабинки. Прислушиваюсь, чтобы убедиться, что никого нет. Меня смущает то, что свет в раздевалке не горит. Я не выключала его.

Выглядываю из-за двери душевой, щупая ладонью стену. Нахожу выключатель, но после щелчка свет не загорается. Хмурюсь, вновь прислушиваясь.

Неужели электричество выключили? Это не удивительно. Ведь занятия еще не закончились.

Ориентируюсь в темноте. Волосы не высушить. Для фена нужно электричество, но ничего. Могу вытереться полотенцем.

Открываю сумку, ища телефон, чтобы включить фонарик. Яркий белый свет освещает лавочку, и я понимаю, что здесь нет моего полотенца. Хмурюсь, осматриваясь. Точно помню, что выкладывала его.

Дергаюсь, выронив телефон из рук, когда за дверью послышались легкие шажки, будто несколько человек на носках убегают. Хлопаю ресницами, смахивая капельки воды с лица. Смотрю в сторону двери.

Быть не может.

Это что, по-вашему, смешно?

Поверить не могу, что девушки из моей группы решили пошутить.

Ком тут же застрял в глотке. Мне и без того с трудом дается сделать обычный вздох.

Пытаюсь успокоиться. Поправляю мокрые волосы.

Чем мне вытереться?

Стискиваю зубы. Приходится сесть на корточки, чтобы поднять телефон с пола. Между ног закололо. Я испустила стон, вцепившись пальцами обеих рук в лавку. Опускаю лицо, полностью садясь на холодную плитку. Хочется распластаться по всему полу, чтобы “лёд” коснулся каждого участка тела, чтобы смягчить, уменьшить боль.

Но вместо этого поднимаюсь на ноги. Одену на мокрое тело. Ничего не поделаешь.

Наконец, натянув на тело одежду, я кое-как собрала мокрые волосы в пучок, сложила вещи и направилась в столовую. Но ноги понесли меня именно в буфет. Аппетит пропал, но от чашки горячего чая я не откажусь.

Иду по шумному коридору, скользя между людьми. Трогаю нос. Холодный. Не хватало еще заболеть. Хотя, благодарна девочкам, что хотя бы одежду оставили.

Буфет в столовой – не вариант. Помещение забито людьми, поэтому выйду на задний двор. Там находится что-то вроде школьного кафе. Продают напитки, но стоят они дороже. Нужно найти столик на солнечной стороне, чтобы согреться.

На меня бросают взгляды. Возможно, они думают, что я потная, поэтому с отвращением сторонятся.

Хотя, какая мне разница, что они думают?

К счастью на улице людей не так много. Большинство людей заняли места на траве, греясь под солнцем. Я глазами ищу свободный столик, пока плачу за чай. Беру кружку, направляясь к понравившемуся месту. Один минус – отсюда видны ворота. Следовательно, если отчим приедет раньше, то заметит меня. Хотя, на людях не будет ругаться.

К тому же, я просто пью чай. Пью среди таких же подростков, как и я.

Нервно поглядываю в сторону ворот, пока отпиваю горячей жидкости.

Просто, пью чай.

Мысленно продолжаю твердить это, будто успокаивая себя. Всё на нервной почве.

Пью и ни с кем не контактирую.

Глотаю, чувствуя пронзающую боль в горле.

Не говорю…

– Привет.

Руки дернулись, и кружка чуть не выпадает из холодных ладоней. Я поднимаю большие глаза на темнокожего парня, который с улыбкой – довольно приятной – садится напротив. Не моргаю, потерянно осматриваясь по сторонам.

Может, он спутал меня с кем-то?

В любом случае…

Оборачиваюсь, смотря в сторону дороги.

Лучше уйти, позвонить отчиму и сообщить о раннем окончании тренировки. Лучше не врать, ничего не скрывать от него.

Хочу подняться с места. Парень растерянно поднимает руку:

– Подожди, – он явно не знает, что сказать.

Ничего и не нужно.

– Ты серьезно? – этот голос мне уже знаком. Как ни странно.

Поворачиваю голову, уставившись на высокого, “особенного” ученика нашей школы, который с усмешкой смотрел на темнокожего:

– Ты променял обед со мной на неё? – щурится, садясь рядом с другом, который покачал головой, потирая лоб. Вновь поднял глаза на меня:

– Меня зовут Ник, – протягивает руку, и я невольно засматриваюсь на цвет его кожи. Напоминает… Напоминает шоколад. Молочный. Давно я не ела его.

От мысли о сладком живот неприятно скрутило. Ник явно смутился, опустив руку, ибо я её не пожала.

Мне не хочется говорить с ними, но внутренний голос так и вынуждает извиниться.

С каких пор? Во мне будто заложен какой-то код. Словно я должна обращаться к мужчинам с уважением, но при этом бояться их.

Ответ очевиден.

Последствия воспитания отчима.

– Господи, Ник, – парень хмурится, сдерживая смешки. – Я тебе говорил, что она одна из таких, – смахивает пыль с плеч. – По ней сразу понятно.

Я давно должна была уйти от них. Мне лучше даже не дышать рядом с ними, но сейчас стою на месте, опустив глаза на темноволосого парня, который с глубокой насмешливостью смотрел на меня. Его взгляд словно вцепился в моё тело, будто пальцами впился в глотку, сжимая.

Что значит “она одна из таких”?

– Дилан, – Ник не умеет скрывать своего смущения. Он явно нервничает. И что-то мне подсказывает, что причина его неуверенности – это Дилан, который сидел на лавке в свободной позе.

– Что? Скажи, что я не прав, и я тресну тебе по морде, – кивает на меня. – Богатенькая. Она даже не пожала тебе руку. Считает тебя недостойным её рукопожатия что ли? Что за воспитание? Сразу видно, что человек тебя ни во что не ставит. Ты – не равный ей, – насмехается.

“Нет”, – отчего мое сознание начинает кричать.

–…Заносчивая, – он продолжает.

Нет, я не такая. Я вовсе не хочу никого обидеть я…

–…Задрала нос.

Не правда.

– И молчит, мол, смотри, какая я загадка. Девушка с тайной, интересная, не такая, как все, – он с тошнотой покосился на меня. – Типичный мейнстрим, бл…

Это происходит резко. Я даже не успеваю толком подумать, выяснить, откуда взялись силы. Злость? В крови заиграл адреналин? Что? Как? Каким образом?

Схватила стакан с чаем, плеснув горячую жидкость на темноволосого парня, который продолжал коситься на меня. Но его взгляд замерз. Зрачки замерли на мне, выражая… Удивление? Нет. Пустоту?

Нет, это что-то иное. Что-то, не до конца понятное мне. Поэтому мой ярый запал резко погас. Внутри всё оборвалось. В секунду, когда его друг произнес первые буквы того слова, которое хотел сказать, он вскочил с лавки, вытянул руку в мою сторону. Резко, явно желая схватить меня за одежду.

Схватить меня. Схватить. Меня.

Мужчина грубо хватает за шею, заставляя согнуться пополам.

Схватитьсхватитьменясхватить.

Испуг берет вверх. Я не сдержалась, вскрикнула. Громко, отскочив назад. Спотыкаюсь о лавочку, падая на пятую точку, поднимаю одну руку. На автомате прикрываю лицо, готовясь к удару. Сжимаю дрожащие губы, прекращая моргать.

– Блять, Дилан! – Темнокожий, схватил друга за ткань мокрой футболки.

Тот лишь ворчливо хмыкнул, взглянув на него.

– Ты напугал ее!

– Я нихрена не сделал, блять, Ник! – Отталкивает друга, с отвращением поправляя ткань футболки. Ник обошел стол, видимо, хотел помочь мне подняться, но я лишь заерзала, качая головой, и подняла ладонь, не сдерживая тон голоса:

– Не подходи!

Не трогайте меня. Просто, нахер, не трогайте!

– Больная, блять, – Дилан раздраженно шепчет и оттягивает края футболки. – Блять, – ругнулся повторно.

– Я же просил тебя, – Ник чуть ли не шепчет сквозь зубы. Обращается ко мне, когда я поднимаюсь на вялые ноги:

– Ты в порядке? Извини, – он сам понимает, что я не слушаю его, поэтому снова ругает друга, на что тот закатывает глаза, послав его на три веселые буквы.

Мой телефон начинает вибрировать в сумке, и я вскакиваю, отряхивая джинсы. Смотрю в сторону ворот, игнорируя повторные извинения Ника и ругань чёртова Дилана.

Ничего не говорю в ответ. Хватаю сумку, помчавшись в школу. Этих двоих больше не существует. Никого не существует для меня. Просто несусь к главным дверям, толкая людей на пути. Если выйду через двери, то отчим не будет задавать много вопросов.

Торможу, поправляя влажные волосы и одежду, чтобы выглядеть опрятней. Ноги трясутся, когда пытаюсь идти спокойно, а губы дрожат, как и веки, ведь стараюсь сохранить непринужденное выражение лица.

Спускаюсь по ступенькам. За воротами уже припаркован знакомый темного оттенка автомобиль. Опускаю лицо, идя к нему. Миную ворота, выходя на дорогу. Возле машины курит отчим. Судя по выражению его лица – настроение у него не испорчено, поэтому дышу громче.

Мужчина бросает на меня взгляд, кидая окурок от сигареты на асфальт.

***

– Блять, – в который раз ругается Дилан, не обращая внимания на друга, который тащится за ним в туалетную комнату.

– Почему ты хоть раз не можешь послушать меня? – Ник закатывает глаза.

Ему порядком надоедает такое обращение О’Брайена к нему. Ник, будто, чертов мазохист. Продолжает терпеть отношение со стороны друга. Почему? Так как знает, что каким бы этот херов Дилан не был с виду, он так же имеет иную сторону. Вот только сейчас темнокожий осознает, что терпение заканчивается.

Насколько его еще хватит?

***

Вечер наступил быстро.

Режу овощи, чтобы приготовить закуски. На кухне тихо, как и во всем доме. Где-то в гостиной отчим начал греметь. Думаю, достает из шкафа рюмки. Сегодня пятница. Каждую неделю его друзья собираются у нас, выпивают вместе, обсуждают свой бизнес.

Да, отчим единственный, кто зарабатывает деньги. Мы с мамой зависим от него финансово.

Правда, не думаю, что мать уже хоть что-нибудь соображает.

Мужчина входит на кухню. Не оборачиваюсь, продолжая делать свое дело. Как только закончу, смогу уйти в комнату. И никто не будет тревожить меня этой ночью.

Раскладываю нарезку на тарелки: овощи на одну, мясо и колбасы – на другую, но пальцы дрогнули, как и сердце в груди, когда тяжелые шаги за спиной становятся громче. Мужчина что-то напевает, останавливается позади меня, плотно прижавшись. Его дыхание касается виска, когда он наклоняется, чтобы взять колбаску. Я буквально заставляю себя не обращать внимания, не ломаться, чтобы поскорее закончить. Кожа бугрится, неприятный холодок пробегает по спине, а тошнота подступает к горлу. Отчим пережевывает мясо во рту, по-прежнему касаясь носом моего виска, поэтому я слышу, как он проглатывает. От этого становится еще хуже. Невыносимо. Аромат колбас смешивается с запахом табака. От мужчины пахнет потом, ведь он не мылся после работы.

Не отвлекаюсь. Продолжаю раскладывать, но уже не так ровно, поэтому отчим хмурится:

– Аккуратней.

От его голоса в животе завязывается узел. Руки начинают только больше трястись. Глаза горят. Проглатываю ком в горле, всей душой ненавидя эти гребаные куски колбасы. Руки мужчины скользят по моим бедрам. Выше, к талии. Он мешает, видит, что я сбиваюсь, не могу работать, когда меня трогают. Ему это нравится? Нравится видеть меня такой?

Его сальные волосы завязаны в хвостик, но я чувствую их вонь. Да, именно вонь. Не запах, и уж точно не аромат. Не думаю, что хотя бы один мужчина может вкусно пахнуть и не вызывать у меня рвотные позывы.

Глаза от этого запаха слезятся. Колкая боль в носу. Шмыгаю, когда отчим касается носом моей шеи. Влажные губы оставляют мокрый след на коже. Меня передергивает. Случайно толкаю отчима плечом, за что он кусает кожу, посасывая. Будто пиявка, жадно высасывающая мою кровь. А с ней и жизненную силу.

Наконец, слышу звонок в дверь. Мужчина отрывается от меня, поэтому бросаю остальные куски на тарелку, быстро убегая с кухни. Ладонью тру травмированную кожу шеи, с ненавистью впиваясь в неё ногтями.

Коридор заполняется голосами. Я захожу в комнату, не бросая взгляд в сторону двери матери. Закрываюсь, но без замка дверь не играет особой роли.

Я не защищена здесь, в своем доме. Моя комната – не место, в котором я могу спрятаться.

Мне негде скрыться. Совершенно.

========== Глава 4. ==========

Комментарий к Глава 4.

Читайте с телефона. Текст опять волшебным образом перемещается.

“Здравствуйте, Вы позвонили в службу психологической поддержки.

Что у Вас случилось?”

2:00 am.

Не помню, с каких пор я прекратила нормально спать. Давно не погружалась в мир сновидений полностью, с головой, отключая сознание.

Мой сон тревожный и больше подходящий на дремоту. Тело и разум не набираются сил для нового дня. От каждого шороха глаза распахиваются, а зрачки начинают бегать по комнате, в поисках источника звука.

Поэтому тихий скрип сравним только с ударом молнии, разносящейся по комнате громом.

Глаза привыкают к темноте быстро. Я даже не моргаю, хотя чувствую в них песок. Неприятный и раздражающий. Большая, мощная и темная фигура – куда чернее ночного мрака – передвигалась по комнате.

Я тихо дышу, следя за ней с опаской. Судя по тому, как его качает в разные стороны, он пьян. Нетрезвый отчим куда хуже всех моих ночных кошмаров.

Он еще ничего не сделал со мной, а между ног уже заныла боль, заставляя сжать колени. Внизу живота заскреблась кошка. Она вонзает когти в ткань органов, безжалостно рвя их на куски.

Дыхание прерывается, когда мужчина неуклюже садится на край моей кровати. Чувствую запах алкоголя и табака. И пота. Такого едкого, что глаза вновь слезятся. Его сальные волосы распущены и червяками свисают до плеч. Кожа блестит на свете фонаря.

Прошу. У меня всё болит.

Мужчина не дергает меня. Он что-то ворчливо бубнит, откидывая одеяло. Его футболка мокрая то ли от пота, то ли от пролитого алкоголя. Неважно.

Мои руки сгибаются в локтях, когда отчим забирается на меня, придавливая всем телом. Пальцами касаюсь дрожащих губ. По коже лица от глаз к вискам скользят слёзы. Мужчина раздвигает мои ноги, грубо впивается ногтями в ткань белья. Я пищу, дергаясь под ним.

Пожалуйста, мне больно.

Трудно дышать. Я глотаю комнатный воздух, понимая, что голова идет кругом. Не могу поверить в происходящее вокруг меня безумие. Это моя реальность? Моя реальность – сущий Ад и хаос?

Сжимаю губы, когда слышу, как отчим тянет бегунок ширинки вниз. Руки судорожно трясутся, а тело напряженно дрожит при каждой попытке вздохнуть полной грудью.

Мужчина раздвигает мои ноги шире. Рывком. Пискнула, хныча, и сжала веки, глотая болевые стоны.

И первый грубый, сильный толчок вышибает мое сознание. Боль просто лишает меня сил. Мыслей нет. Руки ложатся на грудь, а голова опускается на бок. Уставилась в одну точку голой стены. Тело двигается на кровати под давлением отчима. Мои губы не дрожат больше. Они приоткрыты. Через них выходит воздух. Весь. Мое тело будто опустошается. Словно, я покидаю его.

Я так сильно хочу покинуть себя.

***

Не дожидаясь последнего звонка, ученики начали опустошать кабинеты. Преподаватели сами рады поскорее освободиться от надоевших лекций, которые приходится зачитывать каждый год.

Одно и тоже. Чертово повторение.

– Тренер просил всех собраться раньше, – Ник нагнал Дилана, который никогда не ждал его возле кабинета. – Скорее всего, он всерьез возьмется за нас в этом семестре.

Протискиваются сквозь толпу учеников.

– Надеется, что его команда попадет в финал, – Дилан говорит очевидное. – Черт, даже не знаю, что хуже: пойти на тренировку или поехать домой.

– Ты не можешь пропускать тренировки, – напоминает Ник.

Дилан цокает языком, оттягивая ремни рюкзака пальцами рук:

– Знаю, – и добавляет шепотом. – Дерьмово.

Парни спустились в раздевалку. Ник пожимал товарищам руки, обмениваясь короткими, но приветливыми фразами. Дилан обошел толпу парней, хотел поскорее принять душ, ведь дома лучше не особо тратить воду.

– О’Брайен! – громкий голос тренера ни с каким другим не спутаешь. Дилан лишь прикрыл глаза, натянул улыбку и обернулся, сутуля плечи. Мужчина потирал свисток, что висел на шее:

– Что ты здесь делаешь?

– В футбол играю, – отвечает, не запинаясь.

– Я в курсе, но сегодня тот самый день, когда ты отбываешь наказание, так что, – указывает рукой на дверь. – Вперед и с песней к директрисе.

Дилан сощурился, куснув нижнюю губу. Тренер лишь раздражается от его бездействия, и сует свисток в рот. Свист не оглушает, но заставляет моргнуть. О’Брайен не мнется. В раздевалке стало гораздо тише. Он молча направился к выходу.

Ник откашлялся:

– Увидимся, – но Дилан не взглянул на него. Он практически толкнул плечом стоящего у двери парня. Тот бросил смешок, переглянувшись с другими.

– Что замерли? – тренер поставил руки на талию. – Переодеваемся и на поле!

Началось движение. Все ребята немного взбодрились, и Ник не мог быть уверен, но догадывался, что это потому, что Дилана сегодня не будет на поле.

Ибо О’Брайен не умеет работать в команде.

От лица Эви.

Последним уроком физическая культура, но, думаете, мне до неё?

Я иду по коридорам школы, потерянно блуждаю. Сегодня тренировка, но на неё тоже не пойду. Как бы сильно мне не хотелось пропускать занятия, я физически не вынесу нагрузки. Посижу лишние полтора часа в школе. Одна. Не дома. Без него.

Выхожу на четвертый этаж. Здесь практически нет кабинетов, только творческие студии, в том числе и библиотека. Я люблю посидеть там лишний час, почитать или подремать в спокойной обстановке. Отчим знает об этом, но на людях не будет руки распускать.

Две большие двери ведут в полюбившийся мне мир книг. Пахнет кофе. Не люблю этот запах, как и сам напиток. Библиотекарша окинула меня оценивающим взглядом, но ничего не сказала, продолжив что-то печатать на клавиатуре доисторического компьютера.

Зачем я здесь? Ответ очевиден – чтобы поспать.

Эта ночка у меня не выдалась. Было тяжело. Крайне. Прийти в себя, заставить встать с кровати, умыться, одеться, просто передвигаться. Даже сейчас, спустя столько времени, я стараюсь аккуратно переступать с одной ноги на другую.

Такое чувство, будто меня не существует, как человека, как живое создание – меня нет. Отчим делает, что хочет, когда ему взбредет в голову.

Такое животное отношение. Насколько меня хватит? Сколько времени я протяну, после чего наложу на себя руки?

Иду вдоль стеллажей. Людей не так много. Все они читают, или спят, или слушают музыку, положив голову на круглый стол. Тишина такая, что можно расслышать жужжание мухи.

Я нахожу свободный столик между высокими стеллажами. Сажусь на стул, бросая спортивную сумку рядом на пол, и кладу руки на стол, опуская на них голову. Такая спокойная атмосфера вскружила голову.

Думаю. Прокручиваю всё, что случилось этой ночью. Всё, что происходит в последние годы моей жизни. С каких пор я стала так равнодушно относиться к этому? Будто, это нормально, словно в каждой семье происходит нечто подобное?

Но, тогда, отчего мне страшно?

Прикрываю глаза, пытаясь расслабиться. Напряжение должно покинуть мое тело хотя бы на какое-то время.

– Это же бабёнка, что чайком меня облила.

Распахиваю веки. Грохот. Такой, словно на стол положили, нет, бросили что-то тяжелое.