Текст книги "Начать жизнь заново (СИ)"

Автор книги: Nitka

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 34 страниц)

И вправду, таким энциклопедиям отводился целый стеллаж. Толстые и тонкие книги пестрели красочными обложками. Поставив пакет на пол, я открыл первую энциклопедию…

Выбирал часа два, в итоге купив целую кучу. Сказки, советы для начинающих хозяев, познавательный материал… Удивительно, как ещё без потерь добрался до дома и меня не свезло на скользких ледяных участках дороги.

Собаки встретили совместным лаем и дружно полезли мордами внутрь пакета.

– Для вас там ничего нет. Только попробуйте надгрызть какую-то обложку – лично заставлю сожрать всё до последней страницы! – строго предупреждаю, освобождаясь от груза.

Не знаю, то ли угроза подействовала, то ли они потеряли интерес к содержимому – хлеб они принципиально не ели, а молоко упаковано в пакет, – но отошли, смывшись в столовую, там сейчас теплее и уютнее всего.

Немного подумав, я упаковал часть книг в рюкзак – тот самый, оставшийся после моего необдуманного «путешествия» автостопом, – а те, что не влезли, положил в небольшую крепкую сумку.

Обычно время знакомства, или как его называют иностранцы, «время заботы» проходит не так – после утвердительного решения. Насчёт опекунства будущие родители навещают выбранного ребёнка десять дней и разговаривают с ним в присутствии представителя защиты прав ребёнка. За границей «время заботы» вообще длится год. А у меня – месяц. Причем, как вчера объяснил по телефону Слава, я могу забирать Ярослава погулять, но до девяти вечера обязательно приводить обратно. Мне тут же вспомнились посещения отца и матери, пока я был в лагере, там правила очень схожие.

При этом с бумагами они всё уладят. Даже не представляю как, но уверен, им всё удастся. Хорошо бы, чтобы при этом в моём паспорте не появилась какая-нибудь левая печать, типа «гражданский брак». У меня тогда вообще инфаркт будет – не откачают.

До приюта можно свободно дойти пешком, чем я и занялся.

У ворот по счастливой случайности встречаю ту самую полную женщину, разнимающую двух лохматых дерущихся пацанят. В конце концов те были усмирены, отруганы и выгнаны «в угол».

– Ищете Ярослава? Он был где-то здесь, – придирчиво присматривается. – Но если хотите его куда-то забрать, то, пожалуйста, расписочку.

– Нет, мы здесь поговорим, – уже присматриваю одну из небольших беседок, схожих с теми, что у меня во дворе, только без крыши.

Необходимый мне мальчишка стоит как раз возле неё.

– Ярослав, – окликаю.

На меня, вместе с нужными, обращаются ещё несколько пар детских глаз.

– Ты?! – заявляет так, будто я какое-то редкое ископаемое, неожиданно обнаружившееся прямо под носом.

– Я, – весело отвечаю, подходя ближе. – Не ожидал?

– Конечно, – ничуть не смущается. – Такое только в сказках бывает или в кино. Чтобы видел – и хоп, решил усыновить. Нормальные люди так не делают.

Торопливо отряхивает одежду от снега.

– Пойдём сядем, – киваю в стороны беседки. – Я принёс кое-что интересное.

Дети вокруг – и старше, и совсем малыши – несколько секунд изучающе рассматривают, а после возвращаются к своим заботам. Скорее всего, потому, что посетители здесь не редкость. Это радует.

– Угу, – недоуменно рассматривает рюкзак и пакет.

Внутри смахиваю со стола остатки снега и достаю стопку из пакета.

– Выбирал самые лучшие – те, что интересные и со смыслом.

Другие сироты всё-таки обступили нас с разных сторон – особенно те, кто поменьше, – всем интересно, какие принесли гостинцы, и любопытство, как всегда, пересиливает настороженность к незнакомцу.

– Дядь, а можно посмотреть?..

– Ой, какие картинки…

– Это только Ярику? Нече-е-естно…

И много других наивных вопросов.

Прерываю поток слов, отчаянно замахав руками. Когда всё более-менее стихает, говорю:

– Всё к Ярославу. У тебя когда день рождения будет?

– В марте. Тринадцать… – рассеянно отвечает, добираясь до первой книги.

– Вот и будет тебе подарок на день рождения… – задумываясь, добавляю: – Прошлый.

Так же рассеянно кивает и вдруг начинает перебирать лежащие книги, будто не веря своим глазам. Подрагивающими, не знаю, от холода или волнения, пальцами, перелистывает страницы. По-прежнему не веря, поднимает на меня удивлённый взгляд и резко вскакивает из-за стола, расталкивая других. Дергает за мой рукав, заставляя следовать за собой.

Ничего не понимая, послушно позволяю себя тянуть, а сзади раздаются крики о том, кто первым будет читать ту книжку. Но Ярославу, похоже, на это совершенно наплевать.

– А расписочка?! – протестующе заверещала воспитательница, когда мы дошли до ворот.

Вслед ей Ярослав послал пару таких сочных выражений, что уши завяли бы даже у бывалого моряка. И где такого набрался?

Куда мы идём, я спрашивать не стал, оно и не понадобилось. Далеко не ушли – всего лишь за соседний дом. Вокруг безлюдно, большинство людей отдыхали в последний выходной день недели.

Но закоулок «обжитый» – везде семечки, окурки от сигарет, пара банок из-под пива. Видимо, старшие сюда на перекур заходят.

– Ты вправду хочешь меня усыновить? – спрашивает очень серьёзно, пристально глядя в глаза.

Мне всегда это напоминало какой-то важный древний ритуал, пришедший к нам с тёмных средневековых времён.

– Правда. Хочешь, повторю столько раз, сколько захочешь.

– И Мурку? – кажется, он говорит о кошке.

Больше не о ком.

– И Мурку удочерю, зря, что ли, книжки тебе покупал. Будешь за ней ухаживать.

– Это хорошо, – поджимая губы, кивает. – И заберёшь нас отсюда?

– Мурку хоть сейчас, а тебя смогу только через месяц.

Произношу все словно в режиме «Предельная честность». Будто душу навыворот, широко распахнув рваную рубаху.

– Почему?

– Понимаешь, нельзя так просто кого-то усыновить. Нужно, чтобы были некоторые требуемые условия, пару из которых я не смогу выполнить даже если очень постараюсь. Но у меня есть… друг, он хороший человек и согласился мне помочь, если я сделаю так, как он говорит.

– Понятно… Но, если не получится, ты обязательно забери Мурку, а то она замёрзнет совсем.

– Всё получится, – твёрдо уверяю.

Кивает. Какой-то странный, отрывчатый диалог у нас получился.

Мальчишка достаёт из кармана помятую сигарету и дешевую зажигалку. Зубами стягивает тонкие перчатки на снег и независимо чиркает жигой.

Тихо хмыкаю: а то я не заметил брошенный украдкой короткий испытывающий взгляд.

Быстро выхватываю его заначку изо рта, и только Ярослав собирается возмутиться, протягиваю ему нормальную, целую, марки поприличней.

И сам от своей зажигалки прикуриваю огонёк.

Он давно не ребёнок, в таких местах всегда взрослеют втрое быстрее. Хочет казаться взрослым, выставляясь, наоборот, сущим дитём, но в этой голове смалу мелькают далеко не детские мысли.

Докуривает в тишине – я не стал, засунув руки в карманы и бессмысленным взглядом скользя по многочисленным следам на дороге. Сколько ещё таких недовзрослых будут обсуждать здесь не новые фильмы, популярные игры, красивых девчонок, а что-то другое, более жесткое и жестокое?

Стряхивает пепел. Последняя затяжка, и использованный фильтр отправляется следом.

Смотрит на меня хмуро, сосредоточено и совсем не по-детски. Недовзрослый, недоребёнок. А кто тогда?

– Ты меня усыновишь, да?.. Значит, это хорошо, что я родился?..

Со свистом сквозь зубы вдыхаю воздух.

До крови прикусываю губу.

«Конечно, ты что».

«Естественно, это хорошо!»

«Понятно же, что за вопрос?!»

Столько слов для всего лишь одного верного ответа. И все фальшивые, неправильные, не те… А разве нужны слова?

Сколько раз я убеждался в обратном…

Обхватывая рукой за шею, коротко прижимаю к себе. Объятие крепкое – захочешь, не вырвешься. Но он и не сопротивляется, наоборот, как-то робко, неуверенно прислоняясь ко мне.

Недоребёнок, недовзрослый, да?

Просто существо, которому жизненно необходимы крохи тепла. Человечек, разучившийся верить в чудеса.

Уже невероятно близкий, ближе, чем кто-то мог себе представить. Осталось обмотать красной ниткой руки, сплетая две изначально разные судьбы.

И они ещё уговаривали меня не совершать глупостей. А я чуть было не послушался, совершая непоправимую самую огромную в своей жизни глупость.

Не все советы полезны, не постоянно нужно их слушать, не всегда бояться на первый взгляд абсурдных, безрассудных вещей. Один ответ поставит всё на свои места, другой – разрушит и соберёт заново, заставит навсегда врезаться в память мимолётный, ничем не примечательный момент.

Неизмеримая мировая шахматная доска тронется, чтобы гроссмейстер сделал очередной ход, а миг победы или поражения намертво отпечатается в голографической памяти неприметной пешки.

На выдохе:

– Да. Ты у меня такой дурак…

========== Точка завершения ==========

Три вещи никогда не возвращаются обратно: время, слово, возможность.

Три вещи не следует терять: спокойствие, надежду, честь.

Три вещи в жизни наиболее ценны: любовь, убеждения, дружба.

Три вещи в жизни ненадёжны: власть, удача, состояние.

Три вещи определяют человека: труд, честность, достижения.

Три вещи разрушают человека: вино, гордыня, злость.

Три вещи труднее всего сказать: я люблю тебя, прости, помоги мне.

Автор неизвестен.

От третьего лица.

Двадцать месяцев спустя. Август.

Иногда Андрею казалось, что этот его пациент, да что там, друг, а может, и больше, – самая уникальная в мире личность. Михаил Нишовский всегда был предельно честен – в первую очередь с самим собой.

В памяти надолго залегла их первая встреча. Андрей дипломированный психолог-консультант, предпочитающий работать на дому. Как только выдалась подходящая возможность, он тут же переехал поближе к большинству жилых кварталов. Однажды ему позвонил один знакомый, такой же специалист. Он путано объяснил, что у подруги друга его друга есть коллега, профессионально занимавшийся рисованием, которому…

В общем, из всего было ясно одно: клиент – нестандартный взрослый человек, не стесненный в средствах.

Предложение выгодное, и мужчина согласился, тут же позвонив той самой девушке – Вике, которая всё это затеяла. Они договорились, и Андрей согласился приехать по указанному адресу через полчаса.

Вопреки всему, он ожидал увидеть обычного неформала с парой бзиков: не зря же говорят, что у творческих людей свои тараканы в голове.

Однако догадки не подтвердились. Мало того, всё вышло наоборот: когда охранник, по его словам, не имеющий права пропускать посторонних на периметр, додумался позвонить клиенту, к Андрею подошел молодой человек с двумя собаками. Он-то и оказался клиентом.

Никакой броской, выделяющейся одежды, ярких, или, наоборот, мрачных цветов – обыкновенная спокойная классика.

В общем, ничего примечательного: невысокий шатен лет семнадцати-девятнадцати на вид. Большего предположить не удалось, что, впрочем, было поправимо.

А когда они вошли, первое, что сделал Нишовский… предложил чаю. Обычно люди, собирающиеся стать клиентами психолога, в той или иной мере нервничали, поддавались сковывавшему напряжению. Этот же индивидуум просто снял верхнюю одежду и обратился будто к зашедшему в гости другу: «Не хотите чего-нибудь выпить? “Чай, кофе, потанцуем?” – как говорит моя подруга».

Михаил сделал чай и кофе, предпочтя последний, и слово за слово, фраза за фразой, они разговорились.

По правде говоря, Андрей не представлял, что можно настолько открыто разговаривать с человеком, которого видишь в первый раз. Да и шатен выглядел расслабленным, домашним, мягким и так тепло улыбался, что оставалось невольно задаваться вопросом, насколько же нужно быть сильным, чтобы, пережив тяжелый каминг-аут, остаться таким.

По телефону Вика коротко, можно даже сказать, в одной фразе обрисовала ситуацию: «Он гей, который сначала сбежал из дома из-за каминг-аута, а потом с горем пополам помирился». Михаил в их разговоре дополнил общую картинку кое-какими деталями, но чувствовалось, что эта тема – табу, если пытаться выведать больше, парень закроется наглухо, отказавшись сотрудничать.

А ещё у него были две собаки со странными кличками: Шики и Локи. Красивые ухоженные золотистые ретриверы, с особой настороженностью относящиеся к незнакомцам, но привязанные к хозяину.

Однако при всех этих необычных, порой заставляющих ошеломлённо застывать вещах, мужчину изрядно выбило из колеи другое. Нишовский хотел усыновить ребёнка! И парень сказал об этом слишком обыденно, будто проделывал подобные вещи каждый божий день. К тому же, произнеся это, повернулся, окинув брюнета таким насмешливо-пристальным пронзительным взглядом, что казалось, что ему жизненно необходимо запомнить всё до последней чёрточки, линии, изгиба, оттенков цветов. Словно на эти несколько мгновений они поменялись ролями. От такого чуть замутнённого изучающего взгляда захотелось провокационно улыбнуться.

Но сначала хотя бы отойти от шока.

Усыновить ребёнка! В его-то возрасте!

Андрей был твёрдо уверен, что художнику нет и двадцати, в чём его переубедили в течение разговора. «Двадцать один, скоро двадцать два», но всё равно недостаточно. Слишком небольшой возраст для усыновителя и будущего отца. К тому же, насколько хватало познаний дипломированного психолога, родителей должно быть двое.

В принципе, со знакомствами Нишовского это не помеха – парень выходец некой малоизвестной академии, с девизом: «Мы создаём великих людей». Да и слова: «У нас с, м-м-м… друзьями уговор – они помогают мне в одном деле, а я обзавожусь психологом» – наводили на определённый мысли, поэтому следовало настроить себя ничему не удивляться.

Однако, несмотря на такое смелое оптимистичное заявление, удивиться предстояло очень многому.

В доме его странного, но не менее интересного друга временами собиралось множество людей. Первый раз, когда психологу довелось присутствовать на таком сборище, произошёл на третьей неделе их знакомства.

Помнится, в кармане завибрировал телефон. Андрей с трудом вытащил его из глубокого кармана джинсов и принял вызов от абонента, так легкомысленно подписанного «Миша».

– Алло. Что-то случилось?

– Ага, можешь приехать? А то мои меня на ленточки порвут.

Естественно, Андрей перенёс все занятия на завтра и приехал к молодому человеку.

Конечно, паники в голосе не звучало, скорее весёлые смешинки, но мало ли…

К тому времени охранник его запомнил и расторопно позвонил хозяину нужного дома. Психологу как-то подумалось, что вся эта система похожа на живой домофон, только при ограблении есть возможность найти крайнего.

Возле открытых ворот уже стояли мощный блестящий байк и желтая «Феррари». Сильно, однако.

Беспрепятственно пройдя внутрь, Андрей застал весьма занимательную ситуацию в коридоре – яркая, почти вызывающе одетая молоденькая брюнетка, даже не разувшись, крыла шатена замысловатыми ругательствами, в пух и прах разбивая его ленивые, иначе не скажешь, доказательства. Рядом стояли похожие друг на друга, как зеркальные отражения, близнецы и стриженная под каре блондинка, чёлка которой закрывала левый глаз.

Последняя оказалась Викой. Девушка удивлённо посмотрела на покамест никем не замеченного мужчину и хмыкнула, улыбнувшись уголком губ чему-то своему.

Неожиданно на кухне душераздирающе замявчала кошка, а брюнетка, мигом замолкнув, с не менее душераздирающим возгласом: «Ки-и-иса» – прямо в сапогах кинулась в то помещение, не обращая внимания на «Полы сама мыть будешь. Собственноручно». Миши и «Как думаешь, сколько кошак выдержит домогательства его личной территории?» – «Наверное, секунд двадцать» – близнецов. Со второго этажа галопом туда же пронеслись собаки, чуть ли не сбив с ног хозяина.

Тот приветливо махнул рукой, со словами «Ты не особо беспокойся, у нас всегда так», пригласив проходить внутрь.

Постепенно дом наполнялся народом. «Близкими», или «моими», как называл их Михаил. Совершенно разные люди, причём разные не только по внешности, а и по работе, увлечениям, способу жизни. Был и взрослый насмешливый мужчина с ребёнком. Мирослава, его дочь, с ума сходила по Мише, сидя преимущественно на его коленях. Слава же крепким уверенным пожатием поздоровался с Андреем, и на время они вдвоём оказались самыми старшими в молодёжной компании.

Немногим позже у ворот, просигналив, остановилась машина. Миша вышел встречать других гостей, а вернулся с мужчиной, приобнимавшим чем-то похожую на него стройную длинноволосую брюнетку. Они поздоровались с остальными и сели, как и другие, на пол, прямо в дорогой новомодной одежде.

Собрание оказалось внеплановым, и почти все по очереди высказали шатену, какой он недальновидный осёл, и прочее, и прочее. Выражения, типа «ебучий случай» или «дегенерат, трусы моего деда тебе в тёщи!» вовсе захотелось накрепко запомнить. А Нишовский даже на самые обидные оскорбления реагировал одинаково: «Ага, ага, конечно, как скажешь», – без малейшей тени сожаления или раскаяния на лице.

Это было удивительное и весело проведённое время.

После окончания своеобразного ритуала, все принялись делиться новостями, какими-то историями, полученными впечатлениями. Разве что высокий серьёзный блондин посматривал на Андрея с подозрением, но это так, мелочи.

Комната, в которой они сидели, – вообще отдельная тема. До этого они с Михаилом проводили условленные часы либо в зале на первом этаже, либо на кухне, и странная выдвижная дверь неизменно привлекала внимание, хотя спросить, что за ней, психолог считал нетактичным.

Внутри оказалось… странно. Как, впрочем, и всё, связанное с Нишовским. Восточная атмосфера умиротворяла, помогая чувствовать себя как дома.

Все разошлись ближе к утру. Хозяин предложил заночевать, однако все, кроме блондина, отказались – работа, работа. Андрей тоже не остался, сославшись на то, что утром ему необходимо срочно уехать.

На самом же деле мужчина банально боялся, что не сможет уснуть.

Ни для кого не было секретом, что он бисексуал, более склонный к отношениям с женщинами. И Миша ему нравился. Нравился настолько, что эта симпатия каким-то немыслимым ошеломляющим образом смогла обойти табу на отношения с клиентами.

Андрей понял это тогда, когда шатен ранним утром утомлённо прислонился к плечу сидящей рядом Леры, прикрыв глаза и пробормотав что-то про: «Сейчас минутку подремлю, а потом сделаю себе кофе». Девушка обеспокоенно приложила ладонь ко лбу друга, меряя температуру, а обнимающий её тёзка психолога хмыкнул: «Какой кофе, ты ж, скорее всего, не спал ночи три подряд». Миша смешком подтвердил вышеупомянутое предположение и как раз тогда предложил заночевать у него.

А Андрей вдруг заметил тёмные круги под глазами и лёгкую морщинку, залёгшую меж бровей. Спустя несколько минут она разгладится, но…

Боже, человеку только двадцать один год! В таком возрасте молодые люди должны гулять по клубам, устраивать вечеринки и вести себя совершенно сумасбродно. Тут похожим и не пахнет. Но, наверное, именно это привлекало, заставляя сердце стучать до нелепости быстро.

Аритмия? Отнюдь.

Этот импульс имеет совершенно другие точку отсчёта и завершения. А ускоренное «тудух» чем-то смахивает на стук колёс скоростного поезда о рельсы.

Прежде чем продолжать работать адвокатом чужих душ, следовало разобраться в своей, иначе ничего путного не выйдет, а он и так в присутствии художника теряет весь свой профессионализм и знания. А куда они девались – неизвестно, потому что за всё это время у них с Михаилом не было ни одного разговора, где бы Андрей давал ему советы или чему-то учил.

Следующий раз, когда мужчину позвали не по делу, прошел не менее поразительно.

Тогда Андрея разбудили часов в семь утра. С той встречи прошло чуть менее недели, и у него был законный выходной. Вдобавок хотелось найти какую-нибудь постоянную работу, но ничего подходящего не было.

– Да? – хрипло со сна.

– Доброе утро. Я тебя разбудил?

– Нет, – соврал неизвестно зачем.

Может, для того, чтобы не беспокоить понапрасну. У этого человека и так немыслимо много забот.

– Разбудил, – уверенно. – Извини. Ты можешь подъехать ко мне в течение получаса? Хочешь, я даже такси оплачу.

– Такси не надо, – с трудом подавил зевок. – Хорошо, жди, я приеду.

– Спасибо. Мы придём немного позже тебя.

– Мы?

– Ага. Мы с Ярославом. Сегодня разрешили его забрать, вот я и подорвался с утра пораньше. Мы в кондитерскую зашли – у него глаза разбежались, так что теперь ходит, выбирает.

– Всё понятно, – психолог невольно улыбнулся. – Скоро буду.

Отключившись, Андрей в который раз подумал, что ещё ни разу не встречал такого человека. Он знал отцов– и матерей-одиночек, знал женщин, которые усыновляли детей, мужей, поддерживающих в этом своих супруг. Но среди его знакомых не было ни одного мужчины, способного до конца отстоять свои безрассудные (с точки зрения остальных) принципы. Нонсенс.

В общем, Андрей наскоро привёл себя в порядок и отправился к месту назначения.

Их двоих он узнал сразу: небольшие фигуры, нагруженные пакетами, часть которых Андрей тут же взял себе. Мальчик, Ярослав, был коротко подстрижен, будто только что из парикмахерской, и одет во всё новое: модные узкие джинсы, тёплая кенгурушка, шузы, перчатки без пальцев, как у байкеров.

Глаз ребёнка «украшал» почти сошедший фингал.

Приняв недоуменный взгляд психолога насчёт одежды, Ярослав криво ухмыльнулся:

– Всё старьё провоняло приютом.

А Миша лишь незаметно для приёмного сына покачал головой, мол, лучше не спрашивай, так надо.

Они втроём вошли в дом, смотря, как навстречу выбежали собаки. Не обращая на тех внимания, мальчишка неуверенно позвал:

– Мурка. Кис-кис.

Самодовольная животина откликнулась аж на повторный зов хозяина дома. Теперь-то она выглядела куда лучше, чем в первый день, когда Андрей её увидел. Иссиня-черная шерсть стала блестеть и переливаться, а синие глазищи так и светились цветными бусинами на морде. Характером она походила на сиамку с их «Я не мстительная – отомщу и забуду», да и вообще, как все кошки, считала, что это хозяин живёт возле неё, а не наоборот, но на голос откликнулась.

Ярослав, широко улыбнувшись, взял питомицу на руки, потеревшись своим носом о её. Мурка возмущёно упёрлась лапами в губы мальчишки, однако вырываться не спешила, замурчав от ласки.

В этот момент Андрей поднял взгляд на Михаила и забыл, как дышать.

Такие улыбки не забываются.

Им дают волю тогда, когда никто не видит, чтобы не смущать, не открывать нутро полностью. Такие улыбки настолько редкие, что люди, способные их подарить, ценятся как золото, платина, драгоценные камни.

И это именно мужская улыбка, улыбка сильного человека, прошибающая похлеще высоковольтного разряда тех, кому довелось её увидеть. Словно возвратившийся с войны воин, однорукий одноглазый калека, без упрёка и сожаления отдавший часть себя за спасение важного сокровища, смотрит, как жена с младшим ребёнком на руках что-то ласково втолковывает старшему.

Такой человек стоит того, чтобы влюбиться в него без памяти, забыв своё имя, профессию, место жительства.

А дальше всё закрутилось, завихрилось так, что прошлой зиме и не снилось. Они продолжали заниматься, хотя, скорее, Андрей помогал именно Ярославу, отчего-то постоянно спрашивающего: «Мих, ты теперь точно мой отец?» – и неизменно натыкающегося на спокойное тёплое: «Ну да, ты что-то имеешь против?» – и рассеянно отвечающего: «Та не, просто спросил…»

С Муркой тот носился, как баба с писаной торбой, при необходимости забрасывающий её себе на плечи, где та невозмутимо устраивалась.

Наверное, всё прояснилось в том моменте, когда Михаил от кого-то узнал день рождения психолога. И этим днём у них как раз значилось «занятие». Художник попросил подойти часам к девяти, когда Ярослав будет в школе, а ему не надо будет никуда идти, и Андрей пришёл, ни о чём не подозревая.

В свою комнату Нишовский никогда никого не пускал. Исключения составляли только Яр и Ваня. Первый со смешком называл это очередным бзиком оригинального родителя, а остальные, в том числе и Андрей, хоть интересовались, но пожимали плечами – не хочет, значит, не хочет, его право.

Но когда последние числа апреля отдавали прохладой, психолог наконец понял, почему.

Сама атмосфера комнаты была какой-то… интимной, не в сексуальном плане. Андрей не знал, правильно ли выразился, но более близкого значения подобрать не смог. Во-первых, она была полностью, до самой сущности, прокурена столь полюбившимся Михаилу «Captain’ом Black’ом». Казалось, запах намертво въелся даже в стены, растворившись в них, став неотделимым от основы.

Нишовский курил много. Настолько много, что жаловались даже его курящие друзья. Однако отучить его представлялось «mission impossible», особенно если в разговоре тема осторожно переводилась на «Курение – вред». На Андрея тогда смотрели со скептическим «И ты, Брут», специально кладя руку на тот карман, где неизменно хранилась пачка-другая.

Во-вторых, всё было небрежно отставлено по углам, беспорядочно накинуто друг на друга, а на полу лежали какие-то кисточки, краски, палитра и большая законченная картина со скромной белой именной подписью в углу.

И картина приводила в восхищение – это было именно то, что надо, хотя Андрей до этого момента и сам не представлял, что там надо.

Как воплотившееся в жизнь осеннее видение, потусторонний контакт, позволяющий древнему лесному духу на время завладеть рукой, кистью, разумом, чтобы передать образ стыдливых нимф-листьев, самозабвенно танцующих вокруг первозданной стихии водопада-огня. И ирреально, и нет – если не присматриваться, всё кажется обычным незамысловатым пейзажем.

Невольно внимание привлекла ещё одна висящая на стене картина. Даже несведущий в искусстве Андрей не мог её не узнать. «Ночь перед шабашем» – художник со времени выставки никому её не показывал, хотя мог бы через аукцион сколотить на ней целое состояние. Так почему? Ждет, пока картина ещё больше обрастёт тайнами и загадками, или что-то другое?

Оторвавшись от созерцания необыкновенных полотен, психолог удивлённо спросил:

– И ты можешь здесь спать?

По его мнению, не задохнуться тут невозможно.

– Как видишь, сплю уже, э-э-э… много ночей. Сам точно не помню сколько. Но обычно компанию мне составляют только собаки.

Встретившись с ним взглядами, Андрей понял, что тот всё прекрасно знает и понимает.

– И как давно?

Хмыкает, подталкивая внутрь:

– Как приехал из России. По-моему, ничего не заметил только далёкий от темы Ярослав.

Да уж, после той поездки вместе с Яром они вернулись очень мрачные, но если мальчишка отошел быстро, то Михаил выкуривал раза в три больше, чем обычно, совершенно не заботясь о своём здоровье. Объяснять, в чём дело, он отказывался, запретив говорить об этом и приёмному сыну, а сам лишь пробормотал, что: «Здесь уже ничем не поможешь… блять, хренов старик».

– Он ещё не знает?

– Нет, ему и не нужно. Придёт время – сам догадается. Спросит – я отвечу.

– А ты…

– Слушай, хочешь поговорить? Я как-то не настроен, а ты?

Андрей растеряно покачал головой. С Мишей почему-то не получалось ощутить себя дипломированным психологом, спецом своего дела, да и вообще взрослым тридцатилетним мужиком. Так сложилось, что они полностью оказались на равных, а то и Нишовский казался старше – жизненный опыт помогал: больше теоретических знаний и нескольких полезных эпизодов из практики.

Тихо вздохнув, Андрей обнял Мишу, притянув того за талию для поцелуя. Руки молодого человека запутались в чужих волосах, а губы вытворяли что-то совершенно дикое и жаркое с губами психолога. Михаил не был неопытным, что казалось бы странным при его возрасте и бывшем любовнике, обзываемом Димой, но ощущался как доминант, без какой-либо слабости. Прохладные пальцы забрались под тонкий свитер, и только оба мужчины хотели переступить картину, чтобы добраться до кровати, как у художника зазвонил телефон. Тот хотел сбросить вызов, но психолог настоял:

– Возьми трубку, успеем ещё.

Из-за всех этих неожиданностей нужна была какая-то передышка. Совсем небольшая: чтобы немного прийти в себя.

Досадно хмыкнув, «клиент» послушался:

– Вечно всё не слава Богу. Алло?

Голос из динамика услышали бы даже на первом этаже:

– Михаил! Ты почему не на занятиях?! У тебя экзамен через полтора часа!

– Какой экзамен, Эль, говорили же, что на следующей неделе.

– Перенесли. Давай, езжай сюда. Даже если у тебя ангина или похороны любимой троюродной тётушки по отцовской линии.

Отключается и, будто извиняясь, проводит рукой по чужой щеке:

– Придётся поехать. У меня всегда как что-нибудь хорошее, так сразу прерывают. Я уже не удивляюсь.

– Ничего, время есть, – мужчина прижал холодную ладонь к своей.

И оно было, даже не раз. Миша, чуть смутившись, признался, что терпеть не может пассивную роль, но Андрей сразу решил проблему, корректно согласившись на роль боттома. Ему было плевать, хотя в другом случае он бы воспротивился. До этого, если что-то похожее и случалось пару раз, то за актива оставляли именно его. Но ведь «актив» не означает, что второй обязан лежать бревном, а если партнёру так удобнее, то какая, собственно, разница.

Главное, они вместе.

Как, например, сейчас, когда Миша, сидя на заднем сидении авто, дремлет, склонив набок голову. Опять в их, кхм… учебном заведении очередные экзамены, проверки, отсевающие самое слабое звено. Именно из-за этого Андрей всё-таки сдал на права и купил машину, признав байк художника негодным для езды в таком измученном состоянии. Тот упирался, но знал, кто из них двоих прав, поэтому согласился с чужим решением.

– Мих, может, ты сядешь нормально?

Будить не хотелось, но вид бессознательного хозяина дома на заднем сидении определённо не наведёт охранников на положительные мысли.

И то, что водитель – тот, кто появляется у хозяина чуть ли не ежедневно, ничего не меняет. Может, это коварный злоумышленник, жаждущий прибрать к рукам шикарную жилплощадь. Приберёт, не приберёт – дело самих хозяев, но ответственность всё-равно ляжет на дежурных сторожей.

– Угу, – неохотно открывает глаза. – Добраться бы до кофе.

Андрей тут же вспоминает, что надо уменьшить запасы, отослав парочку-другую своему коллеге.

Ваня, когда перестал относиться к психологу, как к крайне подозрительному субъекту, рассказал несколько интересных фактов. Они все: бывшие одноклассники, те же друзья, – протестовали против вредных привычек Миши, утаскивая сигареты, кофе или делая что-то полезное, но неугодное художнику. Поначалу думали, что, когда тот узнает, взбесится и устроит скандал, но крупно просчитались. Миша, к их удивлению, только подкалывал шуточками, типа: «Всё мои плюшки таскаете?» – а когда спросили напрямую – честно ответил, что не дурак и знал всё с самого начала.

Андрею по секрету Юля с Викой признались, что Михаил – самый удивительный и непредсказуемый человек из всех, кого они знали. Слишком уж сложно предположить его дальнейшую реакцию – он мог быть и мягким, и твёрдым, и слабым – пусть очень редко, и сильным. Единственное, что оставалось неизменным – его честность.