Текст книги "Derniеre danse des coeurs d amour (СИ)"

Автор книги: Nathalie Descrieres

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)

XXI

Вот, друзья, закончена еще одна часть этой истории. Хочется сказать огромное спасибо всем, кто оставляет отзывы, мотивируя меня еще больше! Я не отличаюсь особым красноречием, мягкостью характера и повышенной сопливостью, но я все же напишу это: я люблю вас. Всех, кто читает этот фанфик, переживает за героев и ждет продолжения! Спасибо Вам за это!

====== Chapter XXII ======

На Оттери-Сент-Кэчпоул мягко опустился теплый август. Лето окутало деревушку жарким травяным ароматом лилового клевера, ярких одуванчиков, лазурных пушистых васильков, аптечной белой ромашки и дикой мяты, которые были насквозь пропитаны палящим солнцем. Заросший пруд, разливавшийся неподалеку от «Норы», источал густой речной запах, смешанный с тонким привкусом прозрачно-белых кувшинок. Ярко и сочно пахло спелой лесной малиной, поздней жимолостью и медовыми золотистыми яблоками. Воробьи и щеглы, таящиеся в густой ажурной кроне зеленых деревьев, задорно щебетали свои беззаботные песенки, наполняя летний воздух звонкой радостной мелодией. Слабые порывы теплого ветерка трепали тонкие занавески из светлого ситца в мелкий синий цветочек, пропускающие янтарный душистый свет. Лучи мягко скользили по пышному букету огромных солнечных подсолнухов и крупных белоснежных ромашек с терпким ароматом, по прозрачным стеклам распахнутых настежь окон, по внутренней отделке из теплого дерева, по старенькой, но очень уютной мебели. Медленно приближался вечер, и блики солнца становились полупрозрачно-клубничными. Дневной зной сходил на нет, на смену ему пришла сумеречная густая теплота, окутывающая собой большой тент, «Нору» и ее суматошных жителей. Миссис Уизли, казалось, переживала и волновалась больше самой невесты, носясь по всему дому в праздничном голубом платье с оборками и в сотый раз проверяя готовность к свадьбе старшего сына.

– Флоренс, посмотри, у меня застегнуто?

Гермиона, залитая волнительным обжигающим румянцем, повернулась спиной к подруге, которая в этот момент закрывала дверь их маленькой комнатки на двоих. Грейнджер похлопала себя вспотевшими ладошками по пылающим щекам, надеясь хоть немножко побледнеть.

– Да-да, все отлично, – рассеянно ответила ей Флоренс, перебирая на прикроватной тумбочке содержимое своей давно забытой косметички: засохшую тушь, разбитую пудру, старую помаду и черный карандаш. – Ты прекрасно выглядишь, прекрати истерить! – девушка устало взглянула на подругу и мимолетно улыбнулась.

Гермиона, засмущавшись, принялась нервно разглаживать складки шифонового алого платья, затем задумчиво потрепала красиво завитые каштановые кудри и хмуро посмотрела на вновь ушедшую глубоко в себя Флоренс.

– Ты разобралась с заклятием Незримого Расширения? – Гермиона осторожно присела на кровать соседки, привлекая ее внимание и размытый тусклый взгляд.

– Да, там несложно, – та отрешенно кивнула, со скрытым раздражением запихав всю косметику в небольшой узкий клатч из черной матовой кожи. – Я нашла кое-какую литературу у миссис Уизли…

Флоренс отошла к большому платяному шкафу с грубой резьбой, копошась на верхней полке с чистым постельным бельем. Гермиона вглядывалась в ее худую, но сохранившую остатки статности и плавности фигуру, на которой хорошо сидело телесное платье, обшитое черным тонким кружевом. Никакого намека на вульгарность или пошлость – целомудренная длина, корсажная юбка и длинные облегающие рукава. Флоренс повернулась к гриффиндорке в профиль, нахмурив брови, перелистывала какие-то исписанные листы пергамента. Темно-шоколадные волосы, изящно подколотые у висков, мягко переливались в розовых лучах заката. Точеный нос, высокий лоб, чуть упрямый подбородок и тонкая шея нежно очерчивались теплым светом, который заполонил своим ароматным золотом всю спальню. Но несмотря на то, что девушка сегодня выглядела на редкость красиво и женственно, в ней сквозила та необъятная печальная тьма, которая поселилась в ней с конца июня. Выводить на разговор Уайлд было бесполезно, она либо мрачно отшучивалась, либо посылала далеко и надолго. И все бросили эти попытки, стараясь лишь занимать подругу отвлекающими делами и разговорами, не давая ей уйти в себя.

– Я честно просила Гарри! – Гермиона слегка вспыхнула и, поддавшись своим мыслям и повысив голос, привлекла внимание Флоренс. – Но он ни в какую не хочет… Говорит, что не хочет подвергать тебя опасности, беря тебя с нами.

Уайлд замерла. Ее стеклянный взгляд остановился на белой герани в керамическом горшке на подоконнике. Что-то неуловимое изменилось в ее холодном тонком лице, что-то неясное, но очень важное. Девушка бросила разлетающиеся пергаменты на крошечный письменный стол, обернулась и, сделав два стремительных шага, резко присела на корточки перед Гермионой, осторожно и крепко сжала тонкие светлые пальцы в своей прохладной бархатной руке. И улыбнулась. Тихо, мягко и едва заметно. В ее красивых миндалевидных глазах на несколько мгновений вспыхнули медовые искорки дружелюбия.

– Моя милая Грейнджер!.. – в ее голосе, обычно безразличном и пронзительно-ледяном, появились теплые, как тающая карамель, нотки. – Моя дорогая-дорогая Грейнджер! Ты сделала для меня так много, что я буду не в силах отблагодарить тебя. Я не привыкла говорить людям подобные вещи, – девушка запнулась и глухо хмыкнула, – но ты действительно дорога мне. И ты не должна ни о чем просить Гарри и Рональда, потому что я всегда была и буду лишней среди вас.

Гермиона возмущенно ахнула, но строгий взгляд Флоренс остановил поток ее возражений и протестов.

– Ты это прекрасно знаешь, не обманывай себя. И Гарри пусть не обманывает себя. Он знает, почему. И ты знаешь. И, как бы мне не хотелось… – девушка отвела мутный взгляд в сторону, голос ее дрогнул, – Забыть, я не смогу. Это всегда будет преследовать меня тяжелым призраком, и я не хочу, чтобы к вашим проблемам добавлялись еще и мои. Что бы я вам не говорила, вы мои друзья. И для меня, как бы пафосно не звучало, это большая честь. Правда.

– Флоренс…

– А теперь пойдем! – Уайлд резво поднялась, крепко схватила черный клатч, спрятала за пояс палочку и распахнула дверь. – Нужно помочь Флер.

*** Испуганные крики с силой били по барабанным перепонкам, оглушая и заставляя беспорядочно метаться по всему свадебному шатру. Волшебники, сбивая друг друга с ног, роняли бокалы с шампанским, блюда с закусками и кресла, в неконтролируемом ужасе трансгрессировали из полутемного тента. Слышался пронзительный звон битого стекла, беспорядочный топот ног сотни гостей, истерический визг перепуганных женщин. Под украшенным белыми розами потолком все еще слабо сиял жемчужно-синий патронус Кингсли, рассеивающий сгустки жуткого черного дыма. Флоренс, плотно сжав побелевшие губы, проталкивалась сквозь обезумевшую толпу, выискивая взглядом кого-то из Уизли или однокурсников. Давка со всех сторон нестерпимо душила запахом алкоголя, приторных духов и вонючего пота, смешивалась с тревожными вскриками и шумными хлопками трансгрессии. Тут визг какой-то старой ведьмы стал совсем невыносимым, в десяти шагах от замеревшей Флоренс выросла первая фигура в рваной грязной мантии и серебряной маске. Ослепительно полыхнуло фиолетовым, запахло тухлятиной, мелькнуло красное платье Грейнджер и по всему шатру разнесся жуткий, леденящий кровь хохот Пожирателя. Девушка ощутила, как давящая толпа мгновенно рассосалась, оставив ее один на один с высоким широкоплечим силуэтом. Из прорезей покрытой липкой грязью маски кровожадно поблескивали темные глаза, а черная толстая палочка Пожирателя немедленно оказалась в его корявых мертвенно-бледных пальцах. Тошнотворный воздух сгущался, кровь в висках болезненно пульсировала, а отвратительная ухмылка Пожирателя стояла перед глазами повсюду. Чей-то пронзительный вопль на мгновение привел Флоренс в чувство, и она успела отклониться от смертоносного зеленого луча. Девушка со всей силы вцепилась в спасительный клатч, сконцентрировалась и, воскресив размытые детские воспоминания, трансгрессировала. Свежий воздух Бристольского пригорода подействовал отрезвляюще на воспаленное сознание Флоренс, и она шумно вдохнула прохладу августовского вечера, до боли сжав гладкое древко волшебной палочки. Тонкие невысокие каблуки сминали сочную густую траву, которая покрывала пышным шелковым ковром всю землю в крошечном садике. В туманных густо-синих сумерках темнел корявый толстый ствол старого раскидистого бука, таинственно шелестящего пыльной жесткой листвой. Мощные ветви иссохли и потрескались, на них гнездились зловещие вороны, на изъеденной паразитами коре разросся плешивый мох. Когда-то аккуратные и ухоженные клумбы поросли бурьяном и лопухами, и среди грубой зелени робко пробивались сиреневые цветочки чахлой лаванды, белые венчики крошечных колокольчиков и стелющийся лиловый тимьян, который покрывал поросшие лишайником валуны. Девушка, нахмурившись, медленно пробиралась через заросли сорняков к небольшому одноэтажному дому, терраса которого странно белела в сумерках. В груди что-то болезненно затрепыхалось, как раненая птичка, когда Флоренс, до крови закусив губу, толкнула прогнившую входную дверь и вошла в затхлую тьму прихожей. Кончик палочки излучал холодный голубоватый свет, который обнажал собой лохмотья пыльной паутины, свисающей с потолка, посеревшие от времени ковры гостиной, прогрызенные крысами вышитые подушки и осколки фаянсовой посуды. Всюду плесень, пыль и сырость. Флоренс, заглянув на крохотную кухню с распахнутыми окнами и порванными занавесками, в родительскую спальню и в когда-то уютную гостиную, подошла к узкой, выкрашенной в светло-серый цвет двери. Девушка, прикрыв глаза дрожащими веками, положила ледяную руку на круглую дверную ручку и крепко обхватила белыми пальцами покрытую облупившимся лаком древесину. С негромким щелчком дверь поддалась, и на Флоренс пахнуло пустотой и холодом. Молодая волшебница сделала робкий шаг за порог, и старая половица противно скрипнула. Люмос осветил маленькую комнату, и девушка окинула затуманенным взглядом небольшую кроватку из красноватого дерева, застеленную дырявым и грязным бежевым пледом, высокий шкаф и комод с длинными узкими ящиками, прикроватный коврик. К стене был прикреплен покрытый пылью и облезлой краской детский ночник в виде улыбчивого месяца. У кровати стояло старое мягкое кресло с широкими подлокотниками, с небрежно наброшенным на спинку пушистым покрывалом. Материнское.

– Дорогая, тебе пора спать, – красивая молодая женщина, поплотнее запахнув персиковый махровый халат, устало улыбнулась бодрствующей малютке-дочери, которая упрямо таращила на мать круглые ореховые глазенки. – А завтра мы все вместе пойдем гулять в парк.

– Правда?! – с недоверчивым восторгом подпрыгнула на кровати девочка, крепко сжимая теплую руку матери, пахнущую яблоками и лавандой.

– Правда-правда, – мама улыбнулась шире, усаживаясь на край кровати и мягко проводя тонкими нежными пальцами по шелковистым волосам дочери. – Но при условии, что ты сейчас же уляжешься и закроешь глазки!

Девочка немедленно нырнула под теплое одеяло, утыкаясь носом в чистый хлопок и лукаво поблескивая глазами на мать. Та, чуть сощурив ясные темно-голубые глаза, поправила пышную белую подушку, и на ее бархатистых румяных щеках появились очаровательные ямочки. Легкие золотистые локоны, рассыпавшиеся по покатым плечам, красиво переливались в тусклом свете ночника, а уютный полумрак детской спальни отбрасывал на нежное лицо таинственные тени.

– А мы покормим белочек? У нас ведь есть орешки?

– Непременно! – женщина, тихо вздохнув, легонько сжала маленькую ладошку дочки. – И папа купит нам сахарную вату. Обязательно. А теперь спи.

Миссис Уайлд оставила невесомый поцелуй на высоком лбу девочки, поправила одеяльце и бесшумно поднялась. Осторожным движением выключила ночник, тихо отошла к окну и зашторила его. Дочь проказливо улыбнулась ей, тут же крепко зажмуриваясь. Молодая женщина, прикрыв на мгновение глаза в порыве умиротворения, вышла из детской. Отец действительно купил тогда сладкую сахарную вату. И они кормили пушистых рыжих белочек, таящихся в ветвях парковых дубов. Все это было. Флоренс тяжело сглотнула, резко вылетая из спальни и гулко захлопывая дверь. С потолка слетел клок паутины, бесшумно оседая на пыльных половицах. Девушка стремительно вышла из дома в сад и, сглатывая жгучие слезы, стала накладывать Каве Иминикум, Фианто Дури, Сальвио Гексиа и Протего Максима. Спасибо, Грейнджер. Золотистые, синеватые и красноватые лучи взлетали ввысь, окутывая заброшенный участок и дом невидимым защитным куполом. Девушка, глубоко вздохнув, вновь вошла в дом, тихо прикрывая за собой скрипучую входную дверь. Зловещая пустая тьма накрыла юную хозяйку затхлой пеленой, оставляя после себя тяжелый смрадный шлейф, который траурной вуалью обволакивал Флоренс, проникая липкими ледяными нитями в воспаленное подсознание. Она, пошатываясь, прошла в пыльную запущенную гостиную, резким взмахом палочки разжигая в покрытом жирной сажей камине жаркое пламя. На обитых деревом стенах мгновенно заплясали теплые огненные блики, освещающие обветшалую мебель, заплесневелые из-за протекающей крыши темные буфеты, грязные вонючие занавески и размытые картины в простых рамах. Девушка расправила плечи, несколько властно огляделась и подошла к заржавевшей, закоптелой каминной решетке. Оранжевый свет опалил худую фигуру приятным жаром, который растекался по всему телу и пробуждал чувство голода. Флоренс присела на более-менее уцелевшее кресло со сломанными пружинами и, вяло осмотревшись, брезгливо подняла с низкого кофейного столика отсыревшие модные журналы (такие матери, как помнила сейчас девушка, приносила соседка справа – разряженная-напомаженная старушка, которая любила Шуберта и Queen). Небрежный взмах палочкой, и вместо огромных и бесполезных статей о том, почему в восемьдесят пятом году морковный оттенок помады был не в тренде, а вот коралловый – в самый раз, на столике стояла кружка горячего черного чая, блюдо с овощным рагу и пара яблок. Флоренс, утолив голод, минут за десять навела в гостиной относительный порядок и разложила диван, постелив на нем найденное в шкафу (слава Мерлину, уцелевшее от крыс) постельное белье. Она скинула с себя это отвратительное платье и достала из своей драгоценной бездонной сумочки (спасибо, Грейнджер) фланелевую пижаму. Девушка кое-как умылась в покрытой плесенью и ржавчиной ванной, распустила волосы и, переодевшись, уже собралась ложиться спать. Но ее вниманием завладела фотография на каминной полке – старая, магловская, в поломанной деревянной рамке. На ней устало улыбалась молодая мать, бережно держащая в руках многослойный белый сверток с красной сморщенной рожицей. Она была в домашнем темно-синем халате из штапеля, с забранными золотистыми волосами, измученная, но необычайно радостная. Отец – худощавый, высокий, загорелый, со взъерошенными черными волосами и обаятельной улыбкой – выглядел ошарашенно-восторженным. Яркие карие глаза сверкали из-за стекол квадратных очков в темной оправе, а сильные жилистые руки, прикрытые до локтей голубой рубашкой, обнимали жену за плечи. Родители такие живые, молодые, искрящиеся счастьем. А в уголке аккуратным бисерным почерком нацарапано: «Добро пожаловать, Флори!». Отец чем-то похож на Поттера. То ли очки, то ли нос, то ли блеск в глазах… При мысли о Гарри в груди у Флоренс болезненно защемило. Неизвестность пугала своей засасывающей холодной чернотой. Что с ним? Что с Уизелом и Грейнджер? Как там Флер и остальные Уизли? Пожиратели сумели разрушить и это. Волан-де-Морт разбивал вдребезги все: семьи, дома, города, влюбленных, отцов и сыновей, матерей и дочерей. Он отравлял мир леденящей тьмой, которая просачивалась каплями грязной крови всюду, вызывая дикую, разъедающую нутро боль. Волан-де-Морт ценил преданность идеалам и верность ему. Ошибок он не прощал. Отсрочивал наказание – да. Но не прощал. И не оставлял никому выбора. Либо ты до гроба служишь Повелителю и соглашаешься на принятие отпечатка вселенского зла, либо в твоих глазах полыхнет зеленым. И были те, у кого не было выбора. И Флоренс, глядя на потрескивающие поленья в камине, знала это. *** Драко Малфой с трудом вдыхал густой, пропахший прелостью сырых каменных стен воздух холодного поместья. Молодой человек, до боли впиваясь худыми пальцами в деревянные перила парадной лестницы, невозмутимо ждал. Силился отстраниться от этого окутывающего чувства омерзения и ужаса, которое преследовало его с тех пор, как это воплощение адского зла поселилось в их доме, осквернив все детство Драко. На уши давила гробовая тишина, которая обволокла весь Малфой-Мэнор черным убийственным туманом, пахнущим кровью и безумными криками жертв. Родное поместье превратилось в гигантскую камеру пыток. Толстые темные стены впитывали в себя вонючий шлейф сотен смертей, отвратный запах тухлятины и гниющих человеческих останков, жуткие вопли, до краев наполненные раздирающей болью и разносящиеся звенящим эхом по всем закоулкам особняка. Этот дом, хранящий мрачное царственное безмолвие, таил в себе безумный истерический хохот одержимой тетки, бесчисленные огненно-алые вспышки, хруст костей и звуки блевотины. Когда Драко проходил через пыточные залы, то его выворачивало от стекающей по гладким стенам липкой горячей крови, от кусков кожи и окровавленных клоков волос, выдранных костлявой рукой Беллатрисы. Его дом превратился в храм смерти и кровавых пыток. Тишину разбил грохот парадных дверей, грязные ругательства Сивого и Розье, мерзкий гогот Селвина и топот ног в тяжелых сапогах. Драко прикрыл глаза, задерживая дыхание и напрягая спину. Шаги разнеслись громовым эхом по лестнице, отражаясь от потолка дрожащим эхом. В нос ударил тяжелый запах пота, смешанный с вонючей грязью и дешевым алкоголем. Драко скривился, открыв глаза и бесстрастно осмотрев измазанную в какой-то еде компанию Пожирателей. Сивый жутко оскалился, обнажив кривые желтые зубы.

– Мальчишка Малфой, какая честь! Сам наследник Люциуса встречает нас!

Алекто Кэрроу мелко захихикала, вызвав у молодого человека прилив накрывающей с головой ярости. Но Драко лишь скрестил руки на груди, холодно вглядываясь в страшное, частично поросшее жесткой темной шерстью лицо оборотня.

– Вы что-то рано, Сивый, – Малфой оперся поясницей о холодные полированные перила из черного кедра, сохраняя пренебрежительную невозмутимость.

Селвин гортанно хохотнул, поблескивая маленькими заплывшими глазками на юношу. Фенрир Сивый расплылся в угрожающем зверском оскале и подошел практически вплотную к Драко, обдавая его жутким амбре дохлятины и свежей солоноватой крови. Вопреки его ожиданиям, молодой хозяин Мэнора не дернул ни одной мышцей лица.

– А ты, юнец, отсиживался тут под юбкой мамочки, вместо того, чтобы служить Лорду? – хриплый голос Сивого перерос в низкий рык.

Кривые смертоносные когти сверкнули желтой сталью, и тут же в мощную волосатую грудь Сивого, скрытую рваным потным тряпьем, уперся кончик гладкой холодной палочки, светящейся красноватым сиянием. Пожиратели с интересом смотрели на сохраняющего удивительное спокойствие младшего Малфоя, который, презрительно приподняв идеальную бровь, немигающим взглядом впился в растерявшегося и ошарашенного Сивого. Оборотень так и замер с поднятой лапой, не решаясь пошевелиться. Сивый отвратительно владел магией, и его палочка была абсолютно бесполезной – чудовище предпочитало клыки и когти. А вот молодой Малфой был талантливым волшебником, куда искуснее многих тупоголовых шавок Лорда, несмотря на свой юный возраст. И такие, как Сивый, тайком побаивались племянника мадам Лейстрендж, не решаясь вступать в схватку. Конечно, мальчишку можно было прихлопнуть в один миг, как таракана, но он был нужен Господину. И оттого, несмотря на положение Малфоев, к Драко старались не лезть.

– Не двигайся, Сивый, – ровный голос молодого человека был почти скучающим, но чуткий слух мог бы уловить ноты скрытого напряжения в его речи. – И разве Темный Лорд не сказал вам, что это нападение на удачу? Так, поразвлечься. Ведь Министерство уже пало. Так что не смей разевать свою вонючую пасть на меня или мою семью, Сивый. Помни, что я в хороших отношениях с тетушкой Беллой.

Оборотень глухо зарычал, чувствуя, как кончик палочки Малфоя стал накаляться, прожигая толстую загрубелую кожу. Тонкие губы молодого человека дрогнули в неприятной ухмылке, исказившей бледное острое лицо.

– Драко, прекращай! – Алекто забеспокоилась, глядя на подрагивающую от напряжения палочку в длинных, цепких пальцах юноши. – Сивый усвоил урок, оставь его.

Драко подумал несколько секунд, прежде чем медленно отвести палочку. Оборотень, возвышающийся над молодым человеком на полтора фута, смрадно выдохнул и, кровожадно улыбнувшись, плюнул в лицо Малфою. Пожиратели сдавленно охнули. Драко, прикрыв глаза, глубоко вздохнул и поднял длинную руку к щеке, по которой стекала зловонная слюна, смешанная с кровью. Промокнул рукавом плотной черной мантии щеку и скривил губы, открывая сверкающие ледяным серебром глаза. Сивый ухмыльнулся и грузно удалился во тьму холодного коридора, махнув когтистой грязной лапой дружкам, которые тут же зашагали по ворсистому испанскому ковру. Остался лишь Селвин, который, гнусно лыбясь, потирал толстыми короткими пальцами сальное оплывшее лицо.

– Не лезь к Сивому, мальчишка, – Драко пронзил Пожирателя пригвождающим взглядом, резким жестом расправляя замявшийся ворот мантии. – Ты не в том положении, чтобы тявкать, юный Малфой. Тебе не следует забывать о своем месте здесь.

– Селвин, не нарывайся. С Щитовыми чарами у тебя плохо, я знаю, – в тихом голосе молодого человека появились оттенки яростной угрозы.

– Ладно, ладно! – Селвин поднял потные красные ладони в примирительном жесте, расплывшись в премерзкой широкой усмешке. – Вот я сегодня такой лакомый кусочек упустил…

Драко равнодушно дернул платиновой бровью, опуская холодные паучьи руки на черные перила.

– Малышка так замерла, прям говорила: «Возьми меня!», – Пожиратель закатил глаза, погрузившись в грязные мечтания. – Хороша, как лесная лань! А глаза-то какие, ангел просто, а не девка! Я бы раздвинул этому ангелочку ножки!.. – Селвин похабно хохотнул, и юноше стало жаль эту девушку, кем бы она ни была. Даже если это заучка-Грейнджер.

– Ну и как? Опробовал ангелочка? Или газель, кто она там? – пренебрежительно бросил Драко, всматриваясь в пугающий мрак фойе.

– Лесная лань! – поучительно поправил Пожиратель. – Мальчишка, ты вообще меня слушаешь?! Сказал же, упустил я красотку!..

– Чего так? – молодой человек ухмыльнулся, бросая косой взгляд на жирное, грубое лицо Селвина.

– Ускакала. Смылась! Вот что за черт?! – тот досадливо саданул кулаком по перилам.

– Видно не судьба, – у Драко вырвался смешок. – Найдешь другую.

Селвин только смачно сплюнул на пол, хрюкнул и поковылял вслед за ушедшими Пожирателями. Юноша рвано вздохнул, ослабив душащий воротник рубашки, и вскоре хлопнул дверью своей комнаты. Из черной залы донесся пьяный хохот, сальные шутки и звон стекла. *** Ночь окутала Англию сапфировым звездным покрывалом, убаюкивая мир нежными трелями сонных соловьев и травянистым благоуханием астр и георгинов. Золотой россыпью горели огни ночного Бристоля, отражаясь в атласно-чернильной глади реки Эйвон, которая извивалась гибкой журчащей змеей через весь город. Нежный воздух был до краев напоен ароматом спелых красных яблок в ухоженных яблоневых садах. Благоухали кусты пионов на обочине пыльной пригородной дороги, винной сладостью отдавали бордово-черные вишни, пахло мятой. И в Уилтшире была ночь. Глубокая, мучительно-долгая и полная нескончаемых кошмаров. В саду шелковым шепотом шелестели листья груш, слив и буков, тихо и щемяще-тоскливо щебетали зарянки, разливали в воздухе свои хрустальные мелодии соловьи. На ночном небосводе безмятежно спали жемчужные звезды под серебряной ажурной шалью безмолвной луны. Под окнами, тихо покачиваясь, источали нежное, сладкое благоухание розы, прохладный дурманящий аромат лилии, цвели пышные снежно-белые гортензии. Ночь укрывала своими душистыми мягкими объятиями и девушку в Бристольском пригороде, неподвижно лежащую на старом линялом диване, и юношу в Уилтширском поместье, вышедшего в окутанный свежей прохладой сад. Она ощущала щекой шершавость старого хлопка, пахнущего нафталином и лавандовой водой, смотрела в распахнутое настежь окно на холодную царственно-спокойную луну и чувствовала отчаянную пустоту, которая просачивалась в душу ледяным тревожным шлейфом. Его овевал благоухающий ночной ветер, треплющий серебристо-платиновые волосы, в которые зарылись жемчужные блики лунного света. Неподвижные лучи оттеняли чеканный благородный профиль, усталые серые глаза, тонкие, плотно сжатые губы и тонкие, острые черты бледного лица. Он, сгорбившись, касался длинными гибкими пальцами роскошного цветка на пышном изумрудно-зеленом кусте. Крупный королевский цветок, с холодной гордостью возвышающийся над остальными бутонами, манил своим изумительным великолепием – роза была бордовой, как драгоценный персидский бархат, как старинный французский шамбертен, как редчайший кровавый рубин. Изысканное благоухание источали роскошные, совершенной формы лепестки, в глубине которых сияли хрустальные капли ночной росы. Она не знала, что сейчас он прикрыл глаза, воскрешая в мыслях хрупкий, воздушный образ. Он не знал, что она роняла на старую подушку, от которой теперь пахло ее гелем для душа и мятной зубной пастой, горячие стеклянные слезы. Но оба испытывали то раздирающее чувство, которое неумолимо жжет в груди, проникая в кровь и разъедая разум. А холодная серебряная луна, хранившая печальное молчание, была тому свидетелем. Комментарий к Chapter

XXII

Чувствую, друзья, что такими темпами, какие нам любезно предоставляет г-н Президент, я закончу этот фанфик не в конце июня, а в середине мая. Хотя хотелось бы растянуть удовольствие, но от переизбытка энергии я строчу, как сумасшедшая. Надеюсь, вы на карантине не подыхаете от скуки) Жду мнений и пожеланий по главе. Как всегда, предложения и здравая критика приветствуются!

====== Chapter XXIII ======

Опять мгла. Драко Малфою казалось, что он стал частью этого всепоглощающего мрака, который окутал своими холодными чудовищными лапами всю Британию. Ночные кошмары, въедавшиеся в мозг на всю жизнь, полные липкого отчаяния, мучительных воплей и зеркальных луж горячей крови на мраморном полу, преследовали молодого человека повсюду. Он не был в силах избавиться от них, скинуть с себя эти стальные оковы нескончаемого страха, подпитываемого бушующей ненавистью. Тьма поглотила юного Малфоя, сломав в нем дрожащую, натянутую до предела струну, которая удерживала хрупкое равновесие, не дающее внутреннему монстру свободу. Он сам стал темным монстром, скрывающимся под холодной бесстрастной маской наследника рода Малфоев, под тяжелой, пропитанной металлическим запахом засохшей крови маской Пожирателя Смерти, под маской верного раба своего Господина, под маской безупречного, вышколенного студента. Драко только успевал с молниеносной скоростью и виртуозной ловкостью их сменять одну за другой. После того, как под присмотром тетки он перебил позвоночник и размозжил череп с помощью новейшего пыточного заклятия какой-то несчастной магле, Малфой понял, что в нем не осталось ничего светлого. Эта мысль, как назойливая муха над падалью, жужжала в мозгу, звенела в ушах и стучала вместе с сердцем. Сердцем, превратившимся в кусок ледяного камня.

Холодный густой ветер на платформе резко ударил в лицо, растрепав полы осеннего черного плаща. Так тихо. Только свист вихря и шелест кружащихся в воздухе влажных листьев. Словно и нет на станции полсотни студентов. Драко на мгновение запрокинул голову и прикрыл глаза, позволяя пронзительным порывам овевать свое лицо вечерней дождливой сыростью. Такой знакомый запах – смесь свежей влажности, которая пахла мятой, мокрых волос, густого пара от «Хогвартс-Экспресса» и шлейфа ушедшего лета. В груди разрослось, словно смертельная опухоль, давящее и тоскливое чувство, от которого закололо в носу.

– Драко, все в порядке? – на согнутый локоть легла изящная кисть в дорогой перчатке, и этот тонкий восхитительный запах осени улетучился от аромата французских духов. Девушки такие странные – у них на каждое время года новый парфюм. У младшей Гринграсс пудровая роза, ваниль и османтус. Ей не подходит. Слишком глубокий и сложный запах для такой, как Астория.

Молодой человек нервно дернулся, грубо вырвав руку и окинув Гринграсс ледяным взглядом. Она испуганно встрепенулась, скользнув тонкими пальцами по воздуху, и непонимающе посмотрела ему в глаза. Словно она могла что-то в них прочесть, хоть и делала вид, что понимает Драко. Пыталась показать или доказать что-то. Но в ее красивых глазах, отливающих изумрудом, была только пустая глупость, от которой тошнило. Его мутило от одного вида ее совершенной фигурки, безупречного лица с точеными чертами и глянцевых волос, уложенных в идеальную прическу. Порой ему хотелось разодрать это прелестное личико к дьяволу, лишь бы стереть с ее пухлых губок эту противную приторную улыбку.

– Пошли к каретам, – Забини коротко хлопнул друга по плечу, поправил наручные часы и бросил Астории выразительный взгляд «свали нафиг».

Драко, устраиваясь на холодном кожаном сиденье, мрачно посмотрел на Блейза. Карета тронулась, и Малфой увидел, как фестрал раздувал почти прозрачные ноздри.

– Задолбала? – Забини закинул ногу на ногу и посмотрел на размытую ливнями дорогу.

Драко откинулся на спинку и закрыл глаза, предпочитая не давать ответ на столь тупой вопрос. Грязь под колесами громко хлюпала, обдавая брызгами редкую серую траву. Блейз молчал. Он знал, что друга лучше не трогать, иначе можно нарваться на Круциатус или что похуже. Сквозь серую мутную пелену просачивался величественный и мрачный силуэт Хогвартса, слабо мерцавший редкими холодными огоньками окон. Тоскливо свистел сырой ветер, взметая в тяжелый воздух стайки мокрых бесцветных листьев. Низкое свинцовое небо тяжелым гнетом нависало над просторами дождливой Шотландии. Карета с неприятным скрипучим звуком остановилась перед мощными коваными воротами, которые были неприветливо распахнуты в густую темноту. Драко, поежившись, легко выскользнул из экипажа, тут же попадая под порывы пронизывающего влажного вихря. У главных дверей замка маячили гигантские фигуры в рваных лохмотьях, освещаемые неприятным льдистым светом магических фонарей. Молодой человек расправил плечи и приподнял подбородок вызубренными с раннего детства движениями, вдохнул полной грудью прелый прохладный воздух и, не дожидаясь Блейза, бесшумной черной тенью заскользил по грязной, покрытой мутными лужами плитке дороги. Джагсон противно ухмыльнулся, кивнув Малфою, и грубым взмахом палочки распахнул дубовые двери перед ним и парочкой зашуганных когтевранцев с пятого курса. Из холла в лицо ударила странная колкая прохлада, вселяющая мрачную тревогу. Рыцарские доспехи, нечищеные и мерзко поскрипывающие, выглядели жутковато и источали отвратительный запах осклизлого железа. С потемневшего потолка свисали клочья пыльной паутины, в которых зловеще поблескивали глазами жирные мохнатые пауки. Парадная лестница из сероватого мрамора кое-где покрылась студенистой плесенью, тусклые факелы освещали рамы пустеющих картин. Хогвартс изменился. Так, что по телу пробегал тяжелый озноб, а где-то в горле застрял рыхлый влажный ком.