Текст книги "Начать жизнь заново (СИ)"

Автор книги: Nitka

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 34 страниц)

Нужную сумму Марина накопила только за три месяца и с того момента больше не «работает».

«Думаю, вам сейчас неприятно со мной даже находиться рядом, не то что разговаривать, – подытожила Мариша, – но вы просто не знаете, как это – сидеть в неизвестности и думать: “Ты бездействуешь, а он умирает”. Да и в том… притоне я увидела всякое. Девчонки, хорошие, добрые, но без образования и богатых родных. Они только этим и существуют. Сначала ложатся под клиента, а потом или напиваются, или вкалывают себе какую-то дурь. Одна новенькая после первого же клиента там, в номере, и повесилась, а другая… у неё ребёнок… мы шли, она ему молочка купила… потом смотрит – кошка… Вся забитая, ухо порвано, хромает. Так та пачку открыла, говорит… “Пей, мне не жалко, ещё куплю” – и…»

Маришка всё говорила, не замечая, как захлёбывается слезами, и они стекали по подбородку. А когда сидящий возле неё Кирилл очнулся первым и с тихим «Дурочка» крепко её обнял, положив кудрявую голову себе на плечо, все шумно выдохнули, тут же засыпая утешением.

«Наверное, это страшно – жить в самом низу», – тогда рассеянно произнесла Лера, заворожено смотря на огонёк единственной стоящей на кровати свечи – Жениной.

И мне навсегда запомнился полный горячей благодарности неуверенный взгляд.

Потом рассказывала сама Лера, она не стала вдаваться в подробности, просто оповестила всех, что спит с отцом. По собственной инициативе.

Кирилл сначала ничего не говорил – он был единственным из нас, кто был ещё и в футболке. Развернувшись к нам спиной, парень поднял футболку, и девчонки охнули. Рыжеватое пламя свечи делало ужасные длинные шрамы ещё более жуткими.

«Отчим садист, – он пожал плечами, будто это естественное явление, – так же как и дядя. Поэтому я живу в общежитии».

Следующий на очереди – Ваня – рассказал о своём. И о том, как хотел защитить мать, поэтому жил вместе с отцом, чтобы вся злоба доставалась парню, и о том, что его сестра от другого «хахаля», который, узнав о беременности, трусливо сбежал…

Никита ответил сразу за себя и Алину. Оба нарики со стажем. Большим стажем. А с кокса редко кто соскакивает навсегда. Они двоюродные брат с сестрой, предков посадили за дилерство, а дети прошли реабилитационный курс, так необходимый из-за «любви и заботы» родителей, которые несколько раз поприкалывались на тему «А что, если…», а малолетки, естессно, втянулись. Потом Ник с Алей по протекции отправились сюда, вроде как долечиваться и приводить мозги в порядок.

После всех этих подробностей очередь дошла до меня. Вика смотрела волком, типа: «Ты первый» – и пришлось.

В принципе, моё признание после всех их казалось сущим пустяком, но выговорить его, выдавить из нутра так же трудно, как сдвинуть многотонный грузовик. Я, как и Лера, не стал вдаваться в подробности, только отчеканил, что с детства гей и немного о том, что случилось в моём родном городке.

«Что, прям все?» – не поверила Аля.

«Угу, – угрюмо ответил я, чувствуя, как пальцы дрожат от внутреннего напряжения. – Мой лучший друг после такого выбросил куртку, до которой я дотронулся. Знаете, село, чем и был наш городок, – это как государство. Маленькое, но со своими законами и запретами. А гомосексуализм – один из строжайших. Он – табу. Дети берут пример со старших, а многие старшие не слишком отличаются от детей. Наверное, поэтому…»

Я знал, о чём они думали после моих слов. Нет, не о моём бывшем городке, а о тех месяцах, когда ушел Женя. Уверен, теперь всё представлялось в совершенно другом свете. То, что раньше казалось дружбой, приобретало более глубокий оттенок. Но я не видел отвращения на их лицах… только вот Ванька. Он нахмурился и о чём-то сосредоточенно размышлял.

«Ну, и плевать», – тогда подумал я, закусив губу.

Потеряю друга – значит, потеряю. У Вани, к сожалению, не было такого просвещенного брата, как у Тёмы.

Последней из нас была Вика. Она обречённо вздохнула, но начала рассказ:

«В отличие от вас, я детдомовская. Меня… не любили и не брали ни в одну компанию, поэтому переезжала из одного детского дома в другой. Все считали меня странной, свихнутой на своих картинах и готике девчонкой, я, в свою очередь, совершенно не желала идти на контакт. И за это время у меня началось нестандартное раздвоение личности. Мало кто об этом знает, только директор, личный психолог и вот теперь… вы».

Всё, больше мы не услышали от неё и слова, а вечер откровений подходил к концу. Ошарашенное, потерянное выражение было у всех без исключения, каждый думал о чём-то своём, переваривал тот ворох информации, что свалился на него сегодня, и неуверенно косился на остальных, пытаясь понять, не противно ли им находиться рядом с тем, кто, обнажив душу, показал своё мерзкое нутро.

К утру мы напились до беспамятства, а я, приведя себя в относительный порядок, направился к старику. За ответами.

У него как раз были гости, и не хоть бы кто, а сам директор.

«И тут нашли», – рассеянно проговорил тот, ставя чашку с кофе на стол.

«Думаю, это ко мне», – с усмешкой подал голос старик.

«К тебе, – согласился я. – Но теперь уже к директору».

Тот наигранно тяжко вздохнул: «Нигде от вас покоя нет, каждый год одно и то же. В этом хотел сбежать, так не получилось. Вов, останешься?»

«А как же, – фыркнул старик, – в конце концов, до конца следующего года он мой».

«Ага, раб», – закончил про себя я.

Нет, я не жалуюсь, наоборот, эта определённость обнадёживает. Обещанный год отработаю, а там уже или останусь, или своей дорожкой. Так. Стоп.

«Хах, так школа уже готова?»

«Конечно, – он весело ухмыляется, – мы закончили раньше времени».

Сперва я даже не понял, что тут не так, но интуиция подсказывала, что не всё чисто. И тогда до меня дошло.

«Старик, только врать не надо. Даже Ленин свои пятилетки так быстро не исполнил, а выполнить план, рассчитанный на пять лет, за три нереально».

И для закрепления эффекта повторил последнее слово по слогам.

А тут ещё Слава зашел в комнату, став неожиданной поддержкой:

«Расскажите ему. Он уже не пацан – поймёт».

И старик, бурча: «До чего умные дети пошли» – сдался. Именно тогда я узнал, что он хочет не построить новую школу, а восстановить старую школу-интернат, правда, немного изменив классификацию – она действительно будет спортивной. И требовался ему не просто мастер спорта, а надёжный и проверенный человек, способный понять и обучать трудных подростков. Я идеальная кандидатура: во-первых, такой же трудный подросток, во-вторых, обязан старику, что называется, «по уши», а в-третьих, против фактов не попрёшь, я действительно смог бы понять подростков, похожих на меня.

А насчёт академии… Да, туда принимали далеко не всех, кого попало. В «Синий» класс, конечно, детей тех самых богатых, которые были спонсорами и обеспечивали своё чадо всем, вплоть до личного водителя. Но «Зелёный»… Одного таланта мало. И знаний тоже. Естественно, при приёме они должны быть на уровне, но, помимо того, для поступления должна быть личная причина. Настолько личная, что о ней не знает почти никто. Моей причиной стал побег из-за «нестандартности мышления», как выразился директор. Он знал и обо всех остальных, не поленившись раскопать подноготную вплоть до причин пропусков уроков в первых классах.

Из-за этого мало принимали старших. Минимальный срок учёбы – три года (и я снова попал «в точку»). Проблемы мелких при нужном влиянии решаются намного легче, чем проблемы окончательно запутавшихся в себе старших. Те в любом случае или выпутаются, или запутаются настолько, что обратно не выйдут. Но это всё уже без участия академии – директор не любит рисковать, хотя и устроил всё так, чтобы ученики могли откосить от армии.

Подумав, что в жизни всё далеко не так просто, я попрощался, поблагодарив за ответы.

Дома меня ждали. Все в полном составе. Они знали, куда я ходил, и теперь пришлось рассказать всё до последнего. Это утро и дало нам то, чего не мог дать ни один день, ни один вечер, – доверие. Теперь мы доверяли друг другу как себе, чего уж там, когда все тайны раскрыты. Ещё вечером на лице каждого была робкая улыбка, теперь же – уверенная.

А Ваньке, как оказалось, никакой просвещенный брат и не нужен. Перед тем как попрощаться, он самым последним подошел ко мне и извинился. За плохие мысли.

Смешно, конечно, но он всегда был прямолинейным и искренним…

– Эй, чего столбом застыл? – Юльча раздраженно пнула кресло, на котором я сидел. – Вставай, мы уже приехали.

Вздохнув, я вылез, ну вот, только отвлёкся на посторонние мысли, как меня опять вырывают в реальность. Последний год я не участвовал в наших общих собраниях, но, кажется, подруга уже обзванивает всех, намереваясь устроить внеочередную гулянку. И плевать, что её платье стоит столько же, сколько одна из моих далеко не дешевых картин.

– Подожди, – перехватываю её руку со смартом, – ты что, забыла? Я не просто так приехал, завтра же…

Её глаза расширяются, и девчонка рассеянно смотрит на братьев:

– Фак, со всеми этими делами совсем закрутилась. Вы знали.

Саша кивнул:

– Ага, только думали, что ты помнишь.

– Чёрт, – брюнетка закусила губу, а потом обратилась ко мне. – Ты покупал что-то? Цветы, венки?

– Ещё вчера, – мягко улыбаюсь. – Сейчас магазины уже закрыты, но я с тобой, если что, поделюсь, согласна?

– Фу-у-ух, что бы я без тебя делала, – она порывисто меня обняла и потащила к подъезду.

Но я успел услышать голос Влада:

– А ты розы купил?

– Конечно, даже черные нашел.

– Ей бы не понравилось, она же красные любила или белые…

Я тоже купил… красные. Ровно двадцать штук.

========== Т.о. 14: Круг общения ==========

– Лерка, открывай, медведь пришел! – на весь подъезд закричала Юльча.

Лера жила на девятом этаже с двумя звуконепроницаемыми дверями и вряд ли услышала бы этот крик. Зато услышали соседи, но, видимо, уже привыкнув к шумной девчонке, орущей приличные и неприличные вещи – в зависимости от настроения, – не возмущались. Тем более в последнее время слышали их не так часто, в конце августа много людей озабочены своими проблемами.

Ответа мы ждали недолго, минут пять, пока не щелкнуло два замка, а из-за приоткрытой двери на нас не посмотрела сонная Лера.

– М-м-м, чего так рано?

– Хах, рано? – возмутилась Юля, демонстративно включая экран смарта. – Уже, чтоб ты знала, почти ночь.

– Да? – она неподдельно удивилась, а потом оглядела нас мутным взглядом. Заметив меня, брюнетка удивлённо распахнула глаза и с визгом бросилась мне на шею. – Мишка-а-а, неужели приехал?! Я думала, ты только завтра явишься. Как я рада!

– Представляешь, он уже четвёртый день в городе, а нам ни слова, – пожаловалась вторая подруга, упирая руки в бока.

Хватка на моей шее тут же стала похожа на захват рестлера:

– Правда?

– Н-нет, – я попытался улыбнуться, но вышло как-то паршиво. – И вообще, кто вам такое сказал?

– Мы сами нашли, – с усмешкой хмыкнул Влад. – Коля сказал, что ты у него в баре, мы проверили базу данных, нашли твоё имя, дату авиарейса и номер самолёта. Всё просто и быстро.

Угу, как же, просто и быстро.

Моё несчастное положение спас Андрей – отец Леры, который тоже вышел на порог и за талию притянул девчонку к себе:

– Не стойте на пороге, не август месяц.

– Ага, – кивнув, я поспешно отошел подальше, смотря на их целомудренный поцелуй.

Сейчас, когда Лерка выросла, разница в возрасте казалась уже не столь существенной, и их схожесть хоть и была, но стала не такой явной. А уж тёплая нежность в отношениях и вовсе сглаживала все углы.

Признаюсь, в первое время меня это очень напрягало, но потом, как и остальные, попривык – после знакомства с самим Андреем всё казалось не таким страшным, как раньше.

– Проходите, – брюнетка широким жестом пригласила внутрь, но взглядом пообещала, что к этому мы ещё вернёмся.

Внутри уютно и красиво, как говорится, со вкусом. Скорее всего, они недавно прилетели из страны с другим часовым поясом, поэтому сейчас отсыпались.

Но Юльче всё равно, она и мёртвого поднимет, если надо. Слава Богу, оккультизм и сатанизм они ещё не практиковали… а может, и практиковали, кто их знает.

Мы зашли в зал с низкими столиками и подушками вместо стульев. Это плюс большой плазменный телевизор, круглые шкафы и пара других мелочей – идея той же Юльчи, в одно время загоревшейся желанием, чтобы её везде окружал китайский стиль.

Хозяева квартиры мазохистами не были, поэтому позволили неугомонной троице вплотную заняться именно этой комнатой. В итоге получилось очень даже ничего – особенно висящая возле окна музыка ветра и бамбуковые жалюзи.

В моём случае, пожертвованием их бурной фантазии стала столовая. А вот там изменилось всё: обои, окна, правда, только изнутри, люстра, мебель, стол. Кстати, его они забрали себе, взамен купив мне какой-то стол с подогревом. Как его там… котацу* вроде. В общем, под этим столом можно и есть, и спать, и заниматься, и жить… ну, в моём случае. За всё остальное деньги я им отдал, как те ни упирались.

И проход они поменяли, сделав вместо арки какую-то выдвижную дверь. Видел я один раз такую. В мультфильме, правда…

И тут вдруг заметил на себе несколько внимательных взглядов, самый пристальный из которых принадлежал мелкой инцестнице.

– Что? – невольно захотелось поёжиться.

Ей-богу, только подруг я боюсь больше самого Дьявола. Они и поодиночке не сахар, а когда вместе чего-нибудь вытворят, так хоть прячься.

Те переглянулись, и Лера обратилась к нам:

– Устраивайтесь, сейчас чайник поставлю и чё-нить соображу. А ты, – видимо, в число «нам» я не входил, – зараза, идёшь со мной, – и даже не оборачиваясь. – Папочка, закрой, пожалуйста, ушки.

Тот усмехнулся, но то, что сделал дальше, мне увидеть так и не довелось, так как меня в который раз утянули за руку.

Следующие пятнадцать минут я имел сомнительное удовольствие выслушивать всё, что думают обо мне, моей сексуальной ориентации, предпочтениях, интересах и эгоистичных выходках. А также всеобщее отношение к моим «частым» визитам на родину и весточками, что хотя б жив и здоров.

На последнем девчонка нахмурилась, переводя дыхание.

Не пойму, зачем мы выходили? Благодаря открытому на проветривание пластиковому окну всё слышно и на соседней улице, не говоря о комнате рядом.

– Ты что делал за то время, пока в городе был? – на этот раз голос звучал подозрительно спокойно, не превышая стандартной громкости.

– Гулял, – туманно ответил, пожав плечами.

Большую часть времени я действительно гулял: на огромный новый холодильник повесил магниты с последней поездки; сходил в садик к Мире, естессно, предупредив перед этим Славу и Олесю, сходили с мелочью в бродячий цирк, Макдоналдс, пофоткавшись с красноволосым клоуном у входа; дождался посылки с присланными из Харькова столиком и пуфиками в комплекте, вместо старого, стоящего в кухне; купил венки, цветы и прочие прелести похоронного типа; зашел на свою страницу в одной социальной сети, в конце концов… И гулял бы до завтра, если бы не Николай Батькович – бармен и наш с Юлей хороший знакомый.

Леру такой ответ не устроил, но, на удивление, «домогаться» она не стала, только с упрёком покачала головой:

– Мне интересно, когда ты заведёшь себе кого-нибудь? Он, – она ткнула ухоженным пальчиком в замок на цепочке, висящий у меня на шее, – бессовестно свалил, оставив тебя в таком состоянии, что мы всем классом и ещё четырьмя левыми персонами тебя еле за полгода откачали. Савкин, или как там его настоящая фамилия, уже популярным стал, за его душу любой клуб столько денег отдаст, что нам и не снилось. Он же один из самых перспективных молодых форвардов…

– Подожди, – притормозил, сделав характерный жест рукой. – А ты откуда знаешь про кулон и популярность?

– Сложно не догадаться, – эта экстрасенсша усмехнулась и посмотрела на меня взглядом, выражающим несколько мыслей, одна из которых: «Ты что, дурак?» – У Жени ключ точно такой же отделки был, значит, в паре. И, в отличие от тебя, я хоть иногда смотрю спортивные новости.

Тихо засмеявшись, я, извиняясь, улыбнулся – знаю, знаю, дурак.

– Ну, где вы там? – окликнула нас Юля.

– Сейчас, – ответила ей проницательная подруга, снимая пищащий электрочайник, который она поставила ещё до начала «лекции». – И вообще, не уходи от ответа, – девушка ловко двигалась в небольшой кухне, доставая чашки и привычно заваривая кому чай, кому кофе – спрашивать излишне.

– Я собак завёл, тебе что, мало? – схитрил, облокачиваясь на стол.

– Ты знаешь, о чём я, – раздраженный взмах рукой, дающий понять, что в этот раз я так просто не отделаюсь.

– У меня есть Дима. И хватит.

Брюнетка с вымученным стоном повернулась, прожигая уничтожающим взглядом:

– Ты Диму зажимаешь в подворотне, говоря милые глупости?

После такого я даже прыснул от смеха, невольно представив себе подобную сцену:

– С Женей я тоже так не делал.

– Савкин – это другое дело, – очередной чайный пакетик упал в горячую воду, и та стала окрашиваться в тёмный цвет.

– «Но если их двое, тут дело другое – постель всё кладёт по местам», – улыбаясь, продекламировал я.

– Вот для этого тебе Дима и нужен. Чтобы напряжение снять, – подтвердила подруга, ставя шесть чашек, сахарницу и вазу с печеньем на поднос. – На, неси, – поднос кочует в мои руки, и мы идём обратно.

– Чего ты ещё от меня хочешь? – не понял, ногой помогая открыть дверь, – чтобы я истекал соплями и слюнями, постоянно говорил о «любимом зайке» и испускал розовые сердечки? – думаю, мой взгляд был красноречивее любых слов.

Та смутилась, но в разговор влезла другая:

– Вы о чём?

– О том, что она хочет, чтобы я нашел замену Диме…

Меня тут же перебивают, с тихим стуком ставя чашки на стол:

– О том, что секс-друг и любимый – это совсем разные вещи.

– М-м-м, – глубокомысленно изрекает Юля, а близнецы с усмешками переглядываются сначала между собой, а потом и со мной.

Лера же с возмущением продолжала:

– Пока ты расцыганивался в этих своих перелётах, твой Дмитрий перевстречался со всеми гомиками района и сто сорок раз переспал с первым появившимся мужиком. Это нормально?

– Я не ревнивый, – закусив губу, чтобы не улыбнуться, парировал я.

Андрей, судя по всему, тоже пытался скрыть веселье, наверняка радуясь, что дочь не смотрит в его сторону.

Мы с Димкой даже не встречаемся, просто общаемся время от времени. А все мужчины, находящиеся тут, в свои двадцать один и больше уже избавились от «сопливой радости» вместе с представлениями о большой чистой невинной любви с первого взгляда. Юлька сняла розовые очки и того раньше, а вот Лера, которой недавно исполнилось восемнадцать, всё ещё мечтала о чём-то возвышенно-прекрасном если уж не для себя, так для друзей, главной кандидатурой из которых являлся я.

Но вместе с этим подруга по-прежнему коим-то образом умела читать мысли, продолжая озвучивать своё мнение напрямую.

Именно поэтому она так не вовремя подняла голову, осмотрев всех с подозрительным прищуром. Под конец взгляд остановился на Андрее, и девчонка обречённо вздохнула:

– Как понимаю, единомышленников можно не искать? И почему меня окружают одни циники? С кем я общаюсь? – риторические вопросы.

– Мир не без добрых людей, – философски, а может, просто пофигистически пожал плечами Саша, протягивая мне сахарницу.

– Я сам, – отмахнулся, задумчиво смотря на расходящиеся в тёмном чае круги.

К слову, за продолговатым столиком мы отлично поместились. С одной стороны сидели полуголый Андрей с Лерой, на которой была его же рубашка и короткие желтые то ли шорты, то ли трусы, с другой и напротив меня – троица, сбежавшая с приёма, и перед этим, судя по довольным лицам, успевшая чем-то нагадить гостям. И я, так и забывший снять дорожную верхнюю одежду. Пёстрая компания, ничего не скажешь, причём ни Лера, ни Юля, по натуре очень любопытные личности, не задали и вопроса при виде друг друга. Не иначе как созванивались до этого.

– А что там Шики и Локи? – поинтересовался Влад, подперев рукой подбородок.

Рядом Юльча явно дурачилась, показывая сценку «Как себя ведут аристократы», попивая чай крохотными глоточками, оттопырив мизинец. При этом она время от времени бросала хищные взгляды в сторону горки печенья, нашими стараниями уменьшавшейся с каждой минутой, но попыток к похищению не предпринимала – аристократы так не делают.

– А что они? – недоуменно посмотрел на парня. – Живут себе со стариком, я же не везде их смог бы взять, поэтому оставил в спорт. школе. Их мой бывший ученик через недельку привезет обратно. Мне ещё ремонт доделывать в гостиной. Грязи, пылищи будет, ещё моих псин там не хватало.

– Вау! А покажешь потом? – «загорелась» Юльча, мигом прекращая представление и в это же мгновение выхватывая из-под руки Саши последнее оставшееся лакомство. Тот досадно скривился, но смолчал. – Ты ж нас за последние два года туда ни разу не звал. Партизан.

– Там ремонт, – чуть улыбнулся и обратился к Андрею. – Я когда закончу, всех звать буду. Придёте?

– А как же, – почти зеркалит мою улыбку, обхватывая талию прислонившейся к нему Леры в кольцо сильных рук.

Мы заболтались, делясь последними новостями и впечатлениями, а Лерка, как хозяйка, ещё не раз ходила на кухню за чаем и кофе. Запасы выпечки мы истребили полностью, не рискуя переходить на спиртное.

Когда перевалило за четвёртый час утра, Владу кто-то позвонил. Оказалось, отец. И он очень настоятельно просил вернуться до того, как мадам Воспитательница проест плешь в его мозгах. От волнения.

Пришлось возвращаться. Мне так же настырно предлагали заночевать у них – я даже знаю, из каких опасений, но я под клятвенным обещанием явиться к Нику домой не позже одиннадцати утра был отпущен восвояси.

Пока не пришел рассвет, на улице прохладно – дует лёгкий ветер, моросит небольшой дождь.

Отказавшись от предложения довезти домой, махнул рукой, прощаясь с яркой Феррари.

Поежился, засунув руки глубоко в карманы. С приятным удивлением нащупал зажигалку. Денег во внутреннем кармане хватило бы только на недорогие сигареты, а значит, надо поискать ночные магазины. Когда мы проезжали, я мельком заметил один, работающий с 22.00 до 10.00, как раз то, что мне нужно.

От квартиры Леры до моего дома довольно далеко, я и до одиннадцати туда не дойду, а вот к Никите примерно полчаса ходьбы.

Да, конечно, можно было переночевать у подруги, но не хочется смущать их обоих своим присутствием, мало ли какие планы у них выстроились на это время. А заночевать у самого Ника – очень кстати, и ходить никуда не надо. Никак не забываются его слова, сказанные год назад. От них мурашки по коже. Руки, скрытые кучей напульсников или длинными рукавами, заставляют отводить глаза и вставать дыбом волосы, представляя, каким образом получены длинные тонкие шрамы.

Купив в искомом магазине пачку, я, едва выйдя за порог, затянулся. Хорошо.

Кто только ни пытался избавить меня от этой дурной привычки: Слава, Женя, старик, Ваня, Лера, тот же Дима – всё зря. Я никотиновый наркоман ещё с шестнадцати, и плевать, насколько меньше из-за этого проживу. Мне ближе логика: «Пить вредно, курить вредно, умирать здоровым жалко». Очень жалко.

К чему я никогда не опущусь, так это к наркотикам. Они – табу. Вся наша дружная компания, зная, что я со своей слишком творческой натурой могу после очередной черной полосы подумать: «А почему бы и нет?» – заставила меня клясться. И я клялся… на могиле, и перед собой, и перед крестом с улыбающейся подростковой фотографией – единственной, которая с паспорта, и знакомым до рези в глазах именем. Клялся перед надписью чуть ниже имени, которую мы делали своими руками: «Путь от рая по ступенькам вниз».

Эти слова не нашего авторства, они – записка, последнее послание, найденное в холодной заледеневшей руке. Они, как нерушимое пророчество для тех, кто подсел навсегда.

Но ладно, лучше не думать о грустном.

Иду не спеша, не пытаясь скрыться от всё увеличивающегося дождя. Ещё темно, но светлые лучи маячат на краю горизонта. Чертовски хочется домой, к себе, а ещё лучше, если бы там были мои псины. В такое дождливое, по-осеннему октябрьское время хорошо прийти домой, сбросить мокрую верхнюю одежду и под звуки бездумно включенного телевизора зарыться пальцами в густую шелковистую шерсть, ещё лучше, обхватив тяжелые туши руками, заснуть прямо на мягком ковре, убаюкиваясь частым собачьим дыханием. Мда, ностальгия.

Уже как с полгода я отправил питомцев к старику в Москву, куда тот с Верой Павловной переехал сразу после открытия спорт. школы, и заезжал от силы раз пять, как бы лица моего не забыли.

Выкурив сигарету, попытался зажечь вторую, но из-за противных мокрых капель получилось только пару раз бесцельно чиркнуть зажигалкой. Да, я люблю дождь, особенно бесконечное небо, так стыдливо прикрывающееся призрачно-тёмными облаками, вспышками, резкими раскатами грома. Но сейчас он как-то не к месту, сейчас лучше спать дома, а не идти черт знает куда.

Надеюсь, местоположение квартиры друга не изменилось.

К счастью, нет. Правую дверь второго этажа в самом последнем подъезде мне открыл Ник. Правда, бледное, взъерошенное, с черными кругами под глазами, худое костлявое нечто, слабо напоминало прежнего Никиту. Хотя мне привычно, год назад он был в ещё худшем состоянии, а это так, переходно-депрессивное.

Чёрная футболка с весёленьким таким скелетом чуть свисала с плеча, а джинсы, его же, только старые, спадали, несмотря на туго перетянутый пояс. Классический гот, блин. Тощая версия.

– Ты ко мне? – спросил он, а я постарался через силу улыбнуться, не выдавая беспокойного взгляда:

– А к кому ещё?!

Он облизал пересохшие губы и слабо кивнул, приглашая пройти внутрь.

Я же, вымокший до нитки, с радостью воспользовался доступом, закрывая за собой дверь. Сразу снял кардиган, повесив его на пустую вешалку. Потом разулся и, как собака, отряхнулся. Проклятые волосы – всё лень наведаться к парикмахеру, хотя давно пора.

Пройдя через коридор в кухню, я закусил губу – вещи разбросаны, как в припадке бешенства… или отчаянья.

– Кофе будешь? – только теперь замечаю в голосе друга сиплые нотки.

Кричал? Весьма вероятно.

– Давай кофе, я уже не сова давно, так что глаза слипаются.

Люблю рисовать по ночам, но режим, насильно вбитый стариком, постоянно давал о себе знать – если садился рисовать ночью, то брал с собой любимую огромную кружку кофе, выпивая по три-четыре порции за ночь, а потом весь день ходил с «полузаряженной батарейкой», так как заснуть не получалось.

Кухня тоже разбита – мебель разбросана, посуда, электрочайник вдребезги, на гладких лакированных поверхностях, обоях продолговатые следы, как от ножа. Может, это он и есть?..

– Извини, – уже откровенно сипит, – остались только одноразовые стаканчики.

– Да ладно, всё в норме, мне не привыкать.

Ничего не говорит, только наполняет обычный железный чайник водой из крана и ставит его на печку, включая ту в розетку.

Я же сажусь на опрокинутый покарябанный стул, предлагая:

– Курить будешь?

Вместо ответа кивает, едва-едва приподнимая уголки губ в блёклой улыбке.

За столько времени я не могу перестать сравнивать этого Никиту и того. «До» и «После». Но от сравнений хочется беспрестанно курить.

– Тогда я сейчас.

Поднимаюсь, снова уходя в коридор, и успеваю заметить неуверенный настороженный взгляд.

Чувствую, что-то не так.

А идя по коридору, снова оглядываюсь – в зале сорвана красивая стеклянная люстра и разбита на мелкие части. На пол небрежно брошен матрас с кровати; сбоку распотрошенный, разрезанный диван и поверх всего этого куски туалетной бумаги, рулона два, не меньше. Дверь на балкон открыта, на окне ни штор, ни гардин, ни жалюзи. На подоконнике одиноко стоит кактус. В углу куча дисков, лент от старых видеокассет.

И вот мой взгляд зацепляется за нечто. А это нечто заставляет сжать до боли кулаки и сглотнуть ставшую вязкой слюну.

Сжав зубы, оборачиваюсь – Никита отвернулся, копаясь в столе, наверное, ищет сахар. На секунду замираю, а потом тихо проскальзываю внутрь комнаты, стараясь не наступать на осколки. Хоть бы это было не тем, о чём я думаю…

Когда я встал на матрас, он опасно скрипнул, вызывая у меня дрожь и желание как можно скорее уйти подальше, словно это кошмар или лихорадочный бред.

Да, это был он. Чертов вскрытый шприц. Я присел на корточки, осторожно взял в руки, присмотрелся. Игла вставлена, но ещё не использованный – остались бы капли или ещё какие-нибудь заметные следы. В памяти всплыли слова Никиты. Его собственные: «С кокса так просто не слезешь, если слезешь вообще».

Блять, вот с-сука, доиграется же.

Беру шприц с собой и так же тихо иду обратно. А потом вижу на полу какой-то пакетик с белым порошком – то ли кокс, то ли героин, я в этом мало разбираюсь, но ноги будто ватные, а в голове раздаются трехэтажные маты в адрес одного человека.

До боли сжимаю свободный кулак, ощущая, как ногти врезаются в кожу, и, облизывая губы, прошу:

– Ник, иди сюда.

Знаю, мой голос кажется вполне нормальным, но, если подойти ближе, и глухой поймёт, что со мной творится.

Я, блять, не просто зол, я в бешенстве.

Идиот, придурок, дебил. Вряд ли я могу сейчас дать другие приличные характеристики. Тело почти трясёт.

– Иду, – сипит, а через несколько секунд в проёме появляется его бледное лицо. Видя меня и то, что сжато в руке, он становится белее мела, пятится назад и едва слышно шепчет: – Мишка…

Я же, наконец имея возможность дать волю гневу, рычу:

– Ты, бля, уёбище, хоть соображаешь, что мог с собой сделать?

И плевать, что можно легко порезаться даже через носки, об этом потом, а сейчас отбрасываю ненужную улику в сторону и этой же рукой хватаю чертового нарика за горло, пришпиливая к противоположной стороне коридора.

– А о нас ты подумал? Нихера ты не подумал. Сам же втирал: «С иглы хрен слезешь». Ты, с-сука, на Её могиле вместе со мной клялся! У него, блять, депрессия, тоже хочешь на тот свет? Так только попроси, я, бля, с радостью, никакой наркоты не надо!

Тряхнув головой, я попытался хоть частично прийти в себя, чтобы действительно не задушить. Сукин, мать его, сын. Суицидник хренов. Ну, спасибо, переночевал.

Отпускаю уже начинающего хрипеть Ника и делаю подсечку, садясь на откашливающегося друга.

Вытаскиваю из джинсов свой смартфон и набираю номер. Гудки.

– Кому… ты звонишь? – находит в себе силы, чтобы заговорить, но последние слова можно понять лишь по губам.

– Киру, – мрачно отвечаю. – Надеюсь, хоть он тебе мозги вправит.

– Алло? – раздалось в трубке.

– Привет, ты уже в городе?

– Да, к Вике зашел, хотел у неё переночевать. Поезд пришел раньше времени, а остальную дорогу на такси.

Хах, вот и человек, знающий местонахождение таинственного жилища нашей художницы.

– Замечательно, – злость ещё не прошла, так что криво усмехаюсь, – тогда вали сюда, можешь даже с Викой.