Текст книги "Начать жизнь заново (СИ)"

Автор книги: Nitka

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 34 страниц)

Последующие наши отношения были довольно странные – он мне нравился, вот просто до безумия нравился. Нравились его глаза, нравились волосы, тело, жесты, голос, в общем, всё, что даже косвенно было с ним связано. Но, вместо того чтобы завоевать его доверие, дружбу, может, даже любовь, что-то внутри заставляло меня вести себя как идиот, постоянно насмехаться и раз за разом делать попытки вырвать Мишу из этого одинокого безразличия. Просто я знал, что так надо. Единственное, что меня бесило, – это сигареты. Нет, не скажу, чтобы я был против, но в таком количестве, по-моему, слишком. И если в первый раз я вырвал сигарету чисто ради издевательства (за что, кстати, и получил по зубам), то, когда стал его соседом, видя, сколько бычков каждый вечер появлялось в самодельной пепельнице, принялся за дело всерьёз. Да, первая отрицательная для меня черта в нём – это никотиновая зависимость. А вторая, и, кстати, последняя, – секреты. Сколько бы я ни спрашивал про его прошлую жизнь, родителей, друзей, всегда получал одно и то же: «Отвяжись уже, а!» И никто: ни Владимир Григорьевич, ни Слава, с которыми я познакомился, когда Нишовский заболел, ни кто-либо из нашего класса – ничего об этом не знал.

И всё-таки, ладно, признаюсь, сначала для меня это было просто игрой. Мишка – жертва, я – охотник. Хотя переселение из дома и вправду вышло случайным… почти случайным. Захотелось сменить обстановку, пожить с кем-нибудь, желательно с каким-нибудь симпатичным мальчиком. Подобрать мне домик с такими критериями я попросил одну знакомую. Она та ещё перфекционистка и трудоголик.

Даже не помню, в какой момент я влюбился в этого противоречивого мальчишку, по-другому Мишку не назвать – временами хмурый, молчаливый, а уже через секунду в глазах такие мягкость и страсть, что хочется плавиться под этим взглядом, никогда не отпуская из своих объятий.

Я снова попробовал разузнать о его прошлом, но уже с большей настойчивостью, даже Калошина спросил. Но он, против обычного, не смерил меня презрительным холодным взглядом, а задумался, под конец признавшись, что и сам толком ничего не знает, так только – Миша переехал где-то в начале лета в дедов дом. Ни про родственников, ни про какие-то события до этого никто не знал, что было по меньшей мере странно. Может, я эгоист и собственник, но терпеть не могу тайны, поэтому сам пытался их узнать, нарываясь на совершенно разную реакцию.

То, что было в первый раз, испугало меня до кончиков пальцев – он просто впал в какую-то прострацию. В такую же впадала мать после самых сильных её истерик. Хотя тут я сам виноват – видел же, он почти готов сорваться, будучи на грани равновесия. Отчасти мне это даже льстило – вроде бы только я смог добиться такого эффекта. Идиотом был ещё каким, поэтому и вёл себя как мразь распоследняя, не понимая, что творится в душе соседа на самом деле.

Последним шагом было то, что я выдохнул в его губы сигаретный дым. После этого он осел на пол и посмотрел на меня такими пустыми глазами, что я испугался. Его шепот походил на слова безумца, если бы был лишен смысла. Миша хотел остаться один. Но зачем? Из-за чего? Узнать мне так и не удалось.

Не понимаю, почему после того он меня вообще не выгнал к чертовой матери. Но именно благодаря тому, что не выгнал, я начал постепенно подбираться к нему, раз за разом переходя новые границы.

До сих пор помню это его: «Я боюсь, Жень. Я серьёзно боюсь». Он ведь не о сексе говорил, если бы о нём, я бы даже проверил, Мишка ли это на самом деле.

Тогда я сходил по нему с ума… Кому я вру, и сейчас схожу, только всё кончено. Вот так глупо и просто. Всего лишь одной фразой: «Да ладно тебе, ещё свидимся».

Дурак! Я бы ради него бросил всё! И этот чертов футбол с его чертовыми перспективами уехать в Америку и уже там стать, мать его, суперзвездой. Нужно ли мне это, когда рядом Он?

Ключ тебе верну,

И двери не открыться

Мне в свою страну.

Ты знаешь, я пришел проститься.

Это только дым,

И в нем нам не укрыться.

Пачка на двоих,

И по вискам стучит, проститься.

Солнце, отпусти меня.*

– Молодой человек, Вам плохо? – вырвал меня из воспоминаний чей-то голос.

– Что? – я поднял голову, фокусируя взгляд на женщине.

– Ох, Вы просто так сидите, будто Вам плохо, – она покачала головой, после указывая на автобус. – Вот, глядите, последний сейчас поедет, и всё тогда – ждите ещё час.

Да, мне плохо, чертовски плохо без Него. Какой идиот сказал, что эмоциональная боль длится не больше двенадцати минут? Как я буду без Него? Без Мишки с его тёплым, согревающим присутствием? Без его мягкой, иногда смущённой улыбки, его рук, последнее время всё чаще выпачканных краской, его глаз и их прямого, честного выражения? Без его дома, ставшего уже почти моим? Без его псин, которых я, как и Он, давно стал различать? Без слова «нас», означающего, что я теперь не сам, не один? Как мне быть без Его слов, помогающих понять, где правда, а где ложь? Он ведь никогда мне не солжет, не сможет, да и не станет. Может промолчать, не договорить, но солгать – никогда…

Ну ладно, пока,

Мне в облака.

Я знаю о том,

Что будет потом.

После дождя, я.*

– Пусть едет, мне всё равно, – безэмоционально отозвался я, снова погружаясь в воспоминания.

Когда я первый раз увидел, как он рисует, то застыл, как вкопанный.

«С таким выражением не рисуют, с таким выражением занимаются сексом», – тогда подумалось мне.

Слишком эротично, слишком откровенно, слишком чувственно и явно не предназначено для чужих глаз. Моих в том числе.

И это действительно выглядело невероятно красиво. Его глаза были затуманены и мечтательно прикрыты, будто смотря сквозь холст. Губы покраснели из-за покусываний, а вторая, свободная, рука придерживала холст, при этом в пальцах зажимая сигарету, которой парень время от времени затягивался, выпуская дым вверх.

Иногда он машинальным движением засовывал карандаш за ухо, беря вместо него ластик.

Щенки уже тогда забежали в комнату, пытаясь забраться то ли на кровать, то ли под неё, но Он их не замечал. Как и меня, чему я очень обрадовался.

За всё пребывание в его доме мне только два раза удалось увидеть, как он рисует. Первый – тогда, а второй вчера вечером, перед тем, как я ушел, трусливо оставив коротенькую записку. Хах, уверен, он даже вздохнул с облегчением, что я уехал, теперь ведь никто не будет его троллить.

Ведь я правда постоянно напрягал Мишку, а помог всего раз – когда к нему «прилипла» Юля. В принципе, ничего бы особенного и не случилось, но всё равно я с трудом сохранил невозмутимое выражение, прежде чем вспомнил, что, в отличие от меня, мой сосед полный гей и на девушек у него не встаёт. Тогда я принял удар на себя, отцепив девчонку и затянув её в поцелуй. Мне всегда говорили, что целуюсь я классно, и вот теперь это пригодилось, так как та сразу же переключилась с него на меня. Мишка сразу же поспешил сбежать, провожаемый моим насмешливым взглядом, в котором всё-таки проскользнуло облегчение.

После я ограничился только поцелуями, так как прекрасно знал и её братьев, и отца, от которых мне бы нехило попало. В прошлом мы часто пересекались, когда я впервые увидел их в нашем с Нишовским доме, ну очень удивился, еле заставив близнеца замолчать, оттащив его во двор. Там мы и договорились, что мой одноклассник ничего не узнает. Не понимаю, почему, но вместо ехидного ответа близнец только серьёзно кивнул, пообещав, что ни он, ни другие и словом не обмолвятся…

Алою водой

На кухне не напиться.

Я дышал тобой,

Но, знаешь, нам пора проститься.

Солнце, отпусти меня.*

Я поднял голову, смотря, как уезжает автобус.

Руки автоматически зашарили по карманам штанов в поисках сигарет. Их там не оказалось, наверное, забыл дома. А дома ли?

Встаю, вызывая такси.

Нет, я не выключил телефон, не выкинул СИМку, надеясь, что он позвонит. Не позвонил, а значит…

Контакт. Миша. «Удалить номер?» «Да». И теперь уже бесповоротно. Из памяти сотрутся цифры и его голос.

– Пусть сейчас это слишком больно, но потом, – смешок. – «После дождя»…

Я и так слишком задержался в этом месте.

Ну ладно, пока,

Мне в облака.

Я знаю о том,

Что будет потом.

После дождя, я.*

*KIT-I – «После дождя».

Конец второй части.

========== Точка отсчёта ==========

Комментарий к Точка отсчёта

Чёрт, совсем не умею поздравлять кого-то, но я честно постараюсь. Эта глава посвящена Некто., солнышко, с днём рождения тебя, надеюсь, у тебя всё сложится как нельзя лучше, а эта глава будет приятным подарком. С днюхой.

Твоя Нитка.

P.S. Я, кстати, успела к сроку, пусть даже опубликовала раньше обещанного.

Часть третья: «Жить будущим»

Ты, кажется, запутался в себе,

Хоть жизнь за время многому учила.

Вновь поддаёшься внутренней борьбе,

Но знаешь – не в сомненьях этих сила.

И снова будто лезвие прошло

По коже, след на много лет оставив.

Принять боишься из души тепло

И к сердцу приложить его, добавив.

Улыбкою, приклеенной к устам,

Волненье уберёшь в знакомых лицах.

Не ластишься к родным таким рукам,

А в жизни это очень пригодится.

Ты всё такой же, и опять – совсем другой,

Любимый и чужой одновременно.

Единственный по жизни – как герой.

«Мы встретимся?» – «О да, всенепременно!»

Ты веришь, всё равно лелея страх.

Под маской прячешь истинные чувства.

«Мы встретимся?» – «О нет, ведь это – крах!»

Так плохо, больно и немного грустно…

(А мне порой так хочется сказать:

Зачем всё это? Ведь оно не нужно!

Я за кулисами и не могу понять:

Ну почему нельзя всегда жить “дружно”?

Я знаю – глупость, знаю – не пойму

Те чувства, преисполненные болью.

Быть может, маски все твои возьму,

Попробую с твоей сыграть я ролью.

И даже если просто не смогу,

И даже есль она мне не по силам.

Я жизнь твою от бед уберегу,

Мечом ударю по проклятым вилам).

Ты любишь, даже думая – прошло,

И снова, снова подводя итоги,

Пройдёшься босиком… Вот рассвело…

У дома станешь. Прямо на пороге.

От третьего лица.

Кате никогда не отказывали мужчины. Наверное, поэтому она была очень разборчивой и никогда не испытывала недостатка в сексе.

В Киев девушка приехала отдохнуть от любимой работы дизайнера и вот уже третий день кочевала от клуба к клубу. Сегодня утром она разговорилась с соседкой из 216 номера, и та посоветовала ей этот клуб, почему-то сопровождая слова хитроватой улыбкой. Брюнетка не обратила на это особого внимания и поэтому сейчас, потягивая мартини, сидела на высоком стуле, лениво рассматривая посетителей. Часы показывали всего лишь половину восьмого, так что народ только подтягивался.

Что Кате понравилось здесь сразу, так это лёгкая, ненавязчивая обстановка и атмосфера. Бармен, казалось, с полуслова понял, чего она хочет, ди-джей не ставил новомодный клубняк, а включил негромкое, приятное слуху электро, под которое так и хотелось щелкнуть пальцами в ритм.

В общем, девушка была довольна. Оставалось только найти партнёра на ночь, и, считай, вечер удался. В других заведениях, даже в её родном Харькове, всё было совсем по-другому.

Видимо, сегодня Катьке здорово везло – вот и тот, кто достоин провести с ней тёмную часть суток. Она до этого не особо всматривалась в дальние уголки помещения, а теперь заметила стройного подтянутого шатена, потягивающего коктейль. Тот боком к ней свободно сидел на угловом диване и, кажется, скучал.

Девушка поднялась, легкой походкой от бедра направившись туда, и, когда шатен чуть повернулся, чтобы посмотреть, кому принадлежит громкий стук шпилек, её сердце пропустило удар.

Казалось, нет ничего необычного в его чертах лица – небольшой лоб, прикрытый челкой, среднего размера брови, чуть курносый нос. Глаза тоже обычные – карие, правда, очень чистого цвета, без каких-либо других вкраплений и оттенков. Такой цвет тающего, плавленого шоколада, приправленного озорными искорками веселья. Лицо правильной формы, волевой подбородок, выдающий упрямство владельца, на губах будто застыла мягкая приветливая улыбка.

Что, может, и было немного непривычным, так это его стиль – волосы где-то прямыми, где-то непослушными вьющимися прядями доходили до плеч, завязанные в хвост. В левом ухе гвоздик из серебра и рубина. Сверху тонкого белого свитера и светло-голубых джинсов с огромной бляхой на поясе накинут тёмно-коричневый кардиган с замысловатыми узорами цвета золота по всей поверхности. За ухом почему-то карандаш, на шее крестик и две цепочки: одна с небольшим кулоном в виде замка, а вторая с двумя жетонами.

Так что же в нём необычного? Катя просто не могла этого понять и в первый раз в жизни не знала, как начать разговор. Положение спас сам парень. Он поставил полупустой стеклянный стакан на столик, где рядом стояла небольшая чашка кофе, который никак не могли продавать в этом клубе, и спросил:

– Скучаете?

– Да, к сожалению, – девушка кокетливо улыбнулась и едва заметно облегчённо выдохнула.

– В такое время здесь действительно скучно, – шатен пожал плечами, чуть скосив взгляд на бармена. – Некоторые ещё не пришли с работы, а кроме постоянных клиентов здесь редко кто появляется.

– Так Вы часто бываете в этом клубе? – поинтересовалась Катя, наконец присаживаясь.

– Не очень, – краешки губ дернулись в улыбке. – Раньше бывал, теперь вот, только из Питера прилетел, решил зайти.

– Вы россиянин? И, кстати, меня Катя зовут, – она прикоснулась губами к стакану, чуть отпивая и смотря на собеседника из-под пушистой чёлки.

На всех этот приём действовал без промаха – мужчины моментально попадались на крючок, оказываясь в плену сине-зелёных глаз. Но в этот раз всё пошло по-другому.

– Миша, – улыбка оставалась всё такой же, а парень спокойно смотрел на её лицо, не высказывая и капли страсти или похоти. – И, нет, я украинец, просто недолго работал в спортивной школе, а теперь снова занялся любимым делом.

– Ну, по Вам можно предположить, что Вы занимались спортом, а какая вторая профессия? Это какое-нибудь хобби? – брюнетка, конечно, не имела привычки узнавать о партнёре больше, чем имя и предпочтения в позе, но ведь надо было поддержать разговор, прежде чем перейти к самой главной теме.

– Нет, в каких-то школах не учился, все случилось немного, м-м-м… нестандартно. Но не думаю, что это настолько интересно. Я вообще-то художник.

Тонкие брови взлетели вверх:

– О, так Вы ещё и мой коллега, – Катя шутливо подала руку для пожатия. – Екатерина Любарская. Дизайнер.

– Михаил, – немного подумав, добавил, – моя фамилия Вам, в принципе, ничего не скажет.

– Не скажет, – согласилась, а потом, облизав губы, предложила. – Но, думаю, ты не против весело провести со мной время?

Теперь уже удивился Миша. Карие глаза вдруг засветились пониманием, и он прокашлялся, скрывая смех.

– Катя, кхм… спрошу так: Вы же знали, что зашли в тематический клуб?

– В смысле? – девушка слегка нахмурилась, закидывая ногу на ногу.

– Ладно, а если так: «Вы в теме?», – задал он вопрос по-другому, снова беря стакан.

Та закусила губу, задумываясь:

– О какой «теме» Вы говорите? Ничего не понимаю, – она всё ещё пыталась уверенно улыбаться, продолжая флирт.

– Проехали, – улыбка на губах молодого человека стала ещё шире, и он едва слышно пробормотал. – Везёт же мне на таких…

Катя хотела было возмущённо спросить: «Каких ещё «таких»?» – но тут двери с хлопком открылись, и внутрь зашла эффектная брюнетка, с недовольством осматриваясь. Сзади неё шагали два брата-близнеца, на первый взгляд и не скажешь, что они вообще родня. Настолько по-разному они выглядели.

Наконец брюнетка в обжигающе-красном вечернем платье заметила Мишу и решительным шагом направилась к нему, на ходу начиная высказывать всё шатену:

– Нишовский, твою мать! Почему я узнаю, что ты в Киеве, не от тебя, а от него? – кивок на закусившего губу бармена. – Ты ошиваешься в городе четвёртый день, а нам ни слуху ни духу, старику ты вообще написал, что до сих пор сидишь в этом своём Питере, галерею обустраиваешь. Как это понимать, предатель?!

– Эм-м… Юля…

– О, неужели ты вспомнил моё имя!

Девушка нагло уселась рядом с ним и потянула руки к горлу жертвы. При этом она совершенно не беспокоилась о состоянии пышной юбки, и та разметалась по дивану, переливаясь шелковыми волнами при малейшем движении хозяйки. Да и вообще, на фоне Юли даже Катя выглядела бледно и невзрачно, и это вовсе не из-за наряда – ключевую роль тут играли твёрдость и уверенность движений, какая-то подсознательная лёгкая грация и та самая небрежность, будто обладательница явно недешёвого платья носила такие каждый день. Впрочем, скорее всего, так и было.

Краем глаза Катя заметила восхищённые взгляды, причём большинство из них принадлежали именно девушкам. Заодно дизайнер пыталась вспомнить, где же она слышала фамилию «Нишовский». Что-то мелькало на периферии, но никак не хотело складываться в единую картинку.

– Юль, Юльча, я правда забыл, – шатен оправдывался как мог, пока девушка трясла его, словно тряпичную куклу.

– Скажи лучше: «Не хотел волновать», – хмыкнул один из близнецов, склонив голову набок.

Другой задумчиво смотрел на устроенную сцену «возвращения блудного сына» и выдал:

– Пойдём, что ли, в карты рубанёмся?

– Колода с собой?

– Обижаешь.

И оба, кивнув чему-то, зашагали в сторону барной стойки.

– Как. Ты. Мог? – Юля встряхивала его при каждом отчеканенном слове, игнорируя тщетные попытки отстранить руки от горла. – За. Всё. Это. Время. Ни. Единого. Сообщения!!!

В конце концов Миша прекратил попытки сопротивления и сдался на волю победительницы, дожидаясь, пока закончится подобное проявление «радости».

Юльке же было плевать на то, что кругом люди, а тем более какая-то зачахшая брюнетка, пытающаяся подкатить к её другу. То, что Нишовский – гей, она знала уже давно – с тех самых пор, как братья, никогда ничего от неё не скрывавшие, в лицах разыграли сцену соблазнения, сдабривая её своими комментариями.

Как же стыдно тогда было, кто б знал.

Но сейчас они, тем не менее, продолжают общаться, и гораздо теснее, чем на тот момент. А всё после того проклятого случая… Никто не любил вспоминать об этом, хотя, как говорится: «Не было бы счастья, да несчастье помогло».

Миха же, по мнению девушки, как был балбесом, так и остался – по-прежнему не умеет врать, такой же понимающий и добрый, всё так же потрясающе рисует. С каждым днём, часом, минутой, проведённой за холстом, всё лучше.

Его внутренний мир поражал. Особенно на выставке заметили одну картину под названием «Ночь перед шабашем». Казалось бы, обычные предметы: лодка, месяц, деревья, пусть и со свитой странноватых неземных огоньков, – но всё так… сказочно. И в то же время реально. Так хочется поверить, что – да, такое место действительно существует. Умом понимаешь – такого быть не может, но сердце всё равно откликается на потусторонний зов.

За эту картину предлагали огромные деньги, такие даже на аукционе не выручишь, но Миша отказался, после этого повесив картину в своей комнате старого дома в Киеве. Причём на его губах была так ненавистная Юле грустная улыбка. Но сейчас не об этом.

Опомнившись, девчонка тряхнула головой, немного сбивая идеально уложенные пряди, собранные в какую-то замысловатую причёску.

– Чуть не задушила, – с извиняющейся улыбкой пожаловался парень то ли Кате, то ли самой мучительнице.

– Так тебе и надо, – проворчала та, складывая руки на груди.

– Ты, кстати, сюда с какого-то приема, что ли, приехала?

– Да, папаня мне, кажись, смотрины решил устроить, – девушка хмыкнула, а потом встала и изящно покрутилась вокруг своей оси на радость остальным зрителям. Невероятное сочетание хрупкой грации и жесткой грубости невольно притягивало восхищённые взгляды. – Ты же у нас эстет, полюбуйся.

– Ага, полюбуйся, она в третий раз надела вечернее платье, – не отрываясь от игры, отозвался близнец.

– Которое влетело нам в копеечку, – подтвердил второй.

Их, кажется, тоже мало волновала публика. Ещё бы, с такой жизнью и эпатажными выходками.

– Заткнитесь, – привычно огрызнулась Юля и вдруг придирчиво осмотрела Нишовского, взглядом-сканером отметив все изменения.

– Похудел, – констатация факта. – А одеваешься как раньше. Так, всё, хватит болтать на радость этим зевакам. Они на меня уже слюни по полу пускают, как бы не захлебнулись. Да и мадам Воспиталка всё ещё за мной следит.

Зеваки тут же с характерным звуком сглотнули, а Миша удивился:

– Как? Она всё ещё с вами?

– Ага. Ты же не спрашивал, вот я и забывала рассказать – когда мы на два месяца свалили из дома, она от того, что не уследила, запила, а отец из солидарности к ней присоединился. Он на ней, кстати, теперь женат.

– Баба неплохая, только когда чепчик не надевает и по-русски говорит, – вставил свои «пять копеек» играющий в карты Влад.

– Захлопнись, – Юльча с раздражением повернулась, крича чуть ли не на весь зал. – Когда не просят, молчи и дыши в тряпочку. Если твои мозги ограничиваются азартными играми, они больше ни для чего не пригодны.

За брата хотел ответить его близнец, но, больше ничего не слушая, девчонка схватила Мишу за руку и потащила не сопротивляющуюся тушу к выходу. Сама «туша» только и успела шепнуть забытой всеми Кате: «Прости, мои друзья такие шумные», а после чуть ли не за шкирку была вытащена наружу.

С тяжелым вздохом оставшиеся картёжники остановили недоигранную партию и поплелись следом, переговариваясь:

– Как думаешь, куда она?

– К Лере. Ты ж знаешь, у неё в голове шестерёнки со скоростью света двигаются, особенно после ночи с классным партнёром. Небось уже экскурс-план составляет – сначала к Лере, потом ещё к кому-нибудь. Ночь длинная.

– Угу, длинная, прикинь, сколько раз мы смогли бы сыграть. Я тебя почти уделал.

– Мечтай, салага. Ты ещё прошлое желание не выполнил.

– По-твоему, позвонить по случайному номеру, прикидываясь услугой «секс по телефону», – удачная идея? Где ты такое откопал?

– А помнишь, мы передачу смотрели…

Дальше Катя не услышала, так как парни тоже скрылись из виду. Она рассеянно взяла чашку кофе, отхлебнув холодный напиток, и вспомнила кое-что, охнула, прикрыв рот рукой. Точно! Как же она могла забыть – Нишовский – фамилия самого молодого участника, занявшего третье место в международном художественном конкурсе на определённую тематику. Сейчас о нём печатают во всех газетах – мол, гений, талант.

Катька всегда относилась к такому скептически, но в этот раз сердце дрогнуло, раненной птицей забившись в груди-клетке. И это вовсе не из-за громкой фамилии, просто та самая лёгкая улыбка: «Прости, мои друзья…» – прочно залегла внутри.

Возможно, это именно тот, кого она давно искала, тот, кто был ей нужен всё это время?

Девушка крепко сжала кулаки: она не привыкла сдаваться.

========== Т.о. 15: Тысяча и одно воспоминание ==========

За все прошедшие годы я могу с уверенностью сказать, что у меня осталось столько приятных воспоминаний, что и не сосчитать. Даже мимолётное весёлое мгновение стоит того, чтобы запечатлеть его в памяти, сохранив у себя в душе. И этим мгновением может быть всё, что угодно: улыбка друга, кусок долгожданной сладкой ваты, удачная фотография.

Кстати, о фотографиях. За последний год где я только ни побывал: в Париже, Милане, Риме – не задерживаясь ни в одном месте дольше, чем на неделю, благо средства позволяли, и каждый раз фотографировал людей, достопримечательности, просто пейзажи, восторгаясь такой чистой, незамутнённой грязью красотой. Так что фотографий у меня набралась не одна стопка – распечатать хотелось каждую. И, наверное, магнитов накопилось не меньше – по крайней мере они уже не помещаются на холодильнике в моём киевском доме. Именно поэтому я как-то забывал отсылать весточки о себе, за что сейчас и буду «наказан».

– А ты похорошела, – с улыбкой делаю ей комплимент.

Юлька за это время действительно стала настоящей красавицей – снова отрастила волосы, лицо и фигура стали гораздо плавнее, женственнее, черты – мягче, тело – стройнее. Глаза будто глубже и ещё бесконечнее, с лукавыми огоньками где-то в глубине.

– Не подлизывайся, – она даже не обернулась, а я, только и успевая следом, увидел желтую Феррари. – Садись на переднее сидение, чтобы я тебя видела.

– А может, сразу за руль? – предложил я, обходя машину.

Из дверей бара вышли близнецы. Они разделились и выглядели так, будто мы с подругой под конвоем.

Когда все уселись, Влад нажал на газ, а машина двинулась, быстро направляясь к месту назначения, причём никто и не спросил Юльчу, куда она хочет меня доставить, словно заранее зная ответ. В принципе, почему «словно», место назначения знаю даже я – это квартира Леры.

Она теперь занимается чем-то вроде архитектуры и ландшафтного дизайна одновременно, за что получает нехилые деньги. Последний раз, когда мы созванивались, она тоже была в Лондоне.

– Эм-м… а может, не надо? – наверное, моя улыбка получилась чересчур нервной.

Всё ещё помню тот жуткий разнос. Причём Лера тогда была на каком-то совещании, что её совершенно не волновало. С кем я общаюсь? Теперь с этой девчонкой у меня ассоциируется только одна фраза: «Пришла по мою душу».

После оставшихся двух лет учёбы всех раскидало по стране, но никто не потерял связь с остальными. Нас было мало, но, скорей всего, именно это стало причиной того, что мы, как семья. У каждого братьев и сестер столько же, сколько и бывших одноклассников. Ну, плюс ещё Юльча с братьями и Славик со своей малой.

Ваня всё-таки стал врачом, его забрали «с ногами»… или рогами, не помню, как там говорится в случае, если и то, и другое в наличии. Сейчас он учится в Германии, но сюда прилетает на выходные и каникулы – проведать мать с младшей сестрёнкой, которые давно переехали в квартиру получше. Отца его посадили лет на десять, не меньше, за ограбление и покушение на убийство. По словам Ваньки – поймали с поличным вместе с дружком. Причём, пока друг рассказывал об этом, в его голосе то и дело проскальзывали мрачновато-радостные нотки. Честно говоря, я и сам рад, что такого ублюдка наконец-таки посадили.

У Вики сейчас своя небольшая галерея, а сама девчонка учится в каком-то высшем худ. заведении. В каком и где – упорно молчит, даже под страхом пытки, но по крайней мере, когда я в последний раз был на нашем ежемесячном то ли собрании, то ли гулянке, она, как и положено, приехала.

Что с Кириллом – я толком не знаю. Скорей всего, доучивается где-то, а может, и играет в какой-то команде. Сам он терпеть не может хвастаться, по его же словам, а я предпочитаю не спрашивать. Футбол по телику принципиально не смотрю, сколько бы ни уговаривали.

Маришка тоже архитектор и работает в крупной киевской компании. Про неё я за эти два года тоже узнал много нового, особенно на «Прощальном вечере секретов», когда мы все, забравшись ко мне в дом – он больше всех подходил для такого, – рассказывали свои самые важные тайны. Все ещё помню тот вечер…

Прокуренная и провонявшая алкоголем Женькина… нет, уже давно не его, просто – вторая спальня. Тогда поздняя весна была на удивление прохладной, снег исчез буквально за день до того, оставив после себя небольшие лужи. Окна никто не открывал, боялись, что размещённые по всей комнате свечки – ровно девять – потухнут. Каждая из них сделана собственными руками, над каждой заклинание удачи, произнесённое и всеми преподавателями, и друзьями, и нами лично. А огонёк… зажег – пускай догорит, иначе не сбудется. Всё было проникнуто жутковато-загадочной, волшебной неизвестностью. Глупо, но мы все, поголовно атеисты, верили в такую-то несусветную чушь. Правда, верили, моментами отфыркиваясь от полушепотом заданных вопросов: «Как думаешь, реально сбудется, если свечка догорит?», «Всё будет так, как загадано? Правда?» – сами же через некоторое время спрашивая подобное.

Две сдвинутые кровати, нас восьмеро, все в одном нижнем белье – что-то вроде традиции, о которой нам рассказала бывшая выпускница, подруга Кирилла.

Кстати, свечек действительно было девять – и для Жени тоже. Он в самый последний момент неожиданно её прислал вместе с короткой запиской: «Пусть на неё загадает ещё и Мишка» – а мы ведь с ним больше не общались… И опять, сволочь, опять не подумал о моих чувствах, когда я буду читать его слова. Сразу вспоминается стих, намертво врезавшийся мне в память. Я не учил его наизусть, нет. Только всё равно помнил эти строчки, бессознательно разбирая их на слова, буквы, звуки, подбирая другую рифму, заканчивая тот недописанный стих по-своему. Его стих.

Я нашел его в виде скомканной бумажки под матрасом. Может, сочиняя его, он тоже пытался разобраться во мне, в себе, в том, что между нами происходило?

Даже ночью разбудите – расскажу, как таблицу умножения – так же на автомате.

«Я тебе подарю на тарелке с каемкой

Жизнь и сердце моё, закричав очень громко:

Дурачина, признай, ты ведь страсти боишься,

Прячешь душу свою, хоть от счастья лучишься.

Даже с дрожью в ногах от меня убегаешь,

В страхе сердце запрёшь и любви не узнаешь.

Ни за что не придёшь, чтобы шаг сделать первый,

Даже если поймёшь, что тебе буду верный.

Прячешь губы, глаза, ты рождён слишком честным.

Знаешь – что ни скажи, будет всё неуместным.

Боже, хватит искать для всех действий причину,

Я скажу: “Я люблю”, сбросив ложи личину.

А ты только поверь, что ты был самым первым

Удостоен тех слов. Говорю же, я верный.

Но не веришь, пройдёшь, в шутку всё переводишь,

Ты боишься любви, в круге замкнутом бродишь.

Всё равно о тепле ты украдкой мечтаешь.

Знаешь ведь – глупость, ты знаешь, ты знаешь…»

Нет, Женя не романтик, уж мне это прекрасно известно, но от прочтения перечёркнутых по нескольку раз ручкой и корректором слов страшно хотелось курить. Ах да…

– Юль, закурить нет? – чуть встряхнув головой, оправляюсь от навязчивых образов.

– Ты ещё не избавился от этой дурацкой привычки? – морщится, а я ловлю летящие ко мне со стороны Влада сигареты и жигу.

– Брошу, когда умру.

Открываю окно. Затягиваюсь. И снова погружаюсь в воспоминания, навеянные сегодняшней неожиданной встречей.

В тот вечер мы узнали друг о друге много всякого. Каждый по очереди рассказывал что-то свое: мелкие пакости, слабости, изъяны – пока не дошли до главного.

Первой, как ни странно, начала Марина. Сначала она рассказала, почему спала на первых уроках, потом – где пропадала ночами и, наконец, где подрабатывала. А работала она шлюхой.

«Да, незаконно, да, отвратительно, – негромко говорила моя одноклассница, обводя нас удивительно ясными и такими умными глазами, – но так было нужно».

«Делай, что должен, и будь что будет». А мы, чуть ли не пооткрывав рты, слушали её рассказ. Это… ну, мне не то чтобы неприятно или противно, но… странно. Ей нужны были деньги на операцию младшего брата. Кредит не давали, а из родственников только бабушка. Старушка хотела заложить квартиру, но внучка её отговорила. Конечно, был и другой способ заработать, но это самый простой и быстрый – мальчишке с каждым месяцем становилось всё хуже, а сердце – оно ведь не железное, однажды возьмёт и не выдержит.