Текст книги "Одиночество вдвоем (СИ)"

Автор книги: Paprika Fox

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

Дилан не должен пострадать.

– Я знаю, что это ты, Дилан, – мы будто вернулись в начало.

Делаю глубокий, рваный вдох, тут же вонзая ногти в кожу лица, ведь отчим замолк. Он тяжело дышит в трубку, вдруг начиная тихо смеяться, а мои глаза распахиваются, сильнее расширяясь, когда паника постепенно охватывает сознание.

– Это ведь ты, Эви.

***

В мужской раздевалке шумно, что плохо сказывается на состоянии Дилана, который изо всех сил старается не нарушить свое обещание – ходить на тренировки, ведь понимает, что Эви права. Ему стоит уже закончить школу и выпуститься, тогда он займется более важными делами.

Он займется Эви.

Только по этой причине терпит вновь бросаемые насмешки от всё тех же «товарищей», которые явно недовольны тем, что никакой ответной реакции на их слова не следует, ведь ОʼБрайен всегда реагировал агрессивно, что и было забавным, но теперь всё это потеряло свою «изюминку».

Но уже это не имеет значение для Дилана, который мог думать только о том, что его кто-то ждет. Эви ждет его, и парню впервые настолько приятно было осознавать, что он вернется в давно заброшенный старый автодом.

Сменив одежду и собрав спортивную в сумку, ОʼБрайен был уже готов выходить. Он забрал свой телефон с зарядкой, тут же решаясь набрать номер, чтобы позвонить Эви. У него вновь не выдалось свободной минутки, так что стоит узнать, как у неё дела, или просто понять, что с ней всё в порядке, даже если ей не захочется говорить.

Главное, чтобы ответила.

Идет к дверям, набирая свой номер, и уже готовится прижать телефон к уху, как в раздевалку входит Ник. Он встает перед Диланом, вынуждая того поднять хмурый взгляд на, скорее всего, бывшего друга, который явно нервничает, поэтому потирает ладони:

– Дилан, нужно поговорить.

ОʼБрайен зло толкает парня плечом, не желая даже видеть его, находится с ним в одном помещении, но Ник не отстает, спеша за ним:

– Это важно, Дил, – повторяет попытки, но все мысли Дилана забиты тем, что Эви не отвечает на звонок. Парень толкает дверь, выходя в коридор школы, опускает руку, сердито смотрит на экран телефона, вновь набирая тот же номер, но не успевает прижать мобильный аппарат к уху, так как поднимает взгляд, сразу же остановившись.

Худая девушка в широкой кофте стоит у лестницы, сжимая пальцами его телефон, смотрит в ответ, выглядит разбитой. Дилан хмурит брови, быстро направляясь к ней:

– Эви? – он сбит с толку. Нервно оглядывается по сторонам, шепча со злостью и непониманием:

– Дура, тебя могут увидеть, – хватает её за локоть, дернув, чтобы потащить за собой, но Эви не шевелится, давая ему отпор. ОʼБрайен опускает на неё глаза, озадачено щурясь. Тем временем Ник подходит ближе, вздыхая:

– Она позвонила мне.

Дилан переводит темный взгляд на чернокожего, но, каким бы раздраженным не казался внешне, внутри него что-то порвалось. Сердце сжалось, рухнув вниз, когда полностью осознал, что Ник говорит серьезно. Вновь смотрит на Эви, которая сжимает губы, протягивая ему телефон:

– Мне это не нужно.

– Что? – Дилан моргает, явно отказываясь воспринимать всё то, что слышит. Эви делает глубокий вдох, хрипя:

– Ты мне ничего не можешь дать, – заученный текст, который с болью в глазах приходится отчеканить, не моргнув.

– Что? – кажется, все остальные слова вылетели из головы ОʼБрайена, тот не отводит глаза от девушки, к которой так рвался после этой мучительной тренировки, что полностью лишила его физических сил.

А Эви забирает моральную.

Девушка сует ему в руки телефон, как-то грубо, но иначе не может, и приговаривает:

– Посмотри на себя, Дилан, – не поднимает голову, чтобы не видеть его лицо. – Ты о себе позаботиться не можешь, так что и мне помочь не в силах, – делает шаг назад. Дилан замер. Нет, он вовсе лишился возможности шевелиться. Стоит, уставившись на Эви, и в его взгляде смешались всевозможные эмоции, и трудно понять, какая из них преобладает. Злость? Обида? Разочарование? Непонимание?

– Эв… – не успевает произнести её имя, его перебивает Ник, который поясняет:

– Я заберу её к себе, она сама попросилась, так что без обид, – слишком просто. Для Ника всё происходящее не играет никакой роли, а Эви с Диланом это убивает, хотя ни один из них не смеет продемонстрировать это. Они не такие. Они держат всё в себе.

– Идем, – Ник подходит к Эви, кладя ладонь на плечо, а девушка ещё ниже опускает лицо, скрывая его за прядями темных волос, чтобы уж точно не пересечься взглядом с Диланом, который держит в руках телефоны, ещё секунду сверлит одну точку перед собой, и только потом поднимая взгляд, полный смятения, на уходящих. Слабо смотрит в спину Эви, чувствуя, как руки опускаются.

И это не просто физическое действие.

Дилан ОʼБрайен сломался, вновь оставшись в полном одиночестве.

В салоне холодно. Новенькая иномарка несется по дороге, минуя высокие здания. Эви сидит на заднем сидении, смотрит в окно, терпя боль в груди, которая куда сильнее, чем та, что узлом затягивается внизу живота.

Она не могла всё так оставить.

Не хотела подвергать опасности, приносить ему неприятности.

Но и сдаваться не хотела, поэтому выбрала иной путь. Да, ей стоило оттолкнуть от себя Дилана, чтобы быть уверенной, что парень не решит вновь выйти на контакт. Тогда Эви и поняла, что может просто перебраться пока к Нику, хотя бы до тех пор, пока не решит, куда ей бежать дальше.

Верно, она сбегает. Так же, как и Дилан.

Не вернется к отчиму. С тем же успехом можно пустить себе пулю в лоб.

– Тебе надо было раньше принять такое решение, – Ник не замолкает, убеждая девушку в том, что она поступила правильно. – У меня тебе будет комфортно, по крайней мере, – его вдруг смешит вся эта ситуация, – у нас есть нормальная кровать и горячая вода.

Эви медленно переводит на него как-то равнодушный взгляд, уставший и безжизненный, шепча:

– Жалкий.

– Что? – Ник ведет машину, бросая на неё взгляд, но у Эви нет сил, чтобы повторить громче. Она замолкает, прижимаясь горячим лбом к стеклу. Пытается не ронять слезы, но всё равно приходится грубо стирать их пальцами.

– Всё будет хорошо, Эви, – Ник выглядит уверенным. – Я обещаю.

Но ей не нужны его слова.

Ей ничего от него не нужно.

Поэтому молчит, никак не реагируя на сказанное парнем, который не волнуется, зная, что поступает правильно.

Да, «дом» ОʼБрайена не сравним с тем, где живет Ник, но атмосфера иная. Эви топчется секунду на крыльце, после чего неуверенно переступает порог, обнимая себя руками. Ник выглядит спокойным, но это не помогает девушке почувствовать себя лучше. Наоборот, она ощущает себя подавлено.

– Идем, – Ник ладонью касается её спины, подталкивая к гостиной. Эви поднимает на него встревоженный взгляд, внезапно всю её пронзает неприятное чувство, которое не поддается описаниям. Это не волнение. Что-то другое.

Ужасающее. Холодное.

Петля на шее.

– Всё будет хорошо, мы решили все твои проблемы, – Ник улыбается, останавливаясь, и Эви опускает голову, внимательно рассматривая всех присутствующих людей в гостиной, среди которых узнает высокую фигуру с широкими плечами и сальными волосами, убранными в хвост.

И душа падает в пятки.

Все вокруг Эви улыбаются, а прокуренный голос режет ушные перепонки:

– Моя дорогая Эви.

========== Глава 23. ==========

Сражайся с самим собой.

***

Нервно стучит по стеклу окна, опирается локтями на крышу автомобиля, поднося пальцы к сухим губам, по которым скользит кончиком языка, проглатывая воду во рту, и это не избавит его от того комка, что застрял к глотке ещё вчера.

Дилан сутулится, пытаясь держать равновесие, но всё равно прижимается лбом к поверхности машины, пряча опухшие глаза от бледного света неба, что до сих пор затянуто облаками. Парень мог бы сегодня и не выходить из своего «укрытия», но теперь это имеет значение? У него отпало желание проводить время взаперти, или, быть может, это просто отговорка, не важно. Сейчас он здесь только по той причине, что хочет узнать, как Эви. Ему приходится перебороть себя и заговорить с Ником, которого ждёт уже который час на парковке школы, не желая заходить внутрь шумного здания. Трет губы, глубоко дыша через нос. Этой ночью ему чуть не снесло крышу, и причина тому – злость. Вернее, обида. Непонимание происходящего, ведь до сих пор неясно, с чего вдруг Эви приняла такое решение? Всё было нормально, даже лучше, чем Дилан мог ожидать, но всё сорвалось. А, быть может, ОʼБрайен был ослеплен тем фактом, что нужен кому-то, поэтому не заметил лжи? Но в чем та заключалась? Разве Эви не была искренней с ним? Разве не благодарила за всё то, что Дилан делает для неё?

Хрустит пальцами, сжимая веки, которые не сомкнул на протяжении всей ночи, и его даже не клонит в сон. Дилан наоборот осознает, что не сможет уснуть, пока не убедится, что Эви комфортно с Ником, если учесть её отношение к противоположному полу.

А ведь Дилан почти смог переступить ту самую черту, которой девушка отгораживалась от него.

Что? Что пошло не так? Он надавил на неё? Каким образом?

И в догадках парень промучился весь вчерашний день. И этот кошмар не оставляет его ни на секунду, поэтому Дилан пообещал самому себе, что, узнав, как там девушка, оставит какие-либо попытки понять причину произошедшего.

Да, так и поступит.

Трет ладонью шею, взглядом поймав Ника, который вышел в компании друзей, бодро переговариваясь с ними, и все они направляются к машине, что припаркована у забора. Дилан обходит свой автомобиль, как-то скованно двигаясь в сторону «недругов». Сглатывает. Чувствует, как напряжение в груди растет, поэтому боится, что собственная неуверенность помешает ему говорить, из-за чего на него вновь польется грязь из смешков и шуточек. Один из команды замечает приближающегося ОʼБрайена, толкая локтем в бок Ника, улыбка которого пропала с лица, хотя выражение оставалось каким-то довольным.

– Сейчас подойду, – предупреждает чернокожий, идя навстречу к «другу», который притормозил, спрятав мокрые от волнения руки в карманы кофты.

– Не ожидал тебя сегодня увидеть, – Ник ведет себя спокойно и непринужденно, но это не дарит желаемое успокоение, поэтому Дилан сжимает ладони в кулаки, хочет заговорить, но Ник вновь перебивает:

– Ты пришел извиниться?

ОʼБрайен хмурит брови, сощурившись, что вызывает пустой смешок у второго:

– Да, – качает головой. – Если бы ты пришел просить прощения, это был бы уже не тот Дилан ОʼБрайен, которого я знаю столько лет, – вздыхает, пожимая плечами. – В любом случае, чего хотел?

– Как Эви? – неужели Ника забавляет то, как сейчас выглядит Дилан? Вечно наглый, он стоит перед ним разбитый, как фрукт, из которого выжали все соки.

ОʼБрайен делает шаг к Нику, желая получить ответ, а тот вновь вздыхает:

– Прошел всего день, а твое терпение на пределе? Разве не ты говорил мне, что эта девчонка не должна меня так волновать? А теперь сам интересуешься ею…

– Как она? – повторяет вопрос, перебивая, и Ник пожимает плечами, разочарованно кивая:

– Ты всё-таки не станешь просить прощения за тот случай в автомастерской… Хорошо, – делает шаг назад. – Эви в порядке. Я смог решить её проблему за день, в то время как ты тянул с этим больше недели.

Дилан медленно нахмурил брови, моргнув, явно не в силах понять, что он имеет в виду, поэтому вытаскивает руки из карманов, делая ещё шаг к Нику, немного сутулясь:

– Что ты сделал?

– Решил её проблему, – с простотой повторяет тот в ответ, улыбаясь. – Знаешь, эти ссоры с родителями не должны так затягиваться. Мне ли не знать, так что мы с родителями просто поговорили с её отцом, и знаешь, что? Он сам посчитал всю эту ситуацию нелепой, так что с радостью принял Эви обратно, – разводит руки в стороны, не скрывая то, как доволен собой.

Дилан приоткрыл рот, всосав холодный воздух, думая, что это поможет ему «проветрить» сознание, но голова только тяжелеет. Он вытирает мокрые ладони о кофту:

– Что ты сделал? – часто моргает, чувствуя, как теряет равновесие. – Ты, – показывает на Ника пальцем, – отдал её этому… – не может выговорить.

– Да, я хоть что-то сделал, – хмурит брови чернокожий, оборачиваясь на зов друзей. – Ладно, мне пора, очень жаль, Дилан, что ты всё-таки в таком возрасте, да без мозгов, – пятится назад, одаривая улыбкой окоченевшего от ужаса парня, который хоть и уставился на Ника, но все его мысли были в полнейшем хаосе, безумие внутри, в самой груди, даже глубже. Чернокожий разворачивается, спеша к машине с друзьями, окончательно разрывая какие-либо «дружеские» отношения с Диланом, который делает шаг назад, глотая ком в горле. Моргает, отводя взгляд в сторону, и с диким ужасом вытирает покатившуюся по щеке слезу, после чего давит на красные после бессонной ночи глаза, принося себе боль. Поднимает голову, кусая губы, и провожает взглядом автомобиль, не в силах унять дрожь.

Чего стоишь?

Пятится назад, разворачивается, рванув к своей машине, и распахивает дверцу, садясь за руль. Не пристегивается, давит ногой на газ, и автомобиль трогается с места. Дилан дышит через нос, от переизбытка кислорода голова кружится, но это не вынуждает парня сбавить скорость. Он крутит руль, выезжает на дорогу с территории парковки, несется, не смотря по сторонам, только перед собой. Сжимает пальцами руль, скрипит зубами, пытаясь не поддаваться эмоциям, не тратить на всё это время, а приложить все свои усилия, чтобы скорее добраться до дома Эви. Нет, это вовсе не её дом. Это место Дулгаза. Человека, от которого Дилан пообещал уберечь девушку. Он обещал.

Время летит быстро, да и широкая дорога остается позади. Дилан смотрит по сторонам, выезжая на улицу, по обеим сторонам стоят высокие дома, где живут обеспеченные люди, от которых так сильно тошнит ОʼБрайена. Он сильнее вжимается спиной в сидение, крутанув руль, после чего машина тормозит с визгом у тротуара.

Вот он. Этот дом с разбитым окном, через которое они тогда выбрались.

Дилан выскакивает из салона, кинувшись в сторону подоконника, ведь не желает топтаться на крыльце, мирно стуча в дверь. У него нет времени. Подпрыгивает, опираясь руками на подоконник, усыпанный осколками стекла, игнорирует боль, не считая, что сейчас это имеет значения. Забирается в гостиную, не тормозит, сразу же выходя в пустой коридор.

Пустой.

Парень крутится на месте, осматриваясь.

Пусто.

Нет, вся мебель на своих местах, но вокруг никого. Тишина.

Дилан бежит наверх, толкая дверь комнаты Эви, которая распахивается, ударяясь о стену. Парень тяжело дышит, входя в безлюдное помещение.

– Эви? – к чему этот зов? Думает, что она откликнется.

Мчится к тому месту, где бы никогда не захотел побывать вновь. Распахивает комнату Дулгаза, включая свет. Всё так же, только вот фотографии со стенда пропали. Дилан топчется на месте, хватаясь за голову. Выскакивает в коридор, спеша к ванной комнате:

– Эви? – открывает дверь.

Никого.

– Эви? – спускается, выбегая на кухню.

Никого нет.

И весь воздух покидает легкие парня. В одно мгновение.

«Ты будешь в порядке».

Он обещал.

Этот дом находился глубоко в чаще, специально отстроенные здания для семейного отдыха в дали от городской суеты. Именно один из таких когда-то приобрел мистер Дулгаз для своего «релакса». Тишина, людей не встретишь, ведь ты окружен деревьями, а ближайшая дорога или дома других таких же отдыхающих не менее чем в двух километрах отсюда.

И именно этот «Рай» для Дулгаза являлся «Адом» для Эви.

От лица Эви.

– Знаешь, что самое удивительное и отвратительное в тебе, милая? – он ходит кругами. Опустошает одну бутылку с неизвестным для меня содержимым за другой, не прекращая трепать своим языком.

Сижу у стены в комнате на втором этаже, прижимаю колени к груди, пытаясь смотреть в одну точку. В пол. Не поднимаю глаз, чувствуя, как тело трясется. Зубы стучат, поэтому кусаю губу, пытаюсь лишний раз не издавать звуков, даже дышу тихо, лишь бы не подлить масла в огонь.

Ведь отчим уже вне себя от злости. Нет. Он не просто зол. Он не в ярости. Хуже. Сильнее.

Мне придется столкнуться с более сильным эмоциональным взрывом, чем когда-либо.

Часы тикают, по вискам текут капли пота. Голова нервно трясется от напряжения.

Отчим глотает алкоголь, опьяненным голосом продолжая:

– Ты бросила свою мамочку, – подходит ко мне, вынуждая сильнее сжать руками ноги, но перебороть боль в животе не выходит. – Ты оставила её, свою единственную, – кашляет и харкает в пол. – А ведь её жизнь, – шепчет, – зависит от меня, не так ли?

Дрожу, широко распахнутыми глазами смотря перед собой, когда мужчина наклоняется, опираясь руками себе на колени, и смотрит мне в лицо. Чувствую ту знакомую вонь, что исходит из его рта, поэтому морщусь, понимая, что в носу уже начинает щипать от страха. Сердце скачет. Мне не в силах справиться с этим.

Отчим отвратительно нежно смотрит на меня, касаясь мокрой ладонью, которой перед этим вытирал рот, моей щеки, из-за чего меня передергивает. Наклоняю голову к плечу, чтобы избежать его прикосновения, но мужчина всё равно гладит мою кожу, шепча:

– Ты оставила меня. Ты моя, Эви, – большим пальцем касается моих сжатых губ. – Вся ты… Целиком, Эви… – его темный взгляд исследует моё лицо, словно проверяя состояние, после чего мужчина улыбается. – И ты это знаешь, – кивает. – Знаешь…

Давит большим пальцем мне на губы, чтобы я открыла рот, но мычу, не поддаваясь, чем только больше сержу отчима, лицо которого исказилось в отвратительной гримасе. Он хватает мою голову обеими руками, вынуждая меня вцепиться пальцами в его предплечья, и рывком раскрывает мою челюсть. Начинаю громко дышать через рот, ерзая на полу, чтобы сильнее прижаться к стене, когда мужчина наклоняется, вцепившись губами в мои губы. Холодный, скользкий язык проникает внутрь, жадно исследуя, а моё мычание теперь сопровождается тихим и жалким стоном, полным боли.

– Скучал, – шепчет мне в губы, кусая мой язык.

И я корчусь, внезапно для самой себя, укусив его за нижнюю губу, которую сильно сжимаю зубами, заставляя мужчину отпрянуть, схватившись за рот. Отчим отпускает моё лицо, размахнувшись свободной рукой, и бьёт ладонью мне по лицу. Я пищу, качнувшись в сторону, но не успеваю повалиться на пол и отползти в сторону, как мужчина вновь хватает меня за плечи, выпрямляя. Он прижимает указательный палец к моих губам, судорожно трясется, усмехаясь:

– Я ведь учил тебя не кусаться. Видимо, за это время ты забыла, – я мычу, роняя слезы, когда он поднимается, прижав одну полусогнутую коленку мне к шее. – Я напомню тебе, – давит, душит меня, поэтому хватаюсь за его ногу, пытаясь избавиться от давления, но всё напрасно. Мужчина шмыгает носом, проглатывая мокроту, отпивает немного алкоголя из стеклянной бутылки, после чего наклоняется, поднеся её к моим больным губам:

– Возьми, Эви.

Качаю головой, хныча, но его это не остановит.

Никогда не останавливало.

– Бери, Эви! – давит горлышком мне на губы, после чего вновь бьёт свободной рукой по лицу, заставляя громче рыдать. – Возьми! Наверняка, сосала там этому своему ОʼБрайену, – с отвратительной ревностью кричит, больно давя бутылкой на губы, из-за чего приходится открыть их. – Давай, не хочешь ведь лишиться зубов? – стеклянное горлышко скользит мне в рот, и отчим двигает бутылку взад-вперед, глубже, отчего у меня начинаются рвотные рефлексы. Мужчина сильнее давит коленом мне на шею, лишая возможности дышать, поэтому сжимаю мокрые веки, ударяясь затылком о стену, когда движения становятся грубее и резче.

Ему не нравится.

– Ты ведь можешь лучше… – шепчет раздраженно. – Я знаю, что ты можешь лучше! Давай!

Меня тошнит. Руками сжимаю запястье мужчины, пытаясь остановить его, и это противостояние злит отчима. Он наклоняется, свободной рукой сжимая мой подбородок, чтобы я шире раскрыла рот. Из-за слез не могу нормально видеть. Но чувствую, как его недовольство лишь растет.

– Ты способна на большее… Эви! – его тон. Он мне знаком.

Отчим возбуждается.

И от этой мысли я только сильнее сжимаю губы, качая головой, прося прекратить.

– Чёрт возьми! – он резко вытаскивает из моего рта горлышко бутылки, отчего с моих губ срывается рваный вздох. Глотаю кислород, вздрагивая и поднимая руки, чтобы прикрыть лицо, когда отчим бросает бутылку в пол рядом со мной, отчего та разбивается на осколки стекла. Мужчина сильнее давит коленом мне на шею, вынуждая меня закинуть голову, прижавшись затылком к стене.

– Я напомню тебе! – кричит, – расстегивая ремень. – Гребаная сука! Ты будешь глотать, блядина!

– Нет, – кричу в ответ, захлебываясь рыданиями. – Пожалуйста! – давлю ему на живот слабыми руками, пока он тянет ширинку вниз:

– Ушла от меня… Думала, что выйдет, да?! Я выбью из тебя всё это! Тебе никогда не сбежать от меня! – хватает меня за подбородок одной рукой, грубо поднимая лицо, а другой опускает ткань белья, ближе вставая ко мне. Верчу головой, продолжая бить его кулаками, но ему удается разжать мой рот, сунув в него. Тут же начинаю давиться, сжимая веки, из-за чего по щекам катятся крупные горячие слезы. Кашляю, вонзая ногти в кожу его живота, желая разорвать, но это только нравится мужчине, движения которого стали резче. Он тянет меня за волосы, ускоряясь:

– Ну? Как? Вспоминаешь?!

Моё горло горит от трения, а рвота вот-вот должна вырваться наружу. Одна моя рука опускается на пол, и пальцы трясутся, когда нащупываю мелкие осколки стекла, начиная хлопать по ним ладонью пока не нахожу горлышко бутылки с острыми краями.

Отчим поднимает голову, прикрывая глаза от наслаждения:

– Да, Эви, Эви, моя малышка… Моя, – шепчет, прижав мое лицо вплотную к себе.

И я громко мычу, сжимая горлышко разбитой бутылки, после чего размахиваюсь, вонзая острыми краями в бедро мужчины, который завопил, что есть мочи, сделав шаг назад, и, держа меня за волосы рукой, отбросил в сторону, схватившись за раненное место, в коже которого осталось моё орудие. Мужчина кричит от боли, пальцами обхватывая горлышко, и выдергивает, бросая на пол. Я кашляю, хрипло дыша, и плюю белую жидкость, грубо вытирая рот запястьем. Поворачиваю голову, с ужасом смотря на отчима, который хромает ко мне, и в его глазах я читаю ярость.

Он убьет меня.

Ерзаю ногами по полу, поднимаясь на колени, но не успеваю встать, как мужчина хватает меня за волосы, притянув к себе, и опрокидывает на пол, пальцами вцепившись в ткань штанов:

– Отбилась от рук, сука! Ничего, я верну тебе прежнюю покорность! – тянет штаны вниз, но рыдаю, схватив небольшой осколок, что лежит под моей головой, вновь и вновь резкими движениями вонзаю в уже поврежденное место, ведь удар в одно и тоже место приносит куда больше боли.

Отчим кричит, перехватывая мою руку, поэтому успеваю согнуть ноги в коленях и сесть, прежде чем он забирается своей тушей на меня. Я сжимаю зубы, пиная его ногами, бью босыми пятками в лицо, продолжая рвать себе кожу на ладони, пока пытаюсь повторить попытку вонзить осколок ему в бедро, но мужчине удается выхватить у меня «оружие», поэтому дергаю рукой, освобождая запястье, и вскакиваю на слабые ноги, кинувшись к двери в коридор. Слышу грохот за спиной. Он мчится за мной. Сердце должно уже выскочить из груди, разорвав мою плоть. Сжимаю губы, громко и сбито дыша через нос, несусь вниз по деревянной лестнице, спотыкаясь на последней ступеньке, но вновь вскакиваю, борясь с головокружением, вызванным давлением в голове. Не оглядываюсь, бегу к двери, хватаясь за ручки, и дергаю.

Заперто.

Это слово вонзается мне в мозг, от шока мои глаза вот-вот вылезут из орбит. Оборачиваюсь, видя, как отчим быстро хромает по лестнице, крича и покрывая меня матом. Бросаюсь в сторону, в гостиную, где находятся окна, но стекло плотное. Я колочу его руками, хватая со стола железную статуэтку, и бросаю её в окно, которое даже толком не треснуло.

Тяжелое дыхание за спиной. Поворачиваю голову, не убирая волосы, локоны которых липнут к коже лица, и кричу, отпрыгнув в сторону, чтобы увернуться от уже протянутых ко мне трясущихся от злости рук.

– Иди сюда, Эви! – отчим кричит, рвя глотку, но я перелезаю через спинку дивана, помчавшись на кухню. Мужчина рванул за мной, пальцами коснувшись моего локтя, поэтому ускоряюсь, оббегая широкий стол, открываю ящики, сразу же хватая кухонный нож, и вытягиваю руки перед собой, пятясь к стене. Отчим довольно смеется, харкая в пол:

– Эви, тебе не уйти. Подумай о своей маме, о том, что я могу с ней сделать, – его голос пропитан гневом.

Трясусь, отступая, когда он делает шаги ко мне. Смотрю на него исподлобья, не контролируя свое сбитое хриплое дыхание. По щекам всё ещё текут слезы, ведь сейчас я поступаю, как эгоист.

Ибо ничего не чувствую.

– Думаешь, что сможешь помочь своей маме? – отчим читает мои мысли, усмехаясь краем губ. – Не выйдет. Тебе не сбежать от меня.

Я найду выход. Я смогу помочь маме, я больше… Я больше не хочу терпеть. Я справлюсь. Мы с мамой справимся.

– Живо иди ко мне, Эви, – он скрипит зубами, видя, что не слушаю его, не давая никакой реакции на его слова. Мои губы дрожат. Хмурю брови, качая головой, и взглядом, полным отвращения, произношу:

– Мерзкий… – повышаю голос, крича. – Мерзкий ублюдок!

– Быстро ко мне! – словно, я его собачонка.

– Да пошел ты! – кричу в ответ, и отчим срывается. Это становится последней каплей. Он кидается ко мне, краснея от ярости.

Он убьет меня.

Но и я не стою на месте.

Больше не замираю от ужаса.

Бросаюсь в сторону, мчась по кухне, толкаю стол, переворачивая его, чтобы перегородить путь отчиму, который спешит за мной, ругаясь под нос. В голове миллион мыслей, мне с трудом удается принимать решения, но адреналин помогает, он заставляет меня не останавливаться, так что вновь поднимаюсь по лестнице вверх, на второй этаж, зная, что мужчине будет трудно успеть за мной. Смотрю по сторонам, вбегая в большую комнату, на стенах которых висят фотографии.

Коллекция отчима.

Не смотрю. Не хочу видеть это.

Мой взгляд прикован к окну с открытой створкой, поэтому бегу к нему, распахивая шире. Глотаю холодный воздух, выглянув, и ужасаюсь от высоты, качнувшись и отступив назад. В руках сжимаю нож, оборачиваясь. Дверь распахнута, поэтому вижу, как в конце коридора, по лестнице взбирается отчим.

Убьет. Меня.

Слышу, как быстро бьется мое сердце. Решение не приходит в голову. Но страх перед мужчиной куда сильнее, чем перед высотой, поэтому забираюсь на подоконник, всё так же поглядывая на отчима, который уже несется в мою сторону, держась за бедро.

И ужас берет вверх.

Смотрю вниз, делая шаг в пустоту, когда мужчина переступает порог комнаты. Раскидываю руки в стороны, сжимая в одной из них нож, и ощущаю легкость. И боль. Кажется, мужчина успевает схватить меня за пряди волос, вырвав несколько, но это не удерживает меня, поэтому падаю вниз. На сухую траву, чувствуя, как молниеносная боль с безумной скоростью распространяется по моим ногам, которые сгибаю, садясь на колени. Пальцы вонзаю в землю, с широко открытым ртом, смотря вниз, на сухие листья. Внутри что-то будто треснуло.

Но я должна бежать.

Выпрямляюсь на трясущихся ногах, слыша грохот. Поворачиваюсь всем телом к дому, хромая спиной вперед. Отступаю, еле держась, чтобы не закричать от боли.

Кажется, отчим повалился с лестницы. Но это его не остановит.

Ручка двери дергается.

Я дышу, пятясь назад, и разворачиваюсь, пытаясь терпеть боль в ногах, которыми с трудом перебираю, убегая к деревьям. Размахиваю руками, ускоряясь, и мчусь дальше, позволяя адреналину вскружить мне голову, лишив возможности нормально воспринимать происходящее. Отталкиваюсь от стволов деревьев, оббегая ямы и переступая через толстые корни, не отмахиваюсь от острых веток, что бьют мне по лицу. Всё время бросаю взгляд назад. В голове всё ещё звучит голос отчима. Я знаю, что он преследует. Он идет за мной. Мою ступню выворачивает, но не торможу, бегу, хромая, правда, не успеваю переступить корень, поэтому спотыкаюсь о него, валясь с невысокого склона вниз. Вся в земле, в сухих листьях, что путаются в волосах. Вся в ссадинах и синяках.

Но я жива. Я бегу. Я могу дышать.

Еле поднимаюсь на ноги, оглядываясь, ищу нож, но плюю на него, продолжая идти. Опираюсь ладонями на деревья, отталкиваюсь от них, смотрю назад, по сторонам, совсем не зная, куда направляюсь. Вокруг стена леса.

Но это не останавливает. Шаркаю ногами, начиная в полной мере ощущать всю ту боль, что охватывает тело.

Моральную и физическую.

Плююсь, грубыми движениями вытирая ладонью рот, ведь горький привкус остался. Начинаю мычать, обнимаю свое тело руками, покачиваясь при ходьбе. Не отряхиваю грязную одежду, не убираю из волос сухие листья. Это всё не имеет значения.

Сейчас я думаю только о том, как выбраться отсюда? Где найти мать? И как ей помочь? Пойти в полицию? Верно. Пускай у этого ублюдка там связи, но должны найтись люди. Нет, не отморозки, а именно люди. Те, кто сможет помочь. Они должны быть.

В полном бреду брожу по лесу неизвестно сколько времени. Уже устала считать про себя секунды. Холод. Теперь я ощущаю его, и так же понимаю, что мои ноги не вытерпят больше. Хочу сесть, лечь, не важно. Но держусь. заставляю себя идти, вздрагиваю от каждого шороха, оборачиваясь, боюсь увидеть мчащегося ко мне отчима.

Поднимаю глаза, когда вижу подъем наверх. Не обхожу его, решая взобраться на коленках, поэтому наклоняюсь, пальцами сжимая землю, и пускаю изо рта пар, начиная ползти наверх. Останавливаюсь, чтобы опустошить желудок. Меня рвет, но это не должно мешать. Продолжаю подниматься, хватаясь за выступавшие из-под листвы корни, и, наконец, взбираюсь наверх, садясь на траву, руками подтягиваю ноги, корчась от боли, и поворачиваю голову, щуря веки, ведь в глаза бьет бледный солнечный свет.

Это проселочная дорога. Слышу шум воды, поэтому встаю на ноги, медленно направляясь в центр дороги. Что с одной стороны, что с другой – лес, поэтому выбираю наугад. Каждый сделанный шаг сопровождается всхлипом и слезами, болевым стоном. Руки висят вдоль тела, болтаются, когда качаюсь в разные стороны, чуть не теряя равновесие. Глотаю свежий воздух, смотря перед собой. Знаю, что раны на лице ещё кровоточат, оттого и больно. Ровная дорога ведет меня к небольшому мосту, и я громче слышу речной рёв, ветер толкает в спину, поднимая пряди волос, что лезут в глаза, но моё тело лишено сил. Все, что остались, трачу на то, чтобы идти.

Природная «тишина». Не могу сказать, что она дарит успокоение, но мое сердце бьется не так быстро, а дыхание, хоть и хриплое, но ровное.

Выхожу на мост, сделанный из желтого камня, и медленно подхожу к краю, внимательно разглядывая бурлящую внизу воду.

Высоко.

Отхожу дальше, вновь выходя на центр дороги, как внезапно уши режет скрип колес. Я дергаюсь, не удержавшись на ногах, и падаю на спину, невольно прикрывая руками лицо. Ужас растет в груди, поэтому пытаюсь встать, чтобы помчаться прочь, но замираю, уставившись на девушку, которая выходит из автомобиля, с растерянностью спрашивая: