Текст книги "Rise (СИ)"

Автор книги: Natty_M

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 43 страниц)

– Сегодня все на меня кричать будут? – недовольно спросил я, и схватил сэндвич, рассудив, что нормально поесть мне все равно сейчас не дадут. – Все расскажу, только потом. Завтра утром, встретимся в десять в старом кабинете ЗоТИ. Ладно?

– Ладно, – со вздохом сказал Алекс. – Тоже мне, друг называется, даже письма не написал, – проворчал он, и уже мягче добавил: – Ты хоть в порядке?

– В относительном.

– Что-то случилось, да?

– Да. Ты извини. Мне надо через полчаса быть у Грейнджер, ей отчитываться. Так что я поем, а ты пока рассказывай, что тут нового.

– Да ничего, – он пожал плечами. – Занятия как занятия. Амелия со мной не разговаривает. Похоже, она меня ненавидит, так что я сделаю еще одну последнюю попытку извиниться, а если ничего снова не выйдет, то постараюсь перестать о ней думать, если тебе интересно.

– Считаешь, что тебе легко это удастся? – спросил я. Сердце застучало быстрее. Я чувствовал свою вину перед другом.

– Нет, конечно. Но другого выхода не вижу.

– Вы должны поговорить, – сказал я.

– Да, но не сегодня, да и, честно говоря, вряд ли это чем-то поможет. Ей противно, а мне уже слишком трудно, я виноват перед ней.

– Что за бред? – не выдержал я. – Вам обязательно нужно помириться!

Алекс только хмыкнул в ответ. Вообще-то я не имел права голоса в этой ситуации, отчасти я был ее виновником, и мне бы молчать, но я не мог. Слишком уже завяз в этой истории.

– Я, пожалуй, уже пойду, меня ждут.

– До завтра, – отозвался Алекс, внимательно посмотрев на меня. – Стой, а что за след на шее?

Он напомнил мне о еще одной моей нерешенной проблеме. Я за эту неделю я совершенно об этом забыл, а делать этого было категорически нельзя. Нужно было позаботиться о своей безопасности.

– Тоже завтра, – отмахнулся я. – Но хорошо, что ты обратил внимание. Спасибо.

Я кивнул ему на прощание и направился в лабораторию Грейнджер, готовясь выслушать кучу упреков. Она, как я и предполагал, была уже там, сидела за письменным столом и читала какую-то книгу. Волосы ее были распущены и непослушными локонами спадали на лицо. Войдя без стука, я нахально направился к дивану, на котором обычно тренировался, и невозмутимо пересел с кресла на него.

Гермиона бросила на меня колючий взгляд. Я молчал, пытаясь уговорить себя оставаться спокойным.

– И? – не выдержала она.

– Что? – невинно отозвался я.

– Я жду рассказа.

– Что ты хочешь услышать?

– Я хочу знать, где тебя черти носили?! – сказала она и подошла к дивану, смотря на меня сверху вниз.

– Неужели никто не мог сказать тебе об этом? МакГонагалл была в курсе, и пусть даже она уехала, Помфри тоже знала, где я.

– Помфри? Я спрашивала у нее. Все, что она мне сказала, так это, что мистер Малфой получил по поручению директора МакГонагалл рецепт на зелья для больницы Святого Мунго, и, что раз его нет в школе, то, возможно, он в Лондоне. На этом все! Даже твои друзья ничего мне не сказали.

– Они и сами не знали, – отметил я.

– Замечательно! – повысила она голос. – Я спешу к нему на тренировку в прошлую субботу, а он не приходит! Мало того, он исчезает из замка почти на неделю, никому ничего не сказав! А потом спокойно возвращается и абсолютно невозмутимо глядит на меня бесстыжими глазами! Как это называется?

– То, что с тобой сейчас происходит, называется истерика, – сказал я раздраженно. – А я должен был уехать, и не понимаю, с какой стати я должен отчитываться, когда ты в тот день побежала на свидание с Грином!

– А это тут причем? – опешила она, и моргнув несколько раз, уставилась на меня удивленными глазами.

– Ни причем. Просто… я не обязан оправдываться, – смутился я.

– Ты можешь просто сказать, что произошло?

Я вздохнул и закатил глаза.

– Так хочешь знать? Хорошо, – пошарив по карманам, я отыскал то уже порядком потрепанное письмо, которое я получил в прошлую субботу от мамы. Молча передав его Гермионе, я откинулся на спинку дивана и прикрыл глаза.

Несколько минут царила тишина, потом Грейнджер опустилась на диван прямо рядом со мной.

– Я тебе сочувствую, – тихо сказала она. Злости в голосе как ни бывало. – Все так серьезно?

– Более чем, – хмуро отозвался я. – Он ходит, ест, спит, но молчит и не подает никаких признаков мысли. Мама просто в ужасном состоянии, – я бессильно уронил голову на руки.

– Ты должен был все рассказать мне, – она неуверенно положила руку мне на плечо. Я вздрогнул от неожиданности. Как же давно мы не сидели с ней вот так близко. Только жалость может подтолкнуть ее к более теплому поведению по отношению ко мне.

– А смысл, Грейнджер? – выпрямившись, спросил я. Она убрала руку, а я сразу же почувствовал как тепло, еще секунду назад согревающее мою душу, отдаляется.

– Возможно, я бы смогла как-то помочь, – неуверенно пожала плечами Гермиона.

– Ты себя слышишь? “Помочь”… Люциусу Малфою? Да все вокруг считают, что он получил по заслугам. Даже я! – мой голос дрогнул на последней фразе. Я поморщился.

– Малфой… – растерянно выдохнула она.

– Уверен, мракоборцы не станут искать того стражника, а не зная, что за заклинание попало в отца, ни один целитель ничем не сможет ему помочь, – меня начало бить мелкой дрожью. – Понимаешь, Грейнджер, мне жаль не его, а маму, на ней лица нет, – я закрыл лицо руками.

– Все наладится, – она снова дотронулась до моего плеча.

– Нет, – отрицательно помотал я головой и посмотрел на нее.

– Возможно, найдется какое-то зелье, которое ему поможет.

– Ты помешана на зельях, – ухмыльнулся я.

– Но ведь для тебя мы нашли зелье. Может быть, и ему подберем, – не сдавалась она.

– “Мы”? Грейнджер, ты себя слышишь? Это ты нашла зелье, практически придумала его.

– И что? Ты мне помогал, ты отлично разбираешься в зельях. Так что принимайся за поиски информации, а я помогу советом, если нужно.

– Не надо быть такой доброй, – с горечью сказал я. – Пока вообще неизвестно, что будет. И давай сейчас закроем эту тему. Я ужасно устал.

– Как хочешь, – пожала она плечами и вздохнула. – Ладно, давай поговорим о твоих тренировках. А что это у тебя с шеей? – спросила она вдруг и машинально потянула руку к ссадинам, которые все еще выделялись на моей бледной коже.

Я перехватил ее руку.

– Ай! – вскрикнула она. Разжав пальцы, я увидел на ее запястье огромный синяк.

– А у тебя что с рукой? – удивился я.

– Да так, в неравной борьбе с нюхлером заработала, – уклончиво ответила она, пряча взгляд. А потом прикусила свою губу и искусственно бодрым тоном продолжила: – На днях здесь в лаборатории оказался. Ты же знаешь, они все блестящее любят, в общем, чуть без ушей не осталась, когда он попытался сережки сорвать. Я от неожиданности его на пол сбросила, ну а он нашел себе объект получше, чем мои сережки и побежал к нему. А потом оказалось, что взрывное зелье, которое на вон том стеллаже стоит, то есть, стояло, – она указала рукой в направлении шкафов около двери, – обернуто серебристой бумагой… зачем-то. Еле успела обезвредить мерзавца – еще полминуты и не стало бы ни его, ни лаборатории… ни меня, наверное. Хорошо, хоть студентов тут рядом не было, наверняка бы не пострадали, это все перед самым отбоем случилось, а я тебя тут ждала…

– Грейнджер! – я уставился на нее расширенными от страха глазами и, схватив за руки, затряс ее. – Ты хоть понимаешь, что ты несешь? У тебя взрывное зелье просто так на полочке стояло?! Откуда здесь нюхлеру взяться? И как он не разнес здесь все до твоего прихода?!

– Прекрати меня трясти! – возмутилась она, но рук не выдернула. – Не знаю, как он тут оказался. Питер, он как раз зашел тогда за мной, сказал, что я не заметила веревку на двери. Получается, что нюхлер был привязан к дверной ручке, я дверь открыла, он и оказался на свободе.

“Питер”… Я закатил глаза к потолку.

– А зелье?

– Я его туда не ставила. Надеюсь, ты не считаешь, что я полная дура? – разозлилась она. Видимо, уязвил я ее самолюбие, хотя и не собирался.

– Вот что-что, а эпитет “дура” к тебе не применим, это понимают как твои друзья, так и враги. Я уверен в этом.

– И на том спасибо. Может, отпустишь уже мои руки?

– Прости, – сказал я, разжав пальцы. Гермиона потерла запястья и обиженно отвернулась.

Повисла неловкая пауза, в воздухе просто-таки витало смущение.

– Ну, – нарушил я тишину, – а если ты не ставила туда зелье, откуда оно там взялось?

– Не знаю, – тихо отозвалась она.

– Я вижу в этом всем закономерность. Кто-то хочет тебе навредить или, может, напугать тебя. И что самое странное – Грин во всех трех случаях присутствовал поблизости. Это не совпадение.

– Малфой, не начинай снова! Питер точно к этой истории не причастен. Это просто случайность!

– Да, конечно, – с сарказмом протянул я. – Скажи, а Грин владеет легилименцией или чем-то подобным?

– Не знаю. А почему ты спрашиваешь?

– Ты спрашивала, что за следы у меня на шее. Неделю назад мне снилось, что меня душат, проснулся я вот с этими следами, и едва мог дышать. Во сне был и Грин.

– Малфой, ты же знаешь, что легилименция не так работает. Физического ущерба она не причиняет. Может быть, кто-то пошутил над тобой?

– Грейнджер, какие тут шутки, я чуть не сдох! – не сдержался от крика я. – Прости. Когда я проснулся, в комнате все было тихо. Мне кажется, он мог меня мысленно заставить обвить веревку вокруг шеи.

– А веревка была у тебя в руках?

– Нет, ее не было, но она могла просто упасть на пол или еще куда-то. Я был в шоке. Грейнджер, когда тебя душат и тебе не хватает воздуха, очень сложно сразу сосредоточиться и оценить всю ситуацию.

– Значит, это все – одни сплошные догадки?

– Какие догадки? Посмотри на мою шею! – я оттянул воротник, чтобы следы можно было рассмотреть получше.

Она приблизила лицо к моей шее, так что я даже чувствовал ее горячее дыхание. Мне и самому сразу же стало жарко. Она осторожно провела подушечками пальцев по уже поблекшему темному следу. В какой-то момент мне даже показалось, что она задержала дыхание.

– Хм… а что за сон такой тебе снился, что там был Грин? – спросила она, и дыхание обожгло мою кожу. По спине побежали мурашки.

– Это неважно, – я дернулся, и она тут же убрала руки и отодвинулась от меня. – Странный сон, как и многие другие, что мне снятся. Но этот отличался чрезвычайной реалистичностью, – скривившись, проворчал я.

– Расскажи, – попросила Гермиона.

– Нет!

Она только вздохнула. Я сжал челюсти и уставился куда-то в одну точку прямо перед собой.

– Ладно, – сказал она, вставая. – Но это ничего не меняет. Доказательств никаких нет, потому не смей необоснованно обвинять Питера Грина.

– Хватит его защищать.

– Это просто здравый смысл!

– Как же…

– Малфой, почему ты его так недолюбливаешь?

– Я чувствую, что от него исходит опасность, – промямлил я невразумительно.

– Бред, – хмыкнула она.

– Но ты же не можешь отрицать, что на тебя кто-то нападает?

– Не могу, – сдалась она. – Я разберусь, и не такие задачки решали. А ты тоже на всякий случай будь внимательнее.

– Не волнуйся, все с твоим подопытным кроликом будет в порядке.

– Какой же ты мерзкий! Заладил одно и то же, как попугай! – возмутилась она и посмотрела на меня таким взглядом, что мне стало стыдно за свои слова.

– Ладно, буду осторожнее, – примирительно сказал я и совсем тихо добавил: – Прости.

– Как ты себя чувствуешь? Я понимаю, у тебя не было времени на тренировки…

– Отчего же? Времени у меня было более чем достаточно. Непрерывно смотреть на иногда моргающий овощ, знаешь ли, утомительно…

– Малфой! – ужаснулась она.

– Мерлин, что же я несу? – вырвалось у меня на выдохе. Я потер глаза, снова закрыл лицо руками, и застыл в таком положении. Теплая ладонь легла на мое плечо и утешительно сжала его.

– Все будет в порядке, – утешала меня Гермиона, присев на диван рядом со мной. Она практически невесомо погладила меня по спине, будто боялась, что я замечу ее касания и рассержусь. Но я бы все отдал за то, чтобы она вот так, как маленького, успокаивала меня еще хотя бы пять минут.

– Мне страшно, – прошептал я. – Грейнджер, я так устал. Отец сам виноват в своих бедах, но хорошие сыновья так не должны говорить. Но ведь я никогда и не был хорошим сыном, я не оправдывал ничьих надежд. А мама… если бы ты ее видела. У нее такой вид, будто снова война. Хотя, ее война, как и моя, будет продолжаться вечно, и мы сами пришли в ее ловушку.

– Не говори так, – сказала она, отнимая мои руки от лица. – Прошлое ушло. Война давно закончилась, и теперь мы сами вправе строить тот мир, который хотим.

– Грейнджер, ты – идеалистка. Я на другой стороне, и прав у меня нет.

– Ты их уже заслужил, – с жаром сказала она. – И никто не посмеет в этом усомниться.

Я усмехнулся. Невероятно сильная девушка с кристально доброй душой – как эти два качества уживаются в этом хрупком теле?

– Спасибо, Грейнджер, если бы не ты, я бы… – она сделала предупреждающий жест ладонью.

– Все наладится, вот увидишь, – ее глаза прожигали мои насквозь, я потерялся в их глубине. – Скоро ты будешь ходить, и все станет проще. Поверь!

– Верю, – я кивнул.

– Так что, – сказала она после небольшой паузы, – ты тренировался в Лондоне?

– Да. Многие часы. Так было проще воспринимать действительность.

– Тогда давай сейчас посмотрим, как у тебя с прогрессом, – предложила она и поднялась с дивана.

За предыдущие шесть дней я научился сидя поднимать ноги, сгибая и разгибая их в коленях, и делать это чуть быстрее, чем делала бы улитка, будь у нее ноги. Это я и показал Гермионе, она, казалось, искренне обрадовалась, и сообщила, что раз я так продвинулся самостоятельно, то теперь мы перейдем к упражнениям посложнее. “Конечно, – пробурчало мое подсознание в ответ на это. – Теперь я опять буду выглядеть полным идиотом, не умеющим выполнить элементарное для нормального человека задание”, но вслух я не сказал ничего.

Спустя полтора часа я устал так, что мог думать только про сон. Физические нагрузки – отличный способ избавиться от стресса.

– Все, Малфой, иди спать, – сказала Гермиона, когда я невпопад ответил на какой-то ее вопрос.

– Это ты виновата, – обиделся я.

– Конечно, – наигранно согласилась она и ухмыльнулась. – А если серьезно, ты молодец. Делаешь большие успехи.

– Благодаря тебе, – заметил я.

Она улыбнулась мне и подошла к боковой двери, ведущей в подсобку.

– Пойду проверю, все ли там в порядке, перед уходом. Так, на всякий случай. И переставлю подальше несколько опасных склянок.

Я кивнул. Пересев на свое кресло, я направил его к двери, но внезапно заметил листок пергамента, лежащий под письменным столом и переместился туда, чтобы его поднять, решив, что иначе какой-нибудь студент останется без баллов за свое эссе, тем более, что лист и так был небольшим, а значит, автор не особо умен, ведь надо было понимать, что Грейнджер любит объемные труды, такие, как она делала, будучи ученицей Хогвартса.

Когда пергамент оказался у меня в руках, до меня дошло, что это вовсе не эссе или контрольная. Это было письмо. И мои глаза уже успели выхватить из него несколько строчек. Оглянувшись через плечо и поняв, что Гермиона все еще была в подсобке, я поколебался не больше двух секунд; ревность приказала засунуть порядочность в дальний угол сознания, и я принялся быстро читать.

Дорогая Гермиона!

Хочу еще поблагодарить тебя за прекрасный день в Лондоне. Никогда еще мне не было так интересно и весело в компании очаровательной и невероятно умной девушки. Гарри мне много о тебе рассказывал, но даже он не смог облечь в слова все твои достоинства. Ты – бриллиант, всю красоту которого может рассмотреть только тот, кто будет смотреть на тебя во все глаза, наблюдать день и ночь, и то останутся еще невидимые, непознанные грани.

Сегодня ты ходишь хмурая и озадаченная, и я в растерянности. Улыбка на твоем лице всегда прекрасна, поэтому мне бы хотелось видеть ее постоянно. Так что если я в силах сделать что-то, что решит твои проблемы и вернет тебе хорошее настроение, только скажи – и я все для тебя сделаю.

С тобой рядом очень хорошо и спокойно. Надеюсь, наши беседы по вечерам станут доброй традицией. И вообще, я за наши частые встречи. А ты?

Искренне твой, Питер

Дочитав, я тут же положил письмо на стол и быстро переместился к входной двери. “Искренне твой”… Как это было… мерзко. Сейчас я бы многое отдал, чтобы узнать, каков был ее ответ на это письмо. А еще больше я бы отдал за то, чтобы сам мог ей такое написать.

– Я ухожу, Грейнджер, – получилось как-то слишком громко.

Она, слегка озадаченная, вышла из подсобки.

– Малфой, у меня пропало вредящее зелье. Позавчера еще стояло на месте, а сейчас его нет. Я точно уверена, что не брала его и наверняка никому не давала и не разрешала взять.

– Мерлин! Грейнджер, это же яд! Зачем он такой порядочной волшебнице, как ты?

– Да не нужен он мне! Он достался мне вместе с этим кабинетом. Стоял в одном из шкафов. Ну я его и унесла в подсобку, подальше от любопытных глаз.

– Это чьих глаз? – обиделся я. – Моих?

– Не передергивай! Мало ли кто может сюда зайти.

– Вот, похоже, кто-то и зашел… – мрачно подытожил я.

– Дверь я запираю, да и мало кому вообще известно, что эта лаборатория моя. Не представляю, кто мог сюда пробраться.

– Я знаю одного человека, который подходит под описание… – начал я.

– Это не Питер! – отрезала она.

– Ладно, думай, как хочешь, – поморщившись сказал я, – только будь осторожна, Грейнджер. Что-то точно происходит. Что-то совершенно нехорошее.

– Ты тоже, пожалуйста, будь осторожен.

– Буду. До встречи.

– Спокойной ночи, – пожелала мне Гермиона, и я переместился за дверь, осторожно прикрыв ее за собой.

Спустя пять минут я уже был в своей спальне. Беглым взглядом осмотрел все вокруг – я не был в этой комнате с той самой ночи, когда кто-то меня душил, и мне показалось, что все здесь осталось как прежде: вещи лежали на своих местах, равно как и мебель никуда не делась и не переместилась, даже легкий беспорядок на моей прикроватной тумбочке остался прежним. Райта в комнате не было, но его мантия небрежно висела на спинке стула, а на подушке лежала какая-то раскрытая книга и исписанные, кое-где расчерченные листы пергамента. Я не стал подходить проверять, что там было написано – меня это не касалось.

Открыв ящик своей тумбочки, чтобы сложить в него лежащие сверху книги, я на мгновение застыл. Там лежали два флакона с зельем. И все бы ничего, если бы не тот факт, что Тинки уничтожил все мои запасы зелий, какие только смог найти, и мадам Помфри категорически запретила без ее ведома приносить мне любые зелья.

На этих флаконах были наклеены маленькие ярлычки с надписью “обезболивающее зелье”. Я недоверчиво уставился на них. В том, что эти флаконы были не мои, я не сомневался ни секунды. Но кто и, главное, зачем принес их и положил ко мне в ящик, было загадкой. Открывать их могло быть опасной затеей, так что я закрыл ящик, так и не переложив туда книги, и позвал Тинки.

– Хозяину Драко что-то нужно? – спросил он, как только появился.

– Да, ответь мне на вопрос. Ты приносил сюда вот эти зелья? – я аккуратно открыл ящик и указал эльфу на два флакона.

Он отрицательно помотал головой.

– Тинки ничего не приносил, только забирал все зелья, которые у молодого хозяина были. Это было еще тогда, когда хозяин сильно заболел и не просыпался, – он утер слезу и шмыгнул носом.

– Спокойно, со мной все в порядке, помнишь? – попытался утешить его я.

Тинки кивнул, еще раз шмыгнув носом.

– Эти зелья нужно унести? – спросил он.

– Нет. Завтра я сам их отнесу мисс Гермионе, потому что я не знаю, что это за зелья.

– Тинки все понял.

– Сегодня ты ночуешь в этой комнате, – сказал я. – Сиди и смотри в оба, понял?

Эльф снова кивнул и посмотрел на меня своими большими глазами, в которых отчетливо читался испуг.

– Хозяину грозит опасность?

– Возможно, но с твоей помощью мы постараемся ее избежать. Хорошо?

– Хорошо, – эхом отозвался эльф и сел около кровати. – Тинки будет здесь.

Дверь открылась и на пороге показался слегка всклокоченный Райт. Что-то в его внешнем виде было непривычным, только я не мог понять, что именно. Он на миг замер в дверях, стиснув дверную ручку, но уже через секунду, смерив меня пристальным взглядом, тихо закрыл дверь и, не сказав ни слова, пошел к своей кровати. Спустя пять минут он улегся и, вроде бы, сразу уснул. По крайней мере из его угла не раздавалось ни звука.

Убедившись, что вокруг все тихо и спокойно, я тоже лег. Уснуть не получалось, мысли роем вились в голове, не давая расслабиться. Столько всего случилось в последнее время. Хотя почему в последнее? У меня вся жизнь была сплошным приключением, забегом с препятствиями, только сил на то, чтобы перепрыгивать все встречающиеся барьеры, становилось все меньше и меньше.

Все было запутано и непонятно, а хотелось ясности, определенности и уверенности в завтрашнем дне. Одно только стало мне сегодня кристально понятно – рядом с Гермионой мне было так… естественно, так правильно, хорошо и спокойно, как ни с кем другим. Я ревновал ее к Грину, мне хотелось, чтобы она свое внимание обращала на меня, а не на него. Я был бы рад, даже если она бы она кричала и злилась на меня, лишь бы не равнодушие. Наверное, это и была настоящая любовь, если, конечно, мое сердце вообще было способно на такое чувство.

Про Амелию я не мог сказать ничего подобного. Она была моим другом, да, но я не испытывал к ней и десятой части тех эмоций, что я чувствовал к Гермионе. А это значило, что нужно было честно сказать Амелии, что у нас с ней никогда и ничего не будет. Мы бы мучили друг друга и себя, но вряд ли бы стали хоть на каплю счастливее. Этот непростой разговор не стоило откладывать в долгий ящик, как что я собирался завтра же все с ней обсудить. Приняв это решение, я почувствовал такое облегчение, будто камень упал с плеч.

========== Глава 26: Статуэтка ==========

Ты кажешься мне хрупкой, невесомой,

Я от любого зла хочу тебя укрыть.

Тревогой беспричинной я ведомый,

Спешу скорей к тебе. Душа кричит навзрыд,

Что каждая секунда словно вечность,

Что я могу сейчас к тебе и не успеть,

Что так коварна жизни быстротечность,

Что ты идешь туда, где можешь умереть.

Но это просто сон, и я, проснувшись,

Вздыхаю шумно и все мысли об одном:

Обнять тебя, и губ твоих коснувшись,

Забыть про зло и жить одним твоим добром.

Не знаю точно когда, но я все-таки смог уснуть, и проснулся, когда настало время завтрака. Тинки сообщил мне, что никто не приходил в комнату, и ничего особенного не происходило, только Райт поднялся еще в седьмом часу и ушел в неизвестном направлении.

Поблагодарив эльфа и отпустив его высыпаться, я направился в Большой Зал на завтрак и нашел там Алекса. Наскоро перекусив – так как он собирался позже пойти в Хогсмид – мы отправились на постоянное место наших бесед – в старый кабинет ЗоТИ.

Мой рассказ был не слишком веселым и не таким уж длинным, он занял всего каких-то полчаса. Выслушав меня, Алекс похлопал меня по плечу и, так же как и Гермиона, попытался обнадежить словами “все наладится”. Сегодня я отреагировал на них более спокойно, все-таки разговор с Грейнджер помог мне справиться с эмоциями и немного свыкнуться со всей этой ситуацией.

Сам Алекс не рассказал мне ничего нового. Его основной проблемой оставались зашедшие в тупик отношения с Амелией. Я чуть было не признался, кто был этому виной, но в последний момент сдержался. Это было эгоистично, но потерять сейчас друга, когда мне так нужна была поддержка, я не мог и не хотел. Рассудив, что точку в неопределенных отношениях между мной и Амелией собираюсь поставить сегодня, я решил, что покаяться Алексу можно и когда-нибудь потом. Через день, неделю, месяц или год, но только не сегодня, когда мне и так невесело.

Обсудив все, что собирались, мы разошлись в разные стороны. Алекс так и не объяснил, зачем ему было нужно в Хогсмид, но это было его право. Я же собирался пойти к Грейнджер, выяснить у нее или вместе с ней, что за зелья неизвестным образом появились у меня в тумбочке.

Решив, что искать по всему замку будет утомительно, я нацарапал ей коротенькую записку:

Грейнджер!

Мне нужно срочно с тобой поговорить, где ты сейчас? Должен тебе кое-что показать.

Малфой

Позвав Тинки, в надежде, что он успел уже хоть немного выспаться за то время, пока мне от него ничего не было нужно, я отправил его на поиски Гермионы. Он вернулся с ответом всего через пять минут.

“Через десять минут буду ждать тебя в лаборатории”, – все, что там было написано.

Времени было достаточно, так что я не торопился и медленно направился в нужную сторону. Но добраться до лаборатории так спокойно, как хотел, я не смог. Недалеко от главного входа меня окликнула Амелия. Она явно была не в лучшем настроении, улыбка, делавшая ее очень красивой, померкла, когда она увидела меня. В ее распущенных волосах виднелись отблески солнечных лучей, светивших сегодня в окна замка, и это придавало ей сходства с феей из детской книжки. Мне стало не по себе. Раз уж мы увиделись, то я должен был прямо сейчас провести с ней неприятный разговор, который, скорее всего, надолго сотрет улыбку с ее лица.

– Привет, Драко, – сказала она, приблизившись. – Вижу, ты в порядке! – она посмотрела на меня с прищуром. – Я злюсь на тебя. Как ты мог исчезнуть без предупреждения? Я же переживала за тебя.

– Прости, – сказал я искренне. Но только я просил прощения не только за свое исчезновение, а еще и за все то, что собирался сказать.

Она посмотрела на меня немого обиженно и нахмурилась еще больше.

– На тебя даже злиться долго не получается.

– Я все тебе расскажу, – пообещал я. – Идем, найдем место потише.

– Старый класс ЗоТИ? – предложила она.

Я ухмыльнулся.

– Только оттуда. Но ладно, пойдем, иначе нам не дадут спокойно поговорить.

Всю дорогу до кабинета мы молчали, я мысленно подбирал слова, Амелия или злилась еще, или просто нервничала, постоянно теребя рукав мантии. К нашей общей радости, путь занял совсем немного времени.

– А теперь рассказывай, где ты был так долго? – требовательно сказала Амелия, закрыв дверь. Она взяла стул и села напротив меня.

– Мой отец наивно пытался сбежать из Азкабана, ранил одного стражника, а второй попал в него неизвестным ментальным заклинанием, кроме того, добавил несколько обычных. Сейчас отец в Мунго, физически почти поправился за неделю, а вот умственно… если целители не выяснят, что за заклинание попало в него, то ничего не смогут сделать, и он так и останется молчаливым овощем, если, конечно, действие заклинания не прекратится, но, так как колдомедик, специалист по недугам от заклятий, утверждает, что скорее всего это какая-то темная магия, шансов на выздоровление почти нет. В общем, я все это время был в Лондоне, поддерживал маму, потому что ей сейчас очень тяжело. Вот и все, – монотонно проговорил я.

Амелия охнула, кинулась ко мне и обняла.

– Драко, поверь, все наладится. Нужно было раньше рассказать. Прости, что злилась на тебя.

– Все нормально. Мне нужно было действительно раньше вам всем рассказать, но я, как только получил письмо от мамы, совершенно перестал соображать, быстро собрался и, с трудом уговорив МакГонагалл отпустить меня, уехал.

– Не думай об этом. Все нормально. И еще, Драко, я с тобой, – она крепче сжала меня в объятиях, а потом чуть отстранилась, посмотрев мне в глаза долгим взглядом, и попыталась поцеловать.

Я отвернулся, и, слегка надавив ей на плечи, заставил отодвинуться от меня. Она удивленно и даже слегка испуганно посмотрела мне в глаза.

– Что?

– Прости, – сказал я, пряча взгляд. – Амелия, так не получится. У нас ничего не получится.

– Почему? Я ведь ничего от тебя не требую, – растерялась она.

– Дело не в этом. Просто я понял, что ничего, кроме дружбы, у нас не может быть. С моей стороны, по крайней мере. И все отношения, которые будут выходить за эти рамки, принесут нам обоим только боль. Понимаешь?

– Нет, – она помотала головой. – Ты ошибаешься.

– Это ты ошибаешься, – как можно более мягко произнес я. – Пойми, ты не знаешь меня в достаточной мере. Я невыносим и могу легко причинить боль, даже тому, кто мне не безразличен. Давай будем только друзьями.

– У тебя кто-то есть? – выпалила Амелия. Ее лицо покраснело, руки подрагивали.

– Нет. И это не имеет значения…

– Тогда я не понимаю. Как ты можешь знать наперед, что у нас с тобой ничего не получится?

– Я просто знаю, и все. Я чувствую, – пробормотал я.

– Нет. Мне все ясно. У тебя кто-то есть, может быть, вы с ней не вместе, но ты питаешь к ней особые чувства, смотришь на нее и чувствуешь, как внутри становится тепло только от того, что она рядом, может быть, она и снится тебе… – она замолчала на мгновение, и ее глаза резко расширились. – Это… профессор Грейнджер?

– Амелия, – предостерегающе сказал я.

– Не надо, – голос дрожал, она грустно улыбнулась. – Должна была раньше догадаться.

Я молчал, стараясь смотреть куда угодно, но только не на нее. Эгоист чертов.

– Что ж, насильно мил не будешь. Только у вас с ней вряд ли что-то получится. По этой же причине.

– Она вообще к нашему разговору никакого отношения не имеет!

– Драко, я люблю тебя! – пронзительный голос Амелии эхом отбился от стен кабинета. Мне стало не по себе – страшно разболелась голова.

– Спасибо и прости, – выдавил я.

Она всхлипнула, слезы крупными каплями заструились из ее глаз.

– И ты меня прости, – прошептала она. – Я пойду.

– Подожди! Алекс ничего не знает и… лучше не говорить ему обо всем этом. И вообще, вам надо помириться.

Амелия застыла, как каменное изваяние.

– Ты заботишься о нем гораздо больше, чем обо мне. Но только это я готова ради тебя на все, не он. Тебе нужно было только попросить, и я бы сделала для тебя все, что угодно. Убила бы ради тебя. Слышишь? А Алекс никогда не будет на такое способен. И профессор Грейнджер тоже! В мире всем на всех плевать, а мне на тебя – нет.

– Мне не все равно, что с тобой происходит. И с Алексом тоже.

– Значит, мы с ним на одном уровне в твоем рейтинге?

– Вы – мои друзья.

– Ну хорошо… Ради тебя, только ради тебя – слышишь? – я ничего не скажу ему. Но вот мириться с ним или нет – это уже мое личное дело.

– Спасибо, – тихо отозвался я.

– Зря ты так со мной. И знаешь… Я все равно тебя не забуду, – прошептала Амелия, вытерев слезы тыльной стороной руки, и выбежала из кабинета.

Дверь хлопнула, и наступила пронзительная, режущая слух тишина. Голова раскалывалась от боли. Если бы я был хоть на грамм глупее, я бы уже выпил то зелье, которое нес Гермионе для проверки. И тут до меня дошло, что она, должно быть, ждет меня сейчас в своей лаборатории, а я совершенно не спешу.

Отогнав мысли о головной боли в дальний угол сознания, я поспешил к Грейнджер. Около лаборатории я оказался только спустя пять минут.

Занеся руку, чтобы постучаться, я так и застыл с поднятым кулаком. Из лаборатории доносились два голоса. И я прекрасно узнал обоих говоривших – это были Грин и Гермиона. Я растерялся. Что мне следовало сделать: развернуться и направиться куда-то в сторону, дожидаясь, пока Грин уйдет, нагло прервать их разговор, ведь я договорился с Гермионой о встрече, или остаться на этом месте и послушать их беседу? Колебался я недолго, ровно до той секунды, как услышал свое имя, и уже без раздумий переместился вплотную к двери и, затаив дыхание, начал внимательно слушать.