Текст книги "Одиночество вдвоем (СИ)"

Автор книги: Paprika Fox

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

Тогда сомнений не остается.

Он такой же, как отчим.

И мне придется терпеть.

Мужчина спокойно кивает в сторону двери, что ведет в коридор, я моргаю, вдруг прекратив трястись, словно это должно произойти, да, я воспринимаю это, как должное.

Терпеть.

Краем глаза вижу, как Дилан пытается бороться, но чем больше он старается, тем сильнее получает от чавкающего мужчины, который с удовольствием на лице поднимает ногу, повторяя удары. Сжимаю ладони в кулаки, не в силах смотреть на это, и отворачиваю голову, тихо шепча:

– Хватит бить, – мужчина наклоняет голову на бок, несильно ударив меня битой по спине, отчего корчусь, обнимая себя тонкими руками, и медленно шаркаю ногами в сторону двери.

– Нет, – О’Брайен начинает шептать, но я отчетливо слышу. – Нет, Кларк. Оставь её! – уже кричит, за что получает ногой в живот. Мужики прижимают его к полу, опускают, всё так же держа. Я не могу смотреть на него, не могу думать о том, что происходит в данный момент, в этой гребаной реальности, где мне приходится только молча терпеть все пытки и унижения.

Терпи, Эви.

Прислушиваюсь к тяжелым шагам за спиной, и прикрываю веки, ровно дыша через нос, глубоко и спокойно, восстанавливая биение сердца. И вновь прибегаю к тому, что помогало мне терпеть всё это на протяжении стольких лет.

Я отключаюсь. Отключаю эмоции, чувства, ни о чем не думаю, просто послушно выполняю то, что мне говорят. Воспитание отчима глубоко затронуло меня, и моя выдержка, то, что не убила себя – это не знак того, что я сильная. Нет, я вовсе не пытаюсь что-то изменить.

Толкаю дверь рукой, всё-таки бросая короткий взгляд через плечо на парня, который не сдается. Вот, кто на самом деле сильный, человек, способный бороться.

Мужчина давит битой мне на затылок, заставляя переступить порог, с моих губ слетает рваный вздох, когда дверь со скрипом закрывается, оставляя меня с мужчиной наедине, под тусклым светом мерцающих ламп.

Толчок.

Худое тело упирается своими костями в жирную тушу, что так яро врезается своими бедрами в бедра девочки, которая сжимает губы, закинув голову, и смотрит в потолок, сдерживая эмоции.

Терпи.

…Моя голая спина прижата к бледной, покрытой пылью, стене, рыхлой, царапающей мою кожу при каждом сильном толчке, трясущиеся руки прижимаю к груди, смотря в противоположную стену, не на мужчину, который держит меня за бедра, грубо насаживая, входя в меня с хриплыми вздохами.

Глаза слезятся, так что сжимаю веки, закинув голову…

Терпи.

Он сжимает пальцами тонкое горло девочки, прерывая её способность получать кислород. Ребенок, не смотрит на него, вцепившись ручками в его ладонь, пытаясь разжать, но не кричит, не подает звука, не молит о прекращении, чего так желает отчим.

Терпи.

…Грубый толчок. Я не сдерживаюсь, простонав сжатыми губами от боли, вонзаю ногти себе в шею, раздирая кожу, ведь мужчина ускорился…

Терпи.

Девочка прикусывает губу, выгибаясь, сжимает веки, давя ладонями на лицо отчима, движения которого стали резче. Она держится, глотает воздух, но не выходит. Её губы открываются, а душераздирающий крик, полный ужаса и боли, разносится по темной комнате.

Терпи, Эви.

***

Горячо.

Его глаза горят.

Дилана прижали щекой к грязному полу, руки уже ноют, как и всё тело, от побоев, которые не прекращаются. Мужикам скучно. Они ругают своего главного за то, что самое «приятное» достается ему, поэтому они развлекают себя битьем О’Брайена. Тот тяжело дышит, сжимая мокрые веки, ведь он не может, не справляется. Ему не под силу помочь человеку, который так смотрел на него. С какой-то надеждой, никто, даже Дженни не бросала подобного взгляда в его сторону. И это убивает морально.

Дилан должен помочь, должен что-то предпринять, он просто должен…

Дверь скрипит.

О’Брайен распахивает веки, с болью в глазах пытается приподнять голову, на которую ногой давит чавкающий мужчина:

– Всё? – улыбается, давя на парня сильнее. – И как она сосет?

Главный мужчина застегивает ремень, шмыгая носом:

– В следующий раз проверишь, – ухмыляется, качая биту в руках. – Ну, что, Дилан? – Останавливается возле парня, который не шевелится и не смотрит на него в ответ, будто потеряв свою наглость и силу. – Мы приедем в субботу. У тебя есть время найти деньги, – стучит битой по спине Дилана, которого сильнее прижали к полу двое других мужчин. – И не пытайся бежать, – кивает своим людям головой, которые отпускают руки парня. – Поверь, тебе негде прятаться, – идет в сторону двери, остальные последовали за ним. Дилан пытается приподняться на трясущихся руках, но чавкающий мужчина, напоследок, бьет его ногой в ребра, отчего парень вновь упал, кашляя.

Они покидают зал.

Дилан рвано дышит, через боль поднимая одну руку, чтобы схватиться за край стола, колени дрожат, но он поднимается, задерживая дыхание, сердце колотится, каждый удар отдается давлением в висках. Из носа течет кровь, разбитая губа ноет. Парень выпрямляется, стонет от боли, оборачиваясь. Смотрит в сторону двери, за которой тускло освещенный коридор. Опускает руки, терпит боль, направляясь в ту сторону, бросает взгляд назад, чтобы убедиться, что они уехали. Но это не дает надежду на безопасность.

Толкает дверь рукой, с тяжестью в груди переступая порог. Бессильно, изнеможенно смотрит на голую девушку, сидящую в конце коридора, в самом углу, прижимая колени к груди и обнимая их руками. Белое тело покрыто красными пятнами, дрожит, трясется, прижимаясь виском к стене. Смотрит перед собой, громко и тяжело дыша. Дилан прекращает чувствовать себя. В прямом смысле, выпадает из реальности, медленно шаркая ногами к ней, Эви дергается от судорог, взглядом скользнув по стене, и останавливает его на парне, который замер.

Она смотрит. Смотрит с осуждением? Нет. Со злостью? Вовсе нет.

Лицо Эви морщится, а красные, безжизненные глаза наполняются слезами, она медленно «отрывает» руку от колена, протягивая её в сторону парня, который буквально ощутил, как его собственное сердце каменеет, падает вниз живота, ведь она впервые тянется к нему. Дилан кому-то необходим? Да, Эви нуждается в нем.

И этого вполне достаточно, чтобы О’Брайен вновь пришел в себя, стал самим собой, он быстро перебирает ногами, снимая с плеч кофту. Опускается на колени возле девушки, желая одеть её, но та вовсе плюет на свою наготу. У нее в голове лишь одно желание – коснуться, ощутить его присутствие рядом. Эви пальцами больно сжимает шею Дилана, касаясь каждой напряженной вены, скользит, терпит боль, приподнимаясь, чтобы обнять, прижаться. О’Брайен выдыхает, поднимает глаза, не может позволить себе смотреть на неё, тем более касаться, но девушка так сильно жмется к нему, обнимает, прижимается мокрой от слёз щекой к его скуле, тихо, еле слышно, стонет и мычит от боли между ног и в горле, чувствуя во рту горький привкус. Дилан осторожно накрывает её плечи своей кофтой, его трясущиеся руки всё равно касаются спины девушки, а носом трется о её висок, стараясь не дышать. Сердце сходит с ума вместе с сознанием. Он не вытерпит этого снова.

И не собирается терпеть.

Но решимость к действиям, которая должна зарядить его силой, не приходит. Парень всё так же сидит, вслушиваясь в тихий плач Эви, и, как бы яро он себя не сдерживал, понимает, что его мокрые глаза начинают щипать. Дилан обнимает девушку, подтягивая к себе, отчего Эви дергается, ведь боль при движениях усиливается, но она ничего не говорит, сжимает губы, полностью растворяясь при попытке сделать вдох через нос. Да, она никогда бы не подумала, что аромат представителя мужского пола будет способен успокоить её, если учесть тот факт, что именно мужчин она пытается сторониться. Но сейчас Эви вдыхает аромат кожи Дилана, словно это её кислород, и ей чертовски мало. Больно вонзает ногти в кожу шеи парня, который прижимает её к себе, утыкаясь носом в шею. Гладит по волосам холодной рукой, продолжая попытки остановить жжение внутри, словно резко началась изжога, хочется распороть живот и тупо вытащить все наружу, лишь бы ощущение дискомфорта… Нет, это не дискомфорт. Это хуже, это отвратительней, и О’Брайен уже сталкивался с подобным чувством. Дженни. Ему не хочется вновь проходить через это.

Дилан думает, но решение приходит больно быстро.

Бежать. Да, знает, что кроме этого он ни на что не способен, но есть одно место, о котором вряд ли знает этот дилер. Именно сейчас Дженни дала ему ответ.

– Эви, – парень пытается заставить её прийти в себя. Берет за щеки, поглаживает по лбу, смахивая пот с искалеченной девушки, которая не может сфокусировать взгляд на нем.

– Надо уходить, – ставит перед фактом, поднимаясь с колен, и тянет Эви вверх, со сжатыми губами переносит её больные писки и мычание.

Как можно так просто приносить человеку боль? Как можно игнорировать мольбы о прекращении, крики боли, плач? Дилану этого не понять. Никогда. Даже сейчас он уже ругает себя за то, что заставляет её чувствовать боль.

– Потерпи ещё немного, – шепчет, вдруг поняв. – Посиди здесь.

Эви встревоженно взглянула на него, хмуря брови, но Дилан уже отпускает ее, позволяя сесть обратно, и быстро поднимается по лестнице, открывает дверь комнаты, вбегая внутрь, хватает рюкзак, начиная запихивать в него всё необходимое, с полок берет вещи Дженни, чтобы переодеть Эви. Там, куда они собираются, есть одежда и, кажется, еда.

В голове вертится: «Опять сбегаешь, О’Брайен?»

Да, именно. Он больше ничего не может. Вся его жизнь – это сплошная беготня. И парень не собирается останавливаться.

Грохот.

Глухой крик.

Звон стекла.

Дилан замер на месте, не переводит дух. Оборачивается, всматриваясь в темноту коридора, после чего бросает рюкзак, сорвавшись с места. Мчится вниз, готовый морально ко всему, но, выбегая в коридор, тормозит, теряя дар. Нет, не речи. Дар нормально и здраво мыслить.

Его отец шатается, оборачиваясь, в его руках сжато горлышко стеклянной бутылки из-под пива. Дилан опускает взгляд, понимая, что вновь выпадает из реальности, прекращая слышать шумы.

Эви лежит на боку. На бледной коже лба алые пятна крови, а вокруг головы осколки.

У меня больше нет сил терпеть.

========== Глава 19. ==========

Может, и нам стоит уйти?

От лица Дилана.

Не хотел.

Чертов светофор. Горящий ярко-красный свет впервые вызывает столько отвращения, что изводящая изнутри боль не щадит даже мои легкие, которые увеличиваются, стоит мне сделать короткий вдох. Пальцами одной руки сжимаю руль, другой – покусываю зубами, потираю сухие от нервов губы. В салоне тихо, это гробовое молчание, как удар в печень – резкое, грубое. Кажется, я могу почувствовать, как оно касается моей спины и подобно иглам вонзается в шею, которую начинаю чесать, с тяжелым выдохом подняв глаза на светофор. Красный даже не мерцает.

Моё сердце до сих пор колотится.

Я не хотел.

Поворачиваю голову, бросив какой-то слабый, опустошенный взгляд на Эви, девушка сидела молча на заднем сидении. Ладони держала на коленях, бледная кожа которых покрыта мурашками, с её синих губ слетает белый пар. Ей холодно, хотя ещё даже не вечер. Задумчивый взгляд направлен вниз, и меня беспокоит эта неизвестность. Мне не под силу залезть ей в голову и прочесть мысли, поэтому остается лишь гадать. Вряд ли Эви привыкла делиться с кем-то тем, о чем думает, своими тревогами. Она – одиночка, не рассчитывающая ни на кого, кроме себя. Да, я плохо знаю её и не уверен, что вообще хочу слушать всю историю, и, что-то мне подсказывает, она так же не сильно жаждет рассказывать. Не хочу лишний раз подливать масло в огонь, насильно заставляя её вновь вспоминать всё происходящее.

Эви практически не знает меня.

Только сейчас, сидя в салоне, окруженный тишиной, я понимаю это. И странно то, что девушка вообще доверилась мне. Да, я не любитель рассказывать о себе, так как тут и говорить нечего: наркоман, живущий в автомастерской. Очень насыщенная информация.

Наркоман, который провел почти день без дозы, но его руки трясутся совершенно по иной причине.

Отворачиваюсь, сжав руль пальцами, вымазанными в темной, алой жидкости, которая начинает высыхать, въедаясь в кожу. Мучительно долго смотрю на свои красные костяшки, сжимаю губы, чтобы не проронить ещё более тяжелый выдох. Не хочу, чтобы у Эви даже мысль мелькнула о том, что я разбит. Да, черт возьми, я человек, и мне свойственно опускать руки, и сейчас мне хочется остановиться. Прекратить вести машину, напряженно уставиться в потолок салона и просто дышать. Мне так же нужна передышка, время, чтобы дать возможность мыслям поглотить меня. Я хочу на пару минут стать «растением», игнорирующим реальный мир, проблемы и то, что она не говорит со мной.

Да, я вот-вот начну кусать локти, ведь Эви не проронила ни слова с того момента, как вышиб сознание из этого мудака. Даже не уверен, что он дышал, мне не нужно было убеждаться в этом. Я был зол, зол на себя, и появление виновника как раз кстати.

Я даже не задумывался над тем, чтобы остановиться, пока Эви смотрела. Лежала на полу, пытаясь терпеть боль, и наблюдала за происходящим, слегка нахмурив брови.

И вот она молчит.

Это взрывает мой мозг. Разносит его на куски.

Красный свет мелькает, и я уже готов нажать на педаль газа и крутить руль, лишь бы отвлечь себя каким-то делом. Автомобиль трогается с места, но воздуха в салоне не становится больше. Наоборот, голова идет кругом, а ладони рук потеют.

– Ты, – Эви шепчет, но я вздрагиваю, не ожидая того, что она заговорит, и внимательно прислушиваюсь, чтобы ухватить каждое слово.

– Ты употреблял наркотики, которые получал от людей, насиловавших твою сестру.

Взрыв. Вспышка, ослепившая мой рассудок, кажется, мне даже послышался треск, сопровождаемый болью в конечностях. Смотрю перед собой, напряженно сжимая зубы, которые начинают стучать от охватившего меня холода.

Молчу, ничего не даю в ответ, продолжая кое-как вести машину, но в мыслях слова Эви продолжают назойливо звучать. Снова и снова, громче, тише, медленно, быстро. И её тон. Она осуждает, она, словно желает нанести ножевые ранения, оставить внутри меня глубокие раны, что не затянутся.

И девушка ничего нового не открыла. Она лишь произнесла вслух то, что мне было отвратительно признавать, поэтому вовсе прятал этот факт, скрывал от самого себя.

«Ты убогий, Дилан», – вот, что расслышал с заднего сидения, но уже не так громко и уверенно. Не так зло, а скорее разочарованно. Я разочаровал её. И меня это «колышет». Мне не понять, с чего вообще лезу в её жизнь, почему пытаюсь добиться её доверия, ведь, повторюсь, не знаю её, но, черт, тот факт, что она похожа на Дженни, свел меня с ума ещё в тот день, когда её отчим пришел в библиотеку. Да, с тех пор я начал присматриваться, но лезть не думал, пытался намекнуть Нику, чтобы тот так же подметил некую странность, но тот ни в какую не хочет замечать проблемы, живя в своем идеализированном мирке, в котором нет насилия.

Но оно имеет место быть.

Глотаю один из самых тяжелых комков, когда-либо застревавших у меня в глотке, и выдыхаю, так и не находя слов. Мне незачем оправдываться. Ибо тогда буду чувствовать себя ещё большим дерьмом. Просто смотрю на дорогу, пытаясь не пропустить нужный поворот.

Мне тяжело. Мне, блять, так тяжело, что хочется кожу и волосы рвать, крича. Слишком трудно жить в такой реальности, среди тех проблем, что окружают каждый гребаный день, подбираясь ближе.

И ты, черт, совсем один. У тебя нет семьи, нет людей, которые могли бы поддержать, ибо никто не понимает, и никогда не поймет.

Хмурю брови, подняв взгляд на зеркальце, чтобы посмотреть на Эви, которая натягивает капюшон моей кофты на лицо, прячась от прохожих, что спокойно идут по тротуару, улыбаются, разговаривают. Это будто иной мир за стеклом. Две реальности, в худшей из которых оказались мы с ней.

Эви совсем одна.

Сидит в салоне, позади меня, но одновременно с этим так далека. Её здесь нет.

Вновь светофор. Вновь красный свет, вынуждающий жать на тормоз. Тяжело вздыхаю, закинув голову, и прижимаю затылок к мягкому сидению, уставившись вверх. Не слышу, как девушка дышит, из-за чего вовсе прекращаю ощущать её присутствие. Стал бы я забивать себе голову мыслями о человеке, который ничем меня не привлекает? Нет, если бы не одно «но» – не могу прекратить сравнивать Эви с Дженни. В этом вся проблема. Хочу исправиться? Избавиться от кошмаров, от стыда и злости за счет помощи девушке, которая оказалась в похожей ситуации? Черт, я действительно убогий, ведь даже в таком случае использую Эви в своих целях.

Моральный урод.

И как меня ещё Земля носит?

Зеленый. Лениво возвращаюсь в нормальное сидячее положение, вновь нажав на педаль газа. Нехотя берусь за руль обеими руками, в уставших глазах пульсирует давление. В последнее время я только и делаю, что сплю. Каждый день изматываюсь, теряю все силы, истощаюсь физически и морально до такой степени, что даже обычный вдох становится неимоверно тяжелой затеей.

Нет. Не только я чувствую потребность в постоянном сне. Эви так же всё время спит, даже сейчас, сидя позади, она скрывает лицо, ибо её веки прикрываются. Она надеется, что ей хватит секунды, чтобы вновь распахнуть их, но ей нужно больше. И, как бы странно не было сейчас о подобном думать, но я рад, что девушка спит в моем присутствии. Значит, кое-как, но доверяет мне, хоть это доверие и мизерное. Эви пытается натянуть ткань кофты и длинной, большой для неё, футболки на голые, покалеченные ноги, прячет тело, покрытое отметинами, и всё время ерзает на сидении, меняя положение ног, рук, туловища, ведь наверняка боль ещё не стихла. Не представляю, как она терпит это. Ладони прячет то в карманы, то сжимает между ногами, когда боль достигает своего апогея. Не смотрит на меня, всё это время, пока находимся в салоне, девушка даже косо не посмотрела на меня, не одарила злым взглядом, полного осуждения.

И мне больше нечего добавить.

Смотрю на руки, щуря веки. Потные, холодные, испачканные в крови.

[флешбэк]

Она не выходила из ванной комнаты на протяжении всего дня, и Дилан впервые оставил это без внимания, держа обиду за неприятный утренний разговор, которого, как такового не было, Дженни просто игнорировала все его слова, сказанные по другую сторону двери, так что, собрав остатки своей гордости, парень не думал первый выходить на контакт. Но время шло. Два ночи, а парень всё ещё не спит, пытаясь понять новую тему по физике, которую терпеть не может, и сейчас его голова вовсе не формулами забита. Он бросает взгляд в сторону двери, прислушиваясь в шуму, что исходит с первого этажа. Грохот и голоса. Отец вернулся, и, наверняка, он не трезв, а это значит, что мужчина направится в ванную, чтобы принять холодный душ, и уснет там. Дженни должна помнить, что ему не нравится, когда кто-то препятствует его «расслабляющей ванне», она должна уже выйти.

Дилан закатывает глаза, бросая учебник на стол, и поднимается с кровати, выходит в коридор, понимая, что вернулся отец не один, значит, ещё есть время освободить комнату. Подходит к двери, начиная стучать. Громко, не думая вести себя мирно, ведь всё ещё злится на сестру, которая не дает ответа.

– Дженни, там отец вернулся, – оповещает, опираясь кулаком одной руки на стену. Хмурит брови, ругнувшись под нос, ведь думает, что сестра опять игнорирует, и это, мать твою, так злит, постоянно выводит из себя. Когда Дженни успела стать такой?

Включает и выключает свет, зная, что это её злит, но сейчас никакой реакции. Уже напряженно стучит, слыша, как на первом этаже что-то бьется. Опять бросается посудой? В честь чего на этот раз?

– Дженни, отец выпил, – этих слов всегда было достаточно, чтобы девушка выскочила из ванной в одном полотенце. Никто не горит желанием пересечься с человеком, который становится сам не свой, когда употребляет алкоголь, не зная рамок.

Дилан нервно оттягивает нижнюю губу пальцами, дернув за ручку двери, которая, как ни странно поддалась. Парень замер, немного задумавшись. Дженни постоянно закрывается, даже если просто чистит зубы, быть может, она уже давно уехала, а он просто не услышал?

С осторожностью открывает дверь, заглядывая в помещение с разбитым зеркалом, поверхность которого покрыта алыми пятнами – отпечатками от пальцев. Темный взгляд скользит по измазанным стенам, красным каплям, что стекают по бледной плитке, оставляя следы.

И уже в следующее мгновение О’Брайен растворяется. Он спотыкается о порог комнаты, рванув к белой ванне, переполненной светлой алой жидкостью, поглощающей тело бледной худой девушки, тело которой было изрезано в разных местах.

– Дженни? – зачем он произносит её имя?

У Дилана шок. Он плохо понимает, что происходит, не может поверить в реальность того, что видит перед собой.

Много красного. Он ненавидит красный цвет.

– Дженни, – повторяет, опустив свои руки в холодную воду, чтобы приподнять её тело. Голова девушки запрокидывается, а синие губы приоткрываются. Она не дышит. Впалые щеки, темные круги под расслабленными веками. Дилан впервые видит её такой умиротворенной. Его начинает неприятно трясти, что мешает двигаться, но он не сдается, полностью поддается панике, поглощающей его. Берет лицо сестры, начиная трясти:

– Дженни?! – моргает, начиная понемногу осознавать, что это происходит на самом деле, что с её губ не срываются вздохи.

– Черт возьми, – оглядывается, видя, что отец с незнакомыми мужчинами поднимается по лестнице. Они пьяны, но уже начинают всматриваться. Дилан гладит сестру по мокрым волосам, прося:

– Вызовите скорую! – хотя это безнадежно. Машине не добраться так быстро к этому захолустью, оторванному от социума, но сейчас Дилан не думает об этом. Он просто потерян. Шок мешает принимать решения, парень сжимает кровоточащие запястья Дженни, роняя стон с губ, полный какого-то жалкого отчаяния и растущей в груди ноющей боли, что усиливается при каждом сжатии рук сестры, которая не реагирует на его прикосновения.

И Дилан погружается в этот растущий на глазах хаос, он пока не полностью осознает, что вот он – конец его и без того ненормальной жизни. Парень не может оторвать свой взгляд от Дженни. Боится моргать, боится шевелиться. Он замер, застыл во времени.

Поэтому не слышит слов отца, который переглянулся с мужчинами, холодно произнеся:

– В озеро скинем? – единственное, что его напрягло, – денег на похороны не хватит, а спина слишком болит, чтобы закапывать в землю, так что это одно из самых простых решений. Собутыльники пожали плечами, не видя смысла спорить с ним, и уже через секунду безжизненного Дилана оттаскивают от ванной, заставляя отпустить руку Дженни, в кожу которой он вонзил пальцы.

– Нужно поскорее убрать труп, а то вонять будет, – вот, что говорит отец, отпивая ещё пива из бутылки, после чего закатывает рукава, спокойно помогая мужику поднять тело девушки. О’Брайен медленно провожает их взглядом, начиная дергать руки, которые держат два незнакомца, переговариваясь между собой.

– Вы, что, вы… – Дилан медленно осматривается, ловя каждое кровавое пятно взглядом. Помещение перед глазами начинает качаться, из-за чего парень теряет равновесие, валясь на холодный мокрый пол, хлопая ладонью по красной луже у половичка. Мужчины спокойно покидают ванную комнату, решая, что выпить сегодня вечером и где лучше заночевать, а Дилан сутулится, сидя на коленях. Смотрит на стену перед собой, всё так же находясь в себе.

И парень сидит там около двух суток, не шевелясь, среди кровавых пятен и запаха сигарет, смешанного с ароматом геля для душа.

Дженни впервые не закрыла дверь.

Девушке не хотелось умирать.

На самом деле, она ждала, что кто-то найдет и поможет ей.

Она ждала Дилана.

[конец флешбэка]

***

«Убежище» Дженни – место, в котором она скрывалась неделями, пропадала, и о котором знал только я. Приезжал, завозя ей продукты и предметы первой необходимости. Ей стоило только попросить – и я уже мчался к ней, радуясь, что могу лишний раз увидеть её, так как дома среди пьяных оров мне безумно не хватало Дженни, но и звать девушку обратно не хотел, так же, как и тревожить своим присутствием, хотя её отдаленность от меня злила. Я чувствовал себя брошенным. Не самое приятное чувство, согласитесь, да и возвращаться сюда не намеревался. Но порой мне хотелось уединения, так что заваливался сюда, куря травку и выпивая, расслаблялся, ведь точно знал, что никто не найдёт меня.

Этот старый автодом – дом на колесах – отец приобрел ещё в молодости, но не стал им заниматься, не находил времени, так что даже не заметил его исчезновения из гаража. Мы с Дженни уехали, решив использовать трейлер, как место для нашего уединения. После ухода матери только там и тусовались, вовсе не думая об её предательстве. Это было нашим местом, впоследствии ставшим убежищем для Дженни.

Мы оставили его недалеко от дороги – шоссе, по которому не так часто ездят автомобили, так как была открыта другая трасса, по которой можно быстрее добраться до соседнего города, куда многие стремятся. И мы с Дженни туда собирались переехать, как только я закончил бы школу, ведь к тому времени мы смогли бы накопить денег. Это было моим обещанием, но и его сдержать не смог.

Место, где стоит автодом уже заросло, что только к лучшему. Все эти ветки, кусты, стволы деревьев полностью скрывают автомобиль.

Я съезжаю со старой дороги, которую вряд ли возьмутся ремонтировать, машину немного качает, когда подъезжаю к хвойным деревьям, нажав на тормоз. При всем своем желании Карл не сможет найти нас. Он не знает об этом месте. Вынимаю ключи из зажигания, с тяжелым выдохом опираясь головой на сидение, и проглатываю воду во рту, повернув голову на бок, чтобы краем глаза видеть Эви, которая по-прежнему молчит, но уже поднимает лицо, осматриваясь. Она напряженно сжимает свое тело руками, явно переживая, поэтому говорю:

– Здесь Дженни жила, – хватаю спортивную сумку, что лежала на соседнем сидении, берусь за ручку дверцы, открывая, и выхожу навстречу прохладному осеннему ветру, который сдирает с веток разноцветные листья, оголяя деревья.

Почему я не говорю Эви о том, что моя сестра покончила жизнь самоубийством?

Не хочу, чтобы она признала этот способ, как решение и избавление от проблем. Это далеко не выход.

Обхожу машину, открывая дверцу заднего сидения. Эви сжимает колени руками, смотря перед собой, поэтому делаю шаг в сторону, дав ей больше пространства, только после этого девушка еле выбирается из салона, сразу же делая от меня большие шаги в сторону. Обнимает себя руками, оглядываясь по сторонам, закрываю дверцу, проверяя заперты ли все остальные, и иду в сторону чащи:

– Здесь недалеко, – эта информация никому не интересна. Эви не слушает меня, но от подобного молчания мне нелегко. Поднимаю ветки деревьев, что низко висят над землей, усыпанной листьями. Часто оборачиваюсь, чтобы убедиться, что девушка следует за мной, и она это делает, хоть и с предельной осторожностью. Иду медленно, чтобы Эви не отставала, ведь передвигаться наверняка ещё больно, под ногами хрустят ветки, вокруг гудит ветер, сочась между стволами деревьев, птицы не замолкают, и это действительно расслабляет. Ощущение изолированности от внешнего мира, чувство непринадлежности ни к одной реальности, которую выстраивают вокруг нас социум.

И идти правда долго не пришлось. Трейлер был оставлен у высокого и довольно старого дуба, который с первого взгляда полюбился Дженни, хотя я в нем ничего привлекательного не видел и не вижу до сих пор: черный, с кривыми ветками, круглый год стоит голый, от него так и веет холодом. Роюсь в карманах, достав связку ключей. Поднимаюсь по железным ступенькам к двери, вставив ключ в замочную скважину. Замок старый, так что для открытия двери требуется немало усилий, из-за чего мне частенько приходилось приехать к Дженни рано утром, чтобы она могла выйти наружу, и поздно вечером, чтобы запереть её внутри.

Хмурюсь, с трудом поворачивая ключ, но дверь всё-таки поддается, не скрипит, ведь недавно смазывал её, открываю, бросив взгляд на Эви, которая не прекращает медленно крутиться на месте, осматривая окрестности с внезапно пробудившимся интересом. Не могу быть уверен, но, кажется, единственное, что я знаю – ей нравится подобное «спокойствие» и осень. Да, ей нравятся яркие краски, а мне они лишь глаза режут, что неприятно. Захожу внутрь автодома, решая не торопить девушку, которая ещё долго будет озираться по сторонам, прежде чем подняться ко мне. Всего на секунду торможу, опуская руки вдоль тела, и медленно скольжу взглядом по помещению, в котором давно никто не прибирался: стол, раскладные стулья, электрический чайник, которым мы никогда не пользовались. Воду согреваем, разводя костер. Толстая стопка плотных одеял на кресле, свернутый надувной матрас, подушки на полках шкафа с открытыми дверцами, с другой стороны незаправленная кровать, небольшой холодильник с магнитами, не помню, откуда они взялись. Быстро подхожу к столу, сняв сумку, и тут же собираю с полок и пола пустые пакеты из-под наркотиков и травки, прячу их в рюкзак, что валяется под столом, выпрямляюсь, вытирая ладони о джинсы, и оборачиваюсь, прислушиваясь. Эви не подает никаких звуков, поэтому вновь двигаюсь к двери, выходя на ступеньки. Хмуро осматриваюсь, невольно запаниковав, когда впервые несколько секунд не смог обнаружить девушку, но после заметил её силуэт между деревьями. Спускаюсь, направляясь за ней, ничего не говорю, просто следуя за Эви, которая явно идет куда-то с какой-то целью. Что её могло заинтересовать. Она не поднимает руки, чтобы убирать со своего пути острые ветки, касающиеся её кожи. Идет, не оборачиваясь, и, наконец, я понимаю, что привлекло её внимание.

Впереди невысокий спуск, ведущий к реке. Девушка не останавливается, расставляя руки в стороны, чтобы удержать равновесие, и спускается вниз. Я торможу возле спуска, сунув руки в карманы, и осматриваю знакомую местность: на другой стороне так же ровно стоят деревья, но лес там темнее и холоднее, не могу объяснить, почему. Течение реки довольно быстрое, так что мы с Дженни купались там только вместе, чтобы следить друг за другом. Хмурюсь, рассматривая дерево, что корнями уходило в воду. К длинной ветке была привязана веревка с палкой. Невольно улыбаюсь, усмехаюсь краем губ, которые тут же сжимаю, вздохнув полной грудью. Не люблю возвращаться в те места, что полны воспоминаний, особенно тех, которые приносят что-то теплое внутрь тебя, заставляя всё больше погружаться в себя, в то, что когда-то было, происходило с тобой. Копаться в прошлом – не самая хорошая идея. Никому не советую.

Переступаю с ноги на ногу, наблюдая за Эви, которая идет по берегу из темной землю с корнями, сухая трава сгибается под её ногами, позволяя подойти ближе к воде. Помню, что там слишком резкий обрыв, да и дно не из песка, поэтому спускаюсь вниз, чтобы быть ближе к девушке, которая снимает с ног кеды, отбрасывая обувь в сторону, снимает с плеч мою кофту, оголяя тело, поэтому торможу, напряженно уставившись на пятна, которыми покрыта кожа её спины. Девушка поправляет резинку шорт, делая шаг к воде, из-за чего нервно скольжу языком по губам, подходя ещё ближе. Поднимаю с земли кофту, и собираю разбросанные кеды, положив все у дерева, чтобы не потерять, после чего иду вдоль берега, внимательно следя за Эви, которую уже передергивает от холода, когда стопы утопают в речной воде. Девушка делает ещё пару шагов, заходя по колени, после чего останавливается, привыкая. Смотрит перед собой, медленно садится, сгибая ноги, и обнимает их руками, согнувшись пополам. Лбом прижимается к коленям, прикрывая веки. Глубоко дышит. Видимо, ей легче переносить боль в холодной воде, так что стою на месте, не трогая её. Просто наблюдаю, кусая кожу костяшек, и всё время поглядываю на экран телефона, следя за временем, боюсь, что она может получить переохлаждение, а её здоровье и без того не самое крепкое, насколько знаю, поэтому спустя минуты две начинаю щелкать пальцем, думая, как лучше попросить её выйти. У Дженни была теплая одежда, так что есть во что переодеться.