Текст книги "Derniеre danse des coeurs d amour (СИ)"

Автор книги: Nathalie Descrieres

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)

– Что это было?

– Это был Tamer Capillos, Грейнджер, – тень лукавой улыбки мелькнула на бледных губах Флоренс, и девушка бережно погладила свою палочку. – Ты, конечно, умная ведьма, но тебе пора бы выучить парочку косметических заклинаний!

Гриффиндорка расплылась в счастливой белозубой улыбке и резво вскочила, с восхищением приглаживая новую шевелюру.

– Спасибо, Уа… Флоренс! – виновато исправилась Гермиона. – Спасибо!

Она неловко пожала когтевранке прохладную мягкую ладонь и умчалась вниз, к главному коридору. Уайлд грустно усмехнулась и облокотилась о подоконник, задумчиво разглядывая ночные окрестности Хогвартса. Тихо пели какие-то птички и среди молодой травы трещали первые цикады. Сладко пахло цветущими сливами и влажным помятым газоном. Девушка вздохнула. *** Гарри в очередной раз осматривал успехи своих подопечных, которые устроили мини-дуэли. Прохладную Выручай-комнату заливал резковатый синий свет, исходящий от парящих под потолком белых свечей, а восторженные возгласы, вспышки заклятий и испуганные «Извини» нарушали звенящую тишину, которой так хотелось Избранному гриффиндорцу. Вот Фред и Джордж в очередной раз обменялись подколами и наигранно галантно поклонились, взмахивая палочками. Лаванда о чем-то хихикает с Парвати, озорно стреляя глазками в сторону Рона, вместо того, чтобы тренировать Патронус. Чжоу в очередной раз послала ему, Гарри, утонченную улыбку и залилась жарким румянцем, наталкиваясь на его безразличный взгляд. А вот Гермиона с ее преобразившейся шевелюрой с удовольствием ловила на себе восхищенные взгляды Голдстейна и недоуменные – Рональда. Гарри не мог не отметить, что подруга странно преобразилась еще три дня назад. Как-то внутренне, что-ли, но ей определенно шло. В ответ на все расспросы девушка лишь сдержанно улыбалась. Выручай-комнату озарил слепящий серебряный свет, и мимо Гарри по воздуху пропрыгал пушистый сияющий кролик, за которым вилась жемчужно-белая вуаль. Полумна Лавгуд отрешенно, но вполне удовлетворенно и счастливо улыбалась, поправляя копну волнистых пепельных волос и задумчиво дергая ожерелье из пробок из-под сливочного пива у себя на шее. Гарри радостно улыбнулся юной волшебнице и обратил внимание на Невилла, которому удалось-таки обезоружить Падму Патил. На круглом румяном лице Долгопупса появилось неверие, сменившееся искренней, по-детски наивной радостью. И Поттер почувствовал, как внутри разливается приятное, горячее чувство гордости. За Невилла. За всех этих ребят, которые готовы встать с ним плечом к плечу и защищать устои родной Школы. Пойти против всего мира, доказывая свою правоту. Джинни Уизли и Гермиона с воодушевлением подлетели к неуклюжему и раскрасневшемуся однокурснику, осыпая его похвалами и ободряющими улыбками. Под потолком медленно образовался сияющий прозрачный шар, ослепительно сверкающий и медленно приобретающий очертания какого-то крупного животного. Все разговоры стихли, студенты завороженно смотрели на огромного ирбиса с пронзительными синими глазами, махающего длинным хвостом и шевелящего круглыми небольшими ушами. Серебристый зверь открыл пасть, в которой виднелись ряды блестящих крепких зубов, и из горла снежного барса вырвался прохладный женский голос, глубокий и приятный:

– Амбридж узнала о вас. Сматывайтесь быстрее!

Патронус медленно растаял под потолком, ребята тревожно и недоуменно стали переглядываться, а Гарри замер на несколько мгновений – он узнал бы этот голос из тысячи. И когда подопечные стали обмениваться шепотками, в центре Выручай-комнаты раздался громкий резкий хлопок, и перед пораженными студентами оказался зажатый, перепуганный, с вытаращенными изумрудными глазами и хлопающими ушами, Добби. Он затравленно осмотрел всех и остановил влажный взгляд на Гарри, угрожающе надрывно всхлипнул и пропищал своим пронзительным тонким голоском:

– Сэр Гарри Поттер! Добби пришел, чтобы предупредить! Сэру Гарри Поттеру и его друзьям необходимо срочно уходить! Мисс Уайлд сказала Добби, чтобы Добби предупредил сэра Гарри Поттера, ч-ч-что…

Добби взвыл, доставая из кармашка жилетки носовой платок и не слишком эстетично в него сморкаясь. Гарри отошел первым и, нервно поправив очки, не своим голосом прикрикнул:

– Чего встали?! Быстрее! По двое!

Вся орава студентов мгновенно очнулась и в панике заметалась по Комнате, схватывая сумки и палочки и подходя к стене парами и в одиночку. Необходимо было успеть… Добби немедленно исчез, а Гарри словил испуганные взгляды Гермионы и Рона, подбежавших к нему и вставших с обеих сторон. Снаружи раздался какой-то треск, и гриффиндорцы обреченно выдохнули. Не успели. Мерзкий голос Амбридж звенел в ушах, слышался гогот слизеринцев Инспекционной Дружины и визгливое Бомбарда Максима! Кусок стены с оглушающим грохотом раскололся, в воздух поднялись клубы мелкой меловой пыли, а сокурсники шарахнулись подальше от разрушения. Амбридж мерзко и приторно улыбалась, вертя в толстых пальцах-обрубках с массивными перстнями свою небольшую палочку. Ее пушистая ярко-розовая кофточка и юбка чуть темнее ничуть не запылились, даже черный бархатный бантик на кудрявых мышиных волосах остался безупречно чистым. Жаба выпучила на бледного Гарри свои огромные бесцветные глазищи, и ее рыхлое одутловатое лицо искривилось в отвратительном оскале. Ее окружали преданные дружинники: Паркинсон (так и не избавившаяся от рогов), Крэбб и Гойл, угрожающе сжимающие огромные кулаки и тупо ухмыляющиеся, Теодор Нотт – премерзкий тип с хитрыми лисьими чертами миленького лица, бешено вращающая глазами, огромная Милисента Булстроуд, увалень Монтегю и, конечно, Малфой. Высокий, тощий, с идеально уложенными белобрысыми патлами, серыми надменными глазами и слащавой ухмылочкой на тонких бескровных губах. Он впился жадным прищуренным взглядом в Гарри, словно обещая провести через все девять кругов ада. И гриффиндорцу в голову пришла совершенно нелепая для такого момента мысль – как Флоренс могла что-то найти в этом скользком бесцветном змееныше?! Но на них медленно надвигалась Амбридж, алчно всматривающаяся в лицо каждого ученика, и гриффиндорцу пришлось бросить подобные размышления немедля.

– Бегите!

– Держите их!

Писк Амбридж и громкий голос Гарри слились воедино, разбивая тишину и порождая настоящий хаос – все опрометью бросились к дыре в стене, уворачиваясь от слизеринцев. Вспышки Остолбеней летели во всех подряд, впрочем, почти ни в кого не попадая. Гарри, нервно оглянувшись на друзей, кинулся за остальными. Но на шивороте ощутил стальную хватку и обернулся – на него самодовольно и нагло щурился Малфой. Юноша даже удивился, как у такого сопляка может быть столько силы, но Малфой крепко встряхнул Гарри и потащил к растрепанной Амбридж, радостно сверкнувшей глазками при виде главаря шайки. Он обреченно огляделся – Монтегю вцепился Гермионе, которая была ниже него на две головы, в плечи и скалил желтые зубы. Рон же пытался укусить за жирный палец громилу Гойла, едва не придушившего Уизли на месте. Остальные сбежали. Часть Дружины умчалась за беглецами, но возвращались с понурым видом и потупленными глазами. Но Амбридж хватило и этих троих. Она гордо задрала дряблый тройной подбородок и зацокала каблучками розовых туфелек с огромными блестящими бантиками по каменному полу коридора. Монотонное раздражающее эхо звенело в ушах Гарри, как надоедливая муха, пока Малфой грубо толкал его вперед, уставив кончик палочки между лопаток молодого человека. Слева извивался Рон в «объятиях» до чертиков довольного Гойла. Гермиона шла спокойно, изредка огрызаясь на Монтегю, до боли сжимающего ей руки. Их палочки были у Амбридж. ***

– Директор, мне кажется, что я точно знаю, кто предупредил Поттера и остальных! – Амбридж презрительно выплюнула обращение, но даже это не умаляло ее жабьей радости.

Дамблдор вежливо улыбнулся и соединил кончики длинных сухих пальцев, странно смотря на Генерального Инспектора. Огонь в камине мерно потрескивал, и серебристые звезды на серо-голубой мантии профессора красиво мерцали.

– И кто же это по-вашему, Долорес?

– Староста Когтеврана, мисс Уайлд, Альбус!

Гарри почувствовал, как Малфой сзади то ли испуганно, то ли недоверчиво дернулся и скрипнул зубами. У самого Поттера сердце тоже нервно екнуло – он боялся за Уайлд. Какая ирония. Хоть в чем-то они с Малфоем схожи. Раздался негромкий смешок Дамблдора.

– Вы в самом деле так полагаете, Долорес? – яркие, пронзительные глаза директора почти нахально блеснули из-за очков-половинок. – Мне кажется, что мисс Уайлд дружит с мистером Малфоем, который, как я могу наблюдать, очень, м-м-м… рьяно выполняет свои обязанности по сохранению порядка, – он перевел сверкающий искристым весельем взгляд на Драко, который до хруста в суставах пальцев сжал мантию Поттера. – И уж вряд ли бы преданная подруга стала бы помогать не самому… близкому знакомому мистера Малфоя, Долорес.

Амбридж сморщилась, кидая до крайности неприязненный взгляд на директора. В ее пустых глазах отразилось лютое желание прихлопнуть и гриффиндорца, и старикашку, как комаров. И побыстрее.

– Мисс Эджком поведала мне, Дамблдор, что мисс Уайлд шепталась с Поттером в коридорах! – запальчиво возразила Жаба, желая скорее разобраться в этом шоу, которое затягивалось из-за причуд директора.

– Ну, Долорес, вспомните себя в пятнадцать лет… – мечтательно пропел Дамблдор, потирая морщинистые руки и лукаво сверкая глазами. – Первые чувства… Неужели вы и впрямь думаете, что юной симпатичной девушке можно находиться в темном коридоре в компании довольно привлекательного студента только для того, чтобы обсуждать сверхсекретные особенности моего отряда?

Гарри ощутил неровное, тяжелое дыхание Малфоя, его ярость и попытки сохранить безразличие. Гриффиндорец ощущал полыхающую злобу каждой клеточки тела Драко. Почувствовал, как воротник мантии стал опасно сдавливать шею. И увидел, как торжествующе вспыхнули глаза Амбридж.

– Значит, все-таки вашего отряда, Дамблдор? Вы признаете это?! – ее противный голосок повысился еще на пару тонов, став еще пронзительнее и омерзительнее.

– А вы не заметили, Долорес, что название организации носит мое имя, а не Поттера? – директор оставался неизменно вежливым и спокойным даже в окружении кучи министерских чиновников и мракоборцев, глядевших на него, как на ценную добычу. – И ваши выводы совершенно правильны, профессор.

– Хватайте его, что вы встали, как истуканы?! Вы слышали его признание своими ушами! Он пошел против Министра! В Азкабан! – Амбридж верещала, как сумасшедшая, кидаясь к Дамблдору и злобно зыркая на своих коллег.

Старец благодушно усмехнулся, взмахнул рукавами шелковой мантии и к директору подлетел Фоукс – феникс был в самом расцвете сил и красоты. Его волшебное блестящее оперение переливалось всеми оттенками огненного, золотого, алого и малинового в свете каминного пламени, а умные черные глаза понимающе поблескивали. Через секунду Гарри отлетел к стеллажу с древними фолиантами вместе с Малфоем – в круглом высоком кабинете Альбуса Дамблдора раздался оглушающий треск, ослепительно полыхнуло, мракоборцы, Амбридж и чиновники шарахнулись в стороны, прикрывая глаза от болезненно яркого света, а профессор и Фоукс исчезли в огненных струях. Потом Гарри отключился. *** В кабинете было до тошноты душно. Солнце заливало жаркими лучами парты, стулья, листы пергамента, чернильницы и перья. Ученики тупо пялились на доску с заданиями, пытаясь проникнуться их смыслом и хоть что-то написать на пергаменте для СОВ. Амбридж со сладкой улыбочкой расхаживала между рядов и заглядывала в каждый лист, если же не обнаруживала ничего, то складывала руки на пухлом животе и мило качала головой. Новоиспеченная директор Хогвартса упивалась полной властью. Тяжело вздохнула, окинула нарочито заботливым взглядом пятикурсников и зацокала каблучками. Рон одарил приторно-розовую кофточку Амбридж испепеляющим взглядом. Гермиона Грейнджер исписала свой пергамент сверху донизу аккуратным мелким почерком с бешеной скоростью, время от времени откидывая на спину пушистые каштановые кудряшки, Терри Бут уронил голову на руки и едва не взвыл от отчаяния, Крэбб и Гойл таращились друг на друга огромными от безысходности глазищами. Малфой лениво осматривал свой пергамент, на котором каждое слово и цифра выглядели как шедевр каллиграфии. Слизеринец выглядел помятым с темными синяками под глазами, нездоровым цветом лица и искусанными до кровавых корочек губами. Флоренс Уайлд же, нахмурив брови, что-то неспешно выводила белым гусиным пером внизу листа своим бисерным ровным почерком. Гарри же искоса поглядывал на мертвенно-бледное лицо однокурсницы и ее странный, отрешенный взгляд, в котором всегда было хоть что-то – равнодушие, холод, задор, смешливость, боль, тепло, нежность… Но сейчас абсолютно ничего. Конечно, это можно было бы списать на нервоз во время экзамена, но тогда в медовых глазах блестела бы сталь и решительность. Но такая пустота… Пугала. Гарри не знал, что произошло между Флоренс и ее слизеринским дружком, но общались они нормально – разговаривали, даже изредка обменивались усмешками. Но внутренним чутьем гриффиндорец понимал, что между ними все же пробежала кошка. Или у кого-то из них случилось что-то такое, что не могло не отразиться на другом. Гермиона часто бурчала себе под нос, что люди, которые связаны крепкими чувствами и редкостным пониманием, ощущают друг друга на интуитивном уровне и перенимают часть проблем на себя. Гарри встрепенулся от неприятных мыслей и перевел затуманенный взгляд на желтоватый пергамент, на котором он ответил всего на пару вопросов, и то не полностью. ***

– Поттер! Грейнджер!

Гарри с Гермионой резко обернулись к девушке, которая их окликнула. Уайлд выглядела еще более бледной и нервной, чем на экзамене, плотная угольно-черная мантия с темно-синей подкладкой развевалась от быстрого шага, в карих глазах девушки читалась неясная тревога за гриффиндорцев.

– Что такое, Флоренс?! – Гермиона была раздражена.

Видение Гарри выбило ее из колеи, и сейчас главным было добраться до кабинета Амбридж, в котором был единственный действующий по своему магическому назначению камин. Но донельзя серьезный вид и без того суровой и замкнутой когтевранки, не склонной к пустой болтовне, несколько поубавил пыл Гермионы. Она обеспокоенно переглянулась с другом.

– Вы уверены, что ваши юные друзья из Отряда способны выстоять против дружинничков, Амбридж и Филча с его пронырливой кисой?

Студенты ошеломленно раскрыли рты.

– Откуда ты?..

– Какая к гоблину разница, Грейнджер, откуда я знаю? – гневно воскликнула Уайлд, поправляя ремешок сумки на плече. – Вы уверены в том, что сможете безопасно провести в кабинете необходимое время?

Гарри и Гермиона неловко посмотрели друг на друга, поубавив свой гриффиндорский запал и тупую отвагу.

– Не совсем… – Поттер начал мямлить, и Флоренс это стало выводить из привычного холодно-равнодушного состояния. Она терпеть не могла, года люди сначала подчиняются слепым эмоциональным порывам, а мозги включают, только когда на них прикрикнут. – Но, я думаю, что минут десять продержимся.

Когтевранка перевела строгий взгляд на Гермиону, под которым девушка похолодела и робко кивнула. Луч солнца скользнул по ее румяному миловидному лицу, на котором мелькнула тень рационального мышления и здравого смысла.

– Если что-то пойдет не так, Грейнджер, я уверена, ты что-нибудь быстро сообразишь, – Флоренс чуть нахмурила четкие брови и Гарри показалось, что она чуточку смягчилась. – Умеете создавать голосовые Патронусы?

Ребята отрицательно покачали головами, и Уайлд огорченно выдохнула, скрещивая руки на груди. Ее изящное лицо с мягкими чертами приобрело непонятное выражение, но Гарри почувствовал, как сердце громко ухнуло и сделало тройное сальто, ударяясь о ребра.

– Если что, я буду у Запретного леса. Вам что-нибудь нужно? – и снова этот цепкий, пронзительный взгляд.

– Нам может потребоваться средство передвижения, – Гермиона закусила губу, неуверенно косясь на друга. – Если… В общем, неважно.

Флоренс лишь задумчиво кивнула, сталкиваясь взором с лихорадочно блестящими травяно-зелеными глазами Гарри. Она поджала бескровные губы, тряхнула темноволосой головой, и между ее бровей прорезалась глубокая складка.

– Будьте осторожны.

И быстро исчезла за ближайшим поворотом, оставляя после себя аромат шиповника, карамели и цитрусов. Гермиона Грейнджер сочувственно вздохнула, хватая лучшего друга за локоть и немедленно толкая его в сторону кабинета Амбридж. Гарри тяжело вздохнул. Комментарий к Chapter

VIII

Знаю, получилось как-то скомкано и суховато. Предупреждая негодования: я не помню многих мелочей, поэтому могла ошибиться, так что не судите строго. Не хотела разводить муть с видением Поттера, Запретным лесом и всем остальным – вы и так все прекрасно знаете, поэтому не стала описывать это. Глава писалась в жуткой аллергии и странном смятении, во время которых думать крайне тяжело, но я старалась, честно! Я жду адекватной критики и Ваших мнений. Следующая глава станет последней для пятого курса, будет не очень большой, думаю, но постараюсь заинтересовать Вас. Спасибо всем, кто оставляет отзывы – это большая радость и мотивация)

====== Chapter IX ======

Насквозь пронзает леденящий, жуткий холод. Проникает до глубин сердца, до мозга костей, проникает в кровь и под бледную синеватую кожу. В доме Лейстренджей темно, пахнет плесенью, кровью и мраком. Слышится хруст сломанных позвонков и конечностей, монотонное капанье грязной крови, отдаленные отчаянные вопли и мольбы о пощаде, безумные выкрики заклятий для пыток, звон бьющихся оконных стекол и зловещая тишина. Все, что когда-то происходило в этом поместье, не забывается. Его черные, пропитанные сыростью стены помнят все. Все чудовищные убийства. Все истязания и безжалостные расправы. Все хранит в себе эта таинственная, до боли звенящая в ушах тишина. Эти роскошные люстры из черненого серебра с сотнями, нет, тысячами восковых свечей, излучающих немигающий холодный свет. Эти мраморные потолки и полы. Битые зеркала в вычурных рамах. Тяжелая палисандровая мебель с причудливой резьбой, тошнотворно пахнущая кровью. Грязной кровью.

По ледяному полу мягко, почти неслышно шелестит черная, будто дымчатая мантия, окутывающая высокую скелетоподобную фигуру. Во мраке зала издает странное мертвенное свечение тонкая зеленоватая кожа, вся сплошь извитая синими венами. Уродливые руки со страшными костлявыми пальцами медленно вертят длинную тисовую палочку, блестящую странным льдистым блеском. Алые змеиные глаза-щели полыхают яростью и жутко сверкают кроваво-рубиновым мерцанием. Чешуйчатое лицо рептилии искажено гневом, что делает его еще более ужасающим и отвратительным, а безгубый рот растянут в угрожающей ухмылке. У неестественно длинных белых стоп чудовищно ласково извивается и скользит толстая гигантская змея с зеленовато-коричневым причудливым узором на гладкой коже, разевающая огромную гибкую пасть с тонкими, острыми, как лезвия, смертоносными зубами. Ее узкие прищуренные глаза кровожадно вспыхивают в глубине искрами желтых топазов. В зале находятся человек семь. Все склонили головы в смиренном преклонении и – что таить? – ужасе, черная одежда не колышется даже от мельчайших движений тел. Лица у всех ужасающе бледны, под скулами, глазами и в морщинах залегли серые тени. И гробовая тишина.

– Признаться, я разочарован. Весьма и весьма…

Тихое, почти неразличимое шипение раскатами эха отдается в огромной зале. По присутствующим пробегает судорога. Слышно, как скользит змея по начищенному до зеркального блеска полу.

– И больше всего меня расстроил проступок твоего мужа, Нарцисса.

Змееподобное существо вперивается жуткими глазами в мраморно-белое, невероятной красоты лицо изысканной, довольно молодой блондинки с чарующим голубым взглядом. Женщина содрогается и опускает точеные плечи, будто уменьшаясь в росте и сгорбливаясь. Роскошные холеные локоны жемчужного оттенка падают на тяжело и нервно вздымающуюся грудь волшебницы.

– Я уверена, что это была случайность, мой Лорд… – в тихом пронзительном шепоте женщины слышится неприкрытый страх и мольба.

– Случайность?.. – Темный Лорд издает ледяной смешок, и все вздрагивают. – Моя дорогая Нарцисса, такие «случайности» жестоко караются… Ты же знаешь об этом?

– Да, мой Лорд, – Нарцисса осмеливается скользнуть взглядом по страшному лицу и через мгновение снова опускает взор в пол. – И я готова понести наказание за ошибку, которую допустил мой супруг…

– Не ты, Нарцисса! – Волан-де-Морт останавливает женщину резким взмахом зеленоватой длинной ладони, и в его кровавых глазах вспыхивают искры раздражения и, кажется, забавы. – А твой юный сын. Конечно, он еще не является нашим полноценным соратником, но мы исправим это недоразумение через пару недель… Правда, Драко?

Высокая изможденная женщина с нечесаной грязной короной тусклых черных волос, болезненным рельефным лицом и искрящимся безумием тяжелым взглядом в черных лохмотьях отступает в сторону и бросает неясный взгляд на юношу, стоящего позади. Молодой человек, очень высокий, худой, с сероватой кожей, белесыми приглаженными волосами и пустыми, испуганными бесцветными глазами, неловко выходит вперед. Склоняет голову, задерживая дыхание. У его матери перехватывает дыхание, и она поднимает свои ледяные сине-голубые, как аквамарины, глаза на Темного Лорда и размыкает побелевшие сухие губы, пытаясь выдавить из себя хоть что-нибудь. Драко раздувает тонкие ноздри, а Нарцисса в немой мольбе и отчаянии протягивает дрожащие руки к сыну. Юноша не решается посмотреть на трясущуюся мать, потерявшую голос, и ближе подходит к Хозяину. Тот по-змеиному улыбается, щуря кровавые глаза и делая шаг навстречу молодому Малфою.

– Прекрасно, Драко. Ты догадливый мальчик, – от этого звенящего шепота у всех присутствующих Пожирателей в кровь стынет в жилах, юноша же не меняется в лице, только сжимая синеватые длинные пальцы.

Темный Лорд медленно осматривает своих приспешников, склонившихся еще ниже. В темноте не разглядеть их выражений, но Волан-де-Морт знает, что на лицах почти всех безумное облегчение, что первым будет мальчишка, а не они. Только Нарцисса с неописуемым ужасом в широко распахнутых влажных глазах уставилась на неподвижного, как мраморная статуя, молодого человека. В воздух взмывает неестественно длинная рука с просвечивающейся жуткой кожей, в прямых когтистых пальцах поворачивается волшебная палочка, холодный черный зал озаряет ослепительная кроваво-алая вспышка и едва слышное удовлетворенное «Круцио». В это же мгновение воздух сотрясает отчаянный женский вскрик. Нарцисса пытается броситься под заклятие, но ее, всхлипывающую и стонущую, перехватывает черноволосая сестра, удерживая в стальной хватке. Черная шелковая мантия миссис Малфой вот-вот разорвется от острых грязных ногтей Беллатрисы, но женщина продолжает вырываться. Слышится жуткий хруст ломающихся костей. Потом полный нечеловеческой, мучительной боли надрывный вопль, превращающийся в чудовищный булькающий хрип. Из приоткрытого рта Малфоя хлещет темная горячая кровь, покрывая мелкими мокрыми брызгами мраморный пол, серые глаза, кажущиеся черными из-за дико расширенных зрачков, почти вываливаются из орбит. Тихий треск рвущихся связок и сухожилий, невыносимый скрежет выворачивающихся костей и позвонков оглушают Нарциссу. Волшебница оседает на колени, закрывая уши ледяными жилистыми ладонями и бессильно шепчет имя сына. Безжалостный высокий хохот приглушает болезненные крики юноши и сиплые мольбы миссис Малфой. Воздух в зале становится еще более ледяным. Таким, что в груди у всех спирает и дышать становится почти невыносимо. А гигантская змея с лоснящейся чешуей почти любовно обползает обмякшее тело молодого Малфоя, сверкая жуткими желтыми, как у ночного демона, глазами. И вновь тьма. Промозглая, вселяющая липкий, окутывающий сознание мрак.

– И так будет с каждым, кто посмеет разочаровать Темного Лорда.

Нарцисса с безумным криком кинулась к едва дышащему сыну. *** В Больничном крыле настежь распахнуты все окна, запускающие в светлое стерильное помещение, пропахшее настойками и травами, печальные лунные лучи, осеребряющие койки, ширмы и столики с флаконами неподвижным холодным светом. Прохладно. Похрустывающее постельное белье безукоризненно белоснежного цвета пахнет Умиротворяющим бальзамом, мятой, сосновой хвоей и лимоном. И еще какими-то лекарствами. Легкий ночной ветерок навеял с улицы аромат летней влажной свежести, скошенной травы, покрытой холодной росой, цветущих лип, шалфея и лесных орхидей. Зазвенела хрустальная трель одинокого соловья, укрывшегося в душистых молодых ветвях высокого стройного тополя, росшего у Восточной башни. Гарри апатично пялился в потолок, пытаясь сосчитать все, даже самые мельчайшие, трещинки. Было плевать абсолютно на все. В сердце зияла огромная пронизывающая пустота. Словно отключили все чувства – ни жарко, ни холодно. Ни весело, ни грустно. Даже не больно. Просто паршиво. И ощущение, что с корнем вырвали огромный кусок души. Наверное, так бывает после поцелуя дементора. Когда человек уже ничего не чувствует. От него просто остается оболочка. Без души. Вот Гарри и осознавал себя такой вот оболочкой. Просто существующей. А в воспаленном сознании все время встает ослепляющий ядовито-изумрудный всполох, улыбка Сириуса и безумный взгляд Беллатрисы. Пронзительный визг «Я убила Сириуса Блэка!» оглушающими раскатами разносился по всем закоулкам памяти. Серая дымка, окутывающая его тело. И последний взгляд. Последняя усмешка. Грустная. Подбадривающая. Усмешка Бродяги. Раздался тихий скрип несмазанной двери. Гарри даже не моргнул. Мягкие медленные, но решительные шаги. Замедлились у койки мерно сопящего Рона. Еще пара шагов. Потом невысокая тень склонилась над бледной измученной Гермионой. И еще несколько. Матрас в ногах просел под тяжестью чьего-то тела, и молодой человек равнодушно скосил глаза на хрупкую женскую фигуру, которую залил жемчужно-серебристый луч. Девушка сидела, поджав под себя одну ногу и опершись спиной о металлические прутья кровати. Темные волосы забраны в растрепанное подобие ракушки. На худом теле нелепо висит объемная пижама непонятного цвета, прикрытая полами синеватого халата. Светло-карие глаза с непонятным выражением устремлены на мертвенно-бледное лицо Гарри. До его обоняния донесся теплый уютный запах карамели и цветов. И сейчас юноша больше всего боялся прочитать в ее взгляде жалость. То, что ему совершенно не нужно. Или еще хуже, она что-нибудь скажет. Но она молчала. И продолжала смотреть. Гарри тихо выдохнул и все же посмотрел прямо Флоренс в глаза. Такой усталый, измученный взгляд. Ни капли жалости или любопытства. Только что-то неясное и такое… Как Сириус посмотрел на него в последний раз. И то, что можно назвать поддержкой. Но не совсем. Это было так странно, таинственно и успокаивающе, что у Гарри в горле словно чуть-чуть ослаб тугой ком. Гриффиндорец жадно ловил малейшее содрогание темных ресниц, изредка вспыхивающую золотистую искорку в глубине медовых глаз или покачивание волнистого локона от порыва ветерка из окна. Пустоту в сердце это не заполняло, но отвлекало манящим упоением. На тонком лице с болезненно-голубоватой кожей мелькнула живая эмоция. Яркая вспышка боли. Секундная. Но это выражение, это движение пересохших, искусанных в кровь губ, эта жутковатая судорога – Гарри словно увидел в них отражение своих переживаний. Всего, что чувствовал в Отделе Тайн. Когда его сердце обливалось кипящей кровью и выло, как раненый оборотень. Когда впервые в жизни попытался применить Непростительное. По его сухой ладони скользнули шелковистые холодные пальцы, невесомо обвили дрожащую кисть и крепко сжали. И внутри что-то лопнуло. Какая-то струна. Туго-туго натянутая до этого момента и сдерживающая весь бушующий душевный ураган. Гарри почувствовал, как в глазах защипало, а истерзанное сердце дико заныло. И по щекам потекли горячие слезы. Из груди вырвался сдавленный всхлип. Еще один, и еще. Он закашлялся, захлебываясь в рыданиях, и присел, а тонкая холодная рука заботливо подсунула под спину плотные подушки. Пальцы на ладони Гарри ослабили хватку, и молодой человек протестующе простонал, бросая влажный умоляющий взгляд на девушку. Она легким движением села у изголовья кровати, гулко сглатывая и болезненно кривя белые губы. В нос ударил резкий запах сушеных горьких трав, меда и согбенной скорби. Юноша цеплялся за ее пальцы, как утопающий за соломинку, сглатывая слезы и до крови закусывая изнутри щеки. Вторая мягкая рука по-сестрински ласково обвила спину Гарри, привлекая юношу к худощавому телу, закутанному в линялый махровый халат. На вихрастую черноволосую макушку Избранного упала пара женских хрустальных слезинок, стоящих дороже целого мира. Как манило Гарри это прекрасное Далеко в одиннадцать лет – юного мальчишку, вся жизнь которого прошла в пыльном чулане и в школе издевательств. Какой дикий восторг при виде письма в большом желтоватом конверте, подписанном изумрудными чернилами и запечатанном печатью с гербом таинственного Хогвартса. Черно-алый паровоз на платформе 9 ¾, пышущий густым паром и издающий короткие веселые свистки. Возбужденно ухающая в клетке Букля, хлопающая белоснежными крыльями и сверкающая янтарно-желтыми глазами. Рыжий мальчишка с грязью возле носа, пятью братьями и простодушным веселым нравом. Магические сладости и радушно улыбающаяся голубоглазая старушка-продавщица с тележкой, от которой пахло жженой карамелью, перечной мятой и тыквенными пирожными. Зазнающаяся девчонка с крупными передними зубами и каштановым вороньим гнездом на голове вместо волос. Щуплый блондинистый мальчик с прищуренными бесцветными глазками, манерно растягивающий слова и с презрительным выражением бледного неприятного лица. Лодки на четыре человека с огромными фонарями, сами рассекающие таинственную гладь Черного озера и зазывно мерцающий огнями в многочисленных башнях замок. Старая Шляпа и заветное «Гриффиндор!». С этого все начиналось. И знал ли этот наивный черноволосый мальчик с острыми коленками и огромными зелеными глазами, сидящий на каменном подоконнике Гриффиндорской башни и сонно созерцающий покрытые ночным мраком окрестности, что ему придется так рано повзрослеть?.. *** В кабинете Альбуса Дамблдора царил приятный полумрак, нарушаемый пляшущими отблесками пламени на уютной мягкой мебели, бесконечных стеллажах с древними книгами и узких стрельчатых окнах с сине-зеленоватыми витражами. Сухие сосновые поленья в большом камине весело потрескивали, пуская столпы ярких искорок и источая донельзя приятный аромат. Два пухлых изящных креслица в серо-кофейную клетку были повернуты к огню, и в каждом из них молча сидело по одному человеку. Их разделял небольшой чайный столик, уставленный стеклянными вазочками со всевозможными сладостями: перечными жабами, тараканьими усами, сахарными перьями, лакричными палочками и лимонными дольками. Посередине шумно попыхивал душистым паром пузатый медный чайник, из носика которого вылезали веточки зеленеющей мелиссы и беленькие цветочки бузины. Чайничек плавно поднялся в воздух, и горячая ароматная струя полилась в белую фарфоровую чашку, которую держала сидевшая в правом кресле девушка. Она бросила признательный взгляд на старика напротив и задумчиво пригубила терпковатый чай. Старик с длинной серебристой бородой, с сухим, испещренным сеточкой глубоких морщин мудрым лицом и крупным крючковатым носом, на котором держались очки-половинки в тонкой серебристой оправе, мягко покачал головой. Альбус Дамблдор бросил пронзительный взгляд удивительных голубых глаз на пятнадцатилетнюю студентку, углубившуюся в свои мысли и, казалось, забывшую про то, где она вообще находится.