Текст книги "Приключения во времена Людовика XIII продолжаются (II книга) (СИ)"

Автор книги: Немов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц)

–Я знаю, мне только что сообщил Анри! И какая дьявольская сила потащила этого дона Себастьяна в такую даль? Не мог он умереть у себя в Испании, прости господи? – Джулия быстро прошептала про себя молитву. – Где Изабелла?

–Г-жа графиня предпочитает переживать горе в одиночестве…

Джулия бросила на неподвижного де Силлек острый взгляд, подошла к дверям их комнаты.

–Изабелла! Ты там? Это я!

Ни звука в ответ.

–Изабелла, я здесь одна.

У де Батц вырвался вздох облегчения, когда дверь беззвучно распахнулась, пропустила Джулию и опять захлопнулась.

Заперев дверь, Изабелла упала на табурет. Плечи ее дрожали, вздрагивала распухшие от слез губы и мокрые ресницы.

–Почему ты плачешь?– мягко спросила Джулия, подавая ей платок.

Графиня судорожно вздохнула и подняла белое лицо со смертельной мукой глазах.

–Жули, он умер из-за меня. А я твердила ему, что не люблю… Это так жестоко, так бесчеловечно, понимаешь? Я оттолкнула его…

–Ты поступила правильно! – Жули с нежностью положила руку ей на затылок.

–Я ненавижу, Джулия, я презираю себя! Зачем он полюбил меня? Зачем увидел? Я принесла ему только горе!

–Он был счастлив, Изабелла.

–Я оттолкнула его, понимаешь!? Я унизила его, показала, как он мне ненавистен. И теперь вот убила его…

–Ты не могла поступить по-другому.

–Мне так стыдно…Как будто я сделала что– то гадкое, мерзкое, несовместимое с дворянской честью.

–А какая здесь твоя вина? Тебя обожают многие, ты что, этого не знала?

–Нет!

–Неправда! Ты всегда это знала и никогда любовь не являлась для тебя трагедией!

–Ты видела, как все произошло?

–Нет! Признаюсь, я чрезвычайно удивлена смертью испанца. Чего его вдруг понесло в Париж? Дон Себастьян в какой– то момент уехал туда тайком, под покровом ночи. И вдруг умер в маленьком трактире. Де Арамисец отправился туда сразу и уже оттуда написал мне, что отправляет тело брата на родину.

–Де Арамисец, наверно, убит горем…

Джулия пожала плечами.

–Я бы не сказала, что он очень переживает. Только как добрый католик. Все-таки они очень мало знали друг друга.

–Г– н де Арамисец не простит мне смерти единственного брата…

–Анри спокойно смотрит на такие вещи… Не забывай, он воспитывался в духовной семинарии…

–Он умер из-за меня! – снова заплакала Изабелла. – Он так нежно со мной прощался.

–Да? – заинтересовалась Джулия.

–Я не понимала, а он уже предчувствовал свою смерть…

–Полно, – погладила ее по голове Джулия. – Дон Себастьян тебя любил, верно. Это знали все. И что ты была к нему равнодушна, тоже знали все.

–Все это из-за меня, – шептала Изабелла с надрывом.

Джулия молчала и гладила и гладила ее по голове, пока совсем не стемнело. Появившиеся звезды в черном провале окна сияли печально и торжественно.

–Простите меня, – вдруг проникновенно сказала Изабелла. Она подняла голову к звездам. – Спите спокойно, дорогой друг. Вы были отважны и добры, мужественны в бедах, спокойны в радости. И я, оплакивая вас, склоняю перед вами голову. Большего я не могу сделать для вас, и вы, я уверена, поймете меня. Слезы, что текут по моим щекам, слезы скорби. Я никогда не забуду вас, я вас прощаю, как вы и просили меня. Ваше сердце бьется в моей памяти, редкая по щедрости душа понятна мне. Спите спокойно, дон Себастьян.

–Он слышит, – мягко отозвалась Джулия. До этого они, обнявшись, долго смотрели в черную ночь за окном. – Он слышит тебя. И ты, исполнив один долг – оплакав верного друга, -возвращайся к живым.

–К живым?– по– прежнему теплым голосом спросила Изабелла. Сейчас она была один на один с доном Себастьяном среди звезд, там, где парила душа человека, умершего от любви.

–Да, к живым! Наши друзья несколько часов ждут за дверьми, когда ты придешь в себя. К тому же представить страшно, как выглядит сейчас твой грозный супруг.

Изабелла вздрогнула. В темноте черты ее лица расплывались, но Джулия с удовлетворением заметила, что Изабелла опустила глаза и покраснела.

–Изабелла, пойми – ничто не могло дать счастья дону Себастьяну и ты не могла, даже если б очень хотела. И он знал, что твое сердце бьется только ради графа де Силлек! Со стороны дона Себастьяна было гадко настаивать, что– то требовать от тебя… Ты можешь быть благодарна ему за любовь, но не более. Ты ему ничего не должна – любить не должна, даже помнить не обязана! Он умер и никогда больше не побеспокоит тебя. Поэтому вспомни о супруге, прошу тебя. Сейчас де Силлек ждет тебя, несмотря на то, что ты причинила ему сильную боль, нужно сказать.

–Все это не так!

–Я сейчас сообщу г-ну графу, что вопрос с испанцем исчерпан, да?

–Джулия, но я убила его…

–Его убила любовь к тебе. И убьет г-на де Силлек, если ты сейчас не пойдешь со мной. Ведь что ты дала понять ему, убежав? “Испанец умер и я поняла, что любила только его”.

–Нет!

–Именно это!

Изабелла схватила руку подруги. То, как смотрела проницательная Джулия на случившееся, потрясло ее. Но, сделав шаг к дверям, Изабелла обессилено прислонилась к стене.

–У меня, наверно, ужасный вид… Скажи г-ну графу, Жули… Я приду через несколько минут.

–Да, конечно! Но поторопись, долго ждать он не станет– он все– таки мужчина, а не ангел!

–Да! Да!

–Идемте, де Батц! – позвала Джулия, когда вышла.– Изабелле мы с вами больше не нужны. Вы, надеюсь, проводите меня? До встречи, милый граф. Изабелла просит передать вам, что через четверть часа будет готова улыбаться вам.

Тем временем, Изабелла лихорадочно приводила себя в порядок. Зеркало бесстрастно отражало ее бледное взволнованное лицо, горестно сложенные бледные губы и потемневшие глаза. Как только глаза утратят красноту, она выйдет и найдет мужа, скажет ему, как ей тяжело без него и что только один он, удивительный, необыкновенный, дарит ей покой и счастье.

–Какая я страшная! – шептала она и попыталась улыбнутся.

В соседней комнате послышались уходящие шаги. Изабелла сорвалась с места.

–Арман!

Де Силлек развернулся. И только что плакавшие глаза Изабелла зажглись любовью и восторгом. Всем своим существом она потянулась к нему. Ее обожание отразилось на дне зрачков ее глубоких, чистых, серых глаз.

–Арман! Не уходите!

–Я здесь, графиня, – медленно отозвался де Силлек. Изабелла опустила голову. Горькая обида захлестнула ее. Конечно, она заслужила тот упрек, что прочла в его строгих глазах, но не до такой же степени она виновна, чтоб он разговаривал с ней так отстраненно – протестовала она в своей женской непоследовательности. Его сухой тон сразу отдалил их друг от друга, сделал чужими. Изабелла, кусая губы, поймала себя на том, что ей хочется броситься к нему, умолять о любви, но ничего этого она не сделала. «Вот так оно и есть, – думала Изабелла с горечью. – Я, единственная, кто разделила двух честных, благородных людей». Ей неожиданно вспомнилось Сикосто. Там она ненавидела дона Себастьяна, столь непростительно нескромен он был, но при этом он любил ее. Какая чистая и светлая любовь умерла рядом! Любовь, не боящаяся горя и добровольно обрекавшая себя на муки. «Если вам хорошо, то и мне тоже, – шептал он ей тогда”. Ах, мученик Себастьян!

–Арман, вы хотите уйти?– прошептала она вдруг. Лицо де Силлек дрогнуло. Он выпрямился.

–Нет, графиня. Я здесь.

И измученная Изабелла не выдержала. Ей стало так страшно, что муж не простит ее никогда, что она уткнулась в ладони, содрогаясь от слез, злясь на мужчин с их вечными собственническими требованиями любви, преданности, правды!

Изабелла с радостью, почувствовав руку мужа у себя на голове, вскочила и обвила его шею руками. Счастье стало так близко! Закрыв глаза, обнимала Изабелла того, кто был ей дороже всего на свете!

–Арман, боже мой, сколько мук я вам причинила! Но я люблю вас! – Она со страстью глядела в его лицо. – Простите меня!

–Я ждал и дольше, Изабелла!

–Мне было жаль его, но без вас я не могу жить! – шептала она пылко.

Де Силлек только повернул ее лицо к себе и вгляделся в широко распахнутые глаза жены.

–Я мог бы утешить вас, дорогая? Скажите мне все…

Его голос противоречил недоверчивому взгляду.

–Я не могу…

–Отчего же, радость моя?

–Я боюсь вас!

–Раньше этого не было, Изабелла.

–Раньше я не любила вас так сильно! – она обольстительно улыбнулась.– Я раньше не так относилась к вам, любимый. А теперь я без вас не могу…

Лицо де Силлек прояснилось.

–Вы прощаете мне, мой возлюбленный? – прошептала она со страстью, наполняя его сладким желанием победы.

–Как вам сказать…

–Мне было не по себе, – призналась Изабелла, поколебавшись. – Будто я убила его…

–Нежное сердечко! – с бесконечной нежностью шепнул он и коснулся губами ее белого плеча. – Изабелла, твоей вины в том, что ты – сама любовь, нет! Не мучай себя мыслями, которые изначально неверны. Ненавидеть себя за то, что вы есть – безумие, мой ангел. Вы есть, желанная, обольстительная, искушенная, добрая, храбрая, кокетливая! Вы считаете себя простодушным и откровенным человеком, но, когда вы прямо смотрите в глаза де Дромолю, а у него темнеет лицо, у меня сердце разрывается от ревности! Я молча стою в стороне и гадаю, что таится за вашей нежной улыбкой, предназначенной не мне!

–Вы счастливы со мной, Арман!? Но это так трудно, наверно, когда жена…такая безрассудная.

Де Силлек рассмеялся. Изабелла в восторге прижалась к его телу. Сердце ее прыгало от радости.

–Я провел дурные часы, не скрою. Даже очень дурные. Вы потрясли меня, дорогая.

Изабелла смутилась.

–Я хотела бы быть другой…

–Другой? Чересчур идеальной, наверно? Но, Изабелла, что бы я стал делать с женой, которая не хочет оплакивать тех, кого называет своими друзьями? Что бы я стал делать с женой, не умеющей быть благодарной, корыстной женщиной или равнодушной к чужим страданиям? Я не любил бы ее так!

Он опять рассмеялся, увидев ее изумленный взгляд.

–Вас это удивляет, дорогая?

–Да, признаюсь! Но, мой милый, простили ли вы меня? Пожалуйста, скажите, что да! Я сойду с ума от мысли, что заставила вас страдать!

–Дорогая моя супруга, вы -сама любовь и счастье! Ну а муки… Признаюсь, я изнываю в разлуке с вами, жажду каждую секунду дарить вам блаженство, плохо засыпаю вдали от вас…

–Но вы не пришли ко мне в ту ночь! Отправились к де Арамисец, а затем уехали к де Тревилю! А я ждала вас всю ночь!

–Я не мог бы глаз сомкнуть, гадая, кого из нас двоих –меня или дона Себастьяна – вы предпочтете! Это было выше моих сил – ждать! Особенно, когда меня переполняло мрачное желание целовать ваши губы, обнимать вашу тонкую талию, ваши плечи, самые красивые в Париже!

–Вы не должны были сомневаться во мне!

–А вы во мне! Вы вели себя так независимо, словно я чужой для вас человек, вы боялись меня! Отчего? Оттого, что меня не приводили в восторг ваши путешествия в лес?!

–О, мой дорогой! – благодарно прошептала она. – Я так счастлива с вами.

Больше разговоров об этом не было, только Изабелла порой украдкой вздыхала да сторонилась де Арамисец, пока он как– то прямо не заявил друзьям:

–Вы можете считать меня кровожадным, господа, но я рад, что эта эпопея с Людовиком, моим внезапно обретенным братом, закончилась. Я молюсь за его душу, но признаюсь, что порой он невыразимо стеснял меня!

–Да вы что? – удивился де Батц, скосив глаз на замершую Изабеллу.

–Конечно, г-да! Эти его возможные имущественные права… на мое поместье волновали меня чрезвычайно. И потом, – вы не замечали, нет? – меня нервировала его вечно измученная улыбка, будто я ему что – должен, будто в чем– то перед ним смертельно виноват… В чем, все удивлялся я. Только в том, что провел с матушкой все детство, а он нет? Но это не моя вина, а его беда. Так что все это время мне было чертовски неуютно с ним!

–И мне, – подала голос Изабелла.

–И мне!– отозвался де Силлек.

–Судьба оказалась достаточно любезной, чтоб вернуть все на круги своя. Восхвалим господа нашего, дорогая графиня, за внезапное избавление от наших мук и будем счастливо жить дальше…Так, а почему, собственно, моя собственная супруга так надолго задерживается у его Величества, а? Г-жа де Силлек, что она там делает, скажите на милость?

–Поет, мой друг!

–Опять поет любовные куплеты? Что ж это такое, г-да? Страсть короля Людовика к голосу моей супруги злит меня невообразимо! По вашему примеру, де Силлек, я скоро начну приходить к вам, чтоб вы, как друг, разделили со мной мою ярость и оскорбленное самолюбие!

–С удовольствием приму вас, мой дорогой друг!

========== Глава 12 В которой появляется поэт ==========

Королю вскоре наскучила война, и он решил вернуться в столицу. Париж обрадовано принял их величеств, зашумел и заблистал фейерверками. Праздновали еще и потому, что через некоторое время кардинал Ришелье прислал Его величеству приятное известие – 27 февраля 1628 года представители Ла-Рошель нижайше просили аудиенции у его Величества.

Джулия узнала об этом у гостях у Изабеллы и, движимая смутным предчувствием, помчалась домой, к де Арамисец.

–Что вы, ничего особенного не случилось!– успокоил он ее со сладкой улыбкой. – Война, слава господу нашему, закончилась. Жан Гитон – мэр Ла– Рошели – согласился капитулировать. Король справедливо посчитал, что милосердие такой же действенный инструмент власти, что и устрашение. Поэтому Его величество везет оставшемуся населению хлеб. Мы, ясно, сопровождаем его. Поездка займет только месяц, дорогая! Не беспокойтесь.

Он уехал. И сразу их дом приобрел сиротливый, унылый вид. Даже в роскошно обставленных комнатах стало неуютно и холодно, а огонь в камине никак не хотел разгораться. Джулия немного поплакала от досады и, может быть, от одиночества и, раздосадованная тишиной в доме, согласилась, ради исключения, принять какого– то посетителя, ссылающегося на дело к де Арамисец.

Слуга вернулся в сопровождении застенчивого красивого юноши, почти мальчика. Его внешность ласкала взор мягкой красотой итальянцев или жителей Тулузы: идеальный греческий профиль, очень смуглая, бархатная кожа, еще по– детски припухлые алые губы. Темные короткие волосы прекрасно гармонировали с глазами юноши – большими, синими, -которые мечтательно и задумчиво светились из– под длинных черных ресниц.

Одет он был бедно, но чисто. Вид не портила даже разорванная по шву на рукаве куртка из алого сукна, стоптанные сапоги и потрепанные штаны из черного бархата. Через плечо его висел тощий дорожный мешок, а за спину он задвинул поцарапанную старую лютню.

Оказавшись в богатых покоях, юноша, казалось, забыл, зачем пришел. Во всяком случае, в глазах его засияло искреннее, беспредельное восхищение прекрасной дамой, что стояла перед ним. Он был недалек до того, чтоб в изумлении протирать глаза. Восторженные чувства его были столь очевидны, что польщенная Джулия украдкой глянула на себя в большое зеркало над камином. И впрямь, дымно-розовое атласное платье с широким поясом с бахромой и серебряным шитьем по лифу и низу юбки необычайно шло ей, а локоны, уложенные по последней моде у висков, выгодно отделяли голубые ласковые глаза. Кружева на длинном воротнике были самые модные –из Санлиса. Совсем недавно Людовик XIII запретил использование кружев и безделушек иностранного производства, чтобы поощрять развитие французской индустрии роскоши. Шелк теперь ткали в Лионе, кружева изготовляли в Санлисе, тонкие ткани – в Руане. В Сен-Море, стали изготавливать узорчатый бархат. Джулия всю последнюю неделю пыталась выкупить хоть несколько ярдов красовой материи, но это оказалось невозможно – всю имеющуюся в наличии ткань приобрел брат короля Гастон Орлеанский.

И Джулия впервые за этот тоскливый день улыбнулась. И, так как юноша застыл, глядя на нее, растерянный и ослепленный, Джулии пришлось самой начать разговор.

–Я слушаю вас, – ласково произнесла она. Она села в высокое кресло с вышитыми на нем синими цветами, стараясь, чтоб платье легло вокруг красивыми складками, а тусклое солнце, заглядывающее в гостиную через окна, заиграло на ее золотых волосах.

–Я хотел бы видеть его светлость г-на де Арамисец, – пробормотал юноша и покраснел до ушей. Его смущение растрогало Джулию и она подарила ему одну из своих самых обворожительных улыбок.

–Г-н де Арамисец уехал ненадолго. Но вы можете рассказать мне, что привело вас к нему.

–Я должен был передать г-ну де Арамисец письмо от матушки,– пояснил юноша все так же робко, переминаясь с ноги на ногу. Джулия слушала его со смешанным чувством грусти и удовольствия. Юноша говорил с тем же незабываемым мягким акцентом, что и де Арамисец.

–Вы прибыли из Прованса, да? – спросила Джулия.

–Господин когда-то очень по-доброму предложил матушке устроить меня в Париже. Я – Франсуа Ларен.

–Ларен? Мне знакомо это имя, только не могу припомнить, в связи с чем я его слышала!

–Моя матушка была кормилицей господина!

–Ах, верно, – вспомнила Джулия.

–Мой старший брат был молочным братом его светлости г-на де Арамисец. Я сам никогда не видел молодого господина!

–Но, тем не менее, приехали в Париж?

–Да, ваша милость!

–Бежите от чего-то? Или хотите посмотреть огромный пленительный мир, и, наверно, как трубадур, играете на лютне?

Юноша улыбнулся. У него была очень хорошая, застенчивая и доверчивая улыбка.

–О, да!– прошептал он.

–Франсуа, вам, по– видимому, некуда идти?

–Да!

–Оставайтесь здесь, у меня, до приезда г-на де Арамисец! Не оставлять же мне вас на улице! Когда мой супруг вернется, он что– нибудь сделает для вас!

Джулия вызвала слугу и велела устроить Франсуа в комнатах внизу. И совсем забыла о нем. Вернувшись вечером из Лувра, она была весьма удивлена, когда управляющий, отчитываясь за день о покупках и финансах, задумчиво добавил:

–А у него талант, ваша милость, у этого мальчика!

–О ком вы?

–Об этом юноше, Франсуа! Он пел нам сегодня целый день.

–Да кто же?

–Мальчик, что пришел вчера к вашей милости!

–Ах да! – вспомнила Джулия.– Вы утверждаете, он превосходно поет?

–Божественно, ваша милость! Говорит, что столько времени слушал лес, пение зябликов, журчание ручья на старой мельнице, что запел!

–Что ты о нем думаешь, Оливье?

–Он – романтик, госпожа! Все мы такие в 16 лет. Добрые, веселые, неисправимые мечтатели! Жаль, что он сирота!

–Как?! – воскликнула пораженная Джулия.

–Он не сказал вашей милости? Мать его была уже при смерти, когда написала письмо нашему господину. Она только его и знала в Париже. Г-н однажды предложил ей устроить сыновей, но оба Ларена отказались. Они не хотели разлучаться. Но брат Франсуа утонул в прошлом месяце. Был страшный шторм, ваша милость! И мальчик остался один.

–Господи, – прошептала шокированная Джулия. – Милое дитя! Зови же его сюда скорее! Нет, пусть лучше приходит в музыкальную комнату. И пусть с собой возьмет лютню! Ах, да! Принесите нам вина!

Франсуа вошел очень напряженный, словно в этот час решалась его судьба. Но он держал себя в руках – его поклон был грациозен и легок, а обжигающий взгляд говорил больше всех слов. Джулия очень нежно улыбнулась ему, помня разговор с управляющим, и пригласила сесть на табурет, стоящий недалеко от ее кресла.

–Франсуа! – начала она ободряюще.– Мне сказали, что вы чудесно поете. Прошу вас, исполните что– нибудь для меня. Все инструменты к вашим услугам.

Юноша огляделся.

–Ваша милость, я никогда не брал в руки столь дорогие инструменты. Я возьму мою скромную лютню.

Он соскользнул на одно колено. Его длинные пальцы задумчиво тронули струны.

–Для дам у нас поют именно так, – краснея, пояснил он и начал исполнять старую провансальскую песню с характерными плавными напевами и резким окончанием.

–Вы – поэт, Франсуа! – воскликнула Джулия в восторге. – У вас удивительный голос.

Франсуа поднял на нее красноречивый взгляд.

–Я могу и лучше! – доверительно сказал он. – Я не хочу хвастаться, но я играю на всем, что имеет честь находится в этой комнате.

Для большей убедительности он прижал к груди лютню. Вид его– коленопреклоненного, юного, милого, в ожидании решения своей судьбы, тронул Джулию до слез.

–Хотите остаться у меня? Если да, я сделаю вас властителем музыки в этом доме, милый Франсуа.

–Да, – смущенно пробормотал он. – Обещаю, я стану служить вашей милости, как раб.

–Нет, Франсуа! Ты станешь служить мне, как паж! Да, паж! Как сказала бы Изабелла – я так романтична!

Вскоре Франсуа стал любимцем всего дома. Его добрый нрав, готовность помочь, а то и развеселить песней всех желающих подкупили весь дом. Он знал множество песен – задорных, шуточных, которые так нравятся простонародью, но лучше всего ему удавались романтические печальные баллады. Кухарки, служанки и горничные слушали его и тщательно вытирали передниками глаза –так проникновенно он пел.

Джулия обычно звала его к себе долгими осенними вечерами. Он застенчиво входил в музыкальную комнату, краснея, целовал руку хозяйке.

–Я не смею, не могу спросить! – как– то пробормотал он, поддерживая хозяйке ноты. Джулия разбирала новую песенку, которую собиралась исполнить для Его Величества на следующем приеме.

–Что такое, Франсуа?

–Мадам, вы, верно, сочтете меня дерзким, и я навсегда потеряю возможность находится рядом с вашей милостью!

–Я слушаю тебя! Неужели ты хочешь вернуться в Прованс? Я была бы очень огорчена!

–Нет! – воскликнул он столь поспешно, словно эта мысль привела его в ужас.

–Тогда смело говори, Франсуа.

–Я прошу дозволения приходить в музыкальную комнату, ваша милость, в те часы, когда ваша милость в королевском дворце Лувре. Я хочу сочинить гимн в честь вашей милости!

Он покраснел до корней волос. Джулия рассмеялась.

–Ну конечно, сочини, прошу тебя. И, если можешь, не один. Я скажу тебе больше –мне,увы, слишком давно не посвящали куплеты – мой супруг, уж не знаю как, отвадил всех моих поклонников.

–В честь вас уже сочиняли гимны?! – заметил он с каким– то странным дрожанием в голосе.

–Не совсем так, Франсуа!– помолчав, сказала Джулия, внезапно ощутив тяжесть в сердце. Юноша своим пением, наивными стихами, непосредственным смехом скрашивал ее одиночество, но не мог до конца избавить ее от тоски по мужу. Уже прошло три недели, а известий от де Арамисец не поступало. Джулия каждую ночь ворочалась в холодной постели без сна, испытывая давящую боль в груди. Ей было страшно, что былая беззаботная жизнь с Анри уже не повторится никогда. Предчувствия какой– то неотвратимой беды томили ее, лишали сна и покоя.

Кроме того, ей хотелось, чтоб де Арамисец разделил с ней радость от тайны, которую она носила в себе уже несколько месяцев. Она проклинала чрезвычайную самостоятельность мужчин и злилась на себя, что не может спокойно выслушивать вопросы о муже в Лувре или знакомые южные нотки в голосе Франсуа.

К юноше она испытывала искреннюю симпатию. Он ей нравился, и, возможно, она была даже в него чуточку влюблена. Влюблена в звонкий смех, в синие беззаботные глаза, в юность, в его мечты о наивном простом счастье. Но сама того не понимая, она любила в нем де Арамисец. Глубокий голос Франсуа напоминал о нем, живость движений, гибкость, музыкальность, да и просто тот факт, что он был из тех же мест, согревали ее сердце. Но все чаще слезы наворачивались ей на глаза, она поднималась в детскую к дочери, всматривалась в ее глазки и боялась спустить ее с рук, чтоб тревожные мысли вновь не налетели на нее ужасающим роем и не заставили плакать.

Вот и сегодня она не смогла сдержать слез и, бессильно опустив голову на руки, рыдала у столика с начатым вышиванием. И такими безутешными, разрывающими душу были эти слезы, что Франсуа, ищущий хозяйку, быстрее молнии бросился к ней. Бледный, испуганный, растерянный, он упал перед ней на колени.

–Мадам! – воскликнул он. – Что с вами? Что же вас так огорчило!?

–Нет, ничего, – прошептала Джулия, пряча лицо в ладонях.

–Прошу вас, скажите!

–Нет, нет!

–Что я могу сделать для вашей милости, чтоб утешить вашу боль?!

–Он написал, что задерживается еще на месяц! – сквозь слезы проговорила Джулия. – Его величество чувствует себя неважно и двор задерживается под Ла -Рошелью! Господи, а как же я! Милый мой, любимый, где же ты?!

Юноша смотрел на нее широко распахнутыми глазами.

–Франсуа! Что же со мной будет, если с ним что– нибудь случится!? Я умру, клянусь! Но у меня есть дочь, и скоро будет еще малыш, поэтому я постараюсь верить, что все окончится хорошо, но верить так тяжело, так невыносимо трудно!

Она с надеждой глядела на него, словно ожидая поддержки.

–Я не могу больше ждать его, – шептала она. – Я так устала, Франсуа! Одна без него…слишком давно…

И, так как он молчал, Джулия взяла в ладони юное лицо своего верного пажа.

–Почему его нет так долго?! – вопрошала она. – О,Анри, любовь моя, не покидайте меня! Никогда! Я не могу без вас, Анри!

Она не заметила, какими громадными стали глаза Франсуа.

–Вы его так любите? – странно спокойно спросил он.

Она обессилено кивнула.

–Люблю, очень люблю! Иначе бы не обвенчалась с ним!

–Почему же он тогда уехал? – спросил он почти насмешливо.

–Это приказ. Ему приказали. А мне так плохо без него!

–А я? – спросил он. В глазах его застыли слезы, но в эгоизме любви она не замечала их.

–Это так тяжело! Я не могу спать! Лежу и трясусь от страха! И жду его, а его все нет! В прошлой раз, – я уже говорила тебе?– он вернулся со страшной раной в груди! Сколько слез я тогда пролила, ты даже не знаешь, милый мой Франсуа!

–Он скоро приедет, ваша милость.

–Ты думаешь? – прошептала она, с надеждой глядя ему в глаза.

–Да, ваша милость!

–О, друг мой!– и, чуть улыбнувшись, она опустила голову ему на плечо. –Мой милый!

–Я сочинил вам гимн! Хотите его послушать?

–О, Франсуа!

–Мой гимн необычный, не такой, какие уже посвящали вашей милости прочие господа!

–Я так польщена, Франсуа, но, прошу, пойми меня, мой милый друг! Пойми и прости!

Джулия встала и смущенно улыбнулась.

–Ты прости меня! – сказала она, вытирая платком глаза. – Я прямо не в себе все эти дни. Я послушаю музыку потом… Мне нужно спросить у Изабеллы, что ей известно о возвращении короля. Она наверняка что– нибудь знает от своего дяди…

Джулия виновато глянула на юношу.

–Я допустила непростительную ошибку, – пожаловалась она, – задержав вас почти до полуночи. Можешь отдохнуть, Франсуа, а я тем временем напишу и отправлю письмо Изабелле. Идите, дорогое мое дитя!

Он подавленно молчал.

========== Глава 13 В которой поэт влюбляется ==========

–Франсуа, я была сегодня в Лувре, – радостно сообщила Джулия. – Слава богу, короля ждут через три дня. Я думаю, теперь де Арамисец ничего не задержит и он поспешит ко мне!

Юноша молчал. Он медленно перебирал струны лютни, даже запел что-то полголоса на баском наречии, словно намериваясь отвлечь ее от грустных мыслей.

–Ах, милый мой Франсуа, жду не дождусь, когда он приедет!

Лютня издала странный стонущий звук и замолкла.

–Я знаю, мое мнение безразлично для вас, ваша светлость, – вдруг запальчиво молвил юноша. – Но он не достоин вас. Если б он был достоин вас, ваша милость, он бы не уехал!

–Он не мог этого сделать,– рассеянно объяснила Джулия. Она начала прохаживаться по комнате, сжимая виски пальцами. – Это был приказ короля!

–Ради любимой женщины приказ можно и нарушить! – рассудительно и упрямо заметил юноша.

–Что ты такое говоришь! Это долг, Франсуа, долг дворянина служить государю, долг чести!

–Простите меня, ваша светлость, мне никогда не будут доступны эти господские разговоры о чести и долге, ибо я всего лишь бедняк без имени и состояния!

–Ты ошибаешься, милый Франсуа! У тебя есть талант. Не каждому дается такое богатство, которое заключено в твоем серебряном голосе!

–Ваша милость, – он опустился перед ней на колени. – Это несправедливо! Он уехал, а вы преданно ждете его! Он задерживается, а вы плачете днями и ночами напролет! Он и знать не хочет, как вам тяжело! – И, видя протестующее движение хозяйки, добавил: – Даже если и знает, то зачем оставил вас!? Оставил самонадеянно, будто вы целиком и полностью принадлежите ему. Разве господин он не опасается, что вы можете полюбить другого человека, более нежного, более верного!? Ему дана свыше привилегия охранять вас, красивую и мягкую, дозволено ловить вашу улыбку, целовать ваши руки, а он позволят себе уехать, ни капельки не задумываясь о ваших чувствах! Другая бы не простила ему…А вы почему– то любите его! Именно такого – надменного, самоуверенного, честолюбивого, безжалостного вельможу! Он должен был знать, что вы страдаете, если его нет рядом, но он равнодушен к женским слезам… А я все время рядом с вами…

–Франсуа, ты ума сошел! – воскликнула изумленная Джулия, словно прозрев. Она впервые увидала его горестно сложенные губы и печальные глаза.

–Я говорю правду! Я знаю свое место, вижу, что вы не можете полюбить бедняка! Вы слишком прекрасны, богаты, знатны. Сословная честь для вас слишком важна! Вы украшаете собой королевский двор, а я – нищий простолюдин, которого вы взяли в дом только из-за доброго сердца. Я не должен даже сметь мечтать о вас! Я заранее проигрываю по сравнению с ним! Он – ровня, да?! Я же могу предложить вам только одно – мою душу – грубую, неотесанную – и мои песни!

–Боже мой! – Джулия с сияющими глазами провела рукой ему по нежной, будто девичьей, щеке. На миг она почувствовала себя счастливой, так растрогало ее откровенное признание Франсуа.

–Ах, если я был богат! – нервно перевел он дыхание, чувствуя ее ласку. Щеки его пылали. – Я сделал бы все, чтоб вы были счастливы. О большем я не смею мечтать в жизни!

–Милый мой!

–Он не достоин вас!

–О, боже! Не смей, не смей так говорить!

Юноша будто очнулся.

–Простите меня, ваша милость! – прошептал он в замешательстве.

Джулия покачала головой и подала ему руку с улыбкой порицания, нежности и удовлетворения. Джулию, несомненно, влекло к Франсуа, и она не могла в этом не признаться, хотя этому нежному чувству было далеко до страсти, которую она питала к де Арамисец.

–За что ты все– таки его так ненавидишь!? – наконец спросила она лукаво, даже губу закусив от нетерпения услышать комплимент.

Франсуа поднял голову к окну, где солнце скрывалось за низкими пухлыми тучами, плотным строем наступающими с севера.

–Он любит вас! – выкрикнул он зло. – Здесь все принадлежит ему: блюда, с которых я ем, тюфяк, на которой я сплю, книги, которые листаю в задумчивости, он хозяин, а я могу только целовать ковер в коридоре, по которому ступали ваши прелестные ножки!

–Замолчи! – прошептала потрясенная Джулия.

–Он не понимает, чем владеет! Я бы ни за что не оставил такое сокровище!

–Замолчи!

–Да, конечно! Я должен молчать, потому что вы принадлежите ему! И между нами гранитной толстой стеной стоят бедность и мое незнатное происхождение. И даже мои преклонение перед вашей красотой и верностью, которую я пронесу через всю мою жизнь, не могут ни на шаг приблизить меня к вашей милости!

–Франсуа!

–Я не могу упрекнуть вас в жестокости, мадам, о нет! Это я позволил себе совершить непростительную для бедняка ошибку – полюбить вас, – Франсуа смутился и дрожащей рукой взялся за гриф лютни. – Пусть я слуга, но один раз в жизни я могу прямо сказать о моих чувствах. Я хочу вам спеть кое-что из песен г-на де Жиара.