Текст книги "Одиночество вдвоем (СИ)"

Автор книги: Paprika Fox

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Вот только я всё равно хотела спрятаться за него, да?

– Мне нужно в душ, – Дилан качается при ходьбе, сильно давит пальцами на глаза. Прошел день, день без наркотиков, а ему уже не по себе? Жалкий. Хотя, кто бы говорил.

Сижу на кровати, всё так же прижимая колени к груди. Наблюдаю молча за его перемещением по комнате, как ни странно, он поднимает вещи с пола, возвращая их в нормальное положение. С чего такая тяга к уборке?

Парень ждет моего ответа, поэтому смотрит в мою сторону, поставив стул возле стола. Я приоткрываю рот, пожимая плечами:

– Да, конечно, – скольжу языком по ровному строю зубов. Сомневаюсь, что отчим ушел, так что…

– Мне закрыть тебя? – этот вопрос прилетел мне в лоб, просто смыв мою непринужденность с лица. Это выражение давалось мне с трудом, поэтому не удивлена, что парню вновь удалось выбить меня из колеи. Смотрю на него, всё-таки нахмурив брови:

– Зачем? – тон не вышел удивленным, но сойдет, я думаю.

О’Брайен изогнул брови, ничего не ответив. Берет со стола ключ, подходит к двери. Щелчок – и мои губы вновь сжаты в тонкую полоску. Дилан оборачивается, бросая мне, поэтому реагирую, поймав металл, который никогда не попадал мне в руки. И сейчас я ощущаю тяжесть. Верчу пальцами, рассматривая предмет, после чего с непониманием качаю головой, спрашивая:

– Зачем он мне? – поднимаю голову. парень открывает дверь, делая шаг за порог:

– Сама решай, закрывать или нет, – устало произносит, после чего покидает мою комнату, забирая за собой всю мою мнимую уверенность. Сижу, не шевелюсь. Знаю, что таким образом Дилан хочет проверить, правда ли не стоит запираться. Он умен.

Прислушиваюсь, ведь шаги отчима всегда четко слышны, хотя сейчас он наверняка будет вести себя тише.

Господи, да чего я мнусь-то, как идиотка?

Мне хватает секунды, чтобы вскочить с кровати и преодолеть расстояние от неё до двери. Дрожащие пальцы крутят ключ, поворачивая нужной стороной к замочному отверстию. Вставляю, повернув. Щелчок. Не сдерживаю тяжелый вздох, поднимаю голову, прикрыв глаза, и прижимаюсь лбом к поверхности двери. Дышу. Впитываю в себя окружающую тишину, что знакома мне с детских лет. Кожа не покрывается мурашками, холод не касается затылка, спины. Всё это давно пройдено, и я не вижу смысла вновь пропускать всё происходящее через себя. Сейчас я здесь – по другую сторону двери. Запертой двери, и отчим не сможет войти. Никто не сможет.

Шелест.

Мои брови нахмурены, ведь не понимаю, что источник этого звука. Трава? Поворачиваю голову, бросив взгляд в сторону окна. Подоконник. Белый, не покрытый пылью. Мои руки опускаются.

Как давно это было?

Верчу головой, вновь смотря на дверь, но замираю, видя, как железная ручка медленно опускается вниз. Всё, легкие больше не принимают кислород, ибо прекращаю его глотать ртом. От напряжения болят глаза. Не смею прикрывать их, боясь увидеть темноту, после которой дверь каким-то образом окажется распахнутой. Скрип. Он давит на дверь.

И сразу же ручка принимает исходное положение, а громкие шаги отдаляются. Да, я была права. Это он. Думал, что дверь осталась незапертой? За дуру меня держит?

Хмурю брови, проглотив комок в больном горле. Хочу сделать пару шагов назад, но вновь ноги врастают в пол, когда слышу стук. На мгновение мое сердце замирает, падая камнем в пятки, но дыхание восстанавливается, ведь слышу ворчливый голос Дилана:

– Ну, еб… – еле сдерживаюсь, чтобы не улыбнуться, хотя для этого нет особых причин. Подхожу к двери, не сразу выходит вставить ключ в скважину, после чего поворачиваю его, тут же делая шаг назад, чтобы дверь не ударила мне по носу. О’Брайен входит в комнату, хмуро взглянув на меня:

– Логичнее было бы мне дать ключ, – проводит рукой по влажным волосам. Сажусь на кровать, вновь принимаясь наблюдать за ним.

Или изучать?

Душ явно идет ему на пользу. Сразу выглядит «свежее».

Опускаю глаза на пальцы рук, которые держу на коленях тыльной стороной ладони вверх, когда парень бросает на меня взгляд, возвращаясь к креслу:

– Пойдем, похаваем, – не вопрос.

– Эм, я не голодна, – замечаю эту странность, взглянув на него из-за плеча.

– Ты вчера ничего не ела, так что сегодня, так и быть, роль поваренка возьму на себя, – сегодня такой день, или Дилан правда говорит такое?

Вытираю вспотевшие ладони о колени, поднимаясь с края кровати, когда Дилан идет обратно к двери, всё время вороша пальцами темные волосы, словно рассчитывая, что таким образом сможет пригладить их и избавиться от беспорядка. Открывает дверь, взглянув на меня через плечо, поэтому заставляю себя улыбнуться сжатыми губами и двинуться в его сторону. Главное вести себя нормально. Вот чему меня учил отчим.

– Тем более, мне неловко бродить по чужому дому, – О’Брайен говорит слишком беспечно, поэтому действительно хихикаю, качая головой:

– Правда? – торможу в шаге от него, смотря ему в глаза. Дилан щурит глаза, хмурясь:

– Считаешь меня невоспитанным чурбаном?

Я киваю, не выдерживая, и пускаю смешок:

– Ага.

Парень отводит взгляд в сторону, усмехнувшись краем губ. Переступаю порог, сразу же обнимая себя руками. Намного холоднее, что не должно вызывать удивления. Дилан прикрывает дверь, сует ладони в карманы и странным образом топчется на месте, ожидая, что я пойду вперед. Так и поступаю, не давая ему даже подумать, что со мной что-то не так, хотя, кажется, я и без того создаю впечатление странной личности. Спускаемся по лестнице. С кухни доносится противный кашель с мокротой. Сжимаюсь, скованней двигаясь. Ногами ступаю по полу первого этажа, внимательно прислушиваясь к шагам Дилана, чтобы убедиться, что он не отстает.

Не хочу одна заходить на кухню.

Но приходится сделать шаг первой. Медленно заглядываю на кухню, практически не шевеля руками, которые сильно прижаты к моему животу. Взгляд тут же утыкается в спину широкоплечему мужчине, тот курит, сидя за столом, и подносит рюмку к губам, опустошая. Резко поворачивает голову, устремив на меня злой взгляд, отчего сразу делаю шаг назад, врезаясь спиной в грудь О’Брайена, и поднимаю на него глаза:

– Я не голодна, – горло болит, поэтому голос охрипший.

Я правда не хочу кушать. Чувствую себя нехорошо.

Дилан ничего не отвечает, но лишь закатывает глаза в потолок, надавив мне на плечи руками, и это действие полностью подкашивает меня. Отскакиваю от парня подальше, быстро проходя по кухне к холодильнику. Ладонь сама тянется к плечам, начинаю пальцами мять их, пытаясь справиться со скачущим сердцем в груди.

Дыши. Просто, дыши.

Ненавижу, когда меня трогают.

Не поворачиваю голову, не желая вновь встречаться с взглядом отчима, который, я чувствую, смотрит на меня. О’Брайен совершенно спокойно проходит ко мне, открывая холодильник, из-за чего делаю шаг в сторону, стараясь не смотреть лишний раз на парня.

– Вот, – Дилан достает упаковку бекона. – Ты ешь бекон?

Хочу дать внятный ответ, но отчим подает голос, отчего по спине бегут сотни мурашек:

– Она такое не ест, – тон грубый, холодный.

О’Брайен бросает на него взгляд, усмехнувшись:

– А я не пью коньячок с утреца, и что? – что ж, соглашусь, его невоспитанность очень даже кстати сейчас. Парень кладет упаковку на столешницу, спрашивая:

– Яичницу будешь?

Потираю запястье руки, откашливаясь:

– Я не голодна, – твержу одно и тоже, но кто меня слушает?

– Будешь, – как-то ровно проговорил Дилан, достав из холодильника пару яиц, и закрыл его ногой, подойдя к плите.

Я не ем яйца, не ем бекон. Отчим запрещает, ведь это вредит фигуре.

А он любит «кости».

Не знаю, куда податься: мне не хочется стоять близко к мужчине, но и сохранить расстояние между мной и Диланом стоит. Парень ставит сковородку на плиту, чувствует, по всей видимости, себя прекрасно и ничего его не стесняет:

– Разбей яйца, – не просит. Тон совершенно иной. Я поднимаю на него взгляд, хмурясь, и парень продолжает, усмехнувшись:

– Думала, я буду всё один делать? – он всё-таки улыбается, когда закатываю глаза, взяв одно яйцо в руки. Верчу, кручу, а понять, как их разбивать – не могу. Никогда не готовила их, завтраком обычно Мария занималась. Смотрю на продукт, как на чудо света, нажимаю пальцами, напряженно следя за тем, как скорлупа трескается.

– Эм, Эви, – Дилан почесал висок пальцем.

– А? – смотрю на него, сильнее сжимая бедное яйцо, которое «разрывается» в моих руках, вытекая на пол. Мы оба опускаем глаза вниз, и я слышу, как отчим пыхтит, еле сдерживая крик:

– Гребаная… – подносит рюмку к губам, краснея на глазах.

– Извини, – прошу у Дилана, немного опешив. Тот откашливается:

– Мой тебе совет – это лучше делать над сковородкой, – делает шаг назад, жестом предлагая мне встать ближе к плите. Я кладу остатки скорлупы на столешницу, рассматривая липкие пальцы. О’Брайен протягивает мне второе яйцо, но отказываюсь, теряясь:

– Нет, у меня вряд ли выйдет…

– Черт, просто бери, – сует мне в ладонь, заставляя всё же взять. Качаю головой. Таким образом все яйца закончатся, а отчим их любит.

Начинаю нажимать пальцами на скорлупу. Масло уже шипит на сковородке, поэтому капельки, что разлетаются во все стороны, обжигают кожу. Давлю, хмуря брови, ведь действительно хочу, чтобы у меня получилось.

– Как ты вообще выживаешь, если даже яичницу готовить не умеешь? – Дилан делает шаг ко мне, стоя сбоку, и касается пальцами моих пальцев, видимо, хочет показать мне, как нужно делать, но от прикосновения, даже такого простого, вздрагиваю, дернув плечами, и отпускаю яйцо, которое падает на пол, разбиваясь. Замираю, прислушиваясь к тому, как тяжело дышит отчим за спиной, скрипя зубами от растущей злости. Его терпения не на долго хватит…

– Рукожоп, – О’Брайен обреченно вздыхает, идет к холодильнику, взяв ещё два яйца, и возвращается, вновь протянув мне одно. Я прошу, уже опуская липкие руки:

– Давай ты?

Но Дилан только нагло усмехается, кивая на яйцо в своей ладони, которое я всё же беру, слушаясь. Пытаюсь не наступать на желтки, что растекаются по паркету, снова повторяя. Нажимаю на скорлупу, правда стараясь. Кажется, моя напряженность и концентрация смешит парня, отчего ворчу, наконец, вызволив желток и белок из скорлупы. С облегчением вздыхаю, взглянув на Дилана:

– Моя помощь на этом ограничивается?

– Ну, я надеялся позавтракать утром, а не ближе к вечеру, ибо, походу, мы с тобой долго яйца бить будем, – берет яйцо, разбивая его о край сковородки, и сразу же выливая содержимое на её поверхность. Я приоткрыла губы, закатив глаза. Умник. Только яйца бить и умеет.

Парень выкладывает два кусочка бекона рядом с белеющим белком, после чего берет соль, внимательно разглядывая её, и сыпет, цокая языком, ведь отчим вновь возмущается:

– Тебе нельзя соленую пищу, – это обращение ко мне, поэтому прекращаю стучать пальцами по краю столешницы, покорно кивая головой.

– Ничего, не помрет, – Дилан явно хочет потрепать мужчине нервы. Что ж, вперед и с песней.

Но у Дилана звонит телефон. Парень роется в заднем кармане джинсов, вытащив его, и хмуро всматривается в номер, долго ничего не говоря и не двигаясь, поэтому интересуюсь:

– Кто?

О’Брайен прижимает к себе телефон, пряча экран, и кивает головой на сковородку:

– Следи, – и трогается с места. Уходит, а мои внутренности выворачиваются, сжимаются, подобно сухому фрукту. Не сглатываю, не провожаю парня взглядом, просто замираю, уставившись на желток.

Шаги Дилана уже не слышны. Он ушел. Он ушел, и я, черт возьми, чувствую, как мое дыхание прерывается, ведь за спиной скрипит стул.

От лица Дилана.

Ухожу в гостиную, прикрыв за собой дверь. Осматриваюсь, отвечая на звонок, и прижимаю телефон к уху, хмурясь:

– Ого, а твои родители знают, что ты звонишь мне?

– Ха-ха, – голос Ника напряжен, но он скрывает это смехом. – Очень остроумно, они просто вышли к соседям.

– И чего хотел? – осматриваю помещение, пальцем скользнув по спинке дивана.

– Эм, узнать, как дела? Как Эви? – явно немного растерялся.

– В порядке, – мой ответ короткий, но ясный и вполне понятный.

– Просто, я вот, о чем подумал… – так и знал. Ник никогда просто так не звонит. У него есть цель, и сейчас он прекратит этот концерт, сразу перейдя к делу.

– Всё-таки у тебя не те условия, – говорит, а я хмуро смотрю в окно, задумавшись:

– А точнее?

– Ты и сам это понимаешь. Если Эви не хочет пока возвращаться домой, то пускай поживет со мной. У меня условия намного лучше, – смеется, – ну, думаю, это ты и так понимаешь, – смешно? Тебе, черт возьми, смешно? Знает же, как я отношусь ко всему этому, поэтому и настаивал на том, чтобы эта девушка осталась у него. С чего это вдруг Ник одумался?

– Дил? – он зовет меня. – Так что, где мне её забрать?

Я чешу висок, подбираю слова для ответа в стиле «Дилана О’Брайена», полного сарказма, но отвлекаюсь, расслышав грохот. Оборачиваюсь, уставившись на дверь с мутным стеклом. Ник продолжает звать, докапываться до меня, но опускаю руку, отклоняя вызов, и быстро шагаю к двери, толкая её рукой. Тут же торможу, от неожиданности качнувшись на пятках, когда мимо проходит мужчина, спешащий к лестнице. Сверлю взглядом его затылок, двинувшись дальше, к кухне, но, переступая порог помещения, останавливаюсь.

Девушка поднимает на меня типичные для неё испуганные глаза, стоя в нескольких сантиметрах от плиты. Сжимает губы, чтобы скрыть их дрожание. Опускаю взгляд, уставившись на перевернутую сковородку, которая лежит на полу, после чего вновь смотрю на Эви. Та прижимает к животу трясущиеся руки, нервно улыбаясь:

– Я случайно, – шепчет. – Я-я, – заикается, – я случайно, прости, – опускает глаза, явно над чем-то раздумывая. – Я не голодна, – проглатывает воду во рту, начиная перебирать ногами. – Я не голодна, – повторяет, желая обойти меня и покинуть кухню, но, сам не осознаю, как резко хватаю её за локоть, дернув обратно на себя, чтобы… Чтобы что?

Но продолжения моих действий не требуется, ибо девушка с настоящей злостью бьет меня по руке, вынуждая разжать пальцы. Удивленно, нет, скорее, просто смотрю на неё, по-обычаю хмурясь. Эви тяжело дышит, с отвращением шипя:

– Хватит меня трогать! – её охрипший голос прорвался. – Хватит! – смотрит прямо мне в глаза, прижимая к себе руки, которые складывает на груди, внезапно поникнув. Оглядывается, качнув головой, и вновь рушит молчание между нами:

– Просто, поешь, – мне знаком этот тон. Девушка опять восстановила зрительный контакт, часто моргая:

– Я хочу в ванную, так что… Просто, поешь, – делает шаг, выходя спиной вперед в коридор. Я продолжаю молчать, ведь мне и нечего говорить. Эви разворачивается, быстро уходя в сторону, к лестнице, после чего слышу скрип ступенек, и бросаю взгляд на перевернутую сковородку. Ставлю руки на талию, полностью уходя в свои мысли.

И не верю.

Точнее, не хочу верить, или, тем более, сравнивать, но…

Черт, Эви ведет себя так же, как Дженни.

Я не стал ничего кушать. Тупо собрал всё с пола, выбросив в мусорное ведро вместе со сковородкой, так как мне лень её мыть. Стоял на кухне минут десять, может и больше, просто не зная, как поступить. Кто я такой, чтобы лезть в дела чужой семьи? Пальцами всё время потираю экран телефона, всё больше убеждаясь в том, что у Ника ей будет гораздо комфортней. Тем более они ладят.

Решаю вернуться в комнату.

Не могу лгать о том, что мне неловко, но реакция Эви поставила меня в тупик. Эта баба, оказывается, умеет злиться? Неплохо, хоть что-то. Но…

Поднимаюсь по лестнице, сжимая и разжимая пальцы.

Я сделал ей больно? С чего такой ненормальный рефлекс?

Торможу на ступеньке, чуть не дойдя до второго этажа, когда из ванной выходит мужчина. Его красная кожа покрыта капельками воды или пота, хрен поймешь. На шее видна толстая вена. Он вытирает нос рукой, бросая на меня взгляд. Хмурю брови, немного покосившись на дверь ванной комнаты.

Разве, Эви не сказала, что собирается принять душ?

Да, я слышу, как вода шумит, но… Черт, это вообще нормально? Сколько ей лет? Почему она позволяет ему, хоть он и отец, находится в ванной, пока принимает душ?

Вновь искоса смотрю на мужчину.

И тот улыбается.

Этот факт просто вышибает мои чертовы мозги. Этот тип лыбится. С какого хера?

Отец Эви исчезает за дверью своей комнаты, после чего остаюсь один в коридоре, не в силах закрыть рот. Медленно перевожу хмурый взгляд в сторону ванной, продолжая подниматься. Сворачиваю к комнате Эви, немного замешкав на пороге.

Я совершенно отказываю принимать и обрабатывать кое-какие мысли, которые нагло лезут в голову. Это не мое дело. Совершенно.

***

Холодная вода сильно бьет по спине. Красные участки кожи горят, принося неописуемую боль, горло будто разорвали на куски.

Эви сидит на ледяном дне ванной, обнимая колени руками. Мокрые волосы червяками липнут к лицу, которое морщится. По щекам текут горячие слезы, смешиваясь с водой. Девушка прижимается лбом к плиточной стене, начиная покачиваться вперед-назад и тихо мычать сжатыми губами, а к трубе от её ног течет алая жидкость.

***

***

От лица Эви.

Этого следовало ожидать.

Уже который час стою у зеркала в ванной, причесывая волосы. Смотрю самой себе в глаза, понимая, что вот она – я – потенциальная жертва, которая не видит никакого другого варианта, кроме как сдаться. Нет больше возможностей помочь маме и при этом остаться целой. Отчим знает, как и куда бить. Знает мои больные места, знает, что нужно говорить, чтобы полностью сбить мой слабый боевой настрой.

Да, смотри на себя, Эви. Это ты. Но тело и лицо не твое. Ничего твоего нет здесь. Ты – никто. Тебе не отвратительно? Тебя не тошнит, а? Эви? Как ты себя чувствуешь после того, как тебя выдрали? Дико, не жалея. И ты не пискнула. Ничего не сказала. Ты терпишь? Ради матери? Или ты просто сдалась, но продолжаешь оправдывать себя тем, что больше нет вариантов?

Резко провожу расческой по волосам, сдирая локоны волос. Они падают в раковину, на которую опираюсь руками, прижимаясь лбом к зеркалу.

Я накричала на Дилана. Наверняка, он уже ушел. Кто станет терпеть такое?

Выпрямляюсь, делая короткий шаг назад, но тут же мычу, сжимая ладони между ногами. Прислоняю её к низу живота, пыхтя, после чего вновь смотрю на свое отражение, видя, как моя голова начинает дрожать. Приоткрываю губы, не сдерживая слезы, которые накапливаются в глазах, и размахиваюсь, ударив ладонью по зеркалу.

Дышу через нос, быстро надевая на себя большую футболку и штаны. Покидаю ванную комнату, не бросаю взгляда в сторону комнаты отчима, не желая даже узнавать, вышел он или нет? Просто толкаю дверь, переступая порог своей комнаты, но тут же ощутив, как в груди образовывается тяжесть.

Дилан сидит в кресле, держа в руках одну из книжек, которая стояла у меня на полках. Поворачивает голову, взглянув на меня. И я не могу понять, злится ли он, ибо парень крайне безэмоциональный. Прикрываю дверь до щелчка, пытаясь не хромать. Обнимаю живот руками, медленно подходя к кровати. Поднимаю на О’Брайена глаза. Тот так же смотрит, не отрывается. Уставился, разъедая меня взглядом:

– Воду не экономишь, я смотрю, – выдает, захлопнув книжку, и встает, двигаясь к полкам, чтобы поставить её на место. Моргаю, виновато потирая плечи:

– Ты не ушел? – даже не знаю, чего больше в моем голосе: удивления или облегчения.

– У нас был уговор, – Дилан развернулся, вновь восстановив наш контакт глазами. – А, судя по твоему голосу, ты ещё не скоро выздоровеешь, – факт, но… Горло болит уже по иной причине. Не самой приятной.

Касаюсь шеи ладонью, потирая кожу, и слабо киваю головой, медленно садясь на край кровати. Пустой, уставший взгляд опускаю в пол, пытаясь контролировать трясущиеся руки. Дилан сует ладони в карманы джинсов, проходя по комнате, и останавливается напротив меня, прижимаясь спиной к стене. Из-подо лба смотрю на него.

Ждет извинений?

Откашливаюсь, решая поскорее покончить с этим:

– Извини, что накричала, – почему я всё время должна просить прощения? Меня уже тошнит от этого. От того, что я всегда должна терпеть эти унижения, слушаясь и повинуясь. Я…

– Ты не тактильный человек? – мои извинения смело проигнорированы. Наклоняю голову на бок, шепча:

– Что?

О’Брайен отрывается от стены, делая шаг ко мне:

– Тебе не нравится, когда тебя трогают? С чего такая реакция была?

– Да, – киваю, как болванчик. – Да, мне не нравится, когда меня трогают, поэтому сорвалась, – это почти правда, но тоже неплохое оправдание.

Дилан сощурился:

– А если ты кого-то трогаешь?

Хмурю брови, моргнув.

Что он несет? Я уж тем более никого не хочу трогать. Абсолютно. Меня воротит от одной мысли о том, что мне приходится «трогать» отчима, прижиматься к нему, делать то, что он хочет, так что – нет.

Дилан садится рядом.

Мои зрачки замерзают на пальцах, которые прижимаю к коленкам, натягивая ткань штанов. О’Брайен продолжает смотреть на меня краем глаза, дожидаясь ответа, поэтому заставляю себя говорить, бросая довольно сухо:

– Нет, поверь, мне не хочется кого-то трогать, – нервная ухмылка лезет на лицо, и не могу справиться с ней.

Дилан поднимает одну ладонь, поставив локоть согнутой руки на свою коленку. Я искоса смотрю на него, хмуря брови:

– Что ты делаешь? – шепчу, хрипя. Парень усмехается, но не нагло:

– Давай.

– Чего? – поворачиваю голову, вообще потерявшись в том, что сейчас происходит.

Дилан видит смятение в моих глазах, поэтому вздыхает:

– Просто, потрогай.

– Зачем? – повышаю голос, раздражаясь.

– Меня бесят люди, но не знаю, как отношусь к тому, что меня трогают, так что помоги мне разобраться в этом, – его ответ звучит нормально, но я отрицательно верчу головой:

– Не собираюсь этого делать.

– Давай, Эви, – держит ладонь тыльной стороной ко мне, сжимая и разжимая пальцы. С недоверием смотрю на него, не веря:

– Это глупо, я же сказала, что не люблю, когда меня трогают…

– Ты сама потрогай. Я тебя вообще не касаюсь, – хмурит брови О’Брайен, раздраженно закатив глаза. – Хватит, давай уже.

Вздыхаю, кусая губу, ведь вот-вот из глаз рванут слезы.

– Давай, не ломайся, – Дилан говорит вполне спокойно, не давит, но и не оставляет мне выбора.

Я послушна. И всегда лучше выполню «приказ», чтобы меня поскорее оставили в покое, чем буду оттягивать.

Делаю ещё парочку громких вздохов, прежде чем вновь смотрю на ладонь парня, сжав свою в кулак. Моргаю, нервно прикусывая кончик языка во рту, пока приподнимаю одну руку. Тут же ощущаю жар, охватывающий мое тело, ведь пальцы трясутся. Давление растет, и мне не справиться с этим, поэтому сжимаю губы, глубоко дыша через нос.

Дилан не шевелится, что уже хорошо.

Просто представь, что касаешься какого-нибудь предмета: кружки, книжки, шкафа.

Не думай об О’Брайене.

Кончиком среднего пальца касаюсь тыльной стороны ладони парня, который опускает взгляд на свою руку, так же дыша через нос. Напрягаюсь, сглотнув, чем вызываю боль в горле. Немного наклоняю голову, надеясь спрятать глаза от Дилана. Прижимаю остальные пальцы к его коже, нащупав нити вен. Медленно скольжу выше, чувствуя, как сердце начинает ныть, при попытке сделать вдох, что крайне затрудняет мои действия. Но уже не опускаю голову, приподняв её. Наблюдаю с явным интересом за собственной рукой, пальцы которой касаются пальцев Дилана. Тот сидит молча. Так же внимательно следит за моими движениями, еле шевельнув пальцами, раздвигая их шире, чтобы я могла протиснуть свои между ними. Мои дрожащие губы всё равно в итоге приоткрылись, вынуждая дышать через рот. Но вдохи не рваные. Грудь спокойно поднимается и опускается, давление не давит на виски, не приносит боль.

Полностью прижимаю свою ладонь к тыльной стороне его, чувствуя твердые костяшки. Моргаю и всё-таки поднимаю взгляд на парня, резко отпрянув, убрав руку, ведь О’Брайен смотрит на меня. Отвожу взгляд, почесав коленку:

– Нет, мне не нравится, – вердикт.

– Да, херня какая-то, – Дилан поднимается с края моей кровати, обходит её, вновь взяв с полки книгу, и возвращается на «свое» кресло.

Я хмурю брови, взглянув на свои ладони, которые лежали на коленях. Разглядываю подушечки пальцев, медленно сжимая их.

Мне не может это нравиться.

А Дилан не хотел ничего проверять.

Он просто добивается её доверия.

========== Глава 14. ==========

[флешбэк]

Уходит.

Девушка топает ногами по холодному полу, крепко обнимает себя руками, вовсе не желая согреться. Она спешит. Прикрывает веки, всего на секунду, когда слышит за спиной голос брата, который заметил её ещё во дворе, но девушка проигнорировала его зов, как и сейчас не дает ответной реакции.

Дилан спешит за ней на второй этаж:

– Дженни? – быстро минует лестничный проем, успев поймать сестру у двери ванной комнаты. Разворачивает, напряженно всматриваясь в карие потухшие глаза:

– Что с тобой? – хмурится. Дженни приходится поднять голову. Дилан хоть и младше неё, но гораздо выше, из-за чего она чувствует себя более подавленной. Девушка должна уметь «различать» людей, а не сметать всех под одного, но Дилан – парень, и Дженни совсем не хочется говорить с представителем мужского пола. Её тошнит.

– Ты в порядке? – О’Брайен потирает её плечо холодной ладонью, всё-таки дожидается ответа, но девушка смотрит на него, не проявляя никаких теплых чувств.

Она уже давно сравняла всех.

Убирает его ладонь со своего предплечья, сжав губы, и медленно, немного неуверенно разворачивается, открывая дверь ванной комнаты, после чего исчезает в тускло освещенном помещении из холодной плитки, оставляя брата одного в коридоре. Тот моргает, делая короткий шаг к захлопнувшейся перед носом двери, хмуро сверлит её поверхность взглядом, начав нервно стучать костяшками пальцев по бедру.

Шум воды.

Парень раздраженно выдыхает, качая головой. Ему надоело. Всё время подбадривает Дженни, кое-как, но заботится, пытаясь облегчить ей жизнь, но думает ли она о нем, если поступает таким образом? Дилана это злит. Безумно, до скрипа зубов.

Он трет затылок, впервые наплевав на сестру, разворачивается и уходит обратно к лестнице, не пытаясь добиться объяснений.

Но О’Брайен не мог предугадать, что эта довольно неприятная молчаливая встреча будет последней.

[конец флешбэка]

Дилан вздрагивает, сразу же почувствовав, как ноет его копчик. Неудобное положение для сна, тем более сидя. Он несколько секунд трет веки, сонное лицо опухло, а глаза вот-вот да вытекут из орбит. Ужасное состояние. Случалось ли кому-то просыпаться с таким ощущением, что всё ваше тело напичкано каким-то дерьмом? Именно так чувствовал себя этим утром Дилан О’Брайен, который взглянул на экран телефона, удвоив свое раздражение.

Четыре утра.

Гребаных. Четыре. Утра.

Пыхтит, прикрывая лицо ладонями, и резко выпрямляется, почесав пальцами макушку, поднимает голову, первую секунду опешив, ведь Эви сидит на кровати, прижимаясь спиной к стене, и смотрит на него, хмуря брови:

– Тебе что-то снилось? – её голос охрипший, тихий, но выражение лица какое-то неживое. Прижимает колени к груди, а руки держит на животе, немного наклоняя голову на бок:

– Ты ворочался. Кошмар?

Дилан не помнит, что ему снилось, да и вообще не считает нужным обсуждать это с кем-то, поэтому меняет тему, опустив лицо в ладони:

– Чего не спишь? – зевает, не желая поднимать голову, но молчание в ответ раздражает, поэтому ворчит, взглянув на девушку. – Я задал во… – замолкает, проглатывая слова.

Дженни сидит на кровати, со своим обыкновенным равнодушием смотрит на Дилана, так же прижимая колени к груди. Её темные зрачки не шевелятся, не моргает, правда, медленно, но хмурит брови, отчего её всегда привлекательное лицо искажается. О’Брайен хочет вскочить на ноги, но не выходит, не чувствует собственного тела, из-за чего внутри рождается паника, довольно сильная, от которой тут же сохнет горло. Парень вновь смотрит на сестру, а та скользит своими ладонями к лодыжкам ног, касаясь виском коленей, сутулится, не сводя взгляда с брата, который открыл рот, начав часто моргать, ведь в глазах образовался неприятный песок. Как бы он ни старался не отвлекаться от лица Дженни, но всё равно одна деталь привлекает внимание, заставляя опустить взгляд ниже, на белую простынь.

Пятно.

Темное, бордовое. Оно растет, увеличивается прямо под девушкой, которая прикрыла веки, сморщившись от дикой боли внизу живота.

– Дженни? – Дилан вновь поднимает на неё глаза, пытаясь подняться с этого чертового кресла, но всё тело поддается напряжению и тревоге, начиная трястись. Девушка глубоко дышит, протискивая ладони между сжатыми ногами, к внутренней части бедра, после чего вовсе прячет лицо, лбом прижимаясь к коленям, начиная тихо мычать.

О’Брайен замер. Боль в глазах усилилась, а контролировать горячие слезы уже нет сил. Парень повторяет попытки встать, но всё тщетно.

Она, черт возьми, так близко, а он ни черта не может сделать.

Ощущение такое, что по всему телу прошел электрический разряд.

Дилан распахивает веки. Во второй раз за это гребаное утро. Да, оно всё такое же серое и до жути отвратительное, ибо состоянию парня нельзя завидовать. Он тяжело дышит, моргая, и осматривается по сторонам: он в комнате Эви, в воздухе всё та же пыль. Ничего не изменилось. Скованно садится прямо на кресле, еле заставив себя прикрыть рот, ведь шоковое состояние не отпускает его, а дрожь в животе приносит не самые приятные ощущения. Парень хмурит брови, медленно касаясь пальцами шеи, подняв хмурый взгляд на кровать девушки, и с непониманием щурит веки.

Кое-что всё-таки изменилось.

Эви нет.

Сразу же поднимается с кресла, быстро оказавшись у двери, которая, как ни странно, открыта. Выходит в коридор прислушиваясь, хочет уловить хоть какой-нибудь звук, но в ванной тишина, как и на этаже в целом. Осматривается, почесав пальцами щеку, медленно переступает с ноги на ногу, двигаясь к лестнице, но не делает шаг вниз, замерев на месте, ведь до ушей донесся тихий голос. Или не голос? Парень сам не понял, не успел распознать его, понять, кому принадлежит, поэтому топчется, всё равно спускаясь вниз.

Первый этаж пропитан холодом. Дилан раздражает себя скрипом под ногами, пока медленно подходит к дверной арке, что ведет на кухню, но вовремя тормозит, вновь расслышав голос. Но теперь он уже точно уверен, кому он принадлежит.

Грубый, мужской, но тихий. Он шепчет. Отчим Эви. О’Брайен пытается понять, что мужчина говорит, но ничего толком не разбирает, понимая, что его ладони потеют. И только этого сейчас не хватает для кучи. Внутренности горят, в груди странная тяжесть, а в голове надувается шар. Парень прижимается плечом к стене, пытаясь побороть чувство тошноты. Впервые за эти два дня его вновь пробивает желание, немного неприятное, чего стоит ожидать от ломки. Сжимает веки, растирая кожу пальцами, на лбу выступают капельки холодного пота. Это, черт возьми, не вовремя.