Текст книги "Derniеre danse des coeurs d amour (СИ)"

Автор книги: Nathalie Descrieres

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)

– Разумеется, мадам Помфри, – Флоренс тепло улыбнулась, но в ее карамельно-ореховых глазах вспыхнули такие искры, что Драко на койке едва ли не поседел от ужаса, вжавшись в подушку. – Не беспокойтесь, я побуду с мистером Малфоем.

Поппи Помфри радостно закивала головой, и ее кудряшки весело закачались. Пожилая женщина очень любила эту девочку, которая проявляла искренний интерес к зельям и колдомедицине, зачастую заглядывая к целительнице на чашку ромашкового чая и познавательный душевный разговор в крошечном кабинете мадам Помфри. Медсестра, задумчиво хмуря седые брови и держа в сухих теплых пальцах пустой флакончик, исчезла за дверью своей личной лаборатории. Флоренс проводила ее внимательным взглядом и, как только раздался щелчок задвижки, медленно развернулась к Малфою, побелевшему, как мел.

– Бить будешь? – сипло спросил он, натягивая на острый подбородок душистое одеяло и пугливо впиваясь взглядом в бесстрастное лицо подруги.

Флоренс скрестила руки на груди и продолжила стоять на месте, чувствуя, как по щеке щекотливо ползет ласковый лучик солнца.

– Башка болит?

– Что?!

– Что?

Драко недоверчиво смотрел на невозмутимую Флоренс.

– Ну, болит…

– Тогда бить буду позже. Не хочу выдолбить из тебя остатки серых клеточек твоего мозга, – когтевранка облокотилась о металлические прутья кровати, пронизывающе глядя на Малфоя.

Тот облегченно выдохнул, отпуская скомканное одеяло и выпрямляя затекшую шею. Но, понимая, что прощен не до конца, тяжело и жалобно вздохнул, искоса погладывая на подругу. Та закатила глаза, переплетая длинные тонкие пальцы и поджимая губы, попытавшись скрыть улыбку.

– Прекращай вздыхать, я все равно злюсь.

Драко, уловив тонкую смешливость в ее потеплевшем тоне, сложил губы в легкую полуулыбку и явно воспрял духом.

– Садись, что стоишь? – слизеринец похлопал бледной ладонью с красивыми музыкальными пальцами по белой хрустящей простыне.

Флоренс бросила на него упрямый и чуть насмешливый взгляд, отлепляясь от прохладного металла, и осторожно присела у Малфоя в ногах. Матрас просел под тяжестью хрупкого тела, широкие рукава мантии разметались по постели, а ее приятный уютный запах смешался с шлейфом солнечного света и теплыми ароматами осенней природы. На высоких, еще плохо заметных скулах появился бархатистый свежий румянец, оттенивший молочную бледность чистой кожи, чуткость выразительных сияющих глаз и блеск кофейно-каштановых волос, убранных в низкий хвост. Драко невольно залюбовался, наблюдая, как лицо Флоренс приобрело ту приятную, почти женскую мягкость, которая проявлялась лишь когда они разговаривали о чем-то серьезном.

– Вот скажи мне, дебил, зачем ты полез к этой зверюге? – в прохладном голосе явственно различался укор, волнение и еще что-то непонятное, но очень хорошее.

– Но Поттер…

– Вот дался тебе этот Поттер! – с досадой перебила Драко Флоренс. – Что ты к нему прицепился? Он у тебя что-то отобрал? Что он такого натворил, что ты от него не отлипаешь?

Малфой покрылся красноватыми пятнами, и в серых глазах мелькнуло возмущение.

– Я не подумал, что этот… гиппогриф, – слизеринец скривился, словно проглотил горькое лекарство, – На меня бросится.

– Не подумал он! – передразнила Драко девочка, скрещивая тонкие руки на груди и сурово глядя прямо в скрытые пеленой раскаяния, но с озорными огоньками, глаза. – Куда уплыл твой мозг? В твою аристократическую задницу? Или в другое интимное место?

Поначалу Драко приоткрыл рот, чтобы пробурчать что-то невнятное, но потом захлопнул его, и по тонким бледным губам пробежалась ехидная ухмылочка. В глазах заплясали лукавые бесенята и он подался вперед всем корпусом, впиваясь едким, пронизывающим до костей взглядом прямо в тонкое лицо напротив.

– Тебя так интересуют мои интимные места, Уайлд?

От его вкрадчиво-смешливого тона Флоренс мгновенно залилась смущенным румянцем и сердито отмахнулась, нахмурив красивые брови под хихиканье Драко, уже забывшего про больную руку.

– Пошел ты, Малфой!..

– Куда? В мое интимное место? – продолжал веселиться слизеринец, почти снисходительно поглядывая на рассерженную донельзя подругу, которая резко поднялась с постели, отчего матрас отпружинил и Драко чуть подпрыгнул.

– Нет, к «Костеросту», безумно вкусным настойкам мадам Помфри и к Паркинсон! – Флоренс злобно осмотрела Малфоя, который сразу же прекратил хихикать и вновь состроил жалобную мордочку.

– Только не к Паркинсон!

– В таком случае, сейчас же ее позову! – злорадно прищурила глаза Уайлд. – Она, наверное, там залила крокодильими слезами всю вашу гостиную, страдая по тебе!

– Ну, не обижайся! Я просто пошутил! Больше не буду, честно! – Драко сделал попытку слезть с постели, но чуть не навернулся прямо носом об холодный кафельный пол.

– Придурок! – обругала его подруга, мгновенно подлетев и удержав за широкие, но еще щуплые плечи. – Идиот, куда тебя несет?! Еще твой благородный профиль придется восстанавливать!..

Она присела на край постели, хмуро сдвинув брови и расправляя край накрахмаленного пододеяльника, от которого слабо пахло сосновой хвоей, лекарствами и яблоками. Драко, блаженно сощурив глаза от прыгающих солнечных зайчиков, самодовольно усмехнулся.

– Что, все-таки считаешь мой прекрасный и безупречный профиль благородным?

Флоренс раздраженно закатила глаза.

– Заткнись, дебил.

Но плотно сомкнутые губы все же дрогнули в слабой улыбке. ***

– НИКОГДА!

Шлепок об землю и пронзительный писк.

– БОЛЬШЕ!

Белая короткая шерстка была покрыта ошметками сочной зеленой травы, кусочками коры и грязным песком.

– ТАК!

Короткие лапки с розоватыми подушечками беспомощно болтались в воздухе, а длинный пушистый хвост беспорядочно мотался, как маятник старинных часов.

– НЕ!

Еще шлепок. Болезненное верещание хорька лишь веселило, топорщащиеся усы ломались о мелкие камушки на земле.

– ДЕЛАЙ!

Маленькие красные глазки-бусинки слезились, дыхание у несчастного животного сбилось, а хохот студентов со всех сторон оглушал.

– ВЫ ОФИГЕЛИ?!

Грюм резко опустил палочку, оборачиваясь через плечо на пронзительный женский вскрик, и смех учеников мгновенно стих. Этих секунд белоснежному, вывалянному в грязи и пыли хорьку хватило, чтобы со всех своих лап кинуться в тонкие ласковые руки. Все удивленно воззрились на Флоренс Уайлд, которая успокаивающе поглаживала жутко дрожащего питомца, отчаянно жмущегося к ее теплому телу. Бледное узкое лицо девушки исказила гримаса ярости и крайнего возмущения, в светло-карих расширенных глазах сверкали устрашающие молнии, а между темными красивыми бровями пролегла суровая складка. Возникшую тишину прервало хриплое и грозное карканье Грюма, явно ошарашенного таким раскладом.

– Э-э-э, а ты вообще кто? Девчонка, будь добра, верни этого, – профессор брезгливо скривил покореженный рот и ткнул на хорька кривым шишковатым пальцем, – И не мешай воспитательному процессу! Этот трусливый кусок дерьма попытался напасть со спины!

Хорек, высунув острую перепуганную мордочку, разъяренно воззрился на Грюма и что-то протестующе заверещал. Флоренс, уткнув его носом в отворот черного жакета, бросила на преподавателя испепеляющий взгляд, чуть вздернув красивый подбородок.

– Во-первых, то, что вы назвали «куском дерьма» – учащийся этой школы, Устав которой запрещает использовать трансфигурацию в качестве наказания, – ледяной голос студентки заставил поежиться практически всех присутствующих, а Поттера и Грейнджер виновато потупить глаза. – Во-вторых, вы могли нанести ему серьезные увечья и оставить его инвалидом на всю жизнь. В-третьих, у вас могут быть серьезные проблемы из-за этого.

– Ты мне угрожаешь, малявка?! – взревел Грюм, колотя по земле своим корявым посохом.

– Ну что вы, сэр, – губы Флоренс сложились в подчеркнуто-учтивую улыбку, ноздри тонкого носа гневно трепетали. – Всего лишь напоминаю, что за экзекуцию ученика у вас может появиться ворох неприятностей, которых я вам, разумеется, не желаю. Доброго дня.

Грюм шокировано разинул некрасивый рот, изумленно глядя вслед гордо удаляющейся студентке, которая что-то нашептывала зашуганному хорьку. Флоренс, аккуратно придерживая Малфоя за пушистую спину, остановилась у безлюдной арки, над которой нависли мощные ветви старинной чинары, шелестящей своей бархатистой листвой и дарящей уютную прохладную тень. Девушка, присев на нагретый солнцем известняк, подняла хорька за подмышки и строго посмотрела в его перепуганные, бесстыжие красные глазки. Тот пытался уткнуться розовым мокрым носом девушке в теплую руку или ароматную шею, лишь бы не сгорать со стыда и не мотать так повинно длинным роскошным хвостом.

– Вот скажи, почему я должна вытаскивать тебя из всех передряг, а? – в ее голосе явственно слышались ноты укора и какой-то суровой теплоты, если такое вообще можно себе представить. – Слушай, Малфой, а может, тебя не расколдовывать? – девушка насмешливо вздернула густую бровь, чуть пощекотав хорька под лапками. Тот фыркнул и испуганно замотал острой мордочкой. Флоренс тихонько рассмеялась. – Ты мне таким больше нравишься. Мягкий, теплый, белый, пушистый, немой – что еще для счастья надо? Ой, фу, ну и пахнет же от тебя!

Драко изумленно воззрился на Уайлд, приоткрыв рот и обнажив ряд мелких острых зубок. Оскорбленно вздернул нос, отвернувшись в сторону и встопорщив пышные поломанные усы. Даже хотел укусить или царапнуть, но не стал. Вдруг еще расколдовывать не станет?! Уайлд мстительная до жути. И злопамятная.

– Ладно, пошли, – она поднялась, укладывая в уютную колыбель из рук разомлевшего хорька. – Найдем кого-нибудь из профессоров.

И они медленно пошли по прохладному полутемному коридору, в котором витал свежий ветерок, который легко трепал мягкие душистые волосы Флоренс, лезущие в рот Драко. Флоренс, заметив издали скрюченную фигуру Снейпа в черной мантии и с засаленными патлами и высокий прямой силуэт МакГонагалл в остроконечной темной шляпе и с палочкой в сухих руках. Они о чем-то тихо беседовали.

– Профессор МакГонагалл!

Минерва обернулась, строго глядя на студентку из-за стекол тонких очков и сжав тонкие губы в почти незаметную линию. Ее лицо, покрытое сеточкой морщин, выражало вежливый интерес и легкое раздражение, когда она заметила белый комок шерсти на руках у ученицы. Снейп хмыкнул.

– Слушаю вас, мисс Уайлд.

– Прошу прощения, что прерываю, мэм, но дело важное, – девушка бросила на декана Гриффиндора извиняющийся взгляд.

– Действительно, Уайлд, что может быть важнее вашего питомца? Неужели у него расстройство кишечника и вы пришли с этой знаменательной проблемой к профессору МакГонагалл? – мрачно съехидничал Снейп, складывая желтоватые корявые руки на груди.

Флоренс, которая была, в принципе, лучшей на курсе по зельям, довольно редко получала от профессора бесплатные уроки сарказма. Сейчас на языке вертелось что-нибудь жутко колкое, такое, за что можно было схлопотать двухнедельную отработку. Поэтому девушка лишь на мгновение поджала губы и с язвительной вежливостью посмотрела на Снейпа.

– Боюсь, что проблемы этого животного касаются и вас, сэр.

Снейп насмешливо вскинул черные брови. МакГонагалл недоуменно и обеспокоенно глядела на студентку.

– Мисс Уайлд, объяснитесь конкретнее, пожалуйста!

Флоренс тихо вздохнула.

– Это мистер Малфой.

МакГонагалл поперхнулась воздухом.

– П-простите?

У Снейпа, по-видимому, исчезло все желание ехидничать.

– Яснее, Уайлд.

– Видите ли, но у мистера Малфоя случилась какая-то перепалка с мистером Поттером, как мне сказали, и мистер Малфой, пребывая не в самом благожелательном расположении духа, хотел направить в спину мистеру Поттеру какое-то проклятие. Но мистер Малфой промазал и вмешался профессор Грюм, который, как я считаю, повел себя крайне непедагогично, жестоко и, уж простите, по-свински.

– И Грюм превратил его в хорька? – повысив голос почти до ультразвука, заверещала МакГонагалл, возмущенно всплеснув руками. Снейп хранил гробовое молчание.

– Не только, мэм. Он… начал подбрасывать мистера Малфоя в воздух футов эдак на десять и затем с силой кидать его на землю. На мой взгляд, это чистой воды экзекуция.

Снейп злобно заскрежетал зубами, а МакГонагалл яростно сверкала болотно-зелеными глазами.

– Ну что же… С профессором Грюмом мы поговорим позднее, а сейчас необходимо вернуть мистеру Малфою его настоящий облик. Флоренс, опустите-ка его на пол…

Полыхнуло ослепительно-желтым, и спустя несколько секунд на мощенном каменными плитами полу восседал Драко Малфой собственной персоной. Выглядел он, в целом, обычно, только роскошные белые волосы находились в жутком беспорядке. Резко вскочив на ноги, он попал под строгие и вместе с тем сочувствующие взгляды преподавателей – даже МакГонагалл смотрела на Драко с толикой понимания, хоть и не питала теплых чувств к Малфою, хотя тот, бесспорно, был талантливым учеником.

– Мистер Малфой, вы целы? – холодно поинтересовался Снейп, хотя в его пустых черных глазах угадывалось желание преподать хороший урок Грюму.

– Да, сэр, – прохрипел Малфой без своей обычной надменности. – Спасибо, профессор.

МакГонагалл сухо кивнула на благодарность, с теплотой посмотрела на Флоренс и, взмахнув полами темно-зеленой мантии, направилась по коридору вместе со Снейпом в сторону учительского крыла. Драко обернулся, наткнувшись на серьезный и испытующий взгляд Уайлд, тут же боязливо съежившись.

– Вот нахрена ты к нему полез?

Малфой тяжело вздохнул, подходя ближе к подруге. Он возвышался над ней почти на полторы головы, ощущая себя долговязым и абсолютно нескладным.

– Не знаю.

– Конечно, не знаешь, – заботливым тоном прорекла Флоренс. – Потому что придурок.

Драко насупился. Девушка, смягчившись, положила хрупкую ладонь на широкое плечо и слегка улыбнулась.

– Ничего не болит?

– Не-а, – помотал головой юноша. – Просто страшно было…

– Конечно, страшно! – согласно кивнула Флоренс. – Ты вон какой маленький был, у меня на руках помещался.

Они немного помолчали, наслаждаясь приятным ветерком, ласково играющим с волосами и одеждой.

– Ты теплая, – задумчиво проговорил Драко. – И…

Тут он осекся. В серых красивых глазах замерцали проказливые искорки, а тонкие розоватые губы дрогнули в насмешливой улыбке. Девушка подозрительно сощурила ореховые глаза, чувствуя что-то неладное.

– Что? Договаривай, Малфой!

– Ничего! – Драко затрясся от беззвучного смеха, скосив глаза на то место, где натянулась блузка на женском теле. Флоренс, словив его взгляд, возмущенно ахнула и мгновенно порозовела, покрепче запахнув полы черного изящного жакета.

– Ты…

– Я знаю, – весело ответил Малфой, приобнимая ее за плечи, – Дебил, идиот, придурок, старый развратник, потому что старше тебя на две недели, а еще белый, теплый, мягкий и пушистый! Поэтому-то ты меня и не бросишь…

*** Яркое апрельское солнце мягко окутывало своими шелковыми медовыми лучами пыльную библиотеку с бесконечными стеллажами с тысячами рядов книг, и на свету было видно, как в теплом подвижном воздухе кружатся пылинки. Из распахнутых окон влетал струящийся ласковый ветер, пахнущий свежестью талой воды и звонких капелей, имеющий обольстительную ноту ранних, хрупких, напоминающих изысканную акварель цветов, пропитанный бархатной нежностью прозрачно-лазоревого неба, дрожащий переливами весенних концертов скворцов. С улицы доносились взрывы радостного хохота и плеск воды в Черном озере – наверное, первокурсники баловались, кидая камушки в оттаявшую гладь. Солнце тоже довольно щурилось и подмигивало оживленному Хогвартсу, расплескивая брызги света и на тех, кто усердно готовился к экзаменам в библиотеке. Флоренс уже тошнило от одного вида этих идеально ровных рядов литературы, которым не было ни конца, ни края. Погода так и манила выбежать на улицу, подставить теплым лучам бледное лицо и вдохнуть полной грудью запах весны, которая шифоновой дымкой окутала всю Шотландию. Но нет. СОВ не давал ни минуты покоя, и Флоренс стала ловить себя на мысли, что становится копией заучки Грейнджер. А это было серьезным поводом задуматься и пересмотреть свои приоритеты. Особенно в такие чудесные деньки – выходные, когда все нормальные люди отдыхали с друзьями, наслаждались апрельским теплом, влюблялись и делали остальные вещи, присущие подросткам разумным и здравомыслящим. И Флоренс совершенно не понимала, как некоторые окружающие до сих пор ее терпят. Она стояла перед стеллажом, пробегаясь усталыми глазами по запыленным корешкам и искала хоть что-то стоящее для подготовки к Чарам. Эта секция была одной из самых отдаленных и светлых, где не было слышно зловещей и вездесущей мадам Пинс (впрочем, даже она попала под влияние великолепной погоды и не обращала внимания на редких посетителей ее священного заведения). Розоватые, голубые, зеленые и золотистые блики от красивых витражей зарывались в красиво переливающиеся волосы девушки, присобранные на затылке парой шпилек и при дневном свете имеющие сложный оттенок – что-то среднее между молочным шоколадом и кофе. Пушистые черные ресницы слегка подрагивали, прикрывая мягкий взгляд карамельно-карих глаз с золотистыми лучиками, а темно-каштановые густые брови красиво оттеняли мраморную бледность тонкой кожи. Школьная белая блузка была небрежно заправлена в форменную темную юбку, закатанные рукава обнажали красивые тонкие руки с хрупкими запястьями и изящными пальцами, а распахнутый воротничок открывал длинную нежную шею. Серебристо-синий галстук был ослаблен с небрежной легкостью, и придавал необычайной гармоничности этой серьезной девушке со строгим худым лицом, полным какой-то чарующей прелести и ускользающей красоты. Тонкую талию обхватили прохладные ладони с худыми точеными пальцами, к узкой спине прикоснулось стройное спортивное тело с холодным ароматом, а впалой шелковистой щеки коснулись шершавые тонкие губы.

– Ты прелесть, Уайлд! – озорно прозвучал прямо над ухом голос Малфоя, и девушка с перепугу дернулась в разные стороны, попытавшись выбраться из цепкой хватки.

– А ты осел, Малфой! – сердито пробурчала Флоренс, покрывшись ярким румянцем от нахального заявления.

Малфой рассмеялся своим завораживающим смехом, рассыпчатым и бархатистым. Он, лукаво прищурившись, всматривался в недовольное лицо девушки и самодовольно улыбался, не расцепляя рук. Тугой узел серебристо-изумрудного галстука был практически развязан, рубашка немного смялась, а распахнутый воротничок демонстрировал безукоризненно белоснежную кожу впалых ключиц. Пряди платиновых волос отливали жемчужным сиянием и с легкой небрежностью, безупречно вписывающейся в облик Малфоя, спадали на высокий ровный лоб. В миндалевидных серебристо-прозрачных глазах, искрящихся сверкающими льдинками, мерцала добродушная насмешка. Даже при не совсем оформившихся, еще юношеских лице и теле было бы полнейшей глупостью отрицать, что Драко Малфой был красив.

– Неужели ты смущаешься, Уайлд? – поддразнил слизеринец Флоренс, и та возмущенно раздула крылья длинного носа. – А еще ты трусиха.

Малфой ухмыльнулся и тихо рассмеялся, когда девушка с хлопком ударила его по руке.

– Чего тебе? – зашипела она. – Я занимаюсь, а ты мне мешаешь!

– Я тебя умоляю, Уайлд! – Малфой беззаботно закатил глаза, отойдя чуть назад, и оперся поясницей о небольшой столик, заваленный пергаментами, перьями и учебниками. Флоренс безуспешно попыталась вырваться из цепкой, но осторожной хватки, и недовольно нахмурилась, глядя на Драко снизу вверх. – Ты же зачахнешь за этими бесконечными уроками! А у меня на тебя еще есть кое-какие планы, – озорно добавил молодой человек, вновь улыбнувшись.

Он держал ее бережно, как хрупкую французскую статуэтку из старинного фарфора – словно она могла разбиться от неловкого движения. И, несмотря на суровое выражение лица, яркие глаза, на солнце отливающие бронзой, излучали смешливость и теплоту. Румяные губы налились клубничным соком, на щеках горел свежий румянец, а волосы источали головокружительный нежный запах – Флоренс Уайлд росла и расцветала с каждым днем все больше и больше, как утренняя майская роза, чистая и светлая, с каплями хрустальной росы на бархатистых лепестках. Тонкое лицо приобрело выразительные очертания, светилось солнечной лаской, когда оставалась наедине с ослом-Малфоем, и отбрасывало тень холодной насмешливости при остальных. И сейчас, даже с маской напускной строгости, она была живой. Была хороша свежим очарованием и яркостью прелестной юности.

– Ну, улыбнись! – Драко заглянул в ее неумолимые глаза заискивающе-плутоватым взором, и на его точеных бледных щеках появились столь редкие, но до жути обаятельные ямочки. Он знал, что перед этим Флоренс точно не устоит. – Ну же!

Девушка боролась с желанием взъерошить идеально уложенные белые волосы, расплыться в ясной, лучезарной улыбке и коротко поцеловать несносного Малфоя в щеку, тут же смущенно отворачиваясь. Вместе с тем хотелось капризно надуть губы, нахмурить брови и с гордым видом вздернуть нос (кажется, Паркинсон так всегда делала). Но Малфой продолжал загадочно улыбаться, и сопротивление оказалось бесполезным.

– Я не пойду гулять! Нет, нет и нет! Не проси даже! – Флоренс скрестила руки на груди, пряча улыбчивый взгляд и утыкаясь носом в прохладную, тонко пахнущую изысканным одеколоном шею Драко.

– Ладно, – он пожал плечами и хмыкнул. – Я посижу с тобой тут.

Она приподняла голову, мягко и нерешительно глядя на Малфоя с чистой, волнующей кровь наивностью в больших чарующих глазах. Ароматный шифоновый ветер, донесшийся из открытого окна, смешался с медовым светом, овевая лица студентов. Луч солнца заскользил по тонким приятным чертам девичьего лица, искрясь во взгляде россыпью золотистых топазов, подсвечивая светлую нежную кожу. Волнистая прядь выбилась из блестящего каштанового облака, закачалась, подхватываемая порывом ветерка, и изящно коснулась высокой, мягко очерченной скулы. Малфой не отрывал пронзительного серебристо-голубоватого взгляда, в котором отражалось солнце, от карамельно-карих глаз, очерченных линией бархатных черных ресниц. Он чуть приблизил лицо, наклонив острый подбородок, и теперь кончики их носов осторожно соприкасались. Горло Драко обволок невесомый сливочно-цветочный аромат теплой кожи и прекрасных волос, он слышал тихое, сбитое дыхание, чувствовал, как пульсирует артерия на тонкой шее. Скользнул взглядом к плавной линии нежных, шелково-розовых губ, к подрагивающему излому темных бровей. Прохладные, чуть шершавые губы накрыли ее, теплые и податливые. В груди обоих разлилось привычное сладко щемящее чувство, а в кончиках онемевших пальцев стало приятно покалывать. Поцелуй получился бережным, наполненным бескрайней трепетной нежностью и, вместе с тем, чем-то большим, таким, что взрывалось в сердце обжигающими искрами. Драко обхватил длинными жилистыми руками худощавое тело, невесомо касаясь ледяными бархатными пальцами пылающей кожи на шее, прикрыл глаза и отпустил весь вихрь беспрерывно кружащихся мыслей. Флоренс отвечала ласково, отдавая все свое лучезарное тепло, обвила хрупкими руками широкие плечи, приподнявшись на цыпочки. Рассеянные солнечные лучи ласково очерчивали сплетение фигур, оттеняя каждую черточку необычайно красивых лиц. Она оторвалась от него и замерла, взирая счастливыми прищуренными глазами на безмятежного Малфоя.

– Опять мятные леденцы?

Он фыркнул, обняв ее, тихо смеющуюся переливчатым живым смехом, и довольно улыбнулся. Противно заскрежетал дверной замок, и по плесневелым стенам поползли вереницы черных мохнатых пауков. Над дверью вспыхнул тусклый грязный факел, рассеивающий сырой холод подземелья. Бледный отсвет отразился в тонкой дорожке одинокой слезы на впалой щеке. Грохот распахиваемой деревяшки, и на пороге возникла коренастая фигура Пожирателя без мантии. Неровный свет коридорных факелов очертил короткие руки, сальные жидкие патлы, свисающие на одутловатое жирное лицо, и кривые ноги. На искореженных губах появился оскал звериной похоти, в маленьких, масляных, заплывших жиром глазках зажегся жуткий огонь, от которого сердце девушки затрепетало, как раненая птица в силках. Дверь захлопнулась, и сокрушительно рухнули последние надежды. Селвин стал мучительно медленно, вытягивая свою короткую жирную шею, подходить к девушке.

– Вот мы и встретились с тобой, моя прелестная лесная лань, – Пожиратель обнажил кривые вонючие зубы, покрытые гнилостным желтоватым налетом, и издал безумный смешок, отразившийся от стен липким дрожащим эхом. – Помнишь меня, детка?

Флоренс апатично смотрела на ухмыляющегося Селвина. Внутри было пусто. Никакого протеста, боли или сожаления. Просто бездонная, засасывающая пустота.

– Боюсь, что нет, – ее хриплый равнодушный голос рассек ватную тишину. – Слишком много впечатлений и опыта, сэр. Уверяю, мне есть, с чем сравнивать, – губы, покрытые кровавыми язвами, сложились в сумасшедшую улыбку.

Селвин вспыхнул.

– Кошечка, я смотрю, у тебя слишком острый язычок, – он опустился на корточки, и его противное лицо, словно намазанное салом, оказалось на расстоянии не более пары дюймов от ее. – Неужто жизнь тебя ничему не учит?

– Наоборот, – ее глаза затуманились. – Мне теперь бояться совсем нечего. Я потеряла все, что у меня было. Осталась только жизнь. Так забери ее! Забери! – Флоренс разразилась диким безумных хохотом, который отразился от покрытого слизью потолка раскатистым эхом. – Что тебе стоит?!

Селвин молчал несколько мгновений.

– Слушай, девочка. Я не Нотт, – он протянул короткие, покрытые вонючим потом пальцы к грязным волосам девушки, – Не аристократ. У меня все по-простому – трахать, так трахать. И убивать тебя я не собираюсь. Это право остается за Ноттом, потому что он отымел тебя первым.

В горле Флоренс встал омерзительный рыхлый ком, который отдавал колкой болью в пульсирующие виски.

– И убить тебя смогут либо он, либо кто-то из Малфоев, – продолжал Селвин, поглаживая гибкую шею, – Потому что ты в их доме. Либо Темный Лорд. Остальные могут делать с тобой что угодно, но только с разрешения Нотта.

В глазах защипало, и из уголков брызнули обжигающие слезы.

– Девочка, меня этим не разжалобишь, – Селвин обдал ее лицо отвратительным дыханием. – Ты просто мразь, и знаешь это. Знаешь, что тебя трахали Нотт, Мальсибер, Роули и Трэверс. Впечатляющий список, должен признать, – тихо произнес Пожиратель, задумчиво разглядывая девушку. – Щенки бы тебя, может, и пожалели. Особенно сынки Малфоя и Нотта – они просто тряпки, безвольные имбецилы. Но их здесь нет, да и вряд ли их подпустят к тебе. Ты наша игрушка.

Бледное, разбитое вдрызг лицо Уайлд, обляпанное землей, кровью и черной слизью, выглядело жутко в душном сумраке подземелья. Пустые ввалившиеся глаза выглядели поистине устрашающе.

– Ты была красивой, кошечка, – медленно говорил Селвин. – И теперь твое тело – сексуальная игрушка для слуг Темного Лорда. Это честь, девчонка. Вдолби себе это в твою головку.

Не было болезненных воплей и ударов. Только грязные стоны Пожирателя и его хриплые комментарии.

– Уж прости, что без стихов Шекспира, – расхохотался Селвин, сквозь жирную пелену похоти глядя на отстраненное лицо Флоренс, которая бессмысленно смотрела в одну точку на стене, пока ее тело сотрясалось от омерзительных толчков. – Без розочек и соплей, как любят такие шлюхи, как ты.

*** В гостиной Слизерина царили привычная прохлада и мягкий зеленоватый сумрак, окутывающий изысканный интерьер. Напольные часы из черной сосны пробили час ночи, и свечи в настенных канделябрах нервно замигали, отбрасывая мерцающие блики на студентов, устроившихся на кожаных диванах. Во влажном воздухе пахло французским коньяком, дымом дорогущих итальянских сигарет, которые присылала Забини его мать, и смесью дорогого мужского парфюма. Драко сидел, непринужденно забросив локоть на спинку холодного кресла, немигающим отстраненным взглядом смотрел на ровные языки пламени в жутковатой пасти камина и медленно пил тот коньяк с безупречным сбалансированным привкусом прохладного дерева и ванили, который прислал Нотту его папаша. Блейз задумчиво выпускал изо рта пышные кольца дыма, закинув ногу на ногу и явно что-то обдумывая. Смуглая кожа на красивом лице потускнела, живые, полные лукавых искорок глаза выцвели и покрылись льдистой пеленой. От прежнего Забини осталась лишь тень, призрак. Нотт выглядел не лучше. Он был, пожалуй, самым красивым в их компании – благородное лицо с точеными чертами и бронзовой кожей, покрытой легким живым румянцем; волнистые каштановые волосы, мягко отливающие золотом на свету, аккуратно ниспадали на покатый лоб и широкие скулы; густые темные брови с хищным изломом очерчивали красивые, но всегда несколько затуманенные таинственностью шоколадные глаза, а правильная линия тонкого рта изредка подрагивала в улыбке или ухмылке. Нотт был самым тихим из них троих. Он не был веселым, искрометным и полным жизнелюбия, как Забини. Он не был холодным, отстраненным и язвительным, как Малфой. Он был отчасти мягким, преданным и тем, которому запросто можно доверить свою жизнь. И, несмотря на эти качества, закопанные глубоко внутри, Теодор все же был слизеринцем – не без пренебрежительной ухмылки, не обходилось без высокомерных взглядов и ядовитых уколов в сторону грязнокровок и гриффиндорцев. И не был сыном своего отца, что вызывало у Малфоя глубокое и искреннее восхищение. Тео любил пошутить в компании друзей, поязвить насчет новой пассии Уорингтона и тонко порассуждать на тему того, как Монтегю аппетитно пускал слюни на Грейнджер. Нотт ценил высокое искусство, обожал живопись эпохи Ренессанса, мог бесконечно слушать Моцарта и был без ума от итальянской кухни – в детстве на пару с Забини он мог съесть огромную пиццу, пасту со сливочным соусом и апельсины из усадьбы матушки Блейза. При этом Тео был не прочь охмурить какую-нибудь безмозглую длинноногую курицу и потом, выслушивая едкие комментарии Малфоя под оглушительный хохот Забини, с насмешливой улыбкой рассказывал о своих похождениях. Все же он был слизеринцем. Сейчас Теодор сидел на диване и, нахмурив брови, медленно пил коньяк. Рядом не умолкала щебечущая Астория, которая увлеченно рассказывала о какой-то брехне, совсем не замечая искрящегося напряжения в тяжелом воздухе. И все трое испытывали жгучее желание придушить ее прямо тут.

– Гринграсс, какого черта к тебе среди ночи долбится сова?! – из женских спален выскочила, запахивая шелковый халат, однокурсница Астории, Флора Кэрроу. – Иди, угомони эту чокнутую птицу, иначе я сверну ей шею!

– Это семейная? – лениво протянула девушка, разглядывая свой безупречный маникюр.

– Нет, – Флора покачала кудрявой головой и раздраженно покосилась на сокурсников. – Какая-то тощая, с красными глазами.