Текст книги "Derniеre danse des coeurs d amour (СИ)"

Автор книги: Nathalie Descrieres

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

– Драко!..

Он вскинул растрепанную голову, и девушка едва не отшатнулась и сдержала крик ужаса, когда в нее впились эти устрашающие безумные глаза, черные от дико расширенных зрачков. В голубоватых белках полопались капилляры, и вокруг кошмарных черных омутов образовалась туманная кровавая сетка. На покрытом холодной испариной высоком лбу вздулась жила, на неестественно-серой коже щек блестели слезы, от скривившихся губ образовались глубокие темные складки, а на худосочной жилистой шее бешено пульсировала сонная артерия.

– Уйди.

Этот утробный хрип вырвался из Малфоя, когда он жадно и исступленно скользил остервенелым взглядом по ее испуганному лицу. Она не сдвинулась ни на шаг, вцепляясь тонкими пальцами в его предплечье.

– Уйди! Оставь меня! – взвыл юноша, силясь в неистовом порыве выдернуть руку.

В ответ Флоренс лишь обвила второй рукой его вздрагивающую спину, мягко притягивая к себе. Малфой попытался отстраниться, но, дав волю эмоциям, схватился за холодную кисть и зашелся в раздирающих рыданиях, лихорадочно всхлипывая. Он ощутил на своем затылке легкие пальцы и уткнулся носом в ткань джемпера, скрывающую тонкие ключицы.

– Малфой!

Голос Поттера заставил молодого человека вскинуться, подобно хищной змее, и вцепиться пальцами в волшебную палочку в кармане брюк. У входа обрисовался силуэт Гарри.

– Драко! – бессильно прошептала Флоренс, отпуская его руку и поднимая умоляющие глаза, наполненные влагой.

– Тебе лучше уйти, – ответил он одними губами. Ей показалось, что в его настороженном воспаленном взгляде проскользнула нежность.

– Я знаю, что это ты, Малфой! Ты всё это сделал!

Поттер, тускло поблескивая стеклами круглых очков, вскинул свою палочку, направляя ее на растрепанного и разъяренного соперника, готового защищаться и отбиваться всеми силами.

– Уйди отсюда, Флоренс, – холодно произнес Гарри, не сводя напряженного взгляда с Малфоя, который инстинктивно прикрывал ее спиной. – А ты, Малфой, еще поплатишься за всё! Ты не показывал ей, – он кивнул на девушку, – свою левую руку?

Слизеринец, ненавидяще раздув тонкие ноздри, пронзительно выкрикнул какое-то заклятие, одновременно отталкивая Флоренс к кабинкам. Полутемный вонючий туалет рассек сияющий синеватый луч. Гарри увернулся, с грохотом треснула раковина у входа. А дальше полетели цветные сверкающие всполохи, отрывистые крики, раздавалось громыханье и глухой дребезг разбивающихся тяжелых раковин, в воздух поднималась мелкая пыль и фаянсовая крошка. Слышалось звяканье падающих металлических кранов, рокотание и хлюпанье хлещущей отовсюду ледяной воды, смешивающейся с грязью и заливающей каменный пол. Слышались отрывистые шлепки ботинок, приглушенный стук тела и стен.

– Уходи! Быстрее! – этот нервный вскрик Малфоя адресовывался Флоренс. Ужас сковал все ее существо, она не могла пошевелиться и что-то предпринять или хотя бы попытаться пробраться к выходу. Миртл тоскливо всхлипывала, поглядывая за происходящим.

– Сектумсемпра!

На площадку возле первого ряда раковин звонко шлепнулось длинное тело Малфоя. Он стонал и дергался в судорогах, извиваясь и хрипя. С девушки моментально спало оцепенение, и через мгновение она рухнула на колени возле Драко, глаза которого жутко закатились, а из открытого тонкого рта вылетали болезненные хрипы. Флоренс беспомощно скользила непонимающим и растерянным взглядом по искаженному в ужасающих конвульсиях лицу. Вода вокруг Малфоя стала окрашиваться в жуткий алый цвет, в затхлом воздухе разлился тошнотворный металлический запах с примесью соли и гнили. На ровной алебастровой коже Драко в мгновение ока стали образовываться длинные порезы немыслимой глубины, обнажающие мясо. Они заполняли каждый миллиметр, каждую клеточку тела Малфоя, а некоторые превращались в жуткие гнойные нарывы, из которых сочилось что-то омерзительное. Ослепительно-белая мужская рубашка пропитывалась и наполнялась этим режущим глаза цветом, пряди платиновых волос набухали в крови и липли друг к другу, а все его тело дико содрогалось. Флоренс, расширенными от невыносимого ужаса глазами впиваясь в искривленное безумной гримасой лицо Драко, не могла пошевелиться. Но оглушающий своей нестерпимой болью всхлип привел ее в чувство.

– Что же ты натворил, Поттер… – она еще на секунду задержалась взглядом на растекающейся реке горячей крови. – Что ты встал?! Живее беги за помощью! Он же сейчас умрет!

Поттер, который был не в силах отвести ошалелых глаз от Малфоя, дернулся в непонятном направлении и был оттолкнут в сторону. В туалет черной летящей тенью, таящей привычную мрачную угрозу, влетел Снейп, презрительно оглядевший застывшего Поттера. Профессор опустился напротив Флоренс, мягко отодвинув ее в сторону и прикрыв на секунду глаза, словно обещая, что все будет хорошо. В его желтоватых худых пальцах оказалась длинная гибкая палочка, и ловкими, точными движениями Снейп стал водить сияющим кончиком по телу стонущего Малфоя. Он стал мелодично и гортанно произносить какое-то старинное заклинание, и палочка словно впитывала в себя тошнотворно-алую кровь, очищала одежду и кожу Драко, заживляла порезы, оставляя белые гладкие шрамы. Малфой стал дышать ровнее. В ушах у Флоренс пронзительно загудело, в голову ударила бурлящая кровь, а в висках застучал бешеный адреналин. Девушка обмякла, прислоняясь спиной к холодному каменному косяку и судорожно вдыхая тяжелый вонючий воздух. А дальше была мутная темнота. *** В Больничном крыле приоткрыты форточки, запускающие в палату свежую ночную прохладу апреля. Стерильное светлое помещение со строгими рядами больничных коек и парой белых шкафчиков с настойками первой необходимости освещается сияющей органзой печальной зеркальной луны. Густая бархатная мгла напоена свежестью крокусов и фиалок, в ночи тягуче разливается сладкая нега яблонь, вишен и слив, пышно цветущих ажурными жемчужно-белыми облаками. В дыхании лунного света свежо и легко пахнет молодыми, еще полупрозрачными и клейкими листочками буков, ив и берез. Постельное белье источает ароматы чистоты, лимонного отвара, мелиссы и пастилок от кашля. В приятной прохладной тишине разливаются сонные трели ночных пташек. Драко не спит. Он просто не может. И дело не в том, что обезболивающие настойки мадам Помфри не действуют. Ему плохо. Омерзительно от самого себя. Возвращаются мысли, преследующие его еще в туалете. Он слабак. Из-за него погибнут мать и отец. Хотя за последнего Драко не слишком-то волновался. Люциус никогда не отличался особенной любовью к своему сыну, хоть и покупал ему практически все, что ни попросил бы маленький сын. Малфой-старший требовал неукоснительного подчинения, полного признания собственного авторитета и соответствия себе – истинному Малфою. Люциус Малфой был холоден, алчен, властен и неумолимо жесток. Однако это не мешало ему искренне любить и по-своему обожать свою жену. Драко иногда казалось, что только из-за Нарциссы отец терпит его. Конечно, и в общении с Люциусом бывали светлые моменты, но их было ничтожно мало по сравнению с матерью. Драко ощущал себя несчастным, когда в пять лет он нарисовал отцу на Рождество открытку, а тот даже не взглянул, только холодно кивнул. Когда попытался быть доброжелательным с домовыми эльфами, а отец пришел в бешенство. Когда до отца дошло, что Драко второй по успеваемости ученик на своем курсе, уступает лишь грязнокровке Грейнджер. Тогда ему особенно досталось. И все же Драко был слабо привязан к Люциусу, хоть и нельзя было сказать, что он любил его. В детстве только боялся. А в шестнадцать возненавидел. От всей души, искренне и глубоко. В ту ночь, когда левое предплечье обожгло то змеиное уродство, Драко дал себе обещание, что если у него когда-нибудь будут дети, то он сделает все, чтобы не стать таким отцом, как Люциус Малфой. Звонкую тишину палаты рассекли осторожные, чуть приглушенные шаги. Драко напрягся и затаил дыхание, наблюдая из-под опущенных ресниц за ползущей на стене тенью. Возле его кровати нерешительно застыл изящный силуэт, овеявший молодого человека до боли знакомым ароматом. Его ладони, покоящейся на прохладной белой простыне, бережно и осторожно коснулись тонкие мягкие пальцы, и от этого прикосновения в груди Драко разлилась щемящая нежность. Что-то глухо прошелестело, и руку Драко накрыла хрупкая ладонь с шелковой кожей. В ночной тиши раздался рваный болезненный вздох, и на холодные, будто мраморные пальцы юноши упали обжигающе горячие капли. Молодой человек не выдержал. Распахнул глаза и чуть присел, чтобы получше рассмотреть желанную ночную гостью. Ее нежное изысканное лицо излучало таинственное жемчужное сияние, а на впалых щеках поблескивали влажные дорожки слез. Темно-шоколадные волосы, ниспадающие мягкими завитками, разметались по точеным худым плечам, скрытым пижамной рубашкой из простого белого хлопка. Черные бархатные ресницы прикрывали манящий медово-ореховый взгляд, испуганный и заплаканный. Драко уже в тысячный раз осознавал, как же она прекрасна. Невыносимо, до сладостно щемящей боли в сердце. Молодой человек отодвинулся на край кровати, откинул тонкое одеяло и приглашающе похлопал по месту рядом с собой. Она нерешительно посмотрела то на смятую простынь, то на него самого, и Драко слабо улыбнулся. Флоренс осторожно сняла тапочки, оставаясь в носках, и аккуратно прилегла с краю, словно не решаясь коснуться юноши. Тот, тихо вздохнув, привлек ее к себе и уложил изящную темную голову себе на грудь, прикрывая худощавое тело одеялом. Шелковистые, головокружительно пахнущие белым шиповником и яблоневым цветом волосы рассыпались на белоснежной накрахмаленной подушке роскошным пышным каскадом. Она скользила мягким пристальным взглядом по его острому измученному лицу, впитывая в себя каждую черточку, каждый штрих, каждую деталь. Она, красивая, нежная и хрупкая, как весенний букет сливочно-белого шиповника, слушала мерный стук его сердца, вслушивалась в тяжелое редкое дыхание. Касалась его лица и кистей своими невесомыми хрустальными руками, дотрагивалась едва ощутимо, вызывая дрожь мурашек по всему телу. Он тихо целовал ее волосы, лоб и висок, вдыхая пьянящий аромат пронзительной весенней нежности. И впервые в этом году залился своей звенящей серебристой трелью соловей, разливая в апрельском воздухе блаженную негу необъятного и чистого чувства.

====== Chapter XXI ======

Апрель промчался незаметно, оставив после себя пышные молочно-белые благоухающие покрывала опавших лепестков, густые островки молодой сочной травы, искрящейся малахитом, бездонную шелковую синеву распростертого неба и роскошь солнечных дней, напоенных ароматной сладостью весеннего воздуха. На смену же пришел майский ажур фиалковых полутонов с упоительным запахом сирени. Влились в симфонию весны чарующие черничные ночи, усыпанные мириадами изысканных жемчужных звезд, хрупкая красота воздушно-акварельных нарциссов и ярких тюльпанов, густая свежая листва запретного леса и гибких старых ив, майские солнечные грозы с безумными буйными ливнями, сверкающих миллионами бриллиантов в золотистых лучах. У мая был запах мяты и влажной терпкой травы, на которой мерцали радужные блики росы, вместе с нежным дурманом серебристых ландышей. Бархатистые ковры солнечно-желтых одуванчиков с пряным медовым ароматом расстилались на открытых, залитых светом лугах. А следом незаметно подкрался цветущий июнь. И студенты, просиживая в библиотеке целые дни перед экзаменами, могли лишь из распахнутых окон наслаждаться нежными брызгами лучей, которые щедро расплескивало теплое веснушчатое солнце. В бирюзовой лазури небес кружились радостно щебечущие свои незатейливые песенки иволги и малиновки, а по ночам, таясь в осеребренной лунным светом листве прибрежных ив, разливали свои хрустальные трели соловьи. Густой жаркий аромат цветущих диких трав смешивался с прохладным благоуханием диких орхидей и водяных лилий. Первокурсники, быстро расправившись со всеми экзаменами, целые дни проводили у Черного озера, греясь под летним солнцем, болтая ногами в теплой, как парное молоко, воде и с радостным визгом окатывая друг друга мокрыми искристыми брызгами. Старшие курсы же, сгрызя по десятку перьев и едва не выдрав себе все волосы от волнения, сдавали все эти жуткие ЗОТИ, Трансфигурацию, Чары, Прорицания, Зелья, Руны, Астрологию и прочий ужас, от которого пересыхало в горле и забывались все даты, формулы и рецепты. Но закончилось и это, и к малявкам присоединились вопящие от восторга и ощущения полной свободы долговязые старшие студенты. Шестикурсники и пятикурсники, в частности, валялись на траве, жуя «Друбблс» и шоколадных лягушек, отпускали не совсем приличные шуточки, шугая мелюзгу, устраивали вечерние посиделки у пылающего костра под сумеречным густо-синим покрывалом неба, усыпанном кружевами хрустальных созвездий. Симус Финниган играл на гитаре песенки авторства Пивза (весьма похабного содержания), а Дин Томас и Эрни МакМиллан с азартом подхватывали, салютуя товарищам кружками, переполненными пенящимся сливочным пивом. Джинни Уизли вместе с Полумной Лавгуд плели венки из одуванчиков и васильков и с заразительным хихиканьем напяливали их на головы смущенному Невиллу, ворчащему Рону и ослепительно улыбающемуся Энтони Голдстейну, который в открытую подкатывал к залитой румянцем Грейнджер. Под треск дров в костре раздавались оглушительные взрывы хохота, остроумные комментарии и жуткие завывания расхрабрившегося Долгопупса.

Но сегодня с самого утра небо было затянуто густыми угнетающими тучами, которые клубились подобно дыму от гигантского пожара и переливались от свинцово-серого до угольно-черного. Было довольно прохладно, налетали жуткие порывы свирепого ветра, нещадно треплющего ветви деревьев в Запретном лесу и со свистом срывающего листья, которые бешено кружились в густом пронизывающем воздухе. Хогвартс и его окрестности окутала мрачная предгрозовая тьма, весь мир окрасился в оттенки черного и дымчато-серого.

Выручай-комната казалась еще более пыльной и темной, нежели обычно. Хлам, который высился беспорядочными грудами практически до потолка, прикрывал вид на огромный старинный шкаф из благородного палисандра с кованым ажуром из стали. Эта Комната, похожая на гигантский кафедральный собор, нагнетала своей вязкой глухой тишиной инстинктивный, почти животный страх, от которого сворачивались все внутренности. Это серое безразличное бесцветие, смешение запахов прелой мебели, холодного плесневелого камня и сухой пыли душило немой тяжестью, которая разрасталась в груди жгучими переплетениями тонких раскаленных нитей. В голову кипящей кровью ударило осознание того, что ничего уже не вернуть. Драко Малфой с ужасом смотрел на то, как с мучительно долгим и тихим скрипом открываются резные створки шкафа, и из них тонко струится липкая тягучая тьма. Перед глазами промелькнула вся юность и детство, вспомнились мягкие руки матери, аромат ее духов и глубокий нежный голос. Из Шкафа вылетел зловещий ледяной вихрь, обдавший Драко мучительной, режущей до костей болью. Он сделал несколько шагов назад, пытаясь скрыться от преследующей его необъятной темной бури. Ветер яростно трепал лацканы плотного пиджака, спутал растрепавшиеся светлые волосы, обдал ужасающим смрадным дыханием бледное лицо, заставляя прикрыть глаза от накатывающей волны безнадежности и безвозвратности. Когда из неподвижной угрожающей темноты Шкафа показался рваный шлейф грязной угольно-черной мантии, Малфой, силясь ослабить душащий галстук, попытался хотя бы на мгновение скрыться за горой пыльного хлама от самого себя. Левое предплечье, надежно скрытое рукавами рубашки и пиджака, пронзила нестерпимая острая боль, прожигающая тонкую сероватую кожу, разъедающая дикой резью всю руку. В воздухе почувствовался невыносимый запах крови, тухлятины и грязи. Драко услышал восторженный возглас Беллатрисы Лейстрендж и понял – это конец.

***

Он смотрел в пронзительно добрые глаза старика, в которых искрилась жалость и необычайное понимание, и осознавал, что не сможет. Рука, которой он держал волшебную палочку, нещадно тряслась, тело колотила крупная дрожь, а мысли путались в ужасающем смятении. Перед ним стоял самый могущественный волшебник в мире, старый, ослабленный, безоружный, и слегка улыбался.

– Драко… – Дамблдор протянул к нему сухую морщинистую руку, изрытую глубокими фиолетовыми венами и белыми шрамами.

– Драко! – в противовес тихому и мягкому голосу директора противно провизжала Беллатриса, которая с фанатичным торжеством в безумных черных глазах смотрела на Дамблдора. – Давай же!

– Добрый вечер, Беллатриса, – старик, окутываемый густой свистящей мглой, в развевающейся серой мантии казался совсем согбенным и сломанным, несмотря на вежливое и даже дружелюбное выражение измученного лица. – Чудный вечер, не находишь? А, Фенрир, и вы тут! Алекто, Амикус, сколько лет прошло с вашего выпуска! – в голосе Дамблдора появились ностальгические нотки с оттенком иронии.

– Хватит болтать, Альбус! – пронзительно прикрикнула Беллатриса, вплотную приблизившись к племяннику и опаляя вонючим дыханием его ухо. – Давай, Драко! Темный Лорд вознаградит тебя!

Драко скривился, борясь с подступающим комом рвоты и ужаса, и задрожал еще сильнее, когда с другой стороны к нему подступил Фенрир Сивый. Отступать было некуда. Безоружный Дамблдор продолжал чудаковато улыбаться.

– Давай! – тетка теряла терпение, бешено вращая жуткими глазами и вцепляясь страшной когтистой рукой в плечо Драко. – Что ты мнешься?! Темный Лорд возвысит тебя, отпустит Люциуса, вы станете ближайшими соратниками Милорда! Получите все, что захотите! Нарцисса будет в безопасности! Решайся!

– Нет.

Драко резко обернулся, едва не впечатавшись в стоящего смрадной стеной Сивого, жадно вслушиваясь в ледяные ноты безразличного глубокого голоса Снейпа. Тот, овеваемый бушующим вихрем, черной туманной тенью приблизился к Беллатрисе, едва заметно скривившись от вони оборотня.

– Северус, какого драккла тебя сюда принесло?! – Лейстрендж вытянула жилистую шею, гневно сощурив страшные глаза и свирепо, почти по-змеиному шипя. – Это задание Драко!

– Северус, – слабый голос Дамблдора прервал Беллатрису, которая, взметнув нечесаными грязными волосами, развернулась к директору. Тот держался рукой за металлический поручень Астрономической башни, в его до странности ярких голубых глазах, обращенных к Снейпу, мерцали умоляющие огоньки. – Пожалуйста.

Дамблдор просил о пощаде. Как смешно! Беллатриса с интересом, на время обуздавшим ее шипение и разъяренные вопли, смотрела на старика. Пронзительный ветер трепал его необычайно длинные серебристые волосы и бороду. Драко еще на первом курсе был немало удивлен, увидев и послушав чокнутого директора, но почувствовав в глубине души теплую симпатию к чудаку-Дамблдору. В последующие же годы юный Малфой отчаянно оскорблял директора, силясь походить на своего жестокого отца. Алекто Кэрроу грубо хохотнула, разбивая повисшую ватную тишину.

– Авада Кедавра.

Внутри у Драко что-то сломалось. Ослепительная ядовито-зеленая вспышка рассекла тяжелый серый воздух, попав Дамблдору в грудь. Старый директор задумчиво улыбнулся, словно вспомнил что-то очень хорошее, устремил свой последний взгляд на юношу и, нелепо покачнувшись, перевалился через холодные перила. Полы серой мантии, взмывшие в воздух, были последним, что увидел Драко у Альбуса Дамблдора. Он, обезумевшими покрасневшими глазами впившись в то место, где всего пару секунд назад стоял Дамблдор, не мог сдвинуться с места. Он словно находился под немыслимой толщей мутной воды, когда почувствовал резкую, тяжелую руку Снейпа у себя на плече. Молодой человек, до боли сжимая волшебную палочку в дрожащих пальцах, бежал по винтовой лестнице вслед за деканом. Воздух прорезал дикий победный клич Беллатрисы, разнесшийся жутким эхом по всему существу Драко, и через тонкие перила и просветы между ступенями он увидел знак смерти. Ненавистный черный дым, образующий гигантский кошмарный череп и мерзкую ядовитую змею с глазами ночного демона. Казалось, Хогвартс содрогнулся от безумного раскатистого хохота тетки. Сзади удовлетворенно обнажил вонючие гнилые клыки Сивый, радостно хрюкнула Алекто и хмыкнул ее брат. А внизу их ждал еще десяток «помощников» в черных дымчатых мантиях и в серебряных масках.

– Дело сделано, – Снейп сухо кивнул их предводителю.

Тот разразился высоким холодным смехом и властно махнул рукой остальным Пожирателям.

– Думаю, Орден Феникса уже подоспел. Повеселимся же, друзья!

Сперва Драко не понял, о чем говорит Нотт-старший. Но когда они прошли через пустой темный коридор, и в тусклом свете факелов он увидел поблескивающие стекла круглых очков и пышную каштановую гриву, и при этом Макнейр торжествующе хохотнул, то понял все. Снейп увлек его за угол, откуда было видно всех, не давая сдвинуться ни на дюйм. Через несколько мгновений послышались первые заклятия, и слепящие лучи озарили мрачный коридор с тяжелыми резными сводами. С Гойла-старшего слетела маска и Джинни Уизли, которая пыталась бороться с гигантом-Пожирателем, испуганно охнула и чуть оступилась. Он криво ухмыльнулся, галантно вскинул палочку и замысловатым жестом вскинул ее, очертив в спертом воздухе странную фигуру. Полыхнуло зеленым, и Драко услышал пронзительный крик, перекрывающий шум остальной борьбы:

– Джинни!

На Гойла налетела темная худая фигура, и Пожиратель, тупо моргая маленькими глазками, едва не упал на каменный пол. Заклятие отлетело в потолок, и огромный кусок изысканной лепнины с глухим треском отломился. Драко заметил взметнувшиеся темные волосы, напряженный взгляд, который он не спутает ни с чьим, и дернулся в порыве неконтролируемого ужаса. Мелкая белоснежная пыль заполонила сгустившийся воздух тошнотворным непроницаемым облаком, и через секунду на пол с оглушительным грохотом рухнула часть потолка. Сквозь мутную пелену послышался пронзительный мучительный вопль, болезненный стон и мерзкий хруст. Малфой, крепче сжав волшебную палочку, сделал было шаг, но его плечо тут же оказалось в стальной хватке худой руки Снейпа, которого, казалось, совершенно не трогало происходящее вокруг. Драко с ненавистью впился воспаленным взглядом в пустые черные глаза Снейпа и зашипел:

– Пустите меня!

– Не делайте глупостей, Драко, – почти лениво ответил декан. – Или вы наивно полагаете, что то, что вы собираетесь сделать, останется незамеченным нашими, кхм… коллегами? И вашей многоуважаемой тетушкой в частности?

– Плевать! Отпустите!

– О себе не думаете, так подумайте о вашей матери. Что будет с ней, если вскроется эта история? Не думаю, что Темный Лорд окажется столь милосерден, что позволит ей мирно доживать свой век…

Молодой человек, издав бессильный утробный рык, обернулся и беспомощно всматривался в рассеивающееся пыльное облако. Вокруг непрерывно летали смертоносные ядовито-зеленые вспышки, сыпались жуткие проклятия, запахло кровью и грязью. Поттер, отбиваясь от одного из тех Пожирателей, которые еще не сдернули маску, кого-то искал взглядом. Грейнджер умело размахивала палочкой, посылая десятки заклятий в ухмыляющегося Эйвери, который неумолимо приближал гриффиндорскую всезнайку к стене. К завалу, где находились Уайлд, Уизли и Гойл, ринулся Люпин, яростно раскидывая каменные обломки и поднимая очередные клубы мелкой пыли. Драко пожирал взглядом бывшего профессора, проклиная его за медлительность и чувствуя, как замерло сердце. Молодой человек сдержал облегченный вопль, когда увидел, как растрепанный и поцарапанный Люпин вытаскивает сначала целую и невредимую Уизли, а за ней и помятую, залитую горячей липкой кровью Уайлд. Крики и гул словно стихли, когда Драко, будучи совершенно бессильным и растерянным, наблюдал, как она опирается о локоть Люпина, он что-то быстро ей говорит, а она, яростно мотая головой, достает палочку и запускает Остолбеней в подкрадывающегося Пожирателя. Римус, устало проведя рукой по покрытому серой пылью и сгустками крови лицу, отпустил девушку.

– Береги себя! Обещай мне, Флоренс!

Она улыбнулась лишь уголком губ, стоя в нескольких метрах от Драко и Снейпа.

– Обещаю, Римус, – девушка слабо кивнула напряженному Люпину. – Джинни, уходи к матери! Живее! – последние фразы она прокричала, уворачиваясь от Авады Нотта-старшего.

Дальше все было, как в плотном влажном тумане. Раскатистый визгливый хохот Беллатрисы, клич для сбора верных слуг Темного Лорда, окровавленный пол и стены, ночная дымчатая мгла, тошнотворный запах гнили и свежепролитой крови. Драко увидел старшего Уизли – он лежал на каменном полу, залитый и пропитанный собственной кровью, с разодранным в мясо лицом в окружении своей семьи. Сивый при этом оскалил вонючие, окрашенные в жуткий алый цвет зубы. Напоследок Драко обернулся, окидывая взглядом рыдающую клушу-мать Уизли, смертельно бледную красотку Делакур, остальные рыжие головы, измученную и поцарапанную Грейнджер. И столкнулся взглядом с ее глазами. Полными дикой боли, тоски и презрения. Она скривила иссохшие губы и прикрыла заплаканные глаза. Поттер, обнимающий ее за плечи, привлек ее к себе и стал что-то нашептывать. В последний раз она посмотрела на него – пронзительно, жгуче, колко – и прошептала одними губами единственное:

– Ненавижу.

Драко ринулся прочь, в ночную мглу. Он окончательно сломался. *** Платформа 9 ¾ вокзала Кингс-Кросс была окутана поволокой густого пара, исходящего от ярко-алого с черным паровоза, издающего протяжные звонкие гудки. Тяжелый тошнотворно-теплый воздух был застелен пеленой нещадно хлещущего серого ливня, который плотной стеной падал с низкого тяжелого неба, покрытого грозовыми свинцовыми тучами. Крупные жесткие капли барабанили по коричневатому камню перрона, смывая летнюю пыль и грязь. Всюду мелькали цветные зонтики, обеспокоенные лица родителей, мокрые вопящие кошки с гневно горящими круглыми глазами, огромные чемоданы и балахонистые дождевики. Слышался визг размалеванных девчонок, попавших под безжалостные потоки прохладного мрачного ливня, уханье раздраженных сов, тихие разговоры и хлюпанье ботинок по лужам. С откидной лестницы вагона, цепко держась за тонкие перила, аккуратно спустилась стройная, изящная девушка, сохраняющая безупречную осанку даже удерживая тяжелый чемодан и упитанного пушистого хорька на плече. Она окинула холодным непроницаемым взглядом всю платформу и копошащихся, как муравьи, студентов с родителями, покрепче вцепилась в ручку небольшого бежевого зонта и неспешно стала пробираться через толпящихся учеников к магическому барьеру. Наконец, дойдя до кованой таблички «платформа 9 ¾» на столбе из желтого кирпича, девушка остановилась, обернулась и окинула чутким и полным необъятной печали взглядом перрон, затуманенный серой стеной глухо хлещущего ливня.

– Уайлд, постой!

К Флоренс подбежал, держа над головой дорогущий темный зонт, Блейз Забини. Его красивое благородное лицо с крупными чертами, орлиным носом, умными черными глазами и смуглой кожей цвета молочного мокко выражало крайнюю степень усталости и изможденности, хоть они и были прикрыты маской презрительной бесстрастности. Блейз запахнул полы серебристо-сизого пиджака и сморщился от крупных холодных капель, стекающих по его лбу, подбородку и рукам. Он вплотную приблизился к однокурснице, вяло улыбнувшись, набрал в легкие воздуха, собравшись что-то сказать, но наткнулся на ее до невозможного тоскливый взгляд, затуманенный пустотой, в которой читалась мрачная затравленность. Молодой человек быстро осмотрел ее старый, но довольно элегантный серый плащ с ровным рядом крупных пуговиц, тонкие изысканные руки, скрытые плотными черными перчатками, худое изнуренное лицо и сонного коричневого хорька.

– Слушаю тебя, Забини, – ее бледные губы едва шевелились, и казалось, что этот тихий голос исходит откуда-то со стороны.

– Как ты?

Она хмыкнула.

– Помфри меня быстро подлатала, если ты об этом.

– Я… – он задумался. Глупо спрашивать о чем-то еще. Как будто и так непонятно. – Что ты собираешься делать?

Флоренс дернула бровью.

– Ну, сейчас я собиралась вернуться в приют, пока Ваше Величество меня не задержал, – холодно съязвила девушка, скривившись от потоков воды, стекающих с ее зонта и заливающих ботинки.

– Не ерничай, Уайлд, – устало фыркнул Забини. – Ты же прекрасно понимаешь, что я не это имел ввиду.

Она задумалась на пару секунд, печально всматриваясь в дождливую серую пелену перед глазами.

– Я не вернусь в Хогвартс.

Блейз одобрительно кивнул.

– Но и в магловской Британии тебе оставаться нельзя. Будет слишком опасно, ты знаешь, – слизеринец положил тяжелую красивую руку ей на плечо, успокаивая и поддерживая. – Тебе есть, куда пойти?

– Уизли предложили мне защиту, – Флоренс чуть нахмурила брови. – Глупо будет отказаться, верно?

– Правильно мыслишь, – Забини, аккуратно отдернув руку, выудил из внутреннего кармана пиджака портмоне из дорогой темно-зеленой кожи с серебряными застежками и, участливо посмотрев в глаза однокурснице, всунул кошелек ей в руку. – Бери. Здесь хватит на полгода жизни без особой нужды. Больше не могу, изв…

– Я не возьму, Блейз! – Флоренс, расширив заплаканные глаза в растерянности, вцепилась в локоть Забини. – Нет! Забери!

Он строго глядел на нее, вслушиваясь в пыхтение отъезжающего «Хогвартс-Экспресса». Суматоха вокруг немного поутихла, оставляя после себя гнетущую тишину, прерываемую лишь тоскливым гулом дождя и завываниями ветра.

– Я обещал ему позаботиться о тебе, Уайлд. А обещаний, данных своим друзьям, я никогда не нарушаю. Кроме того, ты одна из достаточно близких мне людей, и я в любом случае не оставил бы тебя на произвол судьбы, а точнее, Уизли. Так что бери!

Она, мечась взглядам то по лацканам пиджака Забини, то по хрустальным запонкам, то по его выразительному лицу, рвано вздохнула. Молодой человек, прикрыв на несколько мгновений глаза подрагивающими веками, крепко обнял девушку, в глазах которой начали скапливаться жгучие слезы. Флоренс, уткнувшись подбородком в крепкое плечо, зажмурилась и тихо вдохнула тонкий аромат свежего кофе, исходивший от Забини.

– Он тебя любит.

Девушка отстранилась, и Блейз натянуто улыбнулся.

– Ну, береги себя, – юноша неловко махнул рукой, оглядываясь через плечо на ждущую его женщину.

– Спасибо, Блейз, – прошептала девушка, до боли стискивая портмоне.

Забини еще раз улыбнулся, прикрыл глаза и, развернувшись, зашагал к матери. Та – статная, эффектная итальянка лет тридцати пяти с роскошной бронзово-персиковой кожей, с соблазнительными жгуче-карими глазами с кошачьим прищуром, с ухоженными блестящими волосами насыщенного цвета черного кофе, с выразительными яркими чертами красивого лица, умело подчеркнутыми косметикой – окинула девушку пристальным безразличным взглядом, в котором была умело скрыта тонкая смесь брезгливости и любопытства. Миссис Забини поджала пухлые губы, накрашенные бархатно-алой помадой, расправила полы шерстяного бежевого пальто и, взяв сына под локоть, трансгрессировала. Флоренс глубоко вздохнула и с негромким щелчком закрыла зонт, подставляя бледное лицо безжалостным леденящим каплям, которые болезненными струями стекали по впалым щекам, точеным крыльям носа и тонкой полуобнаженной шее. В густых черных тучах прогрохотал угрожающий раскат оглушающего грома. Негромко и встревоженно ухнула заблудшая почтовая сова – нахохленная, мокрая, обиженно сверкающая янтарно-желтыми глазами. Девушка, взяв на руки озябшего хорька, трансгрессировала. Платформа 9 ¾ опустела. Остался только туманный шлейф радостных встреч, женских духов и глубокой боли. Комментарий к Chapter