Текст книги "Начать жизнь заново (СИ)"

Автор книги: Nitka

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 34 страниц)

Помню, как-то, гуляя, я встретил путешествующего художника. У него потрясающе получались пейзажи, особенно здания и природа, однако я влюбился в другую картинку – танцующую босиком ведьму. Никогда не думал, что можно рисовать так. Поначалу не разберёшь, что эта простая девушка с зажатыми в руках пучками полевых цветов – колдунья. Ты всего лишь смотришь на неё и понемногу влюбляешься. Влюбляешься в каждую черточку, каждый мазок, запечатлевший красоту открытого улыбчивого лица, в каждый волос пышной кудрявой гривы угольного цвета, разметавшейся в огне символического танца. Начинаешь любить лукавую улыбку с приподнятыми уголками губ, узкие босые ступни, ещё чуть-чуть, и наступившие бы на какие-то непонятные горящие угольки, озорные ярко-зелёные глаза… И только после этого понимаешь, что вон те цветы на самом деле характерная для волшебниц остроугольная шляпа, практически незаметная в ночном лунном свете; на угольках стоит котелок, край которого виднеется на картине, а где-то в траве – метла. Лесная Джоконда, и никак иначе.

Я попросил продать её, но мне отказали, с загадочной усмешкой сказав, что она уже предназначена для одного человека. Я понимающе усмехнулся – наивный, и как сразу не понял – такие картины не рисуются просто так?..

Вот теперь я точно знаю, куда пойду. Жаль, правда, туда нельзя брать собак – с удовольствием бы взял Шики или Локи, а то в последнее время они чаще гуляют с Андреем и Ярославом, чем со мной.

Знакомые улицы по-обычному встретили меня прохладным уютом и немного прибитой пылью прошедшего вчера мелкого дождя. Пока шел, встретил пару знакомых, обменявшись с ними новостями. Идти недалеко, но тучи уже начали сгущаться, предвещая то ли небольшой дождь, то ли полноценный ливень. Один из знакомцев проинформировал, что «Яндекс-погода по Интернету предсказала осадки», а значит, нужно подыскать что-нибудь с широкой крышей. Но я по-прежнему не сожалел о прогулке – может, даже следовало помочь Андрею в поисках «подопечного». Если будет такая погода, они оба промокнут до нитки.

На зазывающие цветные вывески не обращаю никакого внимания – чтобы ходить в такие заведения, тоже необходимо определённое настроение. Сейчас же меня интересует одно тихое немноголюдное кафе, не имеющее ничего общего с вышеперечисленным.

Оставалось лишь перейти дорогу, но моё сердце остановилось. Нет, не в прямом смысле, на самом деле замер именно момент. Как в одной из теорий Эйнштейна о длительности мгновения, правда немного не так.

Это мгновение длилось вечность. За эту вечность перед глазами промелькнуло немыслимое количество картинок. Воспоминаний.

Он, шутливо выдёргивающий у меня сигарету; он, с издевательским поклоном зовущий к ужину; он, цепляющийся за меня изо всех сил, чтобы не упасть в глубокую бездну. Такой разный, яркий, живой. Никогда не похожий на управляемую картонную куклу. Самодовольный эгоистичный сукин сын. Одним словом – Он.

Загоревший, улыбчивый, подкачанный, что видно даже через распахнутую белую рубашку с длинным рукавом и светло-голубые джинсы. Мышцы ног особенно накачаны и привлекают к себе внимание больше, чем кубики пресса на животе. Красавчик, мать его. Любимец публики.

В ухе так нелюбимый мною пирсинг – аж три штуки, на шее серебряная цепочка, на которой висит до боли знакомый ключ, а ноги обуты в серые тряпчатые вьетнамки. Вдобавок на руке часы, стоящие определённо дороже всей его одежды и украшений вместе взятых.

Такой вот турист на выезде – богатый развлекающийся мальчик, что, в принципе, недалеко от истины.

Сейчас он кого-то высматривает. Черты за прошедшее время стали жестче, резче, заостреннее. От него разит свободой и ветром, так привлекающим ночных бабочек и восхищённых девиц, в то время как от меня – только дождём и сигаретным дымом.

И создаётся ощущение, что для завершения образа ему не хватает лишь блестящего упругого мяча – как мне никотина. Мы оба… сумасшедшие. Не вписывающиеся в чопорные рамки условностей этого мира. Ненормальные, сумасбродные, разные. Будто тёмные тучи, сталкивающиеся лишь для того, чтобы грянул гром.

Только бы мы никогда не пересеклись снова… Не просто «не сейчас», а именно «никогда», однажды безмолвно произнесенное в потоке общих неутешных слов. Ведь и сейчас он – Весна, а я навсегда – Осень.

Но в этот миг мы встречаемся взглядами. Зрачок его нереально-аквамариновых глаз расширился, а потом резко сузился до одной крохотной точки. Мы замерли, остановленные магией взгляда, ничуть не потерявшей над нами своей дьявольской, колдовской власти.

А может, я всего лишь поддался свойственному художникам преувеличению…

Он так близко – всего-то через дорогу…

Первым контакт разорвал брюнет – тряхнув короткой шевелюрой угольно-черных, чуть выгоревших под палящим солнцем волос, футболист двинулся ко мне.

У меня же подогнулись колени. Нет, нет, нет. Не может быть, чтобы судьба, как мелочная стервозная проститутка, подсунула мне такую свинью, когда всё только наладилось.

Хотелось, словно какая-то малолетка, на весь мир закричать: «За что? Несправедливо!» – надеясь, что он решит только поздороваться и дружелюбно спросить о делах.

Но нет, я прекрасно понимал, зачем он идёт, чего ему от меня нужно, и… и банально струсил. Он же не послушает меня, без чьего-либо согласия – по собственной инициативе и разрешению – разобрав меня, мою жизнь по кусочкам, чтобы собрать снова, но уже с собой. Но я же не пазл, не послушная марионетка, не незавершенный эскиз, только и ждущий, пока мастер соизволит обратить на него своё драгоценное внимание. Я человек, и я не хочу его слышать! Я не хочу его слушать!

Господи, скажи, я действительно много о себе возомнил?!

Впрочем, интуиция меня редко подводила, поэтому я, струсив, позорно сорвался с места, кинувшись, куда глаза глядят. И бежал на запредельной скорости, слыша свист ветра в ушах, такие же быстрые шаги за спиной и оклики: «Миха… Миша… Да подожди же ты, Мишка…»

Какой я ему плюшевый медведь?

Осознав это, я резко остановился и одним махом, развернувшись, припечатал опешившего Женю к стене жилого дома в малолюдном переулке.

Когда я с ним, то постоянно ощущаю себя героем какой-то женской мелодрамы. Таким же тупым, психованным и неуравновешенным. Но хрена с два я буду соответствовать установленным отвратным штампам. У нас нет никакого будущего, равно как и «большой светлой любви». От такой формулировки начинает тошнить.

– Блять, попробуй выкинуть что-то из своих извращённых шуточек, и я сделаю так, что ебать ты больше никого не сможешь, – одной рукой грубо сжимаю его шею, сдавливая сонную артерию, а второй закрываю рот.

Он примирительно поднимает вверх руки ладонями ко мне.

А то, что я сбежал… Это тактическое отступление типичного человека, не желающего поиметь неприятности на свою пока ещё здоровую, м-м-м… голову.

Осторожно отпускаю, пока брюнет живо кивает. Он прямо излучает доброжелательность, однако знаю, чувствую – нервничает не меньше моего. Не иначе, как большая сытая пантера, охотящаяся на не менее крупного хищника. Не по причине голода, а из-за… зависимости? Притяжения? Действия магнитного поля?

Без понятия.

При всём своём желании я не могу понять, почему он вернулся. Недавно Андрей чуть ли не силой заставил меня просмотреть спортивные новости – у Жени есть всё, чего можно желать. Так зачем?

Андрей… любовник, защитник, лучший друг, которого можно только пожелать. Временами мне даже кажется, что я со всеми своими страхами и недостатками недостоин его, и безмерно радует, что он, в отличие от меня, никогда так не подумает.

– Мих, пойдем в какое-нибудь кафе, поговорим спокойно, – впервые заговаривает.

Голос у него тоже изменился. Стал таким бархатным… мурлыкающим. Ну точно кот – дикая сытая кошара, я и раньше это замечал.

– Пойдем, – с трудом возвращаю себе спокойствие, а это ой как нелегко в его присутствии.

Я знаю, что он от меня хочет. Прекрасно вижу это по его напряженному виду и норовящим сжаться в кулаки рукам. Но держится, паршивец, точно так же, как и я, чтобы не сбежать отсюда подальше, в тёплые уютные объятия того, с кем не страшно прожить жизнь до старости. Интересно, а от чего удерживается он?

До кафе идём молча. Он пропускает меня вперёд, словно боится, что я могу сбежать, и закрывает затемнённые стеклянные двери. Я бы предпочёл открытое пространство, но данное здание попалось первым.

Идем к крайнему, не слишком заметному столику в углу у окна, а мне вспоминается встреча с Элеонорой. Какие же неожиданности принесёт сегодняшняя?

Почти как старые приятели, усаживаемся друг напротив друга. Он протягивает мне меню. Дожидаемся официанта, так и не вымолвив ни слова.

Я практически спокоен, осталось лишь избавиться от дурацкой дрожи. Что в этом, в конце концов, такого? Ну, пришел он, ну, нашел меня, это ещё ничего не означает. Совершенно. Женя может хоть повеситься, но я не собираюсь к нему возвращаться.

Посетителей внутри мало, так что официант приходит практически сразу. Мы оба заказываем кофе. Ждём. Смотрим друг на друга, не отрывая глаз. Сейчас у него совершенно нечитаемый взгляд.

Я весь будто состою из таких рубленных отрывков событий, калейдоскопом укладывающихся в памяти до следующей вереницы событий, и выныриваю только тогда, когда после ухода официанта он говорит:

– Мих, я приехал для того, чтобы вернуть тебя.

– А ты не считаешь, что шесть лет – это как-то многовато? – за иронией пытаюсь скрыть мелькнувшую горечь. – Мы давно не дети, а это не какой-то мексиканский сериал со счастливым концом. Просто наши пути разошлись. Ты так решил, я так решил – жалеть не о чём.

И глупо кого-то в чём-то обвинять – я не остановил, он не остановился. Виноваты оба.

В воздухе витает напряжение, а я пытаюсь найти оправдание учащённому пульсу. Я ведь не волнуюсь, это всё прошло и забыто.

– Но я всё ещё люблю тебя, и это что-то значит.

Слюна застревает где-то в глотке. Пытаюсь сохранить самообладание, оставаясь невозмутимым хотя бы внешне.

Он всегда добивается своего – умеет же так играть словами.

Любит, да? Мне как-то не верится.

Сознание напрочь отрицает подобный факт. Да что он вообще может знать о любви?

– И что, по твоему сценарию я сейчас должен традиционно зареветь: «Да, я тоже люблю тебя» – бросаясь на шею герою-любовнику? Извини, Жень, через стол пролезать неудобно, так что тебе придётся обойтись, – насмешливо хмыкаю, а он, неотрывно глядя, будто запоминая всё до мелочей, отчего даже мне становится не по себе, наконец говорит:

– Ты изменился.

Скептически фыркаю:

– А что, ты ожидал, что я останусь таким же трепетным мальчиком-зайчиком?

Теперь он улыбается:

– Мальчиком-зайчиком ты никогда не был, но и циником тоже.

Я и сейчас не циник, просто пытаюсь избавиться от твоих долбанных феромонов и чокнутого обаяния.

– Какой есть.

Всё, нам лучше закончить разговор.

Чувствую, что не смогу больше сказать и слова, поэтому беззвучно встаю и направляюсь к выходу, уговаривая себя не бежать. Хотя чего я боюсь?

В голове какая-то каша и паника. У меня есть Андрей, в конце концов. Так какого черта эта самодовольная эгоистичная скотина снова вмешивается в мой внутренний мир, срывая границы, путая старые пластинки? И сейчас. Я почти ненавижу его за все, что он сделал. Ненавижу уже за то, что приехал сюда, надеясь что-то изменить.

Но когда я уже у выхода, меня хватают за плечи, разворачивают и буквально вжимают в стену. Теперь я зажат между ним и стеной, а тихий шепот щекочет кожу, обжигая ухо:

– Я хотел по-хорошему.

Он не посмеет! Здесь же кафе – люди! Причём, если мне ещё простительно, то он, мать его, крупная знаменитость. Если это снимут на телефон, разразится такой скандал, что дойдёт и до Бразилии, даже если там не так предосудительно к этому относятся!

Но он посмел. Нагло, голодно впивается засосом в мою шею – до сих пор помнит, что там чувствительное место.

От шока я даже завис, отстранённо отмечая, что людям за столиками не хватает только попкорна. 5D бесплатно, со всеми спецэффектами. Надеюсь, завтра никто не накатает о нас какую-нибудь скандальную статью в желтой газетёнке.

Его губы на моей коже ощущаются странно – Андрей никогда не целовал так – жарко, голодно, всасывая кожу, чтобы надолго оставить отметину. Сколько же человек этот би-Донжуан соблазнил после меня?

Эта мысль странным образом выводит из ступора, заодно включая и гнев. Блять, он опять выставил меня чёрт знает кем, решив всё за обоих.

Крепким точным ударом бью в живот, заставляя согнуться пополам, и выбегаю на улицу. Идя по тротуару, слышу оклик:

– Миха, стой! Не смей уходить так легко!

– Я не верю в любовь на расстоянии, такого не бывает! Тем более после шести лет! Не ве-рю!

– Я заставлю тебя поверить!

– Да пошел ты!

И мне плевать, что мы, как два придурка, переругиваемся через всю улицу.

– Неужели нельзя дать мне один шанс?

– Нет никаких шансов. Нет и не было. У меня есть Андрей, а ты можешь закрутить роман хоть с трупом Мэрилин Монро!

Светофор мигает зелёным – значит, я успею перейти, а Женя вряд ли ради своего «чистого и пламенного чувства» кинется за мной.

Перехожу, даже не оборачиваясь, и только «ныряю» в подземку, как слышу истошный визг шин, чей-то стон, ругательства и ещё какой-то непонятный звук. Только не это…

Панически оборачиваюсь, надеясь, что это не то, что я подумал, и застываю. Женя, откинутый вперёд на дорогу, до крови прикусывает губу, неловко прижимая к себе правую руку. Модные рваные джинсы стёрты в коленях, а белая рубашка в грязи. Рядом, практически вплотную, стоит какая-то машина, а её водитель кроет придурка матом.

Рывком поворачиваюсь, подбегая к пострадавшему, и помогаю ему подняться.

– Дебил… Ты в порядке?

– Да, – морщится.

На коленях тоже кровь – неудивительно, водитель наверняка спешил, и на асфальт откинуло неслабо.

– И зачем ты бросился под машину? Совсем без царя в голове?

– Я же не специально… – но уголок губ, дернувшийся в улыбке, выдаёт с головой. – Ну… почти. Хотел привлечь твоё внимание.

– И как, успешно? – сжимаю зубы, еле удерживаясь, от того, чтобы закатить глаза. – Каких только балбесов аисты не приносят.

Негромко смеётся, держась за меня, чтобы не упасть. Кажется, у него сотрясение. Хорошо хоть не убило.

– Как видишь.

– Если тебе захотелось привлечь внимание масс, проще было заняться эксгибиционизмом. Это менее травмоопасно, – не скрываясь, ржет на всю округу:

– Зависит от того, как посмотреть.

Со вздохом поддерживаю, чтобы не упал, обращаясь к водителю того несчастного авто, которого угораздило встать на пути Евгения Савченко – похоже, он не так-то и изменил себе фамилию:

– Простите, он по жизни клинический идиот.

– Это видно, – бурчит изрядно выдохшийся после очередной порции мата мужик, а потом обеспокоенно спрашивает: – Так, может, скорую вызвать?

– Вызывайте, – соглашаюсь, оттаскивая чертового психа на тротуар.

И где ходят местные представители ГАИ?

Другие водители, видя ДТП, ничего не вякали, осторожно объезжая остановившуюся машину. Мужик рыкнул на зевак, как обычно бывает, сделавших вид, что у них какие-то срочные дела, и позвонил.

Я же, быстро осмотрев синяки и ушибы, с облегчением заключил, что никаких несовместимых с жизнью повреждений не наблюдается – разве что в мозгах.

Мы сидели прямо на асфальте – вот будет весело, если еще с правоохранительными органами разбираться придется. Хотя, если подумать, до ближайшей больницы не так уж далеко. Можно сказать, что футболист упал с чего-нибудь высокого…

Мы с мужиком переглянулись, сходясь в мыслях. Так и не договорив, он отключился и предложил:

– Давайте я вас сам довезу.

Киваю, пытаясь поднять Женю, закинув его руку себе на плечо. Тот бормочет:

– Мих, а может, передохнём, как-то мне нехорошо…

Внимательно смотрю на брюнета – кажется, шок и сотрясение.

И всё-таки под машину он бросился не так уж специально, суицидник хренов.

– Вечно у тебя всё через жопу, – тяжко вздыхаю, принимая помощь подоспевшего мужика.

Совместными усилиями сажаем Женю на заднее сидение, трогаемся с места.

Каких богов мне надо просить, чтобы всё это оказалось сном?

========== Глава 53: То, о чём подсознательно думаешь ==========

Домой я вернулся после того, как, выйдя из палаты, врач сказал:

– Не знаю, повезло вашему другу или нет – он обошелся только сотрясением и вывихом. Если уж привезли его, то пусть отлежится несколько дней под присмотром, чтобы не возникло осложнений, места у нас есть. Документы оформите?

Я согласился, про себя подумав, что и тут он отличился – спортсмены конечности на матчах вредят, а он в отпуске.

Странным было то, что, пока мы ехали, он не сказал мне ни единого слова. Я видел, что Женя немного пришел в себя, но о чём-то задумался.

И сейчас иду как будто в каком-то сне, за гранью реальности. Ничего не понимаю. Не хочу понять. Не могу.

Знаю, что нужно обо всём рассказать Андрею, но и не уверен до конца, стоит ли это делать.

А в голове… не знаю даже, как это назвать. И пустота, и каша одновременно.

Боже, кажется, я запутался…

Сейчас, да, именно сейчас меня, почти как конструктор, разобрали по частям и составляющим. По странным химическим формулам, которые без создателя так сложно собрать в единое целое.

Нет, я обязан рассказать обо всём Андрею.

Решив для себя хотя бы это, оглядываюсь по сторонам – я зашел куда-то не туда. Даже местность незнакомая. Курить хочу – ужас, а куда забрёл – без понятия, магазинов вообще не видать.

Остановив прохожего, выпытал у него всё, что смог. Оказалось, до дома идти и идти, но ближайший мини-маркет недалеко.

Я, словно управляемый робот, механическими движениями купил пачку «Капитана Блека» и, зайдя в неприметный переулок, закурил.

Дрожащие пальцы еле выбивали искры из дешевой зажигалки и с третьего раза зажгли сигарету. Я вдохнул, быстро и глубоко, специально, чтобы закашляться. Раз, ещё раз. До хрипов. Сухой отвратительный кашель возвращал меня в реальность.

«…вернуть тебя».

К дьяволу!

«…всё ещё люблю те…»

Нахрен!

К чёрту лживые воспоминания.

Но только окончательные хрипы привели меня во вменяемое состояние.

По дороге, обеспокоенно оборачиваясь на меня, шла какая-то полная женщина с двумя тяжелыми сумками в руках. Я же по привычке посмотрел вверх – удивительно, но в этот раз дождь обошел стороной. Небо всё ещё пестрело облаками, но грозовые тучи успели уйти достаточно далеко.

Смарт подсказал, что скоро половина седьмого вечера, нужно идти домой, а пока трезво оценить всё, что со мной произошло.

Широким, жадным глотком впустив в лёгкие спасительный воздух, я первый раз без сожаления выкинул недокуренную сигарету – сейчас она будет отвратительным помощником.

Правда, прежде чем начать думать, мне пришлось выйти на более-менее знакомую дорогу. Киев – большой город, и легко запутаться в малоизвестных узких улочках, поэтому я не поленился поспрашивать местных и проехаться на общественном транспорте.

Картинка складывалась неприятная – мы не могли встретиться случайно. Женя искал именно меня, а его появление слишком взбудоражило, встряхнуло, ввергло в панику, напрочь отбив мозги.

Только ему это удавалось и, как оказалось, удаётся до сих пор.

Но теперь, когда я подумал, мне становится понятно – он как-то скоординировался с Ярославом. Может быть, ждал того момента, когда Андрей уедет куда-нибудь по делам. И дождался…

А с Яром мне необходимо поговорить по душам…

До дома осталась пара метров.

И на кого злиться? На Женю, который всё это затеял? На Ярослава, согласившегося ему подыграть?

А в том, что он тоже причастен к событиям, выбившим меня из колеи, не приходится сомневаться. Для размышлений и подведения итогов логической цепочки у меня хватило времени – отсутствие сигарет очень поспособствовало.

Сын встретил меня на пороге. Он сидел на деревянных ступеньках веранды и, удерживая собак за поводки, курил мои сигареты. Псы увлеченно отбирали друг у друга резиновый мяч, за азартом не заметив моего появления.

– Ты же говорил, что бросил, – напоминаю, закрывая ворота.

– Решил возобновить знакомство, – он глубоко затягивается и после выдоха поднимает на меня взволнованный взгляд. – Бать, я сдурил, да?

– Ты о чём? – пытаюсь казаться невозмутимым, но уголок губ всё равно дергается в невесёлой усмешке.

– Ты знаешь, – затягивается по новой, выдыхая полупрозрачный дым вверх. – Ты не можешь не знать. Он просил устроить вам встречу, а я повёлся. И я знал, на что иду. Ударишь? – спрашивает, когда я подхожу ближе.

Фыркаю от нелепости предположения и привычным жестом треплю его густую шевелюру:

– Балбес. Что сделано, то сделано. Андрей тут? Мне надо с ним переговорить.

Облегчённо выдыхает:

– Нет, я звонил ему – он сказал, что скоро будет, – и вдруг, когда я почти поднялся по ступенькам, Ярослав коротко обнял моё левое колено, прижавшись к нему лбом. – Спасибо, пап. За то, что не сердишься. Я постоянно доставляю тебе неприятности: дерусь в школе, задротством промышляю, а тут вообще послушал какого-то левого мужика, подставив тебя под удар. После того как ты мне всё рассказал, мне нужно было знать, что ты не обрадуешься… – переводит дух. – Ты усыновил меня, а я…

От его слов у меня чуть глаза на лоб не полезли. Что называется: «У каждого своя свадьба». Перед этим даже проблема с возвращением Жени отходит на второй план. Не думал, что сын увидит это в таком свете, хотя что-то подобное следовало предположить.

Соскакиваю на ступеньки, садясь рядом. Шатен теряется, пытаясь сказать что-то, я же запускаю в его лоб полноценный щелбан, на возмущённое «За что?!» отвечая:

– Слишком много «я» и слишком много «ты». Что ты там себе надумал? Я уже говорил тебе не раз и буду повторять до тех пор, пока это не забьётся в твою голову. И усыновил тебя для того, чтобы ты был именно таким – взбалмошным и шебутным, именно таким, какой ты сейчас, а не для того, чтобы ты соответствовал каким-то призрачным «надеждам». Неужели ты считаешь меня таким мелочным?

Вижу – теряется, невольно прижимая руку ко лбу.

– Нет, конечно. Но это как-то неправильно…

– Что именно? – с любопытством интересуюсь. – «Правильно» тоже бывает очень разное. Когда-то до меня дошло, что правды может быть много, и у каждого она своя.

Ко мне уже подбежали псины, ласкаясь к рукам. Треплю обоим холки – хорошо им, никаких забот.

– В том смысле, что я всё равно должен был тебе рассказать. Этот Женя показался мне таким отчаянным, – тоже тянется рукой к собакам, выкидывая фильтр в стоящую рядом пепельницу.

Они с Савченко и правда сговорились, теперь это кажется даже забавным. Сын и бывший любовник заодно – что может быть веселее? Впрочем, сын покаялся.

Мы перешли в беседку и проговорили там всё то время, пока не пришел Андрей. Так бы и не заметили его, если бы не громкий стук захлопывающихся ворот.

Я поднял голову и понял – он тоже что-то знает.

– Андрей?

Кивает в сторону дома:

– Пойдём, потом всё расскажу.

Яр тут же вскакивает, спохватываясь:

– Во блин, я ж забыл, зачем выходил. Ты меня разговорил, – идёт к выходу, утягивая за собой собак.

Шики сопротивлялся, но шатену, кажется, это по барабану.

– Ты куда? – спрашиваю вслед.

– К друзьям. Обещал показать им кое-что.

– А собаки зачем? – недоуменно смотрю, как парень упрямо тянет пса за собой.

Тот, кажется, нашел себе занятие поинтереснее – например, сожрать травинку, вылезшую из-под асфальтового покрытия.

– Ты же забираешь их к себе каждый раз, когда Илюха или кто-то из моих одноклассников приходит, – не оборачиваясь, сосредоточивается на том, чтобы открыть замки.

– Только недолго.

– Как скажешь.

Брюнет подаёт руку, чтобы подняться, и я, крепко её сжав, рывком встаю с лавки.

– Пойдём домой? – спрашивает так, что я улавливаю двойной смысл.

– Пойдём, – выдыхаю. – Но мне ещё нужно рассказать тебе об одном случае.

Приобнимая меня за талию, ведёт к двери. Я же, подавляя вздох, пытаюсь «в двух словах» рассказать, что случилось.

Он прерывает меня, когда я дохожу до момента с больницей.

Ни с того ни с сего затыкает поцелуем, заваливая на диван. Мы сидели перед включенным телевизором в зале, совершенно не обращая на него внимания. И сейчас он тоже работал, показывая какие-то новости.

Я отвечал на поцелуи не менее грубо, удивившись, что можно чем-то всколыхнуть это вечное взрослое спокойствие. Его руки уже сдергивают мои шорты, а губы затыкают рот, не давая произнести ни слова.

Такого вихря между нами не было ещё с первого раза. Хочет заставить меня забыть эту встречу? Если да, то я совсем не против.

Мы не произносим ни слова, только не отрываясь смотрим друг другу в глаза. Марево щёлкает и исчезает без следа – я целую его шею, ключицы, а он осторожно перекатывает нас через себя на пол, так, чтобы я оказался прижат им к полу. Чему-то усмехается, а в глазах мелькает вспышка хорошо скрываемой боли. Не давая мне опомниться, припадает к тому месту, где оставил свою метку Женя.

Целует её, пока я расстёгиваю молнию и пуговицы на его джинсах, и вдруг всасывает так, что меня прошибает как высоковольтным электрическим зарядом. Он тоже умеет так – грубо, раскованно, развращённо, но у нас никогда не было повода становиться такими… дикими. Всех всё устраивало и так.

Не давая мне снять джинсы, расстёгивает безрукавку и спускается дорожкой поцелуев к груди. Останавливается на том месте, где проходит татуировка, и припадает к ней, жарко проводя языком. Меня почти колотит – сдерживаться подобно самоубийству. Чтобы не застонать, до скрипа стискиваю зубы – его рука скользит по дорожке тёмных волос к резинке трусов, я же, опираясь на локоть, второй рукой жестко удерживаю его за шевелюру от того, чтобы нас полностью не захватил этот вихрь.

Однако внутри зазвенел какой-то тревожный колокольчик – что-то неправильно, что-то не так…

Когда он отрывается от колючей проволоки, я вдруг понимаю. Это всё происходит словно… словно в последний раз!

С силой отстраняю любовника от себя, практически рыча:

– Блять, Андрей, не смей решать всё за меня!

На секунду замерев, он будто выдыхается, садясь на пол.

Я же шарахаюсь от мужчины, выбираясь из-под тяжелого тела. Он и вправду…

Под моим испытывающим взглядом не выдерживает и пары секунд, отводя взгляд:

– Ты не любишь меня, Мих.

– Любовь может прийти с годами, – возражаю, стараясь не показать своего замешательства.

– Но все эти два года она не приходила…

На это мне нечего сказать – только, как будто маленький потерянный в стужу ребёнок, зябко пожать плечами:

– Ты как будто сватаешь меня, – улыбается, а я не выдерживаю, крепко обнимая его за шею. – Это всё так глупо получилось…

Недолго молчит:

– Ты застрял здесь и не видишь, что там, вверху, только серый потолок. А нужно всего лишь дойти до лифта и нажать кнопку «вверх». Разреши мне хоть раз побыть твоим душевным адвокатом. Когда ты рядом со мной, то я превращаюсь во влюблённого мальчишку. Стоит тебе улыбнуться, и я теряюсь, улыбаясь в ответ. При одном твоём взгляде сбиваюсь с мысли. Я старше тебя, но, когда мы вместе, ты ведёшь себя так, будто ты старше. С ним же, – я слышу, как он усмехается, – с ним ты другой. Ты бы видел себя, когда рассказывал о нём. Он твой огонь, – и без перехода. – Скажи, ты знаешь, что такое моногамия?

Сглатываю:

– Ну… да. Это когда человек одновременно любит только кого-то одного… или брак между двумя людьми. Ничего особенного.

– Что-то вроде того, – кивает. – И моногамные люди могут быть однолюбами. Редко, но такое случается, – понимаю, к чему он клонит.

– Не правда, – возражаю. – Он не однолюб, как и я. Я не верю ему… и себе. И уже совершенно ничего не понимаю. Я запутался, Андрей, – отстраняясь, смотрю на мужчину.

Я тоже эгоист. Вот он, передо мной: любящий, добрый, настоящий. Он пошел ради меня на многое – да, стал пассивом, в конце концов. Так почему мне так не сидится на месте?

– Я говорил с ним.

– Когда? – ошеломлённо.

– Несколько дней назад, – сказал это так спокойно. И ведь ни словом не обмолвился. Будто прочитав мои мысли, говорит: – Я обещал ему, что ты ничего не узнаешь. Мы сидели у меня в кабинете, и он выглядел почти разбитым, почти отчаявшимся, почти сломленным. Он сразу понял, что ту картину нарисовал ты. Встал и так долго, не прикасаясь, водил по ней пальцами, что я подумал, он хочет впитать в себя все краски.

– Шесть лет прошло, – качаю головой. – Слишком поздно для нас обоих.

Но Андрей только хмыкает:

– Это должно было когда-нибудь случиться. Вы просто струсили. Оба.

Вскакиваю, не сумев сдержать эмоции. Господи, какой же он… правильный. Прямо до тошноты и зубного скрежета.

А я словно каторжник, запертый на воде и хлебе в карцере. Ни движения, без того, чтобы рядом не звякнули цепи, пристёгнутые к рукам, ногам, шее. Ошейник без поводка, туго стягивающий горло. И, что бы я ни решил, всё равно кому-то будет больно.

Отвратительная ситуация. Сколько раз я наблюдал нечто похожее в телесериалах, книгах, у знакомых, самоуверенно надеясь, что мне больше никогда не придётся метаться в клетке безвыходности. Знать бы, чего на самом деле требует моё сердце.

– Миша, – сильный глубокий голос выводит из нервной задумчивости, – я же говорил, что существуют люди однолюбы, и, если он не притворялся, у вас совпало.

– Ты ошибаешься, – прикусываю губу с внутренней стороны, снова присаживаясь. – Почему на протяжении стольких лет он молчал, не попытавшись связаться?

– Как и ты, – напоминает о моей трусости. – Возможно, мы с тобой, как обычная пара, не обязательно гомосексуальная, прожили бы долго и счастливо. Но подумай, нужны ли тебе эти «долго и счастливо» со мной?

Медлю с ответом, заключая:

– Ты его защищаешь? – не отпирается. – Почему?

Ненадолго прикрывает веки, заставляя меня напрячься. Такое ощущение, что струны эмоций, на которых он так умело играет, сейчас зазвенят в тревожной мелодии.

– Я его понимаю. Он последний год узнавал о тебе малейшие новости. Всё, что ты делаешь, куда поступил, с кем живёшь. Этот парень в Киеве не первую неделю и уже успел со многими «перезнакомиться» втайне от тебя. Это ты думаешь, что он сразу же, приехав, кинулся к тебе, но на самом деле он долго к этому готовился – по его же словам. Почему шесть лет? Он отказался говорить мне об этом, как я ни пытался выспросить. Тебе надо спросить самому.

«Со многими», – эхом пронеслось в голове, обескураживая, ошеломляя.

Значит, он успел встретиться не только с Яром и Андреем, но и с другими моими скандальными друзьями.

Боялся, готовился, нервничал, зная, что кто-нибудь из бывших одноклассников может его сдать.

Переступал через себя, убеждал, просил, может, даже угрожал – уж некоторых наверняка пришлось уламывать сохранить конспирацию.

Практически заставил меня поверить в свой спектакль, в котором я был… Зрителем? Актёром? Одним из режиссёров? И не открыл бы ролей до самого завершения.